На букву «Б»

       Брюс выходил из ванной, когда в дверь спальни постучали, и вошёл Кларк: — Ты пропустил ужин, — сказал он, — и традиционную партию в баскетбол. И заодно в корне изменил ситуацию. Брюс несколько раз обдумал разговор с Диком, состоявшийся четыре дня назад, не единожды мысленно перепроверил сделанные выводы и в корне изменил ситуацию. — Был в городе, — присев на кровать, сообщил Брюс, — познакомился с девушкой. Отныне и впредь он не состоял в моногамной половой связи с Кларком Кентом. Он не создан для того, чтобы состоять в моногамной половой связи. Он никогда так не делал и не станет делать. Он размяк и совершил ошибку, но больше её не повторит. Брюс удовлетворённо улыбнулся. Он обычный натурал, а не бисексуал и не гетеро-как-там-его. Ему нравились женщины. Его возбуждали женщины. Его заводили женщины. Он шатался по Смолвилю несколько часов, оценивая прохожих, и его член игнорировал всех попавшихся на встречу мужчин. Его член всегда игнорировал мужчин, кроме нескольких человек. Несколько человек за без малого тридцать лет активной половой жизни — капля в море. Он обычный натурал, пусть и не без крошечных недостатков, и он сделался достаточно своим в этом городе, чтобы рискнуть. — Ты познако… Ты переспал с женщиной? — почему-то побледнев, уточнил Кларк. Вид у него стал какой-то беспомощный. — Сплю, с кем хочу. Братан. — К-конечно. И кто она? Как её зовут? Брюс пожал плечами. Ему-то откуда знать? — Ты переспал с девушкой пару часов назад и не помнишь её имя? Как она выглядела? — Тебе-то что? Кларк таращил глаза и зачем-то трогал одежду: нервно дёргал полу свитера; щупал карманы джинсов; тёр жёлтые нитяные швы. На его лице распускались неровные алые пятна. — Красивая. Брюнетка. — Брюс чуть нахмурился, вспоминая. — Очень маленькая, очень хрупкая и очень горячая. Лет тридцать пять — выглядит намного моложе. Вроде бы местная, но живёт на Западном Побережье. Кажется, приехала в гости к родителям. Не помню. — Живёт на Западном Побережье, — повторил Кларк и спросил снова: — Как её зовут? — Какая разница? Лара. Лиза. Лина. Лена. Не помню. Очередная одноразовая девчонка. — Очередная одноразовая девчонка, — эхом отозвался Кларк и, развернувшись, вышел в коридор, оставив незакрытой дверь. Брюс опять пожал плечами. Он имел право спать с кем угодно и, если проблема с «пришлым красавчиком» осталась в прошлом, будет спать с кем угодно. Отныне и впредь он не состоит в моногамной половой связи с мужиком. С ним всё в порядке. В коридоре раздались шаги. Дверь спальни распахнулась шире и с грохотом закрылась. Кларк размашисто промаршировал к кровати и сунул Брюсу под нос снимок. — Она? С фотографии на Брюса смотрел юный Кларк Кент, обнимающий ту самую Лару-Лизу-Лину-Лену — совсем девчонку. — Вроде бы да. Твоя школьная подружка? — Её зовут Лана, Лана Лэнг, и мы встречались в старшей школе. Ты переспал с… Ланой Лэнг? — запинаясь, сдавленным голосом пробормотал Кларк и навис над Брюсом сердитой тучей. — Отойди. Если её зовут Лана Лэнг, то да — я переспал с Ланой Лэнг. Отшатнувшийся Кларк поднял сжатую в кулак руку и опустил. Помотал головой: — Ты изменил мне с моей же девушкой? — потрясённо прошептал он. Фраза Кларка не имела никакого смысла. Всё равно что сказать — налево летел пешком калькулятор или над облаком колосилась карта. — Ты изменил мне с моей же девушкой… — повторил Кларк. — Это не имеет смысла. Я не могу тебе изменить, а она не твоя девушка, — возразил ничего не понимающий Брюс. — У тебя нет девушки. — Ты изменил мне с моей же девушкой, — в третий раз повторил Кларк. Его губы дрожали. — Ты встречался с ней лет двадцать назад, и она не твоя девушка. Я понятия не имел, кто она такая, и я по определению не могу тебе изменить! — вскочив, рявкнул Брюс. — В чём твоя проблема, Кент? Что, в школе не смог развести свою девчонку на секс и теперь злишься? Кларк шумно вздохнул и резко подался вперёд, почти уткнувшись носом в Брюса. Тот ухмыльнулся, игнорируя лёгкий укол стыда. — Ну и мудак же ты, Брюс Уэйн, — неожиданно ровно произнёс Кларк и в противовес спокойному тону пулей вылетел из спальни. — За языком следи, — огрызнулся ему вслед Брюс. Он чувствовал себя странно. Он не сделал ничего предосудительного, но почему-то чувствовал себя виноватым. Да какого чёрта? Он ни в чём не виноват. Он так надеялся, что Кларк врежет ему. Брюс намеренно громыхнул дверью и побрёл на кухню. Он. Ни в чём. Не виноват. Они должны были подраться. Мямля. Слабак. Маменькин сынок. Они должны были сцепиться и отделать друг друга до кровавых соплей. За всё. Брюс должен был отделать Кларка до кровавых соплей. На кухне Дик, в полном боевом облачении, что-то убирал в кухонный шкафчик. Брюс рассеянно прошёл к столу. Он ни в чём не виноват. — Ты ужин пропустил, — обернувшись, заметил Дик. — Был занят. Где все? Почему ты в форме? — Альфи лёг пораньше. Бабс в обед съела что-то не то, весь вечер прообнималась с белым приятелем и теперь спит без задних ног. Джейсон отъехал в город, но скоро вернётся. Остальные у себя. Меня вызвали на работу. Весь город на ушах. Какие-то подростки устроили гонки в центре Смолвиля, своротили светофор и сбили собаку мистера Клуга, того парня, который работает на заправке. Проблемы маленьких городов. Брюс хмыкнул. — Кстати, не знаешь, что с Кларком? Он схватил куртку и выбежал из дома как ужаленный. Брюс помолчал и