На букву «Б»

       — Уэйн. Уэйн-Уэйн-Уэйн. Брюс прибыл на работу. Лекс не пригласил его наверх, они сидели на первом этаже, в баре, закрывшись от посторонних глаз. Тусклое сияние встроенных круглых светильников делало обшитый тёмным деревом кабинет ещё мрачнее. За квадратным столом, окружённым с трёх сторон кожаным диваном, висел «Белый центр» Ротко — не оригинал. Когда полотно продавали, Лютор не был настолько богат. — Уэ-э-эйн, — всё не унимался Лекс. Он пил неразбавленный виски, явно не первый стакан. Он изменил строгим костюмам и нарядился в чёрные брюки с тёмно-бордовой рубашкой. — Как эскорт? — Нормально, — ответил Брюс, невозмутимо глядя в глаза сидевшему напротив Лексу, — за исключением того, что клиент меня узнал. Саши не было на месте, и я доложил дежурному менеджеру. — За клиента, неосмотрительно пропущенного Бордо, я поставил ей шах и мат. Она уже находится в увлекательном длительном поиске хоть какой-то работы. Брюс изобразил лёгкое удивление. Дело вовсе не в избиении заказчика? Дело вовсе не в избиении заказчика. — К тебе претензий нет, я видел твои отчёты, — нехотя выдавил Лекс и, осушив стакан до дна, плеснул новую порцию. — Ты знаешь, кто тебя заказывал? — Его зовут Кла… — Его зовут Кларк, да. Ты знаешь его фамилию и кем он работает? Брюс взвесил риски. Когда клиенты приходили в этот бордель, документы требовали только у тех, кто выглядел действительно молодо. Все прочие гости называли имена или фамилии, часть обходилась выдуманными, большинство же сохраняло полную анонимность. Многие, невзирая на двадцать первый век, расплачивались наличными. Посетителей убеждали, что база не ведётся, но она велась: с фальшивыми, настоящими и кодовыми (для анонимов) именами; с фотографиями, полученными с камер борделя и из других источников после удачной проверки клиента. В профили клиентов вносили всё, что удавалось найти, и всё, что те делали в борделе: кого заказывали, какие именно услуги, суммы чаевых. Каждому посетителю при первом визите выдавали обезличенную карту с номером, и, когда гость приходил снова, он был уверен, что идентификация проходит исключительно по номеру. Если количество визитов вырастало в течение года до шести, начинала работать система скидок, однако всё обнулялось, как только перерыв между посещениями достигал трёх месяцев. Раз в год базу чистили, а одноразовых клиентов, как проверенных, так и нет, скидывали в архив. С элитным эскортом дела обстояли иначе, не желающим предъявлять документы давали от ворот поворот. Это не касалось влиятельных клиентов, вроде той же Дианы, для таких людей существовали особые условия, но Кларк был обычным (обычным?) и его проверяли по полной. В бланке заказа, которым Брюс так неосторожно пренебрёг, должна была быть обязательно прописана и фамилия, и профессия. — Кларк Кент, журналист. Я решил, если Саша пропустила его, то угрозы не существует. — Да, да, Саша. Ты всего лишь делал свою работу. С Кларком Кентом, журналистом. — Лютор стукнул стаканом так, что виски пролилось на стол. — Он опасен? — после заминки полюбопытствовал Брюс. — Да. Уэйн. Уэйн-Уэйн-Уэйн. У меня нет к тебе претензий потому, что его вообще никто не узнаёт, а твоя работа состоит не в том, чтобы узнавать. Он есть в архиве и текущей базе здесь, второй раз он приходил без карты, но не скрывал ни имя, ни фамилию, как и в первый раз, однако координаторы с операторами сопоставили двух Кларков Кентов только после твоего отчёта, но так и не догадались, что этот двойной Кент — тот самый Кент. Бордо занималась его полной проверкой и обязана была понять, однако не поняла. Кларк не Джеймс, Джон или Роберт. Кент не Смит, Джонсон или Уильямс — но его никто не узнаёт. У каждого есть знакомый Кларк Кент, и они считают этого Кента одним из многих. Как много Кентов ты знал за свою жизнь? Круг твоих знакомых необычайно велик. Лекс это