На букву «Б»

       Официантка, хищная брюнетка в блестящих шортиках и топе, едва прикрывающем грудь, остановилась рядом с Кларком. В одной руке она держала поднос с лабораторным штативом, из которого торчали пробирки с разноцветными коктейлями. — Что желаете? Кларк потянулся за розовой колбой, но, передумав, взял бледно-зелёную и зачем-то уточнил: — Могу я узнать, что входит в состав? — Треть унции ананасового рома, треть унции водки, треть унции яблочного шнапса и треть унции сауэр-микса. — Благодарю, мэм. Э… Мисс. Миссис? Простите. Глаза официантки как будто насмешливо сузились, но она лишь пожелала приятного вечера и отправилась лавировать по огромному залу. В клубе Оливера Квина всё было огромным и блестящим, как те самые шорты, что обтягивали пятые точки обслуживающего персонала. По центру зала размером со стадион, на окольцованной огоньками вращающейся платформе за пультами сидели два диджея. Эту площадку опоясывал танцпол. Его окружали разделённые на ровные секторы ряды диванов и столиков. По периметру располагались четыре дугообразные барные стойки. Несколько арок вели в лаунж-зоны, бассейн, туалеты с гардеробной и к лестнице на второй этаж, который отличался от первого меньшим количеством гостей и музыкой потише. Внизу мир гремел и сиял. Над танцполом мерцали шары, стены и пол светились фиолетовым, прожекторы рассыпали ядовитые краски. В подвешенных на жёстких креплениях клетках извивались полуобнажённые танцоры: девушки с парнями, девушки с девушками и парни с парнями. Засмотревшийся Кларк опрокинул в рот коктейль. Горячая и далеко не первая волна пронеслась по горлу и обожгла желудок, пустая колба перекочевала на поднос другого официанта, светловолосого загорелого крепыша, который фамильярно подмигнул и манерно, как манекенщик по подиуму, двинулся дальше. Кларк вспотевшими ладонями пригладил и без того прекрасно уложенные волосы и сунул руки в задние карманы джинсов. Он не интересовался, как проходили предыдущие вечеринки, и ошибся. Никто не толкал речи и не устраивал конкурсы, вечер проходил по сценарию «отрывайся-пей-танцуй». Кларк не умел ни отрываться, ни танцевать. От клубной музыки у него стучало в висках, а яркие вспышки, ритмично озаряющие зал, вызывали желание забиться в угол и накрыться бетонной плитой. Он переместил ладони в передние карманы и, развернувшись, привалился поясницей к высокой спинке дивана. Впереди, слева, справа и со всех сторон несколько сотен сотрудников «Плэнет» отрывались-пили-танцевали. Мимо Кларка весёлой пьяной змейкой, обхватив друг друга за талии, прогалопировала цепочка корректоров с растрёпанной пожилой дамой во главе. У бара Стив Ломбард, спортивный обозреватель, громогласно, перекрикивая музыку, клеил сразу трёх официанток. Из арки, ведущей к бассейну, вывалилась смеющаяся Кэт Грант в обнимку с Элис Уайт, бывшей женой Перри. Из-под неприлично глубоко расстёгнутой блузки Кэт алело кружево бюстгальтера, седые волосы Элис сбились мокрым комом, каждая из женщин несла по открытой бутылке шампанского. Кларк торопливо повернулся обратно, к танцполу. Пространство между баром и кольцом диванов было достаточно тёмным и безопасным, он мог стоять здесь и оставаться невидимкой, пока ждал Брюса, отправившегося отлить. Позади расхохотались, и Кларк нервно потеребил синий браслет на запястье. За неполный год он стал в должной мере смелым, чтобы держать Брюса за руку на людях, но, прибыв на вечеринку, отнял ладонь. Все решительные намерения испарились, как только Кларк вылез из такси и неоновый свет гигантской вывески ударил в глаза. Он поёжился от нового взрыва хохота за спиной — кажется, Рон Трауп развлекал Салли, секретаршу Перри. За час, проведённый в клубе, Кларк, впервые попавший в такое место, обследовал его большую часть и умудрился не столкнуться носом к носу ни с одним из действительно знакомых. Многих, если не всех, он встречал в редакции, здоровался с этими многими и кивал этим многим, но дело не заходило дальше ритуалов ежедневной вежливости, а сегодня эти многие попросту не узнавали прокачанного Джоном Константином Кларка Кента. Он потёр сырые ладони о бёдра и поморщился от разлетающегося над танцполом бита. Напротив, шагах в пятнадцати, лихо отплясывала пара стариков из производственного отдела и девушка-стажёр лет двадцати. Корпоративное мероприятие в стиле Оливера Квина напоминало студенческую вечеринку, на которую явились дети с мамами, папами, дедушками и бабушками, а Кларк, не очень благочестивый праведник, томился где-то между вторым и третьим кругами ада. Его тело гнило под дождём и градом. Душа билась о скалы преисподней. С Брюсом его душа и так давно разбилась, и если удастся выбраться в лимб, то он будет выкинут дальше, в преддверие, где обитают нерешительные, жалкие, ничтожные людишки. — Си-и… СиКей? — прозвучало сбоку. Кларк, помедлив, повернулся. — Ва. Вау. Ва-у. Это ты, Кларки? Это ты, Кларки! Чувак, да ты офигитительно крут! — проорал кислотный водопад оранжевых и зелёных красок по имени Джимми Олсен. Его взгляд, как обожравшийся валерьянки кот, метался от лица Кларка вниз, вниз, вверх и снова вниз. — Боже, СиКей, вот это великолепие скрывалось под твоими отстойными костюмами?! Как, чёрт возьми, я не рассмотрел в тебе суперзвезду? Чувак, скажу, как есть, чувак, ты секси. — Здравствуй, Джимми, — пробормотал Кларк и сжал пальцы в кулаки, чтобы не начать суетливо поправлять одежду. — Гм. Клёвое местечко, да? — Теперь я тебя узнаю. — Олсен хихикнул. — Клёвое местечко? Так в твоей деревне говорят? Халявная выпивка, красивые мальчики в клетках, антураж девяностых! Ха, клёвое местечко! Ты один? — Он не один. Вокруг талии Кларка обвилась рука, запахло дорогим одеколоном и креветками. Появившийся Брюс закинул в рот крошечный бутерброд и улыбнулся до ямочек на щеках. Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт. — Представишь меня, дорогой? Сердце Кларка совершило тройной кульбит. Сукин сын ещё и измывался. — Брюс. — Брюс не стал дожидаться и протянул ладонь Джимми. — Парень Кларка. — Ам, — сказал Олсен. Его глаза округлились. Зрачки увеличились и заблестели чёрными блюдцами. — Джимми Олсен, с-сэр. Джеймс. Джеймс Бартоломью Олсен. Рад. Очень рад знакомству, Брюс-сэр. — Он робко пожал руку и отшатнулся. — Божечки-единорожечки, твой парень, СиКей?! У Кларка кровь прилила к лицу. Всё тело зачесалось, свитера железными латами сдавили бока. Он провалился. В горле заворочался колючий шар. Джимми не поверил. Никто не поверит. — Да-да-да, я знал, знал! Всегда подозревал! Спасибо, боженька, нашего полку прибыло! — экзальтированно взвизгнул Олсен. — Чувак, чува-а-ак, он твой парень? У тебя есть парень?! Даже у меня нет парня! Он вообще настоящий?! Эй, ты настоящий? Восторженный взгляд Джимми пробежался по Брюсу с головы до ног, задержавшись на бёдрах. Губы Олсена сложились идеальной буквой «О». Он подскочил вплотную и со счастливым стоном потёрся носом о плечо усмехающегося Брюса. — Чувак, ты настоящий! Кажется, я перестал ненавидеть мужиков. Кажется, я влюбился! — Джимми отпрыгнул и суматошно взмахнул руками. — Я не домогаюсь, никак нет, сэр. Не то чтобы я не хотел… Проклятье, СиКей, он же суперкрасавчик! Эй, а Лоис? Лоис в курсе?! Молчи, не в курсе! Он суперкрасавчик, а ты суперсмел, чувак. И-и-и. — Олсен наморщил лоб и, подняв указательные пальцы, скрестил их. — Целуйтесь! — Джимми, — прохрипел багровый Кларк, — это некорректно. — Мистер Олсен, — вмешался Брюс, — не возражаете, если мы сразу перейдём к сексу? Джимми посмотрел из-под ресниц: — Тут очень просторные туалеты. — Джеймс, — нахмурившись, процедил Кларк. — Прости, бро, но твой бойфренд сам предло… Это шутка? Эй, ну. — Джимми театрально прикусил губу и стукнул кулаком по лбу. — Нельзя так издеваться над чувствами парней! Ладно. Ладно! — Он сложил ладони в молитвенном жесте. — Восхитительный-Брюс-без-фамилии с божественными мускулистыми сиськами — да, я пялюсь на них, и неужели кто-то меня осудит! — скажи, что у тебя есть брат-близнец, одинокий гей-брат-близнец с фетишем на рыжих, и ты будешь прощён! Мо-лю, ска-жи. — Джеймс! — Как насчёт тройничка, парни? — не сдался Джимми. — Ну же, СиКей, ты открыл в себе гея, а для геев тройничок — это как посвящение! — Я не гей, — возразил Кларк и на всякий случай добавил: — Брюс тоже не гей, и ты придумал про посвящение. — Придумал, — согласился Олсен, поглядывая на Брюса. Тот всё иронично усмехался. — Ну, гей или би, мы ведь всё равно можем развлечься. Я уже говорил про туалеты? Это смешанный клуб, если вы понимаете, о чём я. Брюс фыркнул. Кларк не