На букву «Б»

       Брюс перебирал перчатки. В его гардеробе имелись десятки пар: от повседневных из замши и классических вечерних из атласа до трикотажных варежек и грубых защитных, похожих на пожарные рукавицы. Он отложил пару с обрезанными пальцами и взял тёмно-синие хлопковые, сшитые по индивидуальному заказу, которые надевал только дома, с детьми. Он дома, с детьми. Брюс тянул время. Он отошёл к дальней нише гардеробной и раздвинул нижний ряд вешалок с рубашками. Четыре здоровенные коробки из-под презервативов никуда не делись. Брюс покупал презервативы большими партиями: по тридцать шесть, сорок и шестьдесят штук. Иногда по пятьдесят четыре. Он пользовался ими в личных целях и брал на эскорт, но в этих четырёх коробках находилось кое-что другое. Со стуком сдвинув вешалки, он вернулся в комнату. Никто бы не стал рыться у него в гардеробной, никто бы не стал заходить к нему в спальню, учитывая, что та запиралась на ключ. Никому бы в голову не пришло тронуть хотя бы пятьдесят долларов из тех трёхсот двадцати двух тысяч, спрятанных в коробках. «Я могу купить дом». Это незадекларированные и грязные во всех смыслах деньги, полученные от Лютора и Кента, плохо пахли, но на них можно было купить настоящий дом. Брюс запнулся на ровном месте. Настоящий дом. Свой дом. Сегодняшние небывалые сорок с лишним тысяч уже лежали в тайнике, но за Консом числился солидный долг, который завтра же отправится в одну из этих коробок. Главная проблема решена. Если он не станет делать себе поблажек, то по возвращении на работу разберётся и с остальными — теми, что связаны с финансами. Брюс замер у порога. Затянутые ролл-шторами окна пробуждали тревогу. Внизу живота скреблось острыми коготками чувство надвигающейся опасности. Он не заметил его, когда выехал из борделя, когда остановился, чтобы переодеться, и когда сидел в машине, размышляя о тех Уэйнах, но стоило войти к себе в квартиру, зверь внутри встрепенулся и завопил. Кто-то следил за ним. Брюс включил свет в прихожей и гостиной и, тут же погасив, бросился обратно на площадку. Торопливо запер квартиру. Постоял, послушал. Внизу хлопнула дверь и загудел лифт. Это были люди Лютора, Ра'с, Кент, сам Лютор. Другой Лютор. Оцепеневший Брюс рухнул в пропасть забытых воспоминаний. — Жизнь полна удивительных совпадений. Да, это он. Эти глаза, как родовая печать. — Что ты с ним сделаешь? Он всего лишь ребёнок. — У меня огромные планы на этого ребёнка, а пока подержи его у себя. Если кто-то заметит мальчишку в моём доме, это вызовет ненужные вопросы, а тут он затеряется среди остальных. Если его и будут искать, то тихо, без огласки и не здесь. Над маленьким испуганным Брюсом склонился бородатый мужчина с длинной гривой седых волос: — Веди себя хорошо, малыш, — с ласковой фальшью сказал он и пребольно ущипнул Брюса за щёку. Брюс глубоко вдохнул и выдохнул. Гудение лифта приближалось, и он, почему-то стараясь ступать беззвучно, рванул к лестнице. «Веди себя хорошо, малыш». Он выскользнул из подъезда через задний вход и окольными путями пробрался к автомобилю. «Веди себя хорошо, малыш». Он ехал в квартиру детей и думал, и думал, и думал. Тридцать с лишним лет Брюс прожил ничего не помня о первых годах жизни и не находил это странным. Все забывали всё, некоторые сохраняли крохи. Он не исключение. Теперь что-то пробило незримую стену, за которой притаились ранние воспоминания, и они медленно сочились наружу, как вода из подвешенного над головой кувшина в древней китайской пытке. Они падали Брюсу на темечко, как бусы сыпались на мостовую. Тук-тук-тук, кап-кап-кап. Кап — Матчес. Кап — Филип Уэйн. Кап — Альфред. Кап… Лайнел Лютор. Брюс изучал биографию Лекса и видел снимки его отца. Бородатый и седогривый Лайнел, застреленный тем самым летом восемьдесят третьего, когда один потерянный мальчик попал в приют, отличался яркой внешностью. Всё это не имело смысла. Какое дело Лайнелу Лютору, как и его сыну, как и Кларку Кенту, до Брюса? Что им всем до безродного пацана с улицы? «Эти глаза, как родовая печать». Брюс думал и думал, и думал. Думал, переодеваясь в квартире детей. Думал, перекладывая деньги в коробку. Думал, выбирая перчатки. Всё это имело смысл в одном случае — Брюс рехнулся. Психика треснула окончательно, и он внушал себе ложные воспоминания. Это цветочки. Через месяц или год он решит, что встречался в детстве с Рональдом Рейганом, и поверит в это. Слегка поморщившись, Брюс пощупал сквозь брюки спрятанный в карман медальон и вышел из комнаты. Весёлые голоса из гостиной разлетались по коридору. Гремели выстрелы и взрывы — кто-то из детей рубился в приставку. Если бы не предчувствие беды, Брюс явился бы ночью, дождавшись, пока все уснут. Дождавшись, пока уйдут гости. Гостья. Сегодня Дик в сговоре с Барбарой устроил очередное безумие под названием: «Давайте уже найдём Б подружку». Почуял, чёрт такой, что в этот раз жертва неминуемо попадётся в сети. Брюс переминался на месте. Он не хотел идти в гостиную. Не хотел улыбаться. Не хотел из вежливости флиртовать с какой-нибудь девушкой из очень приличной семьи, которую даже трахнуть не мог из-за: «Ты со мной переспал и, как порядочный человек, обязан предложить мне руку и сердце». Непонятно, откуда у Грейсона взялась эта странная тяга к сводничеству, но он всегда приводил чудны́х девушек и вряд ли задумывался, а как бы отреагировали эти девицы на ту самую правду. Он прикинул расстояние до фойе. У него получится сбежать, если удастся незаметно проскользнуть мимо входа в гостиную. Надо накинуть куртку, захватить ключи, смартфон и бумажник. В машине лежала пара комплектов одежды на смену. Брюс отправится в бар. Переночует в дешёвом отеле или у какой-нибудь девчонки. Завтра заедет к Консу, чтобы забрать долг, и вернётся сюда. — Собираешься удрать? Брюс против воли повернулся: — У меня свидание, — соврал зачем-то. — Пойдёшь на свидание в свитере суперпапы? — ехидно осведомилась подловившая его Стеф и выразительно скрестила руки. — Ты такой врушка, Б. Ты просто не хочешь знакомиться с девушкой Дика. То есть с девушкой, которую привёл для тебя Дик. То есть не то чтобы он привёл её для… — Она замолчала и хихикнула. О свитере, преподнесённом детьми на недавний день рождения и надетом сейчас, чтобы показать, как ему ценен подарок, он забыл. Грудь тёмного трикотажного джемпера пересекала разноцветная мультяшная надпись: «Так выглядит Суперпапа». — Если не переоденешься, произведёшь не то впечатление. Девушкам нравятся стильные парни, а не домашние суперпапы, — со знанием дела заявила Стеф. Брюс не сдержал смешок. — Что? Мне двенадцать, так что. — Она небрежно помахала ладонью у лица. — Но, если ты суперпапа, можешь дать суперсовет? В коридоре больше никого не было. Стефани встала чётко по центру. Точечные светильники засияли беспощадно ярко, как полицейские прожекторы. Брюса загнали в угол. В конце концов, все эти месяцы совместного проживания он