Life Time 3

— Что? — Я не могу помочь тебе, но мне кажется, что всё же у меня получиться кое-что сделать. Идём. Грейсия поманила её за собой в подъезд. Девушка не совсем поняла, о чём говорит женщина, но не стала отказываться, следуя за ней. В подъезде было прохладнее, чем снаружи. Глаза не сразу привыкли к полумраку. На ощупь, а потом уже разбирая, куда идёт, Алори взялась рукой за лакированные резные перила лестницы, ведущие на второй этаж. Их шаги отзывались глухим эхом от каменных белых стен, которые, из-за скудного освещения, казались серыми. Пальцы Алори скользили по гладкой, местами шершавой от потрескавшегося лака, прохладной поверхности перил. В прошлый раз ей показалось, что здесь было куда светлее. Грейсия шла впереди, уверенно, даже не придерживаясь, зная в доме каждую ступеньку. На втором этаже света было чуть больше. Все из-за маленького квадратного окошка, расположенного чуть ли не под самым высоким потолком и служившим явно не для того, чтобы видеть, что творится на улице. Грейсия подошла к тяжёлой двери из тёмного дерева с номерком, рядом с которым был вырезан маленький цветочек, и, недолго пошарив в поисках ключа, открыла дверь, приглашая Алори. Едва дверь распахнулась, как девушку встретил тот самый аромат цветочного букета. Особенно ярко во всём этом пёстром сплетении запахов чувствовалась сладковато-пряная настурция. Алори хорошо помнила, как пахнут эти цветы. Мама часто вывешивала эти робкие хрупкие жёлтые и красные цветочки на крыльце, рядом с садовыми качелями. Вечерами, читая книгу и медленно раскачиваясь на прикреплённых цепями к террасе качелях, она могла часами наслаждаться сладкими нотками, витающими в воздухе. — Проходи, проходи! — поторопила её Грейсия, заходя в гостиную и снимая с плеч свой розовый платок. — Я не думала, что придётся отдать тебе его, поэтому не подготовила. Не подождёшь меня? Вроде, я еще помню, куда его поставила. Девушка кивнула, проходя вслед за ней в гостиную, когда сама Грейс удалилась в другую комнату. Всё просторное помещение было залито солнечным светом. Висевший на окнах тюль почти никак не препятствовал лучикам проникать в комнату. Алори подметила, что в прошлый раз, когда она была здесь в гостях, окно не было ничем занавешено. Стол посреди гостиной застилала белоснежная скатерть с кружевными краями, а посередине стояла большая узорчатая хрустальная ваза со свежим букетом полевых цветов. Девушке такое соседство с одомашненными видами растений показалось странным. На широком мягком диване, прислонившись к стенке, на спинке, выстроился ряд маленьких декоративных подушек, с красивой крестовой вышивкой. Конечно, тоже цветочной. Даже тюль был украшен орнаментом из переплетающихся бутонов и цветков. Алори не сомневалась, что и скатерть, и подушки, и тюль — дело рук самой Грейсии, которая была искусной мастерицей, и свою любовь к цветам перенесла в повседневную жизнь. Грейсия, что-то бубня, шелестела в соседней комнате и подумав, что она ещё нескоро, Алори тихим шагом прошла вдоль гостиной. Она приблизилась к балконной двери и, осторожно придерживая тюль, прошла за него, оказавшись в разноцветном, цветочном царстве. Аромат, который так нравился ей и который, несомненно, разлетался по всему дому, рождался здесь. От обилия цветочных горшков было некуда ступить. Они стояли рядком на полу балкона, опираясь глиняными боками об железные прутья, подвешивались на прочные бечевки, теснясь между собой, собранные по три-четыре. Лёгкий ветерок пробегал по ярко-зелёным листочкам настурций, колыхал соцветия петуний и немезий. Ещё девушка смогла угадать в разноцветных жильцах розовую герань, фиолетовую цинию и бело-красную вербену. Вид остальных ей бы незнаком. Алори с интересом рассматривала крупные, бархатные, пушистые белые цветки вьюна, ползущего по оконной раме и дальше, вверх, на следующий этаж. — А, вот ты где! Из-за занавески выглянула Грейсия. — Что это за цветок? — спросила Алори, не сводя глаз с пышного соцветия, которое очень хотелось потрогать руками. Казалось, на ощупь оно должно оказаться тёплым и мягким, как созревший хлопок. Грейсия осторожно придержала занавеску, проходя на балкон к девушке. Им вдвоем здесь едва хватало пространства. — О, это Калистегия, — ответила она. — Пробовала посадить её прошлой весной. Как раз то, что нужно для нашего климата. Не боится холода, любит и сквозняк, и солнце. Я даже оставила его на зиму здесь, не заносила в дом, просто укрыла как следует. И смотри, ему совсем ничего не сделалось. — Ух ты…— удивилась Алори. — Никогда не видела таких интересных растений. Откуда они у вас? — Один проезжий биолог уступил его мне. Давно, ещё когда я свой цветочный магазинчик содержала. Но я только прошлой весной решила наконец позволить ему разрастись и вынесла на балкон. В закрытом помещении он почти не растёт и в высоту совсем не тянется… Что-то я снова заболталась… Идём обратно. Я кое-что тебе покажу. Они вернулись в гостиную. Грейсия специально подвинула занавески, пропуская в комнату больше света, и подвела Алори к столу, на краю которого стоял, выглядывая из бумажного пакета, какой-то невзрачный кустик. Наружу выступали зелёные резные листочки, свежие на вид, словно бы кустик только-только выкопали из земли. На стройном, высоком стебельке покоился один единственный плотно закрытый бутон. Девушка осторожно протянула к нему руку, чтобы раздвинуть листочки и посмотреть, что это за цветок и есть ли на нём ещё бутоны. — Ой! Она резко отдёрнула руку, прижав её к себе и посмотрела на палец, на котором выступила красная капелька крови. — Осторожнее, милая! — запоздало предостерегла ее Грейсия. — Он весь утыкан шипами, как ёжик. — Что это? — спросила Алори, отвлекаясь от уколотого пальца. — Роза? — Да…— вздохнула Грейсия. — Только очень необычная. И я хотела бы отдать этот кустик тебе. — Так вы за этим меня позвали? — удивилась девушка. — Но, тётя Грейс, я понятия не имею, как ухаживать за розами. Мама никогда не выращивала их, и я навряд ли смогу справиться с таким цветком. Вам лучше оставить его себе. Кому как ни вам знать, как правильно ухаживать за ним. — В том-то и дело… Грейсия села за стол и печально посмотрела на розовый куст, листья которого легонько дрожали от ветра, налетающего с балкона. Алори очень любила цветы, но этот экземпляр вызывал у неё какие-то странные чувства. Само собой, роза не имеет и половины своего великолепия, пока не раскроется, но даже пустые кустики кажутся красивыми и элегантными, ждущими своего часа, когда смогут показать всему миру свою истинную красоту. Недаром это растение называют царём среди цветов. Она чувствовала, словно бы не понравилась цветку с самого начала. Это звучало невероятно и, наверное, глупо, но именно такое чувство она испытывала сейчас. Мама говорила ей когда-то, что цветы тоже имеют свой характер. Верила она в это или нет, было не столь важно, как-то, что этот шипастый грубиян был не слишком дружелюбен к ней. — Я с прошлой весны пытаюсь вырастить его, но у меня ничего не получается…— грустным голосом проговорила женщина, смотря на стоящей перед ней на столе цветок. — Подбирала грунт, подкармливала удобрениями, держала сначала дома, потом на балконе в большом горшке, но ничего не получилось. А ведь это не первая роза, которую я выращиваю. Они все очень капризные в плане ухода, но этот…этот