понял. — Ох, ладненько, — с обидой протянул Джимми. — Кларк Кент получает лучшую женщину, Кларк Кент получает лучшие награды, а теперь Кларк Кент получает лучшего мужчину, а как же бедный маленький Джимми? Кто обнимет его? Кто поцелует? Кто займётся с ним крышесносным сексом? У бедного маленького Джимми есть только бедный маленький Джимми! — Брюс опять фыркнул. — Что?! — Олсен возмущённо воздел руки к потолку. — Готов поставить на кон свои лучшие стринги — все дрочат! — Джеймс! — гневно прорычал Кларк. — Вообще-то, он прав, все дрочат, — заметил Брюс и непринуждённо поцеловал Кларка в щёку. — СиКей, он такой мила-а-ашка, — застонал Олсен. — Обожаю этого парня, и мне срочно надо выпить. Увидимся, чуваки! Джимми, приплясывая, ввинтился в гомонящую толпу, рука исчезла с талии Кларка, и он развернулся на сто восемьдесят градусов. Усмешка поселилась на губах Брюса навечно. — Извини. Джимми, он… Джимми. Кларк переступил на месте и машинально ухватил с подноса официанта бокал шампанского. Всё прошло неплохо? Джимми не удивился и ничего не заподозрил. Кларк залпом опустошил бокал. Высокий пронзительный голос Олсена перекрывал всё — он умчался разносить новости. Сплетничать. Кларк покрутил головой. На них смотрели — на него. Все. Переглядывались, перешёптывались. Насмехались. «Это Кларк Кент? Это Кларк Кент. Тот самый Кент, которого бросила Лоис Лейн? Красавчик с ним — его парень? Кого он пытается обмануть? Хастлер. Хастлер-хастлер-хастлер. Этот неудачник вынужден платить за секс. Он платит за то, что его трахают. Неудачник-неудачник-неудачник». — Ты нервничаешь. Кларк сунул бокал какой-то девушке. «Эй, я, что, похожа на официантку?» — воскликнула она. — Пойдём в лаунж? — Не стоило вообще приходить. — Стоило. — Брюс несильно ткнул Кларка в плечо. — Давай повеселимся. Потанцуем. — Я не танцую. — Посмотрим мужской стриптиз на втором этаже? — Н-нет. — Женский? Поплаваем в бассейне? — Нет и нет. Брюс, пожалуйста, мне… — Тебе неловко. Ты в ужасе от собственного решения, стесняешься нового имиджа, жалеешь, что вышел из шкафа, и боишься, что твои знакомые поймут, что я парень из эскорта. Так? Всё так. Кларк уставился в пол. Парень из эскорта — это не стыдно, стыдно выдавать парня из эскорта за своего парня. — Что желаете? — поинтересовалась проходящая мимо официантка. Кларк молча взял две колбы. Брюс так же молча отобрал одну и вернул на штатив. — Эти коктейли коварны. Эй, расслабься. — Брюс вытащил пробирку из его пальцев и выпил всё сам. — Тебе не о чем беспокоиться. — Угу, — пробормотал Кларк, с тоской провожая пустую колбу. В голове распускался огненный шар, который можно было погасить одним способом. Напиться бы, чтобы не сомневаться, не бояться, не переживать. — Пойдём присядем. Если хочешь, танцуй, наслаждайся стриптизом, или что там делают в таких местах. Я посижу. — Думаешь, я брошу тебя одного? — взяв его за руку, натурально промурлыкал Брюс и потянул за собой вдоль диванов. — Может, хочешь чего-то ещё? Твой необыкновенно эмоциональный приятель прав, это смешанный клуб. — Я не… — Кларк не стал отнимать ладонь. — Что это значит? — Есть клубы для геев, есть клубы для натуралов, а есть смешанные клубы. Натуралы тоже трахаются в туалетах, но в клубах для геев туалеты для этого негласно предназначены. Как и в смешанных. — Откуда ты… Забудь. Кларк не хотел знать, откуда у Брюса эти сведения. Он притормозил у крайнего в секторе дивана, размышляя о своих желаниях: уйти, остаться, напиться или что-то ещё. С Брюсом всегда было что-то ещё. Чаще одно ещё и было. — Здесь должны быть приватные кабинеты, — многозначительно прищурившись, сообщил Брюс. — Давай выпьем и перекусим. Здесь есть кух… — Кларк не закончил фразу, так как издалека донеслось оглушительное: «Кент!» Желудок скрутило, и ладони Кларка снова вспотели. Он поскрёб кулаком подбородок. Брюс ободряюще сжал его пальцы, и Кларк повернулся вместе со своим. Со своим. Не со своим. — Это действительно ты, сынок? Кларк в изумлении приоткрыл рот. Перри Уайт, пританцовывая и подмигивая направо и налево, кривой иглой прошивал толпу. Его волосы блестели от геля, ярко-жёлтая рубашка с цветочным принтом резала глаза. По пути он ущипнул за задницу официанта, тот хихикнул и одарил старика заигрывающей улыбкой. В «Плэнет» один-единственный Кларк Кент не умел и не любил отрываться. — Посмотрите-ка на этого парня! — заорал Перри, привлекая внимание. Кларк весь сжался, но, получив толчок в бедро, расправил плечи. — Вылез из своей ракушки? Да ещё и не один! — Нетрезвый взгляд Перри сфокусировался на Брюсе, опустился. Уайт что-то пробормотал под нос и задумчиво склонил голову на бок. — Брюс. Брюс Томас Блэк. — Брюс протянул ладонь для рукопожатия. Его голос зазвенел от восторга, не иначе мальчишка встретился с кумиром. — Мистер Уайт, если не ошибаюсь? Потрясающе! Кларк так много рассказывал о вас. — Вообще-то, нет. — Это же вы написали «Истину и справедливость»! «Мы держим зеркало у лица общества, демонстрируя его достоинства и пороки» — девиз прирождённого журналиста. Знакомство с таким выдающимся человеком — честь для меня, сэр! — Кто этот смышлёный парнишка, Кент? — спросил порозовевший от удовольствия Перри. — Который, к слову, почему-то держит тебя за руку. Наверное, одному Перри могло прийти на ум назвать Брюса парнишкой. Кларк скованно улыбнулся. — Шеф, позво… — Не называй меня шефом! — Я парень Кларка. — Брюс так и тряс ладонь Перри. — Ага, — прогудел Уайт, откровенно пялясь, и осторожно высвободил ладонь. — Ага… — повторил он. — Ну, мир становится более динамичным… — …Перемены происходят быстрее, — подхватил Брюс. — Хотя незабвенный господин Багдикян имел в виду нечто совсем иное. — Для кого-то настолько красивого ты чересчур умён, и будь я лет на сорок моложе… Так, вы этого не слышали. Оба. Веселитесь, а мне надо выпить. Определённо надо. Перри величаво кивнул и удалился, пару раз обернувшись, будто желая в чём-то удостовериться, и Кларк, переставший дышать после: «Не называй меня шефом», шумно втянул воздух носом. Ему не о чем беспокоиться. Брюс превосходно отыгрывал роль и отлично подготовился. Он даже прочитал «Истину и справедливость» и «Монополию средств информации». Не просто прочитал — цитировал к месту. Сам Кларк не так хорошо знал эти две настольные книги любого журналиста. — Разве я не очарователен? — Брюс, встав боком, дёрнул Кларка на себя. Конечно же — да, если Перри Уайт… Что тот вообще имел в виду, говоря про сорок лет? — Более чем. Пойдём туда, где потише. — Где меньше возможность столкнуться с твоей бывшей женой и её нынешним мужем? — Где люди не будут таращиться на меня, как на заморское чудо. — Кларк. — Брюс отпустил его руку и отошёл на шаг. — Люди смотрят, потому что гетеросексуальный мужчина привёл с собой другого мужчину, который не является его приятелем. Люди смотрят, потому что этот уже не гетеросексуальный мужчина выглядит невероятно привлекательно. — Кларк скептически усмехнулся. — Люди смотрят, потому что хотят тебя и меня, конечно, а некоторые из них не отказались бы сложить бутерброд. — Бутербр… Господи, что за глупости. — Бесплатный алкоголь и отсутствие смартфонов сводят с ума. Через час тебя начнут лапать за зад. Или за член. Проверь или поверь на слово и вовремя скройся в лаунж-зоне. — Я поверю, — отозвался Кларк, следуя за Брюсом. Он старался не сутулиться и держаться уверенно. С Джимми и Перри всё прошло идеально. Люди перешёптывались, но не потому, что считали его неудачником. Люди улыбались. Люди махали ему. Двое парней из отдела маркетинга отсалютовали бутылками. Незнакомая женщина, лет пятидесяти пяти на вид, потрясла вываливающейся из глубокого декольте грудью. Кто-то орал, приглашая Кларка пропустить по стаканчику. Он прикинулся слепым и глухим и сосредоточился на спине Брюса, который ловко прокладывал путь между танцующими и пьющими. Мимоходом прикончил ещё два коктейля и бокал шампанского. Не так и страшны эти крошечные яркие миксы. Кларк выпил всего-то с десяток коктейлей и четыре или пять бокалов шампанского — ему надо налиться виски по макушку, чтобы по-настоящему опьянеть. У торца барной стойки они остановились, и Брюс наклонился, чтобы завязать распустившийся шнурок. — Вот это орешек! — дружно воскликнули две девушки, проходя мимо. Кларк метнул в них сердитый взгляд и уставился на задницу Брюса. Укороченная рубашка у того задралась, брюки стянулись вниз, открывая тонкую полоску кожи, ещё дюйм, и вид станет похабным. Орешек что надо — отличный накачанный орешек. Дыхание Кларка сбилось. Он привык к регулярному сексу, Брюс ассоциировался с