всерьёз? Он был довольно пьян, но говорил связно, хотя манера речи отличалась от обычной. — Десять, может, пятнадцать, — произнёс Брюс после раздумий и добавил: — Среди них был один Кларк. — Да. Среди них всегда найдётся какой-нибудь Кларк. Только здесь, у меня. — Лекс театрально вскинул руки. Виски в стакане, сжатом ладонью, взметнулся коричневой волной до края. — Здесь, у меня. У меня работают двое Кентов, на третьем этаже: Кларк и Кара, новенькие, не родственники. Метят на пятый. Как давно Лютор начал пить? Он был не довольно, а чудовищно пьян. — И когда тот Кларк Кент говорит, что он Кларк Кент, люди пожимают плечами. Он говорит, что журналист, и люди пожимают плечами. Говорит, что ему нравится Супермен, и люди пожимают плечами. Говорит, что работает в «Дэйли-Плэнет», и люди снова пожимают плечами. Они его не узнают. Никто. Парадокс, но даже программы распознавания лиц его не узнают. Он ёбаная невидимка. Невиди-и-имка, — Лекс глупо фыркнул, по-детски раздувая губы, но тут же стал серьёзным. — Он как Кларк Олсен, в котором никто не узнаёт Супермена. Как думаешь, Уэйн, супергерои существуют? — Лютор сузил глаза так, словно действительно ждал ответа, но Брюс лишь пожал плечами, и Лекс опять фыркнул. — Ёбаные супергерои. Ёбаный Кларк Кент со своей суперспособностью. Эта непримечательная физиономия, растрёпанные волосы, уродливые очки. Сутулый, вечно извиняющийся и шаркающий ногами, роняющий стулья и проливающий кофе, правильный, огромный, нелепый, неподкупный и неузнаваемый никем Кларк Кент. Неубиваемый, как его кумир в синем трико. Поборник правды, справедливости и американской мечты, величайший бойскаут в мире, Кларк, мать его, Кент! Уэйн, назови самое уважаемое печатное издание США. — «Дэйли-Плэнет». — Брюс всё ещё не понимал. — Да, да. Последние годы не «Вашингтон Пост» и не «Нью-Йорк Таймс». В мире блогов и электронных журналов «Дэйли-Плэнет» шествует с гордо поднятой головой, продолжая вонять типографской краской. Назови владельца «Дэйли-Плэнет». — Оливер Квин. — Жена Оливера Квина. — Лоис Лейн. — Бывший муж Лоис Лейн. — Кларк… Брюс наконец-то сообразил, и это была катастрофа. Так вот какого Луиса вспоминал Кент, когда получал Бэтмена наоборот в тройном размере. «Двадцать девятое мая. Четверть четвёртого пополудни. Дайана, совы точно не то, чем они кажутся». Он не доверился интуиции, всякий раз отгонял назойливые мысли. Не согласился на предложение Барбары ещё тогда, давно. Кларка Кента, того Кларка Кента, Брюс видел сотни раз: по телевизору, в газетах, где над статьями всегда печаталась фотография. Он не узнал его. Нет. Узнал во второй раз в борделе, но решил, что по иной причине, а во время эскорта Кларк был без очков, не в привычно помятом костюме и с новой причёской. Брюс не узнал Кента по-настоящему, зато избил, и не стоило вспоминать, чем закончилась их первая встреча. — Кларк Кент. — Да-да-да! — Лекс картинно зааплодировал. — Лоис и Кларк! Ослепительная Лоис Лейн и непрезентабельный Кларк Кент. Два самых известных современных журналиста Америки, пять… Пять! Пять Пулитцеровских премий на двоих! Позиции Кента в последние года полтора пошатнулись; по слухам, смерть родителей и последующий развод подкосили его, но он вернётся на вершину. По другим же слухам, прелестная Лоис не переставала поддерживать своего драгоценного бывшего мужа. Они сохранили дружеские отношения, а за Лоис Лейн стоит Оливер Квин, и он у неё на коротком поводке. Лютор прервался и опрокинул в себя полстакана залпом, даже не поморщившись. — Чёртов Кент, — продолжил он, — честный бойскаут, такой притворщик, да, Уэйн? Разве кто-то настолько правильный способен взобраться так высоко? У сельского увальня есть второе дно. Уверен, если потребуется, он даже плюнет на свою репутацию гетеросексуала. И если Кент решит сделать на мне историю, последствия будут разрушительными. Это