19 дней спустя

До шоссе они добираются спустя несколько часов, и, наверное, в этом «заслуга» Крюка: он тормозит из-за вновь разболевшейся ноги, а все вокруг слишком добры, чтобы бросить его подыхать. Крюк невольно вспоминает Белль и то, как быстро все смирились с ее потерей, и саркастически думает, что с его исчезновением мало что изменилось бы. Ну, может, Генри всплакнул бы. Регина так точно лопнет от счастья. Продолжая жалеть себя, Крюк от невольной злости ощутимо ускоряется, стараясь смотреть под ноги, чтобы не поскользнуться: в мокрой от недавно прошедшего дождя траве время от времени встречаются фрагменты тел. Это забавно, если представить, как мертвяки идут, а от них отваливается то нос, то ухо. Крюк перестает забавляться, когда наступает в огромную кучу гнилья, которая, к тому же, вдруг принимается шевелиться. – Твою ж мать! – шипит Крюк и, едва удержав равновесие, бежит как можно скорее и как можно дальше, предпочитая не думать, во что он сейчас вляпался. Бывало и похуже, в общем-то. За пару шагов до шоссе Рик останавливается, чтобы подождать остальных, и говорит вполголоса: – От меня не отставать, смотреть в оба. Увидите ходячих – не геройствуйте. Это понятно? – он почему-то пристально смотрит на Карла, и тот насупливается. Видно, бывало всякое. – Мы без оружия, – нетерпеливо говорит Регина. – Какое геройство? Крюк хочет напомнить ей о славном прошлом Дэвида и Мэри Маргарет, но ему приходит в голову, что не все посвящены в подобные детали. Ладно, это неважно. Можно просто кивнуть и выйти, наконец, из этого чертового леса. Машину они находят нескоро, и им неслабо везет в том, что она достаточно большая, чтобы вместить их всех. Кажется, они называют это «пикапом», смутно припоминает Крюк. А еще им везет в том, что на шоссе – ни одного трупака. Уже целых две удачи, может, случится и третья? Рик, усевшись за руль, слабо, но радостно улыбается, когда двигатель, пофыркивая, начинает громко тарахтеть. – Что с бензином? – озабоченно спрашивает Эмма. Рик кивает: – Почти полный бак. Крюк удивленно присвистывает. Сколько шансов у них было обнаружить здесь заправленную машину? Да мало, что там гадать. А вот поди ж ты… Мэри Маргарет вполголоса спрашивает у Дэвида, что же могло случиться с владельцем машины, что он бросил все и исчез. Такая наивность. Дэвид всего лишь молча целует жену в висок. Крюк приподнимает брови и хмыкает. Да. Так лучше. Определенно. Детей и Мэри Маргарет сажают в кабину к Рику, остальные размещаются в кузове. Крюку не так уж легко туда забраться из-за ноги, но помощи он не просит, хоть и не отказывается, когда Дэвид протягивает руку. – Спасибо, приятель, – отдувается Крюк, с досадой ощущая себя обузой. Мерзкое, надо сказать, положение вещей. Шоссе ровное, машину почти не трясет, мертвецов не наблюдается, но все в кузове хранят напряженное молчание и избегают смотреть друг на друга. Только Крюк с легкой полуулыбкой обводит пристальным взглядом угрюмые лица. Дэвид то и дело наклоняется к кабине, стучит по стеклу и машет рукой обернувшейся Мэри Маргарет. Та притворно хмурится, но видно, что ей приятна такая забота. Эмма и Регина сидят рядом, но ни плечом, ни бедром друг друга не касаются. Смотрят в разные стороны, и только на Генри их взгляды периодически скрещиваются. Крюк косится на Мишонн. Та привычно молчит и следит за дорогой, держа в руках свой хитрый меч. Скучно. Пейзаж однообразен, и вскоре Крюк дремлет, пользуясь моментом. Ему чудится что-то такое, из прошлых лет, когда он был бравым капитаном славного корабля, а рядом с ним стояла прекрасная женщина, хохочущая и пьющая ром. На очередном ухабе Крюк просыпается с привкусом горечи на губах и долго вертится, пытаясь уснуть снова. Не получается. Долго, долго тянется шоссе. Начинают попадаться брошенные машины, Рику приходится объезжать мертвецов, бредущих навстречу. Преград становится все больше, откуда-то тянет гарью вперемешку с трупной вонью, и этот запах – самое отвратительное из всего, что Крюку приходилось нюхать. Он кашляет и прикрывает рот и нос ладонью. Помогает плохо, но хотя бы так. – Бангор, – говорит вдруг Мишонн и привстает, покачиваясь. Вытягивает