решил поделиться. В конце концов, Дик знал. Он выслушает и поддержит его. — Ты… — Дик, выслушав, округлил глаза. — Ты изменил ему с его же девушкой? — Что? Это не имеет смысла. — Конечно — имеет. Ты изменил ему с его же девушкой! Ты должен как минимум извиниться. Брюс тряхнул головой. Они все сговорились что ли? — Кларк наверняка раздавлен, иди за ним и верни его, — продолжил Дик. — Если он в таком состоянии сядет за руль, запросто попадёт в аварию. — Мы в какой-то мелодраме? — процедил окончательно сбитый с толку Брюс. — Я не собираюсь ни за кем бегать. Я не сделал ничего плохого, а Кент… Сам вернётся. Никуда не денется. — Чёрт, Б, ведёшь себя как обмудок. Прости, но это так. Брюс ужалил Дика взглядом — «Язык!» — и в следующий миг хлопнула входная дверь. Кларк вошёл в дом. Посмотрел направо, посмотрел налево и решительно двинулся на кухню. Каблуками ботинок он будто забивал в пол гвозди. Брюс самодовольно усмехнулся. Говорил же, сам вернё… Он не выставил блок и не ушёл с линии удара. Он не заметил. Он не сделал вообще ничего. Он и не понял. Ему в челюсть врезался локомотив, выбил золотистые звёзды из глаз, и Брюс отключился. Сразу. И надолго. — Я убил его. Я его убил. Господи, я убил его. — Перестань, Кларк, Б — крепкий мужик. Голоса доносились издалека. Голоса доносились из другого города, из другого штата — с другой стороны земного шара. — Я не хотел. Я его убил, да? Пожалуйста, Дик, я убил его? Я совсем не хотел, просто вспылил. Господи боже. — Хорош скулить, Кларкстер. Расслабь булки, он живее всех живых. А удар у тебя отличный. Ты, наверное, первый, кому удалось отправить Б в нокаут с одного хука. Жаль, я не видел. — Ошибочка, Джей, это был идеальный классический кросс в голову. Б и среагировать-то не успел. Брюс напрягся и открыл глаза. Ослепительно яркий свет заставил его болезненно сощуриться. Что произошло? В челюсти и затылке пульсировала горячая боль. Что произошло? Он вроде бы лежал на диване в гостиной, и над ним склонились три обеспокоенных лица. Что? Произошло? — Слава богу, — пробормотало первое обеспокоенное лицо. — Ты жив! Мне так жаль, Брюс, так жаль. Я не хотел… Я сорвался. Прости, пожалуйста. — Грейсон, мне чудится, или он реально извиняется? — иронично заметило второе обеспокоенное лицо. — Чувак, если ты кому-то втащил за дело, после — ты не извиняешься. Усёк? — Да, Мухаммед Кент Али, ты не должен извиняться. Понял? Таковы правила, — сообщило третье обеспокоенное лицо. — Б, ты-то как? Челюсть не сломана? Сотряс? Следи за пальцем. Указательный палец Дика замаячил перед глазами Брюса, и он, оттолкнувшись от дивана, сел. Он получил по лицу. По физиономии. По морде. Он получил по морде от Кларка, мать его, Кента. Он получил по морде, но ему не привыкать. Брюс не впервые получал по морде и мог игнорировать боль, слабость в ногах и головокружение. Его впервые отправили в нокаут с одного удара. Никому такое не удавалось. Даже Бэйну. Никому и никогда. Потрогав вздувшуюся на затылке шишку, Брюс осторожно ощупал языком нижние зубы. Кажется, два шатались. Его кости были из камня, но в них врезался стальной кулак. Он надавил основанием ладони на раскалывающуюся от боли челюсть — закрытый перелом без смещения, вероятность пятьдесят процентов: или есть, или нет — и поднялся. Джейсон и Кент отступили от дивана. Дик остался на месте и теперь закрывал собой Кларка. — Ты в порядке? — спросил Дик. — В полном, — отрезал Брюс. — Допустим. Но ты не устроишь драку, — строго продолжил Дик. — Ты не ударишь Кларка. Ты не тронешь его. Ты и пальцем к нему не прикоснёшься. Пообещай мне, Б. — Брюс, ты точно в порядке? — из-за спины Грейсона взволнованно и виновато уточнил Кларк. Его глаза блестели, словно он успел пустить слезу. — Мне так жаль. Мне очень-очень жаль. Брюс смотрел прямо на Дика. — Ты не ударишь его. Ты не тронешь его. Ты и пальцем к нему не прикоснёшься, — повторил тот. В голосе Грейсона чувствовалась угроза. — Обещай. — Я его не ударю. Я его не трону. Я и пальцем к нему не прикоснусь. Дик испытующе сощурился и, с облегчением улыбнувшись, отошёл вбок. — Я его пополам сломаю! — Оскалившийся Брюс кинулся на Кларка. Удар достиг цели. Кулак впечатался в глаз Кента, и в животе Брюса взорвалась сверхновая. Как же, блядь, хорошо! Как же ему этого не хватало. Без этого — жизнь не жизнь. У него даже член привстал. Коротко вскрикнувший Кларк отшатнулся, но не упал, и, вклиниваясь между ним и Брюсом, вперёд бросился Дик. Джейсон обогнул всех троих и клещами вцепился в Брюса сзади. Кларк, держась за подбитый глаз, воинственно махнул свободной рукой. Удар снёс чувство вины с его лица. Губы у него дрожали от гнева. Ноздри раздувались. — Прекратить! — рявкнул Дик. — Немедленно! Оба! — С дороги, пацан! — прорычал Брюс, пытаясь одновременно оттереть с пути Грейсона, избавиться от Джейсона и достать Кларка. — Я тебе не пацан, Б, — неожиданно спокойно ответил Дик. — Я твой сын и офицер полиции при исполнении, и если ты не успокоишься, отправишься в участок. — Ты не при исполнении. Ты не имеешь права. — Это Смолвиль. У меня есть право на всё. Хочешь провести пару дней в уютной камере? Не веря собственным ушам, Брюс уставился на Дика. Тот не среагировал. Дика никогда не пугали его взгляды. Тяжело дыша, Брюс покосился на взбудораженного Кларка и дёрнул плечами. Джейсон тут же разжал руки. — Успокоились? Оба? — уточнил