сексом, Брюс выработал у него условный секс-рефлекс, но в этот раз не было вообще ничего, а организм требовал своего. — Почему такой симпатичный парень грустит в одиночестве? — раздался женский голос. Он моргнул. Это к нему обращались? Вот эта рыжая богиня имела в виду его? — Ты из какого отдела? Новенький? А, плевать. Потанцуем, лапуля? — Этот лапуля занят, — отозвался разогнувшийся Брюс, по-хозяйски привлекая Кларка к себе. Последний стушевался. — Вот как, — протянула девушка и добавила нараспев: — Я-я-ясненько. Ладно, мальчики, вижу, в вашем слаженном тандеме третий лишний. — Она игриво тряхнула копной длинных волос и, хихикнув, куда-то упорхнула. — Всё ещё сомневаешься? — произнёс Брюс, отстраняясь. — Конс знает своё дело. — Нет, я… Нет. — Тогда, если ты уверен и не хочешь сбежать, у тебя есть десять секунд, чтобы подготовиться морально. Не оборачивайся. К нам идут твоя бывшая жена и Оливер Квин. У Кларка пересохло в горле. Лоис знала его как облупленного. Что бы он ни надел, что бы ни внушал себе, как бы ни изменился — Лоис не провести. Голос бармена за спиной прогремел ружейной очередью. Лёд, как земля на крышку гроба, посыпался в стаканы. В динамичной музыке без слов бился мотив: «Неудачник». Кларк решительно взял Брюса за руку. Он вылез из ракушки. Он явился сделать заявление. Он сделает заявление своему окружению, потом сделает заявление своему Брюсу, а вердикт зависит не от него. — Смол? Ви-и-иль? Тон Лоис переполняло неподдельное удивление. Кларк твёрдо посмотрел перед собой. Мир притих и взорвался осколками разговоров. «Двойной виски с содовой!» «Это действительно ты, Смолвиль?» Легкомысленное зелёное платье, которое надела Лоис, не вязалось с бритвенным взглядом. Новая причёска, новая одежда, новое лицо — «Старый добрый Кларк, ты никого не обманул, милый» — зрачки фиксировали всё беспристрастными объективами фотокамер, и затвор щёлкал выстрелом в висок. «Детка, ты слишком хороша для него». «Это действительно ты, Смолвиль?» Прекрасные пухлые губы Лоис сжались некрасивым, предшествующим недоверчивому «хм», комочком — обворожительным, по мнению Кларка. В его сердце под раскисшей золой хватало раскалённых углей. Он заставил себя любезно улыбнуться. «У этой дуры на уме одни каталоги "Икеа" и акционные товары в "Уолмарте". Она сравнивает цены с помощью "Ритейл", чтобы выгадать пару сраных баксов. Сделал ей предложение». «Это действительно ты, Смолвиль?» Внимание Лоис сфокусировалось на Брюсе. Кларк не скосил глаза. «Сотку на то, что Кэт даст мне сегодня. Она пялится на мой член с той минуты, как опрокинула первый коктейль в свою бездонную глотку». «Это действительно ты, Смолвиль, но кто этот парень, которого ты держишь за руку?» — Это действительно ты, Смолвиль? — Добрый вечер, Ло, — поздоровался Кларк и скользнул деланно незаинтересованным взглядом по Квину: вечный румянец на щеках, белоснежный костюмчик с иголочки. Грёбаный снеговик. Под расстёгнутым пиджаком Олли зеленела банальная футболка. — Оливер. — Кент, — вернул Квин подачу. Он словно и не заметил никаких перемен. — Лоис, Оливер, позвольте представить вам Брюса. — Мир оцепенел. Мир умер. Мир растаял в ядерном взрыве, и Кларк Кент, последний ещё живой, догорал в ревущем пламени. Он быстро облизал губы. — Моего парня. Оливер ожидаемо ухмыльнулся и бесцеремонно уставился на улыбающегося Брюса, оценил — его лицо вытянулось, ухмылка резко увяла. Лоис приоткрыла рот. — Приятно познакомиться, миссис Квин, — предвосхитил её тираду Брюс, с приветливым видом протягивая ладонь. — Миссис Лейн-Квин, но лучше просто Лоис, — отрезала она, отвечая на рукопожатие. — Пожалуйста, воздержись от банальных комплиментов. Брюс. — Мои комплименты далеко не банальны, но желание дамы — закон, — парировал Брюс, переключаясь на Квина. — Рад знакомству, Оливер. Или лучше просто мистер Квин? — Х-ха, — выдохнул Олли, пожимая руку. Его взгляд ритмично, как маятник, переходил с Брюса на Кларка и обратно. — Ладно, и давно вы вместе? Лоис что-то раздражённо проворчала. Кларк приготовился к худшему. — Почти год, — ответил Брюс, — и я надеялся, что Кларк не станет так затягивать знакомство с самим Оливером Квином. Восхищён тем, как ты обошёл «Гугл». — Прости? — Пока Ларри Пейдж делает громогласные заявления, «КвинТек-Зэт» ежегодно реализует по три мун-шот проекта. Это не может не восхищать. — Интересуешься перспективными технологиями? — спросил Олли. Его глаза загорелись. — Шутишь? Я всё ещё взбешён, что «Гугл-Икс» практически украл у тебя «Проект Лун»! — Да, чёрт! — воскликнул Оливер, врезав кулаком по ладони. — Когда они анонсировали первый беспилотник, Пейдж только и делал… — …Что лизал задницу «Тесла-Моторс», — подхватил Брюс. — Сладкоречивый ублюдок. Кларк, пытающийся выгадать момент, чтобы вставить хоть слово, похолодел от ужаса. — В точку! — Квин дружески хлопнул Брюса по плечу. — А когда они запустили первый стратостат, он не упомянул о моём вкладе. — Зато ты утёр им нос с «Квин-Гласс» и космическим лифтом. Ты действительно собираешься использовать паучий белок? Остальные молятся на углеродные нанотрубки. — Проклятье, мои ребята из «Квин-Медикалс» называют это рекомбинантным спидроином! Я говорю: «У нас есть модифицированная коза с внедрённым паучьим геном, которая даёт паучье молоко. Назовите это паучьим белком, назовите это молочной паутиной, но не называйте это рекомбинантным спидроином». — Вы сумели получить паутину из паучьего белка? — возбуждённым голосом безумного учёного уточнил Брюс. — Многие ставят на паучьи фермы. — У молочной паутины ниже плотность и выше предел прочности. Мы на грани прорыва. Запомни, Брюс, две тысячи двадцать первый, — очень серьёзно заявил Олли, — и следи за прогрессом с помощью приложения «КвинДэй». Чёрт, хочу тебе кое-что показать! Как насчёт пропустить по стаканчику бренди у меня в кабинете? Ты за? Ты за. Кент, я украду твоего парня на десять минут. Лоис, прошу, не скучай. Кларк получил очередной поцелуй в щёку и потерянно посмотрел вслед Брюсу и Квину. Он почувствовал себя старой игрушкой, когда-то любимой, но наконец заброшенной капризным ребёнком в сундук на пыльном чердаке. — Вот это поворот, Смолвиль, — мой муж увёл твоего парня. Он само очарование. Это он та красотка, ради которой ты так изменился? Это его ты скрывал от меня?! — Ло, я, гм, не знал… — …Как сказать своей бывшей жене, самой близкой подруге, суперзамечательной слушательнице и невероятно мудрой советчице, что ты бисексуал? Я и так всегда знала то, что ты старательно отрицал. Чем ты думал?! Кларка кинуло в жар. Она поняла — поняла-поняла-поняла. Не стала позорить его перед Квином. — Этот парень, сколько ему? Двадцать два? Двадцать три? — Что? — Мальчик с обложки, который моложе тебя лет на десять! — Лоис потыкала пальцем в грудь Кларку. — Модная причёска, узкие бёдра, обтянутые дизайнерскими брюками, накачанные плечи под рубашкой из какой-нибудь эксклюзивной коллекции, кубики на животе! Он разобьёт тебе сердце, болван! — Ты преувеличиваешь, Брюс ненамного младше меня, — соврал Кларк, — и какое значение имеет его возраст? «Учитывая, что ты сама старше своего мужа, смазливого миллиардера, на девять лет», — не добавил он. — Ладно, преувеличиваю, но мне он уже не нравится, — грозно произнесла Лоис. Между её бровей пролегла морщинка. — Смолвиль, ты подстригся, снял очки, похудел и красиво оделся… Хм, ты… — Я круто выгляжу, — надулся от гордости Кларк и выразительно скрестил руки, чтобы подчеркнуть рельеф. — Конкурентоспособно, — охладила его пыл Лоис. — Но я не закончила. Внешний лоск не изменит тебя внутри. Ты всё тот же милый, неловкий парень в вытертых голубых джинсах и клетчатой фланели, и ты хорош таким, какой ты есть. Твой мистер совершенство тебе совершенно не подходит. — Лоис, ты ревнуешь? — Я замужем и люблю своего мужа. — Ты ревнуешь, — с удовлетворением повторил Кларк. В груди потеплело. — Глупости, — притопнув каблуком, фыркнула Лоис и упёрла кулаки в бока. — Выкладывай. Где вы познакомились? Откуда он? Кто его родители? Кем он работает? Его фамилия и второе имя? Размер обуви? Образование, хобби? Любимая еда? Он левша или правша? У Кларка дёрнулось нижнее веко. «Мы познакомились в борделе. Я знаю его семью, о которой он сам не в курсе, но не знаю ни его родителей, ни его фамилию, ни его второе имя, ни даже первое. Он сексуально образован. Его хобби — секс. Он работает в борделе. Мальчиком для секса. У него, как и у меня, тринадцатый размер обуви, он правша, но одинаково хорошо дрочит обеими руками и обожает сладкое. Я плачу ему, плачу огромные деньги, Ло. Мне это тебе