На букву «Б»

       Брюс гнал, превышая скорость и нарушая правила дорожного движения. Удача приняла его сторону. Он превратился в невидимку для стражей закона, а на камеры видеофиксации и последующие штрафы ему было глубоко плевать. Брюс гнал. От лавки Люпуса путь домой занял бы полчаса, а до Кента — максимум двадцать минут. Единственный мост, что соединял Готэм и Метрополис в самой узкой точке залива, в рабочие дни по утрам и вечерам буквально стоял, объездная трасса находилась далеко, и Оливер Квин сделал двум мегаполисам щедрый дар. Прошлой осенью «Квин-Индастриз» завершила долгоиграющий проект по строительству туннеля под заливом, с многополосной высокоскоростной автомагистралью, бесплатной для муниципального и специального транспорта и платной для обычных граждан. Брюс всё рассчитал: восемь-десять минут от Старого Готэма до въезда в туннель, две минуты по туннелю и до Кента ещё минут пять-семь. Безопасность Тима приоритетна. Джейсон знал про разряженный телефон и получил все инструкции. Дик уже должен быть дома, он успокоит мальчишку и остальных, а проблему решит Брюс. Он гнал и думал. Мог ли он ошибаться, невзирая на свою убеждённость и на то, в чём разбирался досконально? Кент умел притворяться. Он экстраординарно изображал интерес, спрашивая о семье, имени и квартире. Если Кент был настолько хорош, что обманул Брюса и в другом? Если Кент не ополоумел, а являлся исключительным монстром с недюжинными актёрскими способностями? Если им с начала и до конца двигала банальная месть за тот случай в борделе? Какой психопат не любит поиграть с жертвой. Брюс тяжело дышал сквозь неплотно сомкнутые губы, а в голове помимо воли всплывали чудовищные картины того, что Кент сделал с Тимом. Что делает с Тимом. Что продолжит делать с Тимом, пока его не остановят. Глаза будто заклеили скотчем, Брюс едва видел дорогу и гнал, и гнал, и гнал, так быстро и безрассудно, что чуть не проскочил высотку Кента. Он резко затормозил и сдал назад, размышляя, как поступить. Прямо заявить о себе? Подождать? Чего? Если он нужен Кенту — впустит. Если не нужен… Брюс не успел заглушить двигатель — автоматические ворота откатились и показался капот знакомого автомобиля. Этот тонированный гроб на колёсах ни с чем нельзя было спутать. Куда Кент дел Тима? Он, так же ловко, как увёл из дома, протащил его к себе в квартиру и оставил там? Держал связанным и оглушённым на заднем сидении? Между передними и задними сидениями? В кузове? Брюс последовал за насыщенно-багровым, цвета свежей крови, «Шевроле», умертвив мысли о том, чтобы прижать к обочине, подрезать, создать аварийную ситуацию. Немедленно разделаться с Кентом. Тот никуда не спешил и, кажется, не замечал, что за ним шпионят. Они развернулись, проехали четыре перекрёстка, удаляясь от центра города, и неторопливо запетляли по старому Метрополису, пока Кент не остановился в глухом переулке. Он выбрался из машины и побрёл наискось через дорогу, шаркая ботинками и с трудом переставляя ноги, как тяжело навьюченная лошадь. Неужели мучился? Неужели груз содеянного давил на совесть? Будто подонки, ворующие детей, знали, что такое совесть. Брюс дождался, пока он скроется в магазинчике с ничего не говорящим названием: «Дядюшка Хэншоу», и, припарковавшись позади «Шевроле», вышел из автомобиля. Небо потемнело, но фонари — один мигал — хорошо освещали узкий переулок, тихий и безлюдный; приземистые дома, три слева и три справа, зажали его в каменные клещи. Нижние этажи занимали заброшенные магазины с разбитыми или затянутыми рольставнями стёклами. Напротив лавки, в которую зашёл Кент — на подсвеченных голубым полупустых витринах книги с цветастыми обложками соседствовали с гигантской лупоглазой куклой и древним телевизором с пузатым экраном — располагался закрытый бар с покосившейся деревянной вывеской «Забвение» и табличкой на дверях: «Продаётся». Ближе к Брюсу находился магазин: «Лучшие булочки Метрополиса», однако хлебом не пахло. В окнах верхних этажей кое-где горел свет, но жилые подъезды выходили на другую сторону. В конце переулка вплотную друг к другу доживали свой век две металлические развалины со снятыми колёсами, по мостовой лёгкий ветерок гнал обрывки бумажных пакетов и окурки. Брюс и не подозревал, что в вылизанном сверкающем Метрополисе вне Трущоб Самоубийц есть поистине готэмские закоулки. Он огляделся и решительно приблизился к «Шевроле», сунулся в кузов — никого — обогнул машину и встал перед лобовым стеклом. На заднем сидении было пусто. Брюс хотел подпрыгнуть и попробовать рассмотреть пространство между сидениями, но замер. Он сюда не дурачиться приехал. Тим, напуганный, связанный и запертый, может, слегка раненый — замученный, истерзанный, мёртвый — в относительной безопасности, пока рядом с ним нет Кента. Кент здесь, и Кенту пора ответить за своё преступление. Брюс злобно пнул переднее левое колесо. Под истошный визг