кустик заставил меня понервничать. Поэтому я решила, что, может быть, ему будет лучше на клумбе? Это будет неплохое дополнение к вашему цветнику, и может быть, это поможет тебе немного забыться. Иногда, чтобы не думать о плохом, нужно переключить своё внимание на что-то другое. И, мне кажется, ты сможешь сделать так, чтобы эта роза распустилась. — Я?! Что вы?! У меня нет такого опыта, как у вас. Если у вас не получилось — что уж говорить обо мне? — С простыми розами проблем не бывает…— словно не слушая её, продолжила миссис Хьюз. — Но это роза — совсем другое дело. Это чёрный сорт. Его цветок должен быть очень тёмным. И шипов у них практически не бывает… а этот…— она осторожно, приподняла один листок кончиками пальцев, тоже боясь уколоться. Алори ахнула от удивления: стебли розы, скорее уж, больше походили на терновые плетья, но в отличие от терна, были тёмно-зелёными и тонкими. Роза словно бы выпячивала своё оружие наружу, как ощетинившийся сердитый еж. Но несмотря на это, Грейсия нежно погладила тонкий листок двумя пальцами. — Знаешь…— задумчиво сказала она. — Ты, кажется, совсем не понимаешь, как сильно ты можешь повлиять на то, что тебя окружает. Не отказывайся. Кто знает, вдруг это тебе права поможет? Даже самый колючий и неукротимый цветок становится податливым и нежным, как ромашка, если, несмотря ни на что, дарить ему свою любовь. Порой, всё настолько плохо, что можно подумать, ни в чём нет смысла и ни во что уже нельзя верить. Но веру нужно сохранять всегда, Алори. Бывает, только она одна и является ключом ко всему, а если она заставляет тебя не опускать руки и следовать за тем, что тебе действительно нужно — у тебя уже есть всё, чтобы исполнить своё желание. Она замолчала, продолжая смотреть на цветок, как-будто обращалась вовсе не к Алори. Девушка неуверенно опустила глаза, задумываясь о сказанном, невольно ассоциируя слова Грейсии вовсе не с розой. Ей снова стало казаться, что женщина о чём-то догадывается, или же так хорошо понимает её, что точно знает, как помочь. Алори попыталась сосредоточиться и вспомнить, не слетали ли с её губ неосторожные слова, которые могли навести Грейсию на мысли о Ричарде. Но ни сегодня, ни в другие дни, она была точно уверена, что даже близко не заговаривала о нём. А стало быть, это просто совпадение и ничем, конкретно сейчас, она не рискует. Но все же, привыкнув вести себя осторожно, прежде чем дать ответ, девушка внимательно посмотрела на миссис Хьюз. Действительно ли она понимает её? Алори было гадко на душе за то, что она подозревает и не доверяет такому светлому человеку, но что можно было сказать, если отныне она не может довериться даже родному брату? Однако после тёплых, таких важных слов, Алори действительно доверилась. Не настолько, чтобы рассказать, но перестала бояться Грейсию. Жаль, что она не могла извиниться перед ней за своё недоверие, но что-то подсказывало ей, что очень скоро она расскажет миссис Хьюз все, что так сильно изменило её жизнь и что она, лучше всех поймёт её. А пока нужно последовать совету. — Да, конечно, тётя Грейс. Я возьму его. *** Когда она, осторожно придерживая колючий свёрток, вернулась домой, уже стемнело. Ночь всё ещё наступала рано, хотя с каждым днём сдавала свои позиции, уступая солнцу всё больше и больше минут. Алори зашла в прихожую, устало опуская на узенький, заваленный старыми газетами, столик подаренный цветок. Сейчас не самое лучшее время, чтобы высаживать его. Ник не будет в восторге, если застанет ее копающейся в земле на ночь глядя. Лучше было сделать это завтра утром. Она хорошо запомнила все, что советовала ей Грейсия по поводу кустика и собиралась соблюсти все правила, чтобы капризный бутон распустился. Но перед этим, стоило найти пару плотных рабочих перчаток. — Никки? — позвала она из коридора, но парень не отозвался. Девушка нахмурилась. « Неужели он ушёл куда-то?» — Братик? Она тихо прошла босиком по коридору и заглянула в гостиную. Кинолог, переодевшийся в светлую рубашку и светлые брюки, сидел на диване. Его форма как всегда аккуратно висела на вешалке в углу. В гостиной свет был приглушен. Горела только одна настольная лампа, которую, похоже, он принёс из коридора. В приятном полумраке, Николас сидел, подобрав колени и положив на них, как на вертикальную стойку, какую-то тонкую книгу в плотном обложке, поверх которой лежал листок.Его волосы были распушены и лежали на плечах.Девушке редко приходилось видеть брата без его любимой косички. Рядом с ним находилась ещё пара чистых листов, несколько карандашей и ластик. Ещё один карандаш парень держал в зубах, а другим завороженно водил по бумаге, что-то рисуя. Он сжал губы, явно не удовлетворённый результатом и, не отрывая взгляд от бумаги, потянулся за ластиком, быстро стёр ошибку, отбросил ластик в сторону и продолжил работу. На полу валялись несколько смятых листков бумаги — результат активного творческого процесса. — Лори? Парень запоздало обратил внимание на сестру. Он вытащил карандаш из зубов и, сдвинув брови, посмотрел на него, не понимая, как тот оказался у него во рту, потом отложил его и вновь посмотрел на девушку. Алори невольно улыбнулась. Она любила наблюдать за увлечённым Ником. Когда он брался за какое-то дело, которое ему очень нравилось, всегда впадал в какой-то транс и с головой погружался в работу. — Уже вернулась? — Да, Грейсия пригласила к себе, поэтому я немного задержалась. А ты чем занимаешься? — Решил подумать над нагрудником для Шемрока. Боюсь, что в готовом варианте мне его не найти и лучше сделать все самому от начала и до конца. Надеюсь ты не против, что я взял у тебя это? — он кивнул на листы бумаги, карандаши и ластик— Я думал, у меня осталось что-то свое, но ошибся. Она подошла к нему и села рядом, заглядывая в листок, над которым корпел брат. Это был набросок собачьего нагрудника для медалей. Николас не только нарисовал его, но даже нарисовал и собаку в профиль и анфас, с надетым на модельку нагрудником. Везде стрелочками Ник указал размеры и длину, а внизу написал перечень нужных материалов: полотно, нитки, иголки, булавки, стропа и пряжки. — А я и не знала что ты так здорово рисуешь, — сказала она, положив ему голову на плечо. — Николас Элрик, я с каждым разом разглядываю в вас всё новые и новые таланты. Парень улыбнулся, тоже немного склонив голову набок так, что прикоснулся виском к голове сестры, продолжая смотреть на рисунок. — Думаешь? А мне кажется вот так будет лучше. Несколько уверенных движений рукой, и безымянный пёс стал похож на Шемрока. В тишине было слышно, как грифель карандаша царапает бумагу. Ник дорисовал псу хвост и особенно чётко прорисовал морду с ушами, потом обвёл контур и, оценивая рисунок, убрал карандаш от листа. — Как живой…— улыбнулась Алори. — Смотри, что я придумал…— парень провёл грифелем по той части рисунка, где на Шемрока был надет нагрудник. — Обычный нагрудник держится только на шее, — он провёл линию по шее модельки. — Идёт вот сюда, по груди и обратно. А я вот что сделаю…— он провёл карандашом две линии от груди овчарки до спины и жирным штрихом закончил на ней, уперев острие карандаша в бумагу, — вот тут будет пряжка, чтобы поддерживать нагрудник и чтобы вес медалей распределялся равномерно, не мешая Шему идти. Я сделаю две прочные стропы. Если сшить всё по меркам, должно получиться…что