Life Time 3

Мот потянулся, лёжа на террасе дома, прямо перед закрытой входной дверью, свесив голову с со ступени крыльца. На его ухо села муха, но пёс, даже не открыв глаз, дёрнул ухом, сгоняя её, и продолжил дремать, тихо похрапывая во сне. У перил террасы, рядом с собакой, стояли в несколько рядов цветочные горшки разных форм и размеров: глиняные, керамические, пластмассовые. Растения, перезимовавшие долгое время внутри дома, начали тянуть свои стебельки к яркому солнечному свету. В воздухе стоял запах мокрой земли и свежести, какая бывает в то время, когда весна наконец-то полностью захватила власть над всем раскинувшимся пространством. Из бледно-жёлтых, мёртвых холмы Ризенбурга снова покрылись изумрудным травяным покрывалом, по которому, мирно прохаживаясь, паслись многочисленные стада чёрномордных, кучерявых овец. Их блеяние было слышно издалека, как и лай пастушьих собак, не позволяющим большим стадам излишне разбредаться из-под бдительного присмотра фермеров. Услышав этот лай, пёстро-коричневый Мот приоткрыл один глаз, но и не собирался вставать, тяжело вздохнув и подтянув к себе заднюю лапу. Его шерсть на животе, груди и «штанах», висела вылежавшимися клоками. Вычёсывали пса только Николас и Алори, но сейчас это было сделать некому и собака хоть и не была грязной, потеряла свой приличный вид. А с приближением весны времени на это совсем не стало. Жители деревни постепенно готовились к новому зелёному сезону. Уинри вышла из дома на террасу и осторожно обошла даже не шелохнувшегося пса. На её руках были надеты рабочие перчатки, и в них она держала садовые инструменты. Спускаясь по ступеням крыльца на тропинку перед домом, она ласково провела рукой по голове сонного Мота и тот молча выразил своё удовольствие, пару раз стукнув хвостом об деревянный пол. Женщина уже успела облагородить несколько цветочных клумб вдоль тропинки. Последние две недели выдались очень тёплыми, земля прогрелась и цветы даже в ночное время уже не замерзали. Однако это касалось только стойких садовых ростков. Все остальные, более нежные и ценные растения, которые любили тепло, Уинри решила выставить на улицу только сегодня, но всё ещё не развесила их на террасе, решив посмотреть для начала, какой будет погода. Она остановилась, не дойдя до конца дорожки и, приложив ладонь ко лбу, посмотрела на небо, туда, где в синеве плыли объемистые клочки облаков. Высоко-высоко, громкими стайками, чертили по небу острохвостые птицы. Ласточки без устали кружили над деревней, словно плавали в воздухе. Уинри улыбнулась, наблюдая за ними. Эти птицы для неё были связаны с воспоминаниями о дочери, которая впервые за все эти годы не будет радоваться первому появлению чёрных быстрокрылых стаек. Алори с детства любила наблюдать за ними, и связывала из появление для себя со скорым наступлением лета. Уинри стало грустно стоять вот так одной и в одиночку смотреть в небо. Женщина скучала по ней, но понимала, как это важно для Алори. Девочка с самого детства грезила мечтами стать ветеринаром. Ради мечты всей её жизни они просто не могли держать её дома. Она надеялась, что дочь будет счастлива, когда добьётся своего и вернется домой. «Интересно, как они сейчас там?» Уже несколько дней брат с сестрой не выходили на связь. Уинри не сильно переживала насчет этого. В конце-концов, судя по календарю, у Алори уже должна была начаться подготовка к экзаменам, а Ник наверняка страшно занят на службе. Ведь в Централе очень скоро пройдёт важное событие — военный парад. Но и в далёкой от столице провинции тоже приближался весенний, долгожданный праздник, на который со всех ближайших деревень съезжались местные овцеводы — Весенний фестиваль овец. Пожалуй, единственный праздник, которым так славилась их деревенька. К этому мероприятию уже активно подготавливались фермеры, готовые показать, чего добились за год, помериться количеством голов стада, полученным приплодом, показать своё мастерство в стрижке шерсти на время и, конечно, провести выступление пастушьих собак. Время от времени, когда Эдвард, прочитывая газету, находил что-то касающееся армии, фыркал, вспоминая Ника, ворча, что армия совсем не то, что он желал своему сыну, упоминая этот самый фестиваль овец, где, по его мнению, Николас добился бы большого успеха, тренируя пастушьих собак. «И то пользы больше было бы» — обычно так он заканчивал свою гневную тираду. Но Уинри знала, что он вовсе не осуждает сына за такой выбор. Скорее всего, ему не нравится, что семья стала разделённой, а дом — неполным. Как бы стойко не держался Элрик, не показывая своего волнения, женщина-то понимала, в чём на самом деле состоит причина этому. Отношения Ника и Эдварда уже давно стали сдержанными, без проявлений эмоций, но суть не менялась. Мужчинам всегда труднее выразить свои чувства, и понимая это, Уинри никогда не пыталась акцентировать на этом своё внимание. Возможно, Эд, в какой-то степени считал себя виноватым перед Ником. Она и сама замечала, что с тех пор, как Алард всерьез увлекся алхимией и стал заниматься наравне с отцом, Эдвард стал меньше времени уделять своему второму сыну. Но сам Ник ни разу не говорил об этом с ней, и сама Уинри не считала, что сын злился на отца. С самого детства он не отличался обидчивостью, которая была свойственна старшему брату, и спустя много лет, остался таким же уравновешенным и спокойным, и навряд ли испытывал недостаток отцовской любви. Он стал любимым братом для Алори, всегда поддерживал её и защищал порой даже от Аларда, с которым у неё так и не получилось найти общий язык. Именно Ник первым предложил поселить Алори у себя, что и стало единственной причиной, по которой Эдвард, скрепя сердце, отпустил свою единственную ненаглядную дочь в Централ. Первое время отец семейства очень переживал за неё, чуть ли ни каждый час собирался звонить, но прошло время и, удостоверившись, что дочка обустроилась на новом месте и учится как следует, перестал бояться за нее. Только лишь скучал, только и мечтая о том, чтобы Алори поскорее вернулась домой. Уинри опустилась на колени перед одной из клумб. В соседней уже весело покачивали листочками рассады из молодых петуний и флокс. От прошлогодней сухой травы она уже избавилась. Но работы ещё было много. Вокруг дома и за ним, где росли молодые деревца яблонь, соры от лиственной трухи всё ещё было много. Перекапывая маленькой лопаткой клумбу, тщательно выдирая из земли корни сорняков, разрыхляя её, Уинри, нахмурилась и покосилась на закрытую дверь дома. «Попросила же!» — раздраженно подумала она. — «Никогда ничего во время не делает…» Едва она только решила, что сын в который раз пропустил её просьбу мимо ушей, как дверь распахнулась, и на пороге появился Алард. Он не вышел наружу и, придерживая дверь, смотря на мать, крикнул: — Где грабли? — Посмотри за дверью в мастерской, — ответила женщина. — Папа должен был её подлатать. Парень кивнул и вновь исчез в доме. Дверь за ним с негромким хлопком закрылась. Уинри опустила голову, продолжая перекапывать клумбу. Чернозём рассыпался у неё в руках рыхлыми, влажными комками, оставляя на перчатках чёрные крупинки. Алард не был лентяем, но любой работе предпочитал алхимию. Женщина мысленно отругала себя за такую несдержанность по отношению к сыну. Пусть не сей момент, но он всегда помогал ей с делами и не отлынивал от работы. Просто делал это молча и с таким выражением, словно его отвлекли от очень важного дела. На самом же деле, он просто постоянно, чтобы не делал обдумывал свои алхимические наработки. Уинри в толк не могла взять, что именно творили эти двое в своем кабинете, но в одном была уверена. «Истинный сын своего отца. Ничего не скажешь…» Иногда женщина даже чувствовала себя немного одиноко. С тех пор, как Алори покинула дом, ей почти не с кем было пообщаться. Конечно, и Эд, и Ал помогали ей по хозяйству, но всё же большую часть времени проводили у себя. Чтобы хоть как-то отвлечь себя, она всё больше и больше хлопотала по дому или же занималась созданием автопротезов, но, правда, теперь делала это всё реже и реже. Заказов было мало, и в основном, она помогала Гарфилю, своему наставнику, который время от времени в письме нет-нет, да и просил свою ученицу или сделать чертёж недостающей конечности по заданым параметрам, или же выполнить нетрудную сборку, когда у него самого вдруг заканчивался тот или иной материал. Однако уже месяц от Гарфиля не было никаких вестей, и за неимением других дел, женщина решила, что самое время заняться садоводством. Закончив с клумбой, разрыхлив землю, женщина вернулась на крыльцо, за рассадой. Она уже пересаживала саженцы в землю, когда дверь снова распахнулась. Уинри подняла голову. Алард держал в руке грабли и, переступая через порог, поднял их выше, зубьями вверх, и уже собирался сделать следующий шаг когда мать громко и испуганно крикнула ему: — Осторожно! Собьёшь! Алард остановился, не успев опустить ногу на пол, непонимающе посмотрел на мать и, проследив за её взглядом, поднял голову. Железные зубья едва не задели маленькое, вылепленное из глины гнездо ласточек, которое птицы соорудили прямо на карнизе, над дверью. Уинри уже давно приметила это, несколько дней назад обратив внимание на то, что пара ласточек постоянно кружат рядом с домом, а потом поняла, что они выбрали это место для своего гнезда. Серо-коричневая глина вперемешку со стеблями сухой травы, уже подсохла, но строительство всё ещё продолжалось. — Чёртовы птицы… — процедил сквозь зубы Алард, перекидывая грабли в другую руку. Он остановился у лежащего на первой ступеньки пса, наверное, ожидая, когда он встанет и уступит ему дорогу. Но Мот и не подумал этого делать. Он даже глаз не открыл, дергая во сне носом и глубоко, тихо дышал. Он проворчал что-то себе под нос. Алард был в голубой расстёгнутой рубашке на голое тело и коричневых брюках, в которых обычно выполнял повседневные работы по дому. Его золотые волосы, как всегда, были собраны в высокий длинный хвост, как у Эда. Уинри несколько раз предлагала ему хоть немного укоротить их, но парень не соглашался. Длина его волос уже превзошла таковую у отца, но похоже, Алу это даже нравилось. Сегодняшний день семья собиралась провести