сигнализации хлопнула дверь «Дядюшки Хэншоу», и на улицу вылетел Кент. Щёлкнув брелоком, он шагнул вперёд, застыл под фонарём и двинулся к машине. — Ты, — подойдя, пробормотал Кент. Он что-то сжимал в правой ладони. Его рот, обрамлённая розовым чёрная дыра на белом полотне, округлился, расширившиеся глаза недоверчиво ощупывали Брюса. — Ты. Что тебе. Как ты. Ты другой… — Он потёр свободной рукой лоб. Его взгляд устремился вниз, на обмотанный окровавленными бинтами кулак. Брюс изо всех сил цеплялся за несуществующие остатки хладнокровия. Если затеять драку на улице, и кто-то их заметит, случайный ли прохожий, невольный очевидец в окне, хозяин того магазинчика, то Брюс отправится в участок, а с мотивами полицейские будут разбираться позже. Он оскалился так, что вечерний воздух холодком лизнул дёсны, и сграбастал Кента за ворот распахнутого пальто: — Я здесь, — процедил враждебно. — Ты получил, что хотел. — Ты о чём? — вскинувшись, так искренне и так фальшиво удивился Кент и рыкнул: — Эй, руку убрал! Напускное спокойствие треснуло и рассыпалось незримым стеклянным дождём. Брюс втянул воздух носом, шумно, со свистом, и резко впечатал кулак в солнечное сплетение Кенту. Разжал пальцы и отступил. Он знал, как бить и насколько сильно, и перестарался. От такого удара, чёткого, отработанного, нацеленного, девять из десяти нетренированных людей уже корчились бы на брусчатке с раскрытыми, как собачьи пасти на июльской жаре, ртами. Трое из них попрощались бы с ужином, один умер бы от остановки сердца. Кент, крепкий орешек, сложился пополам, плечи у него подрагивали. Брюс сгрёб его за волосы и дёрнул вверх. — Где мой сын? — прошипел он. Кент, прижав ладонь к верху живота, беззвучно шевелил губами, по щекам тянулись дорожки рефлекторно брызнувших слёз. Брюс, поменяв захват, закинул руку ему на шею и поволок к своему автомобилю, который даже не запирал. Отворил заднюю дверцу — в салоне автоматически зажёгся неяркий свет — и прислонил Кента спиной к машине. — Где мой сын? — повторил, выделяя каждое слово. Кент что-то прохрипел, в его глазах подлинное недоумение соперничало с болью. Бесподобный актёр. Брюс врезал ещё раз, чуть ниже, и, когда Кент, как трансформер, вновь переломился в пояснице, мощно толкнул его в голову. Тот рухнул-втиснулся в машину. Край заднего сидения уткнулся ему в подколенные ямки, и ноги, лыжи в кофейных ботинках, остались на улице. Брюс гибким движением втёк в салон по плечи. Выпрямившийся Кент морщился, его макушка практически упиралась в потолок. Он зачем-то вытянул правую руку и раскрыл ладонь. Брюс оцепенел. — С-сын? — просипел Кент. — У тебя есть сын? Он тёр живот и осоловело моргал. Ощетинившиеся чёрными шипами-ресницами веки опускались, как медленные железные ворота. Стук-тук-тук, стук-тук-тук, стук-тук-тук. Это веки, это бусы, это пули, это всё. Это конец. — Ты другой, — второй раз сказал Кент. Его мутный взгляд очистился, заострился, вонзился идеальным воплощением всех ножей в самое нутро. Подёрнувшиеся туманом глаза засияли, заслепили, опалили смертоносным излучением голубых сверхгигантов. На лопатообразной ладони покоились три пёстро одетые маленькие фигурки. Тиму так нравились Супермен и Супербой. И Супергёрл тоже. Кент выяснил больше чем всё. Он украл ребёнка и сразу помчался за тем, что любит этот ребёнок. Точно как те мрази в белых фургончиках, что задабривают детей мороженым и сладостями. — Выродок! — бешено взревел Брюс и бросился вперёд. Они с Кентом столкнулись лбами, и Брюс упал, подмяв под себя массивное тело. Фигурки с негромким стук-тук-тук повалились на пол. Кент застонал. Его голова ударилась о дверцу, а раскинутые руки — о боковое стекло и спинку переднего сидения. Они завозились в чересчур тесном для двух крупных мужчин пространстве, пока Брюс не упрочил положение сверху — скрючившийся, сгорбленный уродец на сундуке с золотом. Одна его нога сползла на коврик, растрепавшиеся волосы вздыбились и с электрическим треском елозили по потолку. — Что ты сделал с Тимом? — прорычал Брюс, рванув Кента за рубашку. Ткань хрустнула, как высушенный на солнце хворост, но выдержала. — Не… х-хр-р… понимаю, о чём… Лживый ублюдок не сдавался, и Брюс ткнул ему под левую грудь. Кент не вскрикнул — каркнул. На его лице проступили неровные алые пятна, рот исказился от боли, живот вздымался и опадал, и Брюс сполз ниже, на бёдра. Мир для него звенел и бился весенним льдом. Густая мрачная ярость окутала тело рыцарскими латами, и он, склонившись, одновременно ударил Кента в бок и передавил ему горло. — Где мой сын?! Кент слабо выгнулся, безуспешно пробуя сбросить Брюса. Схватил его за запястье, стараясь оторвать пальцы от шеи, и вяло, как погладил, проехался второй рукой по щеке. — Я уберу руку, и ты скажешь, где мой сын. Если понял — кивни. Если начнёшь врать — твои зубы будут у тебя в глотке. Кент что-то промычал, так и цепляясь за Брюса, мотнул