Потерянная в веках

      В трапезном зале стояла гробовая тишина. Не было слышно ни весёлых беззаботных разговоров, ни прекрасного пения, ни тонкого звучания музыкальных инструментов. Казалось даже, что замерли птицы и насекомые, отыгрывающие свою собственную мелодию за настежь распахнутыми окнами и дверьми. И в этом абсолютном молчании все присутствующие в зале смотрели на меня, всё ещё стоящую перед столом Элронда в состоянии крайнего шока. Даже гномы и Бильбо, видимо, не успевшие понять, что случилось буквально у них под носом пару минут назад, с немым вопросом в глазах косились на меня, на каком-то интуитивном уровне смутно догадываясь по лицам ривенделльских эльфов, что произошло действительно нечто важное и шокирующее.       А что я? Я просто хотела закрыть сейчас глаза и открыть их уже у себя дома, на тёплой просторной кроватке под пушистым одеялом, открыть и увидеть над собой белоснежный натяжной полок с люстрой-цветком посередине. Открыть и понять, что последние двадцать дней моей жизни были всего лишь слишком реалистичным сном. Но только не видеть и не чувствовать всего… этого.       Я попробовала было проморгаться, но перед глазами всё также неподвижно и бесшумно сидели эльфы, эльфийки, гномы и один маленький хоббит, придающий общей картине своеобразную комичность. Не хватало лишь одной детали.       Глорфинделя.       Глорфинделя, про которого, чёрт подери, я так обожала читать в книгах. Глорфинделя, который жил в моём сердце ещё в том далёком мире, где был мой дом, моя семья, мои друзья. Но действительно ли мои? С каждой минутой, прошедшей после нашей встречи, я всё больше начинала сомневаться в этом. Слова лесных жителей той ночью, странные сны и слишком подозрительные реакции на моё появление… Я ведь давно догадывалась, что всё это открывалось для меня неспроста, просто не хотела признаваться себе в этом.       Что самое обидное, Гэндальф что-то знал. Знал и молчал, выжидая удобный момент. Ну и чего ты добился, великий майа? Двое эльфов только что чуть не отправились в Чертоги Мандоса лишь только потому, что ты захотел промолчать и пустить всё на самотёк. Хорош эксперимент, не правда ли?       — Астальвен?       Неуверенный голос подошедшего ко мне Амандиля вывел меня из ступора, и я обернулась к эльфу, чувствуя, как гнев и ярость до отказа заполняют всё моё существо. Встретившись со мной взглядом, Амандиль едва заметно отшатнулся, однако очень быстро взял себя в руки и тут же с силой вцепился в мои плечи. Как ни странно, боли я не почувствовала, зато меня прошиб такой мощный заряд, будто я мокрыми руками схватилась за оголённый электрический провод. Вздрогнув всем телом, я едва удержалась от желания оттолкнуть эльфа километров эдак на пятьдесят.       Однако взвесив все за и против, я всё же просто решила скинуть его ладони со своих плеч и злобно прошипела:       — Со мной всё в порядке! Найди лучше Глорфинделя и проследи за тем, чтобы с ним ничего не случилось. Иначе я за себя не отвечаю.       Стыдно ли мне за такой тон? Нет. Хочу ли я вернуть свои слова назад? Снова нет.       — Ты слышал Астальвен, Амандиль, — Элронд наконец-то справился с собственными эмоциями и очень неожиданно поддержал меня. — Я тоже считаю, что за Глорфинделем стоит сейчас присмотреть. Только прошу, очень незаметно. Не хотелось бы иметь дело с двумя разъярёнными эльдар.       Амандиль молча кивнул и двинулся между рядами столов и скамеек к выходу.       — Владыка Элронд, что это было? — внезапно спросил один из сидящих в зале эльфов.       — Тени прошлого, — глухо отозвалась Галадриэль, резко поднимаясь со своего места. — Помнится, Олорин предлагал поговорить. С радостью поддерживаю его.       