не так много контактировал с детьми, как следовало бы хорошему отцу. Он планировал уделить им больше внимания, почему бы не начать немедленно. Всё получится. — Так вот, — продолжила Стефани и на мгновение потупилась, — у меня есть интернет, фейковый аккаунт в «Тиндере» и все эти сериалы для взрослых, но ты мужчина. Ты должен в этом разбираться. Дэмиен говорит, что для женщины очень важно иметь развитые молочные железы, чтобы привлекать мужчин. Брюс выпучил глаза. — Мне уже двенадцать, а грудь совсем не растёт, — посетовала Стеф. — Дэмиен говорит, это из-за астенического типа телосложения, и грудь у меня не вырастет вовсе. И мне любопытно, развитые молочные железы — это Дэмиен так говорит, потому что ему слабо сказать «грудь» или «сиськи» — единственный фактор, который привлекает мужчин? — Сте… Стефани, — прохрипел Брюс, — тебе лучше обсуди… Фейковый аккаунт в «Тиндере»? Это приложение для знакомств… нгх… с далеко идущими последствиями. — Для секс-знакомств, ты имел в виду? Я же в познавательных целях! — Стефани. — Он грозно свёл брови к переносице, и Стеф с горьким вздохом кивнула. — Про сериалы для взрослых я тоже услышал и приму меры. Что касается остального, тебе лучше обсудить это с Барбарой или Лесли. — Нетушки, вот и не лучше. Ты мой приёмный отец, и нормально, что я хочу обсуждать проблемы взросления с тобой, — строгим учительским тоном заявила Стеф. — Разве нет? Одна девчонка в школе хвасталась, что её папа устроил вечеринку, когда у неё впервые начались менструации. Брюс наконец понял выражение: «Провалиться от стыда под землю». Он в упор, не мигая, уставился на Стефани, а на щеках разгорался предательский жар смущения. Вот бы прозвучала сирена, возвещая о ядерном конце света. Вот бы мёртвые восстали из могил и начался зомби-апокалипсис. Вот бы под ногами разверзлась преисподняя и черти утащили его в ад. Пусть случится хоть что-то, лишь бы не стоять здесь и не беседовать о таком. Двенадцатилетние девочки вообще должны говорить своим приёмным отцам слова вроде «менструация», «грудь» или «сиськи»? Брюс пообещал себе погуглить и выяснить. — Не переживай, у меня ещё ничего не началось, и я думаю, что это идиотская причина для вечеринки. — Стеф пожала плечами. — Да и Бабс уже купила мне гору тампонов. Впрок. Но ты точно разбираешься в таких вещах. Я о женской груди, а не о менструациях и тампонах. — Почему я… — Брюс прикрыл на миг глаза. Она знала, давно знала. Все они знали и никак это не показывали до нынешнего вечера. Что ему ответить? Какой совет дать, если он не суперпапа, а хрен пойми кто, стремительно бегущий по дороге в «Аркхэм»? — Потому что ты, — Стеф потеребила краешек фиолетовой юбки и довольно мудро добавила, — это ты. Ты тот ещё красавчик, и ты один, а это значит, что ты разборчив. Если ты разборчив, значит, много присматриваешься к женщинам и оцениваешь их сексуальную привлекательность. Как высоко в рейтинге сексуальной привлекательности находится грудь? — Стефани, во-первых, у тебя нормостенический тип телосложения. Во-вторых, твоя. Твоя. — Брюс закашлялся. Затылок резко взмок, и по шее покатился пот. — Ты обязательно вырастешь… во всём, и в-третьих, размер, хнн… Ну. Э. Проклятье. На кожу будто вылили пинту кипятка. Лицо пылало. Ничего не получалось. Брюс не мог — не мог сказать маленькой девочке, за которую нёс ответственность, такое. Как другим родителям это удавалось? — Размер не имеет значения? — Да, — с облегчением кивнул он. — Для некоторых глупых мужчин имеет, но не для всех. — Так и знала, что Дэмиен — просто глупый мальчишка! — Стеф с победным возгласом вскинула кулак. — Как ваши отношения с Дэмиеном? — Брюс с радостью ухватился за шанс сменить до ужаса неловкую тему. — Просто глупый мальчишка, — повторила Стефани, — который много мнит о себе. Пф. Но иногда он ничего. Только ему не проболтайся. Ни. За. Что. Иначе мне придётся убить тебя во сне. — Она красноречиво чиркнула пальцем по горлу. — Хорошо. Ты хочешь обсудить что-то ещё? — Не-а. Я хочу отвести тебя в гостиную. — Она опять хихикнула и протянула руку. Брюс спрятал ладони в карманы и посторонился, пропуская Стеф вперёд. Она сокрушённо покачала головой. — Я не сбегу, — пообещал он. — Ладно. Можешь не переодевать свитер. Ты и в нём очень даже. — Угу. — Эй, Б. — Она остановилась и обернулась. Брюс отшатнулся назад. — Ты должен поблагодарить меня за комплимент. — Спасибо? — Теперь ты должен сделать комплимент мне. Социальное взаимодействие так работает. — Я не… У тебя очень интересная причёска? Стеф зафыркала, как настоящая лошадь, и тряхнула хвостом, явно наспех перевязанным резинкой: — Ты безнадёжен, — нараспев произнесла она и смылась, прежде чем Брюс успел среагировать. Он постоял на месте, раздумывая, и двинулся дальше. Комплименты и вежливые слова, которые Брюс умело использовал, являлись частью того, иного мира. Как он ни старался, у него не выходило перенести этот уродливый суррогат на нормальную жизнь, тем более на детей. Порой он справлялся, но чаще — нет. Искусство быть отцом казалось необычайно сложным. Непостижимым. С чудовищным количеством мин, ловушек и секретов, известных избранным. В коридоре появилась высокая, стройная фигурка, и Брюс замер: — Кассандра, — поздоровался он. Касс, одетая в длинную и просторную чёрную футболку, достающую до середины бёдер, шагнула навстречу. Чёрный же лак через один покрывал ногти на её босых ногах. — Барбара посоветовала мне надеть что-то ещё, — хмурясь, сказала она. — Что за проблема с одеждой? — Проблема с одеждой? — Я не голая, все части моего тела, способные смутить других людей, прикрыты, так почему мне надо надевать что-то ещё? — Таковы правила, — подумав, ответил Брюс. В прошлом месяце он посетил три собрания для родителей, чьи дети страдали аутизмом, и, вопросы, которые там поднимались, наконец-то могли принести пользу. — Каковы правила? — Если ты не принимаешь душ и не находишься одна у себя в спальне, ты должна надевать нижнее бельё и другую одежду. Специальную одежду для верхней части тела и специальную одежду для нижней части тела. И обувь тоже. Мне написать тебе список вещей, которые необходимо надевать, и их возможные сочетания? Касс посмотрела с нескрываемым снисхождением: «Мне пятнадцать, а не пять, и это не правила, а чушь полная. Я и так всё знаю, но не понимаю — зачем?» Брюс неслышно вздохнул. Он и раньше ходил на подобные собрания, но ничего из того, что там предлагали, не работало ни с Касс, ни с Тимом. Почему он решил, что сейчас будет по-другому? Его дети были особенными иначе. Кассандра три раза по три качнулась на пятках взад-вперёд и присела, натянув футболку на колени. Брюс, вытащив руки из карманов, тоже опустился на корточки. — Так выглядит Суперпапа, — прочитала Касс. Брюс скованно улыбнулся. Кассандра росла и росла, и в пятнадцать уже перегоняла в росте Джейсона и приближалась к Дику. Наверное, проявлялись отцовские гены, ведь та же Шива