выложить?» — Прекрати допрос, — возмутился Кларк. — Ты бы ещё спросила, в какой пози… Мгм. — У меня нет комплексов. — Её взор излучал чистый гнев. — В какой позиции он предпочитает заниматься сексом? — Лоис! — взревел Кларк. Под глазами вспыхнуло, и жар смущения враз захватил всё лицо. — Извини, — без всякого сожаления извинилась Лоис. Они замолчали. Официантка предложила им шампанского, они так же безмолвно выпили. Между ними находился один мужчина, второй мужчина, алкоголь, предательство, годы отчуждения — целая вселенная. Кларк был влюблён в Брюса и до сих пор любил Лоис. Он знал её, она знала его. Они всегда бежали в одном ритме по одному циферблату. Сможет ли Кларк когда-нибудь видеть в ней лишь самую близкую подругу? — Ох, Смолвиль, — прошептала она с горечью, — ты влюбился в него. — Ло, прошу… — Это ничего, — вздохнула Лоис, невесомо погладив его по щеке, и он потерялся в сладком запахе её духов, в запахе сирени, и едва удержался, чтобы не прижаться к такой тонкой и такой надёжной и родной ладони, — но скажи мне, ты счастлив? — Я. — Кларк посмотрел исподлобья. — Я стремлюсь к этому. — Хорошо. Это твой вы… — Она прервалась. Из арки вышли Оливер со смартфоном у уха и усмехающийся чему-то Брюс. — Ну. — Квин отвлёкся от телефонной беседы. — Моя визитка у тебя есть, Брюс. Звони в любое время, для тебя я всегда свободен. Дорогая, пора встряхнуть это унылое сборище и как следует повеселиться. Парни, жду вас обоих в бассейне. Кент. — Он коротко кивнул Кларку. — Я присоединюсь через минуту, Олли, иди, — ответила Лоис и, дождавшись, пока он уйдёт, в два строевых шага подошла вплотную к Брюсу. — Ты! Ты очаровал моего бывшего мужа, ты очаровал моего нынешнего мужа, но мне ты не нравишься. Разобьёшь Кларку сердце, разобью тебе яйца! Заруби это себе на носу. — Вряд ли оба твоих мужа оценят такой интерес к моим яйцам, — спокойно произнёс Брюс. — Наедине с собой ты называешь себя мистером Ирония?! — прошипела Лоис. — Как моему Смолвилю удалось подцепить такого, как ты? — Лоис. — Брюс ласково улыбнулся и, взяв Кларка за руку, переплёл их пальцы. — Во-первых, не твой, а мой Смолвиль. Во-вторых, ты неверно ставишь вопрос — как мне удалось подцепить такого, как Кларк. Если бы взгляд мог резать, Брюс бы уже валялся на полу разрубленный на мелкие кусочки. Лоис с досадой прикусила губу. — Я тебя предупредила, — сказала она, оставив за собой последнее слово, и, воинственно цокая каблуками, исчезла в толпе. — Твоя бывшая жена — грозный противник. Кларк покрепче сжал ладонь Брюса: — Лоис особенная. — Я её не впечатлил. — Ты впечатлил Джимми. Ты впечатлил Перри. Ты впечатлил всех. Они будут болтать месяцами. — Через неделю забудут. Трамп пришёл к власти, но это Метрополис, город, где уважают закон и соблюдают права человека, — в тоне Брюса как будто проскользнул сарказм. — Здесь люди виду не подадут и никто не станет плевать тебе в спину с криком: «Вонючий педик». — Да, — поддакнул Кларк и осторожно добавил: — Ты впечатлил Квина. Очень впечатлил. — Ревнуешь? Кларк повернулся вполоборота. Он не ревновал к Джимми или к, Иисусе, Перри, но Квин? Оливер всегда казался ему подозрительным на предмет гетеросексуальности. Брюс отсутствовал не десять минут, а около пятнадцати, и от него не пахло бренди. Кларк не спросит, чем эти двое занимались там, наверху, в кабинете. Это ведь ничего не значило. — Я не ревную тебя, — солгал Кларк. Теперь он ненавидел Квина ещё сильнее, так как не мог быть уверен, и ненавидел себя за эту ненависть, потому что Квин не был плохим парнем. — Я говорил не о себе. Чёрт. Конечно же. — Если тебе станет легче, — Брюс понизил голос до шёпота, — я его трахал. — Ч… Что? — Не сейчас. Когда я с тобой — я с тобой. Поражённый Кларк приоткрыл рот. Золотой мальчик всё-таки бисексуал? Брюс спал с Оливером Квином? С кем ещё спал Брюс? С Марком Цукербергом? Биллом Гейтсом? Президентом США? Почему он не признался раньше, до того, как они явились на вечеринку? Это ведь важно. Если бы Квин понял? Не понял. Почему Брюс разоткровенничался сейчас? Разоткровенничался вообще? Потому что Кларк всё равно никак не сможет это использовать. — Ты ведь не пошутил, — очень тихо обронил Кларк. — Он изменяет Лоис? — Это было несколько лет назад. Не волнуйся, он всегда был пьян и ни разу не видел меня без маски. Кларк, проглотив заготовленные вопросы, терпеливо ждал продолжения. Он не хотел ничего знать об этой стороне жизни Брюса. Он хотел знать всё, если это касалось Квина. Если это как-то могло унизить Квина в глазах Кларка. — Иногда бывают очень влиятельные клиенты, которые заказывают доставку на дом или в гостиницу. Через посредника. Имени конечного заказчика не знает никто. Мы надеваем костюмы и маски, нам завязывают глаза и привозят на место. Таким же способом отвозят обратно. С нами ездят по два охранника от борделя, которые ждут в соседних помещениях. Им тоже завязывают глаза на время дороги. В остальном всё стандартно. Большинство клиентов скрывает лица. Я узнал Квина потому, что однажды он надрался так, что сам сорвал с себя маску. Он наверняка не помнит этого. Что тебя беспокоит? — Брюс ухмыльнулся и притянул Кларка так близко, что их губы практически соприкоснулись. — Он делал заказ дважды в месяц на протяжении года. Средний член, средняя потенция. Грязный рот. Всегда нижняя позиция. Никаких поцелуев, никакой дрочки, никаких минетов, только в зад, максимально жёстко. Он каждый раз надевал костюм Зелёной Стрелы, умолял трахнуть себя и говорил: «Папочка». Кларк громко фыркнул. — Он каждый раз просил называть его маленькой развратной сучкой. — Это ты выдумал. — Выдумал. Кларк вообразил Квина в нижней позиции, на четвереньках, на коленях. Квина, которого яростно трахает Бэтмен. Квина с его румяными девичьими щёчками, который стонет: «Да, пожалуйста, выеби меня, папочка». Кларк вообразил ненавистного нынешнего мужа своей всё ещё любимой бывшей жены, которого двадцать четыре раза безжалостно отодрал его не совсем настоящий парень. — Значит, он би. — Нет, он гетеро. Твоя ориентация — это не то, с кем ты занимаешься сексом, и не то, на кого у тебя встаёт, и не то, с кем ты кончаешь. Твоя ориентация у тебя в голове. — Брюс постучал себя по виску. — Если ты мужчина и фантазируешь исключительно о женщинах, то не важно, с кем ты спишь, хоть с козами. Пока твоя эротическая направленность гетеросексуальна, ты остаёшься гетеросексуалом, даже если какой-то мужик трахает тебя в зад дважды в месяц. — Занятная теория. Как ты можешь быть уверен, что Квин не фантазирует о мужиках? — Я уверен. Полегчало? — Да. — Кларк больше не сможет видеть Квина и не представлять. — У него нижние щёки такие же румяные, как верхние? Брюс вскинул бровь. У Кларка зашумело в голове. Они всё ещё стояли слишком близко. Дыхание Брюса обжигало, взгляд Брюса обжигал, неизменная усмешка Брюса обжигала. — Нижние щёки? — Брюс погрыз трясущиеся губы и расхохотался. — Я имел в виду его зад, — немного обиженно проворчал Кларк. — Зад как зад, но Оливер каждый раз умолял отшлёпать его. — Враньё. — Нет, правда. Хочешь, чтобы я отшлёпал тебя? Программа максимум выполнена, мы можем уеха… Музыка стихла, на весь зал зафонил микрофон, и раздался голос Олли: — Дамы и гос-с-спода, и те, кто не относят себя к дамам или господам. Все вы, прекрасные люди любого пола, гендера и ориентации, только для вас, только сейчас! Фонтаны алкоголя, молекулярная кухня, мокрые танцовщики и-и-и… Дрейк с его лучшими хитами! Прямо в бассейне! — Идиот, — буркнул Кларк. — Ну, кто хочет прис-с-соединиться к вечеринке?! Толпа счастливо завизжала, и человеческие ручейки потекли в новое русло. Кларк зашипел. Его пальцы попали в живые клещи. Суставы затрещали. Он, стиснув зубы, безуспешно попробовал вырвать ладонь, а Брюс всё таращился в никуда и беззвучно шевелил губами. Его лицо мистическим образом осунулось. Чётко очерченные скулы заострились, проступили заточенными утёсами через побледневшую кожу, вместо зрачков в лазоревой глубине чернели крошечные точки. Яркий, раскованный, постоянно весёлый парень, младше Кларка на пять, семь, десять лет, стёрся, схлынул и пропал, явив вместо себя странного мужика, который уже перевалил за середину молодости и подбирался к порогу зрелости. Этот мужик не впервые проламывал гладкую оболочку. Может, сейчас этот мужик останется насовсем. Он поднимет кулаки и всё с тем же отрешённым видом забьёт Кларка до смерти, протянет руки и задушит Кларка, вонзит зубы в сонную артерию, и Кларк падёт, залитый горячим алым. Потому что Кларк виноват. Потому что Кларк заслужил. — Что происходит? Брюс