Life Time 3

Молодой сержант стоял в канцелярии, перебирая стопку документов, в поисках необходимых папок. Рядом, у соседних столов тоже стояли, склонившись, другие офицеры. Именно так начинался для них каждый рабочий день в штабе. В тесном душном помещении было не повернуться, единственное окно, распахнутое настежь, хоть немного проветривало кабинет. Ветерок медленно переворачивал страницы какого-то открытого дела. В длинных шкафах на полках покоились не одна сотня подобных. Тиканье настенных часов не было слышно за шорохом бумаги и тихих переговоров военных. То и дело кто-то входил или выходил наружу, от чего деревянная дверь со скрипом громко захлопывалась из-за тяги создаваемой окном. В коридоре первого этажа стояла непривычная тишина. Такое случалось редко, и значило только то, что большинство майоров и полковников или уже разобрались с бумажной волокитой, или же даже не прикасались к ней. Сержанты, как низший армейский чин, находились на подхвате своих старших сослуживцев, являясь по первому зову и разнося документы по кабинетам или, собирая их, возращали обратно в канцелярию, а иногда и в архив, если в докуметах более не нуждались. Младший офицерский состав не был закреплён за какими-то отдельными кабинетами, а просто принимал приказы и выполнял их. Оттого каждый из них надеялся не попасть во служение Ричарду Мустангу. К сожалению Корвин постоянно оказывался именно в кабинете Мустанга-младшего, невольно становясь его личной прислугой. Он нервно потеребил рукой и без того неряшливо торчащие во все стороны короткие волосы. От одного только воспоминания о лейтенанте кожа на голове зачесалась. Корвин, как никто другой, знал о личности офицера, с которым судьба не раз его сталкивала. Самое страшное то, что в его присутствии, как только Мустанг оказывался рядом, Корвин начинал заикаться при разговоре, а из рук у него всё валилось, словом происходило всё то, чего Цербер терпеть не мог. Как бы не старался сержант держать свои страхи при себе, ничего не получалось. Но, наверное, он не должен был быть слишком строгим к себе. Не один Корвин боялся Ричарда. Все сержанты боялись его. Парень даже слышал, что даже высшие чины в лице капитанов и майоров, которые пусть не часто, но все же имели возможность общаться с Цербером, отзывались о нём без насмешек, как они часто любили посмеиваться над теми, кто стоит ниже. Корвин не знал наверняка и не мог судить о чём-то, но почему-то ему казалось, что даже они побаивались его, но по причине своего положения просто не имели право хоть как-то это показывать. А если так, значит офицер действовал подобным образом на всё своё окружение. Безусловно, Ричард подчинялся всем правилам субординации, подчиняясь военным, занимающим высший пост, но держался так, словно ему никто не указ. Как-будто он жил совершенно другой жизнью. Сам Корвин не следил за начальником намеренно, а всего лишь подмечал интересные, по его мнению, различия между всеми офицерами штаба и Мустангом-младшим. — Не то… не то… — бубнил сержант в поисках нужного отчёта для полковника Хавока. Вот уж кто действительно в Штабе находился непонятно для чего. На памяти Корвина это был единственный полковник, который собирал отчёты для генерала только тогда, когда эти отчёты уже два дня как должны были быть у него на столе. Иногда сержанты даже не успевали принести ему бумаги, когда полковник вваливался в канцелярию сам, искал нужные папки, а потом удалялся вместе с ними, оставив после себя страшный беспорядок. Хорошо ещё, если он в этот момент оказывался без сигареты во рту. Корвина передёрнуло от одной мысли о том, что будет, если по вине Хавока сгорит канцелярия. Конечно, полковник не раз получал выговор за своё поведение и долгое время обходился без сигарет на территории штаба, но потом нет-нет да мелькал в коридоре, сопровождаемый табачным дымом. Глядя на него, сложно было поверить, что этот человек близкий друг фюрера. — Ага… вот он… Корвин достал из самого низа стопки тоненький отчёт, страницы в три, не больше. Без сомнения такой мог принадлежать только полковнику Хавоку. Сложив ненужный материал на полки, он прошёл мимо всё ещё копающихся в бумагах сержантов и вышел из кабинета. В коридоре было тихо, несмотря на разгар рабочего дня. Парень огляделся по сторонам, убрав папку подмышку. Никого. Скорее всего, опять какое-нибудь важное собрание. Молодой человек уже подумывал возвратиться обратно, ведь полковник наверняка не находится в своём кабинете, а значит ему нет, впрочем, как и всегда, дела до бумаг. Как вдруг на этаж поднялся Хавок. По торопливому шагу стало ясно, что он куда-то опаздывает, но завидев прошедшего мимо Корвина, полковник поменял своё направление и вместо третьего этажа вышел в коридор второго. Их кармана его формы торчала пачка сигарет, но ни одной не было в руке, что уже было странным. Лицо военного выражало какую-то озабоченность и потерянность. — Корвин! — окликнул он сержанта. — Корвин! Сержант обернулся, вздрогнув от внезапного крика за спиной, резко выпрямился, увидев, кто идет к нему, принял стойку «смирно» и отдал честь. — Здравствуйте, полковник. Чем могу помочь? — Вот ты то мне и нужен…— облегчённо выдохнув, сказал Жан и полез за пазуху, доставая из-под кителя папку. — Полковник!.. — изумился Корвин, удивлённо посмотрев на папку в его руках. — Вы так переносите государственные документы? — Да что с ними будет? — отмахнулся со смешком Жан, помахав папкой перед собой, как веером. — Я спешу на собрание, нет времени занести это, будь добр, занеси это Мустангу. Корвин потерял дар речи, только бестолково двигал ртом, как рыба, не в состоянии что-либо сказать. Только было он подумал, что день пройдёт хорошо, как несчастье свалилось как снег на голову. Почему каждый раз именно он? Почему ему так не везёт оказываться в ненужное время в ненужном месте? Задержись он в канцелярии хоть на минуту, и Хавок сцапал кого-нибудь другого, или же просто прошёл мимо. Под какой же роковой звездой нужно родиться, чтобы раз за разом попадаться прямо Церберу в пасть?! Жан, не обращая никакого внимания, бесцеремонно, что-то насвистывая под нос, вытащил папку, которую Корвин держал под мышкой и, с первого взгляда узнав её, радостно воскликнул: — А вот и мой отчёт! Какой