руку, будто никто сам не догадается, в каком направлении смотреть. Крюк ловит себя на раздражении и прикусывает язык. Мишонн не виновата, что он устал. Никто не виноват, разве что Регина. Это ведь было ее проклятие. Какое-то время Крюк молча наблюдает за большими домами, проступившими на горизонте, потом спрашивает: – И что мы там будем делать? На него смотрят все, и у всех в глазах откровенное недоумение. – В смысле – что? – переспрашивает Эмма. – Пытаться выяснить, как все это исправить. – Ты же наш Спаситель, – коротко усмехается Крюк, замечает, как хмурится Мишонн, и затыкается. Выяснить, как же. Этот Граймс уже несчетное количество раз говорил, что мир мертв, как и большая часть его жителей. Они собираются привести его в чувство? В случайном городе? Машина внезапно останавливается, и Крюк чуть не вылетает из кузова. В последний момент он взмахивает рукой и цепляется за что-то, оказавшееся плечом Мишонн. Мишонн же в свою очередь поддерживает Крюка, и это кажется чем-то странным, хотя и до того она не проявляла рвения и не пыталась от него избавиться. Разве что чуть-чуть. – Что такое? – тревожится Дэвид, перегибаясь к дверце водителя. Потом поднимает голову и уже ничего не спрашивает. Крюк тоже видит, как впереди движется медленная толпа: не очень большая, но объехать ее не получится. – Оставайтесь тут, – резко бросает Рик, выскакивая из кабины. Пистолет уже у него в руках, и метким выстрелом он валит с ног первого зомби. Присоединившийся Карл целится во второго. Мишонн выпрыгивает из кузова и, на ходу вытягивая катану из ножен, бежит навстречу отвратительным кускам мяса, некогда бывшим людьми. Крюк в ужасе закусывает губу, сжимая кулак. Но он-то что может сделать? Только сидеть и ждать. Дэвид нависает над кабиной, готовый в любой момент растерзать тех, кто покусится на Мэри Маргарет, которая обнимает Генри и пытается спрятать его голову так, чтобы он не видел, какой кошмар происходит. Напряженная, как струна, Регина стоит, вытянувшись, и наблюдает. Ах, как бы сейчас пригодилась ее магия! Как бы пригодилась… Мертвецов оказывается больше, чем виделось издалека. Они все идут и идут, и вот уже Рик переходит на нож и кромсает противника, все время пытаясь заслонить собой Карла, который в силу пылкой юности все рвется и рвется вперед. Мишонн немного проще: катана достаточно длинна, чтобы не подпускать мерзких тварей к себе. Но и ее лезвие все чаще застревает в гнилой плоти и костях. – Эх, – стонет Дэвид. Он бледен, лицо у него потное. Крюк готов спорить, что он очень сильно жалеет о том, что не захватил меч. Теперь принц и герой вынужден просто наблюдать и надеяться, что все закончится хорошо. Совсем рядом слышится ворчание, и Крюк отшатывается, когда какой-то из мертвецов, умудрившись пробраться и через Рика, и через Мишонн, и через Карла, лезет своими скрюченными пальцами прямо в кузов, цепляется за неосторожно растерявшуюся Регину и тянется к ней раззявленным ртом, в котором гнилыми пеньками торчат обломки зубов. Ни Крюк, ни Дэвид не успевают среагировать быстрее Эммы, которая почти в то же самый миг бросается к Регине и, обхватив ее обеими руками, оттаскивает от мертвеца, ногой попутно стараясь ударить его. Но мертвым неведома боль, как и сомнения в собственной силе, так что пальцы продолжают сжиматься, Регина издает приглушенный стон, а Эмма принимается бить ожесточеннее. Дэвид, наконец, отмирает и бросается на помощь. В ту же секунду с груди Регины, где смыкаются руки Эммы, срывается ослепительно белая и абсолютно беззвучная молния. Она попадает прямиком в мертвеца, и все, что остается после него, это практически неприметная кучка пепла. – Твою мать! – Крюк округляет глаза. – Это то, о чем я думаю?! Он воровато оглядывается, проверяя, кто еще заметил это, кроме него. Рик и его люди заняты, они находятся с другой стороны машины. Крюк встречается взглядом с Дэвидом, тот кивает. – Я тоже видел. Эмма, словно боясь отпустить Регину, вместе с ней опускается на дно кузова. Ее руки все еще крепко сцеплены. – Эй, – Крюк наклоняется к женщинам. – Это что, магия вернулась? – Пошел на хрен, – огрызается Эмма. У нее белое, отрешенное лицо и посеревшие