Глава 73
1 марта 2020 г. в 01:51
— Я, конечно, далеко не повар но, надеюсь, тебе понравится, — сказал Николас, осторожно, боком заходя в приоткрытую дверь комнаты сестры.
Здесь царил полумрак. Обычно, комнату Алори всегда заливал яркий свет, но сегодня шторы на окне были плотно закрыты, и лишь то, что материал занавесок оказался легким и полупрозрачным, позволяло окружению не погрузиться в беспросветную тьму. Парень хорошо знал расположение мебели в комнатке и, не задев ничего на своём пути, подошёл к кровати Алори, поставив на стоящий рядом письменный стол, тарелку со скромным завтраком: яичницей с зеленью, от которой ещё поднимался слабый пар. Парень подавил желание отдёрнуть штору хотя бы для того, чтобы лучше видеть сестру. Если бы она сама хотела, то уже давно впустила в помещение побольше света. Её книги и тетради лежали на столе нетронутыми. На спинке стула висел белый халат, а сумка стояла здесь же, под столом, открытая и пустая, совершенно не готовая для занятий.
— Спасибо, Никки, но я не думаю, что смогу съесть хоть что-то… — донёсся слабый голос из дальнего угла кровати.
—Дай посмотрю… — Ник присел на край кровати и протянул к ней руку, сделав требовательный жест.
Девушка, полусидевшая у самой стенки, упираясь спиной в подушку, и укрытая одеялом по самые плечи, нехотя зашевелилась и медленно, протянула ему градусник, едва не выронив его из руки слабыми пальцами. Кинолог, обладая хорошей реакцией, поймал его и, стараясь уловить хоть какой-нибудь луч свет, поднёс к глазам и покрутил в руках, приглядываясь к цифрам, у которых остановилась тонкая, ртутная палочка. Наконец, разглядев результат, парень вздохнул, опуская градусник.
— Ох ох ох… — выдохнул он. — Тридцать семь и пять… Где же тебя так угораздило? Неужели на параде? Такая жара стояла… Вчера ведь всё хорошо было… Ты правда до этого не чувствовала себя плохо? Может, у тебя что-то болит? Надо обратиться к врачу. Вдруг это что-то серьезное, раз проявилось так внезапно.
Его очень беспокоило состояние сестры. Он нашел её в такую, когда вернулся домой, после того, как отыскал Джима и отвёл Шемрока обратно в корпус. Девушка уверяла его, что просто устала и ничего страшного не произошло. Николас сразу заподозрил неладное, но поддался на уверения сестры и позволил ей побыть одной и отдохнуть. В тот вечер она ни разу не покинула свою комнату и не спустилась к ужину. Поднявшись к ней, чтобы узнать, как она себя чувствует, и заглянув в комнату, парень обнаружил её спящую, но не переодевшуюся ко сну, словно она и правда сильно утомилась. Стараясь не шуметь, парень прошёл в комнату и в узкой полоске света проникающей сюда из коридора, заметил на её лице подсыхающие дорожки слёз. Предчувствие его не обмануло, Алори не сказала ему правду. Снова секреты, снова тайны. Ему стало больно от осознания того, что девушка держит всё в себе, не делясь своими переживаниями с ним. Что он мог сделать, чтобы она оттолкнула его, посчитав любопытство брата опасным для своей тайны?
«Я всё знаю, тебе не нужно больше скрывать от меня свою связь с Мустангом. Прекрати убивать себя тем, что держишь на душе. Поговори со мной, прошу!» — хотелось сказать ему сестре, но произнести такое просто язык не поворачивался.
Он не был уверен, что её состояние вызвано именно Мустангом. Разве что они виделись вчера тайком, и поэтому Алори не дождалась брата на площади. Ему хотелось объяснить себе всё именно этим, но Николас не был не тем человеком, который просто так осуждает людей. Он не располагал доказательствами. Может, что-то случилось на учёбе? Этот ужасный преподаватель, о котором она рассказывала, Шварц. Он первым пришёл на ум парню, когда тот начал размышлять о виновнике слёз Алори. Но если так, разве бы она не рассказала ему об этом? Ведь раньше всегда рассказывала. Или же её недоверие распространилось куда дальше, чем решил кинолог? В любом случае, она единственная могла пролить свет на правду. Только вот, явно не спешила это делать. А теперь, когда ей нездоровилось, Ник ни за что не стал бы утомлять её своими расспросами. Сейчас нужно было сделать всё, чтобы Алори почувствовала себя лучше. Пары сегодня начинались с полудня, но и для него, и для неё было очевидно — сегодня девушка никуда не пойдёт. Она выглядела крайне слабой, измученной. Какие там занятия, когда она едва градусник в руке может удержать? Хорошо, что у неё хватило силы вчера ночью или может быть, сегодня с утра, переодеться в свою пижаму.
— Может, всё-таки поешь? Хоть немного? — ненавязчиво настоял Николас. — Ты ведь со вчерашнего дня ни крошки в рот не взяла. Вот увидишь, тебе сразу станет лучше.
Девушка с тихим шорохом подтянула к себе ноги под одеялом, поправляя его изнутри, словно хотела, используя одеяло, как щит, отдалиться от парня, и не поднимая опущенных глаз, тихо, едва слышно, пробормотала:
— Нет, спасибо. Мне не хочется…
Парень погрустнел, но решил попробовать ещё раз. Должно же было быть хоть что-то, что могло немного подбодрить её?
— А чего тогда ты сейчас хочешь? Сделаю всё, что смогу, только скажи.
Алори несмело подняла голову, посмотрев на брата, как будто не совсем верила в его слова. Что они выражали, Ник так и не понял, не разглядев их в мраке уголка, в который, как пойманный в клетку зверёк, забилась Алори. Потом девушка вновь опустила её, прикрыв глаза и совершенно бесцветным, мертвым голосом ответила:
— Спасибо, что ты со мной сейчас, Никки… Тебе ведь надо на службу, да? А я, похоже, никуда не пойду… Можно… тебя попросить… — ещё тише прошептала она, но в этой тишине пустой комнаты Николас хорошо расслышал её слова и, не сомневаясь ни секунды, кивнул.
— Конечно. Лори, я сделаю всё, что ты хочешь.
— Ты не мог бы… сказать доктору Харрису, что меня не будет несколько дней? Он наверняка будет ждать… я не хочу, чтобы он волновался… там много работы, а я так его подвожу…
— Тцццц… — приложив палец к губам, кинолог сам поправил одеяло на её плечо, мимолетно дотрагиваясь до её кожи. — Раз ты не хочешь есть, тогда отдохни, договорились? А я сделаю всё, что нужно. Не о чём не переживай. Всё будет хорошо. Ничего с твоей конюшней за пару дней не случится. И с учёбой тоже. Обойдутся и без твоего присутствия. Возможно, всё из-за того, что ты перетрудилась. Отец с меня десять шкур спустит за то, что я позволил тебе так себя измучить.
— Ты не виноват, Никки… Во всём только моя вина… Я сама виновата в том, что сейчас происходит, и никто больше…
Не найдя в себе ни сил ни желания спорить с ним, Алори медленно сползла с подушки вниз. Парень осторожно подтянулся к ней, поправляя подушку, чтобы сестра могла положить на неё голову. Точно так же он ухаживал за ней, когда она болела дома, в Ризенбурге, только тогда основную заботу проявляла мать, но парень мог часами сидеть с ней, разговаривать или читать её любимые книжки. Казалось, всё осталось, как есть, но сам Ник прекрасно понимал, насколько всё изменилось. Если бы он только мог поддержать Алори больше, чем она позволяла.
— Оставлю здесь… — Ник положил градусник на стол, рядом с тарелкой. — Когда проснёшься, померяй ещё раз. Тебе следует принять лекарство… У меня вроде оставалось что-то…
— Не надо… — отозвалась она, закрывая глаза. — Я не болею, Никки… Мне просто плохо… но это не имеет никакое отношение к болезни… Мне просто нужно немного отдохнуть…
Её слова, сказанные словно в бреду, подтвердили теорию Ника. Заболеть в такую ясную и жаркую погоду было бы слишком трудно, тем более для неё, отличающуюся хорошим здоровьем. Значит что-то было не так, и когда она отдохнёт, Ник попробует выяснить, что именно.
Парень поднялся с кровати, поворачиваясь к ней. Глаза девушки были закрыты, но он знал, что она ещё не спит. Лучше всего оставить сестру в покое и надеяться, что после отдыха она сможет поговорить с ним. Кинолог полагал, что так и будет. Что он сможет доказать, что ему всё ещё можно верить, и он не представляет никакой угрозы для секрета Алори, а вместе с тем, сможет хранить его, так же хорошо, как и она сама. Больше никаких криков и эмоционального давления, никакой ярости и нетерпения. Только понимание и доброта могли помочь ему стать ближе к ней.
— Мне нужно идти, Лори, — сказал он. — Я сегодня вернусь к семи часам. Постараюсь не задерживаться. Пока буду в патруле — загляну к твоему доктору и всё ему объясню, не переживай, засыпай и не думай о плохом.
Девушка приоткрыла глаза и посмотрела на него. В полутьме было незаметно, но Нику показалось, что уголок её губы дрогнули и она постаралась улыбнуться, но без особого успеха.
— Спасибо, Никки… Прости, что тебе приходится…
— Помолчи, — беззлобно буркнул он. — Дурёха, нашла за что благодарить.
Парень стараясь ступать осторожно, чтобы не шуметь, вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Ему не хотелось уходить, хотелось быть рядом, на случай если сестре что-то понадобится. Нику постоянно казалось, что он делает недостаточно для неё, что он может гораздо больше, но позиция, в которой его держала Алори, не оставляли ему особого выбора для свободы действий. С тех пор, как он узнал, что именно скрывает девушка и понял, как сильно она отдалилась от него, он боялся никогда больше не заполучить доверие. И еще больше — что из-за неправильных действий и слов — те нежные узы привязанности и любви, что связывали их долгие годы, порвутся окончательно. Николас пытался поступать, как ему казалось, правильно. Обычно у него всегда получалось поднять сестре настроение, когда она грустила. В этот раз он не смог помочь ей, и чувство вины и собственного бессилия грызли его изнутри. Не попроси она, кинолог, скорее всего, не пошёл бы сегодня на службу, даже зная, что Ульрих, успокоившийся и удовлетворенный выступлением своего корпуса, непременно сделает выговор за самовольную неявку. Это сейчас меньше всего волновало Ника. Но она не просила его остаться, она не хотела чтобы он был с ней сейчас, предпочитая обществу брата одиночество. Пусть сестра и сказала, что ей нужно это, кинологу было гадко на душе. Как бы он не старался, его помощь, по крайней мере сейчас, ей была не нужна. Он всё ещё никак не мог свыкнуться с мыслью, что перестал быть для Алори опорой и поддержкой, по воле отца превратившись в надсмотрщика, приставленного к ней. Как тюремщик, присматривающий за заключённым. Если она, такая хрупкая и нежная, смогла найти в себе силы сопротивляться воле отца, который для всех троих был несомненным авторитетом, то почему он сам так долго доходил до этой мысли? Перестань он следовать его указаниям — всё было бы иначе. Теперь сожалеть поздно. Всё уже случилось, в силах парня лишь не позволить ситуации стать хуже.
