Потерянная в веках

      Холмы, холмы, холмы! Повсюду, куда ни глянь, сплошные подъёмы и спуски. Ну сколько уже можно? Мы передвигались по ним уже полдня, постоянно спешиваясь и идя пешком, ибо пони было довольно трудно тащить на себе не только поклажу, но и гномов. Преимущественно поднимались вверх по тракту на своих двоих, давая лошадкам возможность немного расслабиться, а спускались уже верхом, отдыхая сами. И это однообразие жутко раздражало. Я не имела ничего против холмистого природного ландшафта, но как же хотелось скрыться в тени деревьев от по-летнему палящего солнца!       Гномы, бодро шагающие и иногда умудряющиеся запевать задорные песенки, казались сейчас возмутительно довольными и неутомимыми. Ну ещё бы! Ведь изредка с вершин самых высоких холмов вдали виднелись острые серые пики Мглистых гор, покрытые снегом и туманом, и при взгляде на них настроение мужчин значительно улучшалось. Зрелище, конечно, было завораживающим, ибо горы я видела впервые. Но сколь бы красивы они ни были, сердце моё странным образом тянулось к лесам и речушкам, оставшимся позади. Там кипела жизнь, а скалы стояли слишком мрачные и безмолвные, словно готовые обрушить свой гнев на любого, кто посмеет нарушить их покой.        — Ты не выглядишь очень довольной, — заметил на очередном подъёме раскрасневшийся Бильбо.       К слову, на долю хоббита перепадало сейчас гораздо больше трудностей, чем выносливым и крепким гномам, и в частности, мне. Бильбо, не привыкший к таким интенсивным нагрузкам, уже едва держался на ногах и периодически отставал от всего отряда, но, несмотря на это, всё же старался держаться молодцом. Его стойкость и целеустремлённость всё больше и больше начинали поражать меня.        — Я просто не могу перестать думать об опасностях, с которыми вам ещё придётся столкнуться, — честно ответила я. Странным образом у меня возникало ощущение, будто назревает что-то опасное и тёмное. Вот только было ли это реальное предчувствие или простой страх, я не знала.        — Опасности? — с каким-то обречённым видом выдохнул Бильбо. — О каких опасностях ты говоришь? Ты что-то почувствовала, да? Я слышал, что эльфы могут заранее предсказать беду и даже предостеречь от неё.        — Я сама не могу понять, что почувствовала. Меня тревожат предупреждения деревьев. Хотя пока никакого зла поблизости я не вижу, всё же стоит быть чуточку осторожными и осмотрительными после того, как закончатся холмы. А ещё мне не нравятся горы…       — Не нравятся горы? — почти обиженно не то спросил, не то утвердил поравнявшийся с нами Бофур. — Оно и понятно. Эльфам милее шелест ветра в траве и кронах деревьев, а что нужно гному для счастья? Камень и глубокие подземелья, куда боится заглянуть даже солнце.        — Дело вовсе не в этом, — попыталась оправдаться я, не желая отпугивать от себя таких редких собеседников. — Сами по себе горы прекрасны и величественны, не говоря про гномьи пещеры и подгорные царства, о которых сложено так много сказаний и легенд. Меня больше волнуют тёмные существа, населяющие их.        — А, ты про троллей и гоблинов? Я слышал, как ты вчера предупреждала Торина об их возможном появлении на нашем пути.        — Именно. Что-то заставляет вылезать их из своих глубоких нор и ям.        — Или кто-то, — высказал свою догадку Бильбо, и когда гном удивлённо выпучил глаза, добавил, — все они рабы тёмной воли, а ведь из-за этой своей слабости они жаждут подчинения.        — Боюсь, мой дорогой друг, тут ты можешь оказаться прав! — и когда только Гэндальф успел к нам подойти? И самое главное, почему я не услышала его приближение?       Волшебник снова странно посмотрел на меня, будто догадываясь, что я могу о чём-то знать. А я знала, причём знала такое, отчего седых волос на его и без того серой бороде могло прибавиться во много раз больше. Взять хотя бы возрождение Саурона. Держу пари, майа уже давно сам начал что-то подозревать, только боялся признаться в этом самому себе.       Ах, как же хотелось поделиться с Гэндальфом всеми своими знаниями и догадками! Но я почему-то медлила, то ли не доверяя ему полностью, то ли опасаясь чего-то. Я ведь не была слепой и прекрасно видела, как он скрывал от меня нечто важное, поэтому ничего удивительного, что в ответ я поступала с ним абсолютно так же. Самое главное, чтобы никто не пострадал из-за этого упрямого молчания.        — Что всё это значит? — растерянно спросил ничего не понимающий Бофур.        — Это значит, что с тёмной волей или без неё эти твари всё равно чрезвычайно опасны. Поэтому нам всем следует быть начеку и не спускать с дороги глаз, — в своей обычной манере заключил Гэндальф, подводя ко мне свою лошадёнку. Приближался очередной спуск.        — Нет, спасибо, я лучше прогуляюсь на своих двоих.        — Как знаешь.       И маг не по-старчески бодро взобрался в седло, направив лошадь в начало нашей растянувшейся колонны. Следом и Бофур присоединился к своим друзьям. Бильбо, обрадованный возможностью хоть немного отдохнуть на спуске, вдруг удивлённо спросил меня:        — Ты не поедешь верхом? Почему?        — Мне нужно немного подумать, а сидя за спиной у Гэндальфа это довольно затруднительно. Езжай вперёд, Бильбо, и за меня не беспокойся. Вряд ли я потеряю из виду такую большую процессию.        — Тогда до встречи внизу. Глядишь, Торин объявит привал, и мы наконец-то нормально пообедаем.       Хоббит с горем пополам оседлал своего пони, и уже спустя минуту я осталась одна, одолеваемая страхами и сомнениями. С каждым пройденным шагом на душе становилось всё тревожнее и тревожнее.       Обед Бильбо всё же дождался.        К вечеру мы, наконец, преодолели запланированный промежуток пути, и Мглистые горы предстали перед нами во всей своей величественной красе. Казалось, будто они высились совсем рядом, всего-то в паре дней пути от нас, но Гэндальф вовремя успел развеять мои напрасные надежды: по его словам, отряду, как минимум, предстояли ещё две недели, прежде чем удастся добраться до тропы, ведущей в Ривенделл. Там наши с отрядом дороги окончательно должны были разойтись. По крайней мере, на это надеялся Торин, категорически отказывавшийся наносить визит Элронду, сколько бы волшебник ни старался уговаривать гнома. Мужчина оставался непреклонен и твёрд в своём решении как те неприступные скалы, что виднелись сквозь не рассасывающийся горный туман.       Как он собирался разгадывать тайну старой карты Эребора, я не знала. Либо Дубощит реально забыл про неё, с головой погрузившись в походные заботы, либо был настолько горд и упрям, что предпочёл обойтись в этом деле без посторонней помощи. Разумеется, я могла помочь гному и всему отряду прямо сейчас, просто рассказав тайное послание, сокрытое на пергаменте карты. Только не факт, что после этого меня бы оставили в живых. Да и вряд ли бы кто-то поверил, ведь никаких доказательств, подтверждающих правоту моих слов, у меня не было.       Поэтому все свободные минуты отдыха, которые удавалось урвать в течение дня, я посвятила изучению заклинаний. Как же много их было! Лечение различных болезней, ускорение процесса регенерации, выведение ядов из организма, создание энергетических щитов и дополнительных источников света, а самое главное, разрушение тёмной магии. Этим заклинаниям, больше напоминающим длинные песни, был отведён целый раздел в конце книги, и судя по всему, именно они требовали наибольших затрат сил и энергии.       Читать всё это было безумно интересно. У меня просто чесались руки испытать свои новые знания на практике: я даже словно чувствовала лёгкое покалывание в кончиках пальцев, но возле меня постоянно находились гномы или Бильбо, крайне заинтересованный книгой. Во время одного из актов подобного любопытства выяснилось, что текст в книге видела только я, и неглупый от природы хоббит сразу начал подозревать что-то. Стоило больших усилий заставить поверить его в мою непричастность к магии.        — Мамин подарок, — ответила я на очередной вопрос Бильбо. — И магия тоже её.        Хоббит поверил, либо очень искусно притворился, и больше с расспросами не лез.       