На букву «Б»

       Брюс всё чаще видел этот сон, и сон не всегда начинался с Марони, но всё началось с Марони. А закончилось не на нём. — Чё ты хочешь, Уэйн? — спросил Марони. — Чё ты хочешь, Уэйн? Чё ты хочешь, Уэйн? Ты, кстати, не из тех Уэйнов, Уэ-э-эйн? Кожа на лице Марони съёжилась и почернела. Завоняло прогорклым жиром. Нос Сала полыхнул алым, зашипел и провалился в череп. Марони захихикал, и длинный бурый язык вывалился у него изо рта. Брюс всхлипнул от ужаса. Его мочевой пузырь сжался, и горячая струя потекла по ноге, прямо в мягкие и тёплые, почти новые, кроссовки. — Это любовь, малец, это любовь. Подрастёшь — поймёшь, — глумливо хохотнул Марони и потянулся к нему. На кончиках его лишённых плоти фаланг сверкали розовые ногти. Марони по-дирижёрски взмахнул костлявыми руками, и возникшие из воздуха мертвецы окружили Брюса. Он заорал и отчаянно рванул вправо, влево, но его окружили. Он попался. — Похоже на яд Джокера, слабак? — поинтересовался Бэтмен. Словно призрак, он скользил между мёртвыми и не поворачивался к Брюсу лицом. — На газ страха? На улыбку доктора Хёрта? Мертвецы окружили Брюса, как свернувшаяся кольцами бесконечная змея. Мертвецы скалили зубы. Мертвецы таращили пустые глазницы, из которых тёмным пламенем изливался мрак. Мертвецы тянули к нему руки. От толпы отделилась женщина в истлевшем платье. На её тощей шее болталось пожелтевшее от времени ожерелье. Она подходила к Брюсу, и с каждым шагом на её лице становилось всё больше провалов и язв. Лицо женщины гнило и пузырилось. На сморщившейся коже диковинными узорами расцветала плесень, по сморщившейся коже стекало чёрное, стекало красное, стекало белое. Белое стекало по губам и застывало уродливыми кляксами на подбородке. «Когда она сосёт без презерватива, она не глотает», — прошептал невидимый Лютор. Сердце Брюса застучало быстрее. — Почему ты не спас меня, сынок? — укоризненно прошамкала женщина и вытянула руку. В её ладони позвякивал золочёный колокольчик. — Я бы хотел, я бы так хотел, — дрожащим голосом отозвался Брюс. — Слово пацана, мам, я бы очень-очень хотел. Честное-пречестное слово, сильнее я ничего не хотел. — Почему ты не спас её, Уэйн? — дружно спросили мёртвые. — Но она… умерла, когда я родился? Новорождённый не может спасти свою мать. — Почему ты не спас нас? — поинтересовались мёртвые и как-то сразу очутились рядом с Брюсом. Кольцо сжималось. Марта Уэйн растворилась в армии скелетов. — Я… н-не смог? Я бы хотел спасти всех, но я же маленький мальчик! — закричал Брюс. — Видите? Я маленький мальчик! Мне всего восемь лет! Я не виноват, что не смог вас спасти. Я не виноват! — Не надо лжи. Тебе на самом деле десять, ты взрослый мужчина, — снисходительно заметил Бэтмен, — и ты виноват. — Он виноват! — дружно подхватили мёртвые и набросились на Брюса. Он закрутился на месте, неистово размахивая кулаками, но мертвецы побеждали. Они щипали. Они кусали. Они хватали его белыми пальцами. Они поднимали его и роняли. Они прижимались к нему костяными телами. Они по-кошачьи тёрлись пустыми черепами об его лицо и шептали безгубыми ртами: «Почему ты не спас нас?» — Я спас сорок девять человек! Я спас их! — из последних сил воскликнул Брюс. — Думаешь, этого достаточно? — пророкотал Бэтмен. — Думаешь, ты герой? Никакой ты не герой. Тёмный Рыцарь взмахнул плащом, и мертвецы рассеялись визжащей стаей летучих мышей. Из-за плеча Бэтмена высунулась Марта Уэйн: гнилая, сморщенная, вся в красном и белом. «Кто-то кончил ей на лицо, Уэйн, — довольно рассмеялся Лютор. — Ты кончил ей на лицо? Ты кончил на лицо своей матери?» — Нет-нет-нет! — заорал Брюс, тряся головой. — Мне же всего восемь лет! Я маленький мальчик, и у меня нет матери! — Бедняжка. Бедный маленький мальчик, у которого нет матери, — жестоко ухмыльнулся Бэтмен и навис над трясущимся Брюсом. — Нашёл оправдание? Нашёл причину оставить всё позади? Решил, что сделал достаточно? Никогда не достаточно! Бэтмен разевал рот, и это были колокола. Колокола и гром. И звук отпирания старых, ржавых замков. И буря звенящих бубенцов из ада. Бэтмен разевал рот, полный акульих зубов, и раздвоенный язык, липкий язык чудовища, скользил между ними. — Колокола или колокольчик? — спросил Бэтмен и протянул Брюсу чёрную ладонь, и в его ладони позвякивал всё тот же золочёный колокольчик. — Думаешь, он снова зазвенит? — Что ты от меня хочешь?! — закрывая руками глаза, закричал Брюс. — Медальон или пуля? Или медальон и пуля? — спросил Бэтмен и протянул вторую чёрную ладонь, и на его ладони лежал медальон Уэйнов с торчащей из крышки пулей. — Это эталон, шаблон любой пули. Прототип той пули, что убила Джона Кеннеди, Мартина Лютера Кинга, Джона Леннона. Ганди. Эрцгерцога Фердинанда. Томаса и Марту Уэйн. Стефани Браун. Брюса Уэйна. Это божественная пуля. — Я ведь живой. Я не умер? — Тебе решать. Деревянная машинка или я? — задал третий вопрос Бэтмен и протянул третью чёрную ладонь. На его ладони лежали деревянный «Плимут Барракуда», третьего поколения, и маленькая фигурка Бэтмена. — Я тебя не понимаю! Не понимаю! — во весь голос, до боли в горле заорал Брюс. — Ты прошёл через время, уступчивое время… Утерянные портреты. Совпадения. Кровные