недалеко перевалила за отметку «чуть выше среднего». Он шумно сглотнул. Если у него вчера был провал в памяти, где гарантия, что такого не случалось прежде? Где гарантия, что он не забывал об этом? Кассандра могла быть его дочерью на самом деле: высокая и с раскосыми глазами больше европейского, нежели азиатского разреза. Брюс поскрёб левое запястье. Где гарантия, что он не спал временами с кем-нибудь без презерватива и не цеплял раз за разом какую-нибудь дрянь? Зачесалась шея и между лопатками, и Брюс, сцепив ладони в замок, размеренно задышал. Он проверялся сегодня. Он постоянно проверяется. Он чист. — Неделю назад у тебя был день рождения, — продолжила Кассандра. — На день рождения дарят подарки. Она вытянула сжатую в кулак правую руку, и на паркет лёг камешек: неровный, с острыми краями, чёрный-пречёрный, как уголёк. Брюс моргнул. Кассандра опустила левую ладонь на пол и простучала мизинцем размеренный ритм: три по три, три по три, три по три. — Тебе не обязательно меня благодарить, — произнесла Касс, закончив. — В этом нет никакого смысла. Он дотянулся и забрал камень. Надавил указательным пальцем на один из выступов. — Это камень-душа. Твоя. — У меня чёрная душа? — обескураженно уточнил Брюс. — Чёрные предметы поглощают весь свет, который падает на них. В чёрном столько света, сколько нет нигде. Получается, чёрная душа — самая светлая. — Я понял. — Я знаю, что ты понял. — Она выпрямилась. — Пойду надену джинсы. Если я передумаю надевать джинсы, то надену шорты. Если я передумаю надевать шорты, то надену юбку. Если я передумаю надевать и джинсы, и шорты, и юбку, то останусь у себя в комнате. Если Барбара спросит — так ей и ответь. Эта логическая последовательность должна её удовлетворить. — Хорошо. Кассандра прошла — проплыла мимо — и Брюс, поднявшись, поглядел вслед. Шива утверждала, что Касс его дочь, но почему-то записала её под фамилией некоего Кейна. В левой подколенной ямке Касс темнела родинка, там же, где у него самого. Брюс вздрогнул. Он не замечал раньше, и это же ничего не значило, так? Может, ему надо догнать Кассандру и обсудить что-нибудь ещё. Как отцу с дочерью. Обсудить мальчиков или… девочек. Ей ведь уже пятнадцать. Нет, пока с него хватит Стефани. Брюс бережно устроил камень в одном из передних карманов — ткань некрасиво встопорщилась — и поспешил в гостиную. Напротив телевизора, сидя на полу, Джейсон и неожиданно Дэмиен рубились в «Мортал Комбат Икс», рядом на яркой подушке умостилась Стефани. У окон Тим складывал из лего что-то высокое и симметричное. Его губы беззвучно шевелились, лицо стягивала маска безучастности. За последние два месяца Тима безрезультатно показали четырём разным психотерапевтам — мальчишка не шёл на контакт. Он стал чаще мочиться в штаны, не успевал на занятиях и вёл себя подобно дурно прирученному зверьку. Врачи не говорили ничего конкретного, остальные же считали, что это откат или сложный этап взросления, предшествующий пубертатному периоду, но Брюс чувствовал — всё не так. Всё действительно плохо. Он покосился на Дэмиена. После выступления в день знакомства Дэмиен изменил стратегию и в одно мгновение превратился в идеального ребёнка. Идеальный ребёнок прекрасно учился, с энтузиазмом посещал дополнительные бесплатные занятия по рисованию и платные по боевым искусствам, выбрав тхэквондо. Его приняли в школьную команду по плаванию и сразу допустили к соревнованиям. Он не жаловался на питание, сам застилал кровать и передавал Альфреду приготовленные для стирки вещи, сложенные геометрически ровными стопочками. Он всегда выходил из своей комнаты неестественно начищенный и отполированный, с ничего не значащей вежливой улыбкой. Он разговаривал, как профессор университета, а не как двенадцатилетний мальчишка. Идеальных детей не существовало. Дэмиен ко всем, кроме Брюса и временами девочек, обращался по фамилиям. Он откуда-то выяснил, что Тим до усыновления был Дрейком, и не называл его никак иначе. Губы Дэмиена кривились, когда Альфред склонялся над ним, желая положить на тарелку аппетитный кусок. Лицо Дэмиена застывало, когда Дик дружески трепал его плечу. На скулах Дэмиена выступали желваки, когда Джейсон награждал его пацанским тычком в бок. Брюс не понимал, почему семья медленно, постепенно, но всё-таки приняла мальчишку. Почему никто не видел, что Дэмиен — притворщик. Почему никто не замечал что?.. Дэмиен изводил Тима. Брюс не мог это доказать. Тим молчал и уменьшался, сморщивался с каждым подобным вопросом. Дэмиен на единократное обвинение выплеснул из глаз тонну ледяного негодования. Брюс не раз осматривал Тима с ног до головы и не находил ни синяков, ни царапин, но насилие могло быть не физическим, а моральным. «Дети ведь такие негодники, тебе ли не знать». В конце концов, он, Дик и Барбара работали. Домашние учителя уходили после обеда, Джейсон полдня проводил в автомастерской, порой задерживался и тоже не мог за всем уследить, Альфред был слишком стар и слишком не в себе. На Стефани и Касс Брюс вообще не надеялся. — А, ч-чёрт, фаталити! — заорал Джейсон. — Мелкий засранец снова меня уделал! — Это потому что я исключительно хорош, Тодд, — спокойно откликнулся Дэмиен и обернулся. Его лицо напоминало сейчас лицо Тима, безэмоциональное и равнодушное: ни самодовольной ухмылки от победы, ни гордо прищуренных глаз, ни складки между бровей от напряжённой игры. Ярко-голубая рубашка Дэмиена с жёстким воротничком была застёгнута на все пуговицы, под горло, ни один волосок не выбился из аккуратной причёски. — Кто ещё хорош, — возразил Джейсон, запуская игру заново. — Погнали. — Эй! — возмущённо воскликнула Стефани. — Моя очередь, ты, задница! — В следующий раз, мартышка. — Следите за речью, — одёрнул их Брюс. Если он ошибался? У Тима случались откаты к изначальному состоянию, и пусть он почти не рос, однако взрослел. Кем надо быть, чтобы издеваться над настолько особенным ребёнком? Кем надо быть, чтобы подозревать одного своего ребёнка в травле другого? — Земля вызывает Хьюстон. Хьюстон, ответьте, приём, приём. На плечо Брюса опустилась рука, и он, дёрнувшись, отступил в сторону. — Не зависай, Б. — Дик, расслабленный, в вытертых до белизны джинсах и синей футболке со слоном, отсалютовал бутылкой с пивом. — К малышу не подходи. — Он сунул Брюсу под нос кулак, костяшку среднего пальца украшала свежая царапина. — Врезал мне чёртовым лего. Ха. — Тим тебя… ударил? — У него откат, а когда у него откат, он молчаливый, агрессивный и ему нравится быть в одиночестве. — Дик сосредоточенно оглядел царапину на костяшке. — Мы не должны его трогать какое-то время, и всё станет как раньше. Тима приняли четыре разных врача, и все сказали одно и то же независимо друг от друга. — Тим никогда никого не бил прежде. Это не откат. — Брюс сердито выставил палец. — Я не верю врачам. Они говорят одно и то же без какой-либо конкретики и не предлагают решений. Они много лет ставят ему