Ник погасил свет в коридоре второго этажа, останавливаясь ненадолго. Он прислушивался к тишине, смотря в сторону двери в комнату сестры, колебался, но всё же с усилием заставил себя отвернуться и спуститься на первый этаж. Он уже был одет в чёрную кинологическую униформу, оставалось только обуться и поспешить в корпус. Заглянув на кухню, парень взглянул на часы и пройдя по пустому проходу между кухней и гостиной и не спеша натянул на ноги свои тяжелые, кожаные сапоги, а на голову — бескозырку. Здесь же, в прихожей, на крючке висел самодельный, сшитый парнем, нагрудник Шемрока. Без медалей он казался пустым и неказистым. Все медали с него Ник уже возвратил на свои места. Парад остался позади, но облегчение, которое предвкушал кинолог, так и не пришло. Даже мысли о возвращении в обычный, штатный режим службы, не радовали его, а подавленность и тревога мешали размышлять здраво. Возможно, на работе он сможет немного отвлечься и подумать о том, что делать дальше? Насколько он видел из кухонного окна, пока готовил завтрак, погода стояла теплая и безоблачная. Точно такая же, какая была вчера, на параде. Стараясь сосредоточиться на предстоящей работе, застегнув тяжелые металлические пряжки на сапогах, Ник проверил верхнюю пуговицу кителя и, нажав на ручку входной двери, отворил её. В глаза ударился резкий солнечный свет, от чего парень зажмурился на пару секунд привыкая к нему, а когда открыл глаза, с удивлением обнаружил, что на дорожку к дому сворачивают две девушки. Он уже видел их раньше пару раз. Это были подруги Алори. Интересно, а они почему здесь? При себе у обеих были ученические сумки. Парень остался на верхней ступени крыльца, решив узнать, что им нужно. Может, пришли за Алори, чтобы вместе отправиться в институт? Если так, придётся их разочаровать.
Первой шла Леона. Девушка обгоняла свою спутницу на несколько шагов и двигалась уверенно и быстро, в то время как Эмма за её спиной следовала за подругу неторопливо и сдержано. У Ника даже появилось чувство, что они стараются держаться подальше друг от друга, несмотря на то, что пришли сюда вместе. Прежде парень видел эту неразлучную троицу вместе, но почему-то, стоило Алори захворать, как и эти две девушки вдруг начали вести себя странно. Не было никаких оснований считать так, но парень ощутил, что всё то, что он наблюдал прежде, связано. Хоть и не понятно, каким образом. Должно быть нервы уже не в порядке, после всего, что он испытал. Отбросив смутные предположения, парень запер дверь на ключ и убрал всю связку в карман, спускаясь с крыльца и делая несколько шагов навстречу приближающимся гостьям.
— Здравствуйте, девочки, — первым поздоровался он. — Что вы здесь делаете? Занятия скоро начнутся.
— Привет, — ответила ему Зиверс, качнув пружинами кудрей.
Эмма не сказав ни слова только лишь медленно кивнула головой, приветствуя парня. В руках она держала папку с бумагами, в отличии от Лео, у которой с собой была только сумка. Девушки остановились и, как и заметил изначально Ник, Эмма держалась особняком от Лео, в то время как первая, делала вид, что Эммы рядом нет, что опять же показалось Нику странным.Но прежде чем он успел подумать о своих наблюдениях, Леона спросила:
— Алори дома? Мы бы хотели ее увидеть.
— Пары у нас с полудня сегодня… — тихо подала голос из-за спины Лео Эмма, однако единственным, кто услышал её — был парень. Зиверс не обратила никакого внимания на реплику Мейер.
— А… вот как… — Ник вспомнил, что Алори уже говорила ему об этом, но в сложившейся ситуации он напрочь забыл её слова. — Простите… — извинился кинолог, слегка кивнув головой. — Боюсь, сегодня ей не до гостей. Лори нездоровится со вчерашнего вечера. Не знаю простуда это, или что-то ещё, но ей правда нехорошо сейчас. Она попросила, чтобы её никто не беспокоил, чтобы она могла отдохнуть. Может, завтра она будет в состоянии встретиться с вами, хотя, честно говоря, я не уверен.
Леона ненадолго отвела взгляд, словно обдумывая что-то, побегала глазами по зеленой лужайке перед домом и снова посмотрела на Ника.
— Тогда… может нам посидеть с ней, пока тебя нет дома? — предложила она. — Просто на всякий случай, чтобы не оставлять её одну в таком состоянии?
На секунду парень задумался. По сути, девушка озвучила его собственные колебания. Он боялся, что с ней может что-нибудь случится, пока он на службе. К тому же, вернётся кинолог только поздно вечером, вне зависимости от того, где сегодня несет дежурство. Уйти домой раньше времени, покинув свой пост никто не позволит. Но решив, что сестре лучше всё-таки отдохнуть в тишине и покое, решительно ответил:
— Думаю, лучше ей все же побыть одной. Она сама попросила меня об этом. Пусть отдохнёт. Приходите завтра. Не стоит сейчас тревожить её.
Похоже, Леоне не понравился его ответ, и девушка, нахмурив брови, уже собиралась начать спорить с Элриком. Николас заметил какой сердитый блеск появился в её глазах, когда она уже была готова протестовать против его несправедливого, по её мнению запрета. Словно поговорить с Алори именно сейчас, без присутствия брата рядом, было жизненно необходимо и важно, и молодой человек собирался задать встречнй вопрос, спросить, знают ли девушки о том, что произошло с его сестрой? Что-то подсказывало ему, что Лео осведомлена намного больше, чем он сам. Быть может, тогда он сможет лучше понять Алори и найти к ней правильный подход. Однако стоило Леоне только открыть рот, как на её плечо легла рука Эммы, немного сжав её пальцами, привлекая к себе внимание и заставляя Зиверс нехотя оглянуться через плечо, недовольно смерив подругу взглядом. Солнечный блик отразился в очках Эммы, когда та слегка склонила голову на бок, не сводя взгляд с подруги.
— Хватит. Пойдём, — произнесла она тихим, но уверенным голосом. — Не будем мешать. Придём потом.
Прошло долгих несколько секунд, которые показались Нику вечностью, пока Леона сняла руку подруги со своего плеча, явно не разделяя её мнения. Парень понял сразу: будь Лео тут одна — непременно бы добилась своего и слова парня вряд ли сыграли бы какую-то роль в принятии решения девушкой непременно попасть к Алори, хочет того кто-то или нет. Всё это представление, которому стал свидетелем кинолог, оставило на душе тревожность. Зачем девушки пришли сюда? Не иначе как они знали о том, что с Лори произошло что-то плохое. Были ли они с ней вчера, после того как она вернулась домой или имели к этому самое прямое отношение? А если так, почему они молчат? Ему было важно узнать как можно больше. Понять, что произошло и помочь сестре справиться с неприятностями, которые свалились на неё.
— Вы знаете, что с ней? — прямо спросил их Николас, переводя взгляд с одной девушки на другую, надеясь, что кто-то их них откроет ему глаза на правду, так тщательно скрытую от него. — Я имею право знать? Она что-то говорила вам? Хоть что-то?
Леона и Эмма переглянулись. Зиверс прищурилась, глядя на Мейер, словно внушала держать язык за зубами и та, поняв, чего именно от неё требуют, не решилась первой заговорить с парнем, отдавая всю инициативу в руки более бойкой Лео. Между ними чувствовалось сильное напряжение, передававшееся даже парню, стоящему рядом. Сначала ему показалось, что Лео, так рвавшаяся попасть к Алори, если уж не расскажет всё, то хотя бы оставит намёк для дальнейших размышлений. Однако, ошибся. Похоже никто о и не собирался вводить его в курс дела. Отбросив за спину свои кудри, Лео покачала головой.
— Ничего мы не знаем, — бросила она небрежно, словно хотела отвязаться от излишнего любопытства Ника. — Просто зашли за ней. Эм хотела перед парами зайти в библиотеку и нас туда же тащила. Да? — она покосилась на подругу, ожидая подтверждения своих слов.
Откровеннее вранья Ник ещё никогда не видел. Даже Алори, с её нежным характером и обострённым чувством совести, очень долго дурачила его так, что он вообще ничего не мог заподозрить. А здесь же Леона нагло и абсолютно не стыдясь своей лжи, выдавала свои слова за правду. Интересно, кто-нибудь на его месте тоже почувствовал себя полным дураком или он один видит, насколько этот блеф очевиден? Неужели его считают полным идиотом, верящего на слово всему, что говорят. На мгновение он действительно почувствовал себя рогатым животным, с которым его так часто сравнивал Джим. Приоткрыв рот от удивления, ошеломлённый тем, за кого его принимают, он надеялся, что Леона проявит хоть чуточку сожаления и признается, что врёт. Или хотя бы Эмма, явно не одобряющая поступок подруги, проявит здравомыслие и вопреки молчаливому запрету девушки, начнёт говорить. И если осмелиться — то тут уж Леона не отвертится.
— Да… — после долгой паузы ответила Эмма отводя взгляд от Ника, стараясь не смотреть ему в глаза. — Так и есть…
Видимо, решив, что если они простоят ещё дольше, Эмма взболтнет лишнего, Леона положила руку на плечо девушки и резко повернула её лицом к выходу из дворика, да так перестаралась, что от неожиданости Мейер чуть не выронила из рук свою ношу, едва удержав папки, которые ещё немного и упали бы на землю. Прижав их в себе сильнее, Эмма сурово посмотрела на подругу, но та даже не взглянув на неё, сильно сжала пальцами её плечо и потащила прочь, к выходу за пределы территорри дома. Растерявшейся и не понимающей, что происходит, Эмме только и оставалось, что следовать за ней.
— Потом так потом… — буркнула Леона себе под нос, хмыкнув и вздёрнув нос, но после всё же обернулась и попрощалась с парнем как следует.