вместе, приводя территорию вокруг дома в порядок. А дел было много. Аларду, например, поручалось очистить газоны, чтобы трава как можно скорее приподнялась от земли. — Откуда начать? — спросил Алард мать, останавливаясь за её спиной, на песчаной дорожке ведущей к дому и опустив грабли, оперевшись на них руками, ожидая указаний. — Будь добр, от начала лужайки и до дома, — женщина подняла руку в перчатке, запачканной землей и указала пальцем в каком направлении ему двигаться. — На сегодня этого будет достаточно. А завтра продолжишь за домом. Там много листвы от деревьев. Эти листья можно будет оставить для компоста. Но для начала, всё же, лужайку. Я не хочу тебя перенапрягать. — Вот ещё, — фыркнул Алард и, закинув грабли на плечо, сошёл с дорожки на газон. — Я закончу всё сегодня. Уинри не стала с ним спорить. Это было бесполезно. Упрямство Алард унаследовал от своего отца, хотя иногда у неё складывалось впечатление, что он превзошёл Эдварда и в этом. Альфонс, гостивший у них в начале прошлого года, ещё когда Алори была дома, частенько подмечал такую осебеность между отцом и сыном, а ещё то, что Николас и Алард очень похожи на него самого и Эда в молодости. В свои редкие визиты все втроем они корпели над трудами, которые привозил с собой Альфонс, но, в отличии от Эда и Ала, сам Альфонс был рад проводить время и с Уинри тоже. В такие моменты он переставал говорить об алхимии и экспериментах. Он рассказывал ей о Ксинге, о том, как живёт там, далеко от родного Аместриса. О месте, которое стало его домом. Слушая его, на время, женщина забывала о своей тоске по брату её мужа, к которому относилась как к брату. Ал с таким воодушевлением вёл свои рассказы, что становилось понятно, как сильно он проникся Ксингом, стал его частью. Радость за него пересиливала тоску, и она готова была и дальше расспрашивать о том, какую жизнь он ведёт там. А после он снова уехал, пробыв в Ризенбурге чуть больше недели. Письма приходили редко, и никто не знал, когда Альфонс Элрик вновь покажется на пороге их дома. Уинри отвлеклась от нахлынувших на неё воспоминаний. Алард весьма шумно начал сгребать в кучу сухую траву и сейчас ломал граблями засохший раскидистый куст с репейником, пытаясь обломать его широкие ветви с цепкими головками, чтобы уже потом выкорчевать и оставшийся главный побег. Но это оказалось не так просто и, раскачавшись, несколько веток все же зацепились за брюки парня. Разозлившись, Алард отбросил грабли, крепко схватил репейник двумя руками и потянул на себя. Раздался громкий треск, и корень растения показался наружу. Одним рывком Алард вырвал его из земли и швырнул прочь, за лужайку, где их дворик плавно переходил в холмистую пустошь. На месте репейника осталась глубокая яма. Парень выругался и, нагнувшись, принялся счищать со своих брюк сухие и колючие репьи, но те лишь рассыпались в руках, никак не отставая с одежды. И только когда избавился от последнего крючка, вновь взялся за грабли. Уинри, усмехнувшись, покачала головой и, пересадив, последний саженец, отряхнула перчатку об перчатку и поднялась на ноги, собрав свои инструменты. Ещё немного времени, и цветы распустятся, станут быстро расти, если их вовремя поливать. Женщина упёрлась руками в поясницу, прогибаясь в спине назад, разминая затёкшие мышцы. Алард добросовестно прочёсывал граблями траву, тщательно собирая всё, что попалось в железные зубья. Возможно, он просто спешил поскорее вернуться к своим пробиркам, но даже если так, работал он не спустив рукава. В любом деле он выкладывался по полной, делая всё хорошо с первого раза. Эта черта характера тоже объяснялась его упрямством, поэтому можно было точно сказать, что когда он закончит, пытайся искать сколько угодно, но ни одного упавшего листика будет не найти. Вернувшись на крыльцо, Уинри сложила инструменты на лестнице. От звона металла Мот дёрнул ухо, тяжело выдохнул и завалился на бок, греясь на солнце. Как только он это сделал, женщина заметила его клочковатую шерсть на животе. — Надо будет вычесать тебя, дружок, — сказала она. — Пока ты совсем в валенок не свалялся. В ответ пёс лишь зевнул, навряд ли услышав, что ему сказала хозяйка. Уинри сняла перчатки, оставив их рядом с инструментами, и перешла к своим горшкам, решая, куда и что именно повесить, а что оставить стоять на террасе. Или же, кое-что можно тоже пересадить на клумбу? Конечно, она помнила какие цветы висели в кашпо в прошлом году, но всё же, ей хотелось немного поменять окружение. Розовато-белая фуксия будет хорошо смотреться рядом с фиолетовыми астрами. Их можно будет повесить рядом с качелями. Ароматы этих цветов хорошо дополняют друг друга. А вот ярко синюю лобелию лучше всего повесить у другого конца террасы. Герань и георгины подвешивать не было смысла. Они плохо смотрелись в кашпо. Пока что лучше всего оставить их здесь, и когда цветы привыкнут к постоянному яркому свету, от которого они отвыкли за зиму, их можно будет пересадить. Возможно, найдётся место ещё для одной клумбы? Женщина взяла в руки небольшой глиняный горшок с ярко-красной настурцией, разглядывая её со всех сторон в поисках увядших листочков, которые следовало бы оборвать. Скрипнули петли двери, и на террасу, насвистывая что-то, вышел Элрик-старший. Он, как и сын, был одет в простую рубашку на голое тело и штанах, которые не боялся испачкать. Хвост лежал на правом плече. Скулы обрамляла короткая щетина. Подмышкой мужчина держал закрытую жестяную банку, а в руке пару кистей и кусок наждачной бумаги. Эдвард остановился на краю крыльца, прямо перед спящим Мотом, ступая по деревянному, теплому полу босыми ногами, и осмотрел территорию перед домом. Его взгляд остановился на Аларде, который, закончив с одной полосой, переходил к другой. Трава, разросшаяся во все стороны, после стараний парня, стала причёсанной в одну сторону, вслед за граблями. — Давай, давай! Не ленись! — задорно крикнул он сыну. Тот остановился на мгновение, смерил отца сердитым взглядом и продолжил работу. — Я ведь просила тебя побриться, — нахмурившись, сказала Уинри, всё ещё держа горшок в руках. — У тебя просто ужасная щетина! — Разве? — Эдвард провёл рукой по своей щеке. — Ладно, ладно. Не кричи, побреюсь. Но сначала займусь качелями. — Качелями? — переспросила его Уинри, проследив глазами за мужем, когда тот подошёл к висящим на террасе широким деревянным качелям, которые висели на цепях, намертво приварены к толстой балке. Мужчина качнул их одной рукой, и те с громким скрипом отклонились. Женщина зажмурила один глаз от неприятного звука. — Мда…— протянул Эд. — Надо бы смазать. — Почему ты сейчас решил этим заняться? — Уинри поставила горшок обратно на пол, упираясь руками в бока. — Неужели тебе больше нечем заняться? — Есть чем… — совершенно не раздражённо ответил Элрик, хотя последняя фраза жены явно была направлена на то, чтобы разозлить его. — Но хочу заняться именно качелями. Остальное подождёт. — А почему, ты мне можешь объяснить? — не сдавалась его супруга. Эд посмотрел на неё так, словно она не понимает очень простые вещи, и ещё раз качнул качели, но на этот раз не так сильно, чтобы те не скрипели. — Это ведь любимые качели Алори, — сказал он, присев рядом с ними на корточки и положив на пол банку и кисть, принялся шкурить деревянные доски, которые за лето успели облупиться, наждачной бумагой. Шурх. Шурх. Из-под бумаги выбивалась белая древесная пыль, которую мужчина тут же сдувал, придерживая качели одной рукой, чтобы те не качались. Обработанная поверхность на глазах стала гладкой и светлой, как новая. Уинри помнила, что Эдвард каждый год, как только тёплые дни на улице установилась прочно, приводил качели в надлежащий вид: зачищал, покрывал лаком, смазывал скрипящие цепи, чтобы Алори могла проводить на них каждый день за чтением книг. Это было её любимое место, и в тёплые вечера, девушку всегда можно было найти на террасе, на которую из кухонного окна всегда падал яркий свет. Благодаря этому домой её мог загнать только приближающийся ночной мрак. — Эд, Алори вернётся ещё не скоро. Зачем делать это прямо сейчас? Лучше бы наколол дров на вечер. И не на вечер тоже. Эдвард на секунду остановился, бросил на неё сердитый взгляд, хмыкнул и продолжил, переходя к спинке качелей. — Какая разница когда? Я каждый год делаю это. Именно в это время. Я хочу, чтобы всё было готово, когда она вернётся. Ей будет приятно, я знаю. Жду не дождусь, когда Алори приедет домой. Мне не по себе, когда она так далеко. Да ещё и звонит редко… — вздохнул он, но продолжил уже бодро. — Скоро всё вернётся на круги своя! Осталось лишь немного подождать. Уверен, она очень соскучилась по дому. Безусловно, Уинри тоже ждала возвращения дочери из далекого Централа, но она в который раз убеждалась, что тоска Эдварда порой переходит все границы. Были периоды, когда он вроде бы перестал переживать за неё, доверял ей, молча переносил разлуку, но потом, словно бы что-то в нем щёлкало — и он становился раздражительным, и прибывал в плохом расположении духа, не мог работать, и вообще на чём бы то ни было сосредоточиться. Причину этому можно было легко понять: он очень сильно любил свою дочь. Настолько, что Уинри опасалась, как бы такая излишняя опека не довела до беды. Всё-таки их дочь уже давно выросла и не нуждалась в таком контроле. Алори уже могла сама принимать решения, но, похоже, отец считал иначе. Уинри пыталась поговорить с ним, и он нехотя соглашался с её словами, но никак не мог изменить своё отношение к ней. Уинри вовсе не призывала его перестать любить дочь. Она всегда давала ей больше свободы, понимая, что девушка готова к этому. И была даже рада, что мечта её дочери исполнилась и то, что она находилась далеко наконец-то станет толчком для Эда к тому, чтобы он наконец отпустил её. Разве были поводы для беспокойства? Николас всегда рядом и не позволит никому обидеть сестру. — Мы ведь уже говорили с тобой об этом… — устало проговорила Уинри, наблюдая как муж с силой надавливает на бумагу. Под качелями уже появился слой деревянной пыли. — Ты можешь съездить к ней, если хочешь. Я вижу, как ты переживаешь, и уже не в силах переубедить тебя. Ты не веришь ни мне, ни ей. Тогда поезжай в