диагнозы, и ни одного верного, я в этом окончательно убедился. Разве он аутист? Я видел детей-аутистов, детей с синдромом Аспергера и детей с комплексным расстройством развития — Тим не такой. Он ласковый, проницательный и эмоциональный мальчик. Он ловкий. Он меняет привычки. — Б… — Ты знаешь причину, — понизив голос до шёпота, прошипел Брюс. — Какую? — отхлебнув пива, так же тихо спросил Дик. — Ты действительно думаешь, что Дэмиен исподтишка издевается над Тимом? Думаешь, Джейсон первым не сломал бы дьяволёнку нос, будь это так? Думаешь, Бабс не отодрала бы его за уши, тронь он Тима хоть пальцем? Думаешь, Стеф не выцарапала бы ему глаза? — Есть много способов унизить человека, не причиняя физического вреда. — Хрень полная, — отрезал Дик и выпил ещё. — Мы бы заметили. Дэмиен понял, какую ошибку совершил в день нашего знакомства, и изо всех сил пытается вписаться в семью, угодить тебе, а ты… Ты всего лишь не хочешь дать ему шанс и цепляешься за эскапистские идеи. Посмотри на своих детей — на всех своих детей. Они стараются. Джейсон не забыл, но он старается. Стеф не забыла, и она старается больше всех. Я стараюсь. Бабс. Мы все стараемся, потому что ты попросил дать этому пацану шанс. Мы дали, а ты? Ты сам? Сколько настоящих слов ты сказал своему единокровному сыну за эти месяцы? Сто? Десять? Ни одного? — Он притворяется. — Ага. Я не слепой. Притворяется, но с каждым днём меньше и меньше. Дэмиен старается, по-своему, как умеет, но старается, и когда-нибудь он на самом деле станет частью семьи. — Раз ты не слепой, то видишь, что он практически не общается с Альфредом, Кассандрой и Тимоти. — Некоторым сложно сразу привыкнуть к особенным людям. — Мы не придём к соглашению, потому что ты не прав. — Не вздумай установить камеры, чтобы попробовать подтвердить свою правоту. Посмотри на своих детей, — повторил Дик и широко махнул рукой. — Посмотри на свою семью. У Тимми сложности, но мы переживём это — вместе. Всё хорошо. Брюс повернулся всем корпусом. Перед диванами, за которыми они с Диком стояли, кипела виртуальная драка. Стеф неистово поддерживала по очереди обе стороны. Джейсон негромко матерился. На экране два бойца обменивались мощными ударами, и брызги нарисованной крови летели во все стороны. — Какие здесь возрастные ограничения? — забеспокоился Брюс. — Шестнадцать лет. Восемнадцать. Без понятия. Это не нанесёт им непоправимую психологическую травму. И поправимую — тоже. Если ты запретишь, они будут играть тайком от тебя, потому что дети так делают. Джейсону ты не можешь запретить в принципе. — Тим… — Он не видит. Не слышит. Он в своём мире. Джейсон не стал бы играть при Тиме, не будь он уверен. Брюс, развернувшись обратно, жалобно заметил: — Стефани — девочка. — Ух ты, давно не виделись, генерал ясен хрен! Брюс совсем растерялся. — Она — девочка, снег — белый, по ночам в Готэме опасно. — Дик фыркнул. — Она сегодня спросила меня, насколько размер женской груди важен для мужчин, — помедлив, поделился Брюс. — У неё есть… нгх… мальчик? Это не рано? — У тебя в двенадцать были мальчики? — Дик фыркнул опять. — Прости, девочки. Готов поспорить, ты начал гулять лет в десять. — Не сравнивай. — Справедливо. Ладушки, просигналю Бабс, пусть возьмёт дело в свои руки. — Стефани знает, — добавил Брюс, — о моей работе. Она недвусмысленно дала это понять. — Она плюнула тебе под ноги? Обмазала смолой и посыпала перьями? Позвонила в социальную защиту? — поинтересовался Дик. — Ты так боялся, что они узнают, и вот они знают. Все. Уверен, и Тимми тоже. Что дальше? Брюс набычился. Ответа у него не было. — Хватит, Б. Выпей. Отдохни. Будь очаровательным, я же собираюсь познакомить тебя с замечательной девушкой. Я учёл предыдущие ошибки, и она тебе понравится. Расслабься, в конце концов, ты в отпуске! Дик задорно улыбнулся и вдруг, помрачнев, стремительно подался вперёд. Брюс хотел попятиться, но спинка дивана упёрлась ему под задницу. Он откинулся назад, но Грейсон напирал и напирал, словно намеревался улечься на него. — Не возвращайся, не возвращайся к нему, — быстро, но разборчиво и внятно, глядя глаза в глаза, отчеканил Дик и сразу же отошёл на два шага. Брюс выпрямился. Подвигал плечами. На подбородке осело чужое дыхание, осели солод и хмель. Он подавил желание взять Дика за шкирку, засунуть в ванну и залить до макушки антисептиком. Подавил желание рявкнуть: «Никогда больше так не делай». Подавил желание напомнить: «Мы договорились». — Это не рабство, чёрт возьми, ты не обязан, — продолжил Дик. — Достаточно, Б. Он не имеет права тебя не отпускать. Уходи сейчас. Мы со всем разберёмся. Я всё продумал. Мы позаботимся о клинике, у «Квин-Индастриз» есть подходящие нам благотворительные программы. Они медленно рассматривают заявки, но Оливер Квин, невзирая на его бесчисленные миллиарды, кажется мне честным человеком. — Олли — нормальный парень. «Квин-Индастриз» с её щедрыми благотворительными фондами была неплохим выходом, и даже если Брюс каким-то волшебным образом столкнётся с Квином и тот поймёт, что его водили за нос, то проблемы идиота Кента — это проблемы идиота Кента. — Олли? — удивился Грейсон. — Ты его знаешь? Отку… Ты с ним… Ради всего святого, Б, нет! Скажи, что нет. — Познакомились на одной вечеринке, и я не спал с ним, — с укоризной произнёс Брюс. — К тому же он гетеро. — Когда это тебя останавливало? — Он исключительно гетеро, а наше с ним знакомство не является преимуществом для получения помощи. — Я тебя понял, и мы уходим от темы. Мы не бросим Лесли и сами не пропадём. Я, Бабс и Джей работаем. Альфред уже который год получает небольшое пенсионное пособие и накопил кое-что. Я возьму ипотеку. Мне почти двадцать шесть, мой кредитный рейтинг выше среднего, и я коп. Ты получил зарплату за последний месяц и отпускные. Это огромные деньги. Если урезать часть расходов, мы не будем жить хуже, а ты сможешь без спешки подыскать новую работу! — загорячился Дик. — Закончишь какие-нибудь курсы. У нас всё получится! — Не смей на меня кри… — Помолчи. Заткнись. Ясно? — Грейсон погрозил бутылкой. — Не возвращайся к Лютору. Не надо туда возвращаться. Если ты так беспокоишься из-за падения уровня дохода, я заведу тебе аккаунт в «Инстаграме» и заплачу за раскрутку. Через пару месяцев у тебя будут миллионы подписчиков, и ты сможешь зарабатывать на рекламе. Чёрт, да на твои полуобнажённые фотки полмира захочет подро… Брюс сжал окаменевшие челюсти. Оборвавший себя на полуслове Дик, зажмурив один глаз, хлопнул ладонью по лбу: — Я болван. Извини. Можешь мне врезать. — Что происходит? — после длинной паузы поинтересовался Брюс. — Почему ты так завёлся? Дик качнул головой налево, и они переместились к выходу в фойе. — Ты когда-нибудь думал, — спросил он, — думал по-настоящему, чем занимается Лютор? Не на верхних и не на нижних этажах. — Ты о пещере? Это законно уже не одно десятилетие. — Ага. В восемнадцать ты не имеешь права выпить бутылку