линии. Связи. Пещера. Могила. Ты потерял меня и машинку, поймал пулю и нашёл колокольчик. Ты нашёл колокольчик? Если ты в него позвонишь, придёт Альфред и остановит кровотечение. — У меня нет кровотечения. Нет?! Брюс опустил голову. Его одежда исчезла. Кто-то вспорол ему живот, и из алой щели тугими струями выплёскивалась кровь. Она хлестала: красная, чёрная, белая. Она смыла Марту Уэйн и Бэтмена. Она загустела, и Брюс завяз в ней как в болоте. Дно ускользало из-под ног, он погружался глубже и глубже, открывал рот, хватал воздух, но вместо воздуха в лёгкие затекала кровь и оборачивалась бетоном. Кто-то забетонировал ему лёгкие. — Ах, малец, это всё-таки любовь, — издевательски пропел кто-то, и Брюс утонул. Он захлебнулся. Он не мог дышать. Его лёгкие превратились в два могильных камня. В багровом море мелькали чёрные тени и садились на него. Они пихали пушистые рыла в его раскрытый в немом крике рот. Они лезли дальше, дальше, они протискивались в горло, они копошились в горле и вылезали через щель в животе. — Прочь-прочь! — хотел отогнать их Брюс, но рот был забит мехом и шерстью, кровью и кишками. — Жуй-жуй, глотай-глотай, кончай-кончай! — прорычал кто-то. — Дыши-дыши! — посоветовал другой голос. Брюс вцепился пальцами — в мягкое, свежее, сухое, чуть-чуть шероховатое. Он распахнул глаза, и из горла вырвался птичий писк. Он не мог дышать. Он не кричал, но не мог дышать. Брюс распахивал глаза шире и шире, и шире, но не видел ничего. Красное сменилось чёрным, и он не видел ничего. Он проснулся? Лёгкие скрутило. Бетон крошился и скрипел в лёгких, и Брюс, дёрнувшись в сторону, упал с кровати — пол душераздирающе закряхтел — и больно стукнулся правым плечом. И наконец-то вдохнул. Он вдохнул с присвистом и рухнул лицом во что-то чёрное. Для него теперь всё было чёрным. Чёрное смотрело на него. Чёрное воняло. В чёрном появлялись светлые проплешины, больше и больше, и больше, пока не открылся желтоватый череп, и в глазницах его маслянисто поблёскивали лукавые глазки. — Эй, крас-с-савчик, — игриво прошепелявил череп, — хочешь кончить мне на лицо? — Конечно, он хочет кончить тебе на лицо, — усмехнулся откуда-то Лютор. — Ты хочешь кончить ей на лицо? — с разочарованием взревел невидимый Бэтмен. — Ни на что иное ты не способен? Тонко, по-детски закричав, Брюс оттолкнулся трясущимися руками от… пола? Опять дёрнулся в сторону и упал с… кровати? Он резко открыл глаза и вновь не увидел ничего, кроме черноты. Он проснулся? Из груди вырывались ослабевающие с каждой секундой хрипы, сердце колотилось в висках, и Брюс нервно ощупал себя: пропотевшая насквозь футболка с длинными рукавами и пижамные брюки. Он вцепился ногтями в запястье. Он проснулся? Как ему узнать? Брюс перекатился по скрипящим половицам, стукнулся обо что-то головой и с шипением встал на четвереньки. Сунул руку между ног, убеждаясь, что не обмочился по-настоящему. Он проснулся? Брюс повозил ладонями по полу — тот казался подлинным — выпрямился и сел на колени. Раскинул руки в стороны. Левая во что-то врезалась, и он нащупал мягкое, свежее, сухое, чуть-чуть шероховатое. Брюс сипло вскрикнул. Он не проснулся? Он елозил пальцами по простыне, но та не менялась, не превращалась в нечто жуткое. Он проснулся? Брюс ударил кулаком по голове. Как слепые понимали, что проснулись? Как ему убедить себя, что из темноты не выплывет очередной череп, а призраки не начнут шептать знакомыми-незнакомыми голосами? Он снова сунул руку между ног, не уверенный, что всё-таки не обмочился. Не напрудил в штаны как дошкольник. Он вздохнул и, опираясь на кровать, поднялся. Ноги тряслись. Брюс не знал, мучили ли его кошмары в те десять месяцев, но он вернулся — и они вернулись. Возможно, триггером послужило последнее предложение Дика. Вернуть своё. Разве с него не достаточно? Разве он не имеет права просто жить? «Никогда не достаточно!» Он мог бы сделать столько полезного с теми ресурсами. Помочь многим людям. Очистить имя своей семьи. Брюс поморщился и скомандовал: — Привет, Меган. — Здравствуйте, мой обворожительный хозяин, как я могу послужить вам? — донеслось из-за спины. — Убью Дика, — неслышно пробормотал Брюс и повернулся к тумбочке, на которой стояла умная колонка от «Квин-Индастриз». — Который час? — Шесть утра одна минута и восемнадцать секунд по центральноамериканскому вре… — Умолкни. — Ваши желания моими микросхемами, мой обворожительный хозяин. Брюс пожевал губы. Дети в своём репертуаре. Он подошёл к тумбочке, нащупал очки, браслет и наушник и экипировался. Он пользовался чудесами техники в больнице, но в больнице было проще. В больнице стоило нажать кнопку, и его окружали заботливые медсёстры, а за дверь палаты он редко выходил на своих двоих — его возили на коляске. Брюс неосмотрительно шагнул влево и тут же врезался в кровать. Проклятье. Он не свыкся с новым состоянием, но две вещи усвоил крепко: во-первых, для слепых всё вокруг состоит из острых каменно-твёрдых углов; во-вторых, но в-главных, слепые мужики отливают сидя. Потерев коленку, Брюс включил очки и медленно повернул голову в ту сторону, где вроде бы должна была быть дверь в ванную. Ткнул пальцем по направлению