Централ и сам во всём убедись. Право, я уже не знаю, что с тобой делать. Она вздохнула, сдаваясь. Быть может, это поможет? Так он успокоится и уже терпеливо дождётся её, когда придёт время. Уинри уже давно хотела предложить ему подобную идею. Сама она не сможет уехать. Мота нельзя было оставлять одного. Боб и Тим, их старые добрые друзья и соседи, которые частенько соглашались придержать пса, сейчас были слишком заняты фестивалем овец, впрочем, как и вся деревушка. Это была единственная причина. Этот пёс не раздумывая побежал бы за поездом и кто знает как далеко оказался бы от дома и чтобы с ним произошло. Мотли был любимым псом Ника и Алори, и Уинри пыталась заботиться о нём, помня о том, как его холили сын с дочерью, но не могла так же хорошо выполнять эти обязанности. Можно было бы рискнуть и оставить Мота на Аларда. Но парень не любил пса и не стал бы следить за ним. Это не оставляло женщине выбора. Она должна была остаться, но была не против, если бы муж всё же послушался её и успокоил свои тревоги таким методом. Но когда Эдвард сдвинул брови, женщина предложила ему ещё кое-что. — Или сделаем это вместе, после фестиваля. Когда Боб сможет взять к себе ненадолго Мота. Я боюсь, что мы не найдём его, если оставим пса на ответственность Аларда. Ты ведь знаешь, как он к нему относится. Но если поедешь один, как раз успеешь на парад. — Ага, бегу чемодан собирать… — с сарказмом усмехнулся Эдвард. — Я же так их люблю… — Прекрати вести себя как ребенок! — прикрикнула на него Уинри. — Я с тобой серьёзно разговариваю! — Да плевал я на этот парад, Уин… — совершенно не испугавшись реакции жены, ответил Эд безразличным тоном, ни на секунду не переставая усердно шкурить спинку качелей. — Я имела ввиду, что ты сможешь посмотреть на Ника. Он ведь участвует в параде в этом году. Ты ведь сам рассказывал мне, что он говорил об этом, когда звонил в прошлый раз. Я думаю, ему будет приятно, если ты будешь там. — Прекрати нести чушь, — отмахнулся Эд. — Ник отлично знает, что я терпеть не могу армию, и для меня присутствовать на таком мероприятии — сродни пытке. — Ты мог бы хотя бы сделать вид, что интересуешься его жизнью?! — разозлилась женщина. — Он твой сын, если ты не забыл! Мужчина ничего не ответил, решив, что взбешенной жене не стоит лишний раз что-либо говорить. Существовала вероятность получить гаечным ключом по голове. Хотя, с годами, это происходило всё реже и реже, к тому же, вряд ли Уинри взяла его с собой, собираясь заниматься садоводством снаружи. Но страх перед этим ещё остался. Уинри сверлила Эдварда взглядом, в ожидании, что он вот-вот выдаст какую-то колкость, но тот лишь сильнее налёг на наждачную бумагу. Древесина под ней с шорохом сбрасывала с себя, как чешую, верхний слой, и теперь качели выглядели куда лучше, чем утром. Элрик-старший и сам был доволен своей работой. Делал он это с мыслями об Алори. Как она обрадуется, когда вернётся домой! Всё станет как и прежде: тихие семейные вечера, которые без любимой дочери становились серыми и скучными. Он помнил её веселый, звонкий смех, от которого, как бы худо не было на душе, становилось легче, и хорошее настроение появлялось откуда не возьмись. Разве он мог подумать раньше, что его ненаглядная дочурка будет вдали от дома так долго? Но приходилось справляться с переживаниями, однако, он признавал, что делает это плохо. — Он уже не маленький, Уин, — ответил Эд. — И он отлично понимал, что выбирая такую работу, видеться мы с ним будем редко. — Твоя неприязнь к армии настолько сильна, что ты готов отказаться от сына?! — Хватит нести чушь! — крикнул Эд, сверкнув глазами, посмотрел на жену, а потом вновь вернулся к работе, всё ещё сердито хмурясь. — Это совсем другое. Никто не в обиде. Ты одна вечно чем-то недовольна. У нас с Ником прекрасные отношения. Прекрати создавать проблемы на пустом месте. Мне лучше знать, как ко мне относится мой сын. — Хорошо… — немного успокоилась Уинри, но голос её всё ещё оставался громким и дрожащим от негодования. — Он не маленький, ты прав. Но что насчёт Алори? К ней ты по другому относишься. Она тоже уже не маленькая по-твоему? — Нет, вот Алори маленькая, — уверенно ответил он. — С чего ты вообще завела этот разговор? — С того, что я не понимаю, почему ты упорно не даёшь девочке больше свободы чем её братьям? Неужели ты не видишь, что она тоже выросла? Ты не должен так сильно беспокоиться за неё, — женщина поставила горшок обратно на пол. Желание заниматься цветами пропало. Пока что Алори, как ей казалось, не испытывала неудобств от постоянной гиперопеки своего отца, но Уинри чувствовала, что скоро это может произойти. Ей совсем не хотелось, чтобы отец и дочь однажды перестали понимать друг друга. Как женщина, она прекрасно понимала Алори. Она открывала для себя целый новый мир, заводила знакомства, узнавала что-то новое и, находясь далеко от дома, могла учиться самостоятельности и постепенно выйти из-под родительского надзора. Почему-то Эдвард «контроль» и «любовь» понимал как одно и тоже. Может, боялся, что следуя примеру брата, она тоже захочет найти своё место в жизни, но не то, которое желал бы для неё папа. Уинри никогда не обсуждала с ним, чего именно он ждёт от Алори, но была уверенна на все сто, что Эдвард не будет в восторге, если девушка когда-нибудь решит покинуть свою деревеньку. Хотя, она не могла сказать, что Лори любит большие города, но всё же Уинри уже готовила себя к тому, что и её дочь скоро покинет родной дом. Это принятие не наступило сразу, но почему-то, ей удалось свыкнуться с ним без особых затруднений. Словно бы, она уже давно знала, что так и будет, только вот не думала об этом. Уинри не считала, что таким образом её любовь станет меньше или того хуже исчезнет. Где бы не была Алори, какое бы решение не приняла, она всё равно будет любить её как и всегда. И это ничто не сможет изменить, ни время, ни расстояние. Конечно, всё это, если и произойдёт, случиться не скоро, но женщина уже была готова ко всему. Жаль, что Эд вряд ли захочет понять. Даже объяснить бы не получилось. Такие вещи получается только чувствовать, словами их не передать. — Я не могу не беспокоиться. Она в большом городе, где полно… ну… всякого нехорошего…— не найдя нужных слов, пробормотал Эд, откинув волосы за спину. — Я знаю, что с ней Ник, но он не может быть с ней рядом постоянно… — Ты тоже не можешь… — вздохнув, тихо ответила Уинри. — М? — Нет… ничего… Так… Ты не собираешься ехать? Не на парад, а повидать её? Я не буду против. Заодно отвезешь свои бумаги в Совет. — Эти бумаги от меня ждут только в сентябре, — буркнул Эдвард, замолчал, подумав и выпрямившись, уверенно сказал. — Нет, не поеду.  — Что?! — удивилась Уинри. — Ты ведь хотел её увидеть. Они будут рады, если ты навестишь их. Твоя работа может и подождать. Она никуда не денется, а вот смотреть, как ты изводишь себя мне совсем не хочется. Может, всё-таки… — Нет, — ещё раз повторил Эд, открывая банку с лаком. Она поддалась не с первого раза, но не выдержала натиска и с громких хлопком открылась. Мужчина заглянул в банку, поболтал содержимое, покачав её в своей руке и, взявшись за кисть, обмакнул её в вязкую, прозрачную жидкость. Почти сразу женщина почувствовала резкий и стойкий запах лака. Эд со знанием дела аккуратно и не жалея наносил его на древесину, которая начала переливаться на солнце и стала похожа на светлую карамель. Кисточка бродила туда сюда, разравнивая слой за слоем и вместе с тем запах тоже становился сильнее. Несмотря на это, Уинри подошла ближе к мужу, не совсем веря в то, что услышала. Она не рассчитывала на такой ответ. По его лицу было видно — он с большим трудом поборол своё желание, и теперь держался стойко, стараясь сделать вид что всё в порядке. Кисть замерла в руке Элрика, когда он почувствовал как на его плечо легла теплая ладонь. Он повернул голову, смотря на жену снизу-вверх, а она слегка нагнулась к нему, чтобы быть ближе, игнорируя резкий запах. В его глазах была задумчивость и какое-то смирение, которое раньше в разговоре он не показывал. Наверное, поняв, что Уинри не приняла его слова всерьёз, он снова отвернулся, а кисточка вновь начала ходить по дереву, прогибая свою щетину под давлением сильной мужской руки. — Чего ты? — буркнул он. — Эд… — Что? — Я не первый год тебя знаю. Не пытайся меня обманывать, пожалуйста. У тебя это никогда не получалось, и ты уже слишком состарился, чтобы пытаться научиться… Она говорила тихо, едва шевеля губами, понимая, как ему сейчас нелегко. Не каждый день он отказывается от такой возможности, даже под уговорами. Порой он противоречил сам себе, и у Уинри складывалось впечатление, что её муж так и остался в душе ребёнком. По видимому, мужчина не хотел говорить об этом, но знал, что так просто ему не отделаться. Рука, лежащая у него на плече, легонько погладила его, и он, не глядя, положил свою ладонь на неё, но так и не поднялся. Женщина привыкла к тому, что Эд редко говорит о своих чувствах и часто старалась разобраться в них сама, но сейчас она не понимала происходящего и надеялась, что он разрешит её сомнения. — Мне… мне это не поможет успокоиться…— наконец сказал мужчина. — Почему? Эдвард поднялся на ноги, отложив кисть, и Уинри пришлось убрать руку с его плеча. Он повернулся к ней, посмотрел в глаза, но почти сразу перевёл свой взгляд вдаль, поверх головы жены, словно бы рассматривая что-то впереди. Но в его золотых глазах была всё та же задумчивость и некоторая тревога, с которой он боролся всё это время. Они молчали. Ветерок раскачивал пёстрые соцветия на террасе. О цветах, на какое-то время, похоже, забыли. Алард, полностью погрузившись в работу, даже не оглядывался на террасу, где находились его родители и понятия не имел, какой сложный разговор сейчас происходит. Мот перевернулся на живот, зевнул, поднял голову, медленно помотал ею, осматриваясь и нехотя поднялся на лапы, покачиваясь, ещё не совсем проснувшись. Потом сел, задрал заднюю лапу и почесал за ухом, прищурившись от яркого света, шумно отряхнулся и не спеша спустился с крыльца, потрусив по дорожке и, выйдя за территорию дома и отыскав валяющийся выдранный Алардом, куст репейника, пометил его. — Я понимаю, ты хочешь