не мальчик из подвальной газетёнки, понимаешь? Брюс понимал. Себе дороже трогать Кента, учитывая, кто он, кто его бывшая жена и какой человек стоит позади бывшей жены: богаче, влиятельнее Лекса и незапятнанный содержанием борделей. У Кларка и Лоис, всё по тем же слухам, имелись связи даже не в ФБР, а на самом верху, на уровне кабинета президента. Брюс избил Кента, и не стоило вспоминать, чем закончилась их первая встреча. Фактически закон приравнивал действия такого характера с человеком в невменяемом состоянии к изнасилованию. Он не будет об этом вспоминать потому, что Кларк Кент не нищий опустившийся алкоголик, а знаменитый журналист с репутацией истинного бойскаута и тихого терьера, впервые громко заявивший о себе ещё будучи студентом колледжа и только стажируясь в издательстве. Кларк и Лоис растёрли в прах империю Сальваторе Марони, того самого Сала, который всё-таки стал крупным боссом, — растёрли в насквозь коррумпированном Готэме. Они вывели на чистую воду Аманду Уоллер: с её миллиардами, кристальной репутацией и связями в правительстве; вместе с Амандой полетели головы двух сенаторов и одного генерала армии США — производство биологического оружия, эксперименты над людьми, преступления против человечества. Это была и не десятая часть послужного списка золотой парочки. Кларк и Лоис не зря получали премии и до сих пор здравствовали, хотя Брюс читал о шести или семи покушениях на них. — Уэйн, расскажи об эскорте. Кент сделал такой выбор, чтобы удостовериться, или он влюбился в тебя? В твой член? Были намёки, что он начал или может начать расследование? — Я не уловил намёков, — после длинной паузы произнёс Брюс. Он должен быть убедительным, потому что если всплывёт факт избиения… — Кент хотел немного романтики и много секса. В домашней обстановке. Мы сходили в ресторан, прогулялись по парку, посмотрели фильм и поехали к нему. Он дал хорошие чаевые, две с половиной тысячи. — Неплохие. — Лекс снова пил, а его пальцы непрерывно стучали по чернильной столешнице. — Ты постарался? Ты выложился с ним? — Он остался очень доволен. — Он вернётся? Захочет тебя снова? — Если бы это был некий Кларк Кент, я бы уверенно ответил «да», — солгал Брюс, — но так как это тот Кларк Кент, я не знаю. — Ты не знаешь… — повторил Лютор, уже вознаградивший себя новой порцией алкоголя. — Конечно. Если он действительно встал на след, он тебе не по зубам. Лоис и Кларк — это безграничный кошмар любого порядочного бизнесмена, наделённый силой воли ураган, засасывающий в свою бездонную воронку корпорации и государства. Я когда-то собирался внести эту сладкую парочку в чёрный список, не открытый, а превентивный; но они ведь хуже акул, летящих на единственную каплю крови, пролитую в океан за мили до. Они бы сразу обложили меня. Милашка Лоис называет это журналистской чуйкой. Тебе нравится милашка Лоис, Уэйн? Ты бы трахнул её? Я бы да. Брюс ничего не ответил. Речь Лекса по-прежнему оставалась связной, но он был, как любил говорить Джейсон, в хлам, и выкладывал секреты, маленькие, незначительные, но секреты. Не припомнит ли он это потом? — Тш, — таинственно прошипел Лютор, прикладывая к губам палец, — только Кенту мы не скажем. Или Квину, или кто там имеет её сейчас. Уэйн. Уэйн, ты как следует поимел Кента? Или это он поимел тебя? Есть шанс, что он запал на тебя? — Да, — опять соврал Брюс. — Хорошо. С сегодняшнего дня ты, как и часть других сотрудников, получаешь заказы на эскорт только от старых клиентов. Твою анкету уже убрали на неопределённый срок. Это первое. Второе. Если Кент вернётся, я не закрою перед ним дверь, дать такой повод — всё равно что бросить кость голодному псу. Я распахну дверь пошире, и ты будешь ублажать его так, словно он Диана. Не сразу, нет, это должно выглядеть правдоподобно. Я увеличу твой процент на его заказы до тридцати. Ты понял? Ты чем-то