Словно зачарованный, следом за эльфийкой встал майа и хвостиком отправился вместе с ней в противоположный конец зала. Ух ты, кажется, кое-кто страдает от неразделённой любви?       — Элладан, Элрохир, вы знаете, что делать, — близнецы почти синхронно кивнули отцу, а затем тот обернулся к своему советнику. — Эрестор, я ведь могу на тебя рассчитывать?       — Разумеется, Владыка! — уверенно ответил эльф.       — Исильмалин, попроси Линдира сыграть что-нибудь весёлое, а мы с Астальвен пока прогуляемся.       Эльфийка тут же упорхнула исполнять просьбу Элронда, и я почувствовала, как злость постепенно начала покидать меня. Эльф терпеливо ждал, пока я справлюсь с самой собой, и когда у меня более менее получилось, неторопливым шагом двинулся в сторону, где буквально минуту назад скрылись Гэндальф и Галадриэль. Мне оставалось лишь безропотно последовать за ним.       Как только мы с Элрондом покинули трапезный зал, за нашими спинами полилась весёлая музыка, так и призывающая пуститься в пляс. Эльфы и гости заметно оживились, и снова зазвучали беззаботные разговоры и звонкий смех. Но меня это уже не вдохновляло — я шла насупившись, словно капризный ребёнок, и поминала скрытность истари добрым словом. Справиться с обидой сейчас оказалось намного сложнее, чем раньше.       — Не держи зла на Гэндальфа, — мягко улыбнувшись, промолвил Элронд. — Нам никогда не понять замыслы Майар, и раз уж он умолчал о чём-то, значит, на то действительно была веская причина.       — Вы видели, что случилось с Глорфинделем из-за этого молчания? — вспомнив бледное, словно у мертвеца, лицо эльфа, я едва сдержала рвущийся наружу праведный гнев. — Мне на мгновение показалось, будто он…       — Мне тоже так показалось, Астальвен, и я не меньше тебя хочу узнать, что произошло. Однако с уверенностью могу сказать, что дух Глорфинделя достаточно силён, чтобы справиться с любой трудностью.       Зато мой — нет. Знали бы вы, Владыка, что я уже давно держусь на банальном упрямстве.       — Когда я увидел тебя, — продолжал полуэльф, — первое, на что я обратил внимание — твои глаза. Очень знакомые глаза. Я знал всего лишь одного эльфа с такими же глазами, и то когда был ещё совсем ребёнком. Но, тем не менее, они до сих пор живы в моей памяти.       — Чьи глаза, Владыка? — уже заранее предчувствуя, что ответ мне не понравится, я всё же рискнула спросить.       — Маглора, сына Феанора. Он заменил нам с братом отца, и если бы не его доброта и любовь, нас бы убили ещё в детстве.       Нет, нет, нет! Это же ведь простое совпадение, верно? Случайность природы, ошибка генетики!       — Разве у Маглора были родные дети, кроме вас с братом?       — Родных — нет, только я и Элрос.       Уже лучше, прямо гора с плеч. Раз не дочь Маглора, значит, и не дочь Феанора, ибо тот оставил после себя лишь семерых сыновей. О дочери ни слова. Да и к тому же я вообще из другого мира, о родстве и речи быть не может. Неужели действительно совпадение?       — Тогда это лишь простое совпадение, — больше для собственной уверенности заключила я.       — Может быть, может быть.       Лицо Элронда вдруг стало серьёзным и сосредоточенным, и буквально в следующую секунду мы остановились перед резной деревянной дверью, за которой уже слышался неторопливый разговор Гэндальфа и Галадриэль. Мои волосы на затылке встали дыбом, и если бы не стоящий рядом полуэльф, я бы ни за что на свете не открыла дверь и не вошла в комнату, где с минуты на минуту должна была решиться моя судьба. Но Элронд внушал спокойствие и рассудительность, и потому мне пришлось собрать всю свою волю в кулак и зайти следом за ним в просторное светлое помещение, сильно напоминающее библиотеку Исильмалин. Разве что без такого большого количества книжных шкафов и полок.       