На букву «Б»

       В квартире пахло унынием и пылью. На кухонном столе лежала толстая пачка счетов, но электричество, воду и газ не отключили. Видимо, Дик позаботился об этом, как и об аренде. Брюс бесцельно обходил комнаты, пока не присел на кровать у себя в спальне. Чихнул. Покосился на серую сумку-рюкзак у тумбочки. Он подготовился на девяносто процентов. За выходные сходил в солярий и сделал эпиляцию — его мастер предложил улучшенную процедуру, от которой волосы выпадали через пару дней. В понедельник утром Константин прислал две смс, одну с коротким «финансовым» отчётом, и Брюс, съев последний настоящий завтрак, попрощался с Мэри. Встретился в первом неприметном кафе с первым безымянным человеком, который передал ключи от квартиры и ещё кое-что; встретился во втором неприметном кафе со вторым безымянным человеком, который вернул сдачу — почти триста тысяч; встретился в третьем неприметном кафе с третьим безымянным человеком, который прочитал ему лекцию и провёл курс молодого бойца. Брюс невесело усмехнулся и встал. Серую сумку-рюкзак он не приносил — она ждала в квартире вместе с содержимым. Он знал, что внутри, и наконец-то решился проверить, и потянул за пластиковый язычок. Молния разошлась с тихим «вз-з». «А что будете делать вы? Вы же не вернётесь туда?» «Я вернусь туда, сынок. У меня есть знакомые и два с половиной миллиона долларов. Я вернусь туда и взорву это место. Мне придётся умереть самому, но оно того стоит, если я уничтожу пещеру. Если убью его. Если убью их всех». В сумке, упакованные в прозрачные контейнеры, лежали светло-оранжевые брикеты, начинённые электроникой и снабжённые радиовзрывателями, — каждый размером с кусок мыла. В боковом кармане, в маленькой пластиковой коробке, разделённой на два отсека, в ячейках из пенопласта находились две тонкие и недлинные непрозрачные трубки с кнопками на концах, похожие на распухшие спички. — C-4? — с невозмутимым видом знатока спросил Брюс у третьего безымянного человека. — Мы что, в восьмидесятых? Даже не CL-20,  — ухмыльнулся тот. — Чтобы уничтожить пятиэтажный восьмиподъездный дом, хватит фунта. Тебе доставили двенадцать плюс два миниатюрных инициатора, которые нельзя обнаружить с помощью металлодетектора. Один по твоему заказу, второй — бонус от фирмы за сделку стоимостью выше миллиона. — Инициатор?.. Детонатор? — Ты платишь и можешь называть это, как хочешь, но я называю это инициатором. Устройство, дистанционно инициирующее взрыв — в твоём случае при помощи микрогенератора радиоволн. Радиус — полмили. Сверхтолстые железные, свинцовые и стальные плиты и бетонные перекрытия с арматурой ослабляют силу сигнала. Камень, земля, песок, глина — не преграда. Оба устройства активируются при нажатии кнопки на конце каждого, при попытке сломать или при относительно сильном ударе. Одно устройство, бонусное, помечено жёлтым, инициирует, удалённо и с задержкой на тридцать минут, запуск радиовзрывателей во всей взрывчатке, находящейся в радиусе действия устройства. Непосредственно взрывы и ударная волна инициируют радиовзрыватели взрывчатки, первоначально не попавшей в радиус действия устройства. Второе устройство, помечено красным, действует по тому же принципу, за исключением отсрочки взрыва и того, что в нём находится микро-заряд с радиусом действия пятнадцать футов. — Тот, кто нажмёт кнопку, умрёт, и умрут все, находящиеся рядом? — на всякий случай уточнил Брюс. — Да, как ты и хотел, — подтвердил третий безымянный человек. — Психо-инициатор. Сдохни сам и дай сдохнуть другим. Брюс сдохнет сам и даст сдохнуть другим. Он, наверное, слегка ополоумел, пока сидел под землёй, но другого выхода не видел. — Теперь практические занятия, — с широкой улыбкой сообщил третий безымянный человек, и они поехали на окраину города, где Брюс установил три заряда и взорвал заброшенное четырёхэтажное здание. Смертельная мощь, заключённая в крошечной кнопке, ужасала, как ужасали и грохот, и пламя, и гул под ногами. — Когда жизнь даёт тебе лимоны, ты даёшь жизни CZ-300! — Третий безымянный человек, заливисто рассмеявшись, захлопал в ладоши и истошно завизжал. — Гори, гори ясно! Ревущее пламя завораживало. Гигантский дракон пробудился. Зверь выбрался из подземного логова и в неистовстве сжёг всё. Разрушил всё. Убил всё и всех. Спалил змеиное гнездо. Если Альфред говорил не о Люторе? Если Альфред говорил не только о Люторе? «Он имел в виду и меня. Драконов осталось двое, но один притворялся, один являлся змеёй, пожравшей других драконов, а второй умер. Альфред считал, что дракон внутри меня мёртв, однако зверь проснулся». «Вам надо бежать, сэр. Берегите себя и не думайте, что сможете победить дракона». Зачем ему бежать от самого себя? Зачем ему беречь себя от самого себя? Зачем ему побеждать зверя внутри, если зверь может уничтожить змею? Мир вспыхнет ярко-красным. Древние челюсти пещеры заскрипят, раскроется гигантская пасть, и дракон сожрёт и праведных, и грешников. Не будет рыданий, не будет криков, не будет просьб — всё исчезнет, поглощённое камнями и жаром. Сгорит заживо, падёт замертво. Ему ли выбирать? Ему ли карать? Он человек или свихнувшийся мстительный божок? Брюс — вместе с собой — принесёт в жертву невинных наверху, но заключённые в пещере и так живы лишь формально, а их надзиратели заслуживают смерти. Вздрогнет и развернется земля, и когда службы спасения начнут разбирать завалы, тайное станет явным. Все преступления, все клетки, все искалеченные, изнасилованные люди, — всё выйдет наружу, и это закончится по-настоящему. Взрыв не уничтожит всё без следа. Останутся трупы, сломанное компьютерное оборудование и информация, которую можно будет извлечь. Лютора осудят посмертно, и бесчеловечный бизнес не расцветёт в руках следующего хозяина. Брюс сделает то, о чём думал одиннадцать месяцев назад, тогда, когда узнал, кто такой Кларк Кент. Старое поместье — его поместье — задавленное новыми этажами, униженное всем, что есть в бездонном брюхе, превратится в гору мусора и провалится туда, к летучим мышам и изуродованным судьбам. Эхо разнесётся по Готэму, по всей Америке, по всему миру, но Брюсу хватит одного Лекса Лютора. Те Уэйны — его Уэйны — чья плоть давно сползла с костей, истлевшие в дорогих гробах, но наблюдающие за своим опороченным наследием, уснут навсегда, и Брюс уснёт вместе с ними. Вот жизнь, которую ему следовало выбрать, и он выберет её. Взяв