- Са-мо-от-вер-жен-ность… - с восхищением повторил Страшила по слогам. - У, какое хорошее длинное слово, я таких еще и не слыхивал. А это не та самая вещь, которая бывает в мозгах?
- Нет, в мозгах бывает ум, - объяснила девочка.
(А. Волков)
Озма знает, что ей ни за что не успеть, но она все равно выворачивается из рук стражников и несется вниз по ступенькам замковой крепости.
Сердце гулко колотится у самой глотки, а ноги заплетаются в пышной юбке, и пару ступенек Озма пролетает вниз, в последний момент чудом успев ухватиться за перила.
- Остановите ее! - откуда-то сверху раздается голос Глинды, и стража Озмы в нерешительности замирает, не зная как поступить.
- Пустите меня! - приказывает им Озма, не сбавляя шага, и латники расступаются, пропуская королеву к главным воротам.
- Что вы делаете?! - голос Глинды срывается на крик. - Она там погибнет!
Когда стражники, наконец, понимают, что к чему, Озма почти достигает ворот.
- Ваше Выс... - пытаются остановить ее латники.
Но Озма, как бешеного зверя, спускает с цепи свою магию, позволяя ей отшвыривать прочь вставшие на пути тела.
Огонь и дым.
И крик.
Озма бежит на запах ужаса, как пес, как послушный натренированный сеттер, учуявший запах добычи.
Озма бежит по пустым улочкам Изумрудного Города, спотыкаясь о камни и больно подворачивая лодыжки.
Магия клокочет в ее груди, грызет изнутри плоть, просясь наружу. Кусает Озму за легкие.
И Озма просит ее подождать совсем немного.
Совсем чуть-чуть, прежде чем она даст ей свободу. Прежде, чем обернет свою магию в боль и смерть.
Вечное Чудище застыло над Башней с Часами.
Кружит над ней, не позволяя столпившимся на площади людям уйти.
Сквозь его магический барьер Озма проникает без труда - это все равно, что резко нырнуть в воду.
Закладывает уши, как будто их залила вода, а дыхание на миг перехватывает - обжигает горячей волной бронхи.
Но потом Озма смотрит на столпившихся на площади людей.
На их искривленные ужасом белые лица.
И в каждом из них ей чудится лицо ее матери.
Озма догадывалась, зачем Чудище поджигает окрестные дома, но только никто ее не послушал.
Глинда кричала: «Мы должны оставаться здесь, Озма! В замке ему тебя не достать!».
Уэст цеплялась за руки Озмы, пытаясь удержать, обвивала тугим прочным узлом, шипела на ухо угрозы, но Озма ее не слушала.
Лев стоял в стороне и не мешал Озме бежать.
«Он загнал их в ловушку, - думает Озма».
«Он хочет всех их убить, - мечется в ее голове».
«Я не успею, - звучит почти на самом краю сознания».
И тогда Озма оглушает площадь страшным нечеловеческим криком.
- Посмотри на меня! - орет она. - Спустись и сражайся со мной! - надрываются ее связки.
Лица Чудища Озме не разглядеть - зверь кружит высоко вверху, лишь изредка падая вниз, касаясь ступнями острого шпиля Башни.
Но зато Озма может почувствовать его гнев и его ярость. А еще она чувствует его боль, ощущает, как горит, сложенная лоскутами, его кожа, как жжет глаза свет, и как мелькающие внизу человеческие фигуру рождают в нем одну лишь страсть: убить.
Его волосы цвета техасских полозов, а крылья - древесной гадюки, он не носит одежд, и сочащаяся из его ран кровь и слизь блестят в свете пламенеющих домов.
Люди жмутся к стене Башни, надеясь отыскать под ней защиту.
Но Озма знает, что там они отыщут только смерть.
- Нет! - кричит им Озма. - Прочь! Бегите прочь!
Но они ее не слышат.
Тогда Озма срывает с рук длинные рукава платья, мешающие движению, и отшвыривает в сторону легкую ткань.
Обломанные ногти наливаются тупой ноющей болью, когда Озма пускают сквозь пальцы магию.
