19 дней спустя

– Вы же проверили отель! – яростно говорит Эмма, глядя то на Рика, то на Мишонн, и Регина невольно любуется этой ее яростью. Ах, та ли это меланхоличная мисс Свон, которая приехала в Сторибрук пару лет назад? Тогда Регина искренне считала ее мышкой, которая иногда норовит укусить, чтобы показать, что не так проста, но в итоге промахивается и выглядит нелепо. Та Эмма Свон, если и злилась, то выглядело это так, словно злится ребенок, и Регина всегда смеялась над ее щеками, которые надувались, как у хомяка. Мишонн и Рик, так и не отмывшиеся после побоища на шоссе, молчат, и в этом их молчании совершенно не слышно раскаяния. В чем-то Регина подобное даже одобряет: почему им надо оправдываться? Это ведь не они убили Крюка. А не заметить мертвеца… Ну, это довольно большой отель. Спасибо, что труп оказался в единичном экземпляре. Хотя это еще не доказано. Регина вздергивает подбородок и оглядывает присутствующих. На срочное совещание не позвали ни Карла, ни Генри, и это хорошо: нечего им тут делать. Дети есть дети. Даже те, кто рано повзрослел. Дэвид отправился к их номеру, чтобы подежурить на случай, если снова появится какой-нибудь зомби, и Мэри Маргарет осуждающе смотрит на Рика за двоих. Эмма качает головой и остервенело принимается растирать щеки ладонями. Регина наблюдает за ней, прищурившись, думая, как долго еще не поймает ответного взгляда. Эмма избегает смотреть на нее. Забавно, будто они снова вернулись в самое начало. Впрочем, нет, тогда Эмма смотрела очень смело. Была уверена в своей правоте. – Нужно ехать в Вашингтон, – говорит Рик, и это вовсе не то, что он должен сказать. Даже Регина это понимает. Эмма поднимает на него глаза. – Что? – переспрашивает она с болью в голосе. – Мы только что потеряли друга. Какой Вашингтон? Зачем нам туда? Мэри Маргарет с готовностью кивает. Мишонн с презрением смотрит на нее и отворачивается. Регина думает, сколько сил ей потребовалось в себе найти, чтобы не позволить Крюку подняться. Еще она думает, что Крюк никогда не был другом никому из здесь присутствующих. Желваки на скулах Рика ходят ходуном. – Все мы теряли друзей и родных, – произносит он медленно, и становится ясно, что он старательно контролирует себя. – Вы можете оставаться здесь. Мы завтра пойдем дальше. Абсолютно ясно, кого он имеет в виду, говоря «мы». И вот тут Регина начинает слегка паниковать, потому что она совершенно не хочет выбирать – не в этом вопросе. Разум подсказывает, что в группе Рика ей и Генри будет безопаснее. Но Эмма не отпустит Генри, а Регина не уйдет без сына. Это тупик. Поэтому приходится делать первый шаг. Приходится делать другой, более простой выбор. – Никто не будет разделяться, – мрачно говорит Регина, и все смотрят на нее так, будто она была немой и вдруг заговорила. – А ты, Рик, сейчас объяснишь всем, что там такого в Вашингтоне, что надо идти туда. Она вызывающе скрещивает руки на груди, будто не сомневается, что Рик поступит так, как он ему велела. И все получается. Вот только истина выходит откровенно горькой и страшной. Рик говорит про то, что вирус находится во всех них – в живых и мертвых. Если раньше они думали, что человек становится зомби только после укуса или царапины, то смерть нескольких их друзей от банального гриппа прояснила картину. От этой новости Регине становится не по себе. Выходит, она тоже заражена? И… Генри? После этой мысли она уже знает, с кем пойдет. Даже если Эмма будет против. – Наша группа гораздо больше, – мрачно добавляет Мишонн, когда Рик берет паузу. – Мы разделились из-за… в общем, разделились, – не желает она делиться какими-то подробностями, и никто не настаивает. – Уговор был – добраться до Вашингтона. Там могли остаться ученые и врачи, которые разберутся с этой заразой. Вот тогда Регина ловит на себе быстрый взгляд Эммы. И знает, почему. Эмма думает, что это можно исправить магией. Вроде как стоит только щелкнуть пальцами – и пф, вируса не будет. Но магия так не работает. Она может устранить носителя вируса. Но в их случае, получается, это сотрет с лица Земли всех: и живых, и мертвых. Такую жертву Регина принести не готова. Да и сил у нее нет. Пусть Эмма об этом не забывает. – До Вашингтона очень далеко, – немного испуганно говорит Мэри Маргарет и словно в поисках поддержки смотрит на Эмму. Та трет