Ник поднял руку и медленно двигая ладонью, потеряно помахал им вслед совершенно ничего не понимая. Кроме одного. Такого дурака из него ещё никогда не делали. Он почесал затылок и, подняв голову, оглянулся на дом, думая о том, как там сейчас Алори? Поела ли? Уснула? Снова плачет? Чёрт разбери, что на уме у девушек. Но ради неё он был готов оказаться дураком. Если ей так спокойнее и легче — пусть будет так. Даже её подруги не считают нужным говорить с ним о её проблемах. Может, она сама запретила им? Парень вздохнул и пошёл прочь от дома с тяжелым грузом на душе, тянущего его книзу. События развивались так быстро, так стремительно сменяли друг друга, что Николас попросту не мог приспособиться к этим переменам, а когда начинал немного привыкать — тут же происходило что-то ещё, напрочь сбивая с толку. Он прикрыл глаза, смотря себе под ноги. Каждый шаг давался тяжело, ему казалось, что он идёт медленнее чем обычно, но что-то подсказывало, что это только лишь его ощущения. Парень почти справился со своей тревогой и чувством вины перед сестрой, начал верить, что ещё может что-то изменить, но после разговора с подругами Алори, его отбросило назад, во тьму боли и отчаянья. Туда, откуда он так старался выбраться. Но как бы больно ему не было, он не собрался позволить ситуации взять над собой верх. Может, сестра не признавалась себе в этом, но он был ей нужен, а он не мог перестать заботиться о ней. Тем более сейчас. Чем бы не было вызвано её состояние, Николас ни за что не оставит свои попытки поддержать её и попробует обо всём расспросить, мягко и ненавязчиво, и сразу прекратить разговор, если ей вдруг не захочется что-либо обсуждать. Он был готов разделить с ней боль, которую она испытывала, которая так долго мучила и истязала несчастную девушку. По сути, он уже делал это, только вот Алори не могла догадываться об этом, что возможно, было к лучшему. Ей и без того сейчас было нелегко.
Николас открыл глаза шире, стараясь взбодрить себя, вернуть на тот позитивный настрой, с которым он выходил из дома. Он узнал много того, чего знать не хотелось. Правда была слишком горькой. Но вместе с этим, кинолог понял ещё кое-что.
У его сестры были отличные подруги, готовые врать ему в лицо ради сохранности секрета своей подруги. Ник не один боролся за счастье Алори, и это, немного успокаивало его. Вместе они смогут помочь ей. Обязательно смогут.
****
— Да отпусти меня!
Эмма с силой оттолкнула Леону плечом, за которое ее и удерживали. Зиверс разжала свои пальцы и наконец освободила подругу, которая сразу же остановилась, получив свободу, прижимая к себе папки одной рукой, а другой потирая саднящее плечо. Лео явно не жалела сил, чтобы оттащить её как можно дальше от дома Алори. Со вчера девушки и словом не обмолвились после ссоры в сквере, когда Эмме стало известно всё о тайне Алори и всех вытекающих последствиях. Она до сих пор не могла поверить, что они так долго обманывали её, но теперь-то всё встало на свои места. Как она могла быть такой глупой и не замечать, что в её присутствии и Лео, и Алори ведут себя как-то тихо. Эм думала, что они просто сосредотачиваются на учёбе, а на самом же деле подруги просто боялись взболтнуть лишнего в ее присутствии. Наверняка Леона с самого начала предупредила Элрик, что Мейер будет не в восторге когда узнает о том, какие чувства она испытывает к военному. Являясь достаточно романтичной особой, Лео, конечно же, не желала, чтобы здравомыслящая и осторожная Мейер влезала в это дело, посеяв в душе Алори сомнения по поводу правильности её действий. А она, несомненно бы, именно так и сделала. Теперь же, когда всё зашло слишком далеко, девушка понимала, что уже никак не сможет помочь ей. Раньше это можно было сделать, до того, как сердце Алори без остатка было отдано Мустангу-младшему. Видя, что творилось с ней после того, как она узнала, кем является её возлюбленный, Эмма и сама не понимала, что делать дальше. Вряд ли какие бы то не были слова помогут. Тем более если их даже не хотели слушать. Потому она отнеслась со скептицизмом к решению Леоны зайти за Алори до занятий. Обе прекрасно осознавали, что ни на какие пары она сегодня не пойдёт. Тогда чего же хотела Лео? Вопреки обиде на неё, Эм всё же согласилась на эту провальную попытку поговорить с Элрик. Хотя о чём можно было говорить — тоже непонятно.
Они стояли на полупустой улице. Прохожих почти не было видно. До оживлённой части города им оставалось пройти до конца длинного дома из серого кирпича, а после свернуть в переулок, ведущий к главной площади. Неудивительно, что здесь оказалось не так многолюдно. Солнце отражалось в окнах домов, многие из которых были открыты. В живой изгороди, по правую руку от девушек, примыкающую ещё к одному двухэтажному дому, такого же скучного серого цвета, у самых корней, копошились воробьи, устраивая на земле «песчаные ванны», громко чирикая и хлопая маленькими крылышками. Нигде поблизости не было часов, и Эмма, боясь, что они могут опоздать, решила поторопить Леону, стоящую перед ней. Она окликнула её один раз, потом другой. И только на третий Зиверс подала голос. Он прозвучал сдавленно, словно она процедила свои слова сквозь зубы:
— Если бы ты сказала ему хоть слово про Ричарда, клянусь, я бы придушила тебя.
— Что? — переспросила Эмма, никак не ожидая услышать от неё такого. — Ты совсем с ума сошла?
Леона медленно повернулась к ней, гневно сверкнув глазами, и сложила руки на груди.
— Алори и так сама не своя, а ты ещё хочешь, чтобы брат на неё накинулся с порицаниями?! Если кто и с ума сошёл, то это ты!
Девушка негодующе выдохнула, изумлённая обвинением Леоны. Она старается обвинить её?! В то время как сама приложила руку к тому, чтобы всё случилось как случилось. И после всего виноватой стараются сделать Эмму?! Да, она тоже испытывала ответственность за происходящее сейчас с Алори. Но не ту, о которой сейчас говорила Леона.
— Знай я раньше, я бы не позволила тебе так долго пудрить ей мозги несбыточными мечтами! Ей было бы гораздо легче, если бы она забыла об этом солдафоне с самого начала, до того как влюбилась в него по уши. Пострадала бы немного и забыла. Но по твоей милости она уже не сможет так просто отказаться от него! — выкрикнула ей Эмма, нахмурившись. — Твоя помощь сделала только хуже. Как ты собираешься теперь всё исправлять?! Вчера ты так уверенно говорила, что сможешь изменить ситуацию, а сегодня что? Поняла наконец, что ничего не сможешь поделать?!
— Она и не должна отказываться от него! — рыкнула на неё Леона, прищурившись и скорчив лицо в злобной гримасе. — Она его любит!
— Глупость! Не нужна ей такая любовь!
— Тебе ли судить о том, что ей нужно?!
— А кому? Тебе?! Прекрати делать вид, что знаешь всё на свете!
Леона одним шагом приблизилась к ней и смерила яростным взглядом своих зелёных глаз. Под её взором Эмме стало не по себе. Лео редко относилась к чему-то серьёзно, и вдруг стала переживать за Алори больше, чем за себя саму. Она видела своё собственное отражение в расширенных зрачках подруги, когда та почти придвинулась к ней вплотную. Похоже, останавливаться девушка не собиралась ни при каких условиях и более того, слова Эммы ничуть не пошатнули ее уверенность. Выглядело всё так, словно она даже после того, как Мейер всё узнала, знала ещё больше, умолчав и не раскрыв подруге все карты.
— Я знаю её лучше, чем ты, — прошипела Леона. — Всё это время я помогала ей бороться с глупыми предрассудками, не слушать злые языки, шепчущиеся у неё за спиной. Я поддерживала её, когда все были настроены против малейшей мысли о том, что она может быть с ним. И знаешь что? Я не жалею о том, что сделала. И ты меня не остановишь. Алори должна быть с ним. Не может быть другого исхода. Ай! — она махнула рукой, отворачиваясь от неё. — Напрасно воздух сотрясаю. Ты всё равно ничего не поймёшь. Достаточно будет и того, что ты осознаешь, что её счастье — наш приоритет. И мы должны не доказывать Алори, что она не права, а помочь осуществить её мечту. Или ты станешь навязывать ей своё видение мира? Оно очень отличается от твоего. Я знаю, как ты относишься к военным, но никогда не порицала тебя за это. Твое мнение — твоё и оно имеет право на существование. Однако это вовсе не значит, что Алори должна его придерживаться.
— Она говорила мне что не терпит военных! — не сдавалась Эмма. — Я лично разговаривала с ней об этом. Она говорила, что отношения ей не нужны.
— Значит, она говорила об этом, когда ещё не была влюблена, — фыркнула Леона, взглянув на неё через плечо. — Мнение часто меняется, знаешь ли. Сейчас не об этом думать нужно. Алори нельзя замыкаться в себе. Ничего хорошего от этого не будет. — она сердито выдохнула. — Эх, если бы Ник разрешил к ней подняться… Уверена, я смогла бы подобрать нужные слова. Зря ушли… можно было попытаться как-нибудь к ней попасть…— приложив палец к подбородку, задумалась Леона.
Эмма закатила глаза.
— Ты его слышала? Ник сказал, что Алори нужно отдохнуть, и раз на то пошло, я с ним абсолютно согласна. Может, пока что не стоит лезть к ней? С ней ведь Ник.
Теперь настал черед Леоны закатывать глаза. Вот почему она хотела до последнего скрывать все от неё. Даже сейчас, когда она так старалась донести очевидные, казалось, вещи, Эмма упрямо отказывалась понимать. Возможно, Зиверс изъяснялась туманно и плохо представляла, что именно хочет слышать подруга. Но если она надеялась, что Леона хоть на секунду пойдет на попятную — сильно ошибалась. Ей не хотелось ругаться с Эм ещё и из-за этого. У них был разный подход, разные мнения, но почему им нужно было ставать врагами? Ведь они хотели одного. Только шли к своей цели разными путями и никто не собирался сворачивать на соседнюю тропинку. Они могли ещё долго биться лбами, словно два барана на узком мостике, только от этого никто не выиграет. Придется смириться с непониманием Эммы. Достаточно того, чтобы она не мешала и не сеяла сомнения в душе Алори. Лео не была религиозной, но сейчас и Эм, и она сама выглядели совсем, как ангел и демон, сидящие на плечах человека, нашептывающие ему как правильно поступить. Но Алори должна была сама принять решение и Леона боялась, что после такого потрясения подруга может сдаться. А потом пожалеть. Очень сильно пожалеть. О том, что может произойти дальше и подумать было страшно. Но что можно было сделать сейчас? Прямо сейчас, когда Алори никого не подпускала к себе? Время играло большую роль. Боль, нарастая и нарастая, оставляла видимый след на душе бедной девушки. Нельзя было оставлять её с ней наедине. Ник не мог тут никак помочь. Даже если бы захотел. Это был последний человек, которому можно бы было рассказать секрет их подруги. Если это произойдёт— они больше никогда не увидят её. Семья непременно настоит на том, чтобы она вернулась обратно домой, под бдительный контроль своего отца, мотивы которого Леоне так и не удалось понять. Вот почему она испугалась вопроса кинолога. Эмма же не видела ничего плохого в том, чтобы парень узнал правду и непременно бы ответила ему, не решись Лео оттащить её прочь. Она осознавала, что Николас — вовсе не плохой. Кинолог заботился о своей сестре, любил её и оберегал. А ещё он соблюдал заветы отца и этим становился опасным для Алори. Одно успокаивало. Судя по его словам, молодой человек всё ещё ничего не знал. А значит шанс наладить всё ещё оставался.