коробку с инициаторами — на языке так и вертелось: детонаторы — Брюс прошёл в кухонную зону гостиной. После тренировочного взрыва он приобрёл снаряжение и инструменты, и на столе стоял флакон антисептика, лежали бинты, хирургические нити для швов, пинцет, игла, туба с гидрогелем, компактная ультрафиолетовая лампа и здоровенный острый нож. Рядом валялся телефон и была расстелена огромная карта, ксерокопия с оригинала, склеенная из восьми отдельных листов. Заодно Брюс купил информацию, что за последние семьдесят лет он не первый, заинтересовавшийся картой, но первый, получивший её, — значит, Лютор исследовал пещеру и пути к ней иначе. План составил скрупулёзный человек. Он начертил масштабную линейку; нарисовал прежнее поместье, с башенками и подвалом, который Лютор превратил в парковку; и нанёс запутанную гигантскую сеть туннелей и семь уровней пещеры. Брюс, согласно его подсчётам, сидел на пятом неофициальном или шестом общем, и ниже седьмого любая активная деятельность была невозможна, но там существовали полости, в часть которых целеустремлённый человек сумел бы попасть из туннелей. Сегодня поздно вечером он возьмёт набитый взрывчаткой рюкзак, фонари, верёвки, прибор ночного видения, крюки, портативный противогаз, пару шокеров и отправится на метро в северную часть города. Он пройдёт десяток миль и проникнет туда, под седьмой уровень, установит заряды и вернётся, а в среду встретится с Лютором, но до того… Брюс достал «жёлтый» инициатор — детонатор, детонатор, упрямо твердил мозг — и осторожно положил обратно. Он мог бы разрушить пещеру и выжить. Убить невинных, а самому жить? Нет, он использует «красный» детонатор. Встроит в тело, подгадает время, когда в борделе будет минимум людей, и активирует ударом в присутствии Лютора. И Мерси. После сцены в кабинете Лютор наверняка пожелает, чтобы она ассистировала ему. Брюс встроит детонатор заранее, на маловероятный случай, если попадётся. Он нахмурился. Если он споткнётся? Если надо будет ползти? Нет. Не попадётся. Она — его пещера — не допустит. Оно — его наследие — не позволит. Они — его Уэйны — помогут. Но разрез надо сделать заранее, чтобы рана не выглядела свежей. В среду он снимет швы или избавится от гидрогеля, встроит детонатор и зашьёт по новой. — Где детонатор?! — взревел Брюс голосом Бэтмена и фыркнул. Убрал оба детонатора и взял с плиты открытую на нужной странице медицинскую энциклопедию. Небрежно швырнул обратно. Он уже внимательно всё изучил, выбрал место разреза и сочинил объяснение — ножевая драка в баре. Подстраховался. Поставил девять-один-один на срочный вызов, так как допускал практически нулевой шанс, что истечёт кровью, повредив крупный сосуд. Отпер дверь для сотрудников скорой. Предусмотрел все варианты. Брюс спрятал энциклопедию и сложенную карту в один из навесных шкафчиков, отнёс детонаторы в спальню, бережно задвинул застёгнутую сумку под кровать и пошёл в ванную. Уставился в зеркало: на густые тени под глазами, на расплывшиеся по радужке зрачки, на влажную блестящую кожу. Он потел. Потел от безысходности, отчаяния и немного — страха. Истекал солёной водой, как жирдяй под палящим солнцем. Трус. Брюс врезал по стене рядом с зеркалом. Трус-трус-трус. Он и боялся, и дрожал, и смертельно устал. Как бы ему добраться туда, где нет ничего, кроме благодатного покоя; туда, где ждёт тихая заботливая тьма; туда, где сны не будут удушливы и кровавы. Ему никогда не добраться. Убийцы не заслуживают покоя и тишины. Стащив футболку, он бросил её на пол и, порывшись в ящиках тумбы под раковиной, нашёл триммер. Ему опротивела собственная внешность, собственное лицо, собственная причёска — и последнее он мог исправить. Они с Лютором договорились, что Брюс подстрижётся, но не договаривались — как именно. Его волосы посыпались в раковину чёрным дождём. Руки затряслись. Сердце проломило рёбра и забилось снаружи. Он не какой-то там храбрец, не герой, не рыцарь. У него вместо лат брендовые куртки, вместо меча и щита — презервативы и смазка, вместо клятв вечной любви — предложения на одну ночь, но он не отступит. Брюс поводил ладонью по бритой голове. Стряхнул остатки волос. Повертелся перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон. — У меня красивый череп, — сказал он вслух и подмигнул своему отражению — пора. За окнами потемнело, и пришлось включить свет на кухне. Брюс продезинфицировал ладони, живот и лезвие и замер с ножом в руке. В голову лезли непрошеные мысли. Его мысли превратились в крошечные лохматые шарики и истошно лаяли друг на друга. Он запретил себе думать и о Барбаре, и о Стефани, и об остальной семье, но только об этом и думал. На тумбочке в спальне лежало краткое письмо для Дика. Тот обязательно найдёт его, когда придёт забрать вещи Брюса, как найдёт и засунутые в туалетный бачок деньги, тщательно упакованные в несколько непромокаемых пакетов. Как Дик? Как он справляется с ролью главы семьи и страшной утратой? Как Джейсон? Не натворил ли он глупостей? Не случилось ли чего плохого с Альфредом, всё-таки он был не молод и не особенно здоров. Как дела у Кассандры? Как она переживает потерю двух сестёр и двух лучших подруг? Как Дэмиен? Как случившееся повлияло на него? Как Тим? Не замкнулся ли он окончательно? Как-как-как? Как они все живут и будут жить. Без него. Дик-Джейсон-Альфред-Кассандра-Дэмиен-Тим. Пластинку заело, и ему осталась единственная строчка припева неспетой песни с двумя словами в конце. Стефани любила юбки и разноцветные резинки для волос и первые три недели держала под подушкой бум-палку, чтобы лупить вредных мальчишек. Барбара любила мягкие игрушки и крабовые котлеты, и когда Брюс двенадцать лет назад спросил её: «Кем ты хочешь быть, девочка?» — задрала нос и гордо ответила: «А у тебя есть лицензия на то, чтобы интересоваться моими планами на жизнь?» Брюс чувствовал себя мудаком, но смерть Барбары ударила по нему сильнее. Разве он не должен любить обеих одинаково? Разве не должен горевать одинаково? Разве не должен вспоминать одинаково? Разве не так всё устроено у нормальных людей? Что он за человек, раз не способен разделить себя на одинаковые части: аккуратные и с ровными краями. Пот капал на паркет со сжимающей нож ладони Брюса. Он взглянул на настенные часы — прошла не минута, не пять, а тридцать пять минут. Больше получаса он стоял в одной и той же позе и гонял по кругу одни и те же мысли. И боялся. Когда