недоволен? Может быть, ты хочешь отправиться в свободное плавание? Хочешь поплавать в океане, где капли крови и акулы? — Я понял. — Нет, не понял. Если есть шанс, что Кент, как обычный мужик, запал на тебя, ты используешь этот шанс. Если он пожелает, чтобы ты отсосал ему на главной площади Метрополиса во время празднования Дня Независимости, ты отсосёшь, а когда он кончит, спросишь, не хочет ли он ещё. С этим ты справишься, да. Если он влюбится в тебя, ты влюбишься в него. Ты засунешь свои комплексы натурала глубоко в свой красивый зад и будешь настолько влюблённым, насколько я скажу. У Кента и мысли не должно возникнуть, чтобы начать расследование. Ты будешь докладывать в подробностях о каждой минуте, проведённой с ним, а когда я решу, что опасности нет, ты бросишь его так, чтобы он с умилением посмотрел тебе вслед и пошёл домой строчить статьи не о моём бизнесе, а о весёлой жизни белочек в Центральном парке. Лекс чуть опустил веки: настолько же пьяный, насколько и гибельный. Рыбий взгляд скользил по лицу ножом, вспарывал кожу до костей. Брюс мог отказаться, это Америка, в конце концов, в его контракте такое не прописано, но у Лютора на него всё, включая семью. У Лютора на каждого было всё и немного больше, а этот невыразительный тусклый взгляд говорил сам за себя. «У тебя есть близкие, такие беззащитные. У тебя есть полоумный старик, которого ты очень любишь. У тебя есть девочка, такая юная, такая невинная, такая хрупкая. У тебя есть ещё одна девочка, такая необычная и неприспособленная к жизни. У тебя есть мальчик, который сам не всегда может застегнуть штаны. У тебя есть другой мальчик, который сгорел не до конца. Девушка твоего старшего сына — он не надумал продолжить карьеру супергероя? — которая тебе как младшая сестра, работает на меня. Ты не Кларк Кент, ты никто, тебя можно трогать и очень больно». — Тридцать пять процентов, — добавил Лекс, а его глаза твердили: «Уэйн, ты же не хочешь разочаровать меня?» — Я согласен. Если империя Лютора рухнет, рухнет и Брюс. Кларк Кент. Наивный, стеснительный, правильный. Опасный? Он назвал имя и фамилию ещё в борделе, спокойно признался, что работает журналистом. Привык, что никто его не узнаёт? Правильный Кларк, или хладнокровно запланированная честность как элемент игры? Если Кент играл каждую минуту, играл так, то он был беспрецедентно страшным человеком. Под маской бойскаута скрывалось чудовище. Брюс прикинул варианты. Личная месть? Кент нацелился не на Лекса? Он отлично помнил первый раз в борделе, однако посчитал унизительным для себя заявлять о таком. Вдобавок он сам заказывал такое, поэтому всё это время Кларк готовил какой-то план. Избиение показалось Кенту недостаточным для расплаты, он придумал кое-что действительно ужасное за тот инцидент. Большая тайна Лекса Лютора? Никакой личной вендетты, никаких претензий за кулаки. Кларк случайно или нацеленно раскрыл один из секретов Лекса, теперь он займётся настоящим расследованием, потому что «Дэйли-Плэнет» не «Инквизитор» и того материала, который есть, мало для статьи. Эскорт Кент заказывать не будет. Эти проблемы Брюса не касались. Кошмарная тайна Лекса Лютора вдобавок к большой или сама по себе? О том месте, где живут летучие мыши, ходило немало слухов — очень тихих и осторожных. Зачем Кларку Брюс? Он прощупывал почву? Искал пешку? Искал и нашёл? Неубедительно. Брюс прикинул ещё несколько вариантов и остановился на самом реалистичном, самом простом и очевидном. Кент не мог притворяться во время секса, никто бы так не сыграл — никто, кроме чудовища в человеческом обличье. Нет, совсем никто. Никто? Можно не тревожиться насчёт личной мести. Можно? Значит, самый очевидный вариант. Если забыть о кулаках. — Конечно ты согласен, — пьяно усмехнулся Лекс и озвучил мысли Брюса. — Но даже если Кент запал на тебя, это не означает, что расследования нет или