Синие нити устремляются к толпе как грифы - кусают людей за ноги, хватают за волосы и волокут прочь от Башни.
В глазах людей еще ярче разгорается ужас - бояться они теперь не только Чудища.
- Ведьма! - визжат женщины.
- Монстр! - вторят им мужские голоса.
И тогда своей магией Озма запечатывает им рты.
«Вы этого, конечно, не забудете, - булавкой колет краешек сознания».
Но Озма не прекращает колдовать и на страх в глазах толпы отвечает холодным твердым взглядом.
Озма знает, что если остановит свою магию прямо сейчас - обречет каждого из этих людей на гибель.
Когда на площадь врывается Уэст, Озма ее прихода не замечает, просто в какой-то миг чужая магия касается плеча, обволакивает, лишая воли.
«Что ты творишь? - кричат глаза Озмы, когда она оборачивается к Уэст лицом».
Рядом с Западной - Лев.
Обнажил меч, и взгляд его мечется по площади.
Озма не может винить его за то, что сюда он прибыл не ради ее спасения.
- Мы должны уходить, Тип. Сейчас. - Шепчут губы Уэст, и ее слабая, отравленная дурманом, магия дергает Озму за руку.
Озма сбрасывает путы Западной одним взмахом головы.
Она не может уйти сейчас.
Она не оставит здесь всех этих людей.
«Я обещала им, Уэст. Я дала
клятву».
А Чудище тем временем вдоволь насладилось зрелищем, и дыхание Озмы перехватывает, когда она сталкивается с его магией.
Вырываются из его неровных пальцев черные тугие нити. И они совсем не похожи на всю ту магию, что Озма видела прежде.
Магические нити Чудища наполняют воздух электрическими искрами и запахом железа.
Тонкие и острые, они извиваются как ядовитые гадюки, искажают пространство, делая его плотным и тягучим.
«Темная магия, - однажды рассказывала Озме Глинда, - сильнее магии ведьм. Но она неполноценна. В ней нет созидательной силы. Эта магия умеет разрушать, но не умеет строить. И тот, кто ею обладает, вскоре теряет человеческий облик, потому что темная магия уничтожает даже его самого».
Магия Озмы раскаляется — меняют цвет от базальтого-серого до жемчужно-белого упругие волшебные нити.
По лицу струится пот, а рот наполняется вкусом собственной крови.
Озма надеется, что ее сил хватит до тех пор, пока люди, наконец, не поймут, что внимание Чудища больше не останавливает их от бегства.
Но люди замерли, словно зачарованные, наблюдая за хитросплетениями магических нитей.
Одна из них пробивает защиту Озмы и жалит ее в плечо.
Короткой вспышки боли достаточно, чтобы Озма потеряла контроль, но чары ее оказываются сильнее, чем она представляла.
Магия Восточной ведьмы удерживает Озму на ногах.
Но даже эта магия не сможет защищать ее вечно.
Зная, что этот бой ей не выиграть, Озма невероятным усилием заставляет себя оторвать от Чудища взгляд.
И тогда, неожиданно, лицо Льва врезается ей в глаза, застывает на сетчатке ярко мелькнувшей картинкой и не гаснет еще несколько мгновений.
Озма видит, как Лев тянет за руку парнишку, пытаясь увести его с площади. Но тот брыкается, выкручивается из рук Льва и бежит обратно под стены Башни.
- Увидите их, - хрипит Озма сквозь зубы, и на губах ее пузырится кровь.
Лев оборачивает на звук ее голоса лицо, и ему хватает пары секунд, чтобы оценить расклад сил.
- Уходи! - говорит он ей.
- Что ты этим пытаешься им доказать? - кричит, потому что Озма не опускает рук.
- Я, дочь Короля, законного правителя этих земель, принимаю данную мне народом Оза власть. Я клянусь защищать наши традиции и нашу страну. Клянусь ставить дела Короны превыше своих собственных, даже если сердце мое велит мне делать иное. Я клянусь защищать каждого из жителей Оза всеми силами, что будут мне подвластны. И даже ценой своей собственной жизни. Я клянусь хранить Оз, покуда сердце мое будет биться. Отныне и до конца моих дней. Я клянусь.
