Life Time 3

Ричард проснулся с мыслью, что всё, чего он хочет от этого дня, — чтобы он поскорее закончился. Оставалось надеяться, что ему не придётся в очередной раз вежливо объяснять членам семьи, чего не стоит делать сегодня и почему. По его мнению все вокруг слишком перебарщивали со своим отношениям к подобному празднику, но сколько бы не старался — не смог донести до них свою позицию, но даже так, требовал выполнять его требования, с каждым годом злясь всё больше на непонимание, однако домочадцы не спешили сдавать посты. Больше всего против, конечно, была Ева. Любительница шумного веселья, вечно норовящая устроить грандиозный праздник по любому даже мало-мальски важному поводу, она постоянно, будто на зло, подсовывала ему подарки таким образом, что отчитать её на месте было невозможно: оставляла их на его столе, в гостиной на видном месте с таким расчётом, что мать, видя её «заботу» о старшем брате, непременно попросит сына принять его, чтобы не обидеть сестру. А ей-то Ричард не мог отказать. Ева и сама это понимала, потому каждый раз оставалась безнаказанной, несмотря на все просьбы Ричарда, делая всё назло. Чего ещё можно было от неё ждать? Благо, что это была единственная неприятность, с которой пришлось бы столкнуться сегодня. Но, видимо, её не избежать. Как не избежать и этого дня. Тяжело вздохнув, он сел, спустив ноги на пол и пригладил волосы на затылке, окончательно просыпаясь. Створки оконной рамы едва заметно покачивались от ветра, за задёрнутыми занавесками. Вернувшись домой поздно, он лёг спать сразу же, не обратив внимание на окно, будучи в полной уверенности, что оно было закрыто. По правде говоря, Ричард уже плохо помнил, во сколько вернулся, в памяти всплывали только поблескивающие в темноте стрелки часов в гостиной, в которую он заглянул перед тем, как подняться наверх. Все уже спали глубоким сном, как парень и рассчитывал. Но всё же, теперь ему не удастся избежать контакта с ними. Ему не хотелось избегать их, тем более по такой мелочной причине. Но офицер ничего не мог поделать, прекрасно понимая, что это всего лишь бегство и не более. А убегать он не любил. Оттого злился ещё больше от того, что позволил ситуации взять над собой вверх, заставив совершать поступки, противоречащие его характеру. В своём гневе ему некого было винить, кроме себя и от того мысль о том, что не желая того, в подобном состоянии он может несправедливо обидеть семью — угнетали Ричарда. Благо, что целый день он проведёт на работе, где о его дне рождения никто не знает. Кто знает, может быть вечером, если отец вернётся раньше, Ричард примет поздравления от него в свою очередь поздравив и его тоже. Мало кто знал, но Ричард родился в тот самый день, когда Рой Мустанг был назначен главой государства. Два праздника в один день — это уж слишком. Но молодой человек вовсе не считал, что и этот повод не достоин внимания. Наоборот, по его убеждениям он был куда памятнее, чем его взросление на один год. И он был горд тем, что может называть этого человека своим отцом. Но даже в такой день Мустанг старший не мог позволить себе отдых. Сегодня у него было намечено какое-то важное собрание, и Ричард сомневался в том, что он сможет освободиться пораньше. Скорее всего и в Штабе сегодня всё по-праздничному. Мама сегодня точно останется дома, а у Евы и вовсе был выходной. Ему не хотелось выходить из комнаты, но выбора не было. Ричард встал на ноги, подошел к окну и отдёрнул штору, для того, чтобы в комнате стало светлее, но вовсе не потому, что собирался закрыть окно. Снаружи уже расцветало и какие-то мелкие птицы, прячась в листве клена напротив окна, щебетали так громко что начали раздражать и без того не настроенного на добродушный лад парня.Он быстро оделся, надеясь все ограничится только поздравлениями. Мать и отец вняли его просьбам и уже три года ничего не дарили своему сыну. Ричард считал что он ни в чем не нуждается, а если же у него и возникала какая то потребность — он мог сам удовлетворить её. Жалование вполне позволяло. А вот Ева специально игнорировала его просьбу, сколько бы он не убеждал её, сначала спокойно, а потом с упрёками. На неё совершенно ничего не могло повлиять. В глубине души Ричард понимал, что никто из них, принимая или не принимая его слова, не понимали, почему он однажды прекратил считать свой день рождения праздничным днём. Его много раз спрашивали о причине, но всё, о чём он говорил: «Это детский сад», не раскрывая истиной причины, которую не хотел никому открывать. Достаточно и этого. Было ещё много, о чём не знала его семья. Фактом больше или меньше — роли не сыграет. Поправив воротник и аксельбант, застегнув пуговицы на рукавах, бросив быстрый взгляд на часы, Ричард открыл дверь, выходя в коридор, но и шага не успел сделать как что-то невесомо дотронулось до его носа. От неожиданности он зажмурился, а когда открыл глаза увидел коридор, ставший почему-то красным. Секунду спустя всё встало на свои места и парень раздраженно выдохнул через ноздри. Это был большой воздушный шар, раскачивающийся на ниточке, привязанной к чему-то на полу. Опустив взгляд, Ричард скрипнул зубами. Вот ведь зараза! У него под ногами лежало что-то прямоугольное, завернутое в подарочную голубую бумагу с красными узорами. Наклонившись и подняв подарок, офицер злобно нахмурив брови, посмотрел в сторону комнаты сестры, уже готовый вломиться к ней и потребовать объяснений, но на последних мгновениях, сдержался, делая медленный глубокий выдох, чтобы успокоиться. Ему не хотелось портить настроение матери, которая, судя по звону посуды внизу, уже начала приготовление к праздничному ужину. Что ж. Делать нечего… Повертев его в руках парень понял, что это книга и одним рывком, схватившись за край упаковки, разорвал бумагу. Это и правда оказалась книга, но прочитав название, выдавленное на красной, плотной обложке позолоченными буквами, костяшки на его пальцах хрустнули. «Психология межличностных отношений» Ну нет. Это уже ни в какие ворота… Мустанг намотал нитку на кулак и порвал её. Шарик, освободившись от тяжести, медленно поднялся к потолку, коснулся его с тихим, едва слышным ударом, отскочил вниз на пару сантиметров и прилип к белому побелённому потолку, раскачивая обрывком нити. Мало того что Ева не желала слушать брата, так ещё и издевалась над ним. «Из-под земли достану!» — возмутился про себя парень, быстрым шагом подходя к двери сестры, но не успел он и за ручку взяться, как снизу послышался голос мамы: — Сынок? Ричи, это ты? Парень постарался ответить ей своим будничным тоном, сжимая в руке издёвку сестры. Ещё немного — и он взорвется. Как эта чертовка только посмела? Совсем страх потеряла? Пусть благодарит всех богов, что мать спасла её от возмездия. Порой она просто выводила Ричарда из себя, особенно тем, что делала это специально, а не по незнанию. Он старался относится к ней хорошо, но в такие моменты просто не понимал, как такая девушка могла вырасти в семье военных? — Да. Это я… — Ричард специально отозвался громко, чтобы Ева, если она в комнате, слышала, что он рядом.  — Спускайся, завтрак на столе. Поборов себя, сжав руку в кулак так, что костяшки побелели, военный, пройдя мимо комнаты сестры, которая, похоже специально и носа наружу не показывала, сошёл по лестнице на первый этаж, по пути бросив книгу с остатками подарочной упаковки на журнальный столик в коридоре, избавляясь от её и на кухню