взгляда. — Стена, — сообщил наушник. Брюс передвинул руку правее. — Стена. Он скрипнул зубами. Обстановка в комнате была проще некуда: кровать, тумбочка рядом, напротив комод с висящими над ним полками и встроенным телевизором; гардеробная слева от кровати, по той же стене, ближе к углу; ванная справа, по торцевой стене. Почему он не мог найти ванную? Брюс переместил палец левее. — Дверь в ванную. Семь шагов по-диагонали, угол отклонения от воображаемой прямой оси — пятнадцать градусов. Победно усмехнувшись, он неторопливо двинулся к ванной и на шестом шаге практически поцеловал дверь. — Поправка. От текущей точки до ванной шесть шагов. — Принято. Наушник направлял его, браслет считывал положение тела в пространстве, камера на очках с обзором в сто восемьдесят градусов распознавала окружающий мир, а в вычислительном блоке находилась не нейронная сеть, а сам Брейниак. Ничего сложного. На то, чтобы принять душ, почистить зубы и одеться, у Брюса ушло полтора часа. Бриться он не рискнул. Поправил перчатки, натянул поглубже тонкую шапку, скрывающую его хипповый стиль, и взял трость. Из-за двери уже давно доносились голоса, но Брюс никак не мог набраться смелости и выйти. — Давай, вперёд, — подбодрил он себя. — Они видели тебя таким, слабак. Десять месяцев выпали из его памяти, но не из памяти детей. Они много раз видели его таким, они привыкли к нему такому. Никто не будет удивлён. Брюс решительно шагнул за дверь. Ему отвели спальню на первом этаже, под лестницей, ведущей на второй этаж, на что Дик пошутил: «Устраивайся, Гарри». Брюс шутку не понял, но на всякий случай оскорблённо помолчал. По этой же стороне дома шли ещё две комнаты: одна пустая, вторая Дика и Барбары. Остальные жили наверху, и спален, судя по всему, хватило. У Кларка Кента был чертовски здоровый дом. Постукивая тростью, Брюс прошёл мимо лестницы. Холл в доме практически отсутствовал, после входа сразу начиналась большая гостиная, следом шла маленькая, и за ней находился выход на задний двор. Слева от входа располагались кухня и столовая, и Брюс двигался на запахи, почти не пользуясь подсказками очков и совсем не спотыкаясь. Пахло замечательно. Его желудок не заурчал — взрыкнул. Пахло замечательно и просто, обычной домашней едой, по которой Брюс соскучился. В больнице кормили хорошо, но что такое хорошо по сравнению с яичницей Альфреда. Он осторожно зашёл на кухню и повернул направо. Голоса вдалеке резко стихли, и следом на Брюса обрушился такой поток шума, что он отступил назад. — Ти-ши-на! — крикнул Дик. — Б, дуй на голос. Прямо, путь чист. Брюс неохотно повиновался. По крайней мере, никто не кинулся к нему на помощь, предлагая довести слепого инвалида до места. Спасибо и на том. — Стой. Твой стул слева от тебя, в двух шагах. Все помнят главное правило? — Хуже папочки Брюса может быть только папочка Грейсон, — пробасил Джейсон. Голос у Джейсона изменился. Брюс отметил это во время телефонных разговоров, но вживую звучало иначе. Подростковый баритон превратился в полноценный мужской бас. — Умолкни, Тодд, правило есть правило, — лениво бросил Дэмиен. Его слегка огрубевший голос сорвался на фальцет на первом «правило», и Джейсон насмешливо фыркнул. У Дэмиена началась ломка голоса. Брюс постарался не улыбнуться. — Да-да, Дик-Дик, — ответил Тим, и он звучал так, как раньше, — мы помним главное правило. Главное правило — предупреждай. Пре-ду-преж-дай. Кто-то нарочито громко зевнул. Вроде бы — Барбара. — Папа, ты предупреждён, значит — вооружён. Предупреждаю — сейчас мы будем обниматься. Крепко-крепко. Ты предупреждён, и у тебя есть десять секунд, чтобы подготовиться. Миссисипи-раз. Миссисипи-два. Брюс напрягся: и от предупреждения, и от сути предупреждения. Дик рассказал всё Тиму, Кассандре и Дэмиену? Как именно Дик рассказал? Как объяснил его нежелание физического контакта? Тим продолжал отсчитывать секунды. — Не парься, Б. Рейтинг для самых маленьких. Дик выдумал что-то, соответствующее возрасту младших. Брюс переступил на месте. Он не хотел обниматься. Он хотел слышать и видеть, но не обниматься: неизвестно, чем он занимался десять месяцев и с кем; неизвестно, с кем он вёл себя очень-очень дружелюбно. Не все вокруг были подобны Кларку Кенту. Брюсу никто не отказывал, кроме одной девчонки в его далёкие одиннадцать-тринадцать и Кларка Кента. Он незаметно почесался. — Раз-два-три, папку обними! — весело скомандовал Дик. Брюс вытянулся в струнку и прижал трость к ноге. «Миссисипи-десять!» — выкрикнул Тим. Громыхнули стулья, затопали ноги, и кто-то ударил его плечу с криком: «Ну наконец-то, старик!» — Рад, что ты пришёл в себя, отец, — донеслось с другой стороны, но Дэмиен, единственный, кто мог, не стал к нему прикасаться. — Безмерно счастлив, мастер Брюс, что вы дома, — проскрипел Альфред и обнял Брюса. Кто-то взял его под левую руку — Кассандра — и промолчал. С головы Брюса стащили шапку — он умертвил недовольный вскрик — и чья-то ладонь потрепала его по волосам. — Красавчик-хиппи с нами, — хихикнула Барбара и, приобняв Брюса за шею, чмокнула его в щёку. Надела шапку обратно. Он приготовился бежать, но на него накинулись двое с истошным воплем: «Папаброд!» Тим обнял