Когда Глинда надевает на голову Озмы Корону, Озма всего на мгновение успевает закрыть глаза.
«Ты справишься, дорогая, - шепчут ей из темноты закрытых век голоса родителей».
Тяжесть холодного металла упирается Озме в лоб, и тогда Глинда отходит в сторону, позволяя народу лицезреть их новую Королеву.
И люди наполняют площадь ликующими криками.
Взмывают вверх цветастые головные уборы и легкие платки.
«Озма! Королева Озма!» - кричат они.
«Да здравствует Королева!» - звучит ото всюду.
«Когда убивали моих родителей, - думает Озма, глядя на этих людей с балкона дворца. - Где был тогда каждый из вас? Почему вы не защитили их? Почему от вас никто не требует исполнять подобных клятв?».
На лице Озмы отрепетированная перед зеркалом улыбка.
Эта улыбка дрожит на губах, все пытаясь соскользнуть, но Озма каждый раз возвращает ее на место.
Она будет сильный и спокойной сейчас. Она будет улыбаться этим людям столько, сколько потребуется.
Потому что они должны видеть, что династия ее отца жива, несмотря на все постигшие ее несчастья.
Несмотря ни на что.
И Озма будет стойкой и смелой. И если это потребуется — она отдаст за этих людей свою жизнь.
Она исполнит клятву, данную народу Оза с той же храбростью и твердостью, с какой некогда исполнил эту клятву последний Король.
Лицо Льва ускользает из глаз Озмы, когда она опускает вниз голову.
Но вопрос его все еще звучит в ушах.
«Что ты пытаешься им доказать? - стучит изнутри, вызывая тупую боль в висках».
И тогда Озма вновь ловит его взгляд.
- Не им, - произносит она на вдохе и отворачивается.
Когда Уэст понимает, чего добивается Озма, Чудище, не удерживаемое больше силой ведьминого взгляда, успевает воспользоваться ситуацией и разделяет свои силы надвое.
«Нет, - думает Озма, делая неловкий шаг вперед».
Но этим его уже не остановить.
Черные иглы врезаются в стену Башни, и страшный грохот и треск закладывают Озме уши.
Под стенами Башни — сотни людей.
К их головам стремятся каменные глыбы.
Озма знает, что это, возможно, будет стоит ей жизни, но не позволяет себе задуматься ни на секунду.
Раскаленные добела нити устремляются к летящей глыбе камней, опутывая их, и не позволяют падать вниз.
На периферии зрения Озма видит, как Уэст оттаскивает из-под Башни людей, видит как подгоняемая мечом и ревом Льва, толпа устремляется прочь, просачивается в узкие проходы, где Королевская стража борется с огнем.
Озма, надеется, что ей хватит сил, а им времени — чтобы спасти каждого из этих людей.
Чудище взвывает, рассекая пространство высокими дрожащими звуками.
Больно бьет по ушам этот тонкий пронзительный крик.
Поднос с едой выпадает из рук Озмы, когда она видит его лицо.
Кучерявые темные волосы, большие оленьи глаза и бледные впалые щеки.
- Джек? - вырывается из ее рта, прежде чем Озма успевает подумать.
Это не может быть Джек.
Конечно, это не Джек.
Потому что Джека Озма убила.
Мальчишка замирает, опускает в пол взгляд и вытягивает вперед себя руки, так словно пытается загородиться.
Так словно говорит Озме: «Не подходи».
Но Озма все равно подходит.
- Джек, это я. Джек, - зовет она, заглядывая ему в лицо.
На лице его пульсирует жилка. Дрожат сухие обветренные губы.
- Ты жив! - говорит Озма и тянется к нему, чтобы ощутить тепло живого тела.
- Нет! Нет, не трогай меня! - кричит мертвец. И делает шаг назад.
Его дыхание касается ее щеки. Оно пахнет грушей и солодом.
- Поверить не могу, это вправду ты, - шепчет Озма, не замечая, что в глазах Джека нет ответной радости.
В его глазах - страх и отвращение.
Расползается по радужке горечь.
