19 дней спустя

Белль смутно помнит, как они выбрались из библиотеки. Все слилось в единый порыв, а там только щелкали зубы да хрипы вырывались из легких вместе с пародией на дыхание. Рик оказался впереди. Он и Мишонн прорубали дорогу через море мертвецов, которое только накатывало волны и не собиралось их откатывать. Тонны отвратительно воняющего дохлого мяса – Белль не могла относиться к этим существам как к людям. Да и не были они уже людьми. Зажимая нос, едва сдерживая рвотные порывы, Белль, шатаясь, старалась не отставать. Пару раз на нее падали ошметки отвратительной плоти, и она торопливо счищала их с себя, словно могла заразиться. Может быть, и могла, кто знает? Нутро выворачивало, что-то там сокращалось в мучительных порывах извергнуть содержимое, и в какой-то момент Белль не выдержала. Ее вырвало прямо на подступающего мертвеца, которому, конечно, не было никакого дело до происходящего. Он тянул руки, покрытые желудочным содержимым, и это было еще омерзительнее, чем раньше. Белль всхлипывала, не в силах остановиться, ее продолжало тошнить, пока вернувшийся Рик не перекинул ее через плечо и не потащил прочь. Кажется, она заблевала ему всю рубашку. Они закрылись в ближайшем доме, потому что нет никакой возможности прорубиться через толпу ходячих, стекающихся со всех улиц. Мертвецов все больше и больше, они словно посылают друг другу сигналы о добыче, что сама себя заперла в ловушке. Обессиленная Белль сидит на полу, подальше от окна, в которое скребется кривыми пальцами уродливый зомби, то и дело разевающий рот. Почему-то никто не поддерживает его, иначе стекло давно оказалось бы выдавлено и валялось осколками под ногами. Наверняка мертвец не видит, кто находится в доме, но каким-то образом помнит, что туда кто-то заходил. Есть ли у этих существ память? И если да, значит ли это, что внутри них еще теплится огонек жизни? – Они – мертвые, – мрачно утверждает Рик, когда Мэри Маргарет осторожно спрашивает ее о том, что крутится в голове у Белль. – И никаких исключений. Он хочет добавить что-то еще, но Мишонн касается его руки и чуть заметно качает головой. Рик долго смотрит на нее, потом кивает. Кажется, никто, кроме Белль, не замечает этого, но ей слишком плохо, чтобы спрашивать, в чем проблема. Все и так в курсе, что за проблема. Куда уж больше! Генри и Карл тихо шепчутся в углу о чем-то своем, Регина то и дело бросает на них подозрительные взгляды. Когда Эмма спрашивает, что случилось, Регина не скрывает своей озабоченности. – Мне не нравится, что Генри дали оружие. Эмма устало пожимает плечами, приглаживая грязные волосы. Впрочем, она вся грязная – не так-то просто пробиться через толпу мертвецов и не запачкаться при этом. Белль все еще немного удивлена, что они прошли сквозь это без потерь. – Не надо ничего говорить, мисс Свон, – предупреждает Регина, когда видит, что Эмма открывает рот. – Вы можете думать, что хотите, но мой сын не должен касаться оружия! Она настроена отстоять свою точку зрения во что бы то ни стало. И снова Генри – ее сын. Она не готова отдать его, даже Эмме. Рик подходит к ним. – Мир изменился. Вашему сыну стоит научиться защищать себя. Он смотрит прямо на нее, а она на него, и Белль волей-неволей замечает, как желание противоречить покидает Регину. Она дергает плечом, но не спорит. Рик ли так влияет на нее или она просто не хочет продолжать выбрасывать на всеобщее обозрение семейное грязное белье? Эмма криво усмехается: ей, видимо, тоже очевидно, что Рика Регина слушается на удивление охотнее, чем кого-либо другого. Белль пытается поднять руки, они по-прежнему дрожат. Впрочем, дрожит все тело. Этот опыт ей не хотелось бы повторять. Но… – Нужно уходить отсюда, – говорит Рик, когда убеждается, что все внимание приковано к нему. – И как можно скорее. – Почему бы не отсидеться? – ворчит Крюк. Он потирает подбородок и то и дело поглядывает на Мишонн: отстраненную и молчаливую. Рик в упор смотрит на него. – Отсидеться? – повторяет он с каким-то странным выражением лица, будто то, что предложил Крюк, его сильно коробит. Белль тоже думает, что лучше отсидеться. Она не готова снова прорубаться сквозь ту груду отвратительного, мерзкого, убийственно воняющего мяса. При одном только