не будет. Он начнёт вести свою игру, а ты свою, чтобы я мог вовремя принять меры. Наверняка бойскаут уже разложил все варианты, но со своей стороны, поэтому если последует заказ, ты будешь бдителен так, словно в дюйме над твоими яйцами зависло лезвие гильотины. Узнай противника, как самого себя, и победа не заставит ждать. — Я не детектив, — холодно отрезал Брюс. — Ты сам сказал, он мне не по зубам. Вдобавок из-за Кента и промашки Саши я не буду получать новые заказы на эскорт. Пятьдесят процентов. Если Кент достигнет порога скидок, пятьдесят от базовой суммы. — Шлюха всегда шлюха. Сорок от реальной. — Пятьдесят от базовой. — Сорок пять. От базовой. — Я буду бдителен. — Вспомнит ли Лекс завтра, о чём они договорились? Вспомнит ли вообще хоть о чём-то? — Будешь. И ты. — Лютор погрозил пальцем. «В хлам», пожалуй, не слишком ёмко определяло его состояние. — Ты оштрафован. За причёску. На эскорт ты должен был отправиться в парике, но ты не надевал его. Брюс сухо кивнул и хотел уже встать, но взмах ладони — «сидеть» — вынудил его остаться на месте. — Ты. — Лекс перегнулся через стол. — Ты. — Он помотал головой и потянулся к бутылке, но та опустела. — Принеси мне ещё. Нет. Я же Лекс Лютор, мне достаточно нажать на кнопку. Эта бутылка какая по счёту? Сейчас Лютор напоминал Кларка Кента пятнадцатимесячной давности. Невменяемый, хотя и по-другому, он куда лучше контролировал себя, говорил связно и собирался пить дальше. Вызванный официант принёс открытую бутылку и, после того как Лекс что-то шепнул ему на ухо, второй стакан. — Пей. — Лютор плеснул виски пальца на три и толкнул стакан к Брюсу. — У меня сегодня смена, я не… — Окажи мне любезность, заткнись и пей. Брюс промолчал, но стакан не взял. Он бы не взял в любом случае. Крепкий алкоголь не для него. — Хорошо. Хорошо. По большей части ты следуешь правилам. Уэ-э-эйн. Лекс расплылся в ухмылке, слишком развязно, слишком вульгарно для себя обычного, и поднялся. Медленно, шатаясь, обошёл стол. Брюс равнодушно смотрел перед собой. Мелькнула ладонь, и он начал считать: сто, пятьсот, семьсот, полторы, три, три двести, четыре, четыре пятьсот. Пять тысяч. Лютор пересёк черту невменяемости? Пятисотдолларовая купюра, тридцать четвёртого года, такие печатались один раз — невероятная редкость, мечта коллекционера. Пятьсот долларов одной бумажкой исчезли, их заменили пять сотенных. Лекс, даже пьяный вдрызг, кое в чём себе не изменял. Он остановился на шести тысячах. Лишь одна услуга оценивалась в такую сумму, и Брюс решил, что обсчитался, хотя это было невозможно. — Встань. Отойди к стене. Брюс опёрся спиной на чёрные деревянные панели. Он не ошибся в подсчётах. — С тех пор, как супергерои. Ёбаные супергерои. — Лекс опять пил. Он в четыре глотка осушил стакан, который предлагал Брюсу, и небрежно отшвырнул его в угол кабинета. — Супергерои. С тех пор, как они взорвали этот мир по-новому, здесь работало пятьдесят два Бэтмена, включая тебя. Первые двадцать сгинули за год, остальные держались дольше, но они постоянно меняются, все, кроме одного. Даже мой вечный Марсианин пришёл позже тебя. Почему ты всё ещё на коне, Уэйн? Что мои клиенты находят в тебе? Информация Барбары не могла быть ложной. Могла? Какого чёрта? — Прикидываешь перспективы? Лекс уже стоял напротив, близко — человек, который использовал Дика, угрожал детям Брюса. Альфреду. Что этот человек сделает, когда протрезвеет? В одном Ра'с ошибался, существовали люди, которым Брюс хотел навредить по-настоящему. — Ты забудешь об этом. Убедительно. Хочешь узнать мою маленькую тайну? Я не забываю ничего сказанного и сделанного, даже когда настолько пьян, но это забуду. Если ты будешь убедителен. Брюс расфокусировал взгляд. — Не так. Лютор шлёпнул его по щеке, не покровительственно, а влепил полновесную затрещину. Он едва говорил, но всё ещё связно. Его качало, словно