ты молодец, Корвин, как знал, что меня встретишь. Он так же непринужденно впихнул принесенную папку на место первой, под мышкой сержанта и, забрав отчёт, бодрым шагом направился обратно к лестнице. — П…погодите, полковник! — отойдя от шока, воскликнул младший офицер. — Ась? — Жан остановился и оглянулся через плечо. — Вы про Ричарда Мустанга говорите? — Конечно про него, не про Роя же, — пожал плечами Жан, отворачиваясь и продолжая путь. — Ну и странные ж вопросы ты задаёшь. Корвин тяжело вздохнул, склонив голову и начал поправлять не особо ровно вывернутый воротник. Церберу только дай повод. Он видит все изъяны и нарушения. Как пёс, которого натаскали на эту работу. После сержант проверил, не расстегнута ли хоть одна пуговичка и тщетно попытался пригладить свои волосы. Офицер медленно выдохнул, собираясь с духом, сильнее прижал к себе предплечьем папку и отправился выше на третий этаж. Оставалось только надеяться, что Мустанг-младший будет слишком занят, чтобы цепляться к нему, а он в то время быстренько положит бумаги на край стола и бросится наутёк. Корвин кивнул, соглашаясь со своими мыслями. Правда, хорошо они исполнялись только в его фантазиях. Стоило Церберу только взглянуть на него своими хищными глазами, как все слова и мысли вылетали из головы. Кто знает, может лейтенанта вообще не окажется на месте? Корвин мечтал об этом каждый раз, когда ему приходилось заносить Мустангу военную документацию. Но как назло, он всегда был там. Словно у него никогда не было никаких других занятий. На памяти сержанта, почти каждый военный относился к работе, как к работе, не зацикливаясь на ней и с нетерпением ждал конца рабочего дня, чтобы отправиться домой. Корвин уходил домой поздно, только после того, как вместе с другими сержантами закончит сортировать документы, чтобы не искать их долго на следующей день, но каждый раз, как спускаясь на первый этаж, проходил мимо кабинета лейтенанта, там всегда горел свет. «Неужели его дома не ждут?» думал он в такие моменты. Иногда у него и вовсе слагалось впечатление, что Цербер домой никогда не уходит. Дни, когда его не было в Штабе казались Корвину праздником. Жаль только, что такая возможность выпадала очень редко. Даже в свой выходной, Ричард почти всегда приходил под вечер, чтобы проверить, всё ли впорядке с бумагами, словно не доверял их никому другому, кроме себя. Когда Корвин поднялся на следующий этаж и задержался на лестнице, удивившись переменам за окном. За те несколько минут, что он провёл в коридоре, откуда не возьмись налетели серо-чёрные грозовые тучи. Даже через закрытые оконные рамы, сержант услышал, как они, клубясь высоко в небе, угрожающе потрескивают, грозясь разразиться неистовым ливнем, о котором уже порядком истосковалась высушенная солнечным жаром земля. Даже кусты живой изгороди, произрастающие на территории Главного штаба, аккуратно подрезаемые и поливаемые многочисленными садовниками, начинали сохнуть. Их листва потеряла свой сочный, ярко-зелёный цвет, а ветки стали сухими и ломкими. Даже изумрудный газон, ровный и казавшийся совсем гладким, если на него смотреть из окна, пожух. Наверняка садовникам прилетел выговор за такой не надлежавший вид, но они вряд ли были в чём-то виноваты. Военные, стоящие на улице, в тени от высокого бетонного забора, тоже задрав головы, смотрели на небо, а потом спешным шагом направились обратно, под крышу. Вдалеке, за пеленой серых облаков, летящих по небу, сверкнула молния, отчего тучи на секунду осветились белым мерцанием. Эта вспышка привела Корвина в чувство и он продолжил подниматься по лестнице, сжимая в руке папку и чувствуя, как от волнения вспотела ладонь. Нехорошо, если эти документы были срочными. Он совсем забыл спросить об этом у полковника. На этаже тоже стояла гробовая тишина, не считая только всё нарастающих и нарастающих раскатов грома. Одна из потолочных ламп в коридоре мигала, на мгновенье затухала и загорелась вновь. Пока сержант брёл, повесив голову, по тяжелому, толстому красному ковру, он не услышал ни единого звука из-за дверей. Скорее всего потому, что лейтенанты, которые работали именно в этом крыле, были слишком заняты. Парень чувствуя, что ноги готовы нести его прочь от этого места, противясь себе, приближался к конечной цели. О, эту дверь он хорошо помнил. Корвин не сильно верил в мистику, но и не был закоренелым скептиком, однако ему всегда казалось, что медный номерок «13» над дверью Цербера что-то да значил. Сержант сглотнул от волнения, чем вызвал спазм в горле и подумал, что если бы над дверью красовалось что-то вроде: «Оставь надежду всяк сюда входящий», это было бы правильнее, чем просто приписать Церберу цифру, сулящую неудачу. Прежде чем постучать, он прислушался, до последнего надеясь, что офицера нет, но сразу же распрощался со своими ожиданиями, когда посмотрев на пол, увидел узкую полоску света, выбивающуюся из-под двери. Дрожащей рукой, корвин постучался в дверь, и этот стук словно бы разнесся волной страха по его телу. Обратного пути не было. Чтобы не злить своей нерешительностью Мустанга сразу с порога, сержант сжал зубы, собрав все крохи смелости, которые имел, и, взявшись за ручку, отворил дверь. Кабинет Мустанга-младшего был небольшим, таким, каким и положено иметь лейтенантам. Обычно в кабинете мирно должны были сосуществовать двое, а то трое служащих, но не в этом случае. Ещё когда Корвин только заступил на службу (а это было полгода назад), Мустанг уже был единственным лейтенантом в кабинете тринадцать. Сержант слышал, что лейтенант, составлявший ему компанию, перевелся в другое отделение на следующий же день, проработав с Ричардом всего одну смену. Вспомнив от этом, Корвин мысленно посочувствовал этому бедолаге. Никто и никогда не согласился бы работать вместе с Цербером. Почти всё свободное пространство в помещении занимал большой шкаф, на полках которого хранились документы. Небольшие лампы под потолком с лихвой хватало, чтобы освещать кабинет. Всё здесь выглядело строго, и каждая вещь находилась на своих местах. Любой, кто входил сюда начинал чувствовать себя не в своей тарелке, словно вторгся в чужие владения, куда его никто не приглашал. Владения адского пса. Письменный стол впереди, перед Корвином. На нём лежали