Дик. — Джей, иди наверх, проверь младших. Вы двое, в мою машину, отвезу вас в больницу. Ты, Б, плохой лжец. Ты не в порядке, у тебя шишка на затылке и наверняка сотрясение; и вам обоим надо сделать рентген. Могут быть трещины в челюсти и скуле. Как минимум. — Никуда я с ним не поеду! — в один голос рыкнули Брюс и Кларк. Джейсон, вставший так, чтобы видеть всех троих, издевательски загоготал. Дик снял с пояса дубинку и красноречиво стукнул ей по ладони: — Быстро в машину. Иначе посажу вас на неделю в одну камеру за, скажем, непристойное поведение в общественном месте. Джейсон загоготал громче и показал Брюсу средний палец. Дети вообще от рук отбились. — Прошу прощения, Дик, — недовольно начал Кларк. — Нет. Не вздумай. Б заслужил получить по физиономии, но это не значит, что ты должен был его бить, — по крайней мере, не здесь. — Но ты сам… — Не в моём доме. Не там, где это могли увидеть Тимми, Кассандра или Дэмиен. Я считал, что ты-то понимаешь. — Конечно, но… — Да заткнись ты уже, — процедил Брюс. Оказывается, он заслужил. На чьей стороне семья? Его семья. Дик говорил жестокие, но справедливые вещи, и от этого становилось ещё горче. Он — отец; и он непростительно облажался. Ни Тим, ни Кассандра, ни Дэмиен не должны быть свидетелями его неконтролируемой агрессии. Они ведь могли увидеть. Тим мог испугаться. Что он за отец такой? — Сам заткнись! — огрызнулся Кларк, бешено сверкнув одним глазом. Второй он так и прикрывал ладонью. — Ты мне изменил с моей же девушкой! — Это невозможно, сколько повторять! — моментом вспылил Брюс. Кент его до белого каления доводил. — Или тебе мало? — Сжав кулаки, он подался вперёд. — Добавить? Нравится по роже получать? Я тебя сейчас так отделаю, месяц ходить не сможешь! — Кто ещё кого отделает! Они злобно уставились друг на друга. Они бы убили друг друга глазами, если бы глаза умели убивать. Брюс ощерился. Он бы с радостью выдавил Кенту его наглые синие глаза — вы-ко-вы-рял бы их ногтями. Дыхание Брюса шумно вылетало через нос. Волосы на затылке вздыбились. Он бы Кента на части разорвал. Го-лы-ми ру-ка-ми. Он бы расчленил его на сотни крошечных кентиков и сломал тонкую шейку каждому, но сначала — сначала выбил бы из Кларка всю дурь. Он бы отделал его по полной, а напоследок трахнул. Показал бы, кто в доме хозяин. Напомнил бы, кто главный. Да, именно так он и поступит. Чтобы расставить все точки над всеми возможными буквами. — Бля-я-я, — страдальчески простонал Джейсон, — да завалите уже оба, а? Взрослые мужики, а ведёте себя как дети или хуже — как парочка старых женатых пидорасов. Кларк хрюкнул. В горле у Брюса булькнуло. Мало того, что Кент выставил их… связь напоказ перед семьёй, так ещё и это. Дик не особенно строго пробормотал: «Язык, Джей». — Ой-ой-ой, он мне изменил, — приложив одну ладонь к груди, выразительным писклявым голосом продекламировал Джейсон и, кривляясь, похлопал ресницами. — Ой-ой-ой, я тебе врежу. Ой-ой-ой, нет, это я тебе врежу. Бла-бла-бла, кудах-тах-тах. Тьфу. — Он по-настоящему сплюнул на пол. — Смотреть тошно. Ты бы, Б, сразу объяснил своей жёнушке, что ты не из тех, кто держит член в штанах, и проблем бы не возникло. Кларк возмущённо схватил воздух ртом. Брюс с трудом разжал кулаки. Он не мог ударить своего сына. К сожалению. Он буквально чувствовал, как вздуваются желваки на скулах. С другой стороны, Джейсон верно расставил их по позициям. Жёнушка. Брюс едва не фыркнул, но взял себя в руки и сделал каменное лицо. — Хватит. Иди наверх, Джейсон, — велел Дик. — Слушаюсь и повинуюсь, о, мудрый старший брат. — Вы двое, в машину. Быстро. Одно слово — и я на вас браслеты надену. Мальчики. Они молча подчинились. — На заднее сидение. Оба, — добавил Дик, когда они подошли к машине. Брюс с мрачным видом устроился за водительским креслом и не пристегнулся. Кларк грузно сел справа и не пристегнулся тоже. Между задними и передними сидениями была встроена металлическая сетка. Брюс выругался под нос. Дик даже переодеться ему не позволил. Дик обращался с ним как с… преступником. Он раздражённо покосился направо. Автомобиль — отличный новенький Ford Explorer — выехал с территории фермы и набирал ход, и на первом же повороте Брюс намеренно завалился на бок, всей массой придавливая Кларка. Тот сердито пихнулся и на следующем повороте не преминул повторить трюк. У Брюса отчётливо затрещали рёбра, когда на него упало двести сорок фунтов. Он сам похудел, а Кент за год подкачался, согнал остатки жира, нарастил мускулы и почти вернул первоначальный вес. Невозмутимо глядя вперёд, Брюс двинул Кларку локтем. В отместку неуклюжий болван попробовал достать его коленом. Безуспешно. Ухмыльнувшись краешком рта, Брюс поднял ногу и ловко пнул Кларка. — Прекращай, иначе врежу по-настоящему, — прошипел тот, опасливо посматривая на ничего не замечающего Дика. — Угрожаешь мне? Да я тебя по решётке размажу. Ты во всём виноват, — не остался в долгу Брюс и с удовольствием пнул Кларка ещё раз. — Катись к чёрту. — Рот закрой, дубина. — Сейчас я те… Истошно взвизгнули тормоза, и Брюс едва не разбил лицо о решётку. Он удовлетворённо отметил, что Кларку повезло меньше — тот впечатался в металл правой щекой. Громко хлопнула передняя дверь, следом открылась задняя левая. — Вон, — холодно скомандовал Дик, равнодушно глядя в сторону. — Оба. Джейсон прав, ведёте себя как дети или… как старая женатая парочка. — До