губы, которыми она внезапно прижимается к виску Регины. А та – и это очень странно! – позволяет ей это делать и даже закрывает глаза, словно расслабляясь. Крюк сглатывает и выпрямляется, проворачивая в голове полученную информацию. Это однозначно магия. И если она вернулась… Что ж, это в корне меняет дело! Эмма все еще целует Регину, а та прижимается к ней, как к спасителю, и это выглядит так нелепо и невозможно, что Крюк вдруг прикидывает, а не попытаться ли и ему спасти Мишонн. Как – это другой вопрос. Но вот же вполне ощутимый результат! Эти двое всегда были заядлыми врагами! Ладно, в последнее время у них наметилось тухлое перемирие, но они даже руки-то друг другу старались не подавать. А тут… Мысль не успевает оформиться, потому что возвращается Мишонн, которая кидает быстрый взгляд на все никак не могущих расстаться Регину и Эмму и говорит: – Едем. Она вся в крови и ошметках гнили, как и ее катана, но Крюку все равно. Он жалеет, что не успел никак вмешаться и заслужить если не поцелуй, то хотя бы признательность. До самого города никто больше им не встречается, хотя где-то в отдалении и заметны отдельные группки серой массы, дружно движущейся в едином направлении. – Их словно тянет куда-то, – бурчит Регина. Она успела пережить свою несостоявшуюся смерть и снова сидит рядом с Эммой. И снова не касается ее: ни плечом, ни бедром. Словно и не она позволяла Эмме не так давно обнимать ее и прижиматься губами. – В большие города, – бурчит Мишонн, и никто не берется возражать. Ей виднее Рик врывается в Бангор на полной скорости, но довольно скоро ему приходится снова остановиться: на первом же перекрестке – затор из-за брошенных машин. Дальше только пешком. Они спешат. Путь проделан очень большой, уже темнеет. А сталкиваться в темноте с мертвецами не хочется никому. – Отель, – скупо говорит Рик, указывая на какое-то здание. – Остановимся здесь. Генри это почему-то кажется смешным, Крюк не понимает, но тоже улыбается. Что бы там ни было, если внутри найдется кровать, будет отлично. – А, постоялый двор, – бормочет он, когда, оказавшись среди вереницы одинаковых дверей, понимает, что к чему. На таких больших он, конечно, никогда не бывал, но принцип знаком. Значит, кровати тут точно есть. На проверку уходит достаточно времени, но зато теперь ясно: отель пуст. Мишонн и Рик методично баррикадируют все двери, ведущие на второй этаж, где и решено поселиться. Генри и Карл бродят по комнатам в поисках еды, но ее не так уж и много. Зато бутылок с водой – сколько угодно. Что ж, тоже неплохо. В своей комнате Крюк пытается отвернуть кран в ванной, чтобы умыться, но слышит только шипение, ползающее по трубам. Этот звук напоминает ему ворчание зомби, и он, содрогнувшись, поспешно закручивает кран обратно. Выходит, помыться не получится? Он включает фонарик – один из тех, что нашел Карл – и выходит в коридор, думая, у кого бы спросить по поводу воды. Может, надо спуститься в подвал? Он помнит, как Нил в свое время объяснял ему, что к чему в этой системе. Конечно, в основном он те объяснения подзабыл, но на месте можно будет попытаться разобраться. На небе, судя по всему, расходятся тучи, потому что солнечный свет вдруг проникает в коридорные окна так смело, что можно выключить фонарик. Крюк так и поступает и движется дальше, когда слышит приглушенные голоса. – А что с Региной? Это Рик. Крюк уже хочет пройти мимо, ему неважно, что там с Региной, но тут раздается голос Эммы: – Я всегда буду защищать ее. Это уже интереснее. Крюк замедляет шаг, а потом и вовсе останавливается. – Мне показалось, что вы не очень ладите, – в голосе Рика – удивление. Да Крюк и сам удивлен. – Мы… не ладили раньше. Не сейчас. Сейчас все иначе. – Насколько иначе? Крюк не очень хорошо понимает, зачем Рику знать, что там между Региной и Эммой. Идиоту понятно, что между ними Генри, и только поэтому они не перегрызли друг другу глотки еще тогда, когда Эмма только приехала в Сторибрук. Крюк, конечно, не присутствовал, но слышал о том периоде их «дружбы» достаточно – от разных людей. И все они сходились в том, что не будь Генри, все кончилось бы плохо. Крюк же знает точно: не будь