развернулся и с невероятной силой поволок его за собой, будто Кларк со всеми своими двухсот двадцатью фунтами превратился в консервную жестянку, привязанную к хвосту бешеного пса. Промелькнули несколько коридоров, хлопнула дверь, свет сменился на успокаивающий ультрамариновый, и Кларка, как пушинку, впихнули в кабинку туалета. Неслышно щёлкнул замок. — Брюс, ты… — Он помассировал багровую ладонь. — Что с тобой? Брюс потускневшими глазами глядел на него и не на него. Зрачки расширились, почти закрывая радужку, брюки в районе ширинки выразительно встопорщились. — Кент. — Брюс заметил Кларка. — Кларк Кент. — Он особенно выделил фамилию. — Ты не в порядке. — О, я в порядке. — Брюс задумчиво облизал губы, вжикнула молния на его брюках. — Мы не трахались сегодня утром. Мы не трахались сегодня днём. Мы не трахались уже три недели. Кларк непроизвольно попятился, ещё и ещё, пока не встретил спиной мрамор. Это была последняя кабинка в ряду, просторная, чисто вымытая, с двумя высоченными стенками, которые доходили до пола: наполовину синими, наполовину чёрными, как и несущие; деревянными, а не пластиковыми. Негласно предназначенная для секса кабинка. На держатель для бумаги легли пара презервативов, крошечная одноразовая упаковка смазки и тонкая компактная пачка гигиенических салфеток. Чистоплюй. — С той минуты, как мы явились в клуб, ты нервничаешь и ты возбуждён, — хрипло сказал Брюс, приблизившись. — Отпусти себя. — Я не… — Кларка повело. Все коктейли, все выпитые бокалы шампанского дождались подходящего момента и одуряющей волной врезались в кровь. Он пошатнулся и с трудом вернул равновесие. — Это общественный туалет. — И он пуст. Прислушайся. Никого нет. Кларк силился восстановить ясность мыслей, но рот Брюса уже скользил по его шее, а пальцы боролись с пряжкой ремня. «В какой позиции он предпочитает заниматься сексом?» «Знаешь, Ло, временами я трахаю его, но обычно он трахает меня, как ему заблагорассудится, в любой позиции, и мне это нравится. Слишком нравится для того милого, неловкого парня в вытертых голубых джинсах и клетчатой фланели, которым ты меня считаешь». Он погасил стон и обеими руками упёрся Брюсу в плечи, отталкивая: — Не… не получится, — произнёс, переведя дыхание. — Буквально не получится. — Дерьмо. — Вроде того. Я могу тебе подрочить, если ты так… хочешь. — Кларк мог бы предложить минет, этот уровень в общественных местах они проходили, но он не встанет на колени в туалете клуба Квина, который развлекается с Ло в своём шикарном бассейне. — Я похож на бедного маленького Джимми? — Брюс потёр себя через трусы. — Ты трахнешь меня. Так лучше. Правильно. — Его взгляд опять стал безучастным и чужим. Бледная синь вокруг растёкшихся зрачков померкла. — Что значит — правильно? Кларк ждал ответа, и, да, он мог сделать это. Хотел. Эти узкие бёдра, обтянутые дизайнерскими брюками, предназначены для этого. Предназначены для него. Предназначены для его члена. Брюс поимел Квина, теперь Кларк поимеет Брюса и через него поимеет Квина. Он пьяно усмехнулся. — Правильно. Пра-а-авильно. Правильно давать тебе иногда трахать меня. «Давать? Не ты устанавливаешь правила. Не ты заказываешь музыку. Не ты платишь мне. Не ты главный!» — мысленно прорычал Кларк. Последний раз Брюс разрешил трахнуть себя в начале года. Кларка всё устраивало, их обоих всё устраивало, но то, что сейчас прозвучало, — прозвучало уничижительно. Сукин сын. На держатель лёг ещё презерватив, надпись на обёртке гласила: «Экстрабольшой». Как дальновидно. — Разве ты не хочешь трахнуть меня, Смолвиль? Кларк оскалился. Они неторопливо перемещались по кругу, пока Брюс не оказался у мраморной стены. Резинка, салфетки и смазка отправились в задний карман джинсов Кларка. Смолвиль. Ублюдок. — Ну же, Кент. — Брюс скрипуче хохотнул. Его пальцы забегали по пуговицам рубашки. — Кларк Кент. Или ты предпочитаешь «Смолвиль»? «Не делай этого, — велел себе Кларк, шагая вперёд. — Он провоцирует тебя, и он очень не в порядке». «Сделай это», — скомандовал кто-то ещё. Даже в такой просторной кабинке шагать было особо некуда. Кларк смял рот Брюса жёстко, у черты боли, и впервые от его поцелуя никак не уклонились, ответили с такой же яростью, зло и грубо. Брюс шумно дышал через нос, его стояк упирался в твердеющий член Кларка. От его губ пахло мятой и яблоком, и Кларк ел это яблоко, вгрызался голодно, капал липким соком на подбородок. Он — второй Адам, искушённый и совращённый первым. Испорченный. Брюс и не старался, чтобы искусить его. Брюс просто был и давал яблоко, Кларк просто принимал. «Не делай этого». «Сделай это». Он развернул Брюса спиной к себе, суетливо стянул ему расстёгнутые брюки и бельё так низко, как смог. Кларк немного превосходил Брюса в росте, однако у того ноги были длиннее, но стоя и в не полностью снятой одежде это будет неудобно. Плевать, он всё равно хотел. Здесь и сию минуту. Если бы в этот миг Земля прекратила вращаться, если бы пришельцы захватили Метрополис, если бы ядерный гриб распустился на горизонте, он бы не остановился. Нет, он не хороший, давно не правильный и уж точно не бойскаут с непоколебимыми принципами. Кларк разрывался между похотью и состраданием, но Брюс никогда не принимал его заботу. Он не мог сгрести Брюса в объятия и пообещать, что они разберутся с этим вместе, чем бы это ни являлось. Он не мог пообещать, что всё будет хорошо, потому что ничего не будет хорошо. Не у них. Не с ними. Не существовало никакого «у них» и «с ними». «Хватит врать себе. Что бы ты там ни нафантазировал, ты очередной клиент, — заплетающимся языком подсказал кто-то ещё. — Этому парню не нужна забота от очередного клиента. Этому парню нужны деньги и член. Он сам затащил тебя сюда. Он сам предложил тебе себя. Ты платишь за то, чтобы он предлагал тебе себя». «Не делай этого, — запретил Кларк. — У нас особенные отношения для заказчика и исполнителя — нерабочие. В том, что происходит, нет ничего рабочего, и я могу стать кем-то большим, чем очередным клиентом. Я стану». «Кем ты станешь, так это очередным клиентом с надписью "мудак" на лбу. Поэтому сделай это», — настаивал кто-то ещё. Желудок запылал от всей той безрассудно выпитой дряни, и Кларк сплюнул вбок горечь, скопившуюся во рту. Слюна голубоватой лужицей расползлась по надраенному до зеркального блеска полу. Мир расползся в позабытом угаре. «Он каждый раз умолял трахнуть себя». «Сделай это. Когда у тебя на лбу напишут "мудак", он плюнет тебе в лицо, как ты плюнул на этот пол. Ты недостаточно влюблён, чтобы остановиться. Сделай это. Он никто, он просто…» — Скажи, — прошипел Кларк, прижимаясь пахом к заднице Брюса, — попроси меня. У тебя ведь самый грязный рот по обе стороны Атлантики, поэтому открой свой грязный блядский рот и попроси меня. — Шлюха. Он удержал это слово, щекочущее горло. Не разрушил всё окончательно. Брюс откинул голову ему на плечо. Из-за длинных, густых приопущенных ресниц его глаза казались чёрными дырами. В их остекленевшей пустоте плескалось безумие. Руки болтались сухими ветками, которые из последних сил цеплялись за ствол умирающего дерева. — Выебите меня, пожалуйста, мистер Кент, — шёлковым голосом произнёс Брюс и засмеялся: искренне, заливисто и звонко, как маленький мальчик, которого друг принял в игру. Больше не было никаких парней и мужиков, остался лишь мальчик. На его чистом невинном лице, залитом мягким синим светом, зияли две угольные шахты. Никем по-настоящему не целованные губы умоляли: «Пожалуйста, сделайте это со мной, мистер Кент». «Я чокнутый ублюдок, — едва не заорал Кларк, — я трахаю маленьких мальчиков. Взрослых маленьких мёртвых мальчиков!» У него что-то перемкнуло в голове. В сердце. В душе. В члене, единственно которым он соображал. Его руки тряслись, когда он не мог вскрыть пакетик со смазкой. Кларк весь трясся, пока проникал пальцами в Брюса. Он готов был трахнуть его насухую, как в тех полоумных мечтах, до боли и крови, для себя в том числе. Он хотел трахнуть его насухую, рыча в ухо: «Какого чёрта ты трахался с Квином? Какого чёрта ты пихал член ему в зад? Ты, грёбаная шлюха, как ты посмел трахаться с этой блондиночкой и какого хера рассказал об этом мне?» Глупая, свирепая, гадкая ревность раздирала Кларка. Он сам — гадок. «Это работа Брюса. Ты даже не знал его в то время». «Ты знаешь его сейчас. Они с Квином провели на втором этаже четверть часа. Этот парень и за две минуты бы управился». Задыхаясь от негодования, Кларк передавил Брюсу горло правой рукой, внутренней стороной локтевого сгиба, с такой силой, что мускулы поднялись буграми. Он хотел трахнуть Брюса