Леона выдохнула, успокаиваясь. Гнев постепенно улёгся, оставляя после себя усталость от спора. Смысла в нём не было. Каждый останется на своём. По крайней мере пока. Может быть, однажды, Эмма поймёт, как ошибалась. Но это дело будущего. Девушка закрыла глаза и потерла лоб пальцами, поморщившись. А после открыла глаза и взглянув на Эм, уже без злобы во взгляде, устало произнесла:
— Ладно. Идём. Не собираюсь ещё и выслушивать твоё нытьё по поводу опоздания.
***
Николас пересёк пустую дорогу, приближаясь к КПП кинологического корпуса. Уже готовясь пройти в открытую дверь, он отошёл в сторону, пропуская выходящего наружу кинолога с собакой отправившихся на патрулирование улиц. Оба проскользнули так быстро, что парень даже не понял, кто это был. Скрывшись от яркого полуденного солнца в мрачной каморке, он поморгал, привыкая к скудному освещению от открытых дверей. Но никакого искусственного освещения предусмотрено не было. В вечерние часы или в пасмурную погоду, когда сквозной проход держали закрытым, дежурному выдавался обыкновенный масляный фонарь. Сколько не жаловались кинологи, Ульрих не спешил проводить освящение на КПП, считая что одна будка может обойтись и без него.
— Привет, Веб.
Вебер, копавшийся в ящике стола, повернулся к нему лицом, скрипнув стулом. Он, увидев друга, улыбнулся и протянул руку для приветствия. На столе лежали пропуска на наряды — дежурства по городу. Каждый кинолог, заступивший в дозор, получал такую карточку, в которой стояли отметки о месте несения службы и времени. Дежурства и увольнение — это и были две причины покидать корпус санкционировано. За самовольную вылазку можно было нарваться на большие неприятности. Джима не раз ловили на этом, но тем не менее, ишварит, как прыткая ящерица, раз за разом вновь находил лазейки, чтобы наведаться в город. Пропускные карточки выдавались здесь же, на КПП. Сегодня их выдавал Вебер.
— Смотрю, сегодня ты у нас главный, — Ник пожал ему руку.
Рихтер усмехнулся, поправляя съехавшую на бок бескозырку, из-под которой торчали рыжие волосы. Он не любил сидеть на пропускном пункте, часто путался в карточках, особенно, когда кинологи шли к нему толпой и каждый торопился поскорее получить свои наряды, иногда возмущаясь, недовольные тем, куда именно их отправили. Весь город был поделён на сектора, каждый из которых патрулировал кинолог с собакой. Табельное оружие на такие мероприятия не выдавали, но всё равно военный должен был носить пустую кобуру, что, по мнению Ника, было глупостью. Однако требования Ульриха редко отличались здравым смыслом, а спорить с ним Ник, даже имея авторитет в корпусе, не собирался.
— Да, что б его… — парень досадливо почесал лоб, скривившись в недовольной ухмылке. — Видел график. За месяц аж три дежурства впаяли. И это мне, ветерану, можно сказать корпуса… Вот и ходи-води собак на парады, потом всё равно впаяют так, что не раб будешь… — проворчал он и отпустил руку Ника. Вебер откинулся на спинку стула и начал глядеть в потолок, нахмурив брови.
— А ты чего ожидал? Благодарность? — рассмеялся Ник. — Или медаль? Никому нет до этого дела. Сам знаешь, кто перед нами стелется только перед парадом и соревнованиями, когда его зад может больше и не увидеть кресло управляющего. А как опасность минует, мы снова обычные служивые.
— Пффф… Да и пёс с ним… — парень резко сел ровно и вновь полез в ящик стола, шелестя бумагой и просматривая оставшиеся там карточки. — Раз ты тут… кажется, я видел что-то для тебя на сегодня…
— Дежурство? — удивленно переспросил Николас. — Сегодня? Мда… Ульрих удивляет меня всё больше. Неужели военной полиции маловато?
— А кто их разберёт… — пробубнил Вебер, вытаскивая стопку карточек и перебирая их. — Но в одном соглашусь, что-то нарядов стало очень много. Так, так так… Ага! Вот твоя, держи.
Он передал Николасу карточку тот взяв её руку и встал на освещённое солнечным светом место у двери, прочитал имеющуюся на ней информацию. Проверив в первую очередь свои данные, номер Шемрока и дату, Ник взглянул на вверяемый ему сектор и едва сдержался, чтобы не выругаться, заменив нецензурную речь более нейтральным «блохастая ж ты псина».
— Чего там? — заинтересовался Вебер, привстал, оперевшись локтями на стол и вытянул шею.
— Всё. Совсем всё. У меня пятнадцатый сектор.
— Да быть того не может. Дай сюда, — Веб протянул руку за картой. — Ошиблись, наверное. На пятнашку отправляют отряд из пяти человек, а не одного.
Получив её, кинолог рассматривал картонку и так и эдак, вертел в руках, переворачивал, но не нашёл и намёка на то, что кто-то, кроме Элрика, назначен на патрулирование ВСЕГО города. Пятнадцатый сектор одновременно ценился и был ненавистным всеми кинологами. С одной стороны работать в команде кинологу было куда веселее, чем нести патруль в одиночку. Особенно важно отметить, что отбыв день на пятнадцатом, кинолог в течении недели больше не выходил на дежурство, так как территория которая назначалась кинологам была огромная. Однако мало кому хотелось целый день шляться по улицам, вместо того, чтобы находиться всего на одном участке. По сути город и так неплохо охранялся теми, кто дежурил на своих маленьких секторах, но от военного, совершающего обход города, тебовалось в разы больше усилий. Несколько раз Ник попадал в него, но, как и упомянул Вебер, в компании других кинологов. Почему вдруг его отправляли одного — непонятно.
— Наверное, это из-за Джима… — выдвинул свои предположения парень, возвращая другу карточку. — Слышал? Он в нарядах до конца месяца, за то, что смысля со своего поста вчера.
— Что? — Николас на мгновение забыл о своём несчастье. — Погоди, погоди… Но ведь когда я нашёл его, он уже был на посту!
— Кто-то успел донести, — пожал плечами Вебер. — Он тоже хорош, нашёл время в самоволку бегать. И дураку понятно, что за такое можно получить сильнее, чем обычно. Поверь, не готовь он так хорошо, его бы давно выперли. И похоже, он это знает, вот и ведёт себя как идиот. А раз ты его друг, вот за него и отвечаешь.
— Ммм… нет, не думаю, — ответил Ник, покачав головой, и положил карточку на стол. — Ульрих мстит мне лично.
— Тебе? Перестань, ты звезда корпуса, у него не может быть к тебе претензий!
— Я недавно не подчинился его приказу. Увел Шемрока домой, хоть он мне запрещал. Ну надо же, обидчивый какой, — усмехнулся Ник.
— Скорее всего, просто ошибка, — стоял на своём Вебер, дотронувшись до карточки указательным пальцем, подтягивая ее к себе. — Сходи к нему, уточни.
— Так он этого и ждёт, — отозвался парень. — Нет, нет. Пойду на сектор в одиночку. Нам с Шемроком не привыкать много ходить. Зато потом целую неделю никаких патрулей.
— Ну, как знаешь, — Вебер не стал отговаривать его, но потом с состраданием посмотрел на него. — Мне жаль твои ноги, старина. Да и Шемрока тоже. Тебе-то хорошо. У тебя две, у него — четыре. Возвращайся, как будешь готов, я поставлю время и штамп! — уже вдогонку добавил ему парень, когда Ник, махнув рукой, прошёл мимо, заходя на территорию корпуса.
Он не пошёл сразу к Шемроку, хотя пёс ещё издалека увидел его и, поднявшись на лапы, подбежал к забору, взмахивая хвостом, мгновенно прогоняя дневную дрёму. Здороваясь по пути со знакомыми кинологами, одни из которых просто стояли и болтали, ввиду отсутствия работы, а другие спешили на выход прихватив своих собак, чтобы не опоздать в патрули. Жизнь в стенах корпуса текла размеренно, неторопливо, что лишний раз напоминало о том, что парад уже позади. Собаки, которые так и остались в вольерах, развалившись на желтом прогретом песке, мирно сопели, вздрагивая во сне. Кто-то, наливая воду в миску, не закрыл вентиль крана плотно и из лежащего на земле шланга вытекала тонкая струйка, стекающая по траве вниз, на протоптанную дорожку, собираясь там в небольшую лужицу. Ник задержался на мгновение, чтобы закрыть вентиль и, отряхнув руки, пошёл дальше. Амуниция собак хранилась в пристройке к казармам, хотя скорее это был обычный сарай, крышей которому служил обрез брезента, подбитый деревяными балками. Но зато, в отличии от КПП, свет тут был. Парень, отворив деревянную скрипучую дверь, вошёл внутрь и, отыскав на ощупь выключатель, щёлкнул его. Под потолком зажглась одна единственная пыльная лампочка без плафона, поморгала несколько секунд, успокоилась, и Элрик прошёл вперёд, ориентируясь по номерам на стенах. Несмотря на то, что снаружи помещение выглядело ветхо, внутри все было приемлемо: стены из светлого дерева, покрытые лаком, и пол из светло-серой плитки. Здесь в любое время года пахло сухой древесиной, особенно в такие дни, когда солнце прогревало пристройку. Поводки, ошейники и прочая собачья амуниция хранилась на крючках вдоль стен. У молодых собак крюк был всего один, а у собак постарше столько, сколько было необходимо, чтобы уместить всё. Ник остановился рядом с жестяной табличной на стене с номером «701» выведенной на ней чёрной краской и снял с одного из крюков рабочую шлею, больше похожую на седло, из чёрного брезента, с нашивкой кинологического корпуса и дублирующую номер на табличке. Внутреннюю сторону покрывали белые волоски. С поводками было сложнее. Шемрок без труда рвал их как так, словно они были не металлические, а бумажные, и парню пришлось приложить немало труда, чтобы достать для пса карабины покрепче, увесистее, и хоть тот и походил больше на карабин для буксировки грузовика, Шемрок ещё ни разу не смог поломать его. Взяв в руки поводок и щёлкнув для уверенности карабином, проверяя его исправность, Ник направился к выходу. Оставалось ещё взять пустую кобуру, как бы это смешно не звучало. Весь поход с собиранием нужных вещей занял не более пяти минут, по истечению которых, парень уже стоя перед вольером Шемрока, а белый пёс крутился у входа, с нетерпением ожидая, когда хозяин откроет дверь.