его — крепко-крепко, а Дик обнял их обоих. — Меня сейчас стошнит, — прокомментировал Джейсон, и раздался странный звук. — Ай! Барби, держи себя в руках. — Тройной папаброд, — медовым голосом велела Барбара. — Приступай, малыш. — Во-первых, не я тут малыш. Во-вторых, не знаю, кого я ненавижу больше, тебя или хорошего мальчика, — процедил Джейсон, и Брюсу стало нечем дышать. — Папаброд? — едва-едва выговорил он. — Б по ходу тоже сейчас стошнит. — Королевский папаброд! — заявил Дик. — Или предпочитаешь папэндвич? Ха, отлично звучит, как считаете? Б, ты как там? Расход, пацаны, мы помяли наш хлебушек. — Я бекон, — возразил Брюс, когда от него отошли. Он не успевал принюхиваться и слушать и всё сильнее хотел видеть. Когда он откроет-откроет глаза и увидит? С чего он взял, что увидит? С чего он взял, что увидит детей? Тьма рассеется, но вместо родных лиц ему предстанут обтянутые чёрной кожей черепа. Смердящая плоть соскользнёт с костей и окажется у него в ладонях. Из пустых глазниц польются слёзы, полезут черви, а когда он закроет глаза, то увидит свою гниющую мать с осквернённым лицом и невидимый Лютор задаст ему один-единственный вопрос. Брюс суетливо прошёл к стулу. Он не чувствовал себя комфортно за общим столом. — Бекон — Джейсон, — из-за спины сказала Кассандра. — Потому что он самый зажаристый. У Брюса дёрнулся глаз, но Джейсон лишь расхохотался. Все рассаживалась по местам, и голос Кассандры удалялся. — Дик — сыр, — продолжила она, усевшись, — потому что сыр украсит любой бутерброд. Тим — помидор, потому что он молод и свеж, а ты, Б, хлеб — потому что без хлеба бутерброд не сделаешь. Ты главный. — Хорошо, — пробормотал Брюс. Он не понимал логику Кассандры, ведь главное — бекон или котлета, потому что мясо. Мясо главнее хлеба. Любому ясно. — Спорим, Б всё равно хочет быть беконом или котлетой? — произнёс Джейсон. — Потому что мясо, Касс, понимаешь? Мясо — главное. Б, можешь быть котлетой, но бекон — я. — Хорошо, — согласился Брюс и указал пальцем вниз. Наушник сообщил ему, что лежит на тарелке. — Не слушайте мастера Джейсона, сэр, вы — хлеб, — ворчливо заявил Альфред. — Но знаете, молодые люди, что придаёт особый вкус любому сэндвичу? Соус! — Вустерширский соус? — зачем-то уточнила Барбара. — Прошу, не отвечай, я с ума с вами сойду. — Альфи — соус, — гоготнул Джесон, — а Бабс будет крабовым мясом или креветкой. — Дик, дорогой, отбей-ка за меня этот невоспитанный кусок бекона. — Рискни, Грейсыр, и я тебя расплавлю! Брюс молча жевал яичницу с… беконом и помидорами, ни во что не встревая. Ему нравилось слушать голоса, перепалку, звон столовых приборов, и даже чавканье Дика и отрыжка Джейсона его не раздражали. — Я — капуста, — провозгласила Кассандра. — Я кисло-сладкая и хрущу на зубах. — Ты хрустишь на зубах! — с восторгом пропищал Тим. — На чьих зубах ты хрустишь? — обеспокоенно добавил он. — Надо знать, Касс, на чьих зубах хрустеть. Нельзя хрустеть на не пойми чьих зубах. Пожалуйста, выясни, на чьих зубах ты хрустишь и обязательно расскажи мне. Надо же, ты капуста и хрустишь на зубах! Получается, мы с тобой овощи! А ты какая капуста? Брюссельская, брокколи, цветная, кольраби, романеско, красная, савойская, китайская, белокочанная или кале? Ты похожа на кале, Касс. Ты вылитая кале. Вряд ли кале добавляют в бутерброды. Брюс поразился, откуда Тим столько знает о капусте. — Сначала скажи мне, какой ты помидор, а потом я скажу, какая я капуста, — отрезала Кассандра, и Тим забормотал что-то невнятное. — Мастер Дэмиен тогда зубчик чеснока, — вмешался Альфред. — Добавляется не во все бутерброды, но придаёт блюду пикантный вкус. — Умоляю, Пенниворт, не уподобляйся этим идиотам, — высокомерно заявил Дэмиен, но Брюс не уловил в голосе прежних ноток сдерживаемой ненависти. — Да, — оживился Тим, — Дэмиен — чеснок, а Стеф была бы сливочным маслом. Как думаешь, пап, Стефани была похожа на кусочек сливочного масла? — Замечательное сравнение, сынок, — запинаясь ответил Брюс и уткнулся в тарелку. Разговоры на недолгое время стихли, а потом возобновились с прежней силой. Брюс дышал свободно, но задыхался. Он отвык. В столовой ключом била неведомая ему жизнь, и он задыхался под её напором. Аппетит пропал. Завтрак встал ему поперёк горла, потому что он задыхался. — Ти-ши-на! — опять распорядился Дик. — Успеете языки почесать. Вы же знаете Б. Вы знаете Б? Дайте ему перевести дух, иначе он сбежит вместе с тарелкой и всю оставшуюся жизнь будет есть, заперевшись в туалете. Брюс недовольно заворчал. Он не ребёнок, чтобы его опекали. Он не нуждается в помощи. Ему… Брюс вздохнул и вернулся к завтраку. — Так, — снова заговорил Грейсон. — Доедаем. Тарелки в мойку. Хватаем завтраки-полдники-обеды и дуем в школу и на работу. С каждого по одной новости для Б. Брюс задрал голову, стараясь не выглядеть идиотом, потому что не знал, куда смотреть, а тыкать пальцем в каждого он посчитал некорректным. — Жду не дождусь, когда ты сможешь увидеть Железную Женщину, — сообщила слева Барбара. — Робарбару, любовь моя, Ро-бар-ба-ру, и никак иначе. — Жду не дождусь, когда ты сможешь увидеть мой крутой байк и мою девчонку, Б, — в тон Барбаре сказал справа Джейсон. — У