Слепой абьюз.

— Гарри, подойди, пожалуйста, — попросил Луи, роясь в телефоне. Прошел уже месяц со смерти мамы Томлинсона, боль от потери притупляется, но для Стайлса все наслаивается новыми оскорблениями от парня. Но это нормально для них, Гарри достоин такого, так сказал Лу. А Лу никогда не врет, Лу никогда не ошибается. Гарри, потирая руку, на которой есть синяки с прошлого дня, так как горе топится в алкоголе — такой закон его парня, а так же в сексе по-пьяне. Томмо сжимал его и так хрупкие плечи и теперь на них раскрылись бутоны алых орхидей. — Что-то хотел, Бу? — робко спросил младший, не смея присесть рядом. Луи поднял на него свои серые глаза, в которых когда-то блестели океаны любви. Но Гарри тогда не понимал, как это больно — тонуть в них. — Присядь, Гарольд, — сказал Томлинсон, постукивая по своим коленкам. Мальчик сел к нему на колени, думая о том, как же давно все это было. Как же давно он не получал всей этой нежности и любви от своего парня. На душе на секунду становится спокойно, до того момента, пока он не слышит голос Луи. — Смотри, кто мне написал, — проговорил Томмо, буквально тыкая телефоном в лицо Гарри. Стайлс немного отстранил руку парня, беря телефон в руки, читая сообщения от своей сестры — Джеммы. «Если ты еще раз сделаешь плохо моему брату- то от больницы ты не открутишься, как и от полиции, псих» Глаза Гарри расширились, а руки затряслись. Так вот к чему вся эта нежность. Она обманчива, как пряник. Неужели сейчас будет кнут? Стайлс слез с колен парня. Хотя нет. Он попытался, но сильные руки Луи остановили его побег и младший сжался, прикрывая лицо руками, пытаясь не плакать, так как он со школьных времен знал — начнешь плакать при том, кто может обидеть, то сделаешь еще хуже. Так что он просто дрожал в руках у Томлинсона, ожидая первого удара, но ничего не было, ибо несмотря на то, что он чуть ли не насиловал Стайлса, он никогда в обычных обстановках не поднимал на Гарри руку. — Ну и куда же ты? — гадкий шепот на нежное ухо младшего делает все лишь хуже и страшнее для последнего. В эту же минуту Луи сталкивает его с себя и Гарри падает на пол, пытаясь отползти, боясь того, что будет дальше. — Да как ты смел, щенок! — а дальше был крик. — Я тебе что говорил! Ты достоин этого и не смей никому говорить, сука! — кулаки старшего сжались, а глаза наполнились яростью. — Жалкая трусливая шлюха! Побежал сразу к сестренке жаловаться. Да ты должен меня благодарить, что я еще не избиваю твое лицо блядское, другой бы уже бы это сделал, говно ты собачье! — Л-лу, не кричи, я-я могу все объяснить, — попытался Гарри, но его опять прервал повышенный тон. — Не кричать?! Да как ты можешь меня затыкать, шлюха!? — Томлинсон ударил стену и с нее упала их совместная фотография, а рамка от нее разбилась, пока ее осколки, будто вода, разлетелись по полу. От этого Гарри вздрогнул, а еще от того, что один из осколков впился ему в руку. Мальчик шикнул, сразу отдернув руку от места падения рамки, прижимая раненный палец к губам, смотря на парня. Он встретился с усмешкой, что будто резала сердце и душу Стайлса, а страх пробирался по венам во все конечности. — Иди в комнату, животное, я приду поздно, — прошипел Луи, а после паузы добавил, — И чтобы я больше не видел в контактах твою сестру — приду, проверю, дрянь. Я запрещаю тебе с ней общаться, в твоих же интересах оставаться живым. Гарри сразу же вскочил с пола, побежав в спальню, чтобы хоть как-то спастись от всего этого ужаса и слез, что застряли в горле. Он сразу же закрыл дверь, прислонившись к ней спиной, держа руками, будто сейчас придет монстр, которого он всегда боялся в детстве, и съесть его с потрохами. Но никто не пришел, а на той стороне послышался такой же хлопок, но только входной. Пока что Луи нет дома, то Гарри чувствует себя в безопасности, так что он съезжает вниз, оставляя кровавую полоску от пальца, совершенно игнорируя это. Нужно сейчас выплакаться, ибо потом придет его парень и если будет еще в состоянии стоять, то опять повториться то, что было вчера. Гарри понял только лишь одно: любимый человек, что относится так к тебе — это страшнее монстров из шкафа. Чудовища убивают тебя сразу, чтобы пропитаться. Питание. Наверное, это единственное, что есть общее между Луи и этими гуманоидами. Только последние едят твою плоть, а не твои эмоции. Томлинсон же высасывает из Гарри все соки, используя его чувства и наивность. Ведь этот мальчик до сих пор думает, что это все по любви, что так надо. Они просто поссорились, и как говорит Луи: все ссоры только из-за Гарри и его надоедливости. Но ведь Стайлс просто волнуется за своего парня. Неужели это уже не входит в ячейку под названием «любовь»? А Томмо лишь затаптывает парня в грязь, да до такой степени, что, когда он лежит в одинокой постели, то просит Бога, судьбу, Вселенную, да что угодно , но лишь бы разлюбить его и забыть весь это кошмар. Уют и дом — это уже не Луи. Это кексы в восемь утра в мамином доме. Это объятия отца, и подкалывания сестры. Это шутки Найла в пол второго утра, а так же разговоры по душам с Зейном, пока Лиам накладывает лазанью, что приготовила Шерил. Это закаты и рассветы за руку с одиночеством. Но. Всегда есть это но, что перечеркивает все мимолетное тепло. Гарри любит Луи и это навсегда. Стайлс готов прощать, он знает, что когда-нибудь Томмо вернется в того самого человека, что дарил ему поцелуи утром, вечером, ночью. Вернется и изменится. Не сегодня, к сожалению. Сегодня Томлинсон опять вернулся в стельку пьяный, а так же все повторилось заново. Опять красные и фиолетовые цветы распускаются на теле младшего, а его голос срывается в криках и мольбах, будто Луи — Бог, у которого он просит прощения за грехи. Но Бог прощает, а не ужесточает хватку на горле, втрахивая твое тело в постель, используя. Сегодня Гарри впервые задумается о том, что ненавидит Томлинсона и надо что-то делать. И может все это мимолетное помутнение ненависти, но если все-таки все это правда, то... Он дал себе обещание, что больше никогда Луи не увидит, как младший плачет. Никогда не узнает, что он его ненавидит. Ибо демон, который прорывается в глазах, что всегда мокры, скоро сломает и Томлинсона. Скоро все изменится.