подбородок и молчит. – До ходячих гораздо ближе, – хмуро отвечает Мишонн. На какое-то время воцаряется неуютное молчание. Каждый наверняка обдумывает услышанное. Примеряет его на себя. Первой все окончательно понимает Мэри Маргарет. – Мой ребенок тоже родится с этим вирусом? – дрожащим голосом спрашивает она и обнимает живот. Рик кивает, не говоря ни слова. По щеке Мэри Маргарет скатывается быстрая слеза. Регина уныло следит за ней, думая, как же давно не плакала. – Тогда решено, – говорит Мэри Маргарет, и ей не нужно дожидаться Дэвида, чтобы принять решение: так всегда было и всегда будет. Мишонн едва заметно одобрительно кивает. Рик ничем не выказывает эмоций, и Регина внезапно отчетливо не понимает, за что он мог ей понравиться. Слишком спокойный, слишком рассудительный… С такими мужчинами у Регины никогда ничего не получалось. Жизнь ее – огонь. Жизнь ее – борьба. Рик тоже борется, но есть ли внутри него пламя? Или он дотлевает на остатках углей? Ведь столько времени они уже бродят по этому мертвому миру. Регина надеется, что сможет перекинуться парой слов с Эммой до того, как снова начнется эта гонка на выживание, но Эмма будто избегает ее. Это и смешно, и обидно, и злит. Злит больше, и Регина демонстративно не смотрит в сторону Эммы, когда оказывается рядом. Они покидают Бангор через сутки, потратив время на то, чтобы найти пару машин на ходу и сделать запасы еды и воды. Регина везде держится рядом с Мишонн: один раз увидев ее в деле, она начинает доверять ей и благополучно забывает, как обвиняла в пропаже Генри. Даже делает попытку извиниться за свои нападки, но Мишонн не слушает ее, и это, наверное, к лучшему. Вдвоем они натыкаются сначала на магазин одежды, а потом и на притихший бассейн, вода в котором, к большому удивлению Регины, еще годится для того, чтобы мыться. Не пить, нет, для этого есть запечатанные бутылки, но избавиться от накопившейся грязи – бесценно. И Регина, и Мишонн возвращаются в отель довольные и относительно чистые, а там уже их ждет скромный ужин, приготовленный Дэвидом: бутерброды без хлеба и растворимый холодный чай, который вообще-то большая мерзость, но сейчас Регина и его пьет с удовольствием. – До Вашингтона около семисот миль, – сообщает Рик. – Это много. Не ждите заправок, вероятнее всего, придется менять машины, а где-то идти пешком. Все заверяют его, что готовы, но Регина уверена, что не готов никто. Это выяснится, как только дойдет до дела. Утром Рик, Мишонн, Карл и Генри уезжают в первой машине. Регине невероятно трудно расстаться с сыном, но она понимает, что так действительно будет лучше: Рик подготовлен к этой жизни больше, чем она. Сохранись у нее магия, все повернулось бы иначе. Но чего нет, того нет. Они договорились встретиться на выезде из города, и сердце Регины тревожно стучит, потому что связи нет никакой, и все может случиться. Дэвид занимает водительское место в небольшом ситроене, Мэри Маргарет усаживается рядом с ним. Регине и Эмме достаются задние сиденья. Бангор никак не кончается: еще и потому, что приходится петлять по улицам, расположенным далеко от центральных, чтобы не столкнуться с ордами мертвецов. Эмма, сидящая рядом с Региной, кладет на колено пистолет и придерживает его двумя пальцами, упрямо глядя в окно. У Регины тоже есть оружие: они нашли магазин, к большому удивлению, абсолютно не разграбленный. Это позволило им запастись не только едой. Во всяком случае, теперь ходячие не застанут их врасплох. Они все еще едут, и Регина смотрит на Эмму. У них не было ни единого шанса, чтобы поговорить, и это плохо. Регина не понимает, почему именно, но плохо и все. Возможно, из-за того, что все разбились по парам, а пара Регины – Эмма, и надо как-то налаживать с ней контакт. – О чем ты думаешь? – спрашивает Регина, когда не может больше молчать. Мэри Маргарет удивленно оборачивается, но видит, что вопрос задан не ей, и смущенно улыбается, ерзая на сиденье. – Эмма, – зовет Регина для того, чтобы больше ни у кого не возникло сомнений, – о чем ты думаешь? Эмма не оборачивается к ней, когда отвечает: – Я думаю о Ниле. Ее рана еще свежа. Регина вспоминает Дэниэла и то, сколько ей потребовалось времени, чтобы шрам перестал расходиться. Много. Невозможно много. – Надо жить с живыми, а не с мертвыми, – говорит она то, чего никогда не говорила