думаешь? — Думаю, что ты гений, — отозвалась Алори, зевнув. Она не льстила. Идея Ника была проста и практична одновременно. К тому же он так подробно всё изобразил, что она всё поняла и вопросы оказались лишними. Сидя рядом с ним и опираясь на него, она вдруг поняла, что даже побаиваясь его, не перестала любить своего старшего брата. Похоже, она слишком сильно ушла в себя, сосредоточившись на своих проблемах и страхах, что совсем забыла о том, кто находится рядом с ней. Ей не хотелось сейчас вспоминать слова Джима, но эта атмосфера спокойствия и умиротворения, казалось, и не позволяла тревожным мыслям овладеть ею. В каком-то смысле, сам того не зная, Ник стал барьером, защищающим её. Иногда, пусть даже ненадолго, Алори нужно было ощутить это спокойствие. Девушка не забывала о том, что это всего лишь обман, но разве есть в нём что-то плохое? Она просто хотела хоть немного отдохнуть от своих тревог, сидя вот так рядом с ним, и положив свою голову ему на плечо, чувствуя его участие. Усталость взяла своё и Алори поняла, что засыпает. **** Атлет дремал, стоя на ногах и немного облокотившись боком о стенку денника, положил голову на железный край низкой дверцы. Солнечный свет играл бликами на пустых железных кормушках лошадей. Все они покорно ожидали, когда наконец-то начнётся утренняя раздача корма. С приходом весны в рационе лошадей стали появляться вкусные лакомства, такие, как сахарная свёкла и морковь, которую в холодное время года лошади получали меньше. Ещё, как только молодая трава уже достаточно поднялась на лугах, её тоже начали добавлять в корм лошадям, обычно, на вечернее кормление. Оттого самые нетерпеливые кони не могли спокойно ждать. Вандал, фыркая и взбрыкивая, крутился в деннике, не имея возможности справиться с нервами, он то и дело подходил к дверце и выглядывал наружу, не идет ли там Геральд? Миндаль тоже не спал, но и не нервничал, как Вандал. Он лишь потряхивал светлой гривой и внимательно следил за соседями напротив. Обитатели конюшни уже привыкли к новому члену их сообщества. Даже к его неоднозначному поведению. Фелкон, несмотря на то, что от соперника его отделял ещё один денник, не успокаивался. Даже во сне он злобно пофыркивал и поднимал губы, словно хотел укусить. Любопытный молодой Миндаль потерял к нему интерес очень быстро, разобравшись в невыносимом нраве нового жеребца. На его фоне Рейвен казался кротким жеребёнком. Он и носа не показал за пределы денника с самого утра. Казалось, что денник фриза и вовсе был пуст, но время от времени был слышен глухой и тяжелый топот широких, массивных копыт. Остальные кони, как и Атлет, мирно посапывали, опираясь об стенки или и вовсе ложась на пол, устланный опилками. Белый, подёргивая ушами во сне, почмокивал губами. Потом переступил с ноги на ногу и, не просыпаясь, сильнее оперся на стенку, граничащую с Фелконом. Та громко и протяжно скрипнула. Чёрный белогривый конь раздражённо лягнул задним копытом стенку, но Белый и ухом не повёл. Наконец, снаружи послышался скрип колёс тачки и лязг железа. Вандал в секунду оказался рядом с дверцей и насторожился, высоко подняв уши. Атлет открыл глаза и повернул голову к воротам. Скоро уже все лошади, кроме Рейвена стояли у своих дверей, нетерпеливо помахивая хвостами, а кто-то даже пританцовывал задними ногами. Не без труда, Геральд втащил в конюшню тачку с комбикормом. В одной руке он держал ведро с морковью. Конюх остановился, поставил ведро на пол и натянул на руки рабочие перчатки. Потом повесив ведро на одну из ручек тачки, покатил её дальше, в конец конюшни, откуда обычно начинал обход. Парень даже не взглянул на Рейвена, который был с Геральдом обоюдного мнения, и специально повернулся к нему задом. Конюх хмыкнул, проходя мимо него. Пожалуй, эта вражда настолько сильная, что никогда не закончится. Он и не собирался кормить фриза. Этим занималась Алори, и Геральд был рад этому. Ещё одна причина не подходить к жеребцу. Конюх остановил тачку у пустого денника, в котором ещё недавно собирались держать Фелкона. Сейчас пустое стойло вновь завалили рабочим инвентарём, перчатками, верёвками и прочим хламом. Первым свою порцию получил Принц. Конь дождался когда Геральд закончит насыпать корм и положит сверху сочный корнеплод. Лишь после того, как конюх закрыл дверь, подошёл к кормушке, принявшись для начала жевать морковь. Потом парень накормил Миндаля и вечно голодного Вандала, который так рьяно сунул морду в кормушку, что рассыпал половину своего завтрака. Геральд похлопал его по шее. Ему всегда нравился этот энергичный конь. Конюх успел немного успокоиться после событий, произошедших в конюшне. Во многом потому, что вчера не видел здесь Ричарда. Каждый раз, при встрече с ним, парень с трудом сдерживался, чтобы не высказать ему всё, что о нём думает, а надменность и самовлюбленность штабского лишь подначивала ярость Геральда. С мнением главного конюха согласился бы каждый работник корпуса. Тут не было людей, которые испытывали к нему хоть какую-то симпатию или терпимость. Его боялись, да, но вовсе не уважали. Разве что доктор Харрис вёл себя с ним более чем приветливо. Геральд чертыхнулся, подумав об этом. Он был очень дружен с этим стариком, но вот то, что доктор тепло отзывался об офицере, изрядно злило. По его личному мнению этот армейский сброд не имел права и на толику внимания от именитого ветеринарного врача. К счастью, в присутствии Геральда, Харрис никогда не говорил о Ричарде, и парень был уверен, что это происходит именно потому, что врач прекрасно знает о том, как Геральд относится к офицеру. Конюх считал конюшни своей территорией, знал о них всё и довольно неплохо справлялся со своими обязанностями управляющего. Но волей неволей, находясь в корпусе принадлежащем армии, ему приходилось подчиняться Ричарду, который, по всей видимости, считался здесь выше всех. Порой Геральд мечтал о том, чтобы треклятый фриз перестал быть постояльцем конюшни. Тогда бы и Мустанг не появлялся здесь больше. Но это были всего лишь мечты. Теперь у Гера была ещё одна причина возненавидеть военного. Он люто ревновал Алори, которая всё ещё не вняла его убеждениям по поводу Ричарда. Она словно бы не видела в штабском офицере ничего плохого, хотя сам Геральд видел в нём столько всего, что от одного упоминания его имени в груди всё клокотало от гнева. Поддавшись раздражению он слишком резко сыпанул комбикорм в кормушку Хантера, так, что конь боязливо попятился назад, упираясь задом в стену. Парень виновато погладил коня по храпу, понимая, что переборщил. Хантер недоверчиво потянулся назад, опасаясь, что конюх в плохом расположении духа и может снова напугать его. — Прости, друг, — извинился перед ним Геральд, и взяв из ведра морковь протянул её коню. — Я не хотел. Вид свежего лакомства вмиг вернул Хантеру веру в человека, и он с большим удовольствием взял морковь с его ладони. Фелкона Геральд тоже оставил без еды, и дело тут было не в личной неприязни, хотя конюх явно не симпатизировал этому коню тоже. Если Чёрный Дьявол вёл себя гордо и величественно, проявляя агрессию лишь в редких случаях, то Люцифер (как прозвали его конюхи) бесновался как одержимый. Теперь, все те, кто считал Рейвена неуправляемым и буйным, пересмотрели свои убеждения. Фелкон уже в первый день выбил замок на двери денника, и только лишь быстрая