Под бдительным взглядом Галадриэль я прошествовала к круглому столу у огромной арки, ведущей на небольшой смотровой балкончик. Отсюда открывался прекрасный вид на горы и водопады, стекающие с отвесных скал и собирающиеся в одну небольшую, но довольно буйную реку. Даже в сумерках можно было увидеть серебристое сияние повсюду пронизывающей долину воды, и я на мгновение позволила себе залюбоваться открывшимися чарующими видами.       Под шум падающей воды я вдруг вспомнила, что забыла о чём-то очень важном:       — Никто не подскажет мне, какое сегодня число?       — Двадцать девятое мая, — ничуть не удивлённо, словно ожидая подобного вопроса, ответил Гэндальф. — Завтра как раз последний день весны.       О, нет! С этими перемещениями между мирами и последующими вытекающими я совсем забыла, что у меня завтра день рождения!       — И мой день рождения, — глухо добавила я.       — Не встречал ни одного эльда, который бы праздновал свой день рождения! — недоумённо воскликнул Элронд.       На этих словах Галадриэль совсем не по-женски фыркнула, чем ввела полуэльфа в ещё больший ступор.       Эх, была не была! Не зря же я продела такой огромный путь, чтобы струсить в последний момент?       — Вот об этом я как раз и хотела поговорить с вами. По правде говоря, никакая я не эльфийка, даже наполовину. Я родилась человеком, и дом мой находится ни в Средиземье, ни даже в Арде…       Без утайки я начала рассказывать о себе всё, что помнила из прошлой жизни: о родителях, о бабушках и дедушках, о детских годах, о том, как пошла в школу, о своей первой юношеской любви, о том, как будучи школьницей из книг узнала о существовании Средиземья и народов, его населяющих. Рассказала о людях из моего мира, о выпускном бале и годах взросления, о планах на будущее и, конечно же, о той вечеринке на дне рождения друга, после которой я очнулась уже эльфийкой и в Средиземье; о разговоре с лесными жителями и о том, как они помогли мне найти отряд Торина. Не забыла я и о волшебной книге и о том, как впервые открыла в себе магические способности, и о странных снах, преследующих меня ночами. Я всё говорила и говорила, и чем больше длился мой рассказ, тем легче мне становилось думать и даже дышать.       Эльфы и майа внимательно слушали меня и практически не перебивали, лишь изредка уточняя некоторые детали и задавая наводящие вопросы. Больше всех интересовался Гэндальф и иногда Галадриэль, и не надо было обладать большой наблюдательностью, чтобы понять, что они практически не удивились и даже кое-где понимающе кивали, а вот Элронд выглядел довольно потрясённым и сбитым с толку.       М-да, и именно у него я искала совета. Да эльф же сам шокирован не хуже меня!       Когда рассказ подошёл к своему логическому концу, на некоторое время на веранде воцарилось молчание. За окнами уже выплыла луна, и теперь к свету факелов и светильников, освещающих дворец и двор, прибавился её желтовато-голубой свет, холодный, но в тоже время по-особому согревающий. Я обошла стол, за которым сидели задумавшиеся эльфы и истари, и вышла на балкон, подставив горящее лицо лёгкому прохладному ночному ветерку.       Лишь ты один, ветер, никогда не подводишь меня, где бы я ни находилась.       Следом со своего кресла поднялся Элронд и принялся неторопливо нарезать круги из одного конца веранды в другой. Нервничал. На вашем месте, Владыка, я бы тоже нервничала.       — То, что ты рассказала нам, с трудом поддаётся осмыслению, — прекратив свои блуждания, растерянно изрёк Элронд. — Я слышал много невероятных историй и таинственных легенд, а иногда даже сам участвовал в них, но это… Не стану скрывать, что не будь здесь леди Галадриэль и Олорина, я бы вряд ли смог поверить в правдивость твоих слов.       — И, тем не менее, это правда, — тяжело вздохнула я, — пусть даже она и кажется безумной. И раз уж вы теперь обо всём знаете, я задам только один вопрос: смогу ли я вернуться обратно домой?       Гэндальф вдруг горестно вздохнул, и теперь у меня уже не осталось никаких сомнений, что именно он собирался ответить. Как ни странно, но эта мысль вовсе не огорчила меня, и не потому, что перестала верить, а потому, что в груди будто образовалась чёрная дыра, поглотившая все чувства и эмоции и оставившая после себя лишь пустоту.       От страха или из слабости я закрыла глаза в надежде, что в таком состоянии принять ответ будет немного легче.       Ну же, Гэндальф, не тяни!       — Нет, Астальвен, ты не вернёшься обратно.       — Ясно.       Ну, вот и всё, дорогая. Пути назад больше нет.       Что чувствует потерявший всё человек, когда осознаёт своё бессилие и неспособность что-то изменить? Правильно, ничего. Да и что вообще может почувствовать разбитая вдребезги безвольная кукла?       Далеко не сразу я поняла, в какой из моментов Элронд увёл меня с балкона и усадил в кресло, нашёптывая что-то по-эльфийски. И не сразу я почувствовала, как его руки поочерёдно стали гладить меня то по лицу, то по волосам, словно посылая по окоченевшему телу лёгкие волны тепла и силы. Зато когда старания эльфа окупились, на меня навалилась слишком большая гамма чувств и эмоций, заполнившая всё моё существо до отказа.       Чего там только не было! Злость и радость, любовь и ненависть, отчаяние и надежда, покорность и своеволие. На мгновение мне показалось, что меня от такого напора сначала разорвало на атомы, а потом снова собрало воедино. Однако следом почти сразу же наступило желанное расслабление, и я вдруг стала такой спокойной и умиротворённой, какой не была уже очень-очень давно.       Ах, ну да, магия. И, чёрт возьми, я так ей сейчас рада!       После своих манипуляций Элронд выглядел чересчур бледным и выжатым. Буквально в тот же момент, как я пришла в себя, полуэльф тяжело опустился в своё кресло и для верности подпёр голову рукой, прерывисто вдыхая и выдыхая воздух.       — Владыка Элронд, с вами всё в порядке? — осторожно поинтересовалась я, чувствуя себя невероятно виноватой за состояние эльфа.       — Со мной всё хорошо, силы скоро вернутся ко мне, — глухо отозвался тот. — А вот как ты себя чувствуешь?       — Намного лучше, спасибо, — испуганные побледневшие лица Гэндальфа и Галадриэль выглядели чересчур подозрительными, и это мне совсем не понравилось. — Почему вы так смотрите? Что-то произошло?       — Твоя фэа чуть не перешла в мир теней, вот что произошло! — нервно вскричал майа. — Твоё тело начало терять очертания, становясь прозрачным. Ещё несколько минут, и мы бы уже не смогли тебе помочь. О чём ты вообще только думала?       — Кроме того, что я потеряла не только дом и родных, но и себя? — огрызнулась я. — Да ни о чём, в общем-то!       — Нам всем нужно успокоиться и, наконец-то, всё разъяснить! — поднявшись со своего места, предупреждающе сказала Галадриэль.       Но если её командный тон и подействовал на Гэндальфа, то меня он ничуть не успокоил, а лишь сильнее разозлил. Я уже хотела сказать Галадриэль всё, что думаю о ней и её замашках, как вдруг мой гнев был остановлен Элрондом:       — Пока вы находитесь в моём доме, будьте добры уважать его порядки и законы. Не заполняйте ссорами и обидами этот светлый край!       Как по мановению волшебной палочки конфликт тут же исчерпал сам себя, и я пристыженно опустила голову. Нет уж, портить с Элрондом отношения мне не улыбалось.       — Когда я сказал, что ты не вернёшься обратно, — поднявшись с места, вдруг начал Гэндальф, — я имел в виду, что ты уже дома, просто не помнишь этого. Место, откуда ты пришла, никогда не было твоим родным домом и то, что тебе начали сниться те странные сны, лишь доказывает это.       — Почему же? — уже готовая абсолютно ко всему спросила я.       — Потому что это не сны, а воспоминания. Твои воспоминания, Астальвен, о жизни до того, как твоя душа переместилась в другой мир и заняла человеческое тело, — вместо истари ответила Галадриэль. — Кто знает, быть может, то вообще было далёкое будущее Арды?       — На этот вопрос я точно не смогу дать ответ! — усмехнулась я. — По крайней мере, сейчас. Но раз я жила здесь раньше, кто тогда мои настоящие родители?       — Леди Галадриэль, вы позволите? — прежде чем продолжить, спросил Гэндальф, на что эльфийка легонько улыбнулась ему и коротко кивнула. — Благодарю. Всё началось давным-давно, когда Арду ещё не освещали ни яркое сияние Солнца, ни прохладное мерцание Луны. То была Эпоха Древ — время пробуждения эльдар и создания их самых величайших творений.       Жил в те незапамятные времена величайший король эльфов-нолдор Финвэ, и было у него трое сыновей и три дочери от двух браков: самый старший из них — Феанор — слыл самым прекрасным и умелым нолдо, с чьим мастерством и силой духа не сравнится ни один из когда-либо живущих Детей Илуватара. Мать его, Мириэль Тэриндэ, вложила в рождение сына все свои физические и душевные силы: её фэа больше не могла выносить тяготы жизни, и потому она пожелала найти покой в смерти. Финвэ и маленький Феанаро были сильно опечалены её решением, и впоследствии это сильно сказалось на характере мальчика, ибо лишённый материнской любви и заботы он стал подвержен вспышкам гнева, безрассудства и непослушания.       Шли годы, Феанор взрослел, и чем старше он становился, тем сильнее разгоралось желание Финвэ обрести полноценную семью. Волею Валар Финвэ разрешено было жениться во второй раз на эльфийке по имени Индис из народа ваниар, и от этого брака родилось ещё двое сыновей, Финголфин и Финарфин, и три дочери — Финдис, Фаниэль и Иримэ. Горько и тяжело воспринял Феанор новую семью, ибо свежа была его память о матери, и потому невзлюбил он вторую жену отца своего и своих братьев и сестёр. С тех пор Феанаро стал путешествовать по Аману в поисках новых знаний и умений и появлялся в кругу семьи лишь во время праздников.       В одном из таких странствий он повстречал Нерданель, и они полюбили друг друга. Так Нерданель стала женой Феанора и одной из немногих, к кому он прислушивался. Она подарила ему семерых сыновей и одну дочь, и хотя её существование не упоминается в преданиях и легендах, память об Астальвен всё ещё жива среди тех, кто хоть однажды встречал её.       Тут Гэндальф замолчал, и вместо него заговорила Галадриэль:       — Рождение Астальвен не было случайностью. Феанор стремился увековечить Свет Древ, чтобы он никогда не покидал Арды, и эльдар Амана считали, что их свет впитали в себя мои волосы. Незадолго до её рождения Феанор несколько раз обращался ко мне с просьбой поделиться локоном волос «во имя великой цели», но каждый раз он получал отказ, ибо уже тогда я подозревала в дяде тьму и опасность, и как оказалось, не напрасно. Однако ничто не могло остановить Феанаро, если он задумывал какое-то дело. Так случилось и в этот раз.       