в кабинете начался девятибалльный шторм, однако он не падал. Брюс прокрутил несколько картин — как бьёт Лекса основанием ладони в подбородок. Кулаком в горло. Ногой в колено. Избивает. Убивает. Каменные перекрытия над головой потрескивают, будто там роятся стаи жирной голодной саранчи, и всё рушится. Старое поместье, задавленное новыми этажами, униженное всем, что есть в его бездонном брюхе, превращается в гору мусора, проваливается туда, к летучим мышам. Эхо разносится по Готэму, по всей Америке, по всему миру, но Брюсу будет достаточно одного Лекса Лютора. Те Уэйны, чья плоть давно сползла с костей, истлевшие в дорогих гробах, но наблюдающие за своим опороченным наследием, наконец-то уснут навсегда. Вот жизнь, которую ему следовало выбрать. Это почти то, что делает Бэтмен, но он совсем не Бэтмен — кто угодно, но не Бэтмен. Брюс, Томас, Матчес, кто такой Матчес, Брюси или даже Брюсик, который будет стоять и выполнять свою работу. — Мы. Мы не пошлём никого за маской. Ты можешь быть Брюсом или Брюси Гордоном. Тебе нравится быть Брюси? Просто Брюсом? Да, тебе нравится, и я разрешаю. Потому что немедленно хочу выяснить, что они находят в тебе. Лютор прикоснулся к нему, и он прежде никогда не прикасался так. Брюс предпочёл бы, чтобы сейчас происходило то же, что и всегда, но только не это. Не сегодня. Не когда щекотливая проблема разрешилась не до конца. Кларка Кента ему и близко не хватило, он планировал до смены снять минимум двух женщин, а вместо этого получил Лекса Лютора. — Ты будешь смотреть на меня. По-другому. Лекс никогда не прикасался так, не скользил по телу, уже под джемпером, с такой осторожной внимательностью. Смотреть на это не хотелось, смотреть на это было невозможно, но смотреть надо. Смотреть и думать, на что Лютор пойдёт потом, если решит, что Брюс не забыл. — Мне нужен тот Брюс, что на самом деле хочет клиента, и тот, что не кончает за пять минут. Одна ладонь Лекса лежала на животе Брюса, вторая — на ширинке, и Лютор ухмылялся, но не развязно, а с предвкушением. С ожиданием. С желанием? С последним желанием. С предсмертным желанием. Один удар, два, и всё закончится раз и навсегда. Для всех. Лишь мечты. Брюс не мог убить Лекса, как не мог и хотеть, и причин для этого хватало сверх меры. Он не мог хотеть Лекса просто потому что. Потому что Солнце не может погаснуть за секунду, потому что кошки не воруют бриллианты, потому что киты не ходят по суше, а люди не летают, как сраные яркогрудые малиновки. Потому что инопланетяне не высадятся завтра у Белого дома и в зоопарках нет живых динозавров. Потому что клоуны не носят чёрное. Есть то, что нельзя сделать ни за какие деньги. Есть то, что придётся сделать, потому что Брюс Уэйн не Кларк Кент. Его можно трогать и очень больно. Лютора не обмануть. Ему не хватит эрекции и самой искусной игры, он слишком долго в этом бизнесе и знает о желании всё и ещё немного. Когда человек, способный навредить твоей семье, пожелает, чтобы ты его хотел, ты будешь хотеть. — Ты знаешь себе цену, Уэйн? Я не о прайсовой цене. Лютор навалился на него, втиснул ногу между бёдер. Брюс молча терпел. Если мужчины, за двумя исключениями, не возбуждали его вовсе, то Лекс Лютор антивозбуждал, но за деньги он захочет и жабу. Ради безопасности семьи захочет даже мёртвую жабу, пролежавшую неделю на горячей батарее, а сегодня эту вонючую жабу он захочет искренне. Если бы ему предоставили выбор: расползающаяся в руках дохлая смердящая жаба или Лекс Лютор, Брюс взял бы жабу — но выбора не было. — Ты знаешь себе цену, — отстранившись, утвердительно повторил Лекс, — но ты не видишь себя со стороны. Я могу понять Кента, я всех могу понять. Ты нарываешься, даже не осознавая этого. Тебя просто хочется выебать. Тебя только и хочется, что выебать. Или ещё что-то. Сделать с тобой. Уэйн. Что вообще значило всё это дерьмо? Не