Can U hold me in your arms?

День не задался с самого утра: небо было угрюмо-серым, и вот-вот должен был начаться дождь. Свинцовые тучи, налитые водой, грозно нависали с небосклона и кое-где уже виднелись вспышки молнии. Алёна прислонилась лбом к оконному стеклу, на глади которого тут же появилось запотевшее пятно от легкого дыхания. Девушка провела пальцем по растворяющемуся пятну и тяжело вздохнула. На часах красовалась гордая семерка — скоро дочь проснется. Джейк уже поднимался с разоренной постели и сладко потягивался. Прошлепал босыми ногами в ванную, и в следующую минуту уже послышался шум воды. После переезда в Америку, она потеряла счет выходным и будням — время тянется мучительно медленно и временами даже хочется повеситься от скуки. За два года Алёна Самойлова покидала квартиру только по особым случаям: плановый визит к семейному доктору, поход в детские или продуктовые магазины, редкие дни рождения родных Джейка. Для былой компанейской и веселой девушки затворничество стало большим испытанием. Ребенок и домашние хлопоты сильно выматывали, к концу дня сил едва хватало, чтобы добрести до кровати. Поток ее мыслей прервал плач малышки в соседней комнате, возвещавший о том, что начало суровым материнским будням положено. А дальше все по накатанному сценарию их семейного утра: «Алёна, где зарядка от моего айфона, я опаздываю!», «мама, я не хочу кашу!», «пока, милая, буду поздно!» — словом, каждый день как каждый день. Безусловно, она ни разу не пожалела о том, что стала матерью — дочка стала неотъемлемой частью ее самой, ради которой хотелось творить и улыбаться. А еще хотелось «жить» — ходить на работу, встречаться с подругами по пятницам, баловать себя субботними вылазками в кино или рестораны. Но вместо некогда привычного для нее уклада приходилось заниматься домашними хлопотами и воспитанием маленького ребенка. Мистер Джилленхол делить с ней тяготы «бытовухи» не желал, списывая все на усталость и загруженность своего плотного графика. Объясняя все тем, что его женщина — хранительница семейного очага, а он — охотник и добытчик. Когда добытчик в очередную пятницу возвращался домой под утро, скандалов уже не возникало. Он много работает, а значит, по факту обязан отдыхать. А Алёна… ну, что ж, зато у нее есть потрясающая возможность выспаться. Пожалуй, именно эта пятница стала исключением, наложившим отпечаток на грань будущего… Элис долго не могла уснуть — капризничала весь вечер и терла воспаленные глазки. Мать расхаживала с ребенком, меряя шагами просторные комнаты и напевая дочери колыбельные на родном языке. Спустя полтора часа заунывного песнопения Элис, наконец, капитулировала и уснула. Алёна с облегчением рухнула на кровать и закрыла глаза. Постель оказалась божественно мягкой, и ее уставшее тело тут же расслабилось; нега окутала молодую мать с ног до головы, и глаза начали блаженно закрываться. Между делом часовая стрелка на прикроватной тумбочке уже давным-давно перевалила за полночь. В квартире на Гринвич стрит, послышался поворот ключа в замочной скважине, затем глухой хлопок железной двери и, наконец, тихие, но уверенные шаги. Девушка приподнялась в постели, ожидая скорого появления блудного возлюбленного.  — Привет, мамаш, — раздался в тишине комнаты бархатный голос мужчины. На приветствие шатенка не ответила, лишь со злостью швырнула ему подушку. На лице Джилленхола, которое она испепеляла взглядом в тусклом свете ночника, отпечатались недоумение и удивление. — Хорошо провел время? — От нее повеяло ледяным холодом. Шатен лишь усмехается, окидывает девушку оценивающим взглядом и останавливает взор на черном пеньюаре, на разрезе, в котором виднеются полушария ее груди и по телу пробежала так хорошо знакомая дрожь вожделения. — Почему ты не отвечал на звонки? — Волна негодования с новой силой захлестнула ее. — Значит, так было надо. — Спокойно ответил он и опустил руки в карманы брюк, — не задавай вопросов — не