воспоминании ее снова начинает мутить, она даже отворачивается, стараясь дышать глубоко и ровно, но это ничуть не помогает. Кто-то кладет ей руку на плечо, и, обернувшись, Белль видит участливо улыбающуюся Мэри Маргарет. – Как ты, милая? – Нормально, – отвечает Белль и в первый момент совершенно не узнает собственный голос. Неужели он принадлежит ей: такой хриплый, такой уставший, такой… Мэри Маргарет поджимает губы и чуть качает головой, словно хочет что-то сказать, но вместо этого просто отходит к Дэвиду и прижимается к нему. Белль смотрит ей вслед, с удивлением ощущая что-то вроде зависти. Эти двое есть друг у друга. У Эммы с Региной есть Генри. У Крюка – его непомерное эго и желание жить. А что есть у нее? Это холодная мысль, и она мгновенно выстуживает все внутри. Белль обхватывает себя руками за плечи и зубами выстукивает какой-то ритм. Она одна. Навеки веков. И ничего не исправить. В голове ярко вспыхивает воспоминание об отце, и Белль тут же заливает горячая волна стыда, убивающая холод. Как она могла забыть о нем! Первым порывом оказывается желание бежать прочь отсюда, выкрикивая «Папа!», но Белль остается на месте. Отца, скорее всего, нет в живых. А если он и жив… Что ж, можно только надеяться, что он успел убраться из города. Белль сглатывает горькую слюну и слышит: – А можно как-то разделаться с этими уродами? Крюк играет бровями, он готов кинуться в бой, и Белль немного смешно, что теперь он красуется не перед Эммой, а перед Мишонн. Но разве та обратит на него внимание? Белль нравится Крюк. Она пыталась ненавидеть его, и в какой-то момент у нее даже получилось, но потом пришло понимание: все они выживают в этом мире – кто как умеет. В конце концов, Румпельштильцхен тоже делал плохие вещи. Очень плохие. Белль не хочет думать о Румпеле. Она трясет головой и поворачивается к молчащему Рику. Тот замечает ее взгляд и поднимает брови. – Я… ничего, – торопливо отвечает Белль и съеживается. Она чувствует себя бесполезной. Ей нечем помочь. Ей нечего подсказать. Она уязвима без своих книг, ведь там, в самом деле, можно отыскать ответы на многие вопросы. Но эти… ходячие… это не то, к чему она может подобрать ключ. Она даже не думала, что такое возможно. В Зачарованном Лесу, конечно, случалось всякое, но здесь, в немагическом мире… – Надо выйти и всех перебить! – возбужденно предлагает Генри. Он явно хочет поучаствовать во взрослых играх, но Карл качает головой и говорит, сбивая кураж: – Это не так просто. Мы сражаемся с ними уже несколько лет, а меньше их не становится. Генри подпрыгивает. – Моя мама может!.. Регина поспешно одергивает его: – Генри! Он осекается и удивленно смотрит на нее. – Мам? Белль тоже не понимает, пока не вспоминает. Магия – это только их приключение. Никто его не поймет. С другой стороны, разве Рик и остальные могли представить себе, что мертвые встанут? Наверняка это тоже явилось для них шоком. Может быть, известие о волшебстве они даже воспримут с энтузиазмом. А потом Белль вспоминает: у Регины больше нет магии. И вот тут уныние накатывает с новой силой. Рик подходит к потерянной Эмме и едва касается ее руки своей – грязной и жилистой. – Все будет хорошо, – говорит он ей. – Мы вернемся и похороним Нила. Он смотрит на Эмму так пристально, что Белль почему-то становится неудобно. Будто она подглядывает за чем-то интимным. Она отводит взгляд и видит Регину, которая не сводит глаз с Рика и Эммы. И что-то такое творится у нее на лице… что-то непримиримое. Что-то злое. Будто Королева вернулась и готовится творить черную магию. Неужели ей нравится Рик? Белль никогда бы не заподозрила в Регине симпатии к пришлым незнакомцам с детьми. Но ведь она может и ошибаться, не так ли? В конце концов, она плохо знает Регину. Очень плохо. – Мы сделаем вот что, – говорит Рик, когда становится ясно, что никто не может предложить более-менее внятного способа выбраться из всего этого. – Я притащу ходячего, вспорем ему живот и вымажемся в его крови. А потом выберемся отсюда и пройдем среди мертвецов, как свои. Почти мгновенно раздается булькающий звук. Белль даже не нужно оборачиваться, чтобы понять, что случилось. – Все в порядке, – раздается слабый голос Мэри Маргарет. – Я просто… Ее снова тошнит, Дэвид