фермы полторы мили, — безропотно проглотив смертельное оскорбление, проворчал Брюс, — и у меня, возможно, сотрясение. И закрытый перелом челюсти. — Две мили, — поддержал его Кларк и жалобно добавил: — У меня наверняка трещина в скуле. Очень, мгм, больно. — Переживёте. Я из-за вас опоздал на вызов, так что немедленно выметайтесь из машины. Остудите головы. Вернётесь в мой дом, когда успокоитесь. Иначе инкриминирую вам сопротивление офицеру полиции при исполнении им служебных обязанностей. Брюс повиновался. Кларк тоже. Вернувшийся в машину Дик демонстративно аккуратно закрыл дверцу. Зарычал мотор, и автомобиль, выплюнув облако вонючего газа, умчался в город. Брюс заозирался — впереди пустынная дорога, позади пустынная дорога, слева бесконечная кукуруза, справа бесконечная кукуруза. Солнце уже уплывало за горизонт. Холодало. Рядом переминался с ноги на ногу Кларк — в куртке и уличной обуви — и верхняя губа Брюса задралась. Кент во всём виноват. Кент заварил эту кашу: притащил его семью в Смолвиль, предложил идиотское соглашение, устроил Брюса на работу, покупал ему завтраки. Гладил по голове. Выставил их братанскую связь напоказ перед семьёй. У Брюса потемнело в глазах. В ушах зазвенели колокола. Он заорал и, как нападающий в футболе, бросился на Кларка. Они рухнули на обочину, съехали по пыльной земле и упали в кукурузу; и не осталось ничего, кроме свистящего дыхания, острого запаха пота, хруста зелени под спинами и крови на кулаках. Едва ли не чёрной в сумеречном свете. Так дерутся мальчишки в первый раз: неумело, отчаянно, яростно; до первых ссадин, до первых синяков, до первой крови; а если кому попадётся камень под руку — до первой смерти. Не драка — потасовка. По шее Брюса что-то стекало. Футболка промокла и порвалась. Кукуруза брызгала соком, стебли кололи кожу, и густой травянистый запах заполнял нос. Спину жгло. Костяшки содрогались от ударов. Кларк и не собирался сдаваться. Не то что раньше. Они катались по полю, как четырёхрукое, четырёхногое двухголовое чудовище; переворачивались бесконечным блинчиком; проверяли друг друга на прочность — и Брюс никак не мог укрепиться сверху. Их дыхания смешивались. Капли слюны оседали на лицах. Грудь давила на грудь, и бёдра давили на бёдра. Могучие ладони Кларка выбивали барабанную дробь на спине Брюса. Он изловчился, распрямился и попытался прижать коленями руки Кларка, но тот изогнулся всем телом, и опять оказавшийся снизу Брюс двинул головой. Его лоб врезался в подбородок Кларка. Взгляд у того поплыл. Высоко в небе закричала птица. Кларк встряхнулся. Брюс дёрнул головой. Кулак, метивший ему в скулу, поцеловал землю. Крупицы чёрной сочной земли, точно жирная вода, попали на лицо. Задыхаясь от гнева, он рубанул рёбрами ладоней по шее Кларка и в следующее мгновение вернул себе верхнюю позицию. Ублюдок. — Глупо, — сипя, неожиданно выплюнул Кларк. — Я считал тебя умным, а ты, Брюс, оказывается, просто дурак. — Не дурней тебя. И правда — глупо. Так глупо. Глупее не придумаешь. Они вели себя как дети. Хуже детей. Как неразумные младенцы. Высоко продолжала кричать птица. В поле стрекотали насекомые. Лицо Кларка полыхало в свете вечно умирающего и вечно возрождающегося солнца. Он смотрел снизу вверх, и скалясь, и улыбаясь, — чистый вызов. К его багровой щеке прилип острый зелёный лист. Брюс выдохнул сквозь зубы. У него болела челюсть и болело тело, что-то оглушительно щёлкало в ухе и бумкало в черепе. У него болел член. У него стоял член. Кларк дышал всё громче и тяжелее, и Брюс ненавидел его так сильно, как никогда прежде. У него почему-то возникла эрекция на Кларка Кента. Его член не проигнорировал Кларка Кента, и Брюс ненавидел Кларка Кента за это. Он никогда прежде так сильно его не ненавидел. Он бы вскрыл ему горло, вскрыл грудь, вскрыл всего. Его? Лишь бы избавиться от него. От кого? Он бы зарыл его в чёрную сочную землю, похоронил бы в жирной воде — глубоко-глубоко, среди других мертвецов; и чтобы мухи — откладывали личинки-личинки-личинки; и чтобы вылупившиеся черви — жрали, кутили, пировали. Чтобы ничего не осталось от Кларка Кента. Это и не Кларк Кент вовсе, как он сразу не понял. У Кларка Кента не зелёные глаза. У Кларка Кента череп не блестит. У Кларка Кента нет шрамов и улыбка не как обломанное стекло. У Брюса заломило в висках. Его пальцы не гнулись. Пальцы окостенели, пока он ожесточённо дёргал ремень на джинсах Кларка. Тот повозил языком по сухим губам и без лишних разговоров приспустил штаны и трусы Брюса. Ему хотелось больше. Сегодня он хотел чувствовать тепло человеческого тела. Может, он всегда хотел это чувствовать. Не поцелуи — он ненавидел их и будет ненавидеть. Не мягкие объятия — он не понимал их и не то чтобы нуждался. Раз в сорок лет не считается. Мясо. Плоть. Тело. Кожа, мускулы, плечи, ноги, задница — всё, что можно трогать, сжимать, мять. Подминать. Они оба суетливо разделись выше пояса. У куртки Кларка отсутствовал один карман. Легко быть мужчинами. Они могли лежать друг на друге и немного двигаться, могли потереться друг о друга и выплеснуть остатки злости. Мало, но лучше чем ничего. У Кларка стояло крепко, очень крепко. Удивительно, как крепко стоял его огромный член. — Н-не так, — срывающимся голосом вдруг попросил Кларк. Его ресницы дрожали, на лице блестели чёрно-синие колодцы, в которых утонули звёзды. — В куртке, в кармане, который