Отряд как раз готовился ко сну, когда в мою голову неожиданно ворвалось нечто отвратительное и тёмное, словно мир в сознании накрылся мрачной вуалью, заслонившей собой весь видимый и невидимый свет. Я на себе почувствовала потоки исходившей отовсюду отрицательной энергии, заставляющей сердце сжиматься в тоске и мучениях. Она высасывала из души надежду, оставляя на её месте безжизненную пустыню, и на мгновение мне стало невыносимо больно и страшно. Хотелось бежать отсюда без оглядки в поисках хоть мельчайшего источника света, и неожиданно он нашёлся. В памяти всплыли знакомые глаза цвета зеркальной стали, и наваждение постепенно развеялось, возвращая меня под выступающий из небольшой скалы камень, у которого мы разбили этим вечером лагерь.       И тут почти сразу раздался громкий протяжный вой, пробирающий, казалось, до самых костей. Смех молодых племянников Торина мгновенно стих, и я пулей вскочила на ноги, с ужасом в глазах озираясь по сторонам. Этот вой не был похож на волчий. И прежде, чем страшная догадка посетила мою голову, Гэндальф обречённо произнёс:        — Варги. Этого-то я и боялся.        Бильбо как-то слишком нервно дёрнулся и с выражением крайнего испуга на лице уставился сначала на волшебника, а затем на меня.        — Гэндальф, скажи, пожалуйста, что ты просто пошутил! — взмолился хоббит, предусмотрительно перемещаясь в центр лагеря к костру.        — Увы, мой друг, это правда. Предостережения Астальвен оказались не напрасны: дороги и вправду стали слишком опасны.        — С ними ещё и орки, я чувствую, — безуспешно вглядываясь вдаль в поисках этих тварей, добавила я.       Глаза Торина опасно блеснули в свете костра. Мужчина раздражённо сжал губы и неестественно выпрямился, отворачиваясь от всех и погрузившись в свои тяжёлые мысли. Озадаченный такими резкими переменами Бильбо спросил:        — Что это с Торином?       Долгое время ему никто не отвечал, ибо своими словами гномы боялись разбередить незажившую кровоточащую рану в сердце своего короля. Первым молчания не выдержал Фили.        — Дядя… ненавидит орков, и на это у него предостаточно причин. Всё началось в 2790 году с похода короля Трора к Восточным Вратам Мории*…       Мы с Бильбо внимательно слушали рассказ старшего племянника Торина, и чем дальше он заходил, тем больше я начинала нервничать. События, услышанные из уст Фили, разительно отличались от рассказа Балина в фильме: так, например, оказалось, что Трор погиб задолго до того, как гномы объявили войну оркам и разгромили их в Битве за Азанулбизар**. Его героический поход к Вратам Мории скорее напоминал неоправданное безрассудство, чем реальную необходимость, в процессе которого небезызвестный Азог Осквернитель обезглавил королевскую семью, причём в прямом смысле.       На самом трагичном моменте Торин заложил руки за спину, и было видно, как часто и тяжело вздымалась и опускалась его грудь, а пальцы то и дело нервно сжимались и разжимались. Лица Дубощита я не видела, но зато его видел Гэндальф, и, судя по тому, каким серым и задумчивым становился майа с каждой пройденной минутой, ничего хорошего на нём не было написано.       Фантазия моя разыгралась не на шутку. Сопровождаемые глубоким сильным голосом Фили картины кровопролитной битвы и смерти узбада*** Трора отпечатались у меня в глазах, будто я сама видела их в те тёмные и ужасные времена. Вонь орочьего смрада и запах свежей крови, звон стали, крики, боевые кличи и предсмертные хрипы агонии, рычание и грязная ругань — всё смешалось в моей голове. И когда молодой гном, наконец, закончил свой рассказ, я была в полном ужасе. Краска отхлынула от моих щёк, руки мелко задрожали, а сердце казалось, готово было разорваться в груди. Я бы, наверное, так и упала на землю без чувств, если бы мой локоть вовремя не придержали чьи-то руки.       Торин обернулся. Взгляд его синих глаз был полон ярости, ненависти, жажды крови и мести. Я смотрела на мужчину, не отрываясь, словно какая-то неведомая сила заставляла меня впитывать в себя все его эмоции и чувства. Они заполняли меня, как виночерпий послушно наполняет кубок своего господина, и когда достигли своего пика, я на пару мгновений выпала из реальности. На голову будто резко накинули чёрный мешок, погрузивший в темноту весь видимый и невидимый мир. А потом это наваждение также неожиданно пропало, и мне отчего-то стало очень душно и жарко.        — Астальвен, твои руки! — испуганно выдохнул Бильбо.       