И когда он открывает рот, чтобы сказать Озме: «Почему ты оставила меня?» - Озма знает, о чем он ее спросит.
Ее улыбка скукоживается, сворачивается на губах и мертвой гусеницей шлепается вниз.
- Я думала, что убила тебя, - шепчет Озма, заглядывая Джеку в глаза.
«Мне жаль. Мне так жаль, - говорит ее лицо».
«Прости меня, Джек! - истошно орет каждая клеточка».
Но Озма не может произнести больше ни единого слова.
- Смирилась с этим и бросила умирать, - говорит Джек, вскидывая вверх подбородок.
Но Озма все равно успевает заметить слезы в его глазах.
- Я... - слова застревают у Озмы в горле. - Но ты жив. И теперь я могу все исправить...
- Нет, - обрывает Джек. - Нет. Нас не исправить. Меня не исправить! - произносит он ей в самые губы.
В зрачках его оливковых глазах Озма видит свою смерть.
Сухой жар опаляет лицо Озмы, сливается в размытое ржавое пятно мир.
И тогда Озма призывает образ Джека, распростертого на запорошенной снегом улице. Воскрешает в памяти каждую его черту - кривую линию сломанных ног, асбестово-белое лицо и закрытые лиловые веки.
Она помнит, как полыхал на ее губах его быстрый странный поцелуй.
«Я убила его. Я убила Джека, и больше никто не погибнет по моей вине, - ударами тамтамов стучит в ушах».
И только поэтому Озма все еще не падет.
Она не знает, сколько минут прошло с тех пор, как магия ее схватила камни, не видит, остались ли на площади люди.
А потом в один момент все меркнет - облизывает кожу щеки холодное пламя магических нитей.
«Все кончено, - думает Озма тогда и опускается на колени».
Лев подхватывает ее на руки, а Уэст загораживает обоих своей магией.
Озма знает, что это их не спасет.
Знает, что с магией Уэст им против Чудища не выстоять.
- Нет, - говорит она, слабо толкая Льва в грудь. - Ему нужна я. Так пусть возьмет.
Глаза ее пылают черным нездоровым блеском, а синие губы и полопавшиеся на лбу и щеках капилляры делают похожей на покойника.
Лев сжимает ее крепче.
И магия Озмы не может ему помешать.
Чудище направляет свои нити в их сторону, и Льву приходится нырнуть за прилавок торговца, потому что Уэст не под силу сдержать такую магию.
Дерево лавки вспыхивает синим пламенем и в ту же секунду рассыпается кучкой гнилой трухи.
Озма не знает колдовства, способного совершать подобное.
И Уэст не знает тоже.
- Уходите, - шипит Озма, отталкивая от себя Льва. - Это приказ.
И тогда Уэст запечатывает ее губы магией.
Вспышка молнии разрезает задымленное небо неожиданно.
Прорезает покрытые копотью небеса ослепительным всполохом.
Страх.
Страх ввинчивается под кожу Озме так глубоко, что она цепляется пальцами за плечи Льва и прижимается к нему так близко, насколько он ей позволяет.
Когда Чудище устремляется вверх, взмывает высоко над городом, и через пару мгновений исчезает за тяжелым облаком гари, страх развеивается.
Озма отпускает плечи Льва и скатывается с его рук на землю, потому что он ее больше не удерживает.
Оседают на землю копоть и серые хлопья пепла.
Руины Башни высятся над сгоревшими домами громадой, угловатыми очертаниями вырисовывают фигуру дикого мертвого зверя.
Озма закрывает глаза, и мир гаснет.
«Это был твой страх, а не мой... Так беги, - слабо бьется в меркнущем сознание мысль».
А потом Озма переворачивается на бок, сворачивается клубком, прижимая к груди колени, и позволяет тьме унести ее прочь.
***
- Можно? - Озма стучит костяшками пальцев по двери и осторожно заглядывает внутрь.
Уэст сидит в постели, по-турецки скрестив ноги, и на вопрос Озмы не отвечает.
Тогда Озма входит без приглашения, рассудив, что раз уж ведьма не выставила ее за дверь, значит, от компании не откажется.