Ровно через год после моего последнего отказа, в тот миг, когда сияние обоих Древ слилось воедино, на свет появилась дочь Нерданели и Феанора — красноволосая малышка Астальвен, как две капли воды похожая на своего отца. Ни характером, ни лицом, ни поведением никто из семерых сыновей так не походил на Феанора, как походила Астальвен, и потому с самого рождения девочка всецело завладела сердцем и любовью своего отца. Огонь её души пылал так же ярко, как и его собственный. В своей жажде знаний и своеволии Астальвен даже превзошла родного отца, однако ей так же было не занимать мудрости и женской нежности и мягкости. Никого и ничто на свете Феанор не любил так сильно, как свою младшую дочь, даже сотворённые впоследствии Сильмариллы. Красотой и способностями маленькой принцессы восхищались все нолдор Тириона, ибо девочка родилась с очень необычным для них даром — её магия по своей силе могла сравниться разве что с магией Майар. И теперь уже о волосах Астальвен слагали песни и стихи, ибо каждому нолдо в них виделся смешанный свет Двух Древ. Так Феанор обрёл желанный источник Света и вдохновения.       Будучи ещё детьми Астальвен и Глорфиндель полюбили друг друга. Ради счастья дочери Феанаро даже готов был забыть о своей неприязни к роду Индис, ибо мальчик состоял в родстве с эльфийкой по линии своей матери, племянницы Индис. Однако связывать себя узами брака повзрослевшая Астальвен не торопилась. Её дух неустанно стремился к знаниям и безграничной свободе, и Глорфиндель отпустил свою возлюбленную в долгие странствия с надеждой, что однажды она ответит на его предложение согласием. Их вынужденная разлука ничуть не убавила любви между ними, а лишь разожгла в их сердцах ещё больший огонь. Сладостные встречи Глорфинделя и Астальвен на общих празднованиях стали своеобразной традицией, и радовались между собой эльдар Амана чистоте и неугасаемой силе их любви.       Однако поиски Астальвен в итоге и погубили её. За время своих странствий она не только познакомилась с Йаванной и почерпнула от неё множество тайн о живых существах, населяющих Арду, но и повстречала на своём пути Саурона, прощённого, как и его Господин, милостью Валар. Завязалась между ними крепкая дружба, но не устоял перед красотой и могуществом Астальвен падший майа, и полюбил он эльфийскую деву так сильно, что Свет, изначально вложенный в него, стал пробиваться сквозь окружившую его Тьму.       Многим премудростям магии Майар обучил Майрон Астальвен, и никто из эльдар уже не мог сравниться с ней в искусстве волшебства и чародейства. Вместе они сотворили множество заклинаний, известных и неизвестных, но не было у Астальвен злых помыслов, ибо свою магию она желала дарить всему миру и, прежде всего, вкладывать её в творения своего отца, Феанора. Не случись тогда того, что случилось, быть может, с её помощью дух Майрона снова обратился к Свету.       Но Мелькор, до того занятый совращением нолдор, прознал о чувствах своего верного слуги, и не захотел он лишаться такого сильного союзника. Обманом и лестью он попытался переманить Астальвен на свою сторону, обещая ей могущество и власть такой силы, что все эльфы Арды преклонили бы перед ней колени, но Астальвен отвергла предложение Мелькора, ибо живы были в её памяти слова её отца: «Как осинка гнётся на ветру, возмущённо шелестя своими листочками, то припадая к земле, то снова поднимаясь к свету. Как неугасимо сияют звёзды на небосклоне Средиземья, неподвластные ни тьме, ни чьей-то недоброй воле, так и ты, дочь моя, будешь стойка, крепка и сильна. Ты — надежда всего рода эльдар, и ничто на белом свете не сможет сломить силу духа твоего».       