он сделает первый шаг, когда прольёт первую каплю крови — пути назад не будет. План воплотится в жизнь, и Брюс не позволит себе сломаться, а сломает свой страх. Он не станет цепляться за вдруг: вдруг что-то случится, хорошее ли, плохое — не важно; вдруг прольётся огненный дождь и сотрёт Готэм с лица земли; вдруг с неба на гремящей колеснице спустится несуществующий Бог и улыбнётся, и одарит благодатью вся и всех, и неправедные покаются в своих грехах. Вдруг… Барбара не мертва. Брюс загадал это, впечатал в сердце как клятву, как молитву, как обещание — если она не, то и он не. Загадал — не сбылось, и для него не осталось надежды, а верой он никогда не отличался. Надежда для слабаков, вера для дураков. Он не то и не другое. Его живот вздымался и опадал кузнечными мехами, и Брюс перехватил нож покрепче — лезвие блестело серебром. В ушах поселилась гнетущая тишина. Он не слышал тиканья старых часов, не слышал ругани соседей, не слышал собственное дыхание. Ему надо сделать как будто небрежный длинный разрез: достаточно глубокий, чтобы туда поместился детонатор; и достаточно неглубокий, чтобы пробить кулаком прослойку из кожи и мышц. — Я не убоюсь ёбаного зла! — не слыша себя, прорычал он. И замер. Перестал дышать, напряг и расслабил живот. Пот бежал по лицу, покусывал глаза, и Брюс, сморгнув его, решительно вдавил кончик ножа выше и левее пупка. Вокруг острия взбух тёмно-алый шарик и опал. Горячая влага тонкой струёй потекла по коже. Оскалившись, шипя сквозь плотно стиснутые зубы, Брюс вонзил нож глубже и повёл в сторону, разрезая собственное тело. Его плоть раскрывалась — уродливой вагиной, разбитыми губами, бутоном неведомого цветка. Кровь лилась набирающими силу ручьями и пачкала пояс штанов. Брюс, резко выдохнув, вытащил нож, и что-то ударило его в плечо. Что-то выбило нож из руки. Что-то набросилось сзади и сдавило грудь. Он заорал, не понимая, не слыша и не видя — весь мир пропал за солёной плёнкой — и ему в челюсть прилетел кирпич. Брюс мотнул гудящей головой, стряхивая пот, и обмяк. У него галлюцинации. Ему чудится. Он всё уже сделал, слишком сильно поранил себя и в реальности валяется на полу, истекая кровью, и видит то, что видят люди перед смертью. Он облажался. Провалился. Не выполнил условия сделки и обрёк свою семью. — …Чёрта?! — Дик, бледный, трясущийся, в форме и фуражке, стоял напротив и кричал на него. — Какого чёрта ты вытворяешь?! Какого, блядь, чёрта, Б?! Если бы мы приехали на пять минут позже, ты бы что, убил себя? Ты совсем ебанулся?! За почти пятнадцать лет Грейсон ни разу не выражался так. Это по-настоящему? Дик умолк, и всё умолкло, замерло и умерло — и сверху, и снизу, и со всех сторон. Это по-настоящему? Брюс едва дышал, и его груди было тесно и тяжело от сжимающих рёбра рук. Это по-настоящему? — Б?! — Я не собирался убивать себя, — нехотя выдавил он. Это по-настоящему. — Нет? Выглядело именно так! Скажи спасибо Кларку! Он решил, что ты можешь пойти сюда, и нанял человека, следить за домом. Мы примчались сразу, как получили сообщение, что в квартире зажёгся свет. Конечно. Кларк. — Пусти, — процедил Брюс, и медвежьи тиски вокруг груди распались. — Живой, — произнёс между тем Дик, недоверчиво таращась на него. — Живой, Б, вот ты чёрт, живой! Он, как ребёнок, прыгнул на Брюса, выстрелил сжатой пружиной, врезался пушечным ядром и яростно забарабанил кулаками по плечам и спине, силясь обнять везде и сразу. — Хватит. Не трогай меня. Пожалуйста? Дик с укоризненным вздохом отстранился и отступил на два шага. Брюс подавил панику — он провёл семь недель в пещере, где ему вкалывали неизвестно что; занимался сексом без презерватива; таскался по сомнительным барам и раздевался донага в магазине Конса — и украдкой почесался. Слегка развернулся и наткнулся на идентичный недоверчивый взгляд. Кларк, взъерошенный, с горящими на скулах пятнами, застенчиво улыбнулся, явно борясь с желанием повторить трюк Дика, и, отодвинув ногой брошенный на пол знакомый портфель, сказал: — Привет. Я рад, что ты жив. — Ну да. Теперь убирайтесь. Оба. Немедленно. Пока вы не испортили всё. «Останьтесь. Один или оба. Давайте поговорим о чём-нибудь. Давайте просто посидим. Давайте сходим в бар и пропустим по кружечке. Давайте сделаем то, что я никогда не делал. Останься ты, Дик, я ведь и не чаял тебя увидеть». Брюс заглушил малодушную, ничтожную, жалкую часть себя. Он не учёл исключительную настырность Кларка, но это ничего не меняло. Им не о чем говорить. Время разговоров в прошлом — настало время действовать. — Не испортили что? — уточнил Дик. Его глаза сияли, и он не казался ни сломленным, ни несчастным — тем, кто не справляется с гибелью любимой девушки. — Мы ищем тебя почти четыре дня. На кладбище ты от меня ускользнул, вечно пьяная задница велела мне катиться куда подальше, и мы… — Вечно пьяная задница? — переспросил Брюс. Значит, на кладбище ему не почудилось и не мертвецы звали его. Он пытался не смотреть на Дика или смотреть как-то иначе. Пытался не вписывать в память детали. Пытался не запоминать практически сошедший синяк на подбородке, вечно сбитый на бок козырёк фуражки и пятнышко на груди форменной куртки. Пытался… Что это? Что за чувство, которого он прежде не испытывал? «Я скучал, я так скучал по тебе, сын, брат, друг», — едва не вырвалось у него. Он скучал. Так вот это как — неподдельно скучать по кому-то. Брюс покосился на вставшего рядом с Грейсоном Кларка, у которого лицо чуть не трескалось от счастливой улыбки. Проклятье, он и по наивному идиоту немного скучал. Соскучился. От этих двоих так хорошо пахло: кофе и пончиками, бумагой и горчичными крендельками, оружейной смазкой и уличной пылью — надеждой, верой и жизнью. Не для него. — Лучший стилист Восточного Побережья, знаешь, чьи услуги так высоко ценятся, в действительности оказавшийся алкоголиком и торговцем краденым, — с долей упрёка пояснил Кларк. Константин, сукин сын, мог и предупредить, тогда Брюс не вернулся бы в квартиру и снял номер в гостинице. — Из Марвина пришлось всё клещами вытаскивать, — продолжил Дик, — и он нёс какую-то чушь, что нам нельзя ничего знать о тебе, иначе мы погибнем. Чёрт, Б, ты спас Марвина! Мы думали, он давным-давно мёртв, а ты спас его. Жаль, Венди не дожила… — Как пацан? — Плохо. Будет лучше, но пока плохо. Олли окружил Марвина десятком психологов, за ним дополнительно приглядывает Лоис, но смерть