Комната Уэст - в Восточном крыле замка. Сейчас раннее утро, и Солнце должно быть как раз напротив ее высокого окна, выложенного разноцветными стеклышками. Но Уэст задвинула плотные шторы, и из-за них комната кажется сумрачной и нежилой.
На полу бесконечное число грязных чашек, на дне которых мутная жижа и гниющие травы.
Тяжелое покрывало из шерсти Уэст скинула на пол, как, впрочем, и все подушки.
Озма отодвигает кончиками туфель чашки, прокладывая дорогу к кровати, а потом садится на самый ее краешек и кладет на плечо Уэст руку.
- Ты сердишься на меня? - спрашивает Озма не громко.
Она чувствует, как подрагивает под ладонью острое холодное плечо Уэст.
Волосы ведьмы спутаны, и одета она в одну тонкую ночную сорочку.
Не дождавшись ответа, Озма снимает с себя меховую накидку и закутывает ею Уэст.
Каждое неосторожное движение причиняет Озме боль - кожа ее рук сожжена, и теперь ладони обмотаны несколькими слоями чистой ткани.
За любую магию нужно платить свою цену.
За ту, что использовала Озма - могло бы не хватить и ее жизни.
Но к счастью, она осталась жива.
Обожженная, выпитая собственными чарами до дна, Озма пролежала в своих покоях шесть дней, пока Глинда и ее ученицы пытались вырвать Королеву из цепких когтей смерти.
Когда силы вернулись, и Озма смогла встать на ноги, первым делом она собрала Совет, чтобы выслушать обо всех возможных происшествиях, случившихся за время ее отсутствия.
Вторым - отправилась к Уэст, которая Озму навещала только до тех пор, пока та не пришла в сознание.
И теперь ведьма Запада сидит к ней спиной, сгорбившись так, что торчит из-под тонкой ткани острая линия позвоночника, а выпирающие лопатки кажутся недоразвитыми отростками крыльев.
Озма глядит на Уэст и тихонько вздыхает.
В жизни Озмы было не так много людей, готовых рискнуть ради нее всем.
У нее были родители и был Джек.
И теперь у нее была Уэст.
Уэст - ведьма, предавшая свою семью, предавшая саму себя, но бросившаяся на схватку с Вечным Чудищем, чтобы спасти Королеву Оза.
Спятившая ведьма Запада.
И все же Озма знает, что если однажды потребуется, она сама отдаст ради Уэст все.
И даже собственную жизнь.
- Почему ты сердишься? - спрашивает Озма мягко. Прикасаться к ведьме она больше не пытается.
Но Уэст очередной ее вопрос предпочитает оставить без ответа.
- Глинда сказала мне, что ты второй день не выходишь из своей комнаты, - произносит Озма, не пытаясь скрывать дрожащее в голосе беспокойство. - Ты не должна этого делать. Пожалуйста, Уэст. Посмотри на меня. Пожалуйста.
Слова летят в спину Уэст и разбиваются о нее с тихим хлопком.
Тогда Озма качает головой и разворачивается, чтобы уйти.
- Почему ты хотела себя убить? - доносится до нее едва различимо.
А потом Уэст всхлипывает и зажимает ладонями рот.
- Я не... я не пыталась себя убить, - бормочет Озма растерянно.
- Не лги! - Уэст разворачивает к Озме лицо - оно красное и опухшее от слез, на левой скуле ссадина, а под глазами залегли глубокие лиловые тени.
- Почему ты пошла туда? Ты знала, что погибнешь, Тип. Не говори мне, что не знала...
Озма открывает рот, чтобы сказать, что это неправда.
Сказать, что Уэст ошибается.
А потом понимает - это было бы ложью.
И поэтому Озма не говорит вообще ничего.
Она забирается на кровать и обнимает Уэст своими слабыми руками.
- Не надо, - шепчет Озма, закрыв глаза.
- Я не должна была заставлять тебя делать этого. Тогда, если бы ты осталась мальчиком... тогда ты была бы счастлива, Тип? - протяжно скулит Уэст.
Ее слова застревают у Озмы между ребрами.