головой влево, неуверенно кивнул, откинулся назад и опять ударился затылком о дверцу. Та тревожно загудела. — Этот несчастный придурок ни в чём не виноват, так какого хрена ты это делаешь, Б? И это твой беспощадный маньяк? Он даже не сопротивляется. Брюс осторожно повернулся на звук. На широком подлокотнике между передними сидениями неповреждённым боком к нему, взъерошенным воробушком примостился Харви. В его коричневом, как тараканий панцирь, глазу плескалась укоризна. Брюс зажмурился. Он сходил с ума. Он не сходил с ума. Какого хрена он делал это? Потому что этот несчастный придурок во всём виноват. Дэмиен описал именно его. Фигурки супергероев вдвойне подтверждали причастность. — Потому что этот несчастный придурок унизил тебя, — сказал Харви. Брюс затрясся, весь задрожал, его пальцы задрожали, и он, собравшись, удвоил давление на шею. Чуть ли не смял основанием ладони крупный кадык Кента. Он так и не перешагнул через вчера. Не мог. Что бы ни происходило, это всегда принимал на себя кто-то другой. Это был Бэтмен, ведь Бэтмен мог выдержать всё. Это был Брюси, ведь Брюси создали, чтобы терпеть и подчиняться. Брюс создал Брюси — Брюсика — чтобы сохранить себя, и за двадцать лет никогда, ни разу, ни единой секунды это не был Брюс Уэйн, потому что Брюс Уэйн никому не подчинялся. Даже Лекс Лютор не сумел подчинить Брюса Уэйна, лишь его осколки, обломки, глухие отголоски. Но сутки назад, невзирая на все маски, на сцене находился именно Брюс Уэйн. Кларк Кент пришёл в квартиру Брюса Уэйна. Кларк Кент заплатил Брюсу Уэйну. Кларк Кент подчинил и поставил на колени Брюса Уэйна. Кларк Кент унизил Брюса Уэйна. — Этот несчастный придурок унизил тебя и обидел. Обидел по-настоящему, — добавил Харви. Ничего подобного. Обидеть по-настоящему мог друг, а Кент ему не друг. У Брюса нет друзей. — Бедненький обиженный Б, — насмешливо присвистнул Харви, — ведёшь себя, как дурная девка. — Заткнись, Харв. — Брюс поднял веки. Морок сгинул. Напор на запястье усилился. Кент задействовал обе руки, но, очевидно, он не пришёл в себя окончательно и попытка провалилась. Его лицо напоминало спелое сочное яблоко. Вены на висках и лбу изгибались жирными фиолетовыми червями. Синие плошки глаз начали стекленеть, по белкáм разбегались тонкие тропинки капилляров. Брюсу следовало добавить вторую ладонь и закончить это единственно-верным способом. Потому что Кент во всём виноват. Потому что Кент похитил его сына. Потому что Кент поставил его на колени. Брюс с тихим рычанием ослабил захват и убрал руку. Нет бесчестья в справедливом бою один на один, но он не дрался, а душил человека, который и не пробовал нормально защищаться. Кем бы ни являлся Кент на самом деле, однако если это закончится так и здесь, Брюс сам не лучше Кента. Он делал это ради Тима — не ради себя. Может, Тим заперт в машине Кента или в его апартаментах, может — нет. Если тот спрятал мальчика в снятой на чужое имя квартире, в гараже или грузовом контейнере на складе? Если Кент умрёт и никто не найдёт Тима? Брюс убьёт человека и отправится в тюрьму ни за что. Убьёт человека. Вчера, объятый гневом, он так хотел этого, и у него появился шанс исполнить своё (не)праведное желание. Он готов убить человека? Готов сжать шею снова и завершить дело? Тим, созданный из любви и прощения, одобрил бы поступок своего отца? Никогда. — Где мой сын? — болезненно скривившись, в который раз повторил Брюс. — Не смей лгать! Кент, всклокоченный и красный, жадно глотал воздух, громкие хрипы вырывались из ходящей ходуном груди. Обеими ладонями он трогал шею, на которой канавками отпечатались следы пальцев. Его припухшие слезящиеся глаза неотрывно смотрели на Брюса. — Я понятия не имел, что у тебя есть сын, — прошептал Кент. — Если ты объяснишь. — Он замолчал ненадолго, покусал сухие губы. Нижняя лопнула, и капельки крови возвышались над кожей пурпурными бородавками. — Обещаю, что не стану заявлять в полицию. Вчера… Вчера что-то пошло не так. Я не. Мне жаль. Ты. Ты совсем другой. — В его голосе отчётливо чувствовались облегчение и едва ли не восторг. — Взгляни-ка на него. Он выкручивается. Врёт. Тебя же не провести, Б. Этот лживый подонок обманывает. Сначала он унизил тебя, поставил на колени, обращался с тобой, как с жалкой придорожной дешёвкой, потом украл твоего мальчика и купил ему его любимые игрушки. Ты же знаешь, зачем взрослые мужики покупают игрушки не своим мальчикам. Тебе самому столько раз предлагали игрушки и конфетки, но ты был недоверчивым, сильным и шустрым пацаном. Ты не попадался. Твой сын не такой. Брюс слегка повернул голову. Теперь Харви сидел другим боком, и, когда он говорил, на изуродованной стороне лица двигались обгоревшие местами челюсти. На выжженных до черноты ошмётках мышц копошились опарыши. В пунцовом, как доброе вино, глазу читалось побуждение. Блядь. Брюс не сходил с ума. Брюс сходил с ума. — Проучи его, Б. Тебя не