— Без фанатизма, приятель, — пожурил его Ник, с улыбкой потрепав за пушистый, косматый воротник. — Поздно обрадовались. Оказывается, нам ещё рано отдыхать. Ну-ка, встань ровнее.
Шемрок послушно остановился, прекратив крутиться рядом с Ником, но несмотря на команду, не мог сдержаться от возбуждённого восторга, дышал, высунув язык и взмахивая хвостом. Парень, проведя рукой по спине собаки, набросил на него, через голову, шею и пропустил ремень под грудью пса, за передними лапами. Удостоверившись, что амуниция сидит на псе хорошо, а пряжка надёжно держится, кинолог выпрямился, пристёгивая к железному кольцу на спине пса, тяжелый карабин поводка, собрал его петлями в правой руке и, взяв Шемрока в левую, вывел его наружу. Для всех, за исключением самого Элрика, способность белой овчарки мгновенно «переключаться» в рабочее состояние. Именно благодаря этому качеству служебный пёс без труда становился дома у хозяина самым обычным питомцем. Единственное что указывало на принадлежность собаки к армии — постоянная настороженность и внимательность, однако это не мешало. Скорее наоборот. Так Ник мог, где бы не находился, одной командой превратить его из резвящегося с мячом пса в свирепого защитника, готового атаковать каждого, кто будет представлять опасность для всех, кого собака оберегает.
Похоже, все остальные дежурные уже покинули корпус: оглядевшись, парень заметил множество пустых вольеров, например, оба по разные стороны от запертого Зодиака, остались без обитателей и черпачный овчар метался от стенки к стенке, не понимая, почему его никуда не берут. Заметив проходящих у противоположного ряда Ника и Шемрока, пёс задержался на них взглядом, провожая глазами и несколько раз басисто гавкнул. Белый тоже залаял в ответ, но даже шаг не сбавил, повернув морду в сторону друга на несколько секунд, не отвлекаясь от рабочего настроя. Вернувшись к КПП, Ник позволил Шемроку пройти первым, а после поднялся в будку сам, останавливаясь перед столом копающегося в бумагах Вебера.
— А, вот и ты… — подняв глаза на Ника, сказал тот и подтянул к себе лежащую на краю стола карточку, быстро черканул на ней время и поставил печать, хорошенько надавив на неё так, что стол заскрипел. — Вот, держи. Удачи вам, и пожалуйста, не бери пример с Джима. Хотя, тебе это будет сложнее сделать. С таким-то размахом для патруля.
— Спасибо, что напомнил, — усмехнулся Ник, забирая карточку и убирая её в карман кителя. — Твой Зодиак с ума сходит за решёткой. Ты выводил его сегодня на площадку?
— Не успел… — вздохнул Рихтер, взглянув на старые часы-будильник, стоящие на столе, по которым и проставлял время на карточках. — Меня с самого утра сюда посадили. Надеюсь, после смены караула я отсюда свалю…
— В таком случае, буду верить, что когда вернусь тебя не будет, — махнул ему на прощание Николас и вышел по другую сторону бетонного забора, за залитую светом улицу.
Он остановился, решая, что делать дальше. Молодой человек никак не рассчитывал, что его направят в пятнадцатый сектор. Всё ещё помня об обещании, данном сестре, Ник подумывал отправиться в конный корпус. Конечно, он рисковал бы и, окажись в другом, менее обширном секторе, если бы его не обнаружили на месте. За этим следила военная полиция и потому кинологи их не особо жаловали. Особенно Джим, который попадался им в руки слишком часто. Теперь же, осознав, какая удача выпала на его долю, Николас перестал клясть судьбу за такую несправедливость. Ничего не может быть лучше сектора, доставшегося ему. Он может беспрепятственно и никого не опасаясь дойти и до конюшен, и так же спокойно вернуться обратно за стены города. Даже если его станут искать — он запросто может ответить, что был в другой части города. Шутка ли — патрулировать весь Централ. Вся необходимость придумывать отговорки сразу же пропала. Облегчённо выдохнув, Ник поправил ремень кобуры и вместе с псом отправился выполнять обещание. Самый короткий путь лежал через площадь и как раз-таки по пути к ней они и могли выполнять свою работу, при этом намеренно рискуя попасться на глаза военной полиции, отметив таким образом своё присутствие на посту. Как и обычно, по ходу своего следования, внимательно наблюдая за прохожими, парень ничего не замечал. День выдался прекрасным и, скорее всего, закончится так же мирно, как и все остальные до него. Николас уже и не помнил, когда в последний раз в патруле происходило что-то. При таком обилии военных, усиленно охраняющих город, это и не удивительно. Пожалуй, какими-либо стычками могли похвастаться только ночные патрули, каждую ночь особенно тщательно обыскивая Брошенный переулок, однако Ник никогда не ходил в ночные патрули. Они были всегда спонтанными и быстрыми. Кинологов поднимали по сигналу тревоги глубокой ночью и те отправлялись нести службу, прихватив с собой таких же взбудораженных неожиданым подъёмом собак. Элрик же ночевал дома и при всём желании не мог участвовать в таком мероприятии. Несколько раз, правда, ему звонили посреди ночи, но только для того, чтобы они с Шемроком произвели не учебное задержание, на которое допускались только хорошо обученные собаки, ведь права на ошибку не было. С тех пор прошло, наверное, год или чуть больше. Больше ничего из ряда вон не происходило и патрулирование стало для них с Шемроком обычной прогулкой с присмотром за мирной жизнью горожан.
До площади они добрались быстро. Шемрок шагал у левой ноги кинолога на провисающем поводке, иногда останавливаясь и разворачиваясь вслед прохожим, принюхивался и шёл дальше, не унюхав ничего подозрительного. Пёс щурился от яркого солнца, а зной заставлял его трусить рядом с хозяином, открыв пасть и высунув язык.
«Ничего друг», — подумал про себя Ник, взглянув на пса. — «Ты сможешь попить в конюшне».
На площади, где народу всегда было больше, парень подтянул собаку на короткий поводок, взял его за ремень на спине, пришитый к шлее, как ручка, чтобы особенно любопытные, в частности дети, лишний раз подумали о том, стоит ли приближаться к овчарке, которую ведут таким образом. Такой подход всегда срабатывал, и сработал сейчас. Услышав за своими спинами металлический звон от удара карабина об железку кольца и увидев крупного пса, без лишних слов, толпа расступалась. Должно быть, вид Шемрока был внушительным и суровым. Ещё когда пёс был молодым, а Ник жил в Ризенбурге, соседские мальчишки боялись его, не веря Николасу, наперебой твердя, что Шем — это белый волк, а потому обходили его стороной. Нику казалось, что именно такие мысли были в голове у каждого горожанина, который никогда в жизни не видел белых овчарок.
Миновав площадь, парень снова повел Шемрока на поводке. По узким улочкам пробегал теплый ветерок. В тени высоких домов от солнца было проще спрятаться и кинолог решил идти именно этим путём до самого выхода из города. Чем дальше они продвигались, тем больше зелени становилось вокруг: кустарники и низкие плодовые деревья рядами выстраивались по краям домов, с ветками, полными цветущими бутонами, распространяли по округе приятный, сладкий запах, едва уловимый на ветру. Николасу это напомнило атмосферу, царящую дома, где запах цветущих деревьев не был редкостью и далеко ходить, чтобы почувствовать его не нужно было.
Чих!
Шемрок громко чихнул и остановился, тряся головой, а потом поднял лапу и потер ею нос, чихая ещё раз. С его острым нюхом цветочная пыльца вызывала неудобства, а не восхищение. Поняв это, Ник прибавил шаг, стремясь быстрее пройти участок с деревьями, к тому же они уже почти вышли из города. Парень вдохнул полной грудью, когда вместе с псом вышел из-за стен города. Впереди расстилалась зелёное поле. Травы раскачивались, как волны, шелестя и переливаясь на солнце. Голубое небо нависало над полями, словно мягкое покрывало, с разбросанными, но нему облаками. Парню редко выдавалась возможность побывать за городом. Со временем он так привык к городской жизни, что перестал тосковать по простору и свежему воздуху. По ветру, которому ничего не мешало скользить по травам. На секунду, он даже забыл, зачем пришёл сюда, полностью захваченный открывшимся видом. Он пришёл в себя только после того, как Шемрок потёрся головой об его ногу, всё ещё фыркая от щекотки в носу. Оглянувшись через плечо и посмотрев на оставленную за спиной практически безлюдную улочку, Ник отстегнул карабин от шлеи, отпуская Шемрока. Когда-то давно тот жил как самый обычный дворовый пёс, валялся в дорожной пыли, гонялся за птицами и ловил бабочек. А теперь, став армейским, суровым псом, он как и хозяин, уже забыл, когда был по настоящему свободным.
С каждым вдохом парень всё яснее осознавал, что за всеми проблемами, недосказанностями и тревогами, он сам позволил ситуации взять над собой вверх. У него не было возможности остановиться и просто позволить себе расслабиться, отпустить все плохие мысли, не давать им давить на себя. Это было сродни метанию по тёмной комнате. Можно было биться об стены, падать, но выход можно было найти только, когда зажигается свет. И этим светом и было умиротворение, которое он испытывал сейчас. Его проблемы казались такими незначительными на фоне этого огромного неба. Этому небу не было дел до того, что происходит внизу. Его не волновали мелочи, которыми были забиты людские головы. Всегда спокойное и безмятежное, оно как будто заражала его своим бесконечным умиротворением. На душе стало легче, так, словно ветер, налетающий на него, вытравил и прогнал прочь всё то, что камнем лежало на душе. Патрули, служба и всё остальное остались там, в городе. Ник закрыл глаза сделав глубокий вдох, до боли наполняя легкие кислородом и медленно выдохнул, открывая глаза. Почему он раньше не чувствовал что ему нужно именно это?
— Вперёд, — подбодрил он пса, слегка толкнув его рукой. — Побегай, пока есть возможность.