Напротив - тощая незнакомка со смуглой кожей и копной черных вьющихся волос. Ее глаза теплые, с карамельным блеском, но в них - раздражение и страх.
Губы плотно сжаты. Густые брови изломаны кривой дугой.
Незнакомка касается длинными пальцами своего лица. Проводит по линии высоких скул, очерчивает изгиб верхней губы.
А потом она вцепляется в свое лицо ногтями, будто лицо это - маска. Маска, которую она во что бы то ни стало должна отодрать.
Остаются на коже щек и лба красные влажные борозды - они набухают и наливаются кровью и синевой.
- Ненавижу, - выплевывает незнакомка. И взмахивает руками.
Со звоном ссыпаются на пол осколки. Лицо незнакомки скачет с одного на другой, пока, наконец, все зеркальная рама не оборачивается пустой черной дырой.
- Ненавижу, - повторяет незнакомка голосом Озмы.
- Ваше Высочество? - раздается из-за ее спины обеспокоенный голос слуги.
Семь лет большой срок, чтобы примириться с чем угодно.
По крайней мере, Озме очень хочется в это верить.
В своих снах она больше не видит себя мальчиком, в них она не бегает с Джеком наперегонки и не глазеет целыми днями в потолок в доме старой ведьмы.
Озма смирилась с платьями, смирилась с тем, что шаги ее должны быть узкими и плавными. Она научилась сносно танцевать и отдавать поклоны, как это надлежит делать любой воспитанной леди.
Но все это не стоило ровным счетом ничего, когда Озма ловила в плоскости зеркал свое отражение.
Пугалась.
Пугалась, потому что тот, кто глядел на нее с обратной стороны зеркальной рамы - все еще Озмой не был.
«Была бы я счастлива? - с горечью повторяет Озма».
И, конечно, знает ответ.
«Это мой путь. Твой - желтая опиумная дорога. Мой - борьба с Вечным Чудищем. И каждая из этих дорог ведет к гибели, - думает Озма».
Пальцы ее сжимают плечи ведьмы чуть крепче.
А потом Озма, наконец, отвечает:
- Не знаю, Уэст. Я не знаю.
Плечи Западной мелко дрожат под ее ладонями.
***
Лев находит Озму в зимнем саду.
По стеклянной крыше скользят косые капли дождя.
Из-за туч не видно даже луны.
Но Озма зажигает всего одну свечу, и слабый свет ее пламени пляшет оранжевым на щеках.
Лев подходит к Озме, кашлянув, прежде чем войти, и таким образом привлекает к себе внимание.
- Здравствуй, - отзывается Озма, бросив на него короткий взгляд.
Его приходу она не удивлена: с тех пор, как он вытащил ее с площади, рискнув своей жизнью, отношения их установились на точке, когда один не желает каждый миг вцепиться в горло другому.
И Озма справедливо решает, что это намного лучше, чем она вообще могла бы себе представить.
Лев замирает в пяти шагах от нее.
На нем нет доспехов, и к поясу его не прицеплены ножны. Он одет в грубую шерстяную камизу и свободные брюки. Отросшие волосы убраны в хвост, и теперь Озма, привыкшая к темноте, видит, что у самого его уха тянется светлый неровный шрам.
- Глинда искала вас, - говорит Лев.
Озма неопределенно пожимает плечами.
- Она заботится о вас.
Это совсем не то, что Озма хотела бы сейчас слушать.
- Она заботиться о Королеве. До Озмы ей дела нет.
Против этих слов Лев, к счастью, не возражает.
Он опирается об одну из светлых колон, уходящих к высокому потолку и поднимает голову вверх.
Тогда Озма возвращается к своему прежнему занятию: раскрывает ладони и пытается вызвать магию.
Но чары на ее призыв не отзываются.
Озма пробует снова и снова, пытается отыскать колдовство в самых далеких глубинках своего тела, но ничего не находит.
Пустота.
Это как ночное небо, на котором нет звезд.
Озма опускает ладони и поворачивает лицо в сторону Льва.
Он следит за каждым ее движением внимательным взглядом. Его глаза блестят черным в окутывающей сад темноте.
- На это понадобится время, - неохотно объясняет Озма и принимается заворачивать ладони тканью.