реакция со стороны конюшни помогла избежать беды. Он уже дважды специально опрокинул ведро с водой, а саму кормушку оторвал зубами от стенки. Геральд строго-настрого запретил молодым и неопытным конюхам приближаться к его деннику. Особенно Джошему. Бедный Джо. Он сильно повредил руку, и Геральд лично отправил его на больничный. Осмотрев паренька, врач сказал, что ему очень повезло, вывих был легкий и плечо получилось быстро вернуть на место, но на этом всё не закончилось. Оказалось, что Фелкон так сильно припер его к стене, что Джошем получил трещину в лопатке. Теперь он мог только пошевелить пальцами травмированной руки, но сама конечность висела как плеть. Врач прописал ему две недели без нагрузок и фиксацию руки в подвешенном состоянии, а еще обезболивающие. По его словам, этого должно быть достаточно, чтобы пойти на поправку. К Фелкону были представлены конюхи из конюшен, принадлежащих генералу Грейсону. Как знал Геральд, в корпус прибыла целая бригада из жокеев и тренеров, специально, чтобы подготовить коня к параду. Конюх был рад, что вместе с ними не появился и кто-то из штабских, одного такого ему хватало выше крыши. За работой приезжих он не следил. Это не входило в его обязанности. Несколько раз он видел, как они выводили Фелкона в леваду, и, надо сказать, получалось это у них из рук вон плохо. Скорее уж конь сам тащил из наружу, а конюхи скользили за ним, чиркая коленками по полу. Геральд не смог сдержать усмешку, когда наблюдал за этим представлением. Ведь приезжие конюхи вели себя так, словно никто иной не достоин быть в их присутствии. Ведь они элита, работающая лично на генерала Грейсона. Оттого выглядели они, в ярких салатовых рабочих формах " с иголочки", очень жалко в своих бесполезных потугах заставить коня слушаться. Работники корпуса, каждый раз, зная, что в определенный час Фелкон снова протащит «элиту» по песчаной тропинке, собирались длиной шеренгой у забора левады, чтобы насладится тем, как работают настоящие конюхи высшего класса. Однако, даже после того, как их, на глазах у всего корпуса унизительно протащили по песку, генеральские коневоды вставали отряхивались и гордо поднимали головы, как ни в чём не бывало. «Элита, такая, какая она есть» — думал Геральд, находясь в толпе зевак. Кормили серебряного тоже отдельно от других лошадей, игнорируя корма, которые предоставлял корпус. Геральду подобное показалось странным. Кому как не ему знать потребности лошадей и то, как и чем их удовлетворить. По его скромным оценкам, лошади в конюшни питались очень хорошо, получая кормов даже сверх меры, учитывая что постояльцы генеральских конюшен, в отличии от рабочих кавалерийских лошадей, в работе не участвовали. Но и на это он махнул рукой. Ему было абсолютно не интересно, что такого особенного кладут в кормушку Люцифера. Будь там хоть самая свежая трава с горных лугов, он все равно опрокинет и растопчет её. Последним свою еду получил самый терпеливый из всех. Атлет. Он никогда не возражал, что ест последним и умиротворённо смотрел на Геральда, который подходил всё ближе и ближе с заветной тачкой и ведром, полным моркови. Конюх отсыпал коню положенную норму и вручил свежее лакомство, которое конь взял, только, как следует, ощупав губами. Закончив с кормлением, Геральд остановился в прохожей между денниками, вслушиваясь в многогранный хруст, доносящийся со всех сторон. О двух оставшихся есть кому позаботиться. В тачке оставалась как раз порция Рейвена. Геральд бросил поверх неё оставшуюся морковь, поставил тачку за денником Атлета и начал снимать свои перчатки. Он бросил их на ручку тачки и, засунув руку в карман, вытащил кольцо своего отца. Парень не расставался с ним. Это было единственное наследство, оставшееся ему от родителей, не считая дома и нехитрого хозяйства. Геральд очень дорожил им, а потому, работая, убирал его в карман, а после снова надевал на палец. Грубой выплавки, неказистое, не имея никакого отношения к драгоценным металлам, что-то среднее между латунью и сталью, оранжево-желтое, с переливами, тяжелое и казалось бы, бесполезное, но оно было важным для конюха. При жизни отец тоже никогда с нм не расставался, говоря, что это кольцо приносит ему удачу. Может быть, когда-нибудь оно сослужит службу и для него самого? А иначе зачем старик завещал его? Он медленно сжал пальцы в кулак, рассматривая его. Парень никогда не чистил кольцо, но оно переливалось, как серебро на солнце. Интересно, все-таки, какие металлы дают такой причудливый перелив? Уж в том, что кольцо ни цента не стоит, он был точно уверен. Из раздумий его вывели тяжёлые шаги, послышавшиеся за воротами конюшни. Геральда трясло от этого звука. Хруст песка под армейскими кожаными сапогами он никогда и не с чем не сможет спутать. Он не желал иметь дело с Ричардом и уж тем более выслушивать глупые придирки в свой адрес. Как-бы он не был уверен, то, что может сделать Ричард, для всех было тайной. Но, если тот открыто намекал на свою власть над кадрами — сказав, что-то что ему не понравиться, Геральд запросто мог потерять работу, а она была ему очень нужна. Чертыхнувшись, конюх свернул за угол, направляясь в кабинет доктора Харриса, чтобы заодно обсудить график на следующий месяц. — Сегодня хорошая погода для начала подготовки! — заметила Алори, первой заходя в конюшню. — С чего мы начнем? Она встретила Ричарда по пути в корпус. Сначала девушка не решилась догонять его, чтобы пойти вместе, но военный сам остановился, заметив её. Наверное, в другой день она не так сразу приняла его молчаливое приглашение идти вместе (именно молчаливое. Кроме «привет» военный больше ни слова не произнёс), но сегодня, хорошенько выспавшись и встав утром со своей кровати, в которую её отнёс Николас, после того, как девушка заснула на его плече, Алори чувствовала себя намного лучше, чем обычно. Она сама от себя такого не ожидала. Вопреки всему, слова Джима растаяли как холодный утренний туман. В это утро, ей казалось, что всё, абсолютно всё, ей по плечу. Спустившись на первый этаж, она не обнаружила дома брата. На столе в гостиной лежал законченный рисунок нагрудника Шемрока, одолженные у неё карандаши и ластик, моток брезентовой стропы, металлические пряжки и записка. «Ушёл за материалом» — было написано на маленьком листке, прикрепленному к рисунку, красивым, ровным почерком. Перед выходом в конюшню, Алори позаботилась о розе. Помня об осторожности, она не прикасалась к ней без перчаток. Шипы колючего растения то и дело цеплялись за перчатки, но так и не смогли уколоть пальцы девушки. Осторожно и бережно она извлекла розу из бумажного пакета и пересадила на клумбу, соблюдая все наставления Грейсии. После полила цветок и расправила его листья, которые запутались за колючки в тесном пакете. Оставалось верить, что у неё и правда получиться поладить с капризным цветком, с которым Грейс так и не смогла «приручить». «В конце концов, кое-какой опыт общения с «колючками» у меня имеется» — подумала Алори, наблюдая, как легкие листочки кустика покачиваются на ветру. Роза казалась очень одинокой на пустой клумбе, но Грейсия сказала ей, что соседство с другими цветами может очень удручать этот цветок, и продолжая вредничать, он ни за что не распуститься. Алори было очень интересно, неужели эта роза действительно чёрная? Она даже старалась получше разглядеть