зря считают психом. Ты сначала бьёшь, потом думаешь, но это ничего не значит, потому что ты бьёшь тех, кто этого заслуживает. Давай, Б, тебе же нравится избивать людей. — Заткнись, Харв, заткнись! — сжав кулаки, рявкнул Брюс. — Что? Кто такой Харв? — пробормотал Кент. — Может, ты, гм, слезешь с меня, чтобы мы нормально поговорили? Брюс уставился вниз. Он оседлал другого мужика, будто хотел… Дерьмо. На красном лице Кента синели два нарисованных гуашью кружка — такие честные глаза, такой честный, порядочный, всепрощающий идиот, готовый протянуть руку тому, кто избил его. Губы Кента шевелились и шевелились, надоедливой мошкой жужжал Харви, и Брюс заорал: — Заткнитесь оба! Заткнись, ты! Заткнись! Он врезал кулаками себе по голове так, что в черепе загудело, ударил Кента раз, другой, и что-то остервенелое и бесконтрольное взорвалось внутри. Ему не нравилось избивать людей. Он попросту не умел ничего иного. Драться и трахаться — вот и все его сомнительные достоинства. Брюс наносил беспорядочные тычки в грудь, живот и лицо. Бинт на кулаке сочился алым, рубашку Кента замарали кровавые мазки, а он бил, бил и бил. Кент не защищался, вздрагивал, хрипел и хлопал ладонями, как крыльями. Брюс бил, бил и бил, пока не понял, что всаживает кулаки в уже бессознательное тело. Натужно дыша, он откинулся назад, стукнулся затылком о потолок и чуть не заорал опять от собственной глупости. Зря потратил время, не нашёл Тима и ничего не выяснил. Он выругался. Скосил глаза. Харви — призрак, видение, наваждение, скрещённый с ангелом чёрт — исчез. Брюс кое-как пригладил ладонями волосы и сполз дальше по ногам Кента. Помедлив, проверил его карманы, вытянул ключи от машины и смартфон, но телефон требовал пароль, хотя раньше блокировки не было. Брюс швырнул его Кенту на живот и неловко, задом выбрался из машины. На улице по-прежнему царила тишина. Не вопили полицейские сирены, в освещённых окнах домов не чернели силуэты, и никто не маячил на пороге «Дядюшки Хэншоу». Брюс, повозившись, боком впихнул ноги Кента внутрь и быстро зашагал к «Шевроле». Тщательно проверил салон, но не обнаружил улик. Если Кент не виноват? Если Брюс усложнял? Если на все безумные вопросы существовал один простой ответ? Он не знал ответа, но знал, что должен отвезти Кента в Готэм и предъявить Дэмиену. Без промедления. Закрыв «Шевроле», Брюс щёлкнул брелоком и обернулся. У его автомобиля стояла крошечная пожилая женщина: лет восьмидесяти, не меньше; в солнечной шляпке, цыплячьем пальто и таких же ботильонах. На её сухоньком локотке болталась яркая, как свежий яичный желток, сумочка. В правой руке дама держала кнопочный мобильный. — Не подходите, юноша, — строгим и на удивление звонким голосом заявила она приближающемуся Брюсу. Он замер в паре футов от неё, пытаясь найти приемлемый и скорый выход из ситуации. Старушка увидела в открытой машине бессознательного мужчину с кровью на одежде и лице, затем Брюса, сделала выводы и собралась звонить в полицию. Не объяснять же ей, что кровавые следы принадлежат Брюсу, а Кент отключился от, скорее всего, точечного удара в подбородок. Не объяснять же ей всё остальное. Не набрасываться же на пожилую леди с кулаками. Какого чёрта он не захлопнул дверцу? — Я вызываю полицию, — продолжила дама. — В участке у вас будет время обдумать своё поведение. Надо же. — Она сокрушённо качнула головой. — Такой красивый и такой испорченный мальчик. А-я-яй. Смелости и безрассудству этой женщины можно было позавидовать или посочувствовать. Если бы на месте Брюса оказался настоящий головорез? В любом случае — что делать? Вырвать телефон — секундное дело, но эта леди наверняка запишет или запомнит номер машины, пойдёт в соседний магазин и позвонит оттуда. Будет только хуже. — Конечно, мэм, — ответил Брюс, раздумывая над дальнейшими действиями, и виновато уронил голову. — Я готов ответить за свой дикий поступок. — Вижу, вам стыдно, молодой человек. Брюс вскинулся. — Девять-один-один на быстром вызове, — сообщила дама. — Что же такого натворил этот бедный мальчик в машине? — Мэм… — Миссис Этта Кэнди, — с достоинством представилась она. У Брюса зародились подозрения насчёт психической вменяемости женщины, но он вежливо улыбнулся и автоматически солгал: — Меня зовут Томас Уэйд. Уэйд — последняя «д», а не «т». — Не могу сказать, что рада знакомству, но, пока вы не отправились в тюрьму за своё бессердечное преступление, расскажите мне, Томас, что случилось. Иногда, знаете ли, первое впечатление обманчиво. Брюс принял несчастный вид. У него получится выкрутиться. Невзирая на окровавленный кулак, он выглядел отлично и респектабельно, а в выцветших светло-карих глазах Этты проскальзывали негодование, любопытство и плохо скрываемый интерес. На её сумочке поблёскивал круглый металлический значок с радужным флагом. — Мне так жаль, миссис Кэнди, — всхлипнул Брюс. — Там, в машине, мой парень. Кларк. Его