сестры его по-настоящему подкосила, — отчитался Дик. — Ты объяснишь хоть что-нибудь? Что за сделку ты заключил? Почему не поехал с Марвином? Почему не позвонил? Почему тыкал в себя гигантской зубочисткой, которой Альфред обычно режет мясо? Где твои волосы? Ты похож на улучшенную версию солдата Джейн. Иисусе, Б, эти шрамы… Мы слышали выстрелы, как ты избиваешь Лютора и как в тебя снова стреляют, но потом… Я решил, ты мёртв. Олли надавил на прокурора, и лучшее, на что я надеялся, — найти твоё тело, но Альфред и Тим не переставали твердить, что ты жив, и мы все поверили им. — Вы не слышали, что произошло после второй серии выстрелов? — Нет. Тебе достался бракованный жучок, единственный из всей партии. — Дик рассеянно почесал в затылке. — Олли так разозлился, что уволил половину отдела техразработок. Потом принял обратно. Вытянул счастливый билетик — Брюс устало потёр виски. Кровь так и текла по животу, впитывалась в пояс брюк и капала на пол. Никто не замечал. Он сам не замечал, а боль отступила и покалывала горячей тупой иглой. — Будешь молчать, ты, невозможный болван? Он должен выгнать Дика и Кларка, пока не стало поздно — если не стало поздно — но прежде должен открыть рот и как-то выразить невыразимое. — Мне жаль, — невнятно произнёс Брюс и, собравшись с духом, притянул к себе Дика. — Мне правда очень жаль. — Он трижды хлопнул Грейсона по спине и отшатнулся. — Если ты сподобился на обнимашки, значит, где-то что-то сдохло, — картинно принюхавшись, хмыкнул Дик. — Чего тебе жаль? — Барбара. — Брюс нахмурился. Наверное, её смерть чересчур сильно повлияла на Дика, и тот отгородился от эмоций и спрятался в стадии отрицания. — Мне жаль, что она умерла. Я не знаю, что сказать и как. Не знаю, стоило ли говорить и это, однако мне очень жаль. Мы все потеряли так много, но ты потерял больше всех. Глаза Дика округлились, и он, ударив себя по лбу, простонал: — Какой же я идиот, не подумал о кладбище. Ты же был на кладбище. Нет, Б, нет, всё не так! — Что не так? Я видел могилу, я… — Идея Кларка, — быстро пояснил Дик. — Идея Кларка — убить… Барбару? — уточнил Брюс. Голова у него кружилась, мысли путались, и лица расплывались перед глазами. — Святые ёжики, нет! В госпитале периодически появлялись люди Лютора, включая Мэрсэр и Корбена, и Кларк прикинул, что если мы просто перевезём Бабс, они обязательно заподозрят неладное, и поэтому надо объявить её мёртвой. Он вычислил тех, кто передавал сведения — медсестра Сноу и ещё один медбрат — и мы провернули фокус специально в смену одного из них. Мы подменили Барбару на скоропостижно скончавшуюся девушку, Джейн Доу, которую фокусники Олли загримировали так, что и мать родная не отличила бы, и лечащий врач Бабс, которого мы склонили на нашу сторону, зафиксировал внезапную смерть. В присутствии Сноу. Барбара жива. Жива! Жива. Брюс криво, слабо улыбнулся. Жива. Он загадал, и это не сбылось, но и сбылось тоже. Жива. Лютор не солгал, но и солгал тоже. Жива. Брюс покачнулся. Его повело: резко и неожиданно. Кто-то вытащил из него невидимый аккумулятор, и вся энергия закончилась вмиг и навсегда, и вместе с ней таяло напряжение последних дней. Он оседал и сдувался, как проколотый мяч. Рассыпáлся — вот-вот, и превратится в пепел и пыль. У него есть дом, и в доме много пыли, и частью этой пыли станет он сам. — Держи его, Кларк, держи. Я дважды идиот, он же кровью истекает. Чёрт, да тут рана длиной в палец и глубиной в полдюйма. — Надо вызвать скорую. Брюса подхватили сзади под мышки и усадили на стул. Где-то зашумела бегущая вода. — Не надо скорой, — пробормотал он. — Сам зашью. — Зашьёшь, конечно, зашьёшь, — мягким успокаивающим голосом, словно разговаривая с неразумным ребёнком, сказал Дик. — Посидишь немного и зашьёшь. Ты та ещё швея? Выпей, Б, давай, вот вода. Извини, ладно? Я круглый идиот, зациклился на твоих поисках и забыл о кладбище. Видишь? Последний из моих синяков, остальные сошли. Джейсон так взбесился, что его едва от меня оттащили. Брюс взял стакан обеими руками, выпил до дна и спросил: — Никто в семье не знал? — Да. Горе должно было быть настоящим. Признался после. Ну, полегчало? Ты в норме? Отлично, я звоню в скорую. — Нет. Не смей. — Ты истечёшь кровью и умрёшь, если тебя не зашить. — Я могу зашить, — вмешался Кларк. — Инструменты и материалы есть, а я умею оказывать первую помощь, могу сделать непрямой массаж сердца, могу наложить шину и могу залатать рану. — Давай, здоровяк, покажи нам своё волшебное кунг-фу. — Дик хлопнул Кларка по плечу и, сузив глаза, внимательно взглянул на Брюса. — Какого чёрта ты так сильно себя порезал? Брюс промолчал. — Ты же в курсе, как раздражает твоё — не лезь, я знаю, что делаю — молчание? Ладно. Не хочешь говорить, сам разберусь. — Дик, — окликнул Брюс, но тот притворился, что не услышал, и вышел из кухни. — Зря ты не хочешь, чтобы мы позвонили в скорую, — произнёс Кларк. — Обойдёмся без скорой. Я купил нити и иглу на всякий случай, используй гидрогель. Его надо выдавить в рану и осветить ультрафиолетом. — Порез не поверхностный, явно задеты мышцы. — Работай. — Сначала надо остановить кровь. — Во-первых, живот не бедро или плечо. Во-вторых, гидрогель в ультрафиолетовом свете густеет и твердеет, прилипая к ране меньше чем за минуту. Он остановит кровь. Работай. — У тебя есть какое-нибудь обезболивающее? — Нет необходимости. Работай. — Гм. Ладно. Кстати, тебе очень идёт эта… причёска. У тебя… — …Красивый череп. Заткнись и работай. Кларк засуетился. Переложил всё на моечную панель и помог Брюсу лечь на стол. Тот с облегчением опустил веки. Барбара жива, загаданное сбылось, но… Брюс никак не мог ухватиться за важную мысль — но. Но что? Он зашипел сквозь зубы. — Извини, я впервые закрываю рану с помощью гидрогеля… Как. Как ты, Брюс? — Как я? Как я что? — сдавленным голосом уточнил он. — Как ты… всё? Ты многое пережил. В тебя стреляли, тебя заперли в клетку, тебя… — Проклятье, Кент. — Брюс открыл глаза. Кларк нависал над ним, такой жалостливый, сочувствующий и несчастный, что хотелось немедленно врезать ему. — Меня никто не насиловал. — Что. Почему ты. Я вовсе не. — Кларк смутился и слегка покраснел. — Я в порядке. Побывал на курорте. Не работал, не платил по счетам, вдоволь спал. Матрас без клопов, четырёхразовое питание, витамины, тёплая одежда, пара молчаливых друзей и никаких назойливых зануд в радиусе пяти миль. Кларк что-то буркнул