себе. – Пока держишь их в голове, они живут с тобой. Это неправильно. Вот тогда Эмма смотрит на нее, и что-то такое непонятное светится в ее взгляде. Может быть, она ненавидит Регину за такие слова. А может быть, что-то понимает для себя. В любом случае, она снова отворачивается, и Регине приходится слушать мирную перебранку Дэвида и Мэри Маргарет до самого выезда из города, где она снова обнимает Генри. – Связи не будет, – в который раз повторяет Рик. – Просто езжайте за нами. Если разминемся – держитесь направления на Нью-Йорк, следующая остановка по плану там. Регина с трудом отпускает Генри и ревниво смотрит, сколько счастья у него на лице, когда он забирается в машину Рика. Ее мальчик жаждет приключений, и ведь она могла бы дать их ему – раньше. А что теперь? Теперь она даже его не защитит. – Почему ты позволила ему поехать с ними? – спрашивает она Эмму на следующей короткой остановке – а их у них много, потому что Мэри Маргарет постоянно нужно в туалет. Эмма пожимает плечами. – А ты почему? – Я первая спросила, – как-то по-детски реагирует Регина, и ей самой смешно. Улыбается и Эмма. – Они научат его защищаться. Пожалуй, Эмма права. Регина ловит себя на мысли о том, что ей не так уж неприятно признавать чужую правоту. – А кто защитит нас? – бормочет она, понимая, что у них шансов добраться до Вашингтона в разы меньше – если судить объективно. Страшно ли ей? Еще страшнее было бы сидеть на одном месте. Эмма молчит, долго молчит, прежде чем ответить. – Я рядом, – говорит она. Регина дарит ей удивленный взгляд. Хотя, зачем удивляться… Спаситель. Этим все сказано. Внезапно выясняется, что они стоят слишком близко, потому что когда возвращаются Дэвид и Мэри Маргарет, Эмма резко отступает от Регины на пару шагов, и это не может остаться незамеченным. Регина спрашивает ее об этом ночью, когда ей самой требуется в туалет, и приходится будить Эмму, потому что они не расхаживают в одиночку. Эмма бубнит что-то невнятное себе под нос и отводит глаза. – Ты боишься? – насмешливо интересуется Регина. Эмма вскидывается в праведном гневе. – Чего мне бояться?! Регина небрежно пожимает плечами. – Понятия не имею. Того, что твоя мамочка тебя не одобрит? Она даже не пытается язвить, но само выходит. В какой-то момент кажется, будто это обида. Но на что Регине обижаться? Она почти уверена, что права. Что Эмма, столь долго лишенная родителей, теперь подсознательно делает все, лишь бы не потерять их снова. А ведь разочарование – шаг к этой потере. Эмма не отвечает. Она вообще очень много молчит в последнее время, и Регина не знает, как на это реагировать. Но она рада, когда на следующий день Эмма сама заговаривает с ней. – Расскажи про свое последнее проклятие. Регина не знает, что тут можно сказать. И зачем Эмма хочет знать подробности. – По сути, это было не совсем проклятие, – морщится Регина. – Это было просто… Она вздыхает. – Просто защита. От внешнего мира. И Нил заставил ее лопнуть, когда вышел за черту. Наверное, зря она упомянула Нила. Но из песни слова не выкинешь. – Как мыльный пузырь, – бормочет Эмма. Регина соглашается: – Да. Как пузырь. Пузырь, который защищал их от всего этого дерьма. Невесть куда утекает бензин, и Дэвид бурно радуется тому, что взял запасные канистры. Пешком бы они не дошли. До Нью-Йорка всего ничего, и Регина волнуется все больше и больше. Добрался ли Рик? Все ли в порядке? Им самим по дороге не пришлось столкнуться ни с мертвыми, ни с живыми – и последних Регина опасалась больше. Рик упоминал о том, что по миру бродят группы агрессивно настроенных выживших, с которыми лучше не связываться. Для себя Регина решила, что выстрелит при первой же угрозе, пусть даже та ей почудится. Лучше так, чем самой лежать с пулей в голове. Рик, Мишонн, Карл и Генри ждут их на первом въезде в город, и Регина, вместе с Эммой обнимающая сына, в какой-то момент понимает, что обнимает и Эмму тоже. Это заставляет ее лишь крепче стиснуть объятия. Все соглашаются с тем, что нужно передохнуть хотя бы день. В первом попавшемся крошечном доме на отшибе нет ни живых, ни мертвых, ни еды, и две из этих проблем вполне решаемы, а третья проблемой не считается. На ужин холодная фасоль и очерствевшая копченая колбаса, с которой счистили плесень. Регина хочет, чтобы ее магия вернулась только затем, чтобы