подхватывает жену под руку и что-то успокаивающе говорит ей. На лице Эммы написано отчетливое отвращение. Почти такое же, как на лице Регины. В какой-то момент они становятся просто близнецами. Белль слышит, как Генри тихо спрашивает у Карла: – Это как вообще? – Увидишь, – многозначительно отвечает Карл и добавляет: – Очень мерзко, если честно. Воняет жуть! Он кривится и издает что-то вроде «бееее!», Генри смеется и повторяет за ним. Белль рада, что он не вспоминает Нила. Она и сама бы хотела не вспоминать. Мэри Маргарет все еще тошнит, она пытается отвернуться, но вместо этого может только согнуться еще больше. Дэвид вертится вокруг нее, однако ничем не может помочь. Белль удивленно вздрагивает, когда слышит: – Отойди-ка, милок, дай мне. Это вдова Лукас внезапно ожила. Хотя «внезапно» и «ожила» в одном предложении сегодня звучит напрягающе. Лукас подходит к Мэри Маргарет, получившей небольшую передышку между приступами, берет ее под руку, уводя в сторону, поглаживая по спине и что-то говоря – так тихо, что никому не слышно. Дэвид, помедлив, идет следом. Их провожает внимательным взглядом Мишонн, которая отвлекается, когда к ней подходит Рик. Переговорив, они обмениваются кивками, и Рик уходит в заднюю комнату: кажется, там есть дверь. Белль вздрагивает, когда слышит скрип. – Эй, давайте все просто сбежим через эту дверь! – предлагает Крюк, который тоже следит за Риком. Мишонн мрачно смотрит на него. – Вокруг нас ходячие, – веско говорит она, на ее темном лице поблескивают глаза. – Ты пройдешь без потерь задний двор – а дальше? Крюк щурится, глядя на нее, и ничего не отвечает. Белль думает, что он хотя бы выдвигает идеи. Остальные просто молчат. Время идет, а Рик все не возвращается. Мэри Маргарет чувствует себя сносно, о чем не устает повторять волнующемуся Дэвиду. Генри и Карл что-то тихо и увлеченно обсуждают в дальнем углу. Эмма сидит у стены, вытянув ноги, и, кажется, дремлет. Мишонн стоит возле окна и напряженно всматривается в спускающиеся сумерки. Крюк бродит рядом с ней, иногда пытается о чем-то заговорить, но все его попытки терпят неудачу. Он, впрочем, не отчаивается. Регина расхаживает туда-сюда, нервно теребя то волосы, то края пиджака. Кажется, она волнуется об отсутствии Рика даже больше, чем Мишонн. Наконец, скрип задней двери возвещает о возвращении. Эмма просыпается, Регина замирает на месте, Мишонн резко оборачивается, Белль поднимает голову. В комнату вваливается Рик, а вместе с ним – отвратительная, тошнотворная вонь мертвечины. Белль судорожно сглатывает, когда ходячий с безвольно разинутым ртом падает на пол, брошенный Риком. – Что так долго? – требовательно спрашивает Мишонн. Она кажется единственной, кого не тошнит от вида и запаха. Рик усмехается, утирая потный лоб тыльной стороной ладони. – Проверил, как далеко нам идти. Вся его рубашка в крови и слизи, но он не обращает на это внимания. Подходит Карл. Присвистывает и одобрительно говорит: – Круто, пап! Рик улыбается ему. Оглядывает застывших в ожидании присутствующих и кивает. – Надо выбираться. Сейчас. Идет третье стадо. Он говорит это буднично, и до Белль не сразу доходит критичность ситуации. Им и одного стада хватило бы, но пришло два. А теперь еще одно… Да они отсюда никогда не выберутся!!! Нож у Рика острый, он его точит, наверное, каждый день. Дэвид спрашивает, надо ли чем помочь, но Рика отрицательно мотает головой. Белль понимает, что он это делал не раз, и все же спрашивает: – Это сработает? – Да, – коротко отвечает Рик, увлеченный своим занятием. Он одним точным движением вспарывает мертвецу живот – ничего сложного, там одна гниль, которая моментально вываливается наружу. Вонь становится совершенно невыносимой, женщины поспешно закрывают рот и нос руками, Генри отчаянно кашляет, и Регина бросается к нему, стремясь помочь. Рик вытирает нож о штанину, убирает его и, промедлив лишь секунду, погружает руки в невообразимую мешанину слизи, крови, сгустков и скрученных кишок. Белль зажмуривается, не представляя, как сумеет проделать то же самое, когда придет ее черед. – Мажьтесь гуще, – слышит она сквозь шум в ушах. – Это ваш шанс пробраться через толпу невредимым. Белль приоткрывает глаза и видит, как Крюк, с невообразимым отвращением