услышишь вранья. В воздухе вновь повисло напряжение, которое с завидной периодичностью посещало эту пару. — Видеть тебя не хочу, — Ее глаза блеснули гневом, а губы сузились в тонкую линию. Ну что он за человек? — Знаю. Сегодня сплю на диване? — Со смешком вздохнул Джейк, наблюдая подавленную реакцию девушки. Мужчина постоял несколько секунд у дверей, а затем забрался в кровать к Алёне. Прямо в одежде. — Джейк, — тут же отреагировала она, — уйди. — Детка, у меня есть идея получше, — лукаво проговорил он. Мужчина взял ее за локоть и дернул к себе, точно тряпичную куклу, и она тут же очутилась в его объятиях. И весь мир перестал существовать — злость, гнев и боль улетучились в одно мгновение. Алёна буквально утонула в голубовато-серых заводях, как будто с головой окунулась в пучину океана. Дыхание прерывистое, грудь бурно вздымается, и она тут же вцепилась в его плечи, в надежде отстранить шатена от себя. Джейк шумно выдохнул, когда увидел её пухлые губы критически близко. Рука мужчины тут же скользнула под пеньюар, на талию, затем переместилась ниже и сжала девичье бедро — ладони заныли от легкой дрожи. Как же он истосковался по ней, по ее телу, по невероятному запаху ее шелковых волос. — Отпусти, — прошипела она — я не хочу! И почему она стала такой скучной? Джилленхол плотно сжал челюсти и отвел взгляд в сторону, в надежде обрести утраченное равновесие. Однако бурное воображение услужливо рисовало ранее изученные подробности ее тела. Мысли хаотично сменяли одна другую, только что он ментально поимел ее в самых изощренных позах. Поток похотливых идей прервала Алёна — оттолкнула его так резко, что он даже пошатнулся. — Пошел вон! — А у нее все внутри взбунтовалось, гордость неминуемо требовала выплюнуть в ответ что-то острое, чтоб он съел и подавился. С какой такой стати Джейк ведет себя так, словно она его прислуга. Шлялся полночи не пойми где и не пойми с кем, а теперь вспомнил, что у него девушка вроде как есть. Джилленхол перечить не стал — взял в руки подушку, достал из шкафа флисовый плед и ушел, прикрыв за собой дверь. Утро следующего дня было отнюдь не лучше предыдущего. Скверно-дождливое и промозглое. На город опускался антициклон, и буйный порыв ветра сплетался в диком танце с шифоновой занавеской в их спальне. Самойлова нехотя встает с кровати, босыми ногами ступает по шершавым доскам паркета и сладко потягивается. Направляется в уборную, присаживается на край ванной и морщится от боли: ноет колено — старая травма ее личный гидрометцентр. Включает горячую воду и, попутно коротая время, решает проверить почту. Спам сразу в корзину, письма от Мэгги помечает как «важное», письмо от Светки решает прочесть сразу, ибо писала она на мыло лишь в исключительных случаях. Мучительно-долгая загрузка и в поле письма отображается несколько фото. Загружает снимки и чувствует, как в считанные секунды земля уходит из-под ног. Он снова с Ней. На фоне мелькают городские пейзажи, пляжи… ух ты, даже интригующая фотосессия для глянца! Алёна понимает, что снимки совсем свежие, поскольку Джейк лишь недавно сменил прическу и сбрил бороду. Блядская певичка стала несменной спутницей любимого мужчины, нависла мрачной тенью над потенциальным светлым будущем ее семьи. Настроение безапелляционно стремится к нулю. Самойлова отбрасывает в сторону треклятый гаджет и погружается в горячую воду. Через полтора часа шатенка спускается в столовую, к завтраку, держа на руках их малышку. Ничего не говоря Джейку, к тому моменту уже заканчивающему трапезу, проходит мимо, сажает Элис в детский стульчик и принимается варить ей кашу. Руки заметно дрожат — перед глазами неустанно реет образ успешной соперницы, в объятиях ее благоверного. Понимание того, что счастливой семейной жизни уже не будет, пришло именно в то утро, после очередного, так называемого, публичного унижения. Стыдно осознавать, что добрая половина их общих знакомых совсем скоро узнает (или уже