поесть что-нибудь горячее. Все снова спят в общей комнате, и как-то так оказывается, что Регина ложится на пол рядом с Эммой. Это выглядит естественным. Эмма говорила, что защитит. Пусть защищает. Они так и не поговорили. Не обсудили ничего из того, что произошло между ними в темном номере отеля. Может быть, это и правильно. Ничего не случилось. Ничего, что было бы важнее стремления жить. Регина долго слушает чужое дыхание и пытается уснуть. А потом слышит тихое: – Если я воспользуюсь магией – это поможет? Я смогу остановить этот вирус? Вот что так сосредоточенно обдумывала Эмма все это время. – Ты глупая, – устало говорит Регина, которой кажется нелепым объяснять очевидное. В ответном молчании Эммы отчетливо слышится обида, и приходится пояснять: – Ты разве не слышала, что сказал Рик? Этот вирус – он во всех, в живых и мертвых, просто в живых пока себя не проявляет. Если уничтожить магией его носителей, то умрут все. Все, понимаешь? Молчание Эммы меняет тональность. Кажется, о чем-то она все же не подумала. – А нельзя по-другому? – Можно, – легко соглашается Регина. – Всегда можно по-другому. Вот только я не знаю, как. Ведь попытка будет только одна. Имеют ли они право рисковать? Рядом нет Румпельштильцхена, который может все исправить. В темноте не видно лица Эммы, но прекрасно чувствуется, как ее рука ищет руку Регины. И Регина не отстраняется. Когда Генри снова высказывает пожелание ехать с Риком, никто не говорит ему «нет». Регина ощущает лишь какую-то тесноту в груди. Она отпускает своего птенца на волю, чтобы однажды он вернулся к ней. Кроме того, это ведь всего лишь до Вашингтона – что может случиться? Но всегда что-то случается – Регине пора бы это выучить. Оставшийся путь выливается в какую-то нескончаемую пытку. Сначала ломается машина, которую Дэвид безуспешно пытается починить. Потом у Мэри Маргарет отходят воды, прямо на шоссе, и это действительно невовремя, потому что сзади бредет толпа мертвецов. Ребенок рождается в ближайшем пикапе, здоровый и громкоголосый, и счастье, что у Мэри Маргарет полная грудь молока, потому что кормить его решительно нечем. Дэвид и Эмма рубят головы мертвецам, пока Регина, сдерживая рвотные позывы, тупым ножом пытается перерезать пуповину. Ночуют они в том же пикапе, и мало кого волнует, почему Регина засыпает на плече у Эммы: в конце концов, в кабине не так уж много места. И только поэтому она время от времени задевает губами щеку Эммы. Только поэтому. Эмма это тоже понимает. Следующим утром заряжает дождь и идет по шоссе вместе со всеми. Мэри Маргарет невесть откуда находит в себе силы и заверят, что готова продолжать путешествие. По ней так не скажешь, но и сидеть на месте не вариант. Дэвид поддерживает ее, как может, и они делают остановки чаще, чем когда-либо. Никто не ропщет. Все устали. Даже ребенок, пусть он только что родился. Регина напрочь стирает ноги и с остервенением снимает кроссовки, едва удерживаясь от того, чтобы выкинуть их. Она не выспалась и голодна, но пришлось пожертвовать едой в пользу оружия, и это, должно быть, верное решение. Хочется пить, однако воды не так много, и Регина просто идет вперед, мечтая уже хоть куда-нибудь дойти. – Машина! – радостно кричит Дэвид и бежит куда-то вперед. Откуда у него силы? Регина щурится и действительно видит вдалеке машину. Сколько шансов у них на то, что она исправна и там есть бензин? – Я не могу, – жалобно говорит Мэри Маргарет и садится прямо на асфальт. – Больно. Она прижимает к себе младенца и плачет от собственного бессилия. Регина оглядывается, чтобы убедиться, что рядом нет ходячих. Пусто. Абсолютно пустое шоссе, кроме них, Дэвида и той машины. – Отдохни, – со вздохом говорит она. – Дэвид подъедет к нам, если что. Она поворачивается к Эмме и видит, как та рассматривает на запястье какую-то длинную воспаленную царапину. Страх удушливой волной зажимает горло. – Что это? – сипло спрашивает Регина. Она не верит, не хочет верить. Это ведь просто царапина. Ничего больше. Так бывает. Но все надежды рушатся, когда Эмма смотрит на нее в ответ. Эмма знает. Она умрет. Они все умирают. Уходят, бросают Регину. Мэри Маргарет продолжает тихонько всхлипывать за спиной. Регине хочется пнуть ее, и она поспешно делает шаг в сторону. А потом, в ожидании неминуемой боли, прикрывает воспаленные глаза.