меня цыпа — огонь. Мои обе цыпы — огонь. Брюс почему-то решил, что, невзирая на вызывающий тон, Джейсон смутился — Моя работа в библиотеке не так увлекательна, как жизнь мисс Барбары и мастера Джейсона, но я жду не дождусь, сэр, когда вы сможете увидеть меня. Надеюсь, вы по достоинству оцените мою новую причёску. — У тебя новая… причёска? — растерянно переспросил Брюс. — У Пенниворта причёска «зачешу-ка я то, что осталось у меня на голове, на другой бок», — заявил Дэмиен. — Сарказм здесь не уместен, юный мастер, — укоризненно заметил Альфред. Дэмиен фыркнул и подошёл к Брюсу ближе, чем остальные. Брюс ощущал аромат геля для волоса и слабый запах дезодоранта. — Жду не дождусь, когда ты сможешь видеть, отец, — сказал Дэмиен и понизил голос до едва слышного шёпота: — Хочу, чтобы ты знал, — я стараюсь. Я не рассчитываю на твою похвалу, а довожу до тебя информацию, которую ты должен принять к сведению. Хорошего дня, — добавил он громко. — Хорошего дня… сын. Кто-то постучал Брюса по плечу, три по три, три по три, три по три, и он понял, что это Кассандра: — Отсутствие новостей — тоже новость, — произнесла она и удалилась неслышными шагами. — Я не могу выбрать, — несчастно протянул Тим и подёргал Брюса за рукав. — Не могу выбрать новость, потому что у меня много новостей. Мне нужен критерий. Понимаешь, папа, — критерий. Хронологический порядок, эмоциональный порядок, информационный порядок, актуальный порядок. Какие ещё бывают порядки? Не могу выбрать. Не могу выбрать. Не могу выбрать. Не могу выбрать. — Ничего страшного, Тим, расскажешь позже. Я ведь буду здесь, когда ты вернёшься из школы. Мы вместе определимся с порядком, и ты мне расскажешь. Хорошо? — Да. Я постараюсь не думать о порядке, пока не вернусь из школы. Пока. Пап. Пока-пока-пока-пока. Голос Тима удалялся, и мальчишка что-то бубнил под нос о порядке. Брюс криво улыбнулся. У Тима всегда была проблема с выбором. Дик распоряжался из кухни, звенела посуда, то и дело хлопала дверь, и Брюс попробовал сосредоточиться на завтраке, но отложил вилку и нож. Он чувствовал себя выжатым — до-су-ха. Он так сильно отвык, что устал за эти пятнадцать минут. У него, кажется, даже мозг болел. — Эй. — Его хлопнули по спине. — Доедать не будешь? Ты в порядке? — Тебе не надо на работу? — На сегодня взял отгул, — отчитался Дик, — и пока ты не начал ворчать, что сам-сам-сам и вообще не нуждаешься, скажу — мне не ври. Брюс поднялся на ноги. На ощупь взял тарелку и столовые приборы: — Я помою. — У тебя отдельная полка, отдельная посуда и отдельная губка. Я надену резиновые перчатки. Отдай тарелку, Б, или я надеру твой ослепший зад. Брюс сердито сжал губы, но не стал противиться. Он ощущал себя не в своей тарелке. Без своей тарелки и не в своей тарелке. Они прекрасно жили без него. Дик прекрасно справлялся. Все прекрасно справлялись. У них всё складывалось прекрасно, а теперь явился он, и он тут лишний. Чужой. Ненужный. Растерянный и не понимающий, что дальше. Бесполезный. Не обращая внимание на болтовню Дика, Брюс пробрался в большую гостиную и уселся на диван, как послушный ребёнок. Положил ладони на колени и уставился перед собой. Чем ему заниматься? Слушать телевизор? Слушать аудиокниги? Слушать музыку? Есть, спать, дрочить? Изучать шрифт Брайля? Практиковаться в использовании трости, голосовых команд и индикатора уровня жидкости? Чем занимаются такие, как он? Брюс сунул пальцы под очки и надавил на опущенные веки. Перед глазами поплыли золотистые пятна, но ничего не изменилось — пятна рассеялись, оставив вокруг темноту. У него даже отсутствовала обычная для части слепых и слабовидящих реакция на свет. Что-то прикоснулось к правой руке, и он вздрогнул. Что-то пошевелилось и принялось тереться о правую руку. Что-то было мягким. Что-то громко мурлыкало. Дети завели кошку? Брюс отодвинулся в сторону, но кошка повторила за ним. Он нащупал её загривок и поскрёб шкуру затянутыми в перчатку пальцами. Кошка раздражённо зашипела, цапнула его за мизинец и, судя по звукам, удрала в маленькую гостиную. Брюс опять устроил ладони на коленях. Так и просидит всю жизнь? Если зрение не вернётся? Если врачи ошиблись? Если он снова выйдет из себя и станет приветливым и дружелюбным? «Когда-то я уже сидел в этой гостиной и, может быть, на этом же диване», — промелькнула неожиданная мысль. — Познакомился с Фредом? Маленький пушистый засранец так и норовит разодрать руки, — раздался голос Дика. — На самом деле он Альфред, но мы зовём его Фред. Дэмиен подобрал на улице кота, никто не возражал. — Дэмиен подобрал кота? — Ага. Выяснилось, дьяволёнок любит животных. Вставай. Пошли. Брюс, не задавая вопросов, встал и пошёл, отклонив помощь и пользуясь слухом и тростью. Они пересекли обе гостиные, скрипнула дверь, и лёгкий ветер лизнул щёки. — Садись, — сказал Дик, когда они вышли на заднее крыльцо. — Держи. Усевшись на холодную деревянную ступеньку, Брюс аккуратно уложил трость рядом с правой ногой и ощупал предмет, который дал ему Грейсон. — По пиву, старичок? — Я не стари…чок. — Шучу, Б. Куртку принести? Он покачал головой. — Ты ненавидишь разговоры, но со мной ты можешь поговорить. Ты должен поговорить. Ладушки, Б? Ты