Шемрок сделал несколько осторожных шагов, оглянулся на хозяина умными, внимательными глазами и потрусил по песчанной, утоптанной дороге, раздеяющей поле на две части. Парень двинулся за ним. Собака держалась недалеко от хозяина и останавливалась, забежав вперёд, ожидая, когда Ник нагонит её. Даже здесь, находясь совсем одни среди простора, овчарка следила за своим человеком. Николас не спешил. Пока дорога не привела его в конюшни, у него было время поразмыслить обо всём, что свалилось на него, поразмыслить с ясным разумом, не затуманенным лишними эмоциями.
Интересно, что сказала бы Ева, сообщи он ей, что не исключает возможность того, что Ричард может быть причастен к произошедшем с Алори? Заступилась бы за него? В любом случае, она могла иметь свою точку зрения и хотя бы рассказать, как вёл себя офицер в тот день. Жаль, но вряд ли у него получиться узнать это. Знай Ник чуть раньше состояние сестры, обязательно поинтересовался вчера, когда невзначай встретил Еву. Они вскользь обсуждали отношения его сестры и её брата, но потом она вдруг спохватилась и ушла, даже не попрощавшись толком. Голова Ника была забита покинувшим пост Джимом и в тот момент он не придал её действию особого значения. А теперь, мысленно возвращаясь к нему, вспомнил, что девушка вела себя как-то странно. Её что-то волновало, она о чём-то думала весь их разговор, и, вроде бы, что-то хотела сказать ему, но так и не сказала. Что же это могло быть? И Шемрок тоже заметил неладное. Разве он спрашивал о чём-то, что она могла бы скрыть? Это была их вторая встреча и от первой её отличало очень многое. В этот раз Ева была тише и не такой импульсивной, что ещё раз наводило на мысль о том, что с ней что-то не так. Может, она не считала нужным посвящать малознакомого человека в свои проблемы? Разумно. Они были знакомы всего ничего, с чего бы ей доверять ему? Безусловно, он с удовольствием помог бы ей, если бы она посчитала нужным попросить о чём-то. Но раз нет, оставалось надеяться, что ничего страшного не произошло. Возможно, при следующей встрече Ева скажет ему то, что хотела.
А пока, нужно было решать, что делать с Алори. Единственное, что он уже решил твёрдо —больше никогда не давить на неё. Ведь он мог помочь даже не зная причины, дать понять, что он рядом и примет её сторону не смотря ни на что, не бросит и не оставит. Даже если она не хочет этого, Ник всё равно будет рядом и случись так, что она готова будет к диалогу, обязательно выслушает и поймёт. И, возможно, ей стоит поговорить с подругами. Леона точно не просто так рвалась к ней. Но для начала, пусть отдохнёт и наберется сил. Так ей будет проще вновь вернуться к обычной жизни. Всё равно в данный момент она не стала бы его слушать. Точнее, слушала бы, но не слышала. Нельзя торопить события. Есть вещи, для которых ещё время не настало и забегать вперёд было бессмысленно. Желай не желай, кое-что невозможно заставить случиться раньше, так же, как невозможно заставить солнце закатиться на час позже.
Парень отвлёкся, услышав вдалеке лошадиное ржание и поднял глаза. Они почти подошли к конному корпусу и, чтобы не создавать неудобств себе и другим, Ник подозвал пса и взял его на поводок. Остановившись у ворот, Ник постучал по ним костяшками пальцев правой руки. От металла прокатилась волна грохота, и спустя несколько секунд послышались шаги, ворота приоткрылись и, оглядев пришедшего, привратник потянул одну створку ворот на себя, пропуская молодого человека. Эти два корпуса, кавалеристы и кинологи, негласно относящиеся к одному типу государственных органов, а именно, по работе с животными, всегда уважали друг друга, и, как и другие корпуса, недолюбливали штабских. Кто-то в большей, кто-то в меньшей степени. Николас никогда не испытывал в сторону Штаба какой-то сильной неприязни, просто старался держаться от них подальше и не иметь с ними ничего общего. Он уже давно не задумывался о своём отношении к госслужащим в синих формах, однако после всего произошедшего, уже не мог сказать ничего определённого. Ему было не по себе, что очень долгое время, сам того не осознавая, находился под влиянием всеобщего мнения. Наверное, потому что примириться с ним, принять его за единственное правильное, было куда легче, чем докопаться до истины. Эта истина была не нужна ему тогда, и Ник, скорее всего, оставил всё как есть, если бы не Алори. Его сестра просто не могла без видимой причины сблизиться с Цербером. Тем более слыша о нём не самые лестные отзывы. Она знала о нём что-то, чего не знали другие. Так ему казалось, так подсказывали собственные ощущения. Николас знал Алори очень хорошо, и пусть сейчас совершенно не догадывался о чём она думает, но всё же мог предполагать, до сих пор надеясь, что девушка действительно знает, на что идёт. Если всё так и было — это многое объясняет. Размышляй он не сейчас, а ранее, под влиянием нервов и чувства вины, не смог бы оставаться спокойным. Кинолог горько усмехнулся, поняв одну вещь. Он так рьяно пытался заслужить доверие Алори, что напрочь забыл о том, что для этого и он сам должен ей доверять, а не просто ждать. Удивительно, как много ясности в голове появилось благодаря обычному освобождению от тревоги под влиянием созерцания умиротворённости тихого, безмятежного простора. Чем больше он размышлял, тем спокойнее ему становилось на душе. Теперь было ясно в каком направлении двигаться и какие ошибки он совершал.
Оказавшись за воротами и пройдя по территории корпуса до открытого пространства, где в каждой стороне стояли деревянные, длинные строения конюшен, обнесённые забором левады и ещё какие-то здания, предназначения которых Ник не знал, он остановился, осматриваясь. Кинолог был тут лишь однажды, когда встречал сестру в её самый первый день в городе и понятия не имел, что тут находится. Дело усложнялось ещё и тем, что парень не знал, где найти доктора Харриса. Из-за того, что Алори мало рассказывала ему о своей работе, понимая, что Николас не очень понимает о чём идёт речь, парень даже не мог точно сказать, находится ли ветеринарный отсек в какой-то отдельной постройке, или же расположен где-то ещё? А ещё — он ни разу не видел доктора и уж тем более представить не мог, как он выглядит. Парень напрочь забыл уточнить у сестры такую важную для дела информацию.
На территории корпуса царила необычная для кинолога атмосфера. А именно — тишина. На службе Ник уже привык к постоянному лаю собак, громыханию железных сеток, когда собаки с разбегу ударяли по ним передними лапами, а то и яросный рык кобелей, рвущихся с поводков своих кинологов. Даже работников и кавалеристов в поле зрения не было. Парень даже приложил ладонь ко лбу, защищаясь от яркого солнца, всматриваясь вдаль, но все равно никого не увидел. Шемрок, пользуясь заминкой хозяина, с интересом принюхивался к новым запахам, подняв голову и быстро-быстро втягивая в себя воздух. Пока парень размышлял, куда следует отправиться в первую очередь, из ворот ближайшей конюшни вышел конюх в зелёном рабочем комбинезоне, невысокий, черноволосый, с зажатой в зубах соломинкой, ведя за собой за недоуздок гнедого коня с подстриженной под щётку гривой. Конь шагал за работником, вытянув вперёд шею, не спеша передвигая ногами и взмахивая, к счастью, не обрезанным хвостом. Увидев конюха, Ник мысленно поблагодарил судьбу за такую удачу и, окликнув его, притянув Шемрока к ноге, поспешил к нему. Конюх обернулся, останавливаясь сам и останавливая лошадь, которая недовольно топнула передним копытом, фыркнув, тряхнув гривой, которой почти не осталось. Рабочий удивлённо посмотрел на кинолога в чёрной форме с собакой, поспешающего к нему, наверняка не совершенно не понимая, что от него хочет этот военный. Конь тоже выглянув из-за плеча конюха, уставился на Ника своими чёрными большими глазами. Приближаясь к нему, Николас видел в этих глазах, словно в чёрном зеркале, своё отражение. У Шемрока в горле зародилось клокочущее рычание, похожее на бульканье закипающего чайника. Псу не нравилось когда хозяин подходил к чужакам и рыча, предупреждал тех об опасности. Почувствовав эти горловые вибрации, Ник, не подавая вида перед конюхом, дернул пса за поводок, напоминая о приличии и тот замолчал, осознав, что хозяин взял контроль над ситуацией и вмешиваться не нужно.
— Прости, друг, что отвлекаю, но ты просто не представляешь, мне повезло увидеть тебя! — Ник остановился рядом с ним, всё ещё не понимающим, что происходит. — Ты не мог бы подсказать мне, где найти доктора Харриса? Я заплутал немного и не знаю, куда идти.
—…Аааа… — спустя секундную паузу протянул парень, поправляя лямку комбинезона, наконец перестав опасливо смотреть на незнакомца и указал рукой да дальнюю конюшню. — Вон там. Как войдёшь — налево и по коридору. Там на двери табличка есть. Только не знаю, там ли он сегодня. С утра не видел его ещё.
— О! Огромное спасибо! Бывай!
Он поднял руку в благодарном жесте и оставив обескураженного парня, отправился в указанном направлении. Хорошо, что рядом оказался хоть кто-то, у кого можно было спросить, а иначе что оставалось делать? Разве что бегать и искать хоть одну живую душу. Наверняка, народу здесь было много, но все занимались своим делом вне поле зрения кинолога. Всё-таки территория корпуса была в разы шире кинологического, как минимум потому, что лошадям требовалось гораздо больше места для комфортного проживания. Ник оказался прав: когда он обогнул деревянный забор левады, из-за одной постройки появился конюх, с тачкой доверху наполненной опилками, а у стены он разглядел ещё пару молодых людей, сгребающих что-то вилами, шаркая острыми зубьями по твёрдому песчанику. Шемрок насторожился, дернув ушами, отслеживая этот неприятный звук, остановился на мгновение, но последовал за своим человеком, запомнив локацию, которую следовало держать под наблюдением. Ворота в конюшне, на которую ему указали, были открыты, и Николас, прежде чем зайти, заглянул внутрь. Чувствовал он себя не очень уверенно. Как никак, близко с лошадьми ему никогда не приходилось сталкиваться. Конечно, общее представление о них он имел, но ему хватало знать того, что к лошади нельзя подходить сзади, если не хочешь получить копытом в грудь. Когда-то давно, Алори пыталась показать ему как можно без опаски общаться с этими крупными, величественными животными, но ничего не получилось. Парень, в отличии от старшего брата, любил животных, разве что кошек немного недолюбливал, но с лошадьми его отношения так и не сложились. Наверное, окончательно нравиться они ему перестали, когда на конюшне Боба и Тима норовистый жеребец укусил его за плечо, когда Ник никак не провоцируя его просто проходил мимо. Сестра потом долго объясняла ему что-то про темперамент и нрав лошадей, но Николас решил для себя — с лошадьми для него покончено раз и навсегда.