Так молвил Феанаро своей дочери, и её любовь к отцу и Глорфинделю оказались сильнее соблазна. Но Мелькор был хитёр, и он не простил Астальвен собственного унижения в глазах своего слуги. Униженный отказом он стал сеять сомнения среди остальных Валар по поводу помыслов и желаний эльфийки. Мелькор убедил Манвэ и Варду, что однажды Астальвен захочет посягнуть на их незыблемую власть, и что эльдар Амана покинут Валар и отправятся следом за ней в Средиземье, и отвергнут они мудрость и могущество Айнур, забыв так же своего Отца, Эру Илуватара. Столь сладостными и правдивыми казались его слова, что Валар поверили Мелькору, ибо сами не до конца понимали природу Астальвен.       Незадолго до уничтожения Унголиант Двух Древ и раскрытия лжи Мелькора, Валар скрыли Астальвен от Детей Эру и в тайне от всех переместили её в Средиземье. Столь горькой была эта потеря для Феанора и его семьи, помноженная ещё и на смерть Финвэ и кражу Сильмариллей, столь тягостно от несправедливых обвинений в адрес любимой дочери и принцессы стало нолдор, что обезумевшие от горя феаноринги произнесли страшную Клятву — отыскать и вернуть, во что бы то ни стало, украденные Сильмариллы и Астальвен. И тогда Валар показалось, что прав был Моргот, ибо уже сейчас эльдар готовы были отречься от всего ради своей принцессы, и приказали они вычеркнуть её имя из истории, дабы больше никто и никогда не смог нарушить порядок, который они больше всего на свете любили.       Так произошёл Исход Нолдор, и всю Первую Эпоху нолдор-изгнанники, в том числе и Глорфиндель, провели в поисках Астальвен, но никто так и не смог найти её. Данная сгоряча Клятва погубила нолдор, и большинство из них погибло в междоусобных войнах со своими сородичами и в бесконечных войнах с Морготом, пока тот не оказался заброшенным за Границы Мира. Феаноринги не смогли ничего добыть: Валар отобрали у них дочь и сестру и также Сильмариллы, что содержали в себе свет двух погубленных Древ. Тогда те немногие выжившие, кто знал когда-то Астальвен, пришли к выводу, что она умерла и фэа её уже давно поселилась в Чертогах Мандоса. Но и там их ждало разочарование. Астальвен нигде не было, даже сами Валар перестали видеть и слышать её. Отчаявшиеся нолдор потеряли всякую веру и вынуждены были униженно просить прощения у Манвэ.       К тому времени Валар поняли, какую ошибку совершили, но было уже слишком поздно. Так они даровали нолдор своё прощение, и впредь больше никогда не ввязывались в судьбу Детей Илуватара без их согласия.       Галадриэль закончила свой рассказ далеко за полночь, и ещё долгое время никто из присутствующих не мог вымолвить ни слова. Правда, которую я так страстно желала получить, оказалась чересчур невыносимой и немыслимой. Зато теперь всё встало на свои места. Теперь я знала, кем были те эльфы из моих снов, знала природу своей магии, знала, откуда шли моё безрассудство, жажда свободы и неповиновения, знала, почему я понимала язык животных. А ещё я, наконец, поняла слова Амандиля, брошенные им перед приходом Исильмалин. Но откуда эльфу было знать об этом? Уж не был ли он одним из тех нолдор, что отправились на поиски Астальвен?       Ах, ну да. Я же ведь сама и есть Астальвен, только вот с большими такими пробелами в памяти. Чудненько. Это же ведь нормально, что после такой истории я вдруг возненавидела Валар и прониклась симпатией к Саурону? Как-никак мы когда-то крепко дружили, и он даже был в меня влюблён, а что дали мне пресловутые могущественные Айнур?       Ничего. Они просто лишили меня всего, что я когда-то знала и любила. Безжалостно оторвали меня от семьи и любимого, поверив на слово предателю. Это было в прошлом, это произошло и сейчас.       Должна ли я простить их за это? Ни за что на свете! В моих глазах они упали так же низко, как когда-то пал Мелькор, а за ним Майрон.       