зовут Кларк, и я… я избил его, но у меня была веская причина. — Вот как. — Этта чуть-чуть опустила телефон и с предвкушением облизала губы. — Что же за причина может быть у столь бесчеловечного поступка? — Мне так неудобно говорить об этом… — Брюс потупился на мгновение и шаркнул ботинком. — Томас, будь со мной полностью откровенен. Тебе надо с кем-то поделиться. — Вы абсолютно правы, миссис Кэнди, — проникновенно глядя на неё, согласился Брюс. — Мне… — Он всхлипнул снова. — Мне необходимо с кем-то поделиться. Понимаете, мэм, Кларк пьёт и постоянно издевается надо мной. — Он вытянул руку с забинтованным кулаком. В костяшках пульсировала тупая боль, а кровь из многократно лопнувших швов уже запачкала пальцы. — Утром я приготовил блинчики, его любимые, но ему почудилось, что они подгорели, и тогда Кларк… Тогда… — Ну ничего, ничего, успокойся, рассказывай. — Она подошла вплотную и участливо похлопала Брюса по предплечью. — Кларк ударил меня раскалённой сковородкой! — выпалил он с полными слёз глазами. — Потом он так искренне извинялся, отвёз меня в клинику, и я его опять простил. — Так это не впервые? — охнула Этта. — Несчастный, несчастный мальчик. — Встав на цыпочки, она нежно погладила Брюса по скуле. — Когда я увидела тебя, сразу поняла — всё не так просто, как кажется. Этта, сказала я себе, ты должна дать этому мальчику шанс объясниться. Твой Кларк настоящий зверь, Томми. Могу я называть тебя Томми? Ударить такого замечательного мальчика раскалённой сковородкой! Немыслимо! — Он всё время это делает, мэм. На той неделе он взял канцелярскую скрепку, и… — Брюс задрал свитер вместе с курткой, предъявляя царапины на животе. — Господи, мне так тяжело вспоминать это. — Он шумно сглотнул. — В позапрошлом месяце Кларк сломал мне руку, на мой день рождения облил кипятком, а на День святого Валентина изменил. С женщиной, миссис Кэнди! Он изменил мне с женщиной! Трижды! Он записал это на видео и заставил меня смотреть! — Какой кошмар, — ахнула миссис Кэнди и прикрыла рот ладонью с телефоном. — Зачем же встречаться с таким чудовищем? — Но я… Я так люблю его, мэм. Кларк мой первый и единственный мужчина, и он чудесный человек, когда трезв. — Брюс тепло и смущённо улыбнулся. — Мы вместе шесть лет, и я… Мне… Сегодня он сказал, что вечером меня ждёт сюрприз, и прислал адрес этого места. Я приехал, а он… Кларк едва держался на ногах. Он сел за руль пьяным! Можете вообразить?! Он… Кларк сказал, что приглашает меня на ужин в бар «Забвение», а когда я заметил, что бар закрыт, он рассмеялся. Он говорил, что моё место здесь, в баре «Забвение», потому что мы должны расстаться и мне надо забыть его. Забыть Кларка! Моего Кларка! Всегда, когда Кларк напивается, он дразнится, предлагая расстаться, но сегодня он так хохотал, хлестал меня по щекам, и я сорвался. Я ударил его, миссис Кэнди, ударил много раз! Наконец-то дал отпор. Я хотел отвезти его домой, пока он без сознания, и тут появились вы. — Боже, — отступив назад, выдохнула Этта, — у вас, геев, всегда такие захватывающие отношения! — Теперь вы знаете всё и если считаете нужным, вызывайте полицию. — Брюс вытянул перед собой руки. — Пусть на моих запястьях защёлкнутся наручники. Я готов. — Бедный, бедный мальчик. — Миссис Кэнди спрятала телефон в сумочку. — Тебе надо разорвать эту порочную связь. Ты не должен терпеть домашнее насилие. — Я не смогу, — горячо, срывающимся голосом прошептал Брюс. Он стыдливо опустил ресницы, но не сумел заставить себя покраснеть. — Я не смогу жить без Кларка, неужели вы не понимаете? — Понимаю, но настаиваю, чтобы ты расстался с ним. Такой красивый мальчик быстро найдёт себе пару. — Кларк тоже так сказал, — произнёс Брюс, покусывая дрожащие губы. Он мысленно отсчитывал потерянное время и клял про себя миссис Кэнди. — Он… Он сказал, что на такую прекрасную сладкую мордашку, как у меня, встанет даже у Папы Римского. Простите, мэм, умоляю, простите ему его богохульство! — Бог простит, — милостиво махнула рукой Этта и лукаво прищурилась. — Наверное, Кларк имел в виду не мордашку? — Её взгляд пополз вниз и остановился на бёдрах Брюса. — Миссис Кэнди, — ужаснулся он, — о чём это вы? — Ах, Томми. — Она игриво хихикнула. — Не обращай внимания на глупые слова старой женщины. — Вы совсем не старая, — галантно ответил Брюс, уже начиная жалеть, что не вырубил миссис Кэнди в первые секунды. — Впрочем, есть люди, которые считают пятьдесят старостью, но я не из таких. — Льстивый мальчишка, — Этта кокетливо изогнула морщинистые губы, слегка тронутые помадой, и продолжила. — Прости мою нескромность, Томми, но у тебя были женщины? — Я исключительно гомосексуален, — мысленно скрипнув зубами, сказал Брюс, почти перестав сомневаться, что у миссис Кэнди проблемы с психикой. Наткнулась на безлюдной улице на мужика, который избил человека до бессознательного состояния, представилась, выслушала его довольно бредовую