уцелел. На всякий случай. Скатившись в сторону, Брюс хрипло рассмеялся. Он всё-таки испортил Мистера Правда-Справедливость-И-Непорочность. Он испортил Кларка Кента, и испорченный Кларк Кент уступил ему. Опять. Может, Кларк Кент не считал это уступкой? Может, это вообще не считалось уступкой. Он кинул ошалелый взгляд в сторону. Они промяли широченный полукруг, и от дороги их отделяла стена стеблей. В этом году, по словам Брандена, кукуруза рано пошла в рост. Никто не увидит. Никто не увидит, как два здоровенных мужика, избитых, окровавленных, извалявшихся в земле и траве, трахаются на кукурузном поле. Футах в двадцати от проезжей части. Член Брюса стал твёрже. Дьявол, он мог крушить членом камни. Брюс навалился на Кларка. Вечерняя прохлада лизала обнажённую кожу, но горячая спина Кларка прижималась к его горячей груди. Горячее ухо Кларка прижималось к его горячим губам. Горячая задница Кларка сжимала его горячий член. Кларк упирался ладонями в землю, и сам он — упирался ладонями в землю рядом. Они оба дышали так часто и громко, что Брюс не слышал ничего, кроме шлепков бёдер и слаженного дыхания. Он снова трахался с Кларком Кентом, и неизвестно, кому из них это нравилось больше. Продолжая упираться одной рукой в землю, Брюс сунул вторую Кларку под живот: — Течёшь, как ёбаный водопад, — язвительно прошептал он, в ответ получив сдержанный стон. Ему бы понравилось? Нет. Сейчас? Нет. Принять? Нет. Почувствовать в заднице член? Нет. У него что-то с головой. Нет? У него галлюцинации и бред после сотрясения, иначе почему он раз за разом возвращается к одной и той же теме. Ему не нравились мужчины. Ему не нравились члены. Дело не в задницах, дело в членах — всегда в членах. В его негетеросексуальных фантазиях в девяти случаях из десяти присутствовали задницы, а не члены. Один раз из десяти — не в счёт. Эти мысли пронеслись в одно мгновение и пропали. Брюс не мог думать о чём-то постороннем, когда трахался по-настоящему. Он переместил ладонь Кларку на затылок, нажал — и нажимал, и нажимал, и нажимал, пока щека у того не встретилась со смятой кукурузой. Слипшиеся от пота, растрёпанные волосы прилипли к виску Кларка. Его лицо сравнялось по цвету с хорошим красным вином. Брюса будто конь в грудь лягнул. Он кое-как вдохнул и приник к уху Кларка, зачем-то лизнул его: тягуче; оставляя длинный мокрый след; собирая языком соль, землю, кровь — кровавую соль земли. — Нравится так, да?! — выплёвывая между толчками слова, прорычал Брюс. — Нравится быть снизу? Тебе нравится. Тебе нравится, когда тебя ставят на колени. Тебе нравится чувствовать член в заднице. Кларку Кенту нравились и женщины, и мужчины, и вагины, и члены. И словечки. Особенно — словечки. С Кларком Кентом всё было понятно. Брюс забрал его волосы в горсть, дёрнул на себя и тут же отпустил голову Кларка, отпустил и опустил обратно: в кукурузу и землю, и ниже, и ниже, и ниже. Он опускал его, но один он и думал, что опускает. Подавляет. Унижает. Он забивал член ему в задницу — резче и резче, глубже и глубже, опуская тоже, но один он и думал, что и здесь — опускает. Подавляет. Унижает. Кто кого? Какое-то особенное удовольствие трахать, не трахать, а иметь, ебать того, кто больше, выше, мощнее, физически сильнее, когда ты сам большой, высокий, мощный и физически сильный. У Брюса раз за разом заканчивался воздух в лёгких. Какое-то восхитительно особенное удовольствие. Кларк протяжно выдохнул: «Б-бо-оже». Кларку нравилось. Ему нравилось, чёрт возьми, когда его так имеют: грубо, жёстко, грязно, как животное. Как скот. — Тебе нравится, когда тебя трахают, как суку? Когда тебя имеют так, словно ты дырка для члена? Узкая, горячая дырка для моего члена, — прошипел Брюс. Он почему-то задыхался от возбуждения. Ему тоже нравились словечки? Или он утверждался за счёт них? Они застревали в глотке, но он упрямо выпихивал их, выпихивал и возбуждался сильнее. Ещё сильнее — когда слышал странные, полные страсти и наслаждения, звуки, которые издавал Кларк. — Тебе нравится быть выебанным? Нравится быть выебанным мной?! Блядь, тебе нравится. Тебе нравится, когда в тебя засовывают член по самые яйца. Тебе нравится, когда я засовываю в тебя член. Тебе нравится кончать без рук, от моего члена в твоей заднице. Тебе нравится мой член. Чёрт, ты кончаешь, даже когда сосёшь его. Кларк ахнул и двинул бёдрами, подаваясь назад, и Брюс чуть не ахнул тоже. — И тебе. Нравится, — еле-еле выговорил Кларк, — мой член. Тогда… тогда ты кончил шесть раз — даже для тебя перебор. Потому что тебе нравится мой член. Нра-а-ах-авится, как он растягивает тебя. Нравится, как он заполняет тебя. Нравится, как я кончаю в тебя. Это должен был быть короткий молчаливый перепихон, а не беседа о грёбаных пидорастических предпочтениях. Брюс заколебался на миг, но трахаться ему хотелось сильнее, чем убивать. Перед глазами у него плавали разноцветные пятна. Тогда — он кончил шесть раз или один, растянутый в шесть раз. Он знал толк в оргазмах и кончил просто нереально. Он разрешил Кларку не использовать презерватив — впервые — и кончил, и кончал так долго и так охуительно охуенно, что два следующих дня и не вспоминал о сексе. Горячий, твёрдый, здоровенный член исполнил каприччио у него на простате и выкачал всю сперму из его яиц. Да какого чёрта? Он уже думает, как педик. Брюс с силой надавил Кларку на поясницу, вынуждая