С огромным трудом я посмотрела вниз и прямо-таки обомлела. Мои ладони горели ярким багровым пламенем, источающим сияние и жар такой силы, что даже в радиусе метра от меня палило, как от разгорячённой печи. Само собой это заметили и почувствовали все.        — Ведьма, — с ненавистью выплюнул Двалин. — Она ведьма!        Я молниеносно среагировала и как ужаленная подскочила на ноги, выставив перед собой всё ещё пылающие руки в защитном жесте. Гномы зашептались между собой, со смесью страха и изумления поглядывая на меня, но подходить не решались. Лицо Гэндальфа посетила страшная догадка, и он на секунду даже поражённо открыл рот, но почти сразу же спохватился и вкрадчиво обратился ко мне.        — Ты ничего не хочешь нам объяснить, дитя?        Я боялась оторвать взгляд от собственных ладоней и посмотреть на реакцию Торина, не то, что начать отвечать на возникающие вопросы, которых у меня самой накопилось предостаточно. Как же хотелось, чтобы в согревающем меня пламени были сокрыты желаемые ответы! Но увы, кроме алых, практически адских всполохов и всепоглощающей пустоты в нём ничего другого не было.        — Астальвен?       Кое-как пересилив себя, я всё же подняла голову и, не глядя, однако, на короля, тихо заговорила:        — Я сама не знаю, что со мной происходит. Это началось недавно, именно поэтому я и пошла в Ривенделл в надежде, что Владыка Элронд сможет помочь мне. Эта магия… она пугает не только вас, но и меня. Прошу прощения, что не сказала об этом раньше.       Да уж, я и не ожидала, что в моём голосе вдруг появится столько сожаления и раскаяния, а частичка правды дастся довольно легко и… просто. Словно ослабли тиски, сжимавшие меня из-за вынужденной лжи, и я, наконец, смогла вдохнуть воздух полной грудью. Огонь на ладонях погас, и мне вдруг стало очень зябко и неуютно, особенно от презрения в глазах Двалина.        — А мне понравилось! — неожиданно улыбнулся Кили и даже озорно подмигнул мне. — Может, сделаешь так ещё раз?        — Во имя Дурина, Кили! — Фили едва ли не прикрыл лицо рукой.        — Нет, ну, а что? — продолжал потешаться тот, но получив от брата подзатыльник, немного присмирел.        Невольно я улыбнулась молодому гному в ответ. Тот факт, что у меня ещё оставался шанс наладить хорошие отношения хоть с кем-то из гномов, однозначно радовал. Пускай и ненадолго.        — Это всё, что ты скрыла от нас? — деланно холодно спросил Торин. — Или нам всем стоит ждать ещё каких-то неожиданных сюрпризов?       Эх, если бы ты знал, какая большая пропасть из тайн и лжи разверзлась между нами, король!        — Есть ещё кое-что, — видит Бог, каким огромным трудом я выдавила из себя следующие слова. — Я думаю, что эта книга как-то связана со странным пробуждением моих сил.       Вытащив из своего мешка зачарованный дневник, я протянула его Гэндальфу. Волшебник принял книгу из моих рук, и лицо его вмиг заметно просветлело.        — Давно я не чувствовал магию такой невероятной силы, — будто не веря собственным глазам, Гэндальф осторожно перебирал пожелтевшие страницы. На секунду даже показалось, что он сам не до конца осознавал, что говорил. — Этого просто не может быть. Невозможно!         — Что невозможно? — со смесью страха и надежды спросила я.       Но майа словно не слышал меня и зачарованно продолжал:        — Столько лет прошло, столько воды утекло. Это не можешь быть ты. Это какая-то ошибка!        От его слов мне стало не по себе, в душе зародились смута и сомнение. Мне так важно было узнать что-то стоящее, а Гэндальф лишь сильнее запутывал этот клубок из неразгаданных тайн своими причитаниями.        — Гэндальф! — не выдержав напряжения, нервно вскрикнула я.       Волшебник вдруг преобразился и, сморгнув наваждение, уже осмысленно посмотрел на меня. Ищуще, остро, цепко.        — Было бы неплохо, если бы вы оба объяснили, что тут происходит, — недовольством и ядом в голосе Торина можно было отравить целую стаю варгов. — Желательно поскорее и не на вашем эльфийском наречии.       Эльфийское наречие? О чём это он? Только не…        О, чёрт! Неужто я говорила по-эльфийски? Но как?        — А что тут говорить? — вскипел Двалин, как-то не слишком дружелюбно покручивая в руке свой боевой топор. — Я предупреждал тебя быть более осмотрительным с волшебником, а тут ещё эта девица сомнительного ви…       Ну, всё, и у моего терпения есть предел, грубиян неотёсанный!        — Я бы попросила вас, мистер Двалин, быть более осмотрительным в ваших выражениях! — мигом вспыхнув, яростно отрезала я. Руки мои затряслись, а взглядом, казалось, можно было заморозить целое море. — Если у вас нет никакого уважения и чувства такта по отношению ко мне, то будьте добры помнить, что перед вами величайший маг и мудрец за всю историю Средиземья!        — Да как ты смеешь так разговаривать со мной!        Глаза Двалина налились кровью, и мужчина уже было дёрнулся в мою сторону с топором наперевес, но в перепалку, вовремя встав между мной и разъярённым гномом, вмешался Гэндальф.        — Всем тихо! — как гром прогремел голос волшебника.       Спина его заметно вытянулась, а тело, сокрытое серым запылённым балахоном, наполнилось небывалой силой и величием, и уже мало что напоминало в нём уставшего и ворчливого смертного старца. Истинный майа, Высший Дух, Гэндальф одним только своим видом внушал страх и уважение.        Гномов, меня и Бильбо будто окутал выброс энергии, и наши тела, повинуясь магии, сами собой расслабились. Из рук Двалина легко выскользнул топор, а меня разом покинули все силы, благо, удержаться на ногах я всё же смогла.        — Все высказались? Я уже могу начать? Я отвечу тебе, мой дорогой друг Торин, но без помощи Элронда, леди Галадриэль и, пожалуй, Глорфинделя, мне не обойтись. Волею судьбы дорога наша теперь лежит в ривендельскую долину. И мудрейшим порой не обойтись без подсказки.        — Я не поведу отряд к эльфам, Гэндальф, даже не старайся, — ох уж это гномье упрямство, будь оно неладно.        — Оставь уже своё упрямство и послушай голос разума. Без Элронда мы не сможем разгадать тайну карты твоего отца. Боюсь, у нас всех нет выбора.       Доводы Гэндальфа казались более чем убедительными. А ещё очень выгодными, причём не только для меня. Вкусная пища и тёплый кров явно не стали бы лишними в походе Торина. О своих познаниях в данном вопросе я предусмотрительно решила помолчать. Мало ли что произойдёт, если я рискну рассказать.        Торин сомневался. Гномы без стеснения и, не скупясь в выражениях, начали обсуждать вероятность своего нахождения в эльфийских владениях. Бильбо попытался было поспорить с Глоином по поводу гостеприимства в доме Элронда, но потом плюнул на эту затею и с нетерпеливым блеском в глазах стал ожидать решение предводителя. Я же решила воспользоваться возникшей паузой и задать Гэндальфу свой главный вопрос:        — А что же теперь со мной, Гэндальф? Ты ведь что-то знаешь и о чём-то догадываешься, я же вижу, но почему-то молчишь. Зачем?        Майа устало улыбнулся, по-отечески похлопал меня по плечу и только потом ответил.        — Знаю и догадываюсь, но не говорю, потому что не хочу понапрасну обнадеживать тебя. Ты правильно решила идти в Имладрис: нынче любая дорога, так или иначе, приводит туда.        — Но я уже устала теряться в догадках. Мне страшно!        — Мне тоже, дитя, мне тоже. Побудь немного терпеливей, тебе это ещё пригодится. Кстати, возьми, это твоё.       Гэндальф вернул мне зачарованную книгу и не сказал больше ни слова. Я спрятала её обратно в мешок и горестно усмехнулась. Был ли у меня сейчас другой выбор, кроме как ещё охотнее ожидать встречи с великими этого мира? Нет.        — Мы пойдём в Ривенделл, — спустя некоторое время твёрдо произнёс Торин, взглядом обращаясь к высившимся вдали вершинам Мглистых гор. — Но только при одном условии. Элронду, Галадриэль и этому твоему Глорфинделю не обязательно знать о цели нашего похода.       Гномы поражённо замолкли, вероятно, ожидая от своего короля и предводителя объяснение столь невероятного решения. Но тот уже ни на кого больше не обращал внимания, полностью погрузившись в свои мысли.        — Да будет так! — с едва заметной довольной улыбкой заключил Гэндальф.       Через четверть часа волнения прекратились, и отряд, выставив караульных, погрузился в сон. Недолго покрутившись, заснула и я, и всю ночь напролёт мне снился чудный женский голос, сквозь толщу пространства и темноты зовущий меня домой.