на лице, повторяет все за Риком. Его кожаный плащ уже блестит «мазью». – А нам хватит на всех? – выражает сомнение Дэвид. Он стоит чуть вперед жены и следит за движениями Рика, будто учится. – Не хватит – притащу еще одного, – обещает Рик уверенно. Мишонн присаживается на корточки и, зачерпнув горстью из мертвеца, мажет себе шею и грудь. Ее губы быстро дергаются. – А разве мертвецы могут ощущать запахи? – вдруг спрашивает Регина. Все взгляды устремляются на нее, а затем – на Рика. Тот пожимает плечами. – Наверное, нет. Но почему-то ощущают. Регина поджимает губы. Белль смотрит на нее, гадая, что даст ей лишнее знание Если Рик говорит, что они уже так делали, стоит просто послушаться его. Будь у Регины магия – другое дело. Но магии все еще нет. Или же Регина по какой-то причине врет. Один за одним кровью ходячего вымазываются все. Регина помогает Генри, тот вертится, ему явно не терпится проверить теорию на практике. Белль последней запускает руки в холодную мерзкую смесь, а потом… Потом будто застывает. Зачем она все это делает? Зачем идет за ними? У нее никого не осталось. Эти люди… Они могут улыбаться, они могут спрашивать, как ее дела, но на самом деле у них свои заботы. Они не вспомнят о ней, когда им самим будет угрожать беда. Белль неловко подгибает ногу и валится на пол. Слезы выступают у нее на глазах. Она опускает голову и слышит, как Рик говорит: – Мишонн, выводи всех. Я сейчас. – Я остаюсь, – подает голос Лукас. – Я слишком стара и слишком устала, чтобы терпеть все это. Идите. Никто не уговаривает ее, и это так странно. В полной тишине она разворачивается и отходит в сторону, разрывая все возможные связи. Белль понимает ее и тоже молчит. Раздается шарканье ног, скрип двери. Когда все стихает, что-то касается плеча Белль. Она вздрагивает испуганно и открывает глаза. – Кого ты потеряла? – спрашивает Рик. Его рука продолжает касаться плеча Белль, и Белль все равно, в чем она испачкана. По большому счету, ей очень многое все равно. Ее сердце давно опустело, она просто пытается заполнить эту пустоту, но получается плохо. – Мужа, – отвечает она. Румпельштильцхен был ее мужем. Всегда. Пусть даже на пальце ее нет кольца. Рик убирает руку и садится рядом на пол. У него длинные ноги, как невольно отмечает Белль. И он высокий. А на лице – щетина. Румпель всегда выбривался чисто, не позволял себе лишней растительности. – Я потерял жену, – говорит Рик, и в его глазах проскакивает искра боли. Белль успевает заметить ее до того, как она снова прячется. – Мне жаль. Ей не жаль. Она не знала жену Рика. И сейчас она попросту не умеет – и не хочет – жалеть чужих людей. Рик ничего не отвечает. Он молчит и смотрит в сторону. Молчит и Белль. Сколько они так сидят – неизвестно. Снаружи все тихо. Белль невольно прислушивается, надеясь, что никакие крики не прозвучат, и они не звучат. А потом вдруг Рик говорит: – Во всех нас этот вирус. Он зачерпывает из ходячего немного холодной слизи и размазывает ее по одежде Белль. Белль вздрагивает: и от ощущений, и из-за того, что услышала. – Что? Она не понимает. Что за вирус? Рик хочет потереть глаза, но, видимо, вспоминает, в чем у него руки, и останавливает движение на половине. Потом снова принимается пачкать Белль отвратительной слизью. – Ходячие – это вирус, – поясняет он устало. – Он поднимает их после смерти, позволяет двигаться и все остальное. Мы думали, что этот вирус только для них, но оказалось, что все им заражены. И неважно, от чего мы умрем – от гриппа или от укуса, – мы все равно встанем, клацая зубами. Если, конечно, нас не пристрелить. Он осматривает Белль и мажет ей шею. Потом вытирает руки о собственную одежду. Наверное, Белль должно быть страшно. Наверное, она должна не поверить во все это. Наверное. Но ей не страшно, и она верит. В Зачарованном лесу случалось и не такое. А то, что случится с ней после смерти… – Если я умру, – говорит она и смотрит на Рика, – пристрелите меня. Сразу же. Если она станет ходячей, то не встретится с Румпелем по ту сторону. Вот чего она действительно боится. Рик понимает ее по-своему и кивает. Потом встает и предлагает руку. – Надо идти. Белль тоже поднимается. Зачем он рассказал это ей? И почему только ей? Разве остальные не