и исчез из поля зрения Брюса. Он усмехнулся краешком рта. Гидрогель приятно холодил кожу, боль ослабевала, однако идея встроить в себя детонатор не была блестящей, но… Но что? Голова так и кружилась, и он не мог сообразить — что. Что ещё? Сзади зазвучали шаги. Дик остановился в торце стола, чем-то пошуршал и начал выразительно читать: — Здравствуй, Ричард. Если ты читаешь это письмо, значит, я мёртв. Собери мои вещи, то, что не сможешь продать на «иБэй», отдай Армии спасения. Если кто-то из вас захочет оставить что-то из моей одежды — не забудьте постирать и продезинфицировать, то же относится к любым личным вещам. Секс-игрушки и косметику выброси. В бачке унитаза в моей квартире и в гардеробной в квартире детей, в коробках из-под презервативов, спрятаны деньги. Задекларируешь их как чаевые. Завещание я составил шесть лет назад, купишь дом, когда получишь доступ к моим счетам. На моём ноутбуке в файле «Номера телефонов» есть номер телефона моего финансового консультанта, с две тысячи пятнадцатого года он занимается для меня долгосрочными инвестициями. Продолжай ему платить, это должно обеспечить будущее нашей семьи. Всего хорошего, Брюс. — Готово, — почему-то виновато пробормотал Кларк. — Сверху всё-таки стоит наложить повязку. Брюс медленно приподнялся и сел. Посмотрел на собственный живот. Кровь не текла, а рана напоминала тонкую натянутую улыбку, заполненную льдом. — Всего хорошего, Брюс? — из-за спины спросил Дик. — Всего хорошего, Брюс?! Продайте мои вещи, возьмите мои деньги и выкиньте мои секс-игрушки? Таково твоё предсмертное напутствие?! Ты, безнадёжный упёртый идиот, ты что собирался сделать? Он ударил Брюса между лопаток и прошёл к противоположному торцу стола. Встал рядом с Кларком. Под мышкой Дик держал мокрый пакет с деньгами, в кулаке сжимал смятое письмо, а во второй его руке находилась серая сумка. — Когда Марвин по секрету шепнул мне, что у тебя есть два с половиной миллиона долларов и ты планируешь устроить бада-бум, я решил — мальчишка совсем не в себе. Пацан всё разболтал. Брюс мрачно уставился исподлобья. Дик ответил ему тем же и, сунув письмо и деньги Кларку, аккуратно поставил сумку на стол. Расстегнул молнию. — Взрывчатка? — неуверенно поинтересовался Кларк. Его лицо побледнело. С рук, которые он не успел помыть, капала кровь. — C-4? — Мы что, в восьмидесятых? — огрызнулся Брюс. — Даже не CL-20. — Судя по тому, что у моего отца-идиота от двух с половиной миллионов осталось тысяч триста, это что-то очень новое и очень крутое, — произнёс Дик и запустил ладонь в боковой карман сумки. — А вот и детонаторы. — Инициаторы. — Назови хоть фаллоимитаторами, суть не меняется! — Дик осторожно вытащил детонатор, помеченный красным. — По длине и толщине идеально укладывается в рану на твоём животе, Б. Парни из антитеррористических отрядов называют такие штуки психодетонаторами. Второй-то тебе зачем? — Бонус от фирмы, — с раздражением проворчал Брюс. Дик со вздохом шлёпнул свободной рукой по лбу и убрал коробку с детонаторами обратно. Застегнул сумку и поставил её под стол. — Кларку стоило получше покопаться в твоей родословной, наверняка там нашлась бы пара японцев, если ты решил стать камикадзе. Я догадываюсь, какую сделку ты заключил с Лютором. У тебя осыпаются волосы на предплечьях, а такой загар не получить под землёй. Мы слышали его первое предложение, видимо, он сделал и второе? Приведи себя в порядок и приходи обратно? Он бы ждал тебя, как стареющая принцесса ждёт своего принца, ждал с наслаждением, предвкушением и полным ощущением власти. И ты бы пришёл, не так ли? Ты бы явился к нему сам, на забой. Почему? На что он тебя взял? Брюс моргнул и поймал ускользающую мысль. Кларк нанял человека, следить за квартирой, значит, и Лютор мог. — Звони Джейсону! — рявкнул он и, развернувшись, соскочил со стола. — Звони! Если уже не поздно… — Джейсона нет в городе, никого из наших нет. Понимаешь — нет! — Дик развёл руками. — Он угрожал тебе убить нас? Вот почему нам нельзя было ничего не знать. — Как — нет? — Брюс пошатнулся и опёрся ладонью о стол. Воздух из него выходил, выходил и выходил, и он никак не мог вдохнуть. — После «похорон» Барбары мы отправили всю твою семью, кроме Дика, в путешествие, якобы отвлечься, прийти в себя, — пояснил Кларк, — но на самом деле Оливер спрятал их. Никто из нас не знает где, они сами не знают где. Мы с Диком навещали их пару раз — как в плохом шпионском боевике, смена машин и самолётов, тёмные повязки на глаза, никаких вопросов — никаких ответов. Ради безопасности. Ты пропал, и пропал Лютор, но его люди остались, и мы перестраховались. Брюс вымученно улыбнулся. Лёгкие сводило от недостатка кислорода, и он громко, с присвистом, втянул воздух. — Лютор сказал тебе, что Барбара мертва, и ты поверил. Молчи! — стиснув кулаки, крикнул Дик. — Он сказал тебе, что убьёт нас, и ты поверил. Ты поверил, Б! Он взял тебя на слабо, и ты поверил настолько, что едва не превратил себя в живую бомбу. Ты поверил психопату, но ты ни на секунду не верил в нас! Ты не верил ни в одного из нас! Ты считал, мы сидим сложа руки и тихо льём слёзы? Так?! — Я стоял у могильной плиты, что мне надо было думать? — Ты мог бы что-то подумать, что-то другое, если бы безоговорочно и сразу не поверил безумцу, убивающему и насилующему людей. Ты мог бы вспомнить, что Бабс перевели из реанимации в палату. Ты мог бы вспомнить, что мы разрабатывали план, и предположить, что план изменился. Ты мог бы допустить, что это уловка. Ты должен был верить в нас. В нас, а не в него! Марвин прав, подземное заточение отупляло. Брюс же сам размышлял об этом в приёмной Лютора, но ему не приходило на ум, что план изменился так радикально. Дик подступил к нему и врезал по челюсти. Он не стал ни уклоняться, ни блокировать, лишь мотнул головой и тут же получил новый удар — по скуле. — Надо верить людям, Б! Верить в людей, в хороших людей! Глаза Дика сверкали, как полицейские прожекторы. На щеках ядерными взрывами распускались гроздья гнева. Из-за его спины нервно выглядывал Кларк, очевидно, терзающийся сомнениями — вмешаться или не лезть. — Успокоился? — потерев гудящий от удара подбородок, невозмутимо уточнил Брюс. Он чувствовал — смущение, облегчение, злость и то трусливое и радостное, от чего ноги подкашивались. Ему не надо умирать. Его час не настал. Его время не подошло, но… Но это не всё. Ничего не