как лучше… — начал он, аккуратно подбирая слова, стараясь как можно доходчиво объяснить супруге свое состояние. — Но никому от этого лучше не станет… Понимаешь… — он тяжело выдохнул. — Ну поеду я туда, ну увижу её — и что с того? Мне придётся вернуться обратно через пару дней и всё продолжится в том же духе: я буду волноваться за неё и скучать. Даже больше, чем сейчас. — Да куда уж больше, — усмехнулась Уинри. — Я серьезно! — фыркнул на неё Эдвард. — Чёрт, женщина, я тебе душу изливаю, а ты даже не слушаешь! — Я тебя слышу, Эд, — она положила руку ему на грудь, чтобы немного утихомирить злящегося мужчину. — Просто ты очень странно воспринимаешь эту ситуацию. Я не говорю, что это плохо, но всё же… — Зато ты ничуть не переживаешь, — парировал он, с осуждением посмотрев на неё. — Тебе что, всё равно, что она не дома? Только представь, как ей там, в незнакомом месте. — Ты слишком нагнетаешь, — не согласилась Уинри, покачав головой. — Если бы ей там не нравилось, она непременно бы сказала. Это был её выбор. Мы должны уважать его. Я тоже переживаю, но, Эд, рано или поздно ей придётся учиться жить самостоятельно. — Брось, — Эдвард закатил глаза. — Не сравнивай её с парнями. Эти двое, правда, уже совсем взрослые, но не наша малышка. Мне было трудно отпускать её в этот треклятый Централ. И…— он почесал затылок. — Не знаю… Мне почему-то кажется, что с ней что-то не так. То есть…не с ней… Не знаю… Забудь… — Не ты ли постоянно хвастаешься тем, что знаешь её настолько хорошо, что от тебя ничто не укроется? — поддела его жена. — Если это так, то и по телефонному разговору ты мог бы заметить что-то неладное. Так ведь? — Ну… так… Просто… — Она давно не звонила? — договорила за него Уинри. Элрик сложил руки на груди и отвёл взгляд, что весьма красноречиво показывало — Уинри права. Сейчас ему было не по себе, стоя перед ней, как ученику, который не знал ответа на вопрос учителя и лишь мямлил что-то неразборчивое. Столько лет прошло, а он так и не научился легче воспринимать тот факт, что он был не прав. Наверное, это его и раздражало. Он и сам понимал, что по меньшей мере ведёт себя глупо, и даже немного завидовал тому, как Уинри относится к ситуации. Но всё же, несмотря на все убеждения и здравый смысл, не мог отделаться от мысли, что что-то там да не в порядке. Конечно, Алори могла временами разговаривать с ноткой усталости в голосе, но сама девушка объясняла это простой усталостью. Не мудрено — она всегда отличалась просто неутомимой жаждой знаний. Кто знает, вероятно Уинри права, он зря переживает. Так или иначе, она вернётся домой, и тогда все эти тревоги забудутся, как страшный сон. Нужно всего лишь подождать. — Да, наверное… — наконец ответил он, вздохнув и опустив руки. — Ты права. Я просто… Женщина обняла его, и Эд обнял её в ответ. Она всегда знала, что нужно сделать, чтобы на душе стало спокойнее. Теперь он осознавал, что не один испытывает такое чувство. Они оба скучали по ней, с одной лишь разницей в том, что Уинри держалась стойко, нежели он. И чувствуя его слабость, супруга делилась с ним этой уверенностью, поддерживая даже тогда, когда он всем своим видом показывал, что не нуждается в помощи. Но на самом деле готов был хвататься за любую спасительную соломинку, лишь бы перестать тревожиться по пустякам. И чем крепче он прижимал её к себе, тем яснее ему становилось, какой он дурак. Нелепо пытаться скрыть свое настоящее настроение, когда рядом с тобой человек, знающий тебя так хорошо, что без слов мог понять что к чему. Иногда он забывал об этом, теряясь в повседневных заботах, но единственное правильное решение всегда было здесь, рядом. Больше никто не мог помочь ему, и понять тоже. Слова теряли любой смысл. Он закрыл глаза, наслаждаясь этим моментом. Тяжелый камень у него на сердце рухнул, оставляя после себя приятную легкость. И почему он раньше не принял её слова? Это же было так просто. — Ну и дурак же ты, Эд… — прошептала Уинри, прижимаясь к его груди. — Больших болванов я никогда не видела. — Да… — усмехнулся мужчина, все еще держа ее в своих объятиях и не открывая глаз— Я знаю… Прости… за то, что тебе пришлось наблюдать мою недовольную рожу… — Да она у тебя всегда такая! — звонко засмеялась Уинри, и подняла голову. Эдвард посмотрел на неё сверху вниз, всё ещё не отпуская. Но и она не собиралась отстраняться от него. Наконец-то она увидела в его глазах не тревогу, а тёплое удовлетворение и спокойствие, которое Уинри так хотела увидеть. Даже голос стал бодрее. — Всё будет хорошо, — сказала Уинри, положив свою руку на его щеку. — Тебе не о чём волноваться. Ты должен верить ей. Наша Алори со всем справится, и мы будем гордиться ей. Помнишь, она обещала, что станет самой лучшей на курсе? Так и будет, а потом она снова будет с нами. — Да… да, всё верно, — уже не сомневаясь, ответил Эдвард. Он наклонился чтобы поцеловать её, но Уинри решительно приложила ладонь к его губам. Мужчина открыл глаза и удивленно поморгал, не ожидая такой реакции от жены. — Нет уж, сначала побрейся, милый. — Эй! Они оглянулись на оклик сына. Алард стоял недалеко от крыльца и, судя по выражению его лица, уже давно ждал, когда родители обратят на него внимание. На его лбу и открытой груди выступил пот. В зубьях граблей, которые он поставил на землю, удерживая за черенок, застряли сухие листья, трава и тонкие прутья. Он тряхнул головой, отбрасывая назад волосы и поняв, что они растрепались, стянул со своего хвоста резинку и собрав волосы заново, перетянул хвост туже. Добившись наконец, чтобы мать с отцом повернулись к нему, он махнул рукой в сторону части зеленого газона, над которым работал. — Так пойдёт? — спросил он мать, отдышавшись. Уинри посмотрела на несколько больших куч из прошлогодних листьев и удивлённо перевела взгляд на сына. Как она и предполагала, Ал серьёзно и добросовестно выполнил её просьбу. Старайся он еще усерднее — непременно бы повыдёргивал своими стараниями и траву с корнями. — Как это ты так быстро справился? — спросила она. — А так, — фыркнул он. — Я работал, а не языком, чесал как вы. Алард приподнял грабли, взглянул на мусор, застрявший в зубьях, попробовал стряхнуть его, но так и не смог. Тогда он как следует ударил пару раз железным концом граблей о боковую поверхность крыльца и только после этого получил желаемый результат. — Полегче… — возмутился Элрик-старший, недовольно посмотрев на сына. — Сколешь краску — заставлю перекрашивать. — Со своей работой для начала закончи прежде чем мне новую искать, — ничуть не испугавшись отца, бросил ему Алард, забрасывая грабли на плечо и, повернувшись спиной к родителям, не спеша пошёл вдоль дома, махнув рукой. — Если понадоблюсь, я за домом. Не собираюсь тратить весь день на это. Нам ещё сегодня нужно закончить с формулой для эксперимента, если ты не забыл. Будешь торчать здесь больше часа — я сам всё закончу. — Вот ведь…— рыкнул Эдвард, провожая взглядом сына. — Я ему слово, он мне десять… — Если кому осуждать его, так точно не тебе…— Уинри нагнулась, чтобы взять горшок с цветком и осторожно повесила его в кашпо под крышей террасы. — Ты точно так же себя вел в молодости, да и сейчас не особо изменился. — Что? Нет, я точно таким не был…— не согласился Эдвард, снова принимаясь за качели, раздражённо ворча под нос. Уинри улыбнулась, решив, что спорить не стоит. Он всё равно будет отрицать. *** Фиона, вчитывалась в содержание книги, лежащей перед ней на парте, отыскивая нужные для конспекта предложения. Занятия уже закончились, и пользуясь свободным временем, девушка решила провести его с пользой. Всё равно личный водитель сегодня не сможет приехать раньше, так как не мог знать, что последняя пара у кадетов отменилась. И отчасти, Хельден была этому рада. За окном стучал дождь. Вода стекала прозрачными ручейками по стеклу. Кап Кап Стучали по железному карнизу тяжелые капли. С самого утра день не задался, был сырым, промозглым и хмурым. Таким же как и небо: тяжелое и мрачное. Во дворе военной академии уже набежали большие лужи, избитые рябью от не заканчивающегося ливня. Фиона весь день поглядывала в окно, надеясь, что скоро всё закончится. Но похоже, такая погода простоит ещё долго. Не верилось, что с неба может вылиться так много воды. Кадеты на перерывах и не пытались выйти наружу, толпясь под навесом главного входа, кутаясь в куртки, практически молча. Веселиться и вести оживленные разговоры ни у кого настроения не было. Особенно когда непогода соседствовала с непростым учебным процессом. Надо ли говорить, что сегодня мало кто был настроен на рабочий лад? Даже скучные лекции по праву звучали сегодня особенно занудно. Тянуло в сон. Если студенты других учебных заведений могли позволить себе хоть немного вздремнуть на задних партах — в военной академии это было исключенно. Фиона, вздохнув, перевернула страницу, поправила очки и начала постукивать по столу ручкой, пытаясь собраться с мыслями. Параграф учебника казался бесконечным, а прочитанные про себя предложения путались между собой, от чего приходилось возвращаться к ним по нескольку раз. Кабинет был вместительным, рассчитанным на большую группу кадетов, с партами, стоящими в три ряда. На стенах висели плакаты с обмундированием каждого военного корпуса, знаками отличия офицеров армии Аместриса и поэтапной сборке-разборке оружия. Чуть выше над ними, в один ряд выстроились портреты известных полковников, генералов и прочих личностей, биографию и военную тактику которых каждый кадет знал в совершенстве. Длинные потолочные лампы ярко освещали помещение, бликуя на лакированной поверхности парт, но свет всё равно не мог побороть тьму, которая маячила за окном и не собиралась уходить. Иногда одна из ламп издавала громкий треск, мигала, но потом снова возвращалась в норму. Хельден покосилась за окно, где стало настолько темно, что и рассмотреть, что там твориться внизу, под окнами, было сложно. Записав в тетрадь ещё одну строчку, она подняла глаза на длинную, чёрную, грифельную доску, над которой до самого потолка горделиво расположился зелёный флаг Аместриса. Мелом на доске были записаны нужные страницы, оставленные преподавателем. Девушка внимательно изучила их и приступила к новому