растерян. Ты потерян. Брюс молчал. Откинув голову назад, он закрыл глаза и подставил лицо мартовскому солнцу. На улице был слабый плюс, но воздух уже пах близкой весной. Воздух просто — пах. Брюс медленно дышал через нос и надеялся, вот-вот что-то щёлкнет внутри, и он — увидит, поймёт, вспомнит. Вспомнит что-то важное. Поймёт как жить дальше. Увидит наконец. Он поднял веки — темнота насмехалась над ним. — Я отвык, — отхлебнув тепловатого пива, всё-таки признался Брюс. — Вы завели и других животных? — Кларк оставил немного скота после смерти родителей и нанял ухаживать за животными пару человек. Теперь мы им платим — меньше, чем он, потому что по возможности сами стараемся ухаживать. У нас есть коровы, и мы купили кур. У нас своё молоко, свои яйца и иногда своё диетическое белое мясо. Суперорганическое питание, Б, ты доволен? Мы запустили две из четырёх гигантских теплиц, и у нас свои овощи, фрукты и зелень. Канзасский картофель в феврале — это топ. Жду, ха, не дождусь, когда ты увидишь, как Дэмиен доит корову. У мальца талант. Брюс попытался представить Дэмиена, доящего корову, но не сумел. Он сам ни разу в жизни — по крайней мере, в той жизни, что помнил, — не видел корову и тем более не доил. Кто в двадцать первом веке доит коров вручную? Для этого должны существовать какие-то доильные… штуки, или ручная дойка положительно влияла на качество молока? Брюс решил не забивать голову ерундой. — Дэмиен вроде бы и правда изменился, — задумчиво сказал он. — За неполный год ты сделал из мальчишки человека. Ты лучший отец, чем я. — Ушам не верю — ты меня похвалил, — рассмеялся Дик. — Дэми огрызается и временами ведёт себя хуже Фреда, но он старается. Ты удивишься, но они с Тимом живут в одной комнате. Брюс сделал большой глоток и развернулся корпусом влево, к Грейсону. — Дэмиен всё ещё оскорбляет малыша, но это игра на публику. Он научил Тимми не путать зад и перед у футболок и свитеров, а в декабре избил двух пацанов, которые назвали… Ты понимаешь. — Дэмиен заступился за… Тимоти? — Так точно, босс. Они ходят в разные школы, и всё случилось вне школы, но если бы не Кларк, мы бы не отделались исключением Дэмиена на две недели. Он разобрался с теми ребятами в твоём стиле. Сразу видно — Уэйн. Мне стоит ждать, что ты сделаешь ему строгий отцовский выговор и объяснишь, как нельзя себя вести? Брюс прикусил язык, чтобы не ляпнуть, как он горд. Дик понимающе хмыкнул. Физическое насилие неприемлемо, но они оба знали — иногда это единственно правильный выход. — Касс пошла в старшую школу, и она по-прежнему немного странная девочка, к которой никто не цепляется. У неё фантастическая способность оставаться действующей невидимкой в бушующем социальном море. Дэмиен пошёл в среднюю, Тим в начальную, и Джейсон — тоже. Кларк похлопотал, и его взяли помощником тренера в детскую команду по футболу. Вроде бы Джей нашёл своё призвание. Ему нравится возиться с малышнёй. Он даже начал заговаривать о колледже. Джейсон хотел стать учителем? Брюс сдержанно улыбнулся. Почему бы и нет. — Он здесь суперзвезда. Покрытый шрамами крутой пацан из Готэма на крутом байке, с крутой сединой в волосах и с крутым акцентом. Кажется, Джейсон прошёл свою маленькую Голгофу без особых потерь. Он не так давно вышел из детского возраста, а у детей психика была гибче. Они нередко переживали утраты и потрясения проще и быстрее взрослых. — Как Тиму удаётся посещать школу? — У него есть шикарные шумоподавляющие наушники, которые помогают ему отсекать окружающий мир, и фотоаппарат. В школе он с ним не расстаётся. Когда его пугают новые люди, он смотрит на них через видоискатель и перестаёт бояться. Вчера я немного приврал. Тим учится не в специализированном классе, а в инклюзивном. По уровню интеллекта и знаний его хотели определить в среднюю школу, но я настоял на начальной. Малыш должен привыкнуть к обществу. — Инклюзивный класс? — нахмурившись, уточнил Брюс. — Он учится с обычными детьми? — Десять человек в классе, трое с особенностями развития, остальные — обычные. Всё нормально, Б, «Гнездо» давно добралось до Канзаса. Тимми, кстати, в восторге и постоянно твердит: «Птичка в гнезде, птичка в гнезде». Брюс отхлебнул пива. Он надеялся на хорошие новости, а теперь не мог поверить, что у них действительно всё хорошо. Будто хотел услышать плохую новость, узнать о проблеме и тут же её решить, но всё решили без него. Он опять выпил. Незаменимых не бывает. Может, ему давно стоило дать детям больше свободы. Может, ему давно стоило понять — они не такие уж дети и сами способны на что-то. Может, он всё всегда делал неправильно. Когда-то Брюс спрашивал себя — не портил ли он всё, не жилось бы этим детям счастливее без него. Он наконец-то получил ответ. — На прошлой неделе я сделал настоящее предложение Барбаре, — разорвал затянувшееся молчание Дик. Его голос почему-то стал напряжённым. — Поздравляю, Ричард. — Брюс тепло улыбнулся. — Как её отец? — Мистер Гордон в порядке. Он приезжает в гости, и они постоянно созваниваются, но Бабс… Она ответила: «Нет», Б. Понимаешь? Она отказала мне. Она хочет, чтобы я как следует подумал, прежде чем связывать жизнь с инвалидом. Но над чем