бутон, но тот был закрыт очень плотно. Зеленая почка смыкалась так же сильно, как и панцирь устрицы, и как ты девушка не пыталась, с какой стороны не подходила, так и не смогла ничего рассмотреть. Только сама роза могла позволить взглянуть на себя в полной красе. Но пока она этого совершенно не хотела, скрывшись от всего мира за темно-зелёным бутоном. В любом случае, этот процесс не будет быстрым. Придётся запастись терпением. С этими мыслями, девушка и покинула дом, предвкушая интересную тренировку, о которой говорил ей Ричард. Она так воодушевилась, что даже не смутилась, когда парень смерил её неодобрительным взглядом, находя её поведение странным и глупым. Впрочем, не первый раз. — Начнём с того, что ты зарубишь себе на носу, что здесь говорю я, а ты не перебиваешь и не мешаешь, — раздраженно рыкнул на неё военный. — И прекрати болтать. Веди себя серьёзнее — ты не на прогулке. — Ой… извини… — ненадолго смутилась Алори, но в следующую секунду уже снова улыбалась. Она была слишком взволнована, чтобы грубые слова военного задевали её. Несмотря на недобро настроенного военного, она не чувствовала исходящей от него привычной ненависти. Скорее, он был похож на себя вчерашнего, и в его голосе Алори действительно уловила уставший тон. Ричард неодобрительно смерил её взглядом. Ему всё ещё не очень нравилась идея возложить на девушку такие важные полномочия. Иной раз она удивляла его своими умениями и быстрой обучаемостью, но слишком уж легкомысленно вела себя, словно бы играла в какую-то интересную игру. Ему такое поведение исключительно не нравилось. Однако пути назад не было. Он тяжело вздохнул, принимая неизбежное. Если он хочет, чтобы Рейвен в этот раз на параде вёл себя примерно, придётся довериться ей и надеяться, что она действительно понимает на, что подписалась. Усталость, которую он испытывал, так и не прошла. Он больше не мог пытаться держать её на расстоянии от себя, отмахиваться, как от назойливой мухи. Какой смысл, если она ничего не понимает и даже не пытается это сделать? Ричард уже ловил себя на мысли, рассказать ей, что Орф только и ждёт, когда выдастся подходящая возможность вонзить свои клыки в её хрупкое тельце, но лишь посмеялся про себя. Сморозь он такое, она точно сочтёт его ненормальным. Ни одна живая душа никогда не поймёт его, и не сможет помочь. И он ни за что не раскроет эту тайну никому, тем более ей, той, которую Орф, по какой-то причине, выбрал своей единственной жертвой. Адский пёс уже очень долго молчал, не подавая никаких признаков своего существования. За это время Ричард почувствовал свободу от него, не на секунду не забывая, что если цепь, связывающая монстра с ним и стала длинее, это не эквивалентно истиной свободе. Офицер испытывал облегчение, не находясь под гнётом ненависти двухголового пса, теперь чётко понимая, где заканчивается его собственное естество и начинается тёмная злая аура загробного мира. Парню стало ясно, что именно он не злиться на девушку, а испытывает вполне объяснимое раздражение. Ему, человеку серьёзному и тактичному, общество излишне эмоциональной Алори было в тягость, особенно после того как она, по какой-то причине прекратила его бояться. Наверное, как он подумал, аура Орфа теряет свою силу, если он не способен больше запугивать её и держать на расстоянии. Но эта теория рухнула, когда он понял, что не работает страх только на неё. На службе же ничего не поменялось, и подчинённые все так же боязно обходили лейтенанта стороной, не желая нарваться на неприятности. Все эти наблюдения заставили Ричарда заинтересоваться причиной. Почему именно ей ни по чём его влияние? Что такого необычного в этой девушке, что даже Орф видит в ней опасность и просто одержим желанием растерзать её? Это не просто совпадение. Что-то действительно было не так. Он перевёл взгляд на заржавшего Атлета, который, увидев в проходе девушку, оторвался от своей кормушки и настойчиво требовал внимания Алори. Та не заставила его долго ждать и, подойдя к коню, погладила его по носу. Гнедой добродушно фыркнул, осторожно дотрагиваясь губами к её ладони. Ричард прошёл мимо. Сегодня у него был выходной, но вечером он хотел продолжить работу над бумагами в штабе. Как раз к вечеру должны были доставить новые отчёты на проверку и если он займётся этим сегодня, то уже к завтрашнему полудню, сможет сдать её полковнику. Именно поэтому в конюшню он пришёл в форме, несмотря на свой выходной. — Идём. У меня не так много времени, как ты думаешь, — бросил он ей через плечо. Девушка последний раз провела ладонью по носу Атлета и поспешила за Ричардом. Рейвен уже ожидал их высунув голову наружу и заглядывал за спину Ричарда, высоко поднимая голову, не обращая внимания на своего хозяина. Ричард в очередной раз испытал злобу на своего жеребца, который ни во что его не ставил, стоило лишь Алори появиться рядом. Чтобы вернуть фриза с небес на землю, парень грубо схватил его за прядь волос на гриве и опустил голову ниже. Только после этого конь посмотрел на Ричарда и прижал уши, явно недовольный действиями военного, но взбрыкивать и вырываться не стал, только нарочно чихнул, окропив руку офицера соплями. — Зараза…— прошипел сквозь зубы Ричард, перехватывая недоуздок другой рукой, стряхивая с кисти сопли коня. Алори приложила ладонь к губам, чтобы не засмеяться. Вряд ли бы Ричард посчитал это смешным. Не стоило портить ему настроение ещё больше. Девушка боялась, что он передумает учить её. Фриз, как ни в чём не бывало, поводил губами, пытаясь повернуть голову в сторону Алори, которая стояла чуть поодаль. — Так… с чего мы начнем? — осторожно спросила она. — Для начала, отведём его к Ерсу, — ответил Ричард. Он отодвинул задвижку на дверце и снял с решётки денника красный недоуздок. Конь, предвкушая долгожданную прогулку, быстро-быстро закивал головой и начал переминаться с ноги на ногу. Парень не без труда накинул на морду фриза амуницию, так как Рейвен крутил мордой, фыркая и топая копытами. — Можно я его поведу? — спросила Алори, снимая с решётки плетёную корду. Недоуздок и корда всегда висели здесь, ведь девушка каждый свой визит в конюшню выводила Рейвена в леваду и не видела смысла уносить их далеко от денника. — Нет… — ответил Ричард, не глядя, протягивая руку и забирая у неё болтающуюся в воздухе корду. Алори погрустнела, опустив голову. Может быть, она поспешила с выводами, и Ричард ещё не так сильно доверяет ей, а она лишь нафантазировала себе лишнего. Помня о том, как переменчиво настроение офицера, поверить в это было легче легкого. Но тогда зачем он предложил ей участвовать в подготовке Рейвена? Девушка совсем его не понимала. —…Потому что ты не сможешь удержать его, когда он рванёт к Фелкону, когда мы будем проходить мимо, — закончил он свою фразу и посмотрел на неё, пристегиваю корду к кольцу недоуздка. — Может быть, ты хорошо с ним ладишь, но не стоит забывать о том, кто он. Девушка подняла глаза. Так вот почему он не разрешил ей взять корду. Дело вовсе не в недоверии. Рейвена она действительно была не в силах удержать. Она вспомнила, как яростно конь рвался в бой с врагом. В те страшные моменты он действительно был похож на Дьявола, хоть Алори не нравилось это прозвище. В таком взбешенном состоянии к нему никому соваться не стоило, и только Ричард всего лишь одной рукой смог усмирить нрав