заданию, начиная ещё один параграф. «…Высшее политическое и военное руководство государства, располагая информацией стратегического порядка о собственном экономическом и военном потенциале, аналогичном потенциале вероятных противников, союзников и нейтралов, добытом с помощью средств стратегической разведки и опираясь на средства и методы стратегической географии, а также опираясь на предшествующий исторический опыт военного и дипломатического противостояния, осуществляет стратегические планирование и прогноз…» КРРРРАХ Фиона вздрогнула от яркой вспышки, которая пересилила даже яркий свет ламп, после которой раздался оглушительный грохот такой силы, что даже стёкла в рамах звякнули, словно от испуга. Из коридора послышались приглушенные голоса. Похоже, кого-то эта раскат грома тоже застал врасплох. Из-за тишины, стоящей в академии, можно было решить, что все ушли домой, но Фиона прекрасно понимала, что это не так. В такую погоду даже тот, кто не боится намокнуть наверняка остался бы в стенах учебного корпуса. Однако, сквозь сгустившийся мрак, Хельден краем глаза смогла разглядеть снаружи несколько удаляющихся фигур, не имея ни малейшего представление, что могло погнать их сквозь ливень. Дверь в кабинете была открыта и девушка увидела, как мимо прошёл преподаватель, неторопливо направляясь к лестнице. Звук его шагов скоро растворился вдали и вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь торопливым биением капель по карнизу. Фиона отложила ручку и потянулась, вытянув вверх руки, расправляя затёкшую от долгого сидения спину. Хорошо хоть, что время потрачено не зря и дома можно будет немного отдохнуть. — Кажется, этот дождь никогда не кончится… — тяжело вздохнула Хельден, ещё раз взглянув в окно. — Надеюсь, до парада всё подсохнет… Но если так и продолжиться… Что думаешь, Ева? Она повернулась в сторону, обращаясь к своей подруге, которая всё время сидела рядом с ней за одной партой в самом крайнем рядом, вплотную к стене с плакатами. В отличии от Фионы, Ева сняла свой китель и повесила на спинку стула и прилегла на парту, положив голову на них и отвернувшись от своей соседки. Перед ней тоже лежали книги и тетради, только в отличии от ровной стопки Фионы, тетради Евы были раскиданы по парте. Не было похоже, чтобы она к ним хотя бы притрагивалась. Единственное — одинокий листок, вырванный наспех из какой-то тетради. Хельден видела только его уголок, поскольку на нём-то Мустанг и лежала. «Может, спит?» Фиона склонила голову набок, внимательно присматриваясь к подруге. Её лица не было видно, и потому она решила, что Ева и вправду заснула. В такую погоду в это легко поверить. У неё самой глаза тоже слипались, под убаюкивающий, умиротворяющий стук дождя и шелест деревьев за окном. К тому же вздремнуть сейчас, наверное, не возбранялось. Занятия закончились и нет ничего плохого в том, что Ева немного отдохнёт. Весь день Мустанг, к ужасу Фионы, только и делала, что витала в облаках. Даже на занятиях по ведению разведки, их профильному предмету, вместо того, чтобы записывать под диктовку конспект, смотрела куда угодно, но не в свою тетрадь. Фионе пришлось даже пару раз тыкнуть её карандашом под рёбра, возвращая к реальности. Только после этого Мустанг, нехотя бралась за ручку, но спустя какое-то время бросала её и всё начиналось по-новому. Хорошо, что занятый лекционным материалом преподаватель, строгий офицер в отставке, не заметил, как небрежно девушка относится к его трудам. Дисциплина в академии царила строгая, и Фиона всегда думала, что Ева понимает, насколько всё серьёзно. Но стоило лишь в её жизни появиться какому-то кинологу — как всё пошло прахом. Оставалось только верить, что подруга позволит своему разуму проясниться и сама поймёт, как глупо себя вела. Хельден пыталась ещё раз воззвать к здравому смыслу, но всё было как об стенку горох. Ева даже не отвечала ей, лишь что-то бормотала под нос и бестолково водила тупым концом ручки по парте, словно вырисовывая что-то. Проследив за траекторией ручки, с тихим шорохом скользящей по поверхности парты, Фиона поняла, что рисует Ева сердечки. — Эй?..— тихо позвала Хельден. Ева даже не шевельнулась, медленно вдыхая и выдыхая в сгиб локтя, от чего казалось, что она спит. Фиона вздохнула, закрывая глаза. Время и так было тяжелое — конец семестра, а подруга ещё и заразилась любовной лихорадкой. Если всё продолжиться в таком духе — пиши пропало. Сейчас Мустанг учёба совсем не волновала. — Ева, ты спишь? — Мммм… К удивлению Хельден, подруга повела плечами, еще сильнее расползаясь по парте, но к ней так и не повернулась. Однако ее голос хоть и звучал приглушённо, но не показался сонным. — Ты слушаешь меня? — Да, да… — проворчала Ева. — Подумаешь… кончится когда-нибудь этот дождь… Да… Кончиться, — туманно произнесла она, поудобнее устраиваясь на парте, и её дальнейшие слова вновь стали каким-то неразборчивым бормотанием. — Ты хоть написала что-нибудь? Хотя бы первое задание? Оно же совсем простое. — Ммммм… — вновь начала мычать Ева. Фиона откинулась на спинку стула, чтобы посмотреть, на что так внимательно может смотреть Мустанг, если уж она не спит и закатила глаза. Она поняла наконец, почему она так потерянно ведёт диалог. Они сидели рядом с плакатом, на котором была изображена военная форма разных подразделений, и смотрела Ева на чёрную форму кинологического корпуса, буквально не сводя с неё глаз. Фиона было решила, что подруга попросту устала, а она всё ещё продолжает свою глупую любовную возню. Того и гляди скатится в самый конец табеля успеваемости. Ну и кому от этого лучше то станет? Конечно, Фиона могла воспринимать эту ситуацию легче, если бы она хотя бы делала вид, что учится. — Дай! Что ты там вообще написала? Хельден вытащила листок, на котором лежала Ева. И только лишь после этого Мустанг медленно повернулась к ней, задумчиво и молча уставилась перед собой, опустив глаза в парту, но так и не сев ровно. Фиона поправила очки и поднесла листок к глазам. Она охнула от удивления и, сжав губы, бросила на подругу косой взгляд. Весь лист был изрисован сердечками, цветочками и выведенным красивым шрифтом именем «Николас». — Это уже ни в какие ворота… — строго проговорила Фиона в сердцах отбросив лист обратно Еве. — Ты окончательно слетела с катушек! Нельзя так себя вести! Ты же не деревенская дурочка! Пожалуйста, прошу тебя, перестань. Это глупо, правда. Один, всего один раз его видела — и уже с ума сошла. Ева ничего не ответила. Ей уже надоело объяснять подруге, что ничего не может с собой поделать, уж тем более унять бешено колотящееся в груди сердце, которое начинает колотиться ещё быстрее стоит ей лишь подумать о молодом кинологе с золотой косичкой. Мысли о нём почти не покидали её, ни днём ни ночью. Никакая работа не шла, а всё, что говорили на занятиях пролетало мимо. Ева так долго отрицала любые отношения с генеральскими сынками, мечтая о том, чтобы встретить однажды того, кто не станет видеть в ней только громкую фамилию, сулящую быстрый взлёт по рангу в рядах армии. Она даже мечтала об этом не так смело, понимая, что шансы на подобный исход очень малы. Но теперь, когда Ева встретила его, простого и обворожительного, не могла просто забыть о нём. Его спокойный голос словно записался в её голове, снова и снова всплывая в памяти. Она чувствовала, как с каждой минутой влюбляется в него всё сильнее и сильнее, и наряду с этим теряла всю способность логически мыслить, потому как не допускала никакого другого варианта как быть с ним. — Ты совсем заигралась, — покачала головой Фиона, сделав паузу, стала ждать, что на этот раз Ева вступит в диалог, но так и не дождалась. — Чего молчишь? — А что мне говорить? — вопросом на вопрос ответила Ева, вздохнув, и взглянула на неё. — Ты всё равно считаешь меня глупой. Что бы я не сказала — твоё мнение не изменится. А мне уже надоело безуспешно объяснять тебе… — Я не говорила, что ты глупая, я сказала, что ты ведёшь себя глупо, — поправила её Хельден. — Какая разница… — фыркнула Ева. — Я просто волнуюсь за тебя. Ты ведь никогда себя так раньше не вела. — Само собой… я ведь и не влюблялась раньше, Фи. И я не понимаю, чем ты так недовольна. — Тем, что за твои несерьёзные выходки придётся дорого заплатить, — всё ещё старалась вразумить её Фиона, пока Ева разговаривала с ней. Ева подняла глаза, встретившись со строгим из-за очков взглядом Хельден и вновь отвела их. — Я не уверена, что это несерьёзно… во всяком случае для меня… Я понимаю, как это всё выглядит со стороны, и как ты на это смотришь, но уже и не знаю, как доказать, что мои чувства к нему не простая влюблённость… то есть, сейчас может быть и так, но я готова пойти на что угодно, чтобы эти чувства были взаимными. Я вчера размышляла над твоими словами, и пришла к выводу что ты права. Ведь Ник понятия не имеет что я к нему чувствую. А признаться сейчас… это, пожалуй, и будет глупо, как ты уже говорила. Он очень милый и добрый, но всё-таки мужчина. Они редко отличаются особой чуткостью. Навряд ли он поверит моим словам… Но это вовсе не значит, что я сдаюсь! — поспешила она заверить подругу, которая уже начала верить, что Ева одумалась. — Пусть так, но я не отступлю! Рано или поздно я во всем ему признаюсь, ясно?! Я так решила! Раздался громкий хлопок. Это Фиона шлёпнула себя ладонью по лбу, сжав зубы от бессилия и до боли зажмурившись. Еву будто бы подменили. Раньше она хотя бы прислушивалась к её словам, а теперь шла напролом, не слушая и не обращая внимание на предостережения подруги. Хельден с самого начала не понравились эти перемены. Слишком спонтанными и быстрыми они были. От таких поспешных решений нельзя было ждать чего-то хорошего. Особенно, когда за дело берётся такой импульсивный человек, как Ева. Фиона готова была поддерживать её даже в этой непростой ситуации, но не могла окончательно удостовериться, что подруга действительно не пожалеет о своих поступках. А наломать дров в таком деликатном деле очень просто. Фиона покачала головой, обдумывая решительное заявление Мустанг, стараясь хоть немного успокоить себя, внушить, что всё может получиться. Но даже если так, её просто нельзя оставлять одну! Если всё так серьёзно и от