пива, но имеешь право отдать себя на растерзание богатым извращенцам, если это не приведёт к твоей немедленной смерти. Сдохни через день и в другом месте. Будь законопослушным гражданином. Ты правда считаешь, что Лютор всегда действует в рамках закона? — Нет. Он наверняка иногда снимает порно с бедолагами. — Наверняка в пещеру попадают не только бедолаги, подписавшие официальный контракт, и некоторые из этих бедолаг так и не возвращаются на поверхность. — Пожалуй. Но если ты попробуешь предъявить обвинение, тебя сотрут быстрее, чем ты скажешь: «А». Правоохранительные ведомства каждого уровня коррумпированы если не на сто, то на девяносто процентов. Никому не выстоять в борьбе с ними. — Некоторым удавалось. Слышал о тех журналистах из метрополисской «Плэнет»? Кларк Кент и Лоис Ле… Стоп, если ты знаком с Квином, ты, возможно, лично знаешь и Лоис Лейн? Кларка Кента? — Что происходит? — пропустив мимо ушей последние фразы, повторил Брюс. — Почему ты заговорил об этом? Это Барбара? Так? — Спокойно, Б. — Она опять влезла не туда и что-то обнаружила? Я предупреждал её, предупреждал много раз. У Лютора высококвалифицированная служба информационной безопасности. Они вычислят Барбару, и никто не будет разбираться, почему и зачем она это сделала. Это тебе не грёбаный супергеройский фильм! С неба не спустится парень в плаще, чтобы за секунду до неминуемой гибели спасти невинную душу. Барбару убьют. Убьют тебя, а потом возьмутся за тех, кто дорог тебе. За Тимми, за Джейсона и Стеф. За Касс. За Альфреда. Я знаю Лютора. Он психопат. — Эй, расслабься! — Дик со смешком двинул было Брюса в плечо, но остановил кулак на полпути. — Это моё четвёртое пиво, сам не понимаю, что несу. — Если ты что-то скрываешь от меня — скажи. — Я перед тобой весь, ха, как на ладони, но Бабс на самом деле кое-что обнаружила. Кое-что о своих родителях. Сам у неё спросишь позже. У-у-у, а вот и она, — подозрительно пьяным голосом изрёк Дик, — и не одна она. Давай, Б, будь паинькой. В гостиной появились трое: Альфред с двумя заставленными закусками подносами; Бабс, несущая пару упаковок пива; и девушка в форме, внешне ровесница Барбары, короткостриженая, с красными, едва ли не алыми волосами. Её талию опоясывал полицейский ремень, но кобура с пистолетом отсутствовала. — Коп? Серьёзно? — Она классная, она даже разулась без вопросов. Помни, ты должен быть паинькой. Брюс не умел быть паинькой. Он не понимал, что это значит. Не трахать девушку? Не трахать её сразу? Второе равнялось первому, так как в обычной жизни он ни с кем не встречался дважды, за исключением Селины и Талии с Ра'сом. Альфред, переломившись в пояснице, как робот с хорошо смазанными шарнирами, поставил закуски на стол между диванами и удалился. Джейсон и Стеф тут же утащили с десяток крошечных бутербродов, Дэмиен притворился, что увлечён игрой. Тим, ни на кого не обращая внимания, так и играл в лего. — Кейт Кейн? — переспросил Брюс, когда Дик представил их друг другу и, взяв Бабс под локоть и ухватив упаковку пива, подло сбежал. — Не из тех Кейнов, — устало усмехнулась она. Они сели на центральный диван. Брюс немного понаблюдал за дракой на экране и посмотрел на Кейт. Она снова усмехнулась и отхлебнула пива. Рукопожатие у неё было крепким, плечи — не по-женски широкими. Под форменной рубашкой немного выделялись бицепсы. Подтянутую спортивную фигуру Брюс оценил сразу и теперь наслаждался деталями: чистой бледной кожей; пухлыми, подчёркнутыми такой же яркой, как волосы, помадой, губами; чёткими бровями и высокой грудью. «Красивая», — решил он. Красивая и ничем не напоминающая прежних девушек, которых приводил Дик. — Предполагается, что ты должен меня развлекать и очаровывать? — Дик не в курсе, что ты лесбиянка, — очень тихо заметил Брюс. Пить он не стал, сжевал всухомятку несколько бутербродов. Она какое-то время изучала лицо Брюса и наконец ответила: — Нет, конечно. Он не так проницателен, как ты, а я не треплю языком. Уволить меня не уволят, но проблем добавят. Это ведь Готэм. — Не смогла отказать Дику? — Ему невозможно отказать. Жаль, придётся его разочаровать. Брюс мазнул взглядом по её груди. Что бы он там ни наговорил Стефани, но для него размер имел значение. Брюс положил руку на спинку дивана и, закинув ногу на ногу, развернулся к Кейт. Он соскучился по нормальному сексу, по сексу с женщинами, которые бы ему не платили. По сексу с женщинами, которые бы не возражали против «пожёстче». Кейт, кажется, подходила идеально по всем пунктам. Может, ей удастся заинтересовать его настолько, что состоится и вторая встреча. — Не придётся. Я не пил. Отвезу тебя домой, а ты угостишь меня завтраком, — улыбнулся Брюс. — Обычно эти дешёвые подкаты у тебя работают? — Кейт саркастично фыркнула в горлышко бутылки. Раздалось звонкое раскатистое гудение. — На тебе свитер суперпапы и фланелевые брюки, а я лесбиянка, если ты забыл. — Лесбиянка с неслучайными проявлениями гетеросексуальности. — Я исключительно гомосексуальна, — упрямо заявила Кейт, — и дома меня ждёт моя девушка. — Я бы с удовольствием познакомился с твоей девушкой. Если бы она у тебя была. — Не привык, что тебе отказывают, да? — Мне не отказывают, — в глазах Кейт читался лёгкий интерес, и Брюс продолжил. — Хорошо, поймала. Однажды. Мне было одиннадцать. — И ты был очень наглым маленьким девственником. — Я не был девственником. — Мальчик из трущоб? Он кивнул и, дотянувшись, взял бутерброд. Дик не ошибся, Брюс начал гулять в том самом возрасте. В квартале к тринадцати-четырнадцати годам едва ли оставались те, кто не познал радости секса, а он чересчур рано созрел и вырос, чтобы ждать так долго. — Я подумаю над твоим предложением, — произнесла Кейт, — хотя ты даже не старался. — Мне не надо стараться. Брюс не старался лет с двадцати, но ему не отказывали не только из-за внешности. Он просто знал, кого клеить. Бары посещали разные категории людей, в том числе и жаждущие одноразового секса. Надо было лишь уметь видеть тех, кто приходил не за выпивкой или весёлым досугом. — Ха! — Она качнула бутылкой в его сторону. — Знаешь, что хуже слишком красивого мужика? — Слишком красивый мужик, который знает, что слишком красив? — Брюс заскучал, но грудь Кейт всё ещё оставалась высокой, а губы — притягательно пухлыми. По крайней мере, она никак не акцентировала внимание на Тиме и не восклицала, как предыдущие: «Наверное, нелегко опекать такого особенного ребёнка. Ты его усыновил? Они все твои?! Многодетный папа — это так ми-и-ило». Или Дик поделился с ней необходимым минимумом информации, или, что вероятнее, ей хватило ума и такта обойти эту тему стороной. — Ты так часто вспахивал это поле, что уже не наступаешь на мины. — Ты бы удивилась. Брюс ухмыльнулся. Кейт в открытую, ничуть не стесняясь, разглядывала его. Глаза у неё заблестели, зрачки увеличились, и она, явно не отдавая себе отчёта, быстро облизала губы. Исключительно гомосексуальна, как