разгоряченного жеребца и заставить его прекратить бунтовать. Зная это, девушка не смела и слова против сказать. Рейвен, безусловно, очень любил её, как и она, но хорошо знал его и умел влиять на него только офицер. Она не подумала об этом, когда попросила у него разрешение вывести коня. На душе стало легче. Похоже, Ричард не обманывал, когда говорил, что доверяет ей уход за Рейвеном. Но это распространялось только на Рейвена. Она всё ещё помнила его злобный взгляд и брошенное с яростью: «Я никому не верю». После тех слов произошло много всего, но что-то подсказывало девушке, что мнение военного ничуть не изменилось. Ричард вывел Рейвена из денника. Конь сделал попытку встать в «свечку», но парень, сильной рукой отдернул его. Фриз тряхнул головой тихо фыркнув. Звук этот был похож на недовольное ворчание. Алори, не дожидаясь просьбы, или скорее приказа, закрыла дверцу денника. Парень намотал корду на левую руку, держа коня с левой стороны и уверенно двинулся к воротам. Стоило Рейвену сделать пару шагов, как Фелкон, почуявший врага, подлетел к своей дверце и, вытянув шею, громко и грозно заржал с силой ударяя передними копытами по полу. Фриз не остался в долгу и сделал выпад в сторону и, чуть ли не прыгнув, рванул вперед, резко выбрасывая передние ноги, словно перепрыгивал через препятствие. Алори зажмурилась. Она так и осталась стоять у денника фриза. Ей было страшно подумать, чем закончится противостояние двух гигантов. Но Ричард, сохраняя холодное спокойствие, лишь сильнее скрутил корду, снова делая из неё закрутку, заставляя жеребца склонить голову от боли и подчиниться. Ричард толкнул коня локтем в бок, возвращая его в правильное положение. Рейвен зафырчал, вспенивая слюну в уголках рта, но не смел противиться. Фелкона же приструнить было некому и он кидался как змея, щёлкая зубами, с налившимися кровью глазами, со всей мощи ударяясь грудью о дверцу, которая трещала и качалась от каждого налёта. Белый в соседнем деннике, испугавшись неожиданного шума, заржал, забившись в дальний уголок, а Миндаль, по другую сторону от Фелкона, любопытно потянул нос к взбесившемуся коню. Он был слишком молод, чтобы мудро оценить ситуацию, и прошлый раз, когда серебряный чуть его не укусил, видимо, ничему не научил. К его счастью, Фелкон был слишком занят, чтобы вымещать злобу на соседе. Алори поспешила догнать Ричарда и Рейвена, осторожно обходя по дуге денник злобного коня. Фриз постарался обернуться чтобы гневно фыркнуть напоследок, но офицер снова потянул его за собой, так что все что оставалось Рейвен, раздраженно лягнуть одной задней ногой воздух.  — У него ужасно злобный нрав…— сказала Алори, когда наконец-то поравнялась с Рейвеном и Ричардом, который немного ослабил хватку так, чтобы жеребец мог свободно крутить головой. Пользуясь случаем, фриз косясь на хозяина, потянулся к девушке, любовно трогая губами её руку, которой она погладила его по морде. — Неудивительно, — фыркнул Ричард. — Если не воспитать как следует, конь всю жизнь будет вести себя, как захочет. — Но ведь ты говорил, что Фелкон принадлежит генералу и… — И что? — посмотрел на неё Ричард. — Принадлежи он хоть императору Ксинга, без дисциплины он яйца выеденного не стоит. Генерал Грейсон ни черта не смыслит в коневодстве, но когда увлечением можно показать своё благополучие, никто не скупится на приобретение значимого экспоната для коллекции. Для таких людей живая лошадь ничем не отличается от шахматного коня. Он отвёл от неё взгляд. Алори вспомнила историю каждого из лошадей в конюшне. Больше половины из них были для своих хозяев именно игрушками, как и сказал Ричард. Если уж и генерал позволял себе такое обращение с животными, что уж говорить про остальных. Ричард не искал оправданий, не прикрывался службой. Да, он прямо говорил, что у него мало свободного времени, но будь ему не важен Рейвен, он бы не приходил сюда, в самый отдалённый от города военный корпус, после работы и наверняка без сил. На это пойдёт только человек, который очень любит своего друга. Девушка, пытаясь скрыть восхищение, посмотрела на парня, который вёл фриза за недоуздок, смотрел вперёд и не замечал, как она на него смотрит. «Все, кто говорят о нём за глаза, все, кто называют его Цербером… Они ведь даже не знают о нем ничего… Разве такой человек может быть плохим?» Не помня себя от волны нахлынувших чувств, она прижала руку, сжатую в кулак к груди, в то место, где сердце, соприкасаясь с грудиной, вдруг сдавило болью. Но она не испугалась и не удивилась. Это чувство стало нормальным. Привыкать к боли, наверное, было глупо и опрометчиво, но только так можно было не обращать на неё внимание и стараться вести себя так, как будто ничего не случилось. — Ты чего? — окликнул парень, заметив её странный жест. — Ничего…— тихо ответила девушка, опуская голову, так, чтобы волосы скрыли её лицо, и убрала руку от груди. Парень ничего не сказал, лишь снова отвёл взгляд. Они шли к дальнему концу корпуса, туда, где в тени конюшни и большой левады, затаившись в тени стояла кузница Ерса. Алори уже давно не заходила к доброму кузнецу и не видела его вблизи с тех самых пор, как читала ему книгу о фризах, которую ей одолжил Ричард. Она всё ещё хранила маленький скромный подарок бородатого мужчины — длинный и блестящий трёхгранный копытный гвоздик. Тот самый, который стал её спасением в злополучный вечер, когда Ник накинулся на неё, только переступившую порог, с обвинениями. Кто знает, чем бы все это кончилось, если бы не это неопровержимое доказательство того, что она действительно была в конюшне, а не с гуляла с военным. Этот гвоздик теперь лежал на подоконнике в её комнате, вместе с двумя подковами, одной старой, небольшой и ржавой, а другой большой, широкой, массивной из крепкого блестящего металла. Она хранила их как память, надеясь что принесут удачу. В левадах целыми табунами прогуливались рабочие, кавалерийские лошади, все как на подбор гнедые, с чёрными носками, темными гривами и белыми отметинами на лбах и носах. Сбившись в кучу они прохаживали по кругу левады, ненадолго останавливаясь у кормушек сеном и длинных, металлических поилок. Они шумно топали копытами, взбрыкивали и ржали, радуясь прогулке. Рейвен, не спеша следуя за Ричардом, повернул морду к леваде, не без зависти посмотрев на коней. Он сразу понял, что ведут его вовсе не в леваду. Несколько гнедых остановились у изгороди, любопытно глядя на фриза своими большими чёрными глазами, а кое-кто даже зарысил вслед за Рейвеном, провожая его до конца ограды. Рейвен раздражённо фыркнул. По дороге им встретились несколько конюхов, перевозившие в конюшни тачки с кормом и чистыми опилками. Солнце слепило глаза. На небе не было ни облачка, а идя по открытому, освещенному пространству от него спрятаться было некуда. У кузнице Ерса никого не было. Только пара лошадей стояла в примыкающей к его дому леваде. Здесь было прохладнее, высокая бетонная стена, у которой стояла кузница, бросала тень на дом и часть левады. Спасаясь от жары, лошади стояли именно в затемненной части загона. Из трубы длинного, ветхого, низкого строения валил густой дым. Алори казалось, что печь Ерса топится без остановки в любое время года. Корыто-клумба под окном покосившегося кирпичного дома, несмотря на раннюю весну, уже пестрила яркими цветами, среди которых были такие