своего девушка не отступиться, Хельден придётся помогать ей, всё не завершится, в лучшую или худшую сторону. Решать нужно было сейчас, пока Ева слушала ее, пока делилась своими сокровенными мыслями. Не ровен час, снова пропадет в себе, да так что не дозваться будет. Мустанг грустила, Фиона видела это и не хотела видеть подругу такой. Быть может, она воспрянет духом, если начнёт двигаться к своей цели? А чем все закончится?.. Будь что будет! Может быть вместе с решительностью у Евы и работоспособность вернется. — Если ты действительно этого хочешь, то стоит… — Фиона задумалась, так как была не самым лучшим советчиком в любовных вопросах. — Ну… Наверное… Чаще с ним видеться. Про встречаться пока и речи не идёт, поскольку ты совсем ничего о нём не знаешь, но так сможешь хоть узнать его поближе. А то кто знает… вдруг у него есть девушка или же он… — Точно! — воскликнула Ева, резко выпрямившись. Фиона вздрогнула, подпрыгнув на стуле так. Её очки скатились на кончик носа, и она удивлённо поморгала глазами. Хвостики Мустанг колыхнулись от быстрого движения. Она повернулась к Хельден и схватила её за плечи, с восхищением смотря на подругу, испуганно отклонившуюся назад. Ева перестала слушать её, как только Фиона предложила ещё одну встречу с Ником. Как она могла забыть?! Она ведь и сама хотела этого, но после долгих раздумий, на которые её натолкнула подруга, ей стало казаться, что это неразумно и такое желание продиктовано лишь эйфорией, но если и Фиона, взглянув со стороны, видела в этом толк — значит так оно и было. — Я! Я встречусь с ним! Непременно! На параде! — Ева энергично трясла за плечи Фиону после каждого своего выкрика. В глазах появился блеск и огонь целеустремленности. Фиона зажмурилась, испуганная порывом девушки, и почувствовала, как её очки повисли на одной дужке и поспешила успокоить Еву, пока они вовсе не упали на пол. Сопротивляясь её силе, она кое-как подняла руки и обхватила запястья рук Евы, чтобы остановить дальнейшую встряску. Но та, если и чувствовала это, вовсе не собиралась останавливаться, продолжая трясти Фиону. — Ай ай! Ева, омтановииииись! — содрогаясь, попыталась проговорить Хельден. — Ты мне очки разобьеееешь! — Ты просто гений, Фи! Ева наконец отпустила подругу и та поспешила вернуть свои очки на место, настороженно косясь на Мустанг, остерегаясь новой вспышки неконтролируемой радости. Чего такого она сказала? Неужели просто ждала одобрения и хотела, чтобы она перестала отговаривать от этой затеи? На всякий случай девушка отсела подальше от всё ещё прыгающей на стуле от восторга Евы. Её дурное настроение как рукой сняло. Теперь она стала больше похожа на себя прежнюю, если не считать того, что отныне свою жизнь без кинолога она не представляла. Ева уже представляла себе их встречу. Ах, должно быть в своей парадной форме он будет просто неотразим! Как же сдержаться, чтобы он не принял её за ненормальную? В прошлый раз она не до конца осознала, как сильно влюбилась в него, теперь же боялась, что ноги не удержат её, когда он окажется рядом. — А ты уверена, что он там вообще будет? — спросила Фиона, закрывая тетрадь. — Может, ты вообще зря себя тешишь надеждами. — Будет! Конечно будет! Ты что, Фи?! — изумилась Ева такому глупому вопросу. — Он же самый лучший в корпусе! Кому как не ему быть на параде! Я уверена, я просто уверена на все сто, что он будет вести целый полк! — Ну это ты хватила… — помотала головой Фиона. — Я верю, что он достаточно известный, но уж не настолько, чтобы вести полк. Такая честь предоставляется настоящим героям. А он слишком молод, чтобы совершить что-то значимое. — А я тебе говорю — он будет вести полк! — не сдавалась Ева. — Вот увидишь! — С чего бы мне это видеть? — Хельден подперла голову рукой, смотря на девушку. — Это вообще не моё дело. Твой кинолог вот ты и смотри. — С того, что ты пойдёшь со мной. Это был не вопрос. Это даже близко не прозвучало как вопрос. И Фиона хорошо расслышала интонацию с которой Ева сделала такое заявление. Она повернулась к подруге и удивленно подняла брови. В стеклах её очков отразились блики от лампы, висящей над ними. Мустанг же напротив, не была ничуть смущена ее реакцией, все так же светясь от счастья и наверняка, уже мечтая о встрече со своим объектом обожания. — То есть? — переспросила Фиона, немного склонив голову на бок. — Ты хочешь, чтобы я тас тоже была? Зачем? — Как зачем?! — Ева улыбнулась. — Должна же я показать своей лучшей подруге парня своей мечты. Может быть, тогда ты меня поймёшь и перестанешь осуждать. — Я не осуждаю тебя! — разозлилась Фиона. — Я лишь хочу, чтобы ты была чуть менее опрометчива! Кидаться на шею первому встречному — совсем не то поведение, которое тебе следует показывать. Честно говоря, боюсь, что именно так ты и поступишь, когда его увидишь. — Мне просто понадобится поддержка, — объяснила ей Ева, пропуская мимо слова подруги. — Просто, чтобы кто-то был рядом, и я не чувствовала себя глупо. Это-то ты можешь сделать? Она сделала щенячьи глаза, сложив ладони в молчаливой мольбе, заглядывая в глаза Хельден. А та в свою очередь старалась стоять на своем, не сдаваясь под настойчивым натиском Мустанг, которая тряся ладонями только и повторяла «пожалуйста». И Фиона знала, что так просто ей не отвертеться. Даже если сказать твёрдое и бескомпромиссное «нет», Ева попросту не отстанет от неё. Ни за что. Будет ходить и умолять, не замолкая ни на минуту, пока есть силы и пока у самой Хельден голова не пойдёт кругом от излишнего шепота над ухом. Чего-чего, а добиваться своего Мустанг всегда умела. И чёрт возьми, у неё это получалось всегда. Фиона часто корила себя в том, что не может долго противиться её влиянию, но почему-то ей казалось, что эта девушка может уговорить и единорога отдать свой рог. Все эти мысли в голове перебивал нескончаемый потом «пожалуйста» и Фиона сдалась. Ещё раз. — Ладно! Ладно! Только замолчи, прошу… — Фиона сокрушенно склонила голову, запустив пальцы обеих рук в свои волосы. — Боже… на что ты меня толкаешь… Если твои родители узнают… — Этого можешь не бояться, — уверенно и довольно заявила Ева, довольная тем, что наконец-то получила согласие подруги. — Даже если они и узнают — тебя это никак не коснётся. Она с облегчением выдохнула и откинулась на спинку стула, смотря в потолок и сбросив со лба закрывшую глаза чёлку. Теперь ей стало немного спокойнее. Когда рядом была Хельден, сохранять самообладание становилось проще. Она словно бы напоминала о том, что значит быть достойной девушкой из военной семьи. Иногда Ева даже допускала мысль, что на её месте Фиона смотрелась бы куда предпочтительнее. Её манеры, такт и воспитание были безупречны. Но, подружившись с Мустанг, девушка стала вести себя чуть более свободно, перестав наедине с ней быть примерной. Даже здесь она умела вовремя переключаться от свободного общения к повседневной жизни дочери генерала армии. Ева даже завидовала ей какое-то время, так как сама понимала, что не сильно похожа на дочь фюрера, и что такая, как Хельден, непременно будет стараться показать своё превосходство перед ней. Что может быть лучше, чем выставить себя в лучшем свете, чем дочь Роя Мустанга. Ведь именно так себя проявляла большая часть девушек в академии, и Ева с первых дней, как только увидела Фиону, готова была отстаивать свою честь, если Хельден только попытается посмеяться над ней. Но вопреки ожиданиям, генеральская дочь вовсе не собиралась делать ничего плохого и даже не стремилась к общению, чем и вызвала большой интерес Евы. С этого простого интереса и началась их дружба, и с сейчас Мустанг даже и не помнила времени, когда считала Фиону своим врагом. Она поёжилась, представляя себе, что бы делала без неё. Очень трудно существовать в ограниченном круге людей, знающих о тебе много и стремящегося хоть что-то получить от связей, которые ты можешь предоставить. Это здорово, что есть один хороший друг, с которым уже не так страшно преодолевать насущные неприятности с которыми каждый день сталкиваешься в стенах этого учебного заведения. — А я не за себя переживаю, — напомнила Фиона, снимая очки. Она положила их на стол и, закрыв уставшие глаза, потёрла их пальцами, чувствуя, что под веками словно появился песок. С учёбой на сегодня можно заканчивать. Всё равно не получится сосредоточиться. — И где ты собираешься его встретить? — спросила Фиона, открывая глаза. — Надеюсь, не побежишь в кинологический корпус? Я бы уже ничему не удивилась. — Нет конечно! — покачала головой Ева, смотря, как Фиона снова надевает очки. — Я ведь сказала, мы увидим его на параде! — Я думала ты шутишь так, — серьёзно проговорила Хельден, постучав по парте пальцами, задумываясь. — Откуда такая уверенность, что он там будет? Ты ведь не можешь знать наверняка. — Но я уверенна, что так и будет! — Мда…— усмехнулась Фиона. — Тогда все сомнения прочь… — Вот это хороший настрой! — выкрикнула Ева, совсем не расслышав сарказм. Фиона тяжело вздохнула. Она и не надеялась, что Мустанг передумает. У неё была цель, и кроме неё она ничего больше не видела. А раз так разумнее оказать ей помощь в этом, чем пытаться удержать. Потому что удержать Еву никто не мог. Хельден посмотрела в окно. Пока они разговаривали, дождь затих. Они даже не заметили, что в кабинете стало тихо: вода больше не барабанила по железному карнизу, только лишь стекая кривыми струйками по стеклу. Но небо всё ещё оставалось тёмным и беспросветным. Лампа под потолком мигнула и затрещала. Фиона перевела свой взгляд на неё, а потом посмотрела на Еву, которая вновь утонула в своих грёзах, дорисовывая что-то на своем исписанном листочке. Девушка потянулась и посмотрела на настенные часы в конце кабинета. Они сидели здесь уже больше часа. Должно быть, в академии уже давно никого не осталось. Если только преподаватели, которые уходили гораздо позже. Хельден прислушалась, не слышно ли хоть каких голосов в коридоре. За пределами кабинета тоже царила тишина. Значит так и есть. Дождь кончился, и все те, кто оказался заперт непогодой внутри, поспешили домой, покуда не разразился новый ливень. — За мной уже скоро приедут, — сказала Фиона Еве. — Ты идёшь домой? — Да, — ответила Ева, поднимаясь на ноги