важно. Не сейчас. Сейчас Брюс должен представить того, кто научил его многому, помог преодолеть отвращение, — того, с кем он получал настоящее удовольствие и не считал это предосудительным. Опасный и пугающий, рослый и сильный, наполненный смертоносной тьмой, Ра'с отличался странным изяществом. При всей своей ненависти, Брюс мог признать, что в Лексе есть какое-то изящество. Но это Ра'с встал перед ним на колени, расстегнул ему брюки, слушая тяжелое, прерывистое дыхание, полное едва сдерживаемой подлинной страсти. Никогда не Лекс держал в руке его твёрдый член. Брюс забудет убедительно, потому что это Ра'с. Он мог представить и вдрызг пьяного Ра'са, хотя это равнялось Солнцу, погасшему за секунду. — Уэйн. Ра'с никогда не называл его Уэйном, но он представит. — Кент сосал тебе? Ра'с никогда не говорил так, и никакого Кента тогда не существовало в жизни Брюса, но он представит. — Нет. Ра'с никогда не делал это так неумело, хотя Лекс был недостаточно неумелым для натурала, впервые вставшего перед мужчиной на колени. Брюс разбирался и мог отличить. Барбара ошиблась? — Ты ему? Брюс глухо застонал, так честно, с такой неподдельной ненавистью к себе. Ему следовало сейчас унизить Лекса. Убить, своими способами или иными — Ра'с всё-таки показал и пару таких трюков. Ему хотелось и того, и другого. Хотелось покончить со всем этим одним движением, но вместо этого он толкался в чужую руку и чужой рот. Потому что его дети ещё не выросли. Потому что они не вырастут без него. Потому что в этом городе они умрут без него, как умерли те двое. Потому что он болен какой-то неизведанной болезнью. Потому что шлюха всегда шлюха. — Да. Ему… Я… я ему. Он произносил это слишком хрипло даже для себя, неприлично срывающимся голосом. Путался в словах, словно сам вылакал пару бутылок виски, но резко севший голос срывался по другой причине. — Без презерватива? Кивни, если ещё способен. Да, этот Брюс на самом деле хочет клиента. Такой Брюс нравится клиентам. Без. И цветы… В квартире Кента есть цветы? Они не пострадали, эти реальные или выдуманные цветы? — Нет. — Ты усвоил урок. Хорошо. У Кента большой член? Какого чёрта Ра'с задавал такие вопросы? Какого чёрта Лекс задавал такие вопросы? Брюс вообразил не Ра'са, а Лекса и Кларка. Дикость. Абсурд. Как тот бутерброд, на который он смотрел ночью. — Большой. Брюс стиснул зубы, потому что это было бесконечно противно и бесконечно приятно, настолько омерзительно, что он хотел бы, чтобы это никогда не заканчивалось. Лекс. Нет, Ра'с. Лекс. Диана. Чей-то язык, облизывающий его ствол и скользящий всё выше, выше, выше. Лекс. Ра'с. Лекс наслаждался тем, что делал, возбудился от того, что делал. Всё ещё связно и почти безэмоционально разговаривающий, но пьяный в хлам Лекс, которому перевалило за сорок, возбудился. Психика Брюса превратилась в грецкий орех, по которому неистово лупили молотком. Слишком много для последних суток. Слишком много для него вообще. Это предел? — Больше твоего? — Да. Ч-чёрт. — Мне нужны подробности. Алкоголь усугубил сумасшествие Лютора? Брюс ударил раскрытыми ладонями по стене, потому что почувствовал — увидел — вторую руку Лекса там, где никак не ожидал почувствовать. Руку и рот, и Брюс не страдал фобией Кларка Кента, а Лютор непозволительно искусно для натурала работал губами. Как будто занимался этим много раз. — Подробности, м-м, Уэйн. Кент, этот нелепый Кент, может, он хотя бы ниже пояса идеальный? Такой же идеальный, как ты? Ты ведь знаешь, что человеческая природа не предполагает абсолютной симметрии. Ты тоже несовершенен, но это не портит общее впечатление даже там, где заметно. Когда смотришь на тебя под таким углом, да… Когда смотришь на тебя под разными углами, можно разглядеть многое. Ты смотрел и на меня под разными углами, ты что-нибудь разглядел? Брюс понятия не имел, о чём идёт речь. — Забудь. Расскажи