***
Возня шумнее утром стала, И Мун, размявши мышцы стана, На кухню к лордам вниз скорее Спустилась, став совсем скромнее. А завтрак бедный на столе Дурманит всех во всей красе. И вид привычных разносолов, И в целом царственных уловов Давно принцесса позабыла. — Смотри-ка, каша вон остыла. У нас и времени-то нет… — Шепнул Авариус, как свет Проезжей с фонарём кареты Пролился пламенем, и смерды* Ворота в замок ей открыли. Наверно, судьи в ней прибыли. Так значит, надо торопиться И с аргументами явиться… Пора бы в поле. Но кому? — Поеду я. И Мун возьму, — От каши Тоффи отвернулся, Принцессы за плечо коснулся. — Поможете в последний раз… И приключений хватит с вас. Авариус старейший мёртв, И плена изначальный гнёт Вас больше в доме не коснётся.***
Трава от бури в ломках гнётся, Но лошади летят вперед И собственный вонючий пот В езде томительной глотают. А тучи небо заполняют, И вот посыпал мелкий град. — Знакомству с вами был я рад. Принцесса грустно усмехнулась. И всё же с ними явно глупость: Они на «Вы» — в душе на «ты», Но рамки общества тесны. И эта вольность им сложна. Она для Тоффи — госпожа. Пускай, нездешняя… А он, Признаться, тайно и влюблён. Всё может быть. А там, вдали… Сияют маки у черты, Где солнце липнет к горизонту. Огнём они подобны фронту, Который вскоре на полях Раздастся смертью в злых руках. (А может, битва всех минует?) Не думая о той минуте, И Мун, и Тоффи с лошадей Спустились к макам поскорей. Цветок диковинный дрожит, А ветер точно норовит Сорвать его с тончайшей ножки. И треплются те маки-крошки Под тучей тёмной, грозовой. — На вид, как был, и есть простой… Чего в нем может измениться? — А я б не стала торопиться… — И Мун нагнулась, прилегла. У маков чёрная земля. К ней ящер следом наклонился И тоже диву поразился. Земля суха, черства, как хлеб. И только тот, кто глазом слеп, Увидит землю здесь простую. — И мак впитал всю дрянь такую… — Звучал уж вовсе не вопрос. По коже Мун бежал мороз. «Но кто же это учудил?» Внезапно ливень вдруг полил. И Тоффи, чёрный, весь в грязи, Поднялся вскоре с их межи. И оба знали: дело Мьюни, Которое пустило слюни По территории чужой. И яд подлил не кто иной, Как Баттерфляи… поколенья! Септарсис пал вдруг на коленья: — Оно не только отбирало… Оно народ наш истребляло! Тот яд сочился сквозь века, Теперь… Погибла вся земля.***
Томились в замке остальные, И все сейчас витали в мире Своих иллюзий и надежд. Но вдруг каких-то там невежд Толкнул нечистый всех отвлечь. — Вот только я хотел прилечь!.. — Ворчавши, Д-жаба на звонок Уткнулся с грустью в потолок. Но дверь спешил гостям открыть. — Как знал, что судьям скоро быть… — Шептал Голубке мягко Брудо. Он знал, что прежнего уюта, Возможно, ящерку лишат, И вот уже вовсю стучат! — Иду, иду!.. — Кричал им жаба, И дверь теперь открыта стала. Раздался выстрел. За порог Вцепился Д-жабинский сапог, Нога обмякла и повисла. Не видя в монстре больше смысла, Шагнула тень, за ней — другие. — Вы как посмели?! Кто такие? — Авариус глядел в безумье, Но в то же время в своей суме Нащупал остренький клинок. И Голубичку в тень от ног Запрятал, за руку сжимая. А гости, глаз не отрывая, На Брудо, замок всё смотрели. — Вы дочь мою убить хотели? — Прорезал первые ряды Холодный, точно у змеи, Кричащий голос Королевы.