и надевая свой синий китель. — Давно пора. Подождёшь меня? Мне нужно отлучиться ненадолго в туалет. — Хорошо, — Фиона начала собирать свои тетради. — А я пока дойду до библиотеки. — Не задерживайся! — звонко крикнула ей Ева, выходя из кабинета. По длинному коридору гулял сквозняк. Скорее всего где-то забыли закрыть окно. Быстрые шаги девушки отражались от стен стуком каблучков по твёрдому, натёртому до блеска, полу из красивых мраморных камней, сложённых в интересную мозаику. Ева запахнула свой китель поплотнее, всё же решив не застегивать его на пуговицы. Двери кабинетов, мимо которых она проходила, были закрыты. Тяжёлые, драпированные занавески на окнах, тёмно-зелёного цвета, собранные в складки, почти не пропускали на этаж и без того скудный дневной свет. Военная академия изнутри мало напоминала учебное заведение, но именно к такой обстановке кадеты привыкали с самого начала. В конце этажа, перед лестницей, ведущей на второй этаж, высились государственные флаги, помещенные под стекло. Под потолком тянулись длинные витиеватые узоры лепнины, покрытые позолотой. Для человека, оказавшегося здесь впервые, могло сложиться впечатление, что он попал в какой-то музей. На Еву же всё это окружение лишь наводило тоску. Даже роскошь, когда её видишь каждый день, надоедает. В начале дня девушка чувствовала себя подавлено, но после разговора с Фионой, поняла, что всё не так плохо и причины грустить нет. До парада оставалась пару дней и очень скоро она сможет снова встретить Николаса. Интересно, он обрадуется, когда увидит её? Может бы они даже смогут прогуляться немного, если он не занят? Конечно, Фиона будет против, но у неё ещё есть время её переубедить. Ева помнила, что он сам согласился видеться время от времени, чтобы обсудить происходящее с их братом и сестрой. Пока что Мустанг не заметила никаких перемен в поведении Ричарда, но всё равно была не против поговорить об этом, если после они смогут обсудить и что-то ещё. Она улыбнулась сама себе, предвкушая будущие события, и, подойдя к лестнице с тяжелыми, лакированными деревянными перилами, начала спускаться вниз, на первый этаж. На лестничном пролете, в окне вспыхнула белая молния. Она на мгновенье ослепила Еву, хотевшую продолжить путь, но тут же девушка резко была прижата к стене. За окном разошёлся гром. С сильным ударом об стену, рядом с её головой легла тяжелая, большая ладонь. — Вот ты и попалась, лисичка. Прошло пару мгновений, прежде чем Ева, всё ещё зажмурившись, поняла, кому принадлежит этот грубый голос. Она открыла глаза и с вызовом посмотрела на светловолосого, крепкого парня, который перегородил ей дорогу и похоже, не собирался просто так заканчивать разговор. Воротник его кителя был небрежно вывернут, самая верхняя пуговица отсутствовала. В его взгляде холодных серых глаз читалась решительность. Он сурово сдвинул брови и расправил плечи так, что стал выглядеть ещё больше, словно старался напугать Еву. Но та, скользнув взглядом по его форме, устало прикрыла глаза и бросила ему в лицо. — Ты позоришь форму, Кон. Тебе кто-нибудь об этом говорил? Удивляюсь, как тебя ещё не… — Заткнись! — рыкнул он. Сжав вторую руку в кулак, кадет изо всех сил ударил им об стену, с другой стороны от головы Евы, да так, что по белоснежной побелке стены, поползла трещинка, и несколько маленьких кусочков, словно крошки мела, упали на пол, выбив белое облачко. Но девушка даже не моргнула, с призрением смотря на Ригера. Интересно, он хоть сам осознавал насколько смешно выглядит? Или он считает, что таким образом можно обратить на себя внимание? Последние дни Мустанг и думать о нём перестала, поскольку этот неприятный тип не был ей даже мало-мальски интересен. Возможно, кто-то из преподавателей вышел бы проверить, что за шум в коридоре. Однако и крик парня, и удар об стену был заглушён ударом грома, от чего окно рядом подпрыгнуло в раме. — Воистину, сила есть — ума не надо… — фыркнула она, прищурившись. — Чего ты этим добиваешься? — Я не позволю больше над собой издеваться, — сквозь зубы прорычал Конрад, и Мустанг услышала, как хрустнули костяшки в его кулаке. — Больше ты от меня не уйдёшь. Пока не ответишь на мои вопросы. — Кто ты такой, чтобы я отчитывалась перед тобой?! — начала злиться Ева, не терпящая любого насилия в свой адрес. — Проваливай пока не нарвался! Она постаралась поднырнуть под его руку, чтобы уйти. Но стоило ей пригнуть голову и развернуться, как он схватил её за запястья обеими руками и прижал к стене, разворачивая к себе лицом. Силу Конрад, конечно же, не рассчитал, и Ева скрипнула зубами от боли в пальцах, когда те ударились об стену. На такое она не рассчитывала. Ева привыкла ускользать от туповатого кадета, жаждущего её общества и была более чем уверена, что он не посмеет её и пальцем тронуть, зная кто она такая. До сегодняшнего дня так оно и было. Но похоже, Ригер действительно не собирался больше ждать и так просто Мустанг не сможет избавиться от него. Секунду девушка потратила на то, чтобы осознать, что произошло, а после разозлилась не на шутку. В её глазах вспыхнул огонь, и она выдохнула через нос, буравя Конрада яростным взглядом. — Ах ты… — Ева постаралась вывернуть свои руки из захвата Конрада, но это было всё равно что выбраться из тяжелых железных кандалов. Парень усмехнулся, с наслаждением наблюдая за тщетными попытками девушки освободиться и подошёл на полшага к ней, становясь прямо перед её лицом, не прикладывая абсолютно никаких усилий, чтобы удерживать свою пленницу. Ему это даже понравилось. Находясь в его власти, она никак не могла сбежать от него, а её бунтарский дух пробуждал в Конраде желание овладеть ей. Он не собирался делить её с кем-то, давно решив, что эта девушка будет принадлежать только ему. И если понадобиться приложить силу, чтобы укротить её, он не станет сомневаться. Так было даже интереснее. Ригер отдавал себе отчёт в том, что будь Ева покорнее, она бы так сильно не привлекала его. И сейчас, видя злобу в её светло-карих, как карамель, глазах, парень ещё раз испытал удовлетворение от того, что делает. И как только эти чувства накрыли его, он забыл обо всём, и о том, где они находятся, и о том, что их могут услышать и даже о том, что ему грозит, если Ева расскажет, что Конрад сделал с ней. Однако последнего бояться не следовало. Мустанг не была той, кто будет жаловаться. Иначе уже давно рассказала бы своему брату, а этого так и не произошло. Гордость не позволяла Еве рассчитывать на чужую помощь. Она со всем хотела разобраться сама. И Конрад хищно улыбнулся, продолжая любоваться ею, как прекрасной дикой лисицей, которая наконец попала в его капкан, и теперь он, и только он мог распоряжаться её судьбой. — Старайся сколько хочешь…— проговорил он. — Ты никуда от меня не денешься. Теперь уже никуда. — Какого черта, ублюдок?! — злобно прикрикнула Ева, почувствовав, как при очередном рывке кости в запястье хрустнули и стало очень больно, но она снова перетерпела это, не допуская и мысли, чтобы просить кадета отпустить её. — Что тебе нужно от меня? Я же сказала, ты мне противен! Я никогда не буду с тобой! Что бы ты ни сделал, понял?! — яростно гаркнула она. — Ты прекрасна, когда злишься… Ева отвернула голову и вжалась в стену. Она зажмурилась от отвращения, когда, не разжимая рук, Корвин приблизился к её лицу чуть ли не проводя носом по её виску, нюхая её волосы. — Чертов извращенец… — прорычала она. — Тебе это так просто с рук не сойдёт! Несмотря на злость и ненависть, которую девушка нещадно демонстрировала, её сердце в груди испуганно билось, как птица в клетке, предчувствуя опасность. Теперь этот сноб не был похож на ту дубину, которой Ева всегда его считала. И в страшном сне она не могла представить себе, что окажется в такой ситуации. В голове промелькнули предупреждения Фионы, которая, похоже, с самого начала чувствовала угрозу, исходившую от Конрада. Он ждал, всё это время. Подстерегал её, как маньяк-охотник. И теперь он загнал свою добычу в угол. Но кто-нибудь, хоть кто-нибудь должен был оказаться здесь! Не может же быть, чтобы совсем никто не заметил их! Конрад сошёл с ума. Ева поняла это, взглянув в его глаза, которые фокусировались только на ней. Будь он чуть осторожнее, то не забывал бы смотреть по сторонам, чтобы вовремя ретироваться и бросить её. Но Мустанг чувствовала, что, возможно, даже проходящий мимо преподаватель не сможет остановить его. Только бы Фиона не спускалась сейчас по лестнице… В таком состоянии Ригер мог навредить и ей, чтобы та молчала о том, что видела. — Я ведь говорил тебе, что не потерплю никого, кто встанет на моем пути… — тихо и даже нежно сказал Конрад, но от его тона у Евы мурашки по коже побежали. Именно так сладко мурлыкает кошка, когда мышь оказывается у неё в когтях. Именно так выглядит экстаз маньяка. Ева задрожала, не в силах приказать телу перестать показывать страх. Инстинкт самосохранения взял вверх, хоть разум всё ещё отказывался сдаваться. Она задержала дыхание, надеясь, что это поможет успокоиться, но дрожь не проходила. Наверное, Конрад ощутил эти вибрации и его улыбка стала еще шире. — О чем ты, мать твою, говоришь? — не поняла Ева. — Совсем рехнулся, Ригер? — Кто такой Николас, о котором ты ворковала вчера? Твой парень? — с ревностным тоном спросил парень. От былого сладкого голоса не осталось и следа. Ева округлила глаза от удивления. Вот в чём дело. Он всё слышал. Был где-то неподалёку, когда она разговаривала с Фионой, и теперь был в бешенстве потому что решил, что Ник никто иной, как соперник для него и Ева, так мечтательно и в красках описывая Николаса, сама того не ведая, подлила масло в огонь. «С ума сошел? он не мой парень?» хотела было выкрикнуть девушка, но вовремя прикусила язык, хитро улыбнувшись уголком рта. — Да! — вздёрнув голову, ответила она и заметила, как изменился взгляд Конрада. — Это мой парень, уяснил?! И ему очень не понравится то, что ты делаешь. Если я скажу ему, он от тебя и мокрого места не оставит, урод! Она надеялась, что это отрезвляюще подействует на парня и он наконец очнётся и поймёт, что перешёл допустимую грань и отпустит её. Но вопреки её ожиданиям, руки Кона резко сильнее сжали её руки, и Ева вскрикнула