должны знать? Она удивляется этому до того момента, как вспоминает, что про магию Рику тоже никто не говорит. У всех – свои тайны. И все сами выбирают время, когда ими поделиться. Белль еще немного размышляет об услышанном, но оно все еще не коробит ее. Если этот вирус действует только после смерти, то надо просто постараться не умирать – и все. Сложно, но возможно. А может быть, этот вирус и вовсе не распространился на сторибруковцев? Ведь они жили под колпаком проклятия до того, как Нил вышел за черту. Перед тем, как выйти, она оборачивается на вдову Лукас и видит, что та сидит у стены с закрытыми глазами. Жива ли она еще? Сердце сжимается от жалости, но Белль ни на чем не будет настаивать. Каждый решает сам за себя, ведь так? Они с Риком оказываются на улице, и Белль, на мгновение забывшая все свои приготовления, чувствует, как сердце уходит в пятки. Навстречу им идут, раскачиваясь, ходячие: медленные, страшные, молчаливые. Белль хватается за руку Рика, и тот сжимает ее пальцы, словно говоря: «Все в порядке. Нечего бояться». Белль чувствует себя в порядке – очень относительном порядке, – когда вспоминает, что Рик уже проделывал такое. И точно: ходячие не чуют их. Они проходят мимо мертвецов, стараясь подделать их шаркающую походку, почти не дышат и уж точно не переговариваются. Сумерки почти полностью окутали собой город, благодаря генераторам светят фонари, и Белль видит, что рядом с фонарями кучкуются мертвецы: свет словно притягивает их. Ходячие не реагируют на проходящих живых, принимая их за своих. Рик все крепче сжимает руку Белль, пока они продолжают идти. Белль теряет счет времени, она слышит только пульсацию крови в собственных висках да изредка, когда случается порыв ветра, чувствует запах: тот приелся и не кажется теперь слишком ужасным, просто раздражает. Белль идет и идет, усиленно шаркая ногами. Хочется спросить, знает ли Рик, куда они направляются, но говорить нельзя. В полном молчании они минуют все главные улицы Сторибрука, и Белль счастлива, что их город настолько мал. В какой-то момент Рик сворачивает направо, и Белль видит перед собой глухую стену леса. Отчего-то ходячих там почти нет, а те редкие, что встречаются, заняты какими-то своими делами. Рик и Белль беспрепятственно проходят рядом с ними. Спустя еще какое-то время Белль все же разлепляет сухие губы: – Сколько еще идти? Она шепчет едва слышно, хотя возле них никого нет. – Почти пришли. Мы с Мишонн договорились, где будем ждать друг друга. Белль кивает и, наконец, вздыхает в полную силу, не боясь, что ее услышат. А через мгновение темная фигура возникает прямо перед ними. Белль едва удерживается от вскрика. Это Мишонн. Белки ее глаз едва заметно поблескивают, ловя далекий свет фонарей, оставшихся в городе. – Все в порядке? – приглушенно спрашивает Рик. Мишонн не успевает ответить. Разъяренной фурией Регина выскакивает из-за ствола толстого дерева и бросается к Рику. Мишонн перехватывает ее на полпути. Регина яростно сопротивляется, и они вместе валятся на землю. Все это происходит без лишних криков, слышны только возня и тяжелое дыхание. Из теней выходят остальные. Белль изумленно глядит на продолжающихся сражаться Мишонн и Регину. Рик не делает ни малейшей попытки остановить это безумие. Остальные, впрочем, тоже, и вот это уже очень удивительно. Обычно ни Дэвид, ни Мэри Маргарет не остаются в стороне. Наконец, женщины затихают. Мишонн продолжает держать Регину, но та не сопротивляется. Рик, засунув большие пальцы за ремень, подходит ближе и склоняется. – Что стряслось? – негромко уточняет он. – Это все ты! – шипит Регина, но, скорее всего, не оттого, что не может громче: просто все силы ушли на борьбу. – Ты! Она пытается лягнуть Мишонн, но та уворачивается. Рик напрягается. Белль осматривает их маленькую команду и без лишних слов понимает причину столь яростного поведения Регины. Генри нет. Его просто нет. На лице Эммы, на которое устремляет взгляд Белль, сплошная мука. – Мы найдем его, – говорит Рик, который, очевидно, тоже понял, в чем проблема. – Прямо сейчас отправимся искать. – Да пошел ты, – выдыхает Регина. У нее по лицу катятся слезы. Белль обхватывает плечи руками и отходит в сторону. А что, если не найдут? Что тогда?