А ещё мой отец — сам великий Феанор, создатель Сильмариллов и искуснейший и прекраснейший из всех когда-либо рождённых эльфов. Хорошая родословная, ничего не скажешь. Вряд ли бы кто-то из эльфов Средиземья мне в этом позавидовал, ибо много плохих дел было совершенно моим отцом и братьями. Но ведь я к ним не имею никакого отношения. Ведь точно не имею?       И что мне теперь прикажете делать со всем этим?       — Просто жить дальше, — ответил на мой вопрос Гэндальф, и я поняла, что сказала последнюю фразу вслух.       Просто… А ни черта это уже не будет просто!       — Всю свою жизнь я знал другую историю, — несколько разочарованно заговорил Элронд. — Я помню, как Маглор призывал нас с братом не доверять Валар, но мы никогда не слушали его. А ведь он рассказывал, как благодаря им его семья и весь народ нолдор потеряли свою принцессу, вот только мы были слишком малы, чтобы понять, а заодно и поверить. Со временем эти воспоминания забылись сами собой, и вот уже из уст в уста по Средиземью стала передаваться совершенно другая история о причинах Исхода нолдор, где ни словом, ни намёком не упоминалась младшая дочь Феанора и её деяния. Кстати говоря, я не ошибся: у вас с Маглором глаза действительно похожи, и теперь стало понятно, почему.       Ну не зря же тебя считают мудрецом Средиземья, Элронд.       — Не удивительно, мой друг, что ты не знал об этом. Мало кто знал, — заключила Галадриэль, а потом вдруг добавила. — Лишь у двоих детей Феанора были его глаза, и это как раз Маглор и Астальвен. Я до сих пор помню всю семью феанорингов, помню, на что они пошли ради своей цели.       — Ты хотела сказать ради меня и Сильмариллей, правда, сестра? — последнее слово сорвалось с моих уст со слишком провокационной интонацией, и эльфийка едва заметно скривилась, словно проглотив целиком лимон. — Разве ты сама не отправилась с остальными нолдор в изгнание?       Ну, а что мне теперь терять-то? Да тут только слепой не заметит, что в прошлом мы с Галадриэль плохо ладили, причём отнюдь не по моей вине. Разве стоит сейчас отказываться от давних традиций?       Только вот что это, великая Владычица Лориэна? Неужели от вас запахло хорошо скрываемой завистью?       — Не начинай, Астальвен, будь хоть на крохотную долю мудрее того, как тебя описывали нолдор древности, — не осталась в долгу Галадриэль. — Прошло слишком много времени с момента нашей вражды, и слишком многое успело поменяться за это время. Несмотря на всё, я рада видеть тебя живой и невредимой, сестра.       Тон, с которым Галадриэль говорила свои слова, заставил моё сердце болезненно сжаться в груди. Эльфийка действительно сожалела о давней вражде между нами, но больше всего сейчас она, конечно же, радовалась нашей встрече. С моими пробелами в памяти мне трудно было представить, что должна была чувствовать она или Глорфиндель, когда спустя столько тысяч лет я появилась буквально из ниоткуда. Но я должна была попытаться понять, хотя бы во имя памяти о своём великом отце, которого я совсем не помнила.       — Пожалуй, на сегодня я услышала достаточно шокирующих новостей, — горько усмехнулась я и поднялась с кресла с твёрдой уверенностью поскорее покинуть эльфов и Гэндальфа. — Прошу меня простить, но это уже слишком. Доброй ночи!       Ни Элронд, ни Гэндальф, ни Галадриэль не стали меня останавливать. Я была благодарна им за их понимание и за то, что они наконец-то открыли мне всю правду. Но мне срочно нужно было побыть в одиночестве и попытаться всё переварить, а иначе…       Нет уж, лучше не думать о сумасшествии и возможной смерти. Отныне не будет больше слёз, слабости и жалости к себе. Теперь у меня совсем другая миссия и судьба.       Месть.       Кажется, Галадриэль упоминала, что Валар не любят беспорядок?