милые сердцу Алори, нежно голубые соцветия колокольчиков. Должно быть Ерс очень любил цветы, если каждый год обновлял свой маленький цветник. Рядом с ним стояла большая ржавая лейка. Дверь в дом была настежь раскрыта, но стоило молодым людям подойти ближе, как кузнец сам показался из открытой части кузнецы, волоча за собой какой-то холщовый дырявый мешок. Несмотря на жару, он всё так же был одет в свою серую рубаху с накинутым поверх кожаным фартуком. Великан остановился, увидев перед собой гостей и бросил мешок на землю, подняв звон. Должно быть там лежали отработавшие свое железные заготовки для подков. Ерс нахмурил свои густые седые брови и поводил челюстью, так, что его длинная борода тоже пошевелилась. Потом сложил руки на груди, смотря на пришедших сверху-вниз. Вид у него, как всегда, был грозный, но Алори уже хорошо понимала, что это лишь с первого взгляда. На самом деле кузнец был очень добрым и застенчивым. Мужчина, сжав губы, ждал, когда гости скажут, зачем пришли. Девушка ни разу не слышала от него ни единого слова, и хоть Геральд говорил ей, что Ерс вовсе не немой, начинала в этом сомневаться. — Здравствуй, Ерс, — поздоровался Ричард. Кузнец что-то проворчал, но сквозь его густую бороду ничего было не разобрать. — Привет, — поздоровалась Алори и улыбнулась ему. Ерс с несколько секунд боролся с собой, но всё же улыбнулся ей в ответ, не сладив с чувствами, которые выражать не умел. Он всё ещё помнил тот вечер, когда девушка читала ему, пока тот работал. Мужчина снова что-то неразборчиво промычал и протянул ей свою большую руку. Алори подала ему свою и когда Ерс легонько сжал её, почувствовала, какая грубая и теплая у него ладонь. Девушка посмотрела в глаза кузнецу. Они были маленькие и невыразительные на раскрасневшемся от жара печи лице, но светились, как две чёрные маслины. — Проверь его подковы, — сказал Ричард, когда Ерс наконец отпустил руку Алори. — Если нужно — замени их. Кузнец кивнул и забрал у офицера корду, потянув фриза за собой. Рейвен безропотно повиновался грубому движению руки, хоть и прижал уши, недовольный тем, что его заводят под навес, снова привяжут и будут стучать молотком по копытам. Он обернулся на оставшихся позади Алори и Ричарда, качнул гривой и скрылся под навесом. Ерс загремел кувалдами и гвоздями, в поисках нужных инструментов. За их спинами, в леваде тоже началось движение. Конюх зашел в нее и прицепив корду к недоуздкам подошедших к нему лошадей, вывел их из загона уводя в конюшню, не закрывая за собой дверь. Скорее всего Ерс уже подковал их и выпустил в леваду, чтобы лошади не стояли привязанные к забору на солнцепёке. За стенами корпуса шумели деревья. Они росли сразу же за стеной, и их ветви кое-где даже касались верхушки забора, время от времени, покачиваясь от ветра они проводили листьями по бетону, тихо шурша. У амбара, где хранился овёс для лошадей, комбикорм и другие корма, копошились воробьи, собирая зёрнышки, которые выпадали из тачек конюхов, когда те нагружали в них корма. Из кузницы послышались звонкие удары молотка об железо. Алори посмотрела на Ричарда, который стоял, облокотившись об забор левады. Он смотрел вперёд, вдаль. Его черные волосы подрагивали на ветру. Девушка очередной раз подивилась его красоте. Боясь снова встретиться с его взглядом, девушка отвернулась. Если он и второй раз заметит её странное поведение, это будет слишком подозрительно, даже для человека, который не обращает на неё внимание. Она решалась заговорить с ним, боясь нарушить молчание. Раз на раз не приходился, но иногда Ричард был очень не рад, что она мешала ему наслаждаться тишиной. Быть может, он о чём-то важном думал, и она мешала ему сосредоточиться. А может, он просто не хотел говорить с ней. Девушка посмотрела на цветы. Все они были полевыми. Скорее всего, Ерс принес их сюда с поля, чтобы любоваться ими, глядя из окна. Нигде больше в корпусе Алори не видела ни одной клумбы. Лишь один дальний уголок здесь был не таким пустым и серым. — Сегодня… только подкуём Рейвена? Не будем заниматься? — осторожно спросила Алори, не оборачиваясь к нему. Почему-то её уверенность и бесстрашие медленно таяло, а чувство неуверенности возвращалось. Она ощущала себя не так свободно, как утром. Её состояние давало о себе знать. Реальность происходящего была безжалостна и беспощадно уничтожала воздушные замки, которые девушка построила, чтобы хоть немного отдохнуть от тревоги и боли. Но даже эта мера была малоэффективной. Девушка уже не знала, что делать, чтобы облегчить своё существование. Именно существование. Когда каждодневно испытываешь такие страдания и даже не можешь ничего сделать… разве это было похоже на нормальную жизнь? — Посмотрим… — тихо ответил Ричард, продолжая смотреть вперёд. — Если Ерс быстро закончит, немного потренируемся. Если нет, оставим это на потом. — Если у тебя так мало времени сегодня, может, стоило отложить тренировку? — спросила Алори, не понимая мотивы Ричарда. Парень посмотрел на неё, словно она сморозила какую-то глупость. Потом вздохнул и посмотрел на небо, закидывая руки на забор. Он все еще выглядел уставшим, и голос его тоже был пропитан усталостью, причину которой Алори не знала. — Я хочу убедиться, что Рейвен будет готов к параду. Поэтому буду использовать любую возможность. Десять минут или полдня. Не важно. Когда он выступит на параде, тогда я и успокоюсь. Девушка удивлённо моргнула. Он словно был одержим идеей вымуштровать Рейвена так, чтобы тот по струнке ходил. Несомненно, парад для военного коня был важным мероприятием, но разве Рейвену, такому умному и покладистому коню, нужно было много времени, чтобы научиться такому простому аллюру, как шаг? Или Ричард не доверял ему, или же фриз по каким-то причинам не воспринимал именно этот аллюр. Другого объяснения Алори не могла найти. Представляя себе тренировку жеребца, она не могла понять, какую трудность это может вызвать? Шаг — самый простой аллюр, и научить ему лошадь обычно не вызывает большой проблемы. Тем более, если Рейвен уже знаком с этим и уже однажды участвовал в параде. — Рейвен не любит шагать? — спросила Алори. — Терпеть не может…— кивнул Ричард. — Каждый раз, как я пытаюсь его заставить… Впрочем, сама всё увидишь. Он снова замолчал, опустив голову. Девушке показалось, что она затронула тему, о которой он не хотел говорить. И именно поэтому он стремился вытренировать коня так, чтобы в нём был уверен не только он сам, но и его отец, которому предстояло ехать на фризе. Алори не могла себе представить кого-то ещё верхом на Рейвене, ведь он принимал в седле далеко не каждого. Зная это, легко было понять Ричарда, которому предстояло передать повод в руки другому человеку, которого жеребец может и будет слушаться, но уж точно не так, как хозяина. Возможно, Ричард боялся именно этого. Хотя страха в его голосе не было, только всё та же усталость. Ей стало жаль его. Похоже, у него даже на злость сил уже не было. Прежде чем девушка задала очередной вопрос, со стороны конюшен раздалось громкое лошадиное ржание. Молодые люди обернулись. Там, по песчанику, поднимая столбы пыли, во весь опор нёсся Фелкон, волоча за собой трех конюхов, каждый из которых держался за свою корду, делая отчаянные попытки подняться, но стоило им лишь подтянуться, как Фелкон вновь опрокидывал их на колени. Они разбили бы себе