историю и без обиняков намекнула, что не прочь с ним переспать. — Теперь прошу меня извинить, я должен спешить, пока Кларк не очнулся. Был чрезвычайно рад познакомиться с вами. — Он учтиво поклонился. — Что ж, надеюсь, ты примешь правильное решение по поводу Кларка. Если захочешь как-нибудь угостить меня чашечкой кофе, запомни — каждый вечер со вторника по субботу меня можно найти у «Дядюшки Хэншоу». Ах, у Хэнка в магазинчике есть удивительные вещи: средневековый пояс верности, презервативы из кишечника свиньи, мас… — Я обязательно запомню, — перебил Брюс. — До свидания, миссис Кэнди. — До свидания, милый Томми, до свидания. Надо же, такой почтительный красивый мальчик — и гей, какая потеря для женщин, — пробормотала вслед Этта. — Пресвятая Дева Мария, что за вид, что за изумительный вид. Какой волшебный орешек. Господь, Иисус мой, прости мне эти грешные мысли. Старушка пялилась на его зад. С грохотом захлопнув дверцу, Брюс рванул к водительскому месту. Домой. Пора возвращаться домой. Оставив за спиной странноватую миссис Кэнди. С бессознательным Кларком Кентом на заднем сидении, который мог очнуться и через минуту, и через два часа — правил на этот случай не существовало. Если Дэмиен опознает его — всё не зря, а если нет? Если Брюс погнался не за тем зайцем? Если ошибся? Он напомнил себе о фигурках супергероев. Кент коллекционировал фигурки. Нет. Брюс не мог, не имел права промахнуться, ведь на кону стояло самое ценное в жизни, единственно ценное в жизни — Тим, семья. Если потраченное время обернётся чем-то страшным? Если Тим пострадает? Если Тим уже пострадал? Если… Он увеличил скорость и сосредоточился на дороге. Обратный путь занял фантастические двадцать четыре минуты, и навстречу Брюсу, прямо как в Метрополисе, с территории жилого комплекса, из открывшихся ворот выехала знакомая машина. Он посигналил Джейсону, и они остановились у обочины: Брюс впереди, Джейсон сзади. — Б! — мячиком выкатившись из автомобиля, возбуждённо крикнул Джейсон. — Наконец-то! Ты через Канаду добирался? — Я привёз того, кто похитил Тима, — негромко сообщил Брюс и открыл заднюю дверцу. — Надо пригласить сюда Дэмиена. — Ч-что? Что. Кого. — Джейсон заглянул внутрь. — Ебать-колотить, это трупак?! — Он вытаращился на Брюса. — Не трупак, ага. У тебя руки в крови. Буквально. Рука. Похер. Тимми никто не похищал! Слышишь, Б? Его никто не похищал! — Что? — Брюс опешил. Джейсон попинал колесо, стянул с макушки шапку и помял её в ладонях: — Я идиот, — заявил самокритично. — Не обратил внимания на дверь. Тебя не проинформировал. — Дверь? Дверь в квартиру? Она была открыта. Разве нет? — Нет. Заперта, и все наши ключи — на месте. Дик приехал после твоего звонка, сразу спросил про дверь и раскрутил это дело за полчаса. Наш Дики — крутой коп. — У Тима нет ключей от квартиры. Дверь не закрыть обычным захлопыванием, и если все ключи на месте… — упавшим голосом произнёс Брюс. Он догадался, догадался раньше, чем прозвучали следующие слова. Кровь от крови и плоть от плоти его, сын, родной сын сделал это — ничей сын, который, как и подсказывала интуиция несколько месяцев назад, всё испортил. Всё разрушил. Яблочко от яблоньки. Если и в этот раз кто-то пострадает, если и в этот раз кто-то умрёт, если… Брюс не хотел думать о том, что всё повторится. — Маленький ублюдок сделал это, а про дверь не подумал. Как и я. — Джейсон вновь пнул колесо. — Дик расколол его в два счёта, но он особенно и не упирался. Камеры наблюдения всё подтвердили. Твой родной сынок, Б, подслушал, как мы с тобой говорили о миссис Ганн, и воспользовался ситуацией. Брюс вспомнил стук у одной из арок. Он же сам размышлял о том, что Дэмиен может перейти от слов к действиям, но не предполагал, что это произойдёт так скоро, молниеносно. — Он любезно предложил ей чай со снотворным, стянутым у Альфреда, потом облил виски, которое спёр там же. — Постой, — перебил Брюс. — Он ведь описал человека в сквере. — Три вагончика вранья. — Джейсон презрительно цыкнул слюной себе под ноги. — Он дал общее описание: большой белый лет тридцати-сорока, огромный. Чем больше, тем страшнее, ага? Остальное — твои слова, он подтвердил их, подыграл, чтобы потянуть время. Выдумал про шум и звонок в дверь. Специально надел на Тима старые вещи из гардеробной в фойе, как будто это сделал кто-то чужой. Кто-то — кто торопился. Он вызвал такси на сэкономленные карманные деньги и отвёз малыша в Парк Робинсона. И бросил там! Уложился меньше чем за полтора часа. Утырок. — Зачем он… Парк Робинсона? — Угу. То ещё местечко. Дэмиен сказал, что признался бы сам, что он всего лишь хотел доказать тебе — такой, как Тимми, в одиночестве долго не протянет. Что когда ты увидишь, то всё поймёшь и изменишься. — Джейсон глянул из-под насупленных бровей. — Он нёс такую чушь, Б! Про каких-то унтэрменьшей, про растраченные ресурсы, про то, что слабый должен умереть. Брюс