знает) об изменах Джейка… Ход неисправных мыслей Алёны прервал звонок входной двери: Ракель — тьютор их малышки — точна как часы. Запахивая полы легкого халатика, Самойлова спешит к двери, чтобы встретить свою главную помощницу. Теперь заботы о дочери на время лягут на плечи статной аргентинки; Ракель всего тридцать, но к своим годам она знает о воспитании детей все — и даже больше. Она встречает хозяйку дома дежурной улыбкой, жмет руку и проходит внутрь. Когда Ракель и Элис покидают пределы столовой, у Алёны что-то щелкает внутри. Настолько она устала от этой лжи и горечи досады, устала быть пустым местом, ничего не значащим для собственного мужчины. Принцип снежного кома: накатывает, накатывает, а потом срывает напрочь, снося все вокруг. Не успела закрыться дверь за ребёнком, как Алёна, позабыв о нормах и правилах приличия, о том, что напротив сидит отец ее ребенка, любимый человек, жестокости которого нет предела, уже понимает, что ей дорого обойдется всплеск жалкой гордости и собственного достоинства. Хотя уже мгновением позже она осознает, что это был срыв. Срыв малолетней дурочки, наивно полагавшей, что родив ребенка мужчине, она исполняет священный долг, за который он на всю жизнь ответит ей верностью. — Ненавижу тебя, кобель чертов! — закричала она, смахивая со стола тарелки, а вместе с ними и остатки его завтрака. Слезы обиды и презрения потекли по щекам. Руками закрывает рот, в надежде заглушить всхлипы и рыдания. — Осмелела что ли? — Выдал Джейк ровным голосом, будто подобные выходки давно стали нормой. Ее истерика накатывала, как снежная лавина. Она всхлипывала и не могла успокоиться. Ей было наплевать на то, что он видит ее слезы, что она выглядит жалкой и беспомощной, показывая ему свои чувства, захлебываясь от обиды и отчаяния. Смотрит на него, а про себя просит: «Обними же меня, идиот, скажи, что все, как и прежде, скажи, что это недоразумение, происки журналюг или недоброжелателей. Не убивай меня молчанием, я жить хочу, спасти нашу семью хочу и не могу, в силу своей неопытности, наивной глупости и всепоглощающей обиды. Скажи хотя бы, как мне поступить? Ты же всегда был самым рассудительным из нас, Джилленхол…». У Джейка скулы от досады сводит. Догадывается откуда такие перемены в ее настроении. Он молчит и нервно дышит, будто готовится произнести окончательный приговор их совместной жизни. Алёна останавливает его жестом, призывает к молчанию. Сама же решает, что больше не остается сил терпеть эту экзекуцию, что прямо сейчас она соберет Элис, свои вещи и уйдет. Сама. Ему не придется просить ее об этом. Она разворачивается и направляется к лестнице на второй этаж, убеждая себя в правильности данного решения. — Ну, и куда это ты собралась? — Насмешливым тоном поинтересовался он, следом за девушкой поднимаясь по ступеням. Ему и впрямь интересно, что она задумала на этот раз. — Да пошёл ты! — огрызается про себя, не имея желания даже отвечать ему, ибо самой от себя противно. Врывается в их спальню, на всех парах летит к гардеробной, на ходу выбрасывая чемодан на кровать, начинает лихорадочно скидывать туда свою одежду. Глаза застилают непрошенные слезы, а сердце отбивает безумный ритм. Все на автомате, в агонии, в состоянии аффекта. Сквозь учащенное биение собственного сердца улавливает источник постороннего шума: — Ух ты, это что-то новенькое, ты меня удивляешь, Алёна. — Хватит мучить меня, уберись с глаз, исчезни… — Опуская голову, она изо всех сил умоляет себя не плакать. Джилленхол морщится, его лицо приобретает раздраженно-хмурый вид. Высвободив сумку из тесного плена ее трясущихся рук, он оборачивается и выходит из комнаты. Привалившись плечом к дверному косяку, он хмурит брови и обхватывает переносицу двумя пальцами. А Алену ноги не держат, она опускается на пол, утыкается лицом в колени и замирает. Голова раскалывается от слез и хронического недосыпа. Её лихорадит. Нервничая, она сжимает в кулаке подол