несколько папок, сложенных в ровную стопку. Мустанг, заполняющий какой-то акт своим идеальным, каллиграфическим почерком, поднял глаза на вошедшего сержанта, приложившего ладонь к голове, отдавая честь, прищурился, недобро сверкнув глазами, останавливая свою руку на секунду, а потом снова опустил голову, продолжая писать. Сержант растерялся, не получив ожидаемую волну агрессии. Наверное, он был занят чем-то очень важным. — Документация от полковника Хавока, сэр, — стараясь не заикаться, выговорил он, ожидая дальнейших указаний. Мустанг, даже не взглянув на него, бегая глазами по строчкам, медленно отвёл руку с ручкой вперёд и указал ею на край стола. Корвин нервно кивнул, быстрым шагом подошёл к столу и осторожно положил документы. Это не было похоже на Цербера. Он даже не зарычал на него, что обычно делал с большим удовольствием. Но лейтенант, нахмурив брови, сосредоточенно заполнял акт, иногда останавливаясь, чтобы прочитать новый пункт. Казалось, он напрочь забыл, что Корвин всё ещё в кабинете. А сам Корвин боялся сдвинуться без разрешения с места. Лучше вообще ничего не делать без разрешения в его присутствии. Однако всё же, впервые столкнувшись с подобным, Корвин не знал, как поступить. В кабинете повисла тишина, нарушаемая только скрипом перьевой ручки лейтенанта. За окном, находящимся прямо за приной офицера, открывался вид на чернеющее с каждой минутой небо, вот-вот готовое разразиться молниями и ливневыми дождями. — С…сэр? — вопросительно и осторожно обратился к нему Корвин. — Вон… — рыкнул сквозь зубы Мустанг. Не дожидаясь дальнейших реплик, Корвин пулей вылетел из кабинета, закрыв за собой дверь. Только оказавшись в коридоре, он вздохнул с облегчением, уперевшись спиной к стене, от напряжения готовый соскользнуть на пол. Впервые за весь тот срок, что он работал под началом Цербера, он отпустил его, не оскалив клыки. Сержант даже решил бы, что это вовсе не Мустанг-младший, но тот взгляд, которым смерил его лейтенант очень красноречиво уверял в том, что с трехголовый пёс никуда не делся, но похоже, был не в настроении охотиться на сержантов и всех тех, кто неосторожно окажется у него на пути. Немного придя в себя, Корвин задумался, не настало ли время ежемесячного отчёта, во время сдачи которого лейтенант становится настоящим монстром, собирая бумаги с отделений, которые вновь забыли про все сроки сдачи. Но нет. По его подсчётам обязательный отчёт нужно будет сдавать в следующем месяце, старый же был закончен тремя днями ранее. Значит, его настроение не могло быть связанным с рабочим моментом. Обычно Корвин не размышлял о том или ином настроении Цербера, привыкнув просто не нарываться на грубость и стараться выполнять работу добросовестно, хотя бы когда он в непосредственной близости, но теперь ему стало действительно интересно. С ним явно было что-то не так. Какой хищник откажется напасть на беззащитного кролика, когда тот добровольно заберётся в его логово? Хищник, у которого нет аппетита. Задумавшись, Корвин подзабыл, что находится прямо рядом с кабинетом Мустанга, и что тот может «почуять», что кто-то стоит рядом с его дверью. Парень отшатнулся как обожженный и поспешил отойти на безопасное расстояние. Дойдя до лестницы он ещё раз оглянулся и, пожав плечами, предчувствуя, что день, пусть и пасмурный может пройти не так плохо, как он ожидал, спустился вниз. Стоило снова заглянуть в канцелярию, узнать, нужны ли ещё кому документы, и если нет, посмотреть даты на оставшихся папках. Некоторые уже давно пора вернуть в архив. После, если повезёт, можно будет немного отдохнуть. Наверняка сегодня, в пятницу, мало кто из военных будет задерживаться на работе. Спустившись на этаж, и проходя мимо окна, Корвин услышал, как звенит стекло в раме, содрогаясь от раскатов грома. Похоже, ураган разгорается нешуточный. Вспомнив про открытое окно в канцелярии, сержант ускорил шаг. Не хватало еще чтобы документы залило водой. — Эй, Джеймс! Парень обернулся. К нему направлялись ещё двое сержантов, его знакомых, которых, наверное, он не мог всё же назвать друзьями. По сути, друзей у него здесь, в Штабе, не было. Он был одним из тех немногих, кто заступил на службу, не имея за плечами военного поколения своей семьи. Им с матерью пришлось переехать в Централ, после того, как по окончанию обучения в военной академии, его, то ли к счастью, то ли к сожалению, оставили на службе здесь. Сержант изо всех сил просил мать остаться дома, в Ист Сити, но так и не смог ее переубедить. Боясь остаться совсем одной, она отправилась за сыном. Корвин мало рассказывал кому бы то не было о себе, не привыкнув ещё к обстановке в Главном штабе. Ему всегда казалось, что те, кто непосредственно живёт в этом городе, чувствуют себя куда свободнее, чем приезжие. Первым из его знакомых был высоким брюнетом, с приглаженными волосами, короткой челкой и тёмно-синими глазами. Корвин ещё в первый день знакомства заметил, что у этого человека очень пытливый взгляд, словно он всегда о чём-то думает и видит своего собеседника насквозь. Губы парень, когда не говорил, держал плотно сомкнутыми, отчего создавалось обманное впечатление того, что сержант вечно чем-то недоволен. Его звали Винсент Тайлер. Он был одним из первых, с кем Корвин познакомился в Штабе и всегда держался приветливо и раскрепощено, так, словно всю жизнь провёл в штабе. Это было неудивительно, ведь Винсент был потомственным госслужащим по линии деда. Он сам любил рассказывать о том, что его дедушка, офицер в отставке, выгнал своего сына из дома когда тот заявил ему о своем намерении не идти по стопам отца. Зато сам Тайлер очень обрадовал старика выбрав армейскую службу. Вот и сейчас он приветливо улыбался Корвину, как всегда назвав его по имени, забывая что на территории штаба, они должны обращаться друг к другу только по фамилии. Его сопровождающий выглядел немного напряженнее своего друга. Стивен Мосс был на голову ниже Винсента, светловолосый, с длинной спадающей на левую сторону лица чёлкой, прикрывающей левый глаз и безразличными тёмными глазами. Этот парень всегда держался достойно, его осанка была гордой и строгой, и часто, посматривая на него, Корвин выпрямлялся, вспоминая о том, что он, как и Тайлер, выше Стивена. Его голос всегда был