Стройные ряды денников, построенных в два ряда напротив друг друга, соединял широкий проход, достаточно широкий, чтобы в нём при желании без особого труда могли разойтись две, а то и три лошади, никого не задев боками. Подняв глаза кинолог обратил внимание на необычный мансардный потолок с такими высокими окнами, что всё помещение освещалось естественным образом, без электричества. Длинные, тонкие стержни ламп висели без дела, бликуя в лучах солнца. В самом первом деннике стоял дремлющий, навалившийся на на стену, конь. Его глаза были прикрыты и если он и заметил пришедшего человека, то даже виду не подал. Из других денников доносилось тихое пофыркивание и цокот копыт, самих обитателей конюшни парень так и не разглядел. Да и не особо хотел. В конце концов он не на лошадей смотреть пришёл. Отдав Шемроку команду рядом, кинолог повернул влево и попал в ещё один коридор. Когти пса громко цокали по бетонному полу, а сам он взволнованно открыл пасть, опасливо поглядывая по сторонам, а Николас с облегчением разглядел впереди дверь, с поблескивающей золотистой табличкой на ней. Дело оставалось за малым. Прочитав фамилию, чтобы точно быть уверенным, что явился он по нужному адресу, Элрик постучал.
— Войдите! — почти сразу прозвучало в ответ.
Парень взялся за ручку, повернул и зашёл в кабинет. Оказался он в светлом небольшом помещении, с ещё одной дверью, ведущей в другую комнату. У стен стояли шкафы: один длинный, весь из стекла, с расставленными на полках флаконами и лекарствами, другой, небольшой, платяной. У окна стоял стол, а за ним, спиной к этому окну, сидел старичок в очках с толстыми линзами. В руках он держал какие-то документы и судя по всему читал их, когда явившийся кинолог отвлек его. Пожилой человек взглянул на Ника, совершенно не удивившись, в отличии от конюха, потом перевёл взгляд на пса и, улыбнувшись в усы, сказал слегка скрипучим голосом:
— Николас, да? Рад познакомиться.
— А… откуда вы меня знаете? — спросил парень, когда врач поднялся на ноги и придерживаясь руками за стол, обошел его.
— Алори про тебя много рассказывала.
Доктор протянул руку для рукопожатия и так стиснул запястье кинолога, что Ник удивился тому, сколько силы у старика осталось в запасе. Когда руки людей соприкоснулись, Шемрок, всё время чутко следящий за приближением ветеринара, снова глухо зарычал. Элрик дёрнул того за ошейник. Шемрок поднял на него голову, посмотрел недовольно дёрнув ухом и облизнувшись, уселся у ног хозяина.
— Да будет тебе, — покачал головой Харрис. — Пёс просто предупредил меня, что отгрызет мне ногу, если я осмелюсь обидеть тебя. Ничего страшного в этом нет.
— Впервые вижу человека, который не боится попасть на клыки овчарки, — усмехнувшись, ответил парень, понимая теперь, почему Алори так тепло отзывалась о своём наставнике. С первого взгляда было понятно, что это очень душевный человек.
Уолтер, прихрамывая и кряхтя, вернулся за своё рабочее место, а Николас подошёл ближе к его столу. На врача был наброшен белый халат застёгнутый только на верхнюю пуговицу, очевидно просто для того, чтобы он не спадал, а под ним — простая клетчатая рубашка. Тяжело усевшись в старое, скрипучее кресло, Уолтер жестом пригласил парня присаживаться напротив.
— Присаживайтесь, молодой человек, рассказывайте, что вас ко мне привело. Может, чайку? Хотя в такую жару…
— Нет, спасибо, доктор, — вежливо отказался Ник, едва ветеринар уже собирался снова поднятся на ноги, чтобы сходить за кружками. — Я на дежурстве, мне нельзя надолго задерживаться, надо возвращаться на пост. Прошу прощения, что потревожил вас в разгаре рабочего дня, но Алори попросила меня прийти к вам.
Лицо врача вмиг приобрело какую-то тревожную настороженность. Он замер на секунду, словно не в полной мере понимая слова Ника, зато хорошо вразумил, что дело серьёзное, а потом сел ровнее и его глаза, сверкнув какой-то внимательной настороженностью, поднялись на парня, в ожидании новости, которую он собирался рассказать. Видя его настрой, в мгновение ока переметнувшийся от безмятежного до обстоятельного, Николас решился сказать всё как есть, прямо и без утайки. Перед ним сидел человек, который, похоже, и так начал обо всем догадываться.
— Алори нездоровится… Со вчерашнего вечера сама не своя. Из комнаты не выходит, на учебу не пошла. У неё какая-то странная слабость и температура, но сама она говорит, что у неё ничего не болит и просто просит оставить её одну. Её единственной просьбой было, чтобы я пришёл и сказал вам, что её сегодня не будет. Но судя по тому, как она себя чувствует, думаю, не будет её несколько дней. Сестра очень волновалась о том, что не сможет работать. Сказала, что подводит вас…
— О, моя милая девочка… — растрогался старик и его глаза заблестели от слёз. — Пусть поправляется поскорее. Кто же виноват, что такое произошло. Передай ей, чтобы не переживала так. Присматривай за ней хорошенько. Надеюсь, очень скоро она будет чувствовать себя лучше. То-то мне сегодня с утра нехорошо, сердце не на том месте, а оно вот что… — он потупил взгляд и покачал головой, вздохнув. — Ай-ай-ай-ай-ай… Что ж всё так нехорошо…
— Не переживайте, доктор, всё будет хорошо, — постарался поддержать его парень, не ожидав от чужого казалось бы человека, такое искренее переживание. — Я за ней присмотрю. Думаю, она просто перетрудилась. Ей нужно отдохнуть. Как только она будет готова, сразу вернётся к работе.
— Ох, надеюсь что так… — ответил Харрис, посмотрев на него и грустно улыбнувшись. — Без неё нам будет очень грустно здесь. Я уже и забыл, какого это одному в кабинете быть. Но ничего, переживу. Главное, чтобы малышка Алори поправилась. Спасибо, что пришёл, сынок. Она всегда говорила, что ты очень заботливый старший брат, и теперь я вижу, что это действительно так. Эх…— доктор снова поднялся на ноги. — Раз так, давай я тебя провожу. А-то тебе попадёт за то, что с дежурства сбежал.
— О, не беспокойтесь доктор, — заверил его Ник, поднимаясь со стула. — Не утруждайте себя. Мы побежим обратно на пост. Своё обещание я выполнил. Передам сестре, что у вас всё хорошо.
— Ох, ну ладно… Куда уж мне за вами угнаться молодыми… Дай хоть до двери тогда…— Харрис проводил кинолога с собакой до выхода из кабинета. — Жаль, что познакомились при таких обстоятельствах. Буду рад снова видеть тебя у нас. С поводом и без. Всего доброго.
— Хорошего дня, доктор, — попрощался Николас, кивнув головой на прощание и вышел из кабинета.
Врач произвел на него очень хорошее впечатление. Теперь он понял, почему Алори так переживала за него и хотела, чтобы тот не беспокоился. Похоже, они очень хорошо ладили между собой и девушка действительно очень любила свою работу и посещала её с большим удовольствием. С таким начальством, пожалуй, и он любил бы свою работу куда сильнее. Теперь оставалось верить, что узнав, что её возвращения ждут, Алори возьмёт себя в руки и её состояние улучшится. Пусть сестра почти ничего не рассказывала ему о своей работе, теперь парень немного во всем разобрался. Быть может, теперь, зная кое-что новое, он сможет найти ещё одну нить к пониманию.
Шемрок отряхнулся на ходу, труся рядом, подняв хвост, явно довольный тем, что они снова куда-то идут. По представлениям парня, они отсутствовали в городе совсем недолго. Навряд ли кто-то заметит их отсутствие за это время, и они смогут незаметно вернуться в город. Из-за того, что ему достался сектор пятнадцать, домой он попадёт чуть позднее, чем собирался, а потому, разговор с Алори не состоится сегодня. Может, оно и к лучшему. У неё тоже будет много времени, чтобы обдумать всё. Его настрой не поменялся. Он всё ещё был готов оказать ей любую поддержку, выслушать всё, что она осмелится ему рассказать. И даже если, как всегда, промолчит, он, не показав виду о том, что знает больше, чем она предполагает. Боль, которую он испытывал когда-то от обмана, перестала его беспокоить, исчезла. Ему показалось глупым, что он вообще чувствовал боль. Она больше походила на жалость к самому себе, не больше. Настоящими же страданиям сейчас подвергалась Алори. Сестра противостояла им в одиночку уже очень долго, а он даже не подозревал об этом. Впредь он станет внимательнее. Здесь и сейчас он дал себе такое обещание. Пока всё ещё можно было исправить.
Дойдя до середины коридора, Николас заметил, что впереди, показалась, растущая тень. Кто-то вот-вот должен был появиться из-за поворота. Парень подтянул пса к себе, взяв почти под ошейник. За нарастающими тяжелыми шагами показался человек в синей форме, и Ник за секунду осознал, кто это. Сразу несколько чувств зародилось в нём в этот момент: трепещущий страх, навеянный репутацией Цербера, который тут же сменился раздражением, на смену которому пришёл здравый смысл, буквально кричащий о том, что нельзя позволить ни одному из чувств взять над собой вверх, помнить, что этот человек, несмотря на свою суровую суть, почему-то стал небезразличен для Алори без видимой на то причины, до такой степени что девушка молчала об этом до сих пор. Однако, в глубине души, Ник всё же винил его в том, как сейчас повернулась ситуация. Не встреться эти двое, ничего бы не произошло. Но и над этим ощущением Николас взял верх, резко выдохнув через нос, отпуская своё напряжение. Он не должен был подавать вид, что знает обо всём. Его связывало обещание, данное Еве. Никто не знал, что происходит между этими двумя, и Николас не хотел ещё раз поддаваться злобе. Случись такое — он все испортит.
Военные быстро приближались друг к другу. Ник смотрел на него в упор, а Ричард же смотрел прямо перед собой, заметив кинолога, но никак не отреагировав на его присутствие в конном корпусе. Элрик предвидел это. Мало, что может удостоиться внимания Цербера. К счастью мало что. Никто не хотел иметь с ним дел, потому как ничем хорошим общение с ним обернуться не могло. Опуская всё вышесказанное, самым важным оставалась одна простая истина: они оба были на службе, и Ник к тому же при исполнении обязаностей. При желании Ричард, являясь штабским офицером, имел полное право выяснить причины, по которым кинолог оказался здесь и потребовать карту. И случись такое… страшно подумать, что грозило бы Нику. Военная полиция, хоть и относилась серьёзно к проверке таких дезертиров, каким сейчас являлся Николас, но всё же старались не лютовать, и на первый раз могли простить наружение, сделать вид, что ничего не произошло. От Цербера поблажек ждать не приходилось. Жизнь никогда не сталкивала их нос к носу, но оказавшись сейчас рядом с ним, Элрик готов был поверить тому, что о нём говорили. Подняв ладонь, и отведя глаза в сторону, чтобы не смотреть на лейтенанта, парень молча отдал честь. Мгновение, они встретились на одной линии и разошлись. Кинолог с облегчением выдохнул, убирая руку от головы, немного удивлённый тем, что Шемрок, всегда охраняющий его от любого подозрительного незнакомца, даже не рыкнул ни разу, словно и не видел штабского офицера.