тут думать? Мы вместе целую вечность, и я никогда не смотрел на других девчонок, то есть смотрел, но… Ты понял. Брюс не понял. — Разве экзоскелет не даёт ей возможности обычного человека? — В нём можно водить машину, мыться, танцевать и… Нет, в космос полететь нельзя, но это очень крутая штука. Бабс отказывается понимать, что мне всё равно, и если бы она сидела в коляске, я бы всё равно сделал ей предложение. Для меня не имеет значение — может она ходить или нет. — Она очень молодая женщина, ставшая инвалидом. Дай ей время, — посоветовал Брюс. Он не разбирался в отношениях и вряд ли мог посоветовать что-то толковое, но если Дик поднял эту тему, значит, чего-то ждал от него. — Я дал ей время, но что изменится через месяц или год? Бабс никогда не сможет ходить самостоятельно, но в остальном у нас всё как раньше. Я имею в виду в физиологическом плане. Неловко кашлянув, Брюс в несколько шумных глотков добил банку с пивом, надеясь, что не покраснел. — Врачи не уверены, сможет ли она выносить ребёнка, но мне плевать, я всё равно её люблю. Я всегда буду любить её. Мне… — Дик громко вздохнул и хлопнул Брюса по плечу. — Извини. Не стоило вывалить на тебя своё дерьмо. — Как говорил один мой друг четверть века назад: «Твоё дерьмо — моё дерьмо». Дик фыркнул и забрал у него пустую банку, чем-то пошуршал и сунул новую: — Не будем о грустном. Хочешь проинспектировать владения? У нас есть амбар с сеном и крутой комнатой на втором этаже. Коровник, птичник, теплицы, водонапорная ба… — Как-нибудь потом. Мне бы хотелось. — У Брюса запершило в горле, и он притворился, что занят открыванием банки. — Мне бы… Мне бы хотелось провериться и подстричься. — Про-ве-ри-ться? Ты ничем не болен, Б! — Не доказано, — отрезал Брюс. — Ты случайно не в курсе, я, хнн, занимался сексом в больнице? — Случайно в курсе, — хмыкнул Дик и снова зашуршал. — Кто тебя интересует? Младший персонал? Врачи? Селина? — Ч-что? — Ты осчастливил половину медсестёр так, что они не возненавидели ни друг друга, ни тебя. Ты осчастливил своего лечащего врача и наверняка пару-тройку чужих врачей. Ты осчастливил Селину, хотя, скорее всего, она осчастливила тебя. — Ч-что? — несчастным голосом повторил Брюс и нервно поскрёб живот. — Тебя навещали, Б. Сначала в Готэме, затем в Метрополисе и Канзас-Сити. Селина навещала тебя раз семь, последний — за день до того, как ты пришёл в себя. — Я занимался с ней сексом? — Ради всего святого, Б, мы же говорим о Селине! Конечно, ты занимался с ней сексом. Тебя навещала не одна она. Ты и представить не можешь, как много на свете людей, которым ты дорог. Не уверен, спал ли ты с кем-то из них. Да, твои ребята поступили в колледжи, а у Лесли всё отлично. Оливер Квин взял клинику под крылышко и обратил свой миллиардерский взор на Готэм. Открыл два кризисных центра для… — Вернёмся к Селине и остальным, — перебил Дика Брюс. — Во-первых, я слепой. Во-вторых, мой лечащий врач — гей. — Ты слепой, но член-то у тебя не ослеп. Да, твой лечащий врач — гей, причём типичный пассивный гей, так что не переживай за честь своей задницы. Из горла Брюса вырвался скрипучий звук, и он приложился к банке пива, разом осушив треть. Он переспал с мужчиной по собственной воле. Может, он ещё и выступил инициатором? — Единственный, кого тебе не удалось соблазнить — Кларк. — О нём я вообще ничего не хочу слышать. — Тебе придётся. Кларк — наш друг. Тим к нему очень привязался. Идея с фотоаппаратом принадлежала Кларку, и он… — Дик вроде бы отсел подальше. — Он оставил за собой одну комнату. Брюс недоверчиво моргнул. Вот и пришло время дурных новостей, и никто, ни сам Кент, ни Грейсон, не поставил его в известность заранее. Стоит потребовать уменьшить арендную плату. — Когда ты сообщил, что снял дом, ты утаил, что к дому прилагается Кларк Кент, — мертвенным голосом процедил он. — Он живёт здесь? Это акция по-деревенски? Сними дом и получи в подарок его владельца? — Ха-ха, — как робот произнёс Дик. — Оставь штуки тем, кто умеет шутить. Кларк приезжает пару раз в месяц на несколько дней, работает удалённо. Перестань, Б, он и твой друг тоже, как бы ты ни утверждал обратное. Он спас тебе жизнь. Он помог нам всем. Без его поддержки я бы не справился. Брюс хотел кинуть что-нибудь резкое, но осёкся. Дик прав. Кларк Кент здорово помог. У Джейсона появилась девушка и цель в жизни, Альфред выбрался из вечного круга дом-кухня-дом. Кларк Кент познакомил всех с Оливером Квином, и Барбара могла двигаться. Тим пошёл в школу, и Дэмиен изменился в этой забытой богом деревне. Им счастливее жилось без него. — Вы счастливы здесь? — глухо спросил он. — Вы живёте нормальной жизнью, и вы счастливы. Вам никогда не были нужны элитные школы, элитные квартиры и прочая элитная хрень. Я всегда ошибался. Я… я не знал, как вы должны жить, и считал, что деньги решают все проблемы, но вы счастливы здесь, в захолустье, среди грубых фермеров и дойных коров. Кент за десять месяцев сделал для вас больше, чем я за пятнадцать лет. — С ума сошёл, Б? — рассердился Дик. — Кларк помог нам, он наш друг, но ты наш отец! Ты — семья. Без тебя нас бы не существовало. Ты спас нас всех. Ты подарил жизнь не только Дэмиену. Ты… — Брюсу