же. — Блогер? Модель? Актёр второго плана? — полюбопытствовала Кейт. — Дик не рассказывал, кем ты работаешь. — Личный тренер по йоге, — солгал Брюс. Обычно приходилось врать про персонального стилиста, но не сейчас, не в свитере с суперпапой и домашних фланелевых брюках. Хотя в целом он не так далеко уходил от истины. Пусть Конс и не забыл, как держать ножницы и расчёску, но образ для Кента, как и всю одежду, выбирал Брюс. Он немного подвинул голову, чтобы посмотреть, чем занят Тим, и нахмурился. Мальчишка стоял у незашторенного окна и методично бряцал лего по стеклу. — Прости, я отойду на пять минут. Сдерживая растущее беспокойство, Брюс поднялся и, пытаясь не бежать, подошёл к Тиму. Присел на корточки. Рядом высилось идеально симметричное сооружение, похожее на разноцветную башню-ель: слева оранжевые, жёлтые и красные кирпичики, справа — зелёные, синие и фиолетовые. Вершину венчал серый пластиковый флажок с покусанным кончиком. — Тимми, повернись. Тим продолжал лупить по стеклу. В ритмичный стук вплеталось невнятное бормотание. Брюс потёр затянутые в перчатки ладони, мысленно досчитал до десяти и осторожно похлопал Тима по плечу. — Пожалуйста, повернись, — попросил, стараясь не отдёргивать руку слишком резко. Тим неожиданно прокрутился на пятках, и Брюс, покачнувшись, едва не упал. — Что случилось, сынок? Хочешь мне рассказать? Губы Тима шевелились. Из распахнутых до предела пустых глаз по впалым щекам тянулись мокрые дорожки. У Брюса заныло в груди. — Что с тобой происходит? — мягко уточнил он и, помявшись, добавил: — Тебя кто-то обижает? Это… Это Дэмиен? Ты можешь со мной поделиться. Тим, так и смотря в одну точку, чётко, как военный, отчитывающийся перед командиром, сообщил: — Есть восемь способов соединить два восьмиконтактных кирпичика лего, а для трёх элементов существует одна тысяча шестьдесят вариантов. Крупнейший в мире набор лего содержит пять миллионов триста тысяч деталей и весит двадцать три тонны. Понадобится семь тысяч пятьсот сорок восемь таких наборов, чтобы построить пирамиду, которая достанет до Луны, однако если использовать одинаковые элементы, нижний кубик треснет под тяжестью остальных, когда их количество в пирамиде составит триста семьдесят пять тысяч. Он дважды моргнул и чужим, сиплым и срывающимся голосом сказал: — Сними свою чёрную маску. — Что? — Сними свою чёрную маску. Сними свою чёрную маску. Сними свою чёрную маску. Сними свою чёрную маску! — Тимми… Брюс хотел привлечь мальчишку к себе, но замер. Ему нельзя, теперь совсем нельзя, у него провалы в памяти. Он не мог быть уверен, что чист, а Тиму и так плохо. Он не мог сделать всё ещё хуже. — Сними свою чёрную маску! — с яростью проорал Тим. Вылетевшая из его рта слюна тёплым дождиком посыпалась Брюсу на лицо. Позади раздавались шаги и слышались встревоженные голоса. Брюс коротко выдохнул и сгрёб Тима, прижал к себе. Поднялся, держа его на руках. — Сними свою чёрную маску, — уже тише пробормотал Тим. Одной рукой он колотил Брюса по спине, и шипы кирпичика вонзались в лопатку. — Сними свою чёрную маску. — Ничего, всё будет хорошо, — прошептал Брюс, неловко погладив Тима по волосам. По правой перчатке и животу расползалась горячая влага. Внизу, как утренняя птичка, пищала Стефани. Сбоку плавали взволнованные лица Джейсона и Дика, где-то старой разбитой телегой скрежетал Альфред. Боковым зрением Брюс уловил чей-то взгляд и чуть повернул голову. Оставшийся сидеть перед телевизором Дэмиен смотрел на них. Его губы превратились в нитку, на скулах зажглись красные пятна, глаза — «эти глаза, как родовая печать» — излучали такую ослепляющую ненависть, что она обжигала до костей. Он заметил, что на него обратили внимание, и вежливо улыбнулся. Брюс ускорил шаг. Сердце колотилось быстрее и быстрее, в горле копошился встопорщивший иголки невидимый ёж. Чем Брюс мог помочь? Что мог сделать, кроме как держать Тима на руках? Если бы это работало, он, невзирая ни на что, держал бы крепче, чем крепко, и дольше, чем долго, но это ни черта не работало. — Сними свою чёрную маску, — всхлипывал Тим, пока они шли по коридору. Его руки повисли вдоль тела, лего выпал из разжавшейся ладони. Он уткнулся носом Брюсу в плечо и мелко-мелко трясся, как продрогший под осенним дождём уличный щенок. — Сними свою чёрную маску, папа. Сними свою чёрную маску, папа. Сними свою чёрную маску, папа. Сними свою чёрную маску, папа. — Давай Тимбо сюда, — виновато сказал Джейсон, когда они добрались до их комнаты. — Да, Б. — Дик нервно пробежался пятернёй по волосам. — С тебя достаточно. Иди переоденься. Или что там. Передав практически успокоившегося Тима Джейсону, Брюс шагнул к выходу. — Ты тут ни при чём, слышишь? — понеслось вслед, но он, не ответив, хлопнул дверью. Брюс стоял под душем и мылся. Подарок Кассандры остался в спальне, на тумбочке. Испачканные вещи отправились в стиральную машинку. Прачечная находилась в этом же доме на подвальном этаже, но он договорился и установил у себя в ванной машинку. Он при чём. Это он, а не Дэмиен. Брюс по очереди содрал кусочки пластыря с бёдер, скомкал и кинул их в раковину. Это всё он. Тиму, в отличие от других детей третьего тысячелетия, нравились супергерои: настоящие, прежние, не изуродованные Лютором. В немногочисленных вещах, оставшихся у него от жизни с биологическими родителями и большей частью выброшенных в мусор, в своё время обнаружились два затёртых комикса с Суперменом и безрукая, одноглазая статуэтка Человека из Стали. Тим обожал Супермена и Супербоя. Брюс доставал ему диски со старыми мультфильмами и сериалами, фигурки и, конечно, комиксы. Тим обожал не только Супермена и Супербоя. «Сними свою чёрную маску, папа». Брюс неистово скрёб мочалкой живот. Тим всё узнал и сорвался: по-своему, по-странному. Тим понял, что его отец вовсе не суперпапа. Тим решил, что его далеко не суперотец извратил так любимого им героя. Замарал. От усилий у Брюса загорелось лицо, он с яростью втирал мочалку в тело, будто пытался пробить дыру в самое нутро. «Сними свою чёрную маску, папа». Брюс зарычал сквозь плотно сжатые зубы. Живот защипало, и он, поковыряв ногтями разодранную в кровь кожу, осел на пол душевой кабинки. Он всё испортил. Навредил своему особенному мальчику. Ненароком окунул его в эту грязь. Бледно-красная вода убегала в отверстие слива, успокаивающе гудела стиральная машинка, и Брюс, отшвырнув мочалку, несколько раз врезал кулаками по голове. «Сними свою чёрную маску, папа. Сними свою чёрную маску, папа. Сними свою чёрную маску, папа». В дверь ванной забарабанили. — Б, ты как там, в порядке? Дик. Дик стащил у него ключи от комнаты и сделал дубликат. Конечно же. Брюс, не вставая, переместился под душ. «Сними свою чёрную маску, папа». Что происходило у Тима в голове? Какие цепочки он выстраивал? Можно ли было ему помочь, если никто не представлял, как он думает? Хотел ли он вообще помощи, особенно от своего не