прикрыл на миг глаза. Он не поделился информацией, и вот к чему это привело. — Ты бы видел картины в его комнате. Не зря ты его подозревал, а мы-то все из штанов выпрыгивали ради этого говнюка… Он всё-таки навредил Тиму. — Картины? Он рисует пейзажи. — У него двухсторонний мольберт, Б, и куча набросков в столе. — Джейсон поёжился. — Там много кровавого и жестокого дерьма. Захочешь — сам посмотришь. У этого пацана в голове полный пиздец. То шуршание у окон, покачивающийся мольберт. Если бы Брюс обратил на это внимание, всё могло сложиться иначе. Не сложилось. — Тима нашли? — ровным холодным тоном уточнил он. — Ищут. Ты не опоздал. Всё закрутилось минут двадцать назад. Грейсон подключил своих друзей, лично обратился к какому-то Гордону, чтобы доблестная готэмская полиция зашевелилась. Это тот Гордон, что грохнул Хохмача? Да пофиг. Рой и парни из автомастерской едут туда. Все наши уже там. Дик, Бабс, Касс, Стеф, Альфи. Я отвозил проснувшуюся миссис Ганн и вернулся, чтобы оставить тебе записку. — У Барбары смена. Кассандре, Альфреду и Стефани нечего там делать. — Не знаю насчёт рыжей, но разве кого из наших удержишь? Ха, Б! Там такая армия собирается, что с Тимми точно всё будет в порядке. — Дэмиен… — Заперт в сортире. Стеф врезала ему по яйцам и назвала главным разочарованием. Я съездил разок по роже. Что? Заслужил! Если он достаточно взрослый, чтобы быть таким ублюдком, то и для этого вырос. Ну, ты получил информацию. Погнали! На твоей или на моей? — нетерпеливо уточнил Джейсон. — На моей. Брюс покосился на Кента. Он не чувствовал угрызений совести. Кент рассчитался за вчерашнее, вот и всё. Вопрос с Дэмиеном они решат после того, как Тим будет в безопасности, затем настанет черёд Барбары, её странных заявлений и рабочих прогулов. Джейсон не казался растерянным, он говорил уверенно и практически довольно и не нуждался в ободрении. Брюс понимал — внезапная таинственная проблема обрела чёткое материальное решение — хотя и не разделял его мальчишеский оптимизм. Парк Робинсона — негласная зона бесконечной войны, где ежедневно и еженощно убивали, грабили и насиловали, там обитало самое гнусное отребье, для которого зарезать и сожрать человека — всё равно что зубы почистить. По размерам Робинсон-парк не уступал Центральному парку Нью-Йорка, и полиция предпочитала не появляться лишний раз на его территории. — Что за мужик сзади? — поинтересовался Джейсон уже в пути. — Его ты описывал? Кто он? — Он мой… — Брюс замолчал. Кто такой Кларк Кент? Клиент? Ни за что. Деловой партнёр? Глупо. Случайный любовник? Нет. Враг? Смешно. Кто? — Он мой. Мой. Ну. Он мой. Нгх. — Он твой, я понял. Бля, Б, ты на парней переключился? — Придержи язык. Он мой… приятель. — Не знал, что у тебя есть друзья. Хреново, наверное, быть твоим приятелем. — Джейсон отстегнул ремень безопасности и сунулся назад. — Чёрт, он точно живой? Вроде дышит. Ух ты, крутые фигурки! Старый дизайн костюмов. Тимми понравятся. — Это чужое, положи на место. Смартфон не трогай. — Нужен мне его смартфон, — Джейсон, разогнувшись, откинулся обратно на спинку своего сидения и, бессовестно запихнув фигурки в карманы куртки, прогундосил. — Воровать плохо, Джейсон. Контролируй агрессию, Джейсон. Бить людей нельзя, Джейсон. Ты украл целого мужика, Б, украл и избил до отключки. Ты тот ещё пример. Брюс ничего не ответил. — Что будем делать с твоим приятелем, когда окажемся на месте? Там полно копов. — В машине оставим. С Кентом придётся разобраться позже. Сначала Тим, Дэмиен и Барбара.

***

Кларк открыл глаза — серый потолок — и выпрямился. Что случилось? Где он? Голова кружилась, кололо в левом боку и груди, подбородок ныл. Шею жгло огнём. Неудобно согнутые ноги затекли. Кларк завозился и сел нормально. Под задницу попало что-то твёрдое, и он с недоумением вытянул свой телефон. Брюс. Он в машине Брюса. Брюс похитил его. Избил. Опять. Кларк упёрся лбом в прохладную кожу переднего сидения. Его подташнивало. На полу, на коврике блестели ключи. Его ключи. Кларк подхватил их. Сунув телефон и ключи в карман пальто, он потёр виски. Брюс выследил его в Метрополисе и, кинув в лицо нелепые обвинения, превратил в отбивную. Настоящий Брюс. Он лучился подлинным гневом, его голос звучал твёрдо, зло и уверенно. Он не кривлялся, не корчил из себя манерного мальчика, а был таким, каким надо — идеальным бешеным сукиным сыном. Вероятно, не совсем нормальным. Кларк, наверное, тоже ополоумел, если его не заботило уязвлённое самолюбие. Пусть он не дрался в принципе, но как здоровый крепкий мужик отпор-то дать мог. Не дал. Шанса не получил, чтобы дать отпор. Никто и никогда не избивал его так, нанося удары, от которых тело становилось ватным и слабым. Никто и никогда так жёстко и бесцеремонно не укладывал его на лопатки. Сукин сын. Значит, вчера сукин сын с немыслимой сумасшедшей выдержкой притворялся. Значит, Кларк облажался. Он зашипел сквозь