насухую, душа и рыча в ухо: «Тебе понравилось трахаться с Квином? Ты соврал мне? Ты дал ему трахнуть себя?! Ты дал ему увидеть себя? Он знает тебя? Ты просил его: "Выебите меня, пожалуйста, мистер Квин"? Ты повторил это сегодня там, наверху? Сознайся!» — Кларк, ч-чёрт, Кларк, — просипел Брюс. Его лицо покраснело, на лбу толстыми проводами вздулись вены, но он не выворачивался, не хватался, не сопротивлялся. Словно желал этого. Кларк ослабил захват и вообще убрал руку. Пьяный придурок внутри него не умолкал. Пьяный придурок упрашивал, умолял, угрожал. Искушал. У Кларка было два искушения. Он наслаждался ими. Его ладонь легла под распахнутую рубашку, на обнажённую грудь Брюса. Кларк царапнул ногтем сосок и двинулся дальше. Собственный член, зажатый бельём и не полностью расстёгнутыми джинсами, болезненно пульсировал. «Я не очередной клиент. Я думаю о нём». «Трахни его. Он сам нарывается». Кларк пробежался рукой по животу Брюса, обрисовывая скульптурно вылепленные мыщцы, — «кубики, Ло, его кубики, мои кубики» — пробрался ниже и скользнул под мошонку, ещё чуть-чуть, и коснулся бы собственной второй руки. Он думал о Брюсе, а не действовал, как очередной безымянный клиент без лица. Он учился, наблюдал и пробовал. Он не купил себе парня для удовольствия, а старался сам доставлять удовольствие. Брюс мог сколько угодно управлять собой, но некоторые вещи априори не поддавались контролю. Кларк приник ртом к его шее слева, под челюстью. Лизнул уже колючую кожу. Брюс мелко задрожал. С его искусанных губ сорвался сдержанный стон. Награда. «Хватит возиться. Трахни его. Причини боль. Ты не будешь виноват, он жаждет её». Кларк осторожно помассировал точку под мошонкой, и выгнувшийся Брюс заёрзал, буквально надеваясь на пальцы. — Блядь, — выругался он, — блядь, Кент, трахни меня уже! — Его широко открывшиеся глаза смотрели в потолок — чёрные: как ночь, как космос, как дно глубокой могилы. Кент. «Трахни его. Это всё равно будет больно, даже если ты не хочешь причинить боль. Или ты хочешь?» Он не хотел. На полу к упаковке от смазки добавились использованные салфетки и обёртка от презерватива. Придерживая Брюса за бёдра, Кларк медленно толкался: вперёд, вперёд и вниз. Под ногами разверзлась преисподняя, и адский огонь кусал за пятки. В ушах звенело: «Ты провалился, Кларк. Ты облажался. Ты попался». Бухнула дверь, впуская далёкую музыку, ещё раз, и он застыл, пронизанный подлинным ужасом. — Ой, девочки, писсуары, — нетрезво протянула какая-то девушка. — Это мужской туалет. — Плевать, Кэрол, зато свободно, — возразила ей другая. Нестройно зацокали каблуки, застучали двери кабинок: раз, два, три, четыре. Невнятными стайками прошелестели девичьи слова, одновременно заработали сливы в кабинках, каблуки так же нестройно зацокали обратно, и побежала вода из кранов. Кларк едва дышал. Кто-нибудь обязательно услышит и поймёт, что он чёртов извращенец, трахающий в сортирах мёртвых мальчиков. Кто-нибудь вскроет дверь и войдёт, и всё это закончится так или иначе. — Дженис, — заговорила одна из девушек, Кэрол вроде бы, — обратила внимание на Кента? Кларк едва дышал и умирал. — Обратила внимание? У меня трусики намокли! Вся компания расхохоталась, и кто-то взвизгнул: — Трусики? У меня джинсы намокли! — Мадам миллиардерша — настоящая сука, — продолжила Кэрол, — столько лет заворачивала такого потрясного мужика в убогую обёртку. Кларк едва дышал, умирал и не верил собственным ушам. Они оскорбили Лоис и хотели его. Брюс попал в точку. Как всегда. — Я бы дала ему прямо на танцполе, — мечтательно произнесла Дженис. Её голос, низкий, прокуренный, показался Кларку знакомым. Неужели Дженис Дентон, художественный редактор? Замужняя сорокапятилетняя женщина с манерами истовой монашки и не по возрасту роскошной фигурой. Пресвятая Дева Мария. — Но он тако-о-ой стесняшка. Разве это не заводит, девочки? Эти пылающие щёки при его-то габаритах. — Какая разница, заводит или нет, — вмешался в разговор кто-то ещё, — у тебя никаких шансов, как и у любой из нас. Вы же видели его парня? — Его парня видели все. Боже, я и не знала, что бывают такие красавчики! Он вообще настоящий? — простонала Кэрол. — Кто-нибудь в курсе, какой срок дают за изнасилование? — Кэр, ах ты шалунья! — Детка, мы и не подозревали, что ты такая развратница! Кларк вздрогнул от сверлящего висок взгляда. Брюс уставился на него немыслимо ясными глазами, горящими, как созвездия в зимнюю морозную ночь, — абсолютно сумасшедшими глазами. Он смотрел и беззвучно хихикал. Его язык юркой розовой змейкой то и дело скользил по губам. Руки так и висели костяными червями, обтянутыми мускулистой плотью. «Ты делишь это со мной. Ты делишь со мной моё безумие. Ты со мной в этом грехе и во всех других грехах. Тебе не спастись, Кларк Кент, теперь ты пропал насовсем». Кларк неслышно заскулил. Он — загнанное беспощадным охотником раненое животное. Слабенький несчастный зверёк, который спрятался в грязную дыру в земле, укрылся сгнившими листьями и приготовился сдохнуть. Спина Кларка взмокла от пота. Яйца заныли от невозможности кончить. Сердце забилось быстрее и громче, пока душа не раскололась неровными кусками. Что он делает здесь, в туалете, с этим человеком? Почему занимается таким с человеком, которому нужна помощь, а не член в заднице? Почему каждый раз так ведётся на этого человека? — Не будьте лицемерными, девочки, — сказала Дженис, возвращая Кларка к реальности, — любая из нас запрыгнула бы на этого жеребца. — Как считаете, кто из них сверху? Я готова кончить, лишь подумав, как мистер бывший муж трахает своего красавчика. — Ты бы хотел, чтобы они увидели, — прошептал Брюс, — как бывший муж трахает красавчика? Или как красавчик трахает бывшего мужа? Внутри Брюса переключался тумблер, хаотично перекидывая его из одного состояния в другое: пустой Брюс, свихнувшийся Брюс, практически нормальный Брюс. Этот неверно настроенный механизм активировался на их первом свидании и порой работал потом, но сегодня что-то случилось — что — и шестерёнки завертелись с небывалой скоростью. Можно ли его вообще остановить? Какой Брюс включится, когда всплывёт та самая правда? — За-ах-ткнись, — так же тихо ответил Кларк. Его попеременно захлёстывали похоть и страх. Внутри него тоже находился тумблер: озабоченный Кларк, с упоением трахающийся с полоумным взрослым мальчиком в кабинке общественного туалета в присутствии четырёх очевидцев, и правильный Кларк, который отдал бы обе руки, чтобы тотчас убраться отсюда. Чтобы никогда не заходить в Дом на Холме. Чтобы никогда не встречать Брюса. — Интересно, у кого из них больше? Кент такой, м-м-м, крупный мужчина, надеюсь, и ниже пояса он соответствует. У меня соски каменеют, когда я представляю, как здоровяк натягивает красавчика на свой гигантский член. — Ты бы хотел, что они увидели, как ты натягиваешь меня на свой гигантский член, — утвердительно заявил Брюс. Его губы дрожали от смеха. Он веселился. Кларк сжал челюсти и толкнулся, погружаясь глубже в гладкий жар тугих мышц. Брюс, потрясающий, невероятный, сумасшедший Брюс так тесно и горячо сжимался вокруг его члена и веселился. Они недостаточно хорошо подготовились, они спешили, и Брюс временами кривился, потому что это всё-таки было больно, — кривился и веселился. — Мэри, как не стыдно! — Фи, Мэри, это так пошло. — Вы, маленькие раскрасневшиеся ханжи, я вижу сквозь эти тоненькие кофточки ваши торчащие соски. Девушки возбуждённо загомонили. Кларк впервые не чувствовал унижения. — Не знаю, как вы, — произнесла Дженис, — а я бы понаблюдала за любым раскладом. — Понаблюдала? — возмутилась Кэрол. — Я бы поучаствовала в этом раскладе. Кто бы не захотел стать расплавленным кусочком сыра в этом сочном бутербро… О-о-о, вы слышите? Дрейк поёт «Фальшивую любовь»! Моя младшая сестра без ума от неё. Быстрее, мы всё пропустим! — Девочки, стойте, у меня руки мокрые! — Я не успела поправить губы. — Подождите меня! Вода перестала литься. Каблуки лошадиными копытами процокали к выходу, хлопнула дверь, и Кларк вдохнул полной грудью — неощутимые прежде запахи чистящих средств и мочи ударили в нос. Пьяный придурок что-то пискнул напоследок и заткнулся. Надолго. Навсегда. В голове у Кларка прояснилось, но он стоял не у черты, а за чертой невозврата. Он всё ещё занимался тем, чем занимался. Он был внутри Брюса, и затылок Брюса живым камнем давил на плечо. — Я же говорил, что люди любят бутерброды, — хихикнули справа чужим голосом. — Пожалуйста, ты не… — Что? «Ты не в порядке, я знал это с самого начала, но плевать на тебя хотел. Теперь я протрезвел. Можно