суперпапы? «Сними свою чёрную маску, папа». После этого Брюс обязан уволиться. Он невидяще уставился в стену, вода обтекала его спину и плечи мокрым саваном. Надо сделать так, как хочет Тим. Безотлагательно. Брюс не вернётся, больше нет. Он снимет свою чёрную маску. Причесавшийся и одевшийся в заранее приготовленные вещи, Брюс положил медальон в карман спортивных штанов и потоптался перед зеркалом. Задрал футболку — на сложенном в три слоя бинте, приклеенном пластырем, уже проступило багровое пятнышко. Он похлопал себя по щекам и вышел из ванной — на кровати, скрестив ноги, восседал Дик. — Ты украл мои ключи. — Я украл твои ключи, — беззаботно согласился Дик, — спёр, стырил, стибрил. У-мык-нул. Голос Грейсона звучал трезво, и прежние подозрения Брюса возродились. Дик прикинулся пьяным, чтобы избежать неудобных вопросов. Дик что-то скрывал от него — что-то важное. — Тимми уснул. С ним Джей и Стеф. Дэмиен пошёл к себе, — отчитался между тем Грейсон. — Кейт извинилась и уехала. Уверен, ей неловко. Брюс решил вернуться к тому разговору позже и протянул руку: — Ключи. — Перчатки с футболкой? — хмыкнул Дик. — У тебя обострение? — Ключи. — Пресвятые сардинки, Б! — Ключи. Грейсон перекинул ему один ключ. — Ключи. Второй дубликат тоже. — Потом занесу. — Дик заложил ладони за голову и откинулся назад. Он переходил все границы. — Ты не виноват, ты же понимаешь? Брюс встал у порога и отворил дверь: — Проваливай. — Ага, — выпрямившись одним движением, скучающим тоном заявил Дик, — а ты будешь сидеть в одиночестве и упиваться чувством несуществующей вины? Я не доставлю тебе такого удовольствия. Джейсон винит себя за то, что увлёкся игрой и не уследил за Тимми. Ты винишь себя чёрт знает в чём. Кто вправит вам, болванам, мозги, если не мудрый дядюшка Дики? — Ты слышал Тима. О чём, по-твоему, шла речь? — Без понятия! — Дик понизил голос. — Он наверняка в курсе, но не о Бэтмене и Доме на Холме. Даже Джейсон узнал об этом года через три и то потому, что ты сам случайно сболтнул. В Готэме сотни борделей, если не тысячи, а Тим не ясновидящий. Речь не о твоём рабочем альтер-эго. Ха! Малыш успокоился, когда ты его обнял. Какие ещё доказательства тебе нужны? Ты не виноват. Тугие узлы незримой колючей проволоки, стянувшей кишки Брюса после первых слов Тима, рассеялись ржавой пылью. Ему не обязательно увольняться. Напряжённые плечи расслабились. Он может выйти на работу. Желудок громко заурчал, напоминая о себе. У него будет как минимум несколько месяцев, чтобы по максимуму пополнить свой счёт. В рассуждениях Дика присутствовала логика. Тим вряд ли знал, во что превратились супергерои. Он не посещал школу, не общался ни с кем, кроме семьи, редких друзей семьи, врачей и учителей, и никуда не ходил без сопровождения. Рекламу Лютора пускали по определённым каналам в определённое время, на всех телевизорах и почти на всех компьютерах в этой квартире был установлен родительский контроль, хотя Стефани, видимо, умудрилась его обойти, и Брюс собирался не только принять меры, но и очень серьёзно обсудить с ней это. Дэмиен мог бы сказать Тиму, но он не знал о Бэтмене. Что же тогда им делать? Чтобы помочь Тиму, им было необходимо получить ответы, а он их не давал. Может, ему уже требовалась… психиатрическая помощь? — Эй! — Дик ловко соскочил с кровати и продемонстрировал недюжинные экстрасенсорные таланты. — Мы не отдадим Тимми в лапы психиатров. Мы… — Он нахмурился и покачал головой. — Мы будем рядом. Вместе и по очереди, и рано или поздно мы его вытащим. Мы уже вытаскивали его, или ты забыл первые полгода? За шесть месяцев он сказал от силы двадцать слов, и все — «папа». Мы справимся. К врачам обратимся, если всё реально ухудшится. — Хорошо. — Завтра у Бабс выходной, и ты можешь поехать к себе, она присмотрит за малышом. Тебе тоже нужно побыть одному. — Дик. — М-м? — Заткнись. Дик фыркнул. Брюс вздохнул. — Пойдём выпьем и съедим что-нибудь, иначе предсмертные крики твоего желудка будут слышны в Старом Готэме. Брюс опять вздохнул. Грейсон был исключительным человеком во всех смыслах. Втроём они сидели на кухне, за вытянутым в длину столом, пили пиво и уничтожали вкуснейшие бутерброды Альфреда. Старик суетился рядом, всё подавая новые блюда с закусками. — Спорим, он лопнет? — ухмыльнулся Дик, наблюдая за Брюсом. — Человек физически не способен лопнуть от переедания, — возразила Бабс. — Б — не человек. Он машина, посланная из будущего для уничтожения пищевых ресурсов планеты Земля. Брюс замер с набитым ртом. Во-первых, не так много он и ел; во-вторых, Грейсон сам был не дурак умять пару лишних порций. — Разогреть вам пастуший пирог, сэр? Он проворчал что-то, отдалённо напоминающее: «Нет», и взглянул на Бабс, силясь изобразить на лице интерес. Она с недоумением приподняла брови. — Я ему рассказал, — признался Дик и отсел от Барбары на один стул вправо. — Мне достался самый болтливый парень на свете, — посетовала она. Брюс согласно замычал. — Такой уж я, люблю почесать языком, — кивнул Грейсон и с блаженным видом поскрёб живот. Барбара, дотянувшись, наградила его лёгким подзатыльником и сказала: — Ты, Б, натолкнул меня на мысль продолжить поиски в новом направлении, и они увенчались успехом. Думаю, мой биологический отец или моя биологическая мать, или они оба были копами, американскими копами, и меня похитили в начале девяностых. Помнишь о противостоянии полиции и мафии девяносто второго года, которое затронуло всё Восточное Побережье? — Война жетонов и ножей? — уточнил прожевавший всё Брюс. Он помнил. На стыке восьмидесятых и девяностых коррумпированность правоохранительных органов достигла небывалого уровня. Америкой, а в особенности Восточным Побережьем, фактически правила мафия. Это повлекло за собой массовые акции протеста гражданского населения, что вынудило полицию вспомнить о своей настоящей роли. Конечно, преступный мир остался недоволен, что купленные копы восстали против хозяев. Грянула настоящая война. В девяносто втором Брюс в самый её разгар, ненароком попав под раздачу, словил единственную в жизни пулю в плечо и едва не умер от потери крови, начавшегося заражения и последовавшей за этим пневмонии. Шондра подобрала и выходила его. Спустя одиннадцать лет он выложил круглую сумму пластическому хирургу, чтобы избавиться от шрама. В Дом на Холме, за исключением пещеры и второго этажа, не принимали на работу людей даже с минимальными физическими изъянами. — Да. Её переломным моментом стала небывалая волна похищений, захлестнувшая несколько крупных городов. По моим данным, мафиозными группировками за неделю было похищено более семи тысяч членов семей полицейских, из них не менее четырёх тысяч трёхсот детей. Многих из них убили, после того как в дело вступила Национальная Гвардия, и война закончилась формальной победой полиции. Помнишь, я говорила, что изучала медицинские бумаги моей приёмной мамы? — спросила Барбара. — В тех документах у