Причина жить

      Я резко открыл глаза, просыпаясь. В комнате сгустились сумерки. Не хотелось вспоминать то, что случилось. Осторожно повернул голову, так и есть, разбитая диадема лежала на столе.       Я улыбнулся — Снейп сидел на полу, прислонившись спиной к дивану, обхватив рукой согнутые ноги, голова лежала на коленях. Эта была очень странная поза для него. Длинные отросшие волосы падали на лицо, скрывая. Я осторожно потянулся рукой к его волосам, запустил пальцы в длинные черные пряди. Снейп вздрогнул всем телом и резко обернулся. Мы замерли, молча смотря друг другу в глаза. А потом, слушаясь моего невысказанного желания, он встал и лег рядом на диван, хотя места было мало.       — Вы защищали меня, — прошептал я.       — Я всегда тебя защищал, — Снейп уткнулся мне в шею.       — Он все знает, Он увидел чашу и понял, за чем мы охотимся. Лорд будет в ярости, когда поймет, что остальные крестражи уничтожены.       — Ты снова влез Ему в голову?       — Так получилось…       — Я теперь понимаю. Ты сумасшедший, Поттер. — Снейп чуть повернул голову и теперь его дыхание щекотало мне щеку.       — Почему?       — Действительно, почему? — усмехнулся он. — Наслать на гоблина Империус, освободить дракона, и, что самое невероятное, заставить Люциуса Малфоя залезть на него и улететь.       — Нууу, — я улыбнулся. — Это была экстренная ситуация.       — Почему ты не ушел? Я приказывал тебе.       — Своим змеям будете приказывать, — нахмурился я. — Я не они, я не оставлю вас. И кстати, вы обещали мне, что убьете Его после.       Мои руки прошлись по его ребрам, на левом боку повязка намокла от крови.       — Рана не закрывается?       — Нет, это сильное проклятье. Задень сильнее, и мне бы перебило позвоночник.       — Вы поправитесь? Не хотелось бы, чтобы вы загнулись на полпути.       — На полпути куда?       — В ад.       — Очень смешно, Поттер. Не стоит волноваться, Люциус меня подлатает.       — Вы спали с ним?       — Поттер, — очень тихо и как-то спокойно сказал Снейп, — о чем ты только думаешь?       — Я спал с Демиэном, вы сами видели. Было здорово.       — Почему ты спрашиваешь?       — Потому что мне интересно, и вы уже два раза ушли от ответа.       — Да.       — И как это?       — С тобой не сравнится.       Я засмеялся, насколько это было возможно.       — Черт, выкрутился! Вы змей, Северус Снейп, — смеясь, я потянулся к его губам.       — Мне стоило бы поставить тебя в угол, — ответил Снейп, когда поцелуй закончился, — или отлупить за такие вопросы.       — Лучше повесить на цепи за большие пальцы ног в подвале Хогвартса. Вот бы мы там с вами развернулись. Так и представляю вас в коже. Вам бы пошло.       — А тебе пошел кляп во рту. Но мне нравится твоя идея с кожей.       Я опять потянулся за поцелуем, когда кто-то вежливо сбоку покашлял.       Мы медленно развернулись и посмотрели на стоящего в дверях Люциуса Малфоя. Тот был взъерошенный, идеально уложенные волосы торчали в разные стороны, мантия прожженна во многих местах, на лице чернели полосы сажи. Он стоял и смотрел на нас. Но по его лицу было трудно сказать, шокирован он увиденным или нет. Он сохранял поразительную невозмутимость.       — Я несколько часов уговаривал Добби перенести меня к вам. — Глаза его полыхали сдерживаемым гневом. — Мне нужен меч, чтобы уничтожить крестраж.       Я посочувствовал Люциусу, так как прекрасно понимал, что Добби ни за чтобы не выдал меня без крайней необходимости.       — Посмотри на столе, — махнул рукой Снейп.       Малфой повернулся и, увидев меч, потянулся к нему, но рука вдруг застыла на полпути. И он сам весь застыл на середине движения.       — Это?       — Поттеру удалось найти диадему, а я уничтожил ее мечом, — бесстрастно ответил Снейп.       Малфой осторожно взял кусочки разбитой диадемы, повертел в руках и положил обратно на стол.       — Я жду вашего рассказа. — Он перехватил меч и вышел, гордо задрав подбородок.        — Добби плохой эльф, — тихо пропищал домовик, выглядывая из-за косяка.       — Нет, — улыбнулся я. — Спасибо, что помог мистеру Малфою попасть сюда, а то мне самому пришлось бы отдавать ему меч, а я сейчас не могу пока вставать. Так что, Добби все сделал правильно. ***       Мы лежали на кровати, в комнате было темно. Снейп зажег одну свечу на тумбочке, ее пламени едва хватало, чтобы осветить даже полкомнаты. Я лежал рядом и обводил пальцем черный контур знака мрака.       Между нами исчезли недомолвки, неуютное молчание, даже глупые вопросы, на которые хотелось услышать ответы. Все было уже не важно. Я чувствовал тело рядом и понимал, что все в этой жизни имеет свой конец. Я не вспоминал Рона и Гермиону все это время, потому что воспоминания выворачивали мою душу болью. Одно только имя Джинни и меня уже трясло от злобы. Но… я чувствовал, как внутри меня что-то менялось. Я скоро к ним присоединюсь, и смерть мне не кажется такой страшной. На место чувства мести пришло смирение. Выбора нет. Вот только…       Где же ты был раньше? Едва ли ты мне стал готовить макароны, когда я был на четвертом или пятом курсе… Но знай, что ты такой: живой, местами смешной, местами грустный, что в тебе своя печаль, что у тебя чертовски классное тело — я бы возможно испытывал другие чувства в школе. Интерес. А ты был интересным и сильным. Каково это просыпаться с тобой, зная, что не нужно никого убивать, не нужно умирать самому? Просто жить, варить кофе, чай, какао? Творить магию в обыденных вещах. Я не могу представить, как ты ходишь в магазин, как читаешь этикетку на банке с фасолью. Как ты смотришься на улице, когда осень горит в листве? Мог бы я все это увидеть? Война забрала у меня все, но почему-то дала тебя. И я не знаю, равна ли моя боль твоему теплу…       И еще почему ты обнимаешь меня? И зачем целуешь сына врага, сына твоей любимой? Это меня ставит в тупик. Скажи, ты ведь что-то ко мне чувствуешь? Не обязательство, которое нужно выполнить? Ты ничего не говоришь мне прямо, но твои глаза и руки говорят намного больше. И я хочу верить, что я тебе тоже нравлюсь…       — Знаете, мне хочется сделать что-то безумное, доказать, что я еще жив.       — Например?       — Не знаю, — я тяжело выдохнул, а потом, озорно улыбнувшись, сказал: — давай закажем пиццу?       — Пиццу? — удивился Снейп. — Ты разве только что говорил о чем-то безумном?       — Вот именно, все сейчас выходит за грани обычного, и безумным покажется просто поесть пиццу.       — И ты меня называл «что-то с чем-то», — устало вздохнул он. — Ну давай закажем, раз хочешь.       — Правда?       Снейп не ответил, поднялся с кровати и натянул домашние штаны. Я поднялся следом.       — Вы можете мне дать что-нибудь из нормальной одежды?       Он подошел к шкафу, и вытащил из него клетчатые широкие шорты и черную футболку со словами Я люблю королеву.       — Это какой-то волшебный шкаф.       Мы спустились на кухню, я сел за столик.       — Как мы закажем?       Снейп полез куда-то в закрома нижнего шкафчика и вытащил на свет божий потрепанный телефон.       — Ого, — удивился я.       Деловито раскрутив шнур, он подключил телефон. И замер.       — Может, сначала набрать номер справочной? — тихо предложил я.       Через несколько десятков ошибочно набранных номеров справочной, мы все же дозвонились куда надо. Спросив у приятного женского голоса номер самого известной пиццерии, мы заказали три вида самой большой пиццы.       — Где ты был после свадьбы? — спросил Снейп, пока мы ждали заказ.       — Я аппарировал на Тисовую, в чулан под лестницей. В тот момент мне казалось, это самое безопасное место. Знаешь, я тогда думал, что если бы ни кто за мной не пришел, Он бы не возродился. И никто бы не умер. Я слушал, как тетя готовит еду на кухне, как дядя смотрит телевизор, и жалуется на то, что цены на бензин опять поднялись, как Дадли играет в компьютер. А потом они все дружно пошли есть, и я понял, что всю жизнь был лишним.       Я замолчал. Сейчас я уже ничего не чувствовал: ни сожаления, ни грусти, ни зависти.       — Я стер им память. Они навсегда забыли обо мне. Так будет лучше.       — Возможно. Больше всего на свете я хотел сказать тебе, что я не хочу умирать. Теперь не хочу…