почудилось, что Дик прищурился. — Ты ревнуешь? — Ерунду не говори. — Ты ревнуешь к Кларку, Б, и это чертовски глупо. Ты не можешь ревновать нас к Кларку. Брюс вовсе не ревновал. Ни капельки. Он мысленно сжал кулаки. Он бы с удовольствием врезал сладкой тыковке по физиономии. Глупо. Дик прав — очень глупо, но что-то злое и невыносимо жадное ворочалось в груди. Брюс и не догадывался о существовании собственника внутри себя, но никто прежде не покушался на его место и на его роль. Никто прежде не занимал его место и не играл его роль — куда талантливее и лучше. — Я должен провериться, — вернулся он к прежней теме. — Я переспал неизвестно с кем, неизвестно сколько раз, возможно, без, гм, презерватива… — Ты параноик. Ты лежал в больнице, и у тебя брали анализы. После того, как Лютор попался, «Квин-Индастриз» прибрала к рукам его определители! Теперь они стоят везде, и в твоей больнице тоже. Ты не болен. — Я переспал с мужиком. Я точно болен. Брюс незаметно почесал коленку, ещё и ещё. Переспал с мужиком. Он буквально чувствовал, как покрывается пятнами и язвами и умирает изнутри. Он заразился. Блядь. Он заразился какой-то неведомой хренью. Переспал с мужиком. Мало ли сколько новых болезней появилось в мире за последние десять месяцев: страшных и неизлечимых. Если ВИЧ мутировал и стал передаваться воздушно-капельным путём? Сейчас не восьмидесятые, и это не болезнь четырёх «Г». Переспал с мужиком, с одним из четырёх «Г». Может, Брюс на конечной стадии. Переспал с геем. Наверняка без презерватива. Он стащил одну перчатку и почесал вторую коленку, стараясь посильнее скрести ногтями. Стало тяжело дышать, потому что лёгкие сгнили. Лёгкие превратились в два чёрных вонючих мешка, не способных вместить кислород. Он облажался. Жизнь начала налаживаться, но он испортил всё. — Во-первых, прекрати чесаться. Немедленно. Во-вторых, ты здоров. Брюс, словно его поймали за каким-то грязным занятием, стыдливо отдёрнул ладонь от колена и торопливо надел перчатку, досчитал про себя до десяти и обратно. Он здоров. Брюс смотрел вниз и медленно дышал. Он здоров. Его лёгкие здоровы. Он проверялся в больнице. Он ничем не болен. Его кожа здорова. Болезни не развиваются так. Болезни не вызывают желание почесаться. Он здоров. — Молодец, но! Но, в-третьих, ты ужасный гомофоб, Б! Ты переспал с мужиком: не в первый раз и не в последний. Бисексуалы спят и с женщинами, и с мужчинами, если ты не в курсе. — Я — натурал, — жёстко возразил Брюс. Мало ли что он решил тогда, когда выбрался из подземелья. Мало ли что нашептало ему измученное заточением подсознание. Он не такой. — В таком случае Гитлер — Ганди. Они оба замолчали, и Брюс выпил ещё пива. — Слушай, — продолжил Дик, — у тебя огромная семья, и говоря о семье, я имею в виду и Лесли, и Стефани. В твоей семьей есть гетеросексуальные Лесли, Барбара и Стефани, Альфред, Джейсон и Дэмиен. В твоей семье есть гомосексуальная Кассандра и почти наверняка асексуальный Тим. В твоей семье есть бисексуальные ты и я. Мы все укладываемся в рамки сухой статистики, и это нормально. — К-как? Касс… Тим кто? Ты?.. — Брюс недоверчиво тряхнул головой. — Ты же не… Ты абсолютно гетеросексуален. — Неужели? Если бы я не встретил Барбару и навсегда не лишился ума, то обязательно бы втрескался в какого-нибудь симпатичного парня, — хмыкнул Дик. — Да ладно, здоровяк, до Бабс я целых два месяца был влюблён в тебя. Неужели ты не замечал? У Брюса булькнуло в горле, и он, отодвинувшись в сторону, кое-как выдавил: — Это… аморально и дико. — Серьёзно, Б? Ты от меня отодвинулся? Отпрянул от меня? Ох. — Раздался звонкий звук шлепка ладони по лбу. — Я был подростком с бушующими гормонами, а передо мной постоянно маячил мистер Вселенная, и с тех пор прошло полтора десятилетия! Я давно позабыл об этом временном помешательстве. Чёрт, если бы я знал, что ты и не подозревал, то молчал бы до конца жизни. Стоило догадаться. Ты всегда был слепым болваном, даже когда отлично видел. — Мы не станем обсуждать… такое. — Правда? Но я хочу обсудить. Когда ты выходил из ванной, с полотенцем обмотанным вокруг бёдер, я, захлёбываясь слюнями, пялился на твой накачанный скульптурный торс и пулей нёсся в туалет… — Дик умолк и оглушительно расхохотался. — Ты бываешь невыносим, Ричард, — строго ответил Брюс и подвинулся обратно. — Ты всегда невыносим. Ты консервативный динозавр, всю жизнь отрицающий собственную сущность, стыдящийся самого себя и стесняющийся своей профессии, — серьёзно сказал Дик. — Ты забыл, в каком мире живёшь? Знаешь, как устроились топы Лютора? Их не вышвырнуло на обочину, как остальных. Супермен с успехом снимается в кино. У Чудо-Женщины своё шоу на ТВ, у Флэша раскрученный аккаунт в «Инстаграм», Фонари открыли порно-студию. Марсианин начал карьеру модели, а ему ведь сорок шесть! Никто не плевал им в лицо и не кидал в спины камнями. Они звёзды, Б. Кстати, некоторые задаются вопросом — куда же пропал топ-Бэтмен. Появи… — Тема закрыта, — не терпящим возражений голосом перебил Брюс. — Динозавр, — вздохнул Грейсон и положил руку на плечо Брюсу. Тот не дёрнулся. — Ладно, давай что-нибудь сделаем с твоими волосами, будешь стриженым динозавром.