Генри, Регина с Эммой вообще бы никогда не встретились. – Что ты хочешь услышать, Рик? – спрашивает Эмма, и в ее голосе звучит усталость. Крюк собирается послушать и дальше, но вдруг слышит неподалеку какой-то шорох. Сходить, проверить? Конечно! Без оружия? Еще лучше! Крюк не собирается быть героем. Он считает, что это глупое, никому ненужное занятие, в ходе которого ты еще и умереть можешь. Поэтому он не думает, что за шорохом может скрываться какая-то опасность: ведь Рик и Мишонн все проверили. А идет он в направлении звука исключительно потому, что ему любопытно. Ну и, может быть, там Мишонн. По крайней мере, именно так он говорит себе, когда солнце снова закатывается за тучи, и коридор погружается в темноту. Крюк чертыхается, немного замедляет шаг и вновь берется за фонарик, включая его ровно в тот момент, когда заворачивает за угол. Это действительно Мишонн. И она что-то там колдует с окнами. Вся беда только в том, что она не одна, и Крюк не успевает ни испугаться, ни задуматься перед тем, как бросается на мертвеца, нацелившегося на живую плоть. Фонарик вываливается из рук и остается лежать на полу. Мишонн оборачивается ровно в тот момент, как Крюк напрыгивает на ходячего и утаскивает его за собой, стремясь оказаться как можно дальше от Мишонн. И все у него получается ровно до того момента, как больная нога дает о себе знать, и он, коротко вскрикнув от неожиданности, поскальзывается на лужице, натекшей с мертвеца. Крюк падает на спины, разжимает руки, и этой доли секунды хватает, чтобы мертвец овладел ситуацией. Когда острые зубы впиваются ему в шею, Крюк еще не верит, что все кончится вот так. Что он не успеет ничего, к чему стремился. И он совсем не вспоминает свой большой план по спасению Мишонн. Он хрипит, пытаясь оторвать зомби от себя, и отрывает – вместе с куском шеи. Ускользающим от боли сознанием Крюк всматривается в клацающего зубами мертвеца, и на какую-то дикую, невозможную секунду ему кажется, что это Белль. Что она пришла и отомстила ему за то, что он бросил ее в лесу. Это невозможно. Она не смогла бы передвигаться с такой скоростью. Но Крюк упрямо думает, что если уж не Крокодил до него добрался, так его Красавица. Боль захватывает все тело, ломает его, выгибает, разрывает на куски, и Крюк едва чувствует, как на лицо падает холодная жижа. Мертвеца оттаскивают, а потом Мишонн склоняется над Крюком и хватает его за плечи, и трясет, и кричит: – Живи, твою мать! Живи! Крюк и рад бы, но жизнь уже кивнула смерти и затушила факел. В неярком свете фонаря лицо Мишонн слегка искажено. А может быть, это Крюк уже так видит. Он пытается улыбнуться, но губы не слушаются. Боль сосредоточилась в шее и мешает дышать. Крюк силится что-нибудь сказать, однако получается только шипеть, выпуская воздух. В каком-то смысле это приносит облегчение. Он не думает ни о чем, когда Мишонн вдруг целует его. Находясь на грани, Крюк уже не поглощен мирскими проблемами, и пухлые губы той, что еще недавно занимала его мысли, не приносят радости. Мишонн отстраняется и гладит его по щеке. Она не плачет, и, наверное, Крюку должно быть немного обидно. Впрочем, кто он ей, чтобы проливать слезы? – Эй, – с трудом, но все же шепчет Крюк, уже почти ничего не видя. – Я слишком много разговариваю, да? Меня пора прикончить. Он успевает заметить, как слабо улыбается Мишонн, и остается доволен, что насмешил ее напоследок. А потом глаза сами закрываются, и круговерть болезненных искр затягивает Крюка в безудержный водоворот, за пределами которого – он знает точно – стоит «Веселый Роджер». Туда ему и дорога. Парой минут спустя Мишонн какое-то время сидит над застывшим Крюком, а потом резко достает из-за голенища сапога нож и всаживает ему в ухо. Слышит шаги и оборачивается, не отпуская рукояти. Это Регина. У нее чуть расширены глаза, она глядит то на мертвого Крюка, то на Мишонн, затем переводит взгляд на неподвижного ходячего, валяющегося на полу. Понимание отражается на лице. Мишонн пристально смотрит на Регину и ничего не говорит, выдергивая нож и аккуратно вытирая его о штанину. Регина смотрит на нее в ответ, отворачивается, а потом и вовсе уходит, никуда не спеша.