того как следует прогнуться. Его руки, тискающие белую задницу, казались кусками угля. Член двигался, как смазанный высокосортным маслом поршень. Брюс остановился. Вышел. — К-какого чёрта? Какого чёрта? У Брюса в голове играл рок-н-ролл, и он вошёл снова, одним толчком, так глубоко, как смог. Кларк гаркнул, то ли от боли, то ли от наслаждения. Его задница так сладко сжималась, его задница так… охуительно охуенно принимала член. — Засасываешь, как блядская трясина, — прохрипел Брюс. Кларк гаркнул опять. Он больше не упирался ладонями, а возил ими по сторонам, забирая в кулаки и землю, и зелень. Его кулаки сжимались и разжимались в такт толчкам, а изо рта вырывались тихие всхлипы-стоны — такие искренние, такие жадные, такие… жалкие. «Посмотри на меня. Посмотри, какой я жалкий. Посмотри, как мне нравится, что я жалкий. Я не стыжусь того, что я жалкий, потому что на самом деле я — не жалкий. Никто не жалок, когда занимается тем, что нравится, с тем, кто нравится. Никто, Брюс. Жалок тот, кто не занимается тем, что нравится, с тем, кто нравится». Ему ни капельки не нравился Кларк Кент. Сама мысль о том, что ему мог понравиться мужик, вызывала тошноту. Что это вообще значило? Брюс вцепился зубами в нижнюю губу, чтобы не вскрикнуть, кончая. Он почти вскрикнул, но кончил — не почти. Кларк не сдерживался, но в этот миг он не мог ненавидеть его ещё сильнее. Некуда сильнее. Они вяло, сонно собирались. Кларк, пока пришёл в себя, трижды упал, ноги его вообще не держали. У него нашлась пачка салфеток, и теперь они не выглядели, как сбежавшие из ада черти. Брюс обтёрся, вытряхнул землю из волос и ушей, почистил штаны и натянул рваную, вонючую футболку. Кларк покосился на него и молча передал свой свитер. Брюс пренебрежительно фыркнул. — Не дури. У меня майка и куртка есть. Он взял свитер. Они молча выбрались на пустую дорогу и посмотрели на словно вытоптанную стадом лошадей кукурузу. — Мистер Бранден убьёт нас, если узнает. Где-то в поле остался использованный презерватив, который Кларк — Брюсу не хватило сил, чтобы рассмеяться, — стыдливо прикопал. Вместе с салфетками. И пустым пакетиком из-под смазки. — Да, но он не узнает. — Брюс, подавив зевок, пожевал разбитые губы. На боль он не обращал внимания. — Я хочу, чтобы ты съехал. Я буду платить тебе полторы тысячи в месяц, не Дик — я. В течение лета мы постараемся найти другой дом или другой город, хотя мне бы хотелось, чтобы дети не меняли школы так часто. Ты можешь общаться с моими детьми, но я не хочу, чтобы ты жил с нами. — Ладно, — спокойно кивнул Кларк. — Но я не стану увеличивать сумму аренды. — Я буду платить тебе полторы тысячи в месяц, — с нажимом повторил Брюс. — Можешь подтереться деньгами, но я буду платить. — Хорошо. Съеду недели через три, когда следы сойдут. — Кларк поводил ладонью перед лицом, покрытым ссадинами и синяками. Левая сторона заметно припухла, глаз, окружённый кровоподтёком, начал заплывать. Из свежего рассечения на скуле всё ещё сочилась кровь. Вряд ли Брюс выглядел лучше. — Если Лоис увидит, мало никому не покажется. Она вытащит из меня все подробности, а потом уложит нас обоих в больницу. На пару месяцев. — Он вздохнул. — Жаль, что ты отказываешься дать себе шанс. — С тобой что ли? — С кем угодно. Я был бы очень рад увидеть тебя счастливым, я бы многое отдал, чтобы увидеть тебя счастливым. Ты заслужил — больше, чем кто-либо другой. — Так сильно запал на меня, что готов на любые жертвы? — усмехнулся Брюс. Он не до конца понимал, о чём речь. Кларк взглянул исподлобья: — Я не запал на тебя. Я люблю тебя, — ответил просто. — Довольно очевидно, не так ли? Довольно очевидно? Не так ли. Брюс не на шутку разозлился. Они отлично отделали друг друга. Они отлично потрахались — Брюс кончил так, будто воздерживался неделю, а не несколько часов. Они отлично провели время. Зачем всё портить? Кларк говорил так обыденно, не рисуясь. Кларк смотрел так непоколебимо спокойно, с такой ясной уверенностью в глазах. Кларк улыбался так свободно, с такой силой, скрытой в изломе губ. — Завязывай с этой хренью! — рявкнул сбитый с толку Брюс. Кент вечно всё портил. Кент постоянно раздражал его. Кент до чёртиков бесил его. — С… хренью? — Ты понял. — По-твоему, можешь приказать мне, и я перестану чувствовать? — Именно. Если ты настолько… запал на меня, то ты будешь делать всё, что я хочу. Это ведь так работает. — Работает? — Кларк изумлённо приподнял брови. Он плохо оттёр грязь, и на щеках, как боевой раскрас, темнели полоски. — Это никак не работает. Работают часы, механизмы, машины, а это… Это другое. Брюс немного смутился. Он плохо понимал. Он вообще не понимал. Он никогда не понимал. Кларк потёр лоб и вдруг подошёл вплотную, крепко взял его за плечи. У Брюса закончилась энергия. Он физически не мог устроить новую драку, и они посмотрели друг другу в глаза. Вокруг сгущалась темнота. — Ты… — Кларк вздохнул. — Ты ушёл от прежней жизни и живёшь по-новому, но вот здесь. — Он постучал пальцем по своему виску. — Здесь — как прежде. Словно ты недостоин. Словно тебе не положено. Словно тебе что-то мешает. Словно ты цепляешься за прошлое и оно важнее будущего. — Во-первых, убери руки. Во-вторых, ты что, моим психотерапевтом заделался? — с раздражением проворчал Брюс. Это становилось неловким и странным: слишком много в последнее время звучало слов о прошлом. — Нет. Извини. Проехали. — Кларк