тихим и неприметным, но даже несмотря на это, Мосса было прекрасно слышно. Он тоже имел военные корни, но куда более крепкие, чем своего приятеля. Однако, похоже сержанта ничего не волновало, даже тот факт, что его семья принадлежала к чину военных, он не спешил, как многие прочие хвастаться этим, во всяком случае, Корвин ни разу не видел улыбки на его лице. Он мало говорил не только о себе, но и в принципе о чём-то, из-за чего ничего определённого о нём сказать было нельзя. Оба младших офицера держали в руках несколько папок. Но если Мосс как положено, относился к ним аккуратно, держа их перед собой, прижав одной рукой к груди, то папки Винсента выгляди так, словно он ни один раз уронил их по дороге сюда. — Я слышал ты сегодня опять стал кормом для Цербера, — беззаботно рассмеялся Винсент, приложил палец к подбородку и хитро прищурившись. — Наверное, ты очень вкусный. — Он просто злорадствует, потому что рад что не на твоем месте, — словно бы в пустоту сказал Стивен, смотря куда-то сквозь стоящего перед ним Корвина. Уже от первых слов Тайлера, Джеймса передернуло. Сколько уже случаев было, когда сразу же после язвительной реплики кого-то из офицеров, за их спинами, словно из ниоткуда, появлялся Ричард. Говорят, что у хороших военных есть «нюх» на те или иные вещи. Так вот, Цербер безошибочно шёл по следу нарушителей, инстинктивно зная, где ему стоит находиться и в какое время. Расправа над такими шутниками была строгой. Опасаясь испытать и на себе подобное, Корвин зарекся вообще поднимать тему о Цербере, не то, что в коридоре, да и вообще на работе. Парень в страхе заглянул за спины сослуживцев, готовый увидеть горящий яростью взгляд лейтенанта, но обошлось. Его там не было. Он почувствовал, как на лбу выступает холодный пот, и выдохнул от облегчения, одновременно чувствуя раздражения на недалёкого Винсента. «Как можно быть таким безрассудным?!» — Ты чего, дружище? — спросил его Тайлер, подняв одну бровь. — Выглядишь так, будто у нас за спиной привидение увидел. Стивен медленно, как во сне, повернул голову назад, без интереса посмотрев в темнеющий коридор. Мрак за окнами продолжал сгущаться. — А сам не знаешь?! — высказался Корвин, сердито смерив высокого парня взглядом. — Если бы ОН тебя услышал… Тебе что, всё равно? Или давно не разгребал печь в кочегарней? — Тише, тише… — сержант, ничуть не испугавшись, выставил перед собой руки, в шутку защищаясь от злости Джеймса. — По-моему, ты слишком переживаешь. Пёсик сейчас сидит в своей будке и пока не закончит работать, нос наружу не покажет. Расслабься, нельзя быть таким нервным. Корвин не стал спорить с ним. Он всё равно не поймёт. По счастливой случайности, Тайлер ещё ни разу не напоролся на Ричарда, но это точно был лишь вопрос времени. После того, как Цербер поймает его в свои когти, Винсент точно будет осмотрительнее. Только не знающий человек мог бы обвинить Джеймса в излишней осторожности. Даже присутствие офицера высшего ранга не могло уберечь подчиненных от ярости Цербера. Корвин вспомнил, как оказался между двух огней, капитаном Генри Грейсоном и лейтенантом Ричардом Мустангом. Ему тогда очень повезло, что Цербер переключил своё внимание, иначе так просто сержант бы не отделался. Попади Тайлер в такую ситуацию, он бы всё понял. — Идем, Винс, — закатив глаза, Мосс потянул друга за рукав формы. — Полковник Спенсер будет недоволен, если ты опять долго будешь ему свертки нести. — Да куда ты меня тащишь? — возмутился Тайлер, но нехотя последовал за Стивеном вдаль по коридору. — Вот ведь клоуны… — тихо сказал Корвин, покачав головой, но после очередной вспышки молнии за окном побежал в канцелярию, надеясь что успеет закрыть окно до того, как пойдёт дождь. ****** Ричард подписывал уже третий акт о списании военной техники. Неделю назад в штаб были зачислены новые единицы, а потому ту технику, что уже изжила своё переводили в другие корпуса. Уж на перевозку сена для лошадей старые фургоны были ещё годны. Парень уже почти перестал прислушиваться к своим мыслям, мешающим ему работать. Но эти фургону направленные в конный корпус вновь заставили его нахмуриться. Как назло, больше половины его бумажной волокиты и составлял сегодня кавалерийский корпус. Почему именно сегодня и именно сейчас, когда он и так ни о чём другом думать не способен? Мустанг терпеть не мог подобное состояние. На работе он работал, не позволяя ничему извне разрушить его продуктивный настрой, не отвлекаясь ни на что другое, думая только о бумагах, которые он видел перед собой и сроках сдачи. Если он и садился за рабочий стол, то не вставал до тех пор, пока ВСЯ работа не была сделана. Но сегодня ему это тяжко давалось. Как бы он не пытался сосредоточиться, у него мало что получалось. Даже такая пустяковая процедура, как заполнение и подписание актов заняла у него больше времени, чем он рассчитывал. Но несмотря на это, Ричард упрямо продолжал царапать ручкой по бумаге и окончательно сдался, когда понял что его рука настолько сильно сжала ручку, что почерк начал менятся. В ярости, чертыхнувшись, он отбросил ручку в сторону и та, шмякнувшись на стол с громким стуком, отскочила от его поверхности, снова упала, сделала пол оборота, прокатившись по столу и упала вниз, на ковёр. Незавершенный акт тоже отправился обратно в стопку бумаг. Военный положил локти на стол, склонил голову и схватился за лоб, словно испытывал головную боль. На самом же деле всё, что он чувствовал — это лютая злоба. На самого себя. Непозволительная слабость вдруг разрешить себе из-за такой мелочи не справляться с поставленной задачей. Но и в таком состоянии продолжать работать он тоже не мог. Офицер резко поднялся на ноги, отчего его стул, чиркнув ножками, по ковру, отодвинулся назад и, развернувшись, в пару шагов оказался у окна. Грязно-серое море из облаков, перемешивающихся с чёрными грозовыми тучами, предстало перед его взором. Земля внизу казалась ничтожной и бессильной перед могучей стихией. Порывистые ветры словно избивали тучи хлыстами, перегоняя из стороны в стороны, а те в свою очередь злясь на него, все пуще растекались по небу. Гром уже отчетливо слышался вдалеке, нарастая с каждой новой минутой. Искры молний сыпались где-то в толще туч, просвечивая их насквозь. А дождь