ноги, волочи он их не по песку, а по камню. Конюхи кричали, пробовали если уж и не остановить Фелкона, то хотя бы замедлить неуправляемое животное. Только вот ничего у них не получалось. Ричард отошёл от забора, оттолкнувшись от него спиной и встал лицом к приближающемуся жеребцу, сурово сдвинув брови и сложив руки на груди. Лошади в дальней леваде, которую Ричард и Алори проходили, направляясь в кузнецу, с испуганным ржанием шарахнулись в сторону. Фелкон, раздувая ноздри и высоко поднимая ноги при каждом скачке, приближался к ним, но Ричард и бровью не повёл, не собираясь сойти с его пути. Девушка, испугавшись коня, который вот-вот налетит на них, спряталась за спину Ричарда. Страх заставил её забыть об осторожности. Она зажмурилась, прижавшись лбом к его широкой спине, трясясь от ужаса. По сравнению с ней, парень был таким высоким, что девушка за ним даже не было видно. — Не бойся. Алори открыла глаза и, осознав, что натворила, отпрянула назад, краснея от смущения. Как же она могла так опозориться в его глазах?! Ричард обернулся через плечо. Девушка увидела его взгляд и немного успокоилась. Он не разозлился и ей показалось, что даже улыбнулся уголком рта, когда сказал: — Я говорил, что этот конь невоспитан, но это не значит, что у него нет мозгов. Девушка осторожно выглянула за его спину. Фелкон, видя перед собой преграду, остановился, высоко поднял уши и удивлённо посмотрел на Ричарда, видимо решая, стоит ли с ним связываться. Пыль, поднятая столбом от песка, начала оседать. Конюхи, кашляя и чихая, украдкой протирая лица от грязи, поднялись на ноги, и закачались едва устояв на них, для поддержки кто повиснув на корде, а кто и попросту оперевшись на бок коня. Ричард не сдвинулся с места, продолжая с вызовом смотреть на Фелкона, ничуть его не боясь. И похоже, конь понял это. Военный не раздумывая применил всё тот же прием, который отменно действовал и на людей, заставляя их держаться подальше. Лошадь от природы существо пугливое, и даже в самом неукротимом жеребце есть зародыш страха, который, если правильно на него воздействовать, обратит в бегство. Ещё несколько секунд чёрные глаза коня смотрели в светло-карий хищный взгляд Ричарда. После Фелкон фыркнул и потащил своих сопровождающих в сторону, прямо в открытые ворота денника, где он был под защитой крепкой деревянной изгороди. Аура страха ещё никогда не подводила офицера и действовала абсолютно на всех. Ну, почти на всех. —Он что...испугался тебя?— спросила Алори. Ричард напрягся. Это он тоже был не в состоянии объяснить ей, ведь и этой способностью он тоже был обязан своему двухголовому демону. Хоть за что то ему можно было сказать ему спасибо. — Я же сказал, просто он хоть немного мыслит...— уклончиво проворчал парень. Оказавшись внутри, один конюх, оперевшись на забор, чтобы не потерять равновесие, поскорее закрыл дверцу левады, боясь, что конь выскочит обратно. Остальные двое еле стоя на ногах, отцепили корды от недоуздка коня и забрали их. Поддерживая друг друга, они пошли прочь, радуясь, что в этот раз легко отделались. Оставшись в одиночестве, Фелкон повёл себя не как обычные лошади. Он не пошёл мерить шагами пространство, не пронёсся рысью по кругу, взрывая копытами песок. Конь подошёл к ограде, опустив на неё шею и вдруг начал качаться из сторону на передних ногах, перенося вес тела то влево, то вправо. Его грива качалась в такт. — Ой-ой… — Алори приложила ладонь к губам, с сожалением смотря на Фелкона. — Ты только посмотри! У него же «медвежья качка»! — Ещё бы… Он, наверное, месяцами стоял в деннике. Так быстро эта привычка не развивается. Фелкон не понравился Ричарду с самой первой встречи. Он передерживался порки и требовал от окружающих того же. Рейвен не стал исключением, и пусть не без труда, но он воспитал Рейвена покладистым и смирённым, не считая озорства, которое так и не смог из него вытравить. Но Ричард не мог уделять ему столько времени, сколько Алори. Эта девушка, стала для него стеснением, которое он не признавал. Быть может, однажды он сможет сказать это вслух. Сказать ей спасибо, что не Рейвен сейчас на месте Фелкона, и не он бестолково качается с ноги на голову. С появлением девушки фриз преобразился и наконец то чувствовал себя прекрасно. Ричард видел это. Конь, который скачет под седлом и дышит свежим воздухом за пределами корпуса, всегда счастлив. Она спасла его. Не он, а именно она. Военный отмахнулся от противных мыслей. Ему не хотелось думать о том, что бы сталось с его другом, не попади он в такие заботливые руки. Теперь его ревность казалась глупой. Алори проводила тут так много времени, выполняя то, чем должен был заниматься он сам, приручила Черного Дьявола, который никому не желал подчиняться, а вместо похвалы и благодарности получила только порицание и насмешки. Только сейчас он понял, как несправедлив был к ней, и ему стало стыдно. Но гордость не позволила бы ему сказать ей об этом. По крайней мере сейчас он был к этому не готов: признать свою вину не только перед самим собой, но и перед кем-то другим. Он оглянулся на цокот копыт. Ерс вывел Рейвена из кузнецы и передал повод Ричарду. Алори погладила коня по шее, а тот повернул к ней голову и легонько тронул мягкими губами за ухо. — Были негодные подковы? — спросил парень у кузнеца. Тот молча показал ему указательный палец, обозначая количество подков. — Ясно. Спасибо, — поблагодарил он Ерса. Кузнец пробормотал что-то махнув рукой и, повернувшись, грузно направился к оставленному около дома мешку с железом, взвалил его на спину и потащил дальше. Ричард предусмотрительно подтянул Рейвена ближе, когда они проходили мимо левады, но Фелкон лишь «крысясь», прижал уши и злобно смерил проходящих взглядом, не решаясь задраться. Рейвен же никогда не кидался первым, и военный об этом прекрасно знал. — Держи. Он протянул корду Алори, вспоминая о том что она сама хотела вести Рейвена. Перейдя в распоряжение девушки, жеребец пошёл рядом с ней на провисающей корде, как собака по команде «рядом», неспешным шагом, опустив голову, хотя офицер знал, что обычно он шагает намного быстрее. Девушка словно приворожила его и он брел рядом, прикрыв глаза, как в полудрёме, спокойный и удовлетворенный, совсем не похожий на себя. Ричард засунул руку в карман и достал часы. Откинув крышку он посмотрел на стрелки. Еще оставалось время. Стоило использовать его правильно. На обратном пути они уже никого не встретили. Даже табун лошадей из левады разогнали по денникам. Конюшня встретила их молчанием. Без Фелкона тут было спокойно, как и всегда. Лошади тоже отдыхали от своего буйного соседа. Все здесь привыкли в покою, и серебристый смутьян совсем не вписывался в их компанию. Ричард остановился у денника и открыл дверь. Алори сняла с Рейвена недоуздок и корду и передала её Ричарду, встав прямо перед конём, так, что он мог дотронуться носом до её головы. Парень отвернулся, вешая корду на решетку. И тут произошло много всего и сразу. Рейвен ни с того ни с сего, качнул головой, опустил её ниже и несильно, но уверенно, толкнул Алори в спину. Девушка, не ожидая этого, потеряла равновесие и если бы не реакция повернувшегося Ричарда, упала бы. Парень поймал её и удержал, когда она не по своей воле упала к нему на грудь. Парень упёрся спиной в стену. Конь довольно закивал головой и топнул передней ногой.