зубы, в полной мере понимая наконец, что именно натворил. Если бы его кто-то унизил так? Унизил настолько? Поставил на колени и окунул в словесное дерьмо. Он облажался и сегодня расплатился за свой скотский поступок. Кларк медленно задышал, борясь с тошнотой, разогнулся и внимательно огляделся. Брюс превратил его в отбивную, похитил и украл фигурки. Тридцать третий день рождения Кларка Кента выдался странным. Он родился двадцать девятого февраля, но в невисокосные годы отмечал двадцать восьмого. В этом году не отмечал вовсе, работал дома, как часто бывало, и вспомнил, когда получил первое поздравление. Отказался от приглашений Лоис и Джимми, ответил на немногочисленные звонки и сообщения и потащился в комиссионный магазин к Хэнку, который обрадовал его новостью о трёх фигурках из разных коллекций шестидесятых годов, включая Кларка Олсена в роли Супербоя. А потом… У Брюса был сын. Съеденные пару часов назад сэндвичи подкатили к горлу. Кларк на пробу подёргал дверь — не заперта — и, вывалившись на улицу, грузно упал на колени, но рвотный позыв прошёл. Он кое-как поднялся и вытер испачкавшиеся в грязи ладони о рубашку. Потрогал багровые пятна на ткани — кровь Брюса? Чёрт, как же Кларк так оплошал вчера. Не справился с эмоциями и гадко и мерзко выплеснул всё своё разочарование. Кем бы ни был Брюс, идеальным бешеным сукиным сыном или обычным мальчиком для секса, — Кларк не имел права. Тряпка. Он хлопнул дверцей и осмотрелся. Вокруг раскинулся мрачный сквер. Автомобиль Брюс припарковал у обочины широкой аллеи, перед ним выстроилось несколько машин. Пахло дымом, дождём, гнилыми листьями и чем-то приторно-сладким, голые деревья, растопырив сучковатые лапы, угрожающе поскрипывали. На ближайшей скамье с отломанной спинкой облезлый грязно-белый кот старательно вылизывался под хвостом. Через полсотни футов дорога делала крутой поворот налево, и сквозь сплетённую обнажёнными ветвями паутину пробивались синие всполохи полицейских мигалок. Порывистый ветер доносил множество голосов. Кларк, пошатываясь и временами останавливаясь, чтобы продышаться, двинулся туда. На большой круглой лужайке, где летом наверняка устраивали пикники, стояли три кареты скорой помощи, пожарная машина и не меньше десяти полицейских автомобилей. Треск раций и короткие команды разлетались в воздухе. Кларк спустился с дороги и, прячась за деревьями, подкрался ближе, стараясь не хлюпать ботинками. Внутри страдающего от побоев человека встрепенулся журналист, который заметил цель. Фонарь хорошо освещал Брюса, группу других людей и две кареты скорой помощи. Кларк трансформировался в фотоаппарат с отменной оптикой. Щёлк — Брюс, напряжённый профиль, чёрная полоса на щеке, держал на руках съёжившегося худенького мальчика лет восьми. Щёлк — тёмненькая девушка прижималась лбом к плечу Брюса. Щёлк — рядом коренастый невысокий подросток в красной кожаной куртке и с седой прядью в чёрных волосах достал из кармана пачку сигарет. Щёлк — старик в потрёпанном пальто что-то пробормотал, похлопывая Брюса по спине. Щёлк — неподалёку смазливый парень в полицейской форме комкал в руках фуражку. Щёлк — парамедики, перебрасываясь негромкими фразами, завезли в кареты двух людей: не в мешках, с открытыми лицами. Кларк переместился из-за ствола дерева к высоким кустам вдоль дороги. Брюс обманул его во всём. У Брюса был сын. У Брюса была семья, огромная семья. Кларк серьёзно облажался. Тумаки — недостаточная расплата за его свинское поведение вчера. — Дерьмо! — затянувшись сигаретой, прорычал подросток в красной куртке. — Это всё из-за него, Б! Из-за него! Я ему позвоночник через задницу выдерну! Сучёныш! — Джейсон, — хрипло и устало, с такими интонациями, которых Кларк прежде и не слышал, произнёс Брюс, — следи за языком. И не кури. — Ага, щаз, — огрызнулся Джейсон, но выкинул недокуренную сигарету. Кларк впитывал информацию. Б? Всё-таки прозвище? Джейсон? Второй сын? Слишком взрослый. Племянник? Младший брат? Кузен? Эта девочка с тёмными волосами, кто она? Тот старик? Некий сучёныш? Те двое на каталках? Молодой коп? Он охватил всю картину целиком и задумчиво нахмурился. Сосредоточенно взглянул на Брюса. Кларк проделал гигантскую работу, и её результат являлся достоверным, но один ключевой момент он притянул за уши. Кое-что у него не сходилось, и сейчас, смотря на Брюса, настоящего Брюса, не играющего роль, без масок и нахальных ухмылок, он понимал — это что-то не сходилось вообще. Никак. Это не могло не сходиться, однако не сходилось. — Дик! — крикнул Брюс. Голубоглазый полицейский с таким лицом, от которого у мечтательных девушек подгибаются колени, обернулся и, покачав головой, одним махом взлетел в карету скорой помощи. Кларк переступил на месте, с ужасом осознавая происходящее. Он ошибся, так сильно ошибся. Страшно ошибся. У настоящего Брюса была настоящая семья, и в эту семью только что пришло настоящее горе.