я вытащу член, и мы поедем домой?» — Дамчкиушли, здрвяк, — странно глотая гласные и соединяя слова, произнёс Брюс и по-собачьи, тягуче и мокро, лизнул его в ухо, — но я всёщёздесь. Подрчимне. Кларк послушно просунул правую руку вперёд и вытянул шею. Ему это (не) нравилось. Ему (не) нравился терпкий запах Брюса, пронизанный свежими нотками фруктов и острой вонью аммиака. Ему (не) нравилось тепло тяжёлого тела, с которым он был скован дьявольски мучительным образом. Ему (не) нравился покрасневший член Брюса, подрагивающий в ладони. Кларк хотел бы заняться неторопливым нежным сексом в собственной постели — уважительным сексом. Хотел, чтобы глаза Брюса не блестели злыми звёздами. Хотел, чтобы всё это закончилось. Так или иначе. Губы Брюса опять дрожали, но не от смеха. Он часто выдыхал, перемежая это бархатным аханьем. Морщинка — точь-в-точь, как у Лоис, — нарисовалась меж бровей, и пальцы Кларка стали скользкими. — Об… Нгх-х-х. — Брюс немного обмяк и затих, на невыносимую минуту, другую, но эрекция ничуть не ослабла. Это не удивило Кларка, прочитавшего о мультиоргастиках всё, что удалось найти в сети. — Оближи, — наконец выговорил Брюс. — Се… Сейчас же. Сейчас. Потом. Никогда. Всегда. Кларк спокойно относился к подобным вещам. Пусть это закончится так или иначе. Яйца уже орали о снисхождении, но пусть это закончится так. Все ведь дрочат. Он прекрасно проведёт время в соседней кабинке наедине с собой, лишь бы это закончилось. Кларк тщательно собирал языком сперму с пальцев. Ему (не) нравился вкус Брюса: приятно невыразительный, временами сладковатый, реже солоноватый, сегодня — горче всех тех грехов, в которых они оба погрязли. Брюс, зачарованный, глядел, не шевелясь, не дыша и не моргая, как на что-то сокровенное и дорогое — самое важное в жизни. Немного осталось на губах, но Кларк не успел облизать. Ему в рот протиснулся язык. В губы вонзились клыки. До боли. До крови. Сам того не ведая, он предложил своё яблоко, и Брюс исступленно набросился на запретный плод. Они покачнулись, как два сиамских близнеца, спаянных противоестественным способом, отшатнулись назад на несколько шагов, пока не врезались в деревянную стенку. Кларк глухо охнул: от ужаса, от непонимания. Брюс с утробным звериным рычанием слизывал собственную сперму с его губ. Жадно высасывал смешанное с кровью собственное семя из его рта. Брюс не целовался. Он кусал, жевал, поглощал и пировал. Он творил неведомое жертвоприношение, и неизвестно, кто лежал на алтаре, а кто вырезал ножом сердце. Брюс содрогался в серии коротких сухих оргазмов, и сокращающиеся мышцы буквально выдаивали член Кларка. Он кончил: так или иначе, отчаянно и долгожданно, презирая себя и не чувствуя никакого облегчения. Глаза Брюса закатились, и, перед тем как потерять сознание, он прохрипел: — Я н-не… Я не виноват. Кларк зажмурился на мгновение, борясь с накатившей слабостью, сердце заколотилось тревожным набатом. Горло сдавила призрачная рука. Что ему делать? Что, чёрт возьми, ему делать? Что, чёрт возьми, они наделали? Что он наделал. — Брюс?.. — Кларк кое-как отлепил — отцепил — Брюса от себя, с трудом удерживая на весу массивное тело. — Брюс, ради бога, очнись. Вот оно, вот. «Я убил его». У Кларка свело левую половину груди. Он убил его. Вот оно, вот, мёртвый маленький мальчик в его руках. Смрад разлагающейся плоти обжёг ноздри. Вот оно, вот, этот мальчик умер давно. Его тусклые волосы пахли дождём, на впалых щеках лежала серая пыль. Мальчик умер, и никто не позаботился о нём. Мальчика оставили на улице, где его заметала дорожная пыль, такая густая, что никакому дождю было не смыть её до конца. Кларк нашёл мальчика и взял себе, не увидев, что тот уже мёртв. «Я трахнул живого мертвеца». Изо рта Кларка вырвался скрежет, как гнилая доска треснула под ногой. Его облили смолой и посыпали пухом, алые буквы бесовской вязью укрыли то, что осталось от кожи, и Кларка выставили на главной площади какого-то города. «Смотрите, смотрите, это он, и он виноват!» Веки Брюса затрепетали, глаза резко распахнулись: обычные, прозрачные, голубые. Наваждение схлынуло, и Кларк со свистом втянул воздух в лёгкие. Брюс моргал. Щёлк — «Ты кто?» Щёлк — «Кто я?» Щёлк — «Где я?» Щёлк-щёлк-щёлк — «Что происходит?» Всю Вселенную на кон — Брюс вообще не помнил случившегося. Будто там, в зале, у барной стойки, его разумная часть ушла, чтобы вернуться лишь сейчас. Кларк осторожно разжал руки, и Брюс твёрдо встал на ноги: — Мы трахнулись? — крутанувшись на пятках, уточнил он. — Да. Сбрасывая остатки морока, Кларк подвигал плечами и торопливо привёл себя в порядок. Его чуть-чуть обрадовало, что на презервативе не было крови. — Мы трахнулись, — повторил Брюс. Он стоял: весь расстёгнутый, неприлично нараспашку, со спущенными брюками и трусами. Его живот вздувался и опадал. На лице читалось недоумение. — Ты в порядке? — Выйди, — после длинной паузы ответил Брюс. — Встретимся в гардеробной. Кларк с нарочитым безразличием, стараясь не ускорять шаг, выбрался из кабинки. В настенных зеркалах, по периметру подсвеченных белыми огоньками, отражался диковатого вида всклокоченный мужик с воспалёнными глазами. На припухшей нижней губе лопнула кожа и багровели капли. Кларк, вымыв руки, стёр кровь, пригладил волосы, удостоверился в отсутствии пятен на одежде и всё дышал, дышал и дышал, пока не рванул к выходу, пока не упал, запутавшись в ногах, пока не сбежал. Вся его жизнь — побег. Он сидел на диване в крошечном закутке, из которого хорошо видел вход в гардеробную, и смотрел вниз. Рядом лежало пальто. Дыхание выравнялось, сердце не пыталось проломиться сквозь рёбра, но он смотрел вниз. Вся его жизнь — низ, дно. Кларк вновь ступил на алкогольную тропинку, прошёлся по краю и провалился. — Лоис, где мои шорты? Те самые, с лучником? Голос Оливера Квина звучал так, словно золотой мальчик был прямо тут. Неугомонный любопытный журналист внутри Кларка встрепенулся. Он повертел головой и зацепился взглядом за решётку в верхнем правом углу. — Вот они. Ты чересчур рассеян. Господин миллиардер явно не знал о дополнительных возможностях вентиляционной системы собственного клуба. — Я всё думаю о том парне, Брюсе. Бойфренде твоего бывшего. — Олли, меня пугает, что ты думаешь о парне моего бывшего, когда я здесь, перед тобой, в одном купальнике. Кларк сжал кулаки. Он успокоился. Он трезв. Он в норме и в себе. — Не в том смысле, пташечка, хотя он чертовски красив. — Оливер! — Ло, я люблю тебя, и ты самая прекрасная женщина на свете, но, можешь выщипать мне бороду, — он чертовски красив. — У тебя нет бороды. — А тебя не впечатлил этот парень. — Нет, однако ты прав, он чертовски красив. И довольно неглуп. — Да, и его лицо… Я где-то видел Брюса раньше. — Если бы ты его видел, то не забыл бы. Нет, милый, мы не будем это обсуждать. Кларк окаменел и очерствел. Квин знал. Квин вспомнил. Квин догадался. Всё только начинается. — Кто я такой, чтобы спорить с собственной женой? Кстати, как продвигается расследование? — Мы подбираемся к финишной прямой, но ты знаешь, какие у него влиятельные покровители. — Лоис, одно твоё слово, и я сожру его вместе с покровителями. Меняются президенты, правительства, режимы, но Квины остаются на короткой ноге с любой властью. — Олли, в этот раз всё серьёзнее некуда. В этом подозревали его отца, теперь под прицелом он сам, но нам нужны железобетонные улики, чтобы взять его за жабры со всеми его покровителями и без схватки на высшем уровне с сомнительным исходом. — Грёбаная «падаль». Он сам и есть падаль. — Оливер, следи за языком и заканчивай. Никаких разговоров о делах в общественных местах — правило Лоис Лейн номер?.. — Пять? Четырнадцать? Прости, дорогая, не помню. Голоса затихли, едва слышно хлопнула дверь, и Кларк вскочил. Сел обратно. «Падаль». Лоис посвятила его, и вот чем ему стоило заниматься. Это его призвание — наказывать подонков. Наказывать падаль за «падаль». В восьмидесятых Лайнела Лютора подозревали в производстве «падали». Ходили слухи, что Лайнела Лютора убили за это. В новом веке за гнусный бизнес взялся его сын, и Лекса Лютора считали замешанным в производстве детской «падали». Кларк трясущимися руками схватил пальто и вытянул из кармана смартфон. Мысли метались, как тараканы на тёмной кухне, где неожиданно зажёгся свет. Лекс, Лайнел, Брюс, «падаль», Квин. Брюс. Оливер Квин не узнал, но узнал Брюса — не так, как боялся, а так, как сделал это сам Кларк в прошлом мае. На экране появился снимок из надёжно запароленного платного облачного хранилища. Это его грандиозная сенсация, это его величайший провал. Перед