от боли, зажмуриваясь. Конрад ничуть не остыл. Наоборот. Она ещё сильнее разозлила его. — Кинолог? И дочь фюрера? — гневно изрек он и вновь поднес свое лицо к лицу Евы. Но на этот раз не для того, чтобы удовлетворить свои желания. Его серые глаза встретились с карими Евы, и девушка изо всех сил старалась держаться стойко, не отводя взгляда. Он победит как только она покажет свою слабость, и девушка готова была стоять до последнего, но ни за что не прогнуться под натиском спятившего кадета. Ей было неприятно от его близости, неприятно чувствовать его дыхание на своей коже. Она до боли сжала зубы. Рано или поздно одному из них придётся отступить. — Это даже не смешно, — фыркнул Конрад. — Ты думаешь, я поверю в эту чушь? Вшивый собачник и Ева Мустанг. Пожалей погоны отца, девочка. Не надо позорить папочку, связываясь со всяким сбродом. —Сброд это ты! — рыкнула Ева. — Ник лучше всех генеральских сынков вместе взятых. А ты ему даже в подмётки не годишься! — Вот как? — усмехнулся Конрад, всматриваясь в её лицо, словно ища там признаки того, что она лжёт. —Тогда, может быть, я встречусь с твоим пёсиком и объясню ему, где его место? Как ты на это смотришь? Но учти, его кровь будет на твоей совести. Или, если хочешь, можешь сама сказать ему, что нашла претендента посолиднее, чем собачник. — Безусловно, если найду кого-то лучше я ему скажу, — ответила Ева. —Не пытайся. Ты ещё тупее, чем я думала, если считаешь, что я хоть посмотрю в твою сторону. — Упрямая да? — не унимался Ригер и сильно дернул её, так что она ойкнула от боли в руках. — Слушай меня, стерва. Ты нахер никому не сдалась. Даже твой брат не собирается защищать тебя. Ему бы это ничего не стоило, так? Хоть ты грозилась столько раз натравить его на меня, Цербер так и не появился. И нет никакого кинолога. Ты просто пытаешься меня обмануть. С таким характером ты лишь инструмент к власти — и не более того. Но я хочу попользоваться тобой не только ради ранга, понимаешь? И потому ты станешь моей, даже если придётся брать тебя силой. А кинолог. Его нет. Ты всё придумала, чтобы не казаться самой себе такой жалкой, чтобы чувствовать, что ты кому-то нужна. Я прав, лживая сучка? — Нет… — сквозь зубы сказала Ева. На её глазах выступили слезы от досады и обиды. — Он есть… — Тогда где же он? — продолжал издеваться Конрад и отвернув голову в сторону посвистел — Ко мне, песик, к ноге. Где же ты! Ха ха ха ха! НЕ глупи и соглашайся на то, что предлагают. Иначе сама не обрадуешься тому, что ждет тебя дальше. Он одним движением перехватил её запястья одной своей рукой, освобождая правую, чем Ева поспешила воспользоваться, чтобы освободиться, но он вновь сжал её запястья в тиски так, что кисти обеих её рук больно впились друг в друга. Не церемонясь, Конрад взял её за нижнюю челюсть, поднимая её голову. Девушка попыталась отвернуться, но он одним движением так сильно сжал её скулы, что она испугалась того, что парень сломает её. На улице вновь сверкнула молния, уже далеко и не ярко, но и этого света хватило, чтобы осветить маленькую лестничную клетку и глаза Конрада, которые сейчас нельзя было отличить от глаз хищника. Враньё Евы зашло слишком далеко. Она так убедительно лгала, что и сама поверила в то, о чём говорила. Но только на Ригеля это не произвело никакого эффекта. Навряд ли этот идиот исполнит свои угрозы касательно Николаса. Он просто запугивал её, старался сломать её волю. Но у него не получится. Но всё же жестокие, брошенные как горсть камней, слова Конрада задели её. Ведь отчасти он был прав. Своему брата она точно была не нужна. И это понял даже такой тугодум как Ригель. Но все равно, она справиться. Этот недоумок не посмеет больше никому угрожать. — Тебе нужно время, чтобы подумать, — снисходительно сказал парень. — У тебя три дня на это. После я потребую ответа. Или можешь призвать к ответу своего несуществующего пёсика, Ева. Я буду очень ждать. — Не дождёшься… — прошипела она. — Что? — С таким, как ты я справлюсь сама! Ева оттолкнулась спиной от стены, подняла ногу и ударила его в пах. Издав сдавленный стон, кадет согнулся пополам, разжав руки. Оказавшись на свободе, Мустанг оттолкнула его с дороги, врезавшись в него боком, от чего Конрад повис на перилах, держась за ушиблееное достоинство, и полетела вниз по лестнице, не понимая, куда именно бежит, напрочь забыв, что Фиона и сумка остались наверху, в кабинете. От каждого движения запястья пронизывала боль. Она даже не старалась пошевелить пальцами, уже готовя себя к тому, что Конрад мог, что-то сломать. Ева не оглядывалась назад, слыша, что этажом ниже, судя то громкому топоту армейских сапог, Ригель начал погоню. Если он поймает её сейчас, то может произойти что-то страшное. Ослеплённый яростью, кадет не станет жалеть её. Нужно было скрыться от него. Но куда бежать? Куда спрятаться? Сейчас она мыслила как жертва, кровь стучала в висках, зрение пульсировало от прилившей к голове крови, ноги несли вперед. Выбежав на второй этаж, Ева быстро осмотрела, увидела открытую дверь кабинета, но не спешила юркнуть туда. А вдруг там пусто? Тогда кабинет станет ловушкой. На окнах первого этажа решётки. Через них на улицу не попасть. Тогда девушка сделала то, что первое пришло в голову: схватила с длинного каменного подоконника один из цветочных горшков и бросила его на пол. Бах Горшок раскололся надвое. Во все стороны, словно брызги, посыпалась чёрная земля. В кабинете послышались торопливые шаги, и Ева едва успела спрятаться за стену, прижалась к ней и замерла, стараясь не дышать. Если это не сработает — она не знала, что делать дальше и что он сделает с ней. Тяжелый топот приближался к ней. Ева закрыла глаза, молясь, чтобы что-то спасло её. — Ригель! Голос не принадлежал знакомому Еве преподавателю, но судя по тому, что Конрада он окликнул по фамилии — преподаватель знал его. Девушка тихо выдохнула, едва не сползая по стенке от облегчения. — Что это такое?! — выкрикнул грубый мужской голос. — Немедленно объяснись, кадет! —Я… Я этого не делал! — запыхавшись ответил Конрад. — Здесь больше никого нет. За мной. Три наряда за нарушение внутреннего порядка, кадет! — Сколько?! — Пять! Есть ещё вопросы? На секунду повисло молчание. Потом Ригель ответил, нехотя выговаривая слова: — Так точно… Только когда топот шагов удалился в сторону лестницы. Ева несмело выглянула из-за угла, не веря, что наконец-то свободна. Девушка подняла руки к глазам. На коже запястьев остались вмятые следы от пальцев. Морщась от боли, Мустанг сжала и разжала пальцы, убеждаясь, что всё на месте. Осторожно, крадучись, она вышла в коридор, чтобы убедиться, что больше ей ничего не угрожает. Зная Конрада, он мог попробовать улизнуть от преподавателя, если не боялся наказания. У неё же сложилось впечатление, что он напрочь потерял страх. Ей не спрятаться от него. Всё равно придётся ходить на занятия, всё равно придётся сталкиваться с ним. Что если завтра он повторит свою попытку? Общество Фионы его уже не остановит. Никто в стенах академии не согласился бы выступить против него. Ева почувствовала себя одинокой и беззащитной, брошенной всеми на произвол судьбы. Как бы ей хотелось чтобы то, что она говорила Конраду было правдой. Чтобы Николас действительно мог прийти ей на выручку. Но этого не случится. Даже если бы она смогла его попросить, не стала бы. Это не было его проблемой. Ева не сомневалась в том, что Ник может побороть Ригера: кадет все же никак не мог превзойти военного в подготовке, но не хотела, чтобы кинолог пострадал из-за неё. Придётся, как всегда справляться самой. Только вот как — она не знала. — Ева! Мустанг вздрогнула, резко развернулась, пятясь назад. За её спиной стояла Фиона. Хельден взволнованно посмотрела на подругу и участливо спросила, глядя ей в глаза: — Боже… что с тобой? Вся вскруженная, словно в когтях медведя побывала… Я сейчас видела Конрада. Пронесся мимо меня, когда я по лестнице спускалась. Чуть с ног не сбил. Это он за тобой побежал? — Что? Я? Нет… то есть, да… — туманно ответила Ева, приходя в себя. — Я… Я от него убежала… не догнал. Девушка посчитала, что подруге не стоит знать правду. Чтобы воздействовать на неё, Конрад, этот сукин сын, может сделать что угодно, и Еве не хотелось рисковать. Николаса Ригер не достанет, а вот Фиона была куда более уязвима. Тем более он прекрасно знал, что они дружат. На какое-то мгновение здравый смысл предложил прибегнуть к помощи брата. Ведь дело преображало опасный поворот. Настолько, что можно разок забыть о своей гордости. Потому как Ева с каждой минутой понимала — как бы она ни храбрилась, есть вещи, которые ей не под силу. — Вот, — Фиона подала ей сумку. — Я сложила твои учебники. — Спасибо, — Ева протянула было руку, но вспомнила, что не сможет самостоятельно закинуть её на плечо, и убрала руку. — Прости, не поможешь мне её повесить. Фиона почуяв неладное присмотрелась к рукам девушки и ещё до того как подруга убрала их за спину, спросила: — Что у тебя там? Ты поранилась? — Упала, — соврала Ева, улыбнувшись для правдоподобия. — Когда бежала от этого лося. Ничего страшного, правда. Хельден недоверчиво смерила взглядом подругу, но спорить не стала и помогла ей повесить сумку на плечо. — А спина у тебя белая тоже потому что ты упала? — спросила она, отряхивая китель Евы. — Да, наверно… — ответила та, даже не зная, как правдоподобнее ответить. Однако и здесь Фиона не стала дотошно расспрашивать её, но всё же, как поняла Ева, не поверила её словам. Наверное, надо было, как-то отшутиться, чтобы поднять настроение и себе, и ей, отведя подозрение, но ей попросту ничего не приходило в голову. Она просто надеялась, что Фиона не обидится на неё. Ей всё ещё было страшно. Странно, она не боялась за себя, но боялась, что пострадает кто-то ещё. Пока что она совершенно не понимала, как выйти из этого без потерь. За короткий промежуток времени, вся её жизнь, казалось, перевернулась, и она оказалась потерянной. До сих пор она не рассматривала Кона как серьёзную угрозу и всё могло бы быть иначе, послушай она Фиону. Но её гордость и спесь в очередной раз всё испортили. — Пойдём, — сказала Фиона. — За мной уже скоро приедут, и мы отвезём тебя домой. Не отказывайся.