мне о Кенте. — Он… чересчур. Везде нелепый. Не такой, к-как я. — Брюс, который не кончает за пять минут. Кент. Ты трахнул его? — Да-а. Он схватился за мочку уха, чтобы не стать Брюсом, который кончает за пять минут. Лекс не мог уметь так. Так умели далеко не все женщины, геи или бисексуалы, для такого требовался значительный опыт, но Лекс умел. С восемью бывшими жёнами за спиной, стопроцентный и абсолютный натурал, и член Брюса скользнул по его языку в горло. Может, Барбара не ошиблась. Может, неоспоримая психопатия наградила Лютора особыми талантами. Слишком. Слишком много для последних суток. Перебор. — Ему, м. Брюс снова толкался в руку и пробовал представить Ра'са, но тот таял пустынным миражом. Хорошо. Он справится и с этим. Потому что он всё-таки Бэтмен и Брюси, и Матчес. Кто такой Матчес? Потому что он так и остался в том подвале. — Ему понравилось? Да, ему понравилось. Думаю, мне бы… Уэйн-Уэйн, тш-ш-ш. Тебе? — Нет. — Не сомневаюсь. Потом Кент трахнул тебя? Как это было? — Он… Он был, ах-х, очень удовлетворён. Брюс не обязан это делать: ни за шесть, ни за сто тысяч, ни за миллион, ни за годовой бюджет США, ни за тайное золото инков. Он будет это делать, потому что выбрал свою неправильную жизнь давным-давно. — Я спросил о другом. Уэйн, мои зубы в опасной близости от твоего главного достоинства. Отвечай и не смей лгать. Х-хех. Этот короткий пьяный смешок отвращал сильнее всего происходящего, и Брюс ещё никогда так не презирал себя. Лекс Лютор унижал его, даже когда отсасывал ему. — На… на балконе. Сначала в ванной, но потом мы переместились на балкон. Он… Он взял меня сзади. Стоя. — Бойскаут вёл себя настолько непристойно? Понимаю. Он очень тебя хотел, а ты умеешь плохо влиять на хороших мальчиков. Молись, чтобы он пришёл за твоей задницей снова. Кент должен прийти за твоей задницей, а не за моим бизнесом. Он представлял свою жену, когда трахал тебя? — Точно нет. Брюс мутно смотрел на чужие пальцы, двигающиеся вверх-вниз, вверх-вниз. Зачем давным-давно он выбрал такую жизнь? Почему не вышел из того подвала чуть раньше? Почему Бэтмен не спасёт его сейчас, как делал это годами? — Тебе понравилось? Признайся. Давай, Уэйн, тебе наверняка нравится, когда тебя трахают, а Кент трахнул тебя. Тебе не понравилось трахать его, но понравилось, когда он трахнул тебя. Понравилось по-настоящему. Ногти Лекса, короткие, аккуратные, твёрдые и острые, напоминали сточенные акульи зубы. — Да. Мне… понравилось. По-настоящему. Потому что это были Моника Беллуччи, та девчонка, Лию, Джеймс Дин, Лорен Бэколл, Диана. Потому что шесть дней. Потому что после явилась тьма. Потому что ногти Лекса Лютора напоминали акульи зубы. Потому что от Брюса ждали такого ответа. — Теперь Брюс может кончить. Брюс Уэйн может кончить. Он застёгивал брюки и думал, каким способом лучше убить Лекса Лютора: поднявшегося, невозмутимо вытирающего руки и губы платком с монограммой. Качающегося, всё такого же нетрезвого и возбуждённого. Сомнительного натурала и несомненного психопата, миллиардера и владельца огромной империи, который только что стоял перед ним на коленях. Брюс спустил этому человеку в рот, но ему казалось, что Лекс Лютор его изнасиловал — отымел Кларком Кентом прямо в мозг. Брюс неторопливо собирал деньги со стола. Лекс уже развалился на диване и снова пил, морщился и держал одну руку внизу. К шести тысячам прибавились ещё десять купюр, прямо как у Кларка Кента во второй раз. Брюс взял и их. Чаевые, которые Лютор прежде никогда не давал, отправились в карман, а он думал, каким способом лучше убить Лекса Лютора. Каким способом лучше убить Кларка Кента. Надо подумать об этом. Все иногда думают о таком; хотя бы раз, мимолётно, на мгновение, но каждый думал. Надо подумать, представить, выйти за дверь и забыть обо всём. Потому что он стойкий, а впереди десять лет. Он выдержит.