все не начинался. Все вокруг замерло, словно ожидая наступления могучего ненастья. Казалось там, наверху, над трепещущим от страха городом, развязалась настоящая война. Раздался гулкий гром. Даже земля содрогнулась от резкой и громкой волны. Казалось, небо вот-вот даст трещину и расколется на две части. И только после этого, холодной сплошной стеной, на Централ обрушился ливень. Струи воды бежали по стеклу, обегая раму, капли с тихим звоном стучали по нему. Из-за воды тучи стало видно хуже, но было ясно 0 это надолго. Парень приложил ладонь к стеклу. Холодное. Он любил этот холод. Любил непогоду, когда все становятся равны перед небом, диктующим свои правила. Когда всё замирает, и никто не в силах остановить бурю. Точно такую же, которая сейчас была у него на душе. Сегодня Алори сама должна была начать приучать Рейвена к мартингалу. И, признаться, он не верил, что она справится. Даже после многих событий, доказывающих, что девушка очень прозорлива и упряма, а также хорошо понимала лошадей, он не был стопроцентно уверен в её успехе, и снова начал винить себя за то, что вообще предложил ей это. Подготовка Рейвена была важна, без неё его отец будет выглядеть на параде непрезентабельно. Конь должен смириться с мартингалом и слушаться так же безропотно, как и без него. Ему хотелось видеть самому, какие успехи совершает Алори, чтобы в случае провала не терять времени и самому взяться за дело. Может, если несколько дней задерживаться на работе допоздна, он сможет два или три раза самостоятельно приструнить Рейвена? Подозрительный ко всем, он не верил никому. В такие моменты он действительно чувствовал себя оторванным от всего мира, отвергаемый всеми, никому не нужным. А потому привыкал рассчитывать только на себя и не ждать от других возложенных обязательств. В конце концов, он всё ещё плохо знал эту девушку, чтобы хоть немного доверять. Он был вынужден обратиться к ней за помощью. Сложись ситуация по-другому, Ричард бы не раздумывая сделал бы всё сам. Что было бы куда лучше, чем стоять сейчас у окна, потеряв настрой к работе и гадать о том, научиться ли Рейвен ходить в мартингале. Сегодня и только сегодня был тот день, когда он мог сходить в конюшню. Но он упустил эту возможность. Ближайшие пять дней офицер будет работать над распоряжениями военной полиции и готовить документы для полковников, которые доставят только завтра. Что ему оставалось? Верить? Ричард нахмурился сжав зубы. Вера, надежда, доверие. Все эти слова были дня него пустым звуком. Доверять он мог только себе и никому больше. Если все пойдет не по плану, он что-нибудь придумает. Он не подведет своего отца. Ветер яростно налетал на окна, проверяя их на прочность. Мустанг убрал руку от стекла. Этот холод, всепоглощающий и мертвый, немного успокоил его. Не настолько, чтобы оставить тревожащие его мысли, но достаточно для того, чтобы вернуться к работе. ********** — Давай, я помогу тебе. Геральд шёл рядом с Алори из комнаты для хранения амуниции. Алори не взяла оттуда ничего, кроме злосчастного мартингала. Она не собиралась приучать Рейвена такими же жёсткими методами, как Ричард и уже после того, как узнала о том, что ей предстоит, знала как поступить. Несомненно жестокость и причинение боли могло, пусть не сразу, но сломить волю жеребца. Но девушка не применила бы подобный подход. Так можно было поступать только в крайнем случае. Она не стала выговаривать это Ричарду, но после того, как страх от увиденного отпустил её, она испытала гнев по отношению к парню. Неужели он не мог сделать того же, что и она? Почему нельзя было попробовать, хотя бы просто попробовать, поработать с конём без причинения ему боли? Рейвен был очень умным, и никто б не смог переубедить Алори в том, что за несколько подходов, он непременно станет воспринимать мартингал, как седло или уздечку. В её карманах лежали несколько кусочков сахара и любимое лакомство коня: сушеные дольки яблока, которые девушка приготовила накануне. После той тяжкой тренировки, когда Рейвен вернулся в стойло весь в «мыле», а потом жадно и быстро пил воду, девушка только сильнее убедилась в своей правоте. Конь весь оставшийся день простоял, уставившись в дальний угол денника, словно понимал, что сделал что-то не так, чем вызвал злобу хозяина и последующие за этим истязания, но не мог осмыслить, в чём была его ошибка. Она пыталась успокоить и приласкать жеребца, но тот даже на своё имя не отзывался. Алори сама, как следует выстирала мартингал, чтобы смыть с него запах пота и страха, а после оставила его полежать в тюке свежено лугового сена, привезённого с поля. Это было нужно, чтобы Рейвен не испугался не только вида мартингала, но и его запаха. Геральду девушка не рассказала ничего. Она уже убедилась, что от его желания помочь ничего хорошего не происходит. Ей хотелось как-нибудь мягко намекнуть конюху, что его присутствие здесь и сейчас абсолютно не требуется, но не могла найти нужных слов. Чтобы всё получилось, она должна остаться с Рейвеном наедине. — Нет, не надо, — покачала головой Алори. — Ты же сам знаешь, Рейвен не любит, когда ты находишься рядом. — она быстро думала, что бы сказать такого, чтобы Геральд наверняка не последовал за ней. — Я не собираюсь на нём скакать. Просто выведу в леваду. — Мда? — недоверчиво фыркнул парень и кивнул на мартингал, который девушка держала в руке. — А это тогда зачем? — Ну… просто… просто… решила пока что повесить его к Рейвену. Он всё равно скоро пригодится. Ничего лучше придумать она так и не смогла, и закусила губу, прекрасно слыша себя и понимая, как неубедительно звучат её слова. — Тссс… Странная ты…— проговорил он, когда они дошли до денников. День выдался ясным и теплым. Геральд нес свою рабочую куртку перекинув её через плечо, придерживая одним пальцем руки, зацепившись за петельку на воротнике. Пара рабочих перчаток торчала из кармана его штанов, а кепка как всегда сидела немного косо. Алори не хотела его обижать, но это было неизбежно, когда речь заходила о фризе. Во всяком случае он обещал ей не подходить к нему лишний раз, и она надеялась, что он помнит о своём обещании. — Ладно, как знаешь, — нехотя пожал плечами конюх. — Но смотри, чтобы без глупостей. Я не хочу, чтобы ты попала в беду. Если что, я буду