кончено. — Да. Извини. Я сорвался. Что ты мог подумать, увидев могилу? Наверное, то же, что и я, увидев ожившего мертвеца, втыкающего в себя нож. Прости, Б. Мир? — Дик поднял руку и согнул крючком мизинец. Брюс хмыкнул. — Как ты вообще планировал протащить взрывчатку в пещеру? — У меня есть подробная карта пещеры и сети туннелей, начиная от трёх крайних северных станций метро и заканчивая северной окраиной поместья Уэйнов, вплоть до водных подземных выходов к реке и в залив. — У тебя есть карта?! — в один голос воскликнули Кларк и Дик, и последний продолжил: — Ты четыре дня на свободе, и у тебя есть карта? Брюс пожал плечами. Проще простого. — Лоис искала карту, Кларк искал карту, я искал карту. Я втянул в это Лесли, и она искала карту. Я отправился на поклон к Фальконе и взял с собой Олли, он лично предложил Соколу пятьсот миллионов долларов — пятьсот, Б, полмиллиарда, и вообразить-то нереально! — но нас послали, а у тебя есть карта? — Дик недоверчиво фыркнул. — Я тысячу заплатил, сотню сверху за дополнительную информацию плюс тридцатку за ксерокопии и склейку, — ответил Брюс. Значит, картой интересовался не Лютор. — Что вы ещё сделали? — Мы сделали всё, — отозвался Кларк. — Барбара очнулась через два дня после «смерти». Она много времени провела в коме, но у Оливера работают высококвалифицированные специалисты, и одиннадцать дней назад она начала связно говорить. Мы медлили, так как боялись, если начнём действовать — люди Лютора тебя убьют. Мы решили, тебя держат в пещере, и не ошиблись. Мы искали карту ещё и для того, чтобы вытащить тебя, однако нам не повезло. Тогда мы попробовали попасть в пещеру без карты, но четыре исследовательских отряда, отправленных с последней северной станции метро, заблудились и еле выбрались обратно. Там невероятный огромный подземный мир, тысячи туннелей, переплетающихся между собой, и пару недель назад Оливер запустил туда дронов, чтобы составить свою карту. Пока мы на полпути от Готэма к Дому на Холме. — Видишь, Б? Надо верить. Ты должен был верить. Ты не один. Ты давно не один, у тебя есть семья, есть друзья, есть люди, готовые сражаться вместе с тобой и за тебя. Хорошие люди. Мир не сделан из сплошного дерьма, и надо верить в хороших людей, — настойчиво повторил Дик. — Мы медлили и из-за тебя, и из-за Лютора. Никто не знал, где он зализывает раны, а мы не могли взять пешек и не взять ферзя, на котором висит немало грехов. Твой трюк с жучком был не зря. Мы слышали всё, о чём вы говорили во второй комнате. Там не капитальные стены? — Гипсокартон. Я… не слышал всего, что говорил Лютор. Брюс устало присел на стул. Гнев застилал не только разум. Половину монолога Лютора он пропустил мимо ушей, а остальное помнил смутно. — Я не перевязал тебя, — забеспокоился Кларк. — Как ты себя чувствуешь? Тебе надо поесть. Поесть Брюс бы не отказался, но в квартире не было ничего съедобного. «Надо верить людям, Б! Верить в людей, в хороших людей!» Он верил — в себя и в дерьмо, окружающее его с рождения. Если бы умел верить в других, не было бы четырёх дней, выхолащивающих душу, как не было бы соли на щеках и дыры в животе. Он бы не представлял себя тем, кто извергает раскалённое до белизны пламя, и тем, кто сгорает в пламени. Если бы умел верить в других, он бы перестал быть собой. — Есть шоколад. Брюс поднял взгляд. Кларк — ни денег в руках, ни крови на руках — прижимая к груди расстёгнутый портфель, протягивал три батончика «Тоблерона». — Сейчас налью воды. Он молча жевал шоколад, так же молча взял стакан с водой. — Ты что-то увидел в той комнате и сорвался? Маски? Ты увидел маски, о которых говорил Тимми, и всё понял окончательно? — спросил Дик. — Я тебя не виню, я бы и сам сорвался, учитывая вашу с Лютором беседу до, но я одного не понимаю — почему ты, мой супергорячий отец, не передумал вершить свою супергорячую месть? Ты новости не смотришь? — Новости? — Брюс застыл, не донеся последний батончик до рта. Он смотрел новости в пятницу, субботу и воскресенье, какой-то частью себя глупо надеясь на лучшее, однако сегодня ему хватало других забот. — Всё закрутилось сразу, как объявился Марвин, и мы поняли, что ты на свободе, а Лютор вернулся, — сообщил Дик. — В субботу арестовали Лютора и Мэрсэр, и они не единственные арестованные. Дом на Холме закрыт. ФБР, полиция и «Плэнет» хотели сохранить всё в тайне, но в понедельник информация просочилась в другие СМИ. Весь город гудит! — Он покачал головой. — Весь мир гудит, а ты, неверующий камикадзе, сидишь здесь и планируешь большой бум?! Ты же понимаешь, что взорви ты бордель, пострадали бы невинные? Ты бы убил невинных людей из-за мести, из-за сомнительной победы. Человечность выше мести, Б, и выше победы. Брюс доел шоколад, допил воду, протянул стакан Кларку. Он… Он действительно облажался? Он действительно облажался, и если бы не Марвин… Брюс спас пацана, а пацан, не лично, не собственными руками, спас его. Спас всех. — Рассказывайте. — Во-первых, во время вашего разговора Лютор недвусмысленно признался в организации убийства, — начал Дик. — От своих слов он отказался, но признание есть признание. Во-вторых, на основании этой записи ему предъявлено обвинение в покушении на убийство Брюса Уэйна, то есть тебя. В-третьих, Кларк вычислил убийц Стефани и Венди полмесяца назад. Список сотрудников нам получить не удалось, но Кларку, не без помощи мистера Гордона, предоставили доступ к записям с уличных камер — около дома Венди, около нашего с Бабс дома, около Робинсон-парка и около въездов и выездов в туннели Дома на Холме. В тот вечер шёл то дождь, то снег, номера на машинах и сами машины различались плохо, и ему потребовалось несколько недель, чтобы поставить точку, но он это сделал. Кларк смущённо улыбался, и Брюс враз севшим голосом прохрипел: — Кто? — Я обнаружил два автомобиля. Один засветился на всех четырёх точках, он принадлежит Артуру Лайту, охраннику борделя. Второй засветился у дома Венди и дома Дика и Барбары, он принадлежит некоему Линкольну Марчу. Он не является сотрудником борделя и, очевидно, работал внизу, и присоединился к убийцам в городе. Я сразу же поделился информацией с комиссаром и детективом Монтойя, которую мы посвятили во все детали, и вечером в прошлую пятницу Лайта и Марча, которые как раз не работали и находились каждый у себя дома, арестовали. Ими лично занялся комиссар Гордон. Марч ни в чём не признался, а вот Лайт