Пройдя пару шагов, Ричард остановился, обернувшись через плечо, глядя вслед удаляющемуся кинологу. Он видел его боковым зрением, но был занят своими мыслями. Кажется, он знал кто это был. Алори рассказывала ему про своего брата, который служил в кинологическом корпусе. На параде Мустанг-младший тоже обратил на него внимание, перейдя вместе с отцом в ложе фюрера. Это был именно он, или ему показалось? Для себя он нашел ответ, взглянув на скрывшейся за углом белый собачий хвост. Похоже, это действительно был Николас Элрик. Интересно, что он здесь забыл? В любом случае, сейчас это его не волновало. У него было мало времени, Ричард воспользовался обеденным перерывом на работе, чтобы отнести доктору Харрису документы. Он мог сделать это и после работы, но не был уверен, что освободиться достаточно рано до того момента, как доктор уйдёт домой. Привычка выполнять все рабочие поручения как можно быстрее никогда не покидала его. Дойдя до двери Уолтера, он постучал и вошёл. Доктор поднял голову, только-только снова взявшийся за документы.
— Бог мой, снова гости, — усмехнулся он, улыбнувшись. — Здравствуй, Ричард. Как жизнь? Как парад прошёл?
— Здравствуйте, — поприветствовал его парень, быстрыми шагами пересек кабинет и протянул ему тонкую папку из коричневого картона. — Из управления. Можете не торопиться с ответом, я вернусь за ними в конце следующего месяца. Просто постарайтесь не забыть.
— О, мой мальчик, спасибо, —поблагодарил Харрис, принимая папку. — Приятно, что ты всё ещё помнишь мою слабость и не заставляешь сиюминутно заниматься этой канцелярской работой. — Он положил папку перед собой и снова посмотрел на парня, сцепив пальцы рук между собой. — Ну так, что там с парад? Хотел побывать, но не с моими ногами столько простоять в толпе. Всё хорошо прошло? Без происшествий?
— Да, всё прошло отлично, — сдержанно кивнул Ричард.
На самом же деле, он весьма приуменьшил объективную оценку выступления Рейвена. Парень верил, что на этот раз конь будет вести себя как положено, но даже он не ожидал, что фриз станет на несколько минут, за которые пройдёт по площади под оглушительный марш и крики толпы, настоящим выездковым конём. Со стороны любой знающий конник мог бы отозваться о Рейвене, как о призовой лошади для любых выездковых соревнований — настолько хорошо он понимал свою роль в этом мероприятии. Изгиб шеи ни на секунду не опускался, оставаясь на нужном уровне. Он красиво нес голову, чинно переступая копытами в тяжелых, крепких подковах по брусчатке. Видя это, Ричард не сразу поверил в то, что это его буйный и непокорный жеребец. Оставалось тайной, что же такого сделала с ним Алори, что фриз за несколько незначительных коротких занятий приобрёл присущее для ситуации терпение и понимание. Мартингал больше не тревожил коня. Рейвен даже ни разу не тряхнул гривой во время своего торжественного шага и она так и осталась лежать на одной стороне шеи, идеально ровными, длинными, черными волнами. Темп шагов не сбился с самого начала шествия и до конца. Ричард до последнего уверял себя в том, что ему показалось. Ведь он стоял далеко и мог расмотреть не всё, но по окончанию парада, довольный отец поблагодарил его за прекрасную работу проведённую с конём, сказав, что его голова не была занята ни чем иным, как желанием не потерять равновесие, а конь взял на себя всё остальное, словно знал куда и как ему нужно идти.
«Я даже повод не трогал!» — засмеялся Рой, рассказывая Ричарду о своих ощущениях. — «Сразу понял что этот чертяга без меня справиться. Не ожидал, правда не ожидал, что из него что-то выйдет, но ошибался».
Тогда то Мустанг-младший понял, что всё, что он видел, оказалось правдой. Рейвен изменился, несмотря на свой непростой характер. Изменился, когда даже сам Ричард был готов махнуть на него рукой, смирившись с буйным нравом вороного смутьяна. И самое интересное, лейтенант не прилагал к этому никаких усилий, оставив всё на совести Алори. А теперь отец был благодарен ему, не зная, что заслуга принадлежит совершенно другому человеку.
— Рад слышать. Я был уверен, что так и будет. Что-то сегодня ни у кого нет времени составить мне компанию… — вздохнул доктор. — У всех дела… Мне бы тоже своими заняться, но я просто не могу терпеть эти бумаги…
— Про время вы верно подметили… — Ричард вытащил из кармана часы и откинув крышку, взглянул на стрелки. — Мне нужно возвращаться в штаб. Но пока не ушёл, у меня к вам одна просьба.
Он убрал часы. Доктор уперся сухими руками в подлокотники кресла, чтобы сесть повыше. Что за день. Каждый кто ни заходил к нему, одаривал какой-то новостью и собирался тут же уйти. Уолтер ещё был под впечатлением от визита Николаса и того, что он поведал ему. Бедная Алори. Ему слабо верилось, что девушка могла захворать из-за простуды, хоть симптомы на которые указывал кинолог вполне подходили под это описание. Его живой и ясный для пожилого возраста ум, подсказывали, что здесь всё не так просто. Он привык прислушиваться к себе и собирался поступить так и в этот раз.
— И какая же? — спросил старичок.
— Я не смогу прийти сюда вечером, много работы. Если увидите Алори, будьте добры, поблагодарите её от моего имени и моего отца. Если бы не она, выступление Рейвена не было бы таким успешным.
«Я хотел бы поблагодарить ее лично», — мысленно признался он себе. — «Но я не знаю, когда смогу увидеть её в следующий раз, и хочу, чтобы она узнала об этом сразу, как только сможет».
Удивительно, но раньше он бы ни за что не признался себе в этом. Однако сказать тоже самое вслух не осмелился. Он был благодарен ей и ему было слегка не по себе от того, что решив довериться девушке, он изначально не верил в успех. Ему казалось, что такая хрупкая, маленькая девушка не сможет ничего сделать, не сможет противопоставить ничего огромному и норовистому коню, на которого, к слову, даже залезть не могла без применения подручных средств. Ричард не знал, чувствовала ли Алори его скептицизм, понимала ли, что он не ждет от нее особых успехов, но она даже в этой непростой миссии, нашла чем его удивить. Ему было интересно, пришла ли она на парад? Видела ли, как выступает Рейвен? Ричард хотел обсудить с ней это. Никогда раньше за долгие годы он не испытывал такого желания просто поговорить с кем-то. В основном потому, что у него не было ни одного знакомого, который хоть немного разделял бы его интересы. Ему казалось что оковы, сдерживающие его от свободного общения с девушкой, лопнули в тот самый миг, когда они вместе скакали по полю, занимаясь, на перый взгляд, обычной и бесполезной тратой времени. Но оказалось, что это очень весело. Ричард даже не мог сказать, когда в последний раз он так хорошо проводил время. Настолько, что он не заметил, как быстро стемнело и им пришлось возвращаться назад. На людях он старался держаться сдержанно и строго, сохраняя свой статус и положение. Это-то и связывало его по рукам и ногам, не давало действовать так, как иной раз подсказывало сердце. Но почему-то с ней наедине, там, на поле, в дали от всех, ему было легко на душе, и необходимость быть строгим и расчётливым, сама собой куда-то пропадала. Что это было и почему именно так он познал для себя новые ощущения, военный не знал, но уже чувствовал, что одной загадкой для него станет больше.
— Вот ты о чем… — понял Харрис и оперся о спинку кресла, грустно взглянув на Ричарда. — Боюсь, мальчик мой, твою просьбу выполнить я не могу. Наша Алори приболела.
Врач внимательно присмотрелся к выражению лица парня, вычитывая на нём любую эмоцию, которую офицер по обыкновению, попытался бы скрыть. Это было важно. Как эта новость повлияет на него? Что он ответит? Если в его душе хотя бы маленькое зёрнышко любви, которое Алори может взрастить? И похоже, какая-то тень тревоги и правда проскользнула в глазах офицера, быстро, но недостаточно для того, чтобы доктор упустил её.
Ричард замер, никак не готовый к тому, что узнает что-то подобное. Практически всегда видя девушку в конюшне, он в конечном итоге привык, что она всегда здесь, не допуская и мысли, что может быть по-другому. Он мимолётно вспомнил последнюю их встречу. Тогда Алори была весёлой и не выглядела больной. Да и как можно было заболеть в такую солнечную теплую погоду?
— Заболела? — переспросил он.
— Да. Надеюсь, она скоро поправится, но сегодня её точно не будет. Её брат приходил, чтобы сообщить об этом. Ты случаем не столкнулся с ним в коридоре?
— Столкнулся… — задумчиво ответил Ричард. — Теперь понятно, что он здесь делал… — он опустил глаза, всё ещё о чём-то размышляя, а потом и вовсе отвёл взгляд, словно не хотел встретиться глазами с врачом. — Что ж… Очень жаль, что так вышло. Я тоже надеюсь, что она скоро поправится…
— Что-то не так, Ричи? — спросил доктор. —Ты какой-то…
— Всё в порядке, — перебил его Ричард, так и не подняв глаз, ощущая что-то неприятное на душе, похожее на досаду или сожаление, но одновременно непохожее на чувства, которые были ему понятны. — Если так, то я пойду.
Он не понимал, почему вдруг весть о болезни девушки так расстроила его. Конечно, он никогда не желал ей ничего плохого, а с недавних пор и вовсе наоборот, однако, Ричард не ожидал от себя самого такой тревоги, которую испытал, едва эти слова сорвалась с губ доктора. Не желая показывать своего смятения, он поспешил покинуть кабинет, ещё до того, как Уолтер начнёт задавать вопросы. Однако врач не посчитал нужным даже окликнуть его и когда дверь за спиной офицера закрылась с тихим хлопком, врач устало мыча, снял очки и потёр уставшие глаза, медленно помотав головой, вздыхая:
— Ричард, Ричард… Такой умный парень, но всё же такой дурак…