здесь, недалеко. В третьем амбаре. — Хорошо, — кивнула девушка, уже зная, что помощь парня ей точно не понадобится. Но он, похоже, не собирался уходить. Геральд почесал затылок, смущённо отведя глаза, но потом посмотрел на неё и уже без сомнения в голосе, произнес: — Алори, может быть заглянешь ко мне ещё раз? В прошлый раз мы хорошо покатались… и, если ты захочешь, могли бы повторить. Река вошла в русло и теперь лошади смогут её спокойно перейти и… — Прости, Геральд, — прервала его Алори. Не столь давно девушка вспоминала их верховую прогулку и будь обстоятельства другими, с удовольствием согласилась бы составить ему компанию. Ей очень понравились кони Геральда — спокойный меланхоличный Воробей и энергичный Ястреб, но сейчас было не лучшее время для встреч. Она хотела как можно скорее и лучше справиться с задачей, возложенной на неё Ричардом. Почему-то, ей казалось, что если она сможет оправдать его ожидания, военный хоть немного, но станет ей доверять. Он просто не мог пройти мимо такой её победы. Если она сумеет, ему придётся это заметить. Алори была одержима этой идеей и не могла даже помыслить о какой бы там не было прогулке, даже если её отказ расстроит Геральда. Она поймала себя на мысли, что её поступок не очень хороший, но не могла ничего с собой поделать. Может быть после парада, когда все трудности окажутся позади, она примет его приглашение, если парень сам будет не против. Конюху было ни к чему знать причину отказа, но нельзя было оставить свой отказ без объяснения. Возможно, услышав хоть какую-то убедительную причину, парень не станет обижаться и поймёт её? — У меня очень много занятий в институте, — соврала она, но вспомнив о кипе конспектов на своем столе, говорить увереннее ей стало легче. — Я готовлюсь к экзаменам и у меня очень мало свободного времени. — Ах черт, точно! — ударил себя по лбу Геральд. — Я совсем позабыл! Прости. Ты так мало рассказываешь о своей учёбе, что я и думать о ней перестал. Алори сдержалась, чтобы не выдохнуть с облегчением. — Там нет ничего интересного, — улыбнулась она парню. — Просто куча учебников которые нужно вызубрить, не думаю что тебе будет интересно слушать об этом. — Ну что ты… — вдруг тихо сказал Геральд, медленно протянул к ней руку и взял её запястье в свою ладонь, аккуратно сжав, поглаживая большим пальцем её нежную, мягкую кожу. — Мне интересно всё, что ты рассказываешь. — Х…хорошо, — медленно выговорила Алори, немного растерянная действием парня. Ей всегда было не по себе, когда он вдруг делал что-то подобное. Ведь она не понимала, что им движет, не имея прежде никаких романтических отношений с противоположным полом. Геральд же не торопился сильнее намекать о своём отношении к девушке, всё ещё боясь напугать её. Он надеялся сделать это на следующей конной прогулке, и пусть не показал этого, но очень огорчился её отказом. Алори казалась ему хрупкой и нежной, как цветок, и он наслаждался общением с ней. Ему некуда было торопиться, ведь она всегда была здесь и он мог любоваться ею как самым прекрасным, что может быть на свете. Геральд довольствовался малым, благодаря судьбу за то, что встретился с этой потрясающей девушкой. Он был готов сделать всё, чтобы Алори поняла его чувства и если ей понравилось у него, может стоит сделать что-то, чтобы ей понравилось ещё больше? Привести в порядок дворик, выкосить траву и, наверное, лучше всего, разбить цветник. Да точно! Цветник. С нежно-голубыми колокольчиками, которые так похожи на цвет глаз Алори. Он ещё в первые дни их знакомства заметил, что она очень любит цветы, в особенности колокольчики. Конюх улыбнулся, вспоминая как она смотрела на покачивающиеся на ветру соцветия этого цветка, растущего на клумбе у Ерса. —Геральд?..— позвала Алори. Парень моргнул. Он слишком глубоко погрузился в свои мечтания, потеряв связь с реальностью. Нехотя, он отпустил руку девушки и попрощавшись, удалился. Она проводила его непонимающим взглядом. Порой он становился странным, но Алори уже привыкла к странностям вокруг себя. В любом случае она добилась своего, и парень не станет мешать ей. Убрав руку с мартингалом за спину, она направилась к деннику Рейвена. Конь, подошёл к дверце, как только услышал её шаги и высунул голову в коридор, уставившись на девушку своими большими чёрными глазами. Сено в кормушке он так и не тронул, прибывая всё ещё в неважном настроении, хотя утреннюю порцию овса съел с удовольствием. Кормушка была пуста. Фриз ни единого зернышка не оставил. — Привет, — поздоровалась с ним Алори, потрепав по чёлке свободной рукой. — Всё ещё дуешься? — Фыр… Конь уткнулся мордой в плечо девушки, зацепив зубами её белый халат, пожевывая его зубами. На его морду всё ещё был надет красный недоуздок. Девушка сняла с решётки корду. Нужно было спешить. Фелкона снова выволокли в леваду, а значит, ей нужно было закончить ещё до того, как серебряный вернётся в денник. Она попросту не сможет удержать Рейвена, когда жеребец начнет кидаться в бой, а отвлекать от работы Геральда ей не хотелось. В основном потому, что придется выслушать от него очередную лекцию о свирепости Рейвена. Фриз настороженно поднял уши, проследив взглядом за рукой девушки. — Не хочешь прогуляться? — спросила она. Жеребец притопнул передними копытами и тряхнул гривой. Он затаил обиду на Ричарда, но никак не на неё, а потому был готов отправиться с девушкой куда угодно. Видя его безграничное доверие, Алори стало немного не по себе. Не упадет ли она в глазах коня, когда она покажет ему мартингал? Конечно, она уже всё продумала и была уверена в своем методе, но всё же… Конь дождался, когда она распахнёт дверцу и выпустить его наружу. Застегнуть корду на кольце недоуздка одной рукой было не просто, но после нескольких попыток стальной карабин громко щелкнул, соединв корду с недоуздком. Не медля, девушка повела его в воротам, надеясь не столкнуться по дороге с Фелконом. Насколько она слышала от сторонних конюхов, сегодня он тоже должен был проходить подготовку, в частности выездку. Если и этот конь относился к мартингалу так же, как Рейвен, Алори было жалко жокея, осмелившегося сесть на него верхом. Дремавший, облокотившись на стенку Атлет, приоткрыв глаза, посмотрел на проходивших мимо девушку с жеребцом, потом