отошёл и вдруг ослепительно улыбнулся. — Но я знаю, почему ты бесишься. — Я не бешусь. — Конечно бесишься. — Кларк сиял — как выкатившееся из-за горизонта утреннее солнце. Солнце с подбитым глазом. — Ты бесишься, потому что тебе по-настоящему нравится заниматься со мной сексом. Ты бесишься, потому что тебе по-настоящему нравится быть со мной. Ты бесишься, потому что тебе по-настоящему нравлюсь я, и с тобой такого раньше не случалось. Никогда. Ты растерян. Ты напуган. Ты отрицаешь. Ты понятия не имеешь, что со всем этим делать. Вот почему ты бесишься. — Ты и правда идиот. Завязывай, пока я действительно не взбесился. Брюс не собирался обсуждать чушь, которую нёс Кларк. Он его трусом обозвал: растерянным, ничего не понимающим трусом или что? Брюс сжал и разжал кулаки. Раз в жизни он мог пропустить такое оскорбление мимо ушей, просто потому — что его хватало лишь на сжимание и разжимание кулаков. — Не вопрос. Выпить хочешь? До дома две мили, до ближайшего бара одна. Я оставил смартфон дома, а в баре есть телефон. Можем вызвать такси. — Пить с сотрясением мозга — не лучшая идея, но я бы выпил, если бы захватил с собой бумажник. — У меня с собой, — отозвался Кларк и порылся в карманах. — Наверное, потерял в поле, — помявшись, признался он. Брюс перекинул ему потёртый коричневый бумажник: — Разиня, — произнёс негромко. — Откуда у тебя… — растерянно пробормотал Кларк. — Стоп. Ты меня обокрал?! Как ты сумел?.. Дёрнув краешком рта, Брюс отдал и часы. — Мои часы! — Кларк задрал рукав куртки. — Ты ловкий воришка, Брюс, я и не заметил. Минуло больше двадцати лет, но пальцы помнили. Ему всего-то захотелось слегка развлечься, захотелось щёлкнуть Кларка Кента по носу — уже в переносном смысле — хотя бы за то, что Брюс кончил так, будто воздерживался неделю. Хотя бы за то, что Брюсу очень понравилось. Хотя бы за то, что не отказался бы повторить. Он бы его каждый день трахал, но иногда — иногда давал бы трахать себя. Брюс знал, о чём будет фантазировать наедине с собственной рукой. Багровый от злости, смущения, возбуждения Кларк, уткнувшийся лицом в смятую кукурузу, комкающий в громадных кулаках землю. Вздыхающий, стонущий, скулящий. Кричащий. Кончающий без рук от члена в заднице. Чёртов медведь, выебанный до ватных ног. «Я его хотел. И хочу». Брюса кинуло в жар. Тьфу. Думать противно. Но ему понравилось. Ему на самом деле понравилось и, в общем-то, нравилось всё это время, иначе бы он не стал. Он хотел Кларка Кента, хотел мужчину, и Кларк не первый и даже не второй мужчина в его жизни, которого он хотел, но признаться в таком — всё равно что надеть юбку, туфли на каблуках и пойти так на работу. Безумие. Брюс не собирался и не мог размышлять о подобном, но слова Кларка жужжали в голове. «Тебе по-настоящему нравится заниматься со мной сексом. Тебе по-настоящему нравится быть со мной. Тебе по-настоящему нравлюсь я, и с тобой такого раньше не случалось. Никогда». Никогда? Ему (наверное) по-настоящему нравилась Селина и (наверняка) секс с Селиной, но Брюс не понимал, что значит — быть с Селиной или кем-то ещё. Не понимал, когда жарил ей яичницу, не понимал, когда предлагал встречаться, и не понимал сейчас. Он никогда не поймёт. Не важно. Ему мог понравиться секс с Кларком, но не Кларк — не мужчина. Что вообще чувствуют люди, когда им кто-то нравится? Брюс понимал, что ему нравятся женщины, так как у него вставал член на женщин. Если у него вставал член на какого-то мужчину, значит, ему нравился этот мужчина? Когда людям кто-то нравится, они возбуждаются? Звучало логично. Брюс поморщился. Он не станет забивать голову. Его это ничуть не беспокоило. Ему ничуть не нравился Кларк Кент. «Но он всё равно твой друг, Б, — сказал ему то ли Харви, то ли Томми. — Чувак, спустя четверть века у тебя наконец-то появился друг, настоящий друг. Он появился у тебя уже давно, но ты вечно ничего не замечаешь». Кларк его друг? В дружбе Брюс немного смыслил. Кларк его друг? Не будь Кларк его другом, один из них остался бы лежать в поле. Таковы правила уличного боя. Кларк его друг? Он мог положиться на Кларка. Он привык всё делать сам и, хотя это чертовски раздражало, мог положиться на Кларка. Кларк всегда без лишних слов и раздумий подставлял ему плечо. Кларк его друг? Брюс поводил языком по нижним зубам. Два или даже три точно шатались. Он протиснул пальцы в рот и без усилий едва не вытащил второй левый резец. Сглотнул кровь и оставил зуб в покое. Ему впервые в жизни выбили зуб. Не считая молочных, конечно. — Я тебе зуб… выбил? — Возможно, три. Приготовься к оплате счетов. — Конечно. Само собой, Брюс, я возьму на себя все медицинские расходы, — уверил его Кларк. — Я не хотел. Прости, пожалуйста, я сов… — Я пошутил, умолкни. — Ладно. Так что, выпьем? — Не против, но мне надо срочно попасть к стоматологу. Зуб толком не держится, однако может прирасти обратно при своевременной помощи. Мне нужен телефон, и наш путь по-прежнему лежит в бар. — Брюс сунул руки в карманы штанов и двинулся в сторону города. — Отличный удар, кстати. Я дерусь с трёх… пяти лет, тренируюсь с четы… шестнадцати. Я лет десять выступал на подпольных боях и сражался с неукротимыми бойцами, но ты первый, кому удалось свалить меня с одного удара. Ты мог бы стать великим. Он говорил искренне. Кларк мог бы стать непобедимым чемпионом и среди любителей, и среди профи, мог бы