халата, попутно вытирая непрошенные слезы. Шатен смачно выругался, тяжело вздохнув, он вновь возвращается в комнату — приседает на корточки напротив нее. Алена жмурится, затаив дыхание. Теперь она чувствует его теплые уверенные ладони на своих плечах, осторожно разжимает веки и видит нечто, отчего к глазам подкатывает очередная волна слез. Жалость — словно немой упрек с его стороны. Она резко подается вперед и, уткнувшись ему в грудь, захлебывается новой волной истерики. Натуральный психоз. Она методично превращается в истеричку. — Джейк, я так больше не могу, понимаешь… — произносит она, захлебываясь слезами. — Более чем, — прозвучало ей в ответ. — Это только пиар, малыш, я устал тебе объяснять… Она не дает договорить ему то, что уже отнюдь не раз слышала, что на этот шаг он идет только из-за контракта, что эта легкая интрижка помогает повысить не только рейтинги нового альбома мисс Свифт, но и обратить дополнительное внимание к новой картине, в которой Джейк сыграл очередную главную роль. И о том, что свою семью Джилленхол намерен тщательно скрывать от посторонних, ведь делиться с прессой деталями личной жизни для него не приемлемо. Как человек, выросший в творческой семье, он не по наслышке знает о всех тяготах публичной жизни, поэтому свою семью с завидным упорством охраняет от внимания прессы и не показывает их миру, ведь поделиться ими — все равно что своими руками создать орудие для пыток. Самойлова все это знает, но совладать с разрушающими ее эмоциями не в силах. Она просто растворяется в его объятиях и старается обрести утраченное равновесие. Пустота разрывает изнутри. Усталость и пережитый эмоциональный срыв клонят в сон. «Ты знала, с кем связываешься» — в голове Алёны неустанно реял упрёк, голосом ее матери. В таких условиях ты на всю жизнь параноик. Вопрос лишь в доверии. Слухи о его многочисленных романах будут всплывать с завидной периодичностью. Алёна будет гореть навязчивой идеей доказать Джилленхолу, да и самой себе, что все это отнюдь неправильно и все нужно изменить. Вот только это вряд ли окажется так просто. Джейк не раз раскаивался за свои служебные романы, которые возникали между ним и какой-нибудь очередной из его коллег по цеху на съёмочной площадке очередного фильма. Они оба виноваты в том, что имеют. Оглушительная слава одного из самых завидных женихов Голливуда, главные роли в проектах успешных режиссеров, многочисленные приглашения на съёмки в ток-шоу не только стремительно вскружили голову молодого актёра, но и привнесли в его привычный уклад множество изменений: часовые пресс-конференции, утомительные фотосессии, многочисленные интервью, шумные вечеринки и как следствие много новых знакомств. Толпы преданных поклонниц и безудержных фанаток. Волна всенародного обожания. А у москвички Самойловой разрыв мениска и двухлетняя Элис на руках. Наверное, можно предположить, что она завидовала успеху любимого мужчины? Хм, едва ли… Безусловно, за несколько лет совместного существования они стали друг другу родными людьми; в некотором смысле это история их общего взросления, история их перерастания, но жизнь и интересы с течением времени меняются — остается любовь, но люди порой настолько глупы, что разменивают ее. Верность — большая роскошь. Они сидели на полу просторной комнаты — она на коленях Джейка, а он, прислонившись к спинке их кровати. Самойлова поднимает голову, смотрит в глаза мужчины, сама не зная зачем. Она уже ничего не ищет в этом пустом взгляде, она не хочет его понимать. Понимания больше нет. Она полюбила другого мужчину. И от этого мужчины осталась лишь пустая оболочка. Реквием по мечте. У нее не осталось ничего кроме саморазрушающего сожаления. А у него остался лишь запас отговорок и пустых обещаний о том, что когда-нибудь все изменится. Если бы он любил, она бы это чувствовала, как-то было раньше. Слишком много «бы», о которые они расшибают лбы. Ведь им так удобно жить в условном наклонении.