опять зажмурился, не упуская возможности расслабиться в тишине и покое, пока генеральский конь не вернулся в конюшню. Пересекая границу ворот, Алори приложила ладонь ко лбу, защищая глаза от яркого солнца и осмотрелась. Похоже, Фелкон облюбовал дальний денник и не помешает Рейвену сосредоточиться. Если трудность метода Ричарда была в приложении огромных усилий, чтобы «сломать» коня, метод Алори затруднялся созданием нужной атмосферы, что тоже было непросто. По ясному небу как чёрные стрелки, носились ласточки, пересвистываясь и кружа над конюшнями, строя гнёзда прямо здесь, под крышами построек, из глины и соломы, которую птицы таскали прямо из амбара. Несколько конюхов прошли мимо, катя перед собой тачки, доверху груженные лошадиным навозом. Девушка подвела Рейвена к леваде и, распахнув калитку, сняла с него корду и отпустила. За ненадобностью, она повесила её на забор, не собираясь брать её в руки во время обучения. Рейвен должен подойти к ней сам, если она будет заставлять его, это не будет отличаться ничем от того, что делал Ричард. Она верила, что ласка и забота способна сделать куда больше, чем принуждение и жестокость. Оказавшись на свободе, конь начал медленно прогуливаться вдоль забора, пригнув голову, обнюхивая песок. Алори, вздохнув, крепче сжала в руке мартингал. Пора. — Рейвен? — позвола она. Жеребец развернулся и, гарцуя, быстрым шагом подошёл к Алори. Девушка медленно подняла руку с мартингалом. Стальные кольца и карабины блеснули на солнце. Рейвен остановился как вкопанный, высоко подняв голову и попятился назад, недовольно потряхивая головой и фыркая. Он не собирался позволять снова пытать его этой мерзкой штуковиной, от которой потом долго болела шея. — Не бойся, — постаралась успокоить его она и перекинула ремни через плечо, освобождая руки. Она вытащила из кармана дольку сушеного яблока и вытянула ладонь с лакомством перед собой. — Иди сюда. Рейвен пожевал губы, нерешительно переминаясь на месте, недоверчиво рассматривая стальные кольца, свисающие с плеча девушки. Но желание полакомиться взяло вверх и осторожно, мелкими шагами, вытянув вперёд шею, чтобы не подходить близко, он быстро смахнул предложеную вкуснятну, и как только яблоко оказалось у него во рту, отпрыгнул в сторону, обходя девушку по дуге, с удовольствием жуя сухофрукт. Девушка ничуть не расстроилась. Это вполне ожидаемо, было бы странно, если бы он повёл себя по другому. Ему просто нужно было время. И в отличии от Ричарда, Алори готова была подождать. — Понравилось? — спросила она, вытаскивая ещё одну дольку. Конь навострил уши, не прочь отведать еще. На этот раз он подошёл смелее, но снова ускакал прочь, едва получив желаемое. Поняв, что опасности нет, он начал воспринимать это, как игру. Этого Алори и хотела. Она давала жеребцу свободно рысить, прогуливаясь по леваде, время от времени подзывая его, угощала и ни разу не прикоснулась к нему до тех пор, пока он сам не остановился рядом с ней, уже не боясь висящего на её плече мартингала. Девушка погладила коня по переносице. Потом осторожно сняла мартингал. Кольца звякнули, и Рейвен, заржав припустил прочь, описал большую дугу и остановился поодаль, наблюдая за тем, что делает Алори. Она всего лишь навсего прицепила карабины к кольцам, получая большую петлю и оставляя ремень лежать на своей ладони, положила прямо на него кусочек сахара. На этот раз конь не спешил подходить. То, что она держала в руке, пугало его. На уговоры подойти, он лишь отфыркивался и раздражённо рыл копытом песок. Он очень хотел сахар, но не мог приблизиться. Алори не настаивала, терпеливо ожидая, когда… наверное, это тоже можно было назвать «ломать коня», только она не притронулась к фризу мартингалом, давая возможность жеребцу осознать, что ничего страшного не происходит, а смелость будет вознаграждена. Конь, гордо подняв голову, проходил мимо, делая вид, что белый кубик на ладони девушке ничуть его не волнует, но смотрел на него жадно, причмокивая губами. Постепенно расстояние между рысящим мимо фризом становилось всё меньше и меньше, пока он, в очередной раз приблизившись к девушке, резко прыгнул вперёд, колыхнув длинной гривой, и задорно ударив в воздухе задними копытами, аккуратно выхватил с ладони сахар и, довольный своей победой, понёсся прочь. Алори не сходила с места. Рейвен стал поспокойнее, когда понял, что девушка не собирается мучать его мартингалом. Он чувствовал себя увереннее ещё и потому, что мог в любой момент убежать, улизнуть от пленения. С Ричардом ему бы это не удалось. Девушка сделала вид, что снова положила что-то на ладонь, но на самом деле там ничего не было. Конь с интересом поводил ушами и без сомнений подошёл к ней, а она, как ни в чем ни бывало протянула ему пустую руку. Рейвен провёл губами по ладошке, но нащупал только ремешок мартингала. Не понимая, где лакомство, он принялся теребить мартингал зубами, а потом громко выдохнул, понюхал его, заинтересовано фыркая. На его памяти эта штука никогда так не пахла. Теперь же от неё исходил мягкий аромат сена. Алори засмеялась, когда жеребец подцепил мартингал зубами, стянул с её руки и принялся жевать, решив, что если он пахнет вкусно, вполне мог быть таким же и на языке. Но быстро понял, что это обман и раздраженно бросил ремень на песок, злобно фырча, а после ещё и повалял его копытом. — Отдай, дурачок… Алори подняла мартингал и отряхнула его от песка. Ей понравилось то, что поняв, что схватил, Рейвен не испугался и не убежал. Первым шагом было показать ему, что на вид ремень не такой страшный, что к нему можно прикоснуться без страха. Пока этот этап не будет пройден, не стоит и думать о том, чтобы оседлать Рейвена в мартингале. Конь раздраженно потряс гривой, недовольный тем, что его обманули, действительно чувствуя себя дурачком, а потому не сразу подошёл к девушке, когда она позвала его. Вместо этого, жеребец, взмахнув хвостом побрел вдоль забора. Девушка не стала настаивать. Ведь конь пришёл сюда не только для того, чтобы познакомиться поближе с мартингалом, но и чтобы прогуляться. Она прижалась спиной к забору, наблюдая за тем, как фриз раскапывает копытом песок возле одного из столбов, чтобы добраться до притаившегося там пучка свежей травы. Она подняла глаза к небу. Поднялся