вторым курсом Кларк на летние каникулы взял дополнительную и не слишком волнующую его тему, чтобы покрыть недостаток кредитов по предмету. Он так и не закончил ту студенческую статью, решив проблему иначе, но материалы остались, и часть из них уже взрослый Кларк перебросил на электронные носители. Девятнадцатилетнего Кларка Кента не интересовали династии Америки в целом и Восточного Побережья в частности, тридцатидвухлетнего, впрочем, тоже, кроме одного их представителя. Тогда, давно, он собирал информацию о Люторах, Кейнах и Аркхэмах и работал дома, в Смолвиле, периодически мотаясь на старом грузовичке па в Стар-Сити, Метрополис и Готэм. Он собирал информацию о Квинах и Сэвиджах, пока ма, перелистывая стопки его документов, не спросила: «Почему здесь ничего нет об Уэйнах, сынок? Они были достойными людьми». Кларк прежде и не слышал об Уэйнах, и ма, подперев щёку ладонью, с печальной улыбкой рассказала, что в то время как всюду одну за другой сворачивали благотворительные программы, те самые Уэйны открывали больницы для малоимущих и ночлежки для бездомных, вкладывали средства в приюты, раздавали стипендии талантливым, но бедным студентам и среди всего прочего организовали фонд помощи фермерским хозяйствам, чтобы на стыке пятидесятых и шестидесятых спасти от разорения одну фермерскую семью из канзасской глубинки. В третьем тысячелетии едва ли кто-то помнил о тех Уэйнах. Люторы растоптали их в шестидесятых, Пауэрсы, перехватив эстафету, и вовсе покрыли их имя истинным забвением, и к началу восьмидесятых об Уэйнах всё ещё поговаривали лишь в связи с их насильственной смертью. В две тысячи третьем Кларк не завершил статью. Он съездил в Готэм, получил допуск, сфотографировал пылившиеся в подвале картины, небрежно переданные главному музею Лексом Лютором, который занял фамильное поместье Уэйнов, и на этом закончил. Профессор Кларка сделал ему потрясающее предложение, куда более захватывающее, чем истории мёртвых и живых богачей. В две тысячи шестнадцатом Кларк вернулся к истокам, но в том самом подвале не обнаружил ни одной картины, и все документы утверждали, что этих полотен здесь никогда не было, однако у него оставались плёнки тринадцатилетней давности. С экрана смартфона на Кларка смотрел чертовски красивый мрачный мужчина в чёрной широкополой шляпе и чёрной же мантии. В третьем тысячелетии едва ли кто-то помнил о тех Уэйнах. Пожары в архивах, библиотеках и редакциях, несколько бурных рекламных кампаний, умелое навязывание общественного мнения и посмертные десятки лет привели к тому, что в Википедии об этой семье осталась единственная строчка: «Одни из основателей Готэма» и пустая ссылка, подчёркнутая красным. Может, только старики не забыли, что знаменитая часовая Башня Пауэрсов прежде называлась Башней Уэйнов, что центральный госпиталь когда-то носил имя Томаса Уэйна и что Уэйны владели половиной города. Никто не ужасался, что те самые Уэйны и множество Уэйнов до них так и лежат в земле в четверти мили от своего особняка. Лекс Лютор не перенёс захоронения, и никто не протестовал. Никто не заметил этого надругательства над памятью когда-то великого рода. С экрана смартфона на Кларка смотрел Мордекай Уэйн, живший в первой половине семнадцатого века. У Брюса были волосы и брови Мордекая, его глаза и скулы, его губы и подбородок — его лицо. Брюс был идеальной современной копией Мордекая. Кларк перелистнул дальше. На этой картине Мордекая изобразили скачущим на лошади. Он яростно сжимал поводья, а его безумный оскал мог бы обратить в бегство целую армию. Когда Кларк впервые увидел Брюса без маски, он узнал, но не вспомнил. Когда Брюс избил его, пазл сложился. Брюс скалился как Мордекай, морщил нос как Мордекай, и в его глазах горел тот же неистовый огонь. Оливер Квин тоже узнал, но не вспомнил. В детстве его наверняка заставляли наизусть зубрить генеалогическое древо, а в девятнадцатом веке прапрабабка Оливера вышла замуж за одного из Уэйнов. Этот брак не принёс общих детей и завершился скоропостижной смертью жены, но в замках и домах Квинов могли быть картины того времени с одним из Уэйнов. Олли наверняка видел их. Все Уэйны по мужской линии были похожи, не зеркальные отражения, как Брюс и Мордекай, но все они отличались аристократическими породистыми чертами и невероятно выразительными голубыми глазами, с которыми не могли справиться ни пыль, ни время, ни потрескавшиеся от старости холсты. Картины из музея мог забрать Лекс Лютор. По его распоряжению сотрудники могли избавиться от документов, подтверждающих факт существования полотен. Лекс Лютор тоже мог сложить пазл и знать. Лайнела Лютора застрелили, когда Лексу было девять — детский, но уже сознательный возраст. Лайнел знал, что те самые Уэйны оставили после себя наследника, и мог упомянуть это в каких-нибудь записях, к которым потом получил доступ его сын, или в разговоре, который подслушал его сын. Прошло много лет, к Лексу Лютору устроился работать Брюс, и пазл сложился. В этом допущении зияло немало дыр, но Кларк допускал. Это допущение вынуждало Кларка чувствовать себя супермудаком с огромной буквы «М». Он вышел из «облака» и сунул телефон в карман. Как сказать всё это Брюсу? Особенно после случившегося сегодня. Брюс из тех самых Уэйнов. Количество косвенных доказательств перевешивало все мыслимые и немыслимые нормы. Кларк докопался до многих истин, пусть и не до каждой, и на всём белом свете он и ещё как минимум три человека, не считая условного Лекса Лютора, знали, что у Томаса и Марты Уэйн родился сын, и один из этой троицы до сих пор точно жил и здравствовал. Брюс ни в коем случае не являлся сыном Уэйнов, он — по всем прикидкам — был внуком. Кларк не сумел найти ребёнка Томаса и Марты и резонно предположил, что тот умер, значит, оставался единственный прямой наследник: владелец домов и кварталов, заводов и фабрик, отошедших городу и штату; хозяин гигантской корпорации, незаконно захваченной в шестидесятых Люторами и после отвоёванной Пауэрсами. Сроки давности на наследственные дела такого толка не распространялись, и Брюсу принадлежало всё, но он и не подозревал о своём происхождении, иначе бы не работал на Лютора. Ни в ком не могло быть столько цинизма, безразличия и глупости. Брюс был каким угодно, но не глупым. Как Кларку сказать? Как объяснить, почему молчал все эти месяцы? Почему позволял продолжаться этому? Брюс продавал себя в своём фамильном особняке под пристальными взорами собственных мёртвых предков, которым нет и не будет покоя, ведь Дом на Холме стоит и дышит иной, извращённой жизнью. Брюс работал на человека, чей род истребил его семью. Брюс трахался за деньги с женщинами и мужчинами, в то время как его загубленные Люторами дед и бабка лежали четвертью мили севернее. Как Кларк должен всё это сказать? Какими словами? Брюс возненавидит его. Брюс уже, возможно, ненавидел его. За что — вновь спросил он себя? Неужели за тот файл? За те два напечатанных слова: «Брюс Уэйн»? Кларк так и не выяснил настоящее имя Брюса, а настоящая фамилия у этого парня могла быть какой угодно, но не Уэйн. Кларк обозначил того, о ком знал всё и не знал ничего, как Брюса Уэйна — из-за Уэйнов и… Брюса. Как ему сказать? Как закончить начатое и заполнить пробелы в расследовании? Как поставить точку и вернуть Брюсу законное место, не дав сгинуть ни ему, ни себе в ядерном водовороте огласки? — Кларк. Эй. Он дёрнулся. Брюс, привычный, улыбающийся, дружелюбный, стоял напротив с верхней одеждой в руках, и ничего не случилось, всё это приснилось, почудилось, померещилось — им обоим. — Ты вызвал такси? Как сказать? Когда? Сейчас? Дома? По дороге? В другой раз? Как не затянуть это дерьмо ещё на один день? — Кстати, хочу тебя предупредить, в следующий раз мы увидимся нескоро, — натянув куртку, с сожалением добавил Брюс. — Я беру отпуск со вторника. На три недели. Значит, мы не увидимся минимум месяц. Кларк кивнул и притворился, что занят приложением для заказа такси. Три недели. Без Лютора, без клиентов, без секса за деньги. Три недели отсрочки для Кларка. Как малодушно. Завтра он посадит Брюса в машину и отвезёт в офис. Завтра он сделает кое-что ещё. Пусть Брюс узнает всё на своей территории. — Понял, — произнёс Кларк и улыбнулся. — Идём. Такси будет с минуты на минуту. Завтра он отвезёт Брюса в офис, а потом проследит. Завтра он войдёт в квартиру или дом Брюса. Завтра он назовёт его настоящим именем и расскажет всё. Завтра, но не сегодня. Сегодня Кларк насладится последними часами. После того, что произойдёт завтра, у него может больше и не быть такой возможности. Никогда.