Попытки ее выглядят жалко - из-за обожженной кожи едва выходит согнуть пальцы, не то, что схватиться за край тонкого лоскута.
После нескольких неудач, Озма, наконец, сдается.
- А к Глинде все-таки придется сходить, - говорит она Льву, качнув головой, и собирается уйти.
Но он опережает ее, преодолев расстояние между ними за три длинных шага.
На вопросительный взгляд Озмы, он отвечает сухим:
- Я помогу.
И забирает из ее рук лоскуты.
Его движения быстры и точны, должно быть, когда он служил в войске Волшебника, ему нередко приходилась перевязывать кому-нибудь раны.
Озма ждет, когда он закончит, опустив глаза в пол.
- Готово, - говорит он, завязывая последний узел, и отходит от Озмы так, чтобы расстояние не мешало им вновь чувствовать взаимную неприязнь.
Озма благодарит его быстрым кивком головы, и прячет руки в складках теплой мантии.
Она знает, что он пришел сюда не за тем, чтобы передать ей слова Глинды.
И не затем, чтобы помогать с перевязыванием ожогов.
Тогда Озма просто смотрит на него прямым ожидающим взглядом.
Лев вздыхает и потирает рукой шею.
- Да, наверное, мне следует сказать, зачем я пришел, - говорит он, избегая смотреть на Озму.
Озма догадывается, о чем он ее попросит.
Для того чтобы прочитать этот вопрос в его глазах, магия ей вовсе не нужна.
Поэтому она отвечает ему прежде, чем он произнесет свою просьбу вслух.
- Ты спас мне жизнь и выполнил свой долг. Теперь ты свободен.
Лев качает головой.
- Да, я знаю, что не о свободе ты пришел меня просить, - спешит продолжить Озма.
- Ты отплатил долг. Моя жизнь за жизнь моих родителей, - говорит она, не пытаясь скрыть чувств. - Но я не могу вернуть твоим близким память. Даже, если бы захотела... я просто не могу.
- Но, когда ваша магия...
- И даже тогда. Когда я забрала их воспоминания, - Озма делает вдох, пытаясь заставить звучать голос ровно, - тогда я едва умела пользоваться своими силами. И тогда я не знала, как извлекать воспоминания так, чтобы они не пострадали. Я была зла, и моя магия их просто разрушила. Мне жаль. Мне жаль, но этого я исправить не могу.
Озма смотрит на лицо Льва, когда произносит эти слова.
На секунду ей начинает казаться, что сейчас он шагнет к ней, и вопьется пальцами в шею.
Но он только шумно выдыхает.
- Ладно, - говорит Лев. - Хорошо.
И разворачивается, чтобы уйти.
Озма догоняет его и удерживает прикосновением руки.
- Мне жаль, - шепчет она. - Если бы я могла это исправить...
- Если бы мы могли исправлять такие вещи, ваши родители были бы сейчас с вами, - произносит он, и в его голосе Озма слышит свою собственную боль.
- Почему вы спасли мне жизнь? - спрашивает она тогда.
Спрашивает, потому что не может не спросить.
- Вы сделали это, думая, что я верну вашей семье память о вас?
Плечо Льва под рукой Озмы оборачивается в каменную глыбу.
Тусклый свет, тянущийся из приоткрытой в коридор двери, обрисовывает очертания его мышц.
- Да, - отвечает он Озме.
Но она ему не верит.
- Вы не могли знать, что я соглашусь. Что моя магия останется со мной после того, что я сделала. Вы даже не знали, выживу ли я, - говорит она ему в спину.
Говорит и думает, что слишком часто ей приходится говорить с людьми вот так, когда они вовсе не желают ее слушать.
- Что вы пытались мне этим доказать? - произносит Озма едва слышно.
Одним коротким движением Лев сбрасывает ее ладонь со своего плеча.
Его холодную ярость Озма чувствует каждой клеточкой своего тела.
Поэтому она больше не пытается его остановить.
И не ждет ответа.
Но Лев говорит:
- Не тебе.
И громкий стук двери оповещает Озму о том, что он, наконец, ушел.