дрогнул и сдал и Грейвс, вместе с которой стрелял в Стефани и Барбару, и Корбена, который вместе с Марчем убил Венди. В ночь с пятницы на субботу в Доме на Холме взяли Грейвс и Лютора. Корбена до сих пор не нашли. — Мистер Гордон не на шутку сцепился с федералами и выиграл, не без вмешательства Олли. Лютор так же, как и остальные, находится в камере предварительного заключения в Главном Управлении. Ему, как и Грейвс, отказано в праве выхода под залог, — продолжил Дик. — Монтойя — отличный честный детектив. Отпечатки ног на месте убийства в Робинсон-парке совпали с отпечатками ног Грейвс и Лайта. В квартирах они действовали небрежно, и в квартире Венди найдены отпечатки пальцев Марча, а в нашей с Бабс — отпечатки пальцев Лайта и Корбена, которые оказались в базе. Более того, когда брали Марча, при нём обнаружили незарегистрированный пистолет, и баллистическая экспертиза подтвердила, что именно из него выпустили одну из пуль, убивших Венди. — Но? — Брюс прищурился. Всё не могло быть хорошо. Обязательно что-то должно пойти не так. — Но не всё так просто: и с делом Барбары, Стефани и Венди, и со всем остальным. — Кларк тяжело вздохнул. — Марч, не взирая ни на что, молчит. Лайт — пешка, которая ничего не знает о настоящей пещере, а Грейвс взяла всё на себя. Якобы она действовала сама и из мести тебе, Брюс. Якобы надавила на своих сотрудников и привлекла одного из своих знакомых, Марча, а Венди погибла потому, что они перепутали её с Барбарой. Компьютеры и технику они вынесли, чтобы имитировать кражу. Корбен и Лайт — как и предполагалось. Мерси… Брюс поморщился. — Квартиру Дика и Барбары они тоже обчистили, чтобы имитировать кражу? Это даже не шито белыми нитками, а разорвано и не скреплено, — возразил он. — Да, — согласился Кларк, — но формально эта версия имеет право на жизнь, и они придерживаются именно её, выгораживают Лютора. Против «Дэйли-плэнет» выдвинуто несколько серьёзных обвинений, начиная от фальсификации доказательств и заканчивая подрывом государственного строя. Издание на грани закрытия. Оливера и Лоис могут арестовать. Барбара и Венди успели скачать несколько видео не очень высокого качества, на которых глава государства, два конгрессмена и заместитель генерального прокурора США занимаются сам понимаешь чем. Сегодня ролики попали в сеть, и страна разделилась на два лагеря: одни уверены, что видео настоящие, и требуют немедленного импичмента президента и отставки и последующего уголовного наказания всех причастных; другие жаждут крови Оливера Квина и не сомневаются, записи — постановка с участием актёров, загримированных под первых лиц государства, и актёров, похожих на детей, по факту являющихся маленькими людьми. — Маленькими людьми? — переспросил Брюс. — Людьми с ахондроплазией. — Карликами? — Нельзя называть их словом на букву «к», это не политкорректно! — возмутился Кларк. Брюс хмыкнул. — Адвокаты Лютора отрицают любую причастность их клиента к записям, — добавил Дик. — Марвин пока не готов давать показания, вдобавок он слеп и не прошёл предварительную психиатрическую экспертизу. Есть Марч, который работал внизу, но он понимает, что ему грозит, если начнёт болтать. Остаёшься ты, Б. Лютор стрелял в тебя. Его сотрудники фальсифицировали улики и незаконно удерживали тебя в плену. Ты сидел внизу и можешь выступить как свидетель. — Что значит — остаюсь я? — не понял Брюс. — Есть пещера, в которой сотни или тысячи людей, пленников и сотрудников, и сотни клеток. Наверняка там полно отпечатков пальцев и других следов, и можно сделать анализ ДНК. Там вели съёмку, там есть оборудование, там есть серверы, с которых Барбара и Венди украли информацию. Если этого мало, то какие ещё нужны доказательства? Написанное кровью признание Лютора, заверенное нотариально в присутствии двух свидетелей? — Этого не мало, этого нет. Ничего нет, — Дик переглянулся с Кларком и продолжил. — Марча, как и Лайта, арестовали в их домах. Лайт раскололся мгновенно, и следом в борделе взяли Мэрсэр и Лютора, которым предъявили уже не одно обвинение, но они оказались предусмотрительнее, чем мы предполагали, и, вероятно, после взлома и утечки информации разработали экстренный план. ФБР и полиция искали вход с первого официального уровня на первый неофициальный почти четыре часа и к тому времени, как нашли, там не осталось ничего, кроме дымящихся обломков. Работающие внизу люди прошлись по всему с распылителями кислоты. Если существовала связь с Домом на Холме, то средства коммуникации исчезли или были уничтожены. Нет ни крови, ни отпечатков, ни следов ДНК. Ни-че-го. Даже каменная плита со стороны официального уровня отмыта до блеска, но это не повод для обвинения. Лютор неподдельно возмущён, что какие-то неизвестные лица обосновались под его борделем. — Не может быть. — Брюс недоверчиво прищурился. — Там шесть уровней, Марвин говорил, они набиты товаром. Должно было что-то остаться. — Марвин слепой и довольно вменяемый для того, кто пережил такое, но он не здоров, Б. — Дик грустно улыбнулся. — Он многое вообразил и преувеличил. Первый и второй уровни — или второй и третий, если считать в целом — вообще пустые. Предположительно для того, чтобы слишком громкие крики не достигали официального уровня. На третьем, судя по всему, велась съёмка и были организованы более-менее комфортные комнаты для высокопоставленных гостей. На четвёртом сидели пленники, предназначенные для потоковой съёмки. Об удобствах там никто не заботился, людей держали в двух гигантских клетках. На пятом — такие, как Марвин, но там всего двенадцать сдвоенных клеток. На шестом находились какие-то технические помещения и выходы к воде. Люди Лютора использовали сверхконцентрированную смесь азотной и соляной кислот, чтобы уничтожить всё по максимуму, а остальное — вывезли. — А пленники? Куда делись пленники? Пусть их не тысяча, а сотня, но это не пара человек. — Никто не знает. Федералы вместе с собаками обследовали все ближайшие к каждому из уровней туннели, но там пусто. Там нет и не было никакой человеческой деятельности в последние лет пятьдесят. Выходы к реке так же залиты кислотой, но ни лодок, ни катеров нет, а причал разрушен. — Очевидно, Лютор или Мэрсэр, или Мерседес, кто-то из них предупредил Корбена, который находился внизу, когда нагрянули полиция и федералы. Меметалло глуп, но способен действовать по инструкции, — задумчиво произнёс Брюс. — Нулевой