сильный ветер, всколыхнув верхний, сухой слой песчаной насыпи левады. Алори заслонила глаза рукой. Её волосы затрепетали от порывов прохладного воздуха. Девушка ощутила кожей, что стало холоднее, несмотря на то, что солнце всё ещё ярко светило на безмятежно голубом небе. Рейвен, поднял голову, отвлекаясь от травы и с удовольствием подставил морду ветру, позволяя ему трепать свою красивую, длинную гриву. Поплотнее завязав свой белый халат, девушка задумчиво поводила пальцем по кольцам мартингала, ещё влажным от слюней Рейвена. Ричард говорил, что не сможет приходить несколько дней, и Алори стало грустно от этих мыслей. Что бы он сказал, увидев как именно она подошла к обучению Рейвена? Разозлился? Не придал бы значения? Парень очень категорично относился ко всему, что идёт в разрез с его мнением, а значит вряд ли был бы в восторге. Но всё же, даже зная это, девушке хотелось, чтобы он был здесь сейчас. Может, он всё же придёт? Она оглянулась назад, посмотрев на главные ворота корпуса. Но нет. Не было похоже, что смотровой собирался их открывать, заметив подходящего к корпусу военного. Разочарованно, девушка отвела взгляд. Глупо было ждать того, кому до тебя нет никакого дела. Но почему-то, девушке казалось… нет, скорее она чувствовала, что после того вечера, когда провожая её, парень сказал о том, как устал, он стал относиться к ней немного лучше. Стал сдержаннее и не повышал голос. Быть может, просто привык к её присутствию? Или же действительно устал от неё настолько, что перестал предпринимать любые попытки отвязаться от неё. Вначале размышлений Алори почувствовала эмоциональный всплеск, который впрочем тут же утих, стоило лишь напомнить себе, что она не стала ближе к нему, а всего лишь надоела. Наверняка, у Леоны нашлось бы объяснение для этого, но сама девушка сейчас была не в состоянии разобраться со всём. Единственный путь, который она видела, это помочь Рейвену перестать бояться мартингала. Если она сделает то, чего Ричард не смог… станет ли он относиться к ней по другому? — Пффффррррр… Алори вздрогнула от неожиданности. Задумавшись, она и не заметила как к ней подошёл конь и настойчиво дергал зубами за карман халата, прекрасно зная, что девушка отдала ему ещё не все угощение. Она улыбнулась, похлопав коня по скуле, пока тот всё ещё, требовательно переминаясь с ноги на ногу, пытался добраться до содержимого кармана. " Наверное, сейчас…» Девушка отошла от забора. Конь последовал за ней, смешно семеня следом, не выпуская из поля зрения руку девушки, которая нырнула в карман. — Погоди немного… Алори слегка отпихнула от себя морду коня, когда тот начал облизывать её сжатые в кулак пальцы. В её ладони был зажат ломтик яблока, но она не собиралась на этот раз так просто отдавать её фризу. Пора было переходить к заключительному на сегодня этапу тренировки. Повесив петлю мартингала на сгиб локтя той самой рук, в которой она держала лакомство, она протянула Рейвену яблоко и пока тот осторожно ощупывал губами ее ладонь, почесывая коня свободной рукой, девушка острожно перемещала мартингал по своему предплечью, затем кисти, а потом, одним ловким движением, ужасающий фриза ремень, легко опустился на шею жеребца. Рейвен замер, не дожевав яблоко и опустив голову к груди обнюхал неожиданно появившиеся на его шее ремень. Конечно, мартингал следовало носить не так, но для начала Алори хотела просто приучить коня к тому, что надевать его нетрудно и неопасно. Девушка убрала руки, отходя от коня, наблюдая за тем, что будет дальше. Это был очень важный, показательный момент от которого очень многое зависело. Девушка, затаив дыхание, смотрела, как Рейвен внимательно обнюхивает висящей на своей шее мартингал, трогает губами его кожаные ремни, прикасается губами к металлическим кольцам и приподнимает их, ещё раз пробуя на вкус. Потом неопределенно фыркнув, конь перестал обращать внимание на новую «сбрую» и, как ни в чем ни бывало, подошёл к Алори, требуя ещё один кусочек. Она не смогла сдержать своей радости и едва конь приблизился, обняла его за шею. Это было ещё одним доказательством того, что только любовь и ласка могла превратить взбешённого под седлом жеребца в нежного и робкого жеребёнка, готового доверять только тогда, когда его любят и понимают. Радуясь за такую победу, Алори щедро предложила ему целую горсть из яблок и сахара. Рейвен жевал медленно, довольно морща губы и зажмуриваясь, облизывая мокрым горячим языком руки девушки. Когда карман девушки опустел, конь порысил по леваде, никак не обращая внимание на мартингал, который от каждого шага коня подскакивал и гремел кольцами. Похоже, теперь эта штука уже больше не пугала его. А значит скоро можно будет переходить к новому этапу. Алори ещё сама не знала в чём он будет заключаться, но на не собиралась ещё рисковать и сделать Рейвена в мартингале одетом правильно. Наверное, для начала стоило научить коня склонять голову без принуждения. Гордого коня это вряд ли бы устроило, но глядя на то, как жеребец скачет по леваде, не смущаясь звенящей штуки на шее, ей было ясно, что и это возможно сделать. Вечером она обязательно подумает, как научить коня наклонять голову. Снова налетел ветер, свистя и сметая с тюков сена, выгруженных у стен конюшен, сухую солому. Ласточки, молниями носившиеся по небу, пропали. Рейвен остановился на полном скаку, выбив из-под копыт столбы песка и подняв уши посмотрел куда-то вдаль. Стало очень тихо, не считая свист ветра, шорох соломы и песка, поднятого в воздух. Рейвен отряхнулся и заржал, лягнув задними ногами. Девушка посмотрела туда, куда был обращён его взгляд и поняла беспокойство фриза. Там, со стороны леса, поднималась огромная чёрная туча, разделяя небо на две части. Ей не было ни конца, ни края. Она катилась, тяжело переваливаясь, разрастаясь каждое мгновение, сердито рыча, как исполинский косматый зверь. На секунду девушка застыла, завороженная таким видением, но пришла в себя, когда увидела, как рыжий кот, скорее всего дремавший на солнышке где-то за забором, прыжками перебежал по песку левады, спеша спрятаться в хозяйственом помещении. Алори хотела подозвать Рейвена, но тот уже сам несся к ней во весь дух, сердито фырча и покачивая гривой. Нужно было уходить под крышу пока не поздно.