стать лучшим супертяжем или тяжем. Брюс дрался и тренировался всю жизнь, однако и мечтать не смел о столь сокрушительном ударе. Он по-доброму позавидовал такому выдающемуся природному таланту. — Ты думаешь?! — пытаясь идти в ногу, стеснительно, но радостно уточнил Кларк. — Я не умею драться. — Он споткнулся. — Это моя первая драка за двадцать лет. — У тебя не кулак — кувалда. С таким ударом тебе необходимо учиться, иначе вспылишь и убьёшь кого-нибудь ненароком. — Именно поэтому я избегаю конфликтов и не дерусь. Мой дед в юности… убил человека с одного удара, а я в четырнадцать лет сломал сопернику плечо на поле. С одного удара. Я, гм, пообещал ма и па, что никогда не буду драться. — Именно поэтому тебе необходимо учиться. Не хочу оскорблять память твоих ма и па, но они не понимали, о чём просили. Ты не умеешь соизмерять силу удара и именно поэтому боишься убить. Научись соизмерять собственную силу, научись контролировать удар, и страх уйдёт. — Ладно. Научишь меня? Я мог бы стать великим бойцом, но ты уже — великий. — Не люблю, когда подлизываются. Не думал, что ты подлиза, Кент. Кларк почему-то хохотнул. Брюс подарил ему свирепый взгляд и ускорил шаг.

***

Кларк собирал вещи. Три недели прошло, и он собирал вещи. Он не нажил много вещей, и собирать ему было нечего. Он замер у этажерки и задумчиво посмотрел на любимые фигурки супергероев. Кларк уезжал, но не чувствовал грусти. Ничего не кончено. Дик оказался прав. Стоило ему разок врезать Брюсу, и тот стал относиться к нему иначе, их братанская связь завершилась (на самом деле не совсем), зато началась дружеская. Кларк нанёс пару ударов по воздуху, с куда большим умением, чем три недели назад, благодаря наставлениям опытного тренера. Завтра он будет в Метрополисе, далеко от Брюса, от его потрясающей семьи, от тренировок, но грусти он не чувствовал. Ничего не кончено. Брюс не выдержал четырежды — братан! — и Кларк по-прежнему мог приезжать в гости: приезжать и убеждаться, что нравится Брюсу — по-настоящему; приезжать и надеяться, что когда-нибудь Брюс признает это. По-настоящему. Ничего не кончено. — Собираешься? Он обернулся. В открытых дверях, прислонившись к косяку и сложив на груди руки, стоял Брюс. Сердце Кларка забилось быстрее. «Собираешься? Останься. Мне не всё равно». Брюс перекатывал во рту спичку: возмутительно красивый, вызывающе сексуальный — не человек, а стихийное бедствие. Человек в центре стихийного бедствия. Весь покорёженный, поломанный. Мясо вырвано, жилы выдраны, и кости наружу торчат. Не умеющий. Отрицающий, что и для него способен кто-то найтись. Убеждённый, что ему чего-то нельзя. Не сомневающийся, что в нём недостаточно чистоты. Он — безбрежное море, засорённое пластиком, но мусор бросил кто-то другой. Брюс нёс в себе чужой мусор. Кларк ходил по берегу и собирал бутылки, ему пока не позволяли отплыть на корабле и закинуть сети. «Ма, па, знаете что? Он мог бы быть мне братом, он и есть мой брат, но я люблю его. Иначе и так тоже. Мы связаны — до самого конца. Я надеюсь, когда-нибудь и он поймёт». Как у него язык повернулся? А вот — повернулся, и легче стало. Так и бывает, когда правду говоришь. И силы прибавилось, и уверенности, и кое-что забылось, а что нет — превратилось в не важное. Не важно, что Брюс уже не с ним — он и был так, что вроде и не был. Не важно, что Брюс переспал с Ланой. Наверняка он спал с другими женщинами в последние три недели. Наверняка он будет спать с другими женщинами и дальше, может — и с мужчинами. Всё не важно, а важное Кларк выразил. Важное — осознал. — Да, собираюсь. Вот, фигурки остались. Брюс хмыкнул. Спичка переместилась в другой угол рта. — Хобби не выбирают, — мягко возразил на невысказанную насмешку Кларк и потянулся к пластиковому Супермену на полке. Сразу же вспомнился тот февральский день в прошлом году, перед вечеринкой, когда он вот так же любовался на фигурки, и его рука замерла. Он взял Флэша. Потёр пальцем ярко-красный шлем. — Это мои любимые. Коллекционный выпуск восемьдесят восьмого года, шесть фигурок в наборе и всего сто наборов. Мне четыре с половиной было, и я закатил родителям единственную в жизни истерику. Визжал, как поросёнок, представляешь? Па поехал в Метрополис и купил последний, сотый набор, сделал мне королевский подарок — не по нашим доходам, как я позже понял. Только Бэтмен мне, увы, не достался, брак. Немного иронично, не находишь? Он согнул руки Флэша в локтях и вскинулся. Брюс почему-то его не слушал. Брюс почему-то и не смотрел на него. Спичка повисла на нижней губе его приоткрытого рта, а сам он уставился в бок, как загипнотизированный. Глаза потускнели, затянулись пыльной плёнкой. Он напоминал человека, увидевшего привидение. — Что с тобой? Ты в порядке? Брюс повернул голову — спичка упала — и дважды моргнул. Выражение его лица стало нечитаемым. — Всё хорошо? Молча, механически, как робот, Брюс развернулся и вышел в коридор. Хлопнула дверь его спальни, ещё раз, прозвучали торопливые шаги, громко закрылась входная дверь, и вскоре зарычал двигатель автомобиля. Ничего не понимающий Кларк запоздало бросился на улицу. Замерев у выездных ворот, он проводил взглядом оседающее облако пыли и потянулся к карману, за телефоном. С Брюсом что-то случилось: что-то странное и необъяснимое. Брюсу нужна помощь. Никуда Кларк не уедет, пока не убедится, что Брюс в порядке. Ничего не кончено.