уровень. Надо найти нулевой уровень. Всё должно быть там. — Марвин рассказал о нулевом уровне, — ответил Кларк, — но мы, и не одни мы, уверены, что он ошибается. Это ещё одна его фантазия, и нулевого уровня нет. За Лютором следили с пятницы, с того момента, как он дал первую пресс-конференцию после практически двухмесячного молчания — официально он попал в автокатастрофу в Европе — и взяли ночью в субботу. В пещере среди обломков не нашли ничего, напоминающего компьютерное оборудование. Люди Лютора вывезли всё, что не смогли уничтожить на месте, включая серверы и пленников, которых предварительно убили, — вывезли по реке в несколько заходов дальше в залив и утопили. Скорее всего, от тел так избавлялись и раньше. Водолазы безуспешно прочесали дно рядом с пещерой и теперь проверяют дальше — но это бессмысленная работа. Там мощные глубоководные течения, и трупы с компьютерами уже наверняка плавают где-то в Атлантическом океане. — Значит, всё зря? — поднявшись, процедил Брюс. — Смерть Стефани, смерть сестры Марвина, травма Барбары? Всё зря? Сам Марвин? Его изнасиловали и искалечили, а виновные не будут наказаны?! Никто не будет наказан?! — Не горячись, Б, — попросил Дик. — Сейчас идёт схватка на высшем уровне, многих не устраивает политика текущего президента и сам президент, и если победит условно правая сторона — победим и мы. Если же нет, у нас есть ты: взрослый, дееспособный человек. Марвин в конце концов придёт в себя по-настоящему. Может быть, Марч заговорит. Или Мэрсэр. Мы поборемся, Б, обязательно поборемся! — Конечно. Есть я, и что дальше? Пусть Лютора накажут за покушение на убийство и организацию ещё двух убийств, но он виновен не только в этом. Брюс обогнул Кларка и с Диком и прошёл из кухонной зоны в зону гостиной. — Если бы нашлись тела и серверы, всё бы решилось в нашу пользу, — пробормотал идущий сзади Кларк. Взяв пульт, Брюс включил телевизор, и с экрана на него уставился безмолвный Лекс Лютор — звук отсутствовал — которого сменил ведущий новостей. — Они всё уничтожили. Он всё просчитал, — отвернувшись от экрана, медленно произнёс Брюс. — Серверы вывезены для того, чтобы не осталось ни следа от компьютерного оборудования. Получается, есть видео, которые скопированы с того, чего не существует, и сделаны там, где ничего и никого нет. Есть доказанная с помощью незаконной прослушки организация убийства людей, которые скопировали эти видео, но Мерси взяла всё на себя и она никогда не предаст Лютора. Есть единственный бывший сотрудник, который раньше откусит себе язык, чем признается в том, чем занимался. Он же не идиот. За такие преступления сразу вышка, и без длительного ожидания в камере смертников. — Смертная казнь отменена в Нью-Джерси, — заметил Дик. — Но не на федеральном уровне! — вспылил Брюс. — За такие составы преступлений предусмотрены соответствующие наказания на федеральном уровне. Марч не признается. Он есть, но его всё равно что нет. Есть Барбара, взрослая, вменяемая женщина, способная выступить свидетелем и сама совершившая преступление. Пусть Лютор никогда не признает, что имеет отношение к этой информации, но копирование информации — всё равно преступление. Есть единственная живая жертва, слепой мальчишка в сомнительном психологическом состоянии. Есть я — человек, который сидел там, где ничего нет. Я не опознаю никого, кроме Мерси и Марвина, а Лютор при мне не спускался вниз. Он выкрутится. Это провал. — Но ты здесь, ты жив, Б. Послезавтра семья вернётся в город. Всё кончено, теперь дело за судьями и адвокатами. — Дик улыбнулся. — Надеюсь, тебе удастся сделать возврат бум-товара хотя бы за полцены. Брюс не станет делать возврат бум-товара. Взрывчатка ему пригодится, как и пригодится бонус от фирмы. Он повернулся обратно к телевизору. Диктор что-то горячо вещал, в углу экрана находилась квадратная вставка с фотографией Лекса Лютора. «Мы ещё встретимся…» — «Да, Брюс, мы встретимся. Так или иначе, но ты придёшь ко мне. Сам». Позвоночник Брюса щипнуло острым холодком. Они встретятся — не в зале суда. Он знал это и больше не собирался не доверять собственной интуиции. Они непременно встретятся, как и положено — лицом к лицу, оба свободные от оков и обязательств. Не важно, что один из них сидит за решёткой — вышел Брюс, выйдет и Лютор. — Я не собираюсь её возвращать. Ничего не кончено. Дом на Холме пуст? Пещера пуста? Федералы и полиция завершили работу? Он крутанулся на пятках и вопросительно посмотрел на Дика с Кларком. — Да, бордель пока закрыт, — ответил последний. — Зачем тебе… — Тебя не касается. — Нет, — догадался Дик. — Даже не думай. Я тебе не позволю. Брюс добродушно рассмеялся. — Ты обезумел! — не остановился Грейсон. — Там всё обмотано жёлтыми ленточками с надписями: «Ведётся федеральное и полицейское расследование». Не нужно так рисковать. Это преступление, в конце концов. Тебя посадят. — Мне всё равно. Это мой дом, моя земля и моя собственность. Дом на Холме, всё, что вокруг, и всё, что под ним, принадлежит мне, и ничто там не имеет права на существование в таком виде, и никто, ни Лекс Лютор, ни любой, кто придёт ему на смену, не будет там властвовать, — зло кинул Брюс. — Я сделаю, что должно — уничтожу эту мерзость. Я обещал. — Кому ты обещал? — Дик тщетно подождал ответа и вздохнул. — Не важно. Мне тебя не разубедить? Тогда я пойду с тобой. — Исключено. — Я не пущу тебя одного, не после того, как ты чуть не умер. Не после того, как ты пропал на семь недель. Не после того, что ты вытворил сегодня. — Пожалуйста, не надо ругаться, — вмешался Кларк. — Я понял, Брюс, что ты хочешь сделать, но мне понятно и беспокойство Дика. Если не возражаешь, я пойду с тобой. Брюс смерил Кларка внимательным взглядом и кивнул. Вряд ли он чем-то рисковал, но Джон Корбен находился на свободе, а Кларк Кент был настоящим здоровяком. «Мы ещё встретимся». Он поморщился от неприятного предчувствия, стянувшего кишки. — Полагаю, заодно ты хочешь попробовать найти нулевой уровень? — полюбопытствовал Кларк. — Его нет. Десятки федеральных агентов, десятки офицеров полиции, десятки собак искали нулевой уровень, но его нет. Это байка, которую сочинили пленники и сами поверили в неё. Нулевого уровня нет. — Нет, значит нет, — спокойно ответил Брюс и обратился к Дику: — Мне потребуется небольшая помощь твоего нового закадычного друга Олли. Пока его не арестовали. Этой ночью я хочу всё закончить.