моей матери была другая фамилия. Тогда я не обратила на это внимания, но теперь, задумываясь о прошлом, поняла — это зацепка. — Девичья фамилия? — предположил Брюс. — Я тоже так подумала. Я уже и не помнила, какая именно там была фамилия, но изучив десятки тысяч криминальных сводок за период с восемьдесят девятого по девяносто третий год, наткнулась на неё вновь, и детские воспоминания ожили. В конце девяносто второго некоего Дэвида Мазучелли, профессионального убийцу и члена одной из чикагских банд, застрелили в Пенсильвании, в тридцати милях от границы с Канадой. У Дэвида была сестра — Сара, а у Сары — муж, Фрэнк Миллер, мошенник, специализировавшийся на подделке документов. — Фрэнк Миллер, как?.. — Именно. Судя по всему, кто-то из моих биологических родителей служил в полиции Чикаго, и я была одной из многих жертв той войны. Дэвид похитил меня и передал на время своей сестре, а она… Они. — Барбара замолчала. — Они привязались к тебе, так как не могли иметь собственных детей, — догадался Брюс и, поразмыслив, продолжил: — Фрэнк подготовил поддельные документы с новой фамилией, но брату Сары это не понравилось, поэтому они убили его и сбежали в Канаду. — Тебе бы детективом работать, — хмыкнул Дик и приложился к пиву. — Я тоже так рассудила, — подтвердила Бабс. — Видимо, меня шокировало похищение, и я забыла настоящих родителей, или провела с Сарой и Фрэнком достаточно, чтобы забыть. Дети в таком возрасте способны забыть. — Значит, тебе надо отыскать всех, кто служил в полицейском департаменте Чикаго в те годы и у кого похищали детей? Учитывая общие масштабы, таких копов найдётся не один и не два десятка. — Я неплохо потрудилась. — Барбара всё покручивала между ладонями свою бутылку. — Часть архивов того времени засекречена, часть материалов до сих пор не оцифрована, вдобавок я учитывала похищенных детей в возрасте от двух до пяти лет, в том числе и считающихся убитыми. Теперь у меня есть список из ста шестидесяти восьми человек. — Если нужна какая-то помощь, — начал Брюс. — Всё нормально, Б. Мне всего лишь придётся проверить вручную сто шестьдесят восемь досье и надеяться, что если Дэвид Мазучелли работал на чикагскую мафию, то и кто-то из моих биологических родителей служил в том же городе. В моём списке, кстати, на удивление много Гордонов — двенадцать, — сообщила она, — так что ты, пташечка, — и ласково потрепала Дика по голове, — можешь оказаться прав. Вдруг я на самом деле Гордон? — Полицейский ребёнок, — задумчиво протянул Грейсон. — Почему тебя не искали? Я имею в виду — это должно было прогреметь на всю страну. — Дик, — произнёс Брюс, — похитили тысячи детей. Для властей один человек — трагедия, миллионы — статистика. — Меня могли посчитать убитой, — подхватила Бабс. — Дэвид мог подбросить мой генетический материал, чтобы убедить в этом копов. Может, у него был личный зуб на моих биологических родителей, и он воспользовался ситуацией, чтобы похищение сочли частью общего дела и это не прогремело на всю страну. Вариантов десятки. Она держалась невозмутимо, говорила ровно и уже не крутила бутылку. Её ногти нервно скребли этикетку, и мелкие кусочки бумаги падали на стол. Брюс криво улыбнулся. Социальное взаимодействие. — Барбара, ты в порядке? — поинтересовался он, добавив тепла в голос. — Спасибо, Б, я в норме. — Бабс горько усмехнулась, продолжая ковырять этикетку. — Они были плохими людьми, не так ли? Мои приёмные родители. Они любили меня и были плохими. Преступниками. Убийцами. Я справлюсь с этим. Они давным-давно мертвы, а мне уже практически тридцать, и я взрослая девочка. Я справлюсь. Брюс с надеждой посмотрел на Дика. — Эй, детка, это был тяжёлый день, — моментом откликнулся тот, — пойдём-ка спать. Все помнят, что в гостиной ночует почти женатая пара? Будьте тактичными, кашляйте, перед тем как войти. Спокойной, Б. Бабс и Дик ушли, и Брюс, посидев немного, тоже поднялся. Один серьёзный момент они так и не обсудили, но всему своё время. Альфред с безучастным лицом вышколенного слуги молчаливо курсировал между столом, мойкой и холодильником. Его идеальной осанке позавидовала бы любая прима-балерина. Или профессиональный военнослужащий. «Во всём виноват дворецкий». Если Альфред работал на тех Уэйнов и повредился умом после их гибели? Если Брюс, будучи младенцем, каким-то образом попал к нему, и тогда ещё совсем не старик дал ему фамилию своих почивших хозяев? Если Брюс почему-то сбежал от некой женщины и Альфреда, и последний из непонятных соображений решил, что это вина Лайнела Лютора? Если Альфред действительно убил отца Лекса? Отец Лекса навещал Брюса в приюте. Нет, это не имело смысла. Ничего из этого. Брюс помедлил и вытащил из кармана медальон. Если Альфред прежде и видел у него эту вещицу, то никак на неё не реагировал. — Альфред. — Брюс вытянул вперёд руку с зажатой в кулаке цепочкой. Медальон мерно раскачивался, как маятник гипнотизёра. — Сэр? — Старик повернулся. — Ты знаешь, чьё это? — Ваше, сэр. Брюс выругался про себя и добавил: — Ты знаешь, кому это принадлежало до меня? — Безусловно, достойным людям. Альфред безо всякого интереса смотрел на медальон. — Ты знаешь, что означает монограмма на крышке? М и У? Это ведь не Марта Уэйн? — Брюс почему-то горячился и ничего не мог с этим поделать. Те Уэйны не желали оставлять его в покое. Да что ему вообще до тех Уэйнов. — Ты знал их? Уэйнов? Марту и Томаса?! Меня? Ты знал меня в раннем детстве? — Я всегда вас знал, сэр. — Это не ответ, чёрт тебя возьми! — едва ли не закричал Брюс. — Я всегда вас знал, — повторил Альфред, не отводя взгляд от медальона. — Их звали Мордекай, Томас, Дариус, Джошуа, Соломон, Алан, Кеннет, Патрик, Сайлас, Томас. — Что? Это те Уэйны? — Сир Гавейн и сир Ланселот. — Это выдуманные персонажи, рыцари Круглого стола, — скрывая раздражение, сказал Брюс. — Предыдущие имена, кто эти люди? Это предки Томаса Уэйна? Мордекай Уэйн? Это его часы, из которых Томас сделал медальон? — Уходите оттуда, сэр, — ничего не выражающим тоном, невпопад произнёс Альфред. — Бегите. Я смирился. Я считал, что дракон мёртв, но драконы не умирают. Они засыпают на время, и не сыскать никого злее проснувшегося дракона. Вам надо бежать, сэр. Старик был в своём репертуаре: драконы, рыцари и ни слова по существу. Брюс спрятал медальон обратно. Часовая стрелка на настенных ходиках не приблизилась и к десяти вечера, и он прикинул, не воспользоваться ли предложением Дика прямо сейчас. Нет. Он останется здесь. Утром убедится, что Тим более-менее в порядке и после этого поедет к себе. К тому же, если кто-то за ним следил, до завтра этот кто-то точно уберётся восвояси. — Доброй ночи, Альфред. — Доброй ночи, сэр. Берегите себя и не думайте, что сможете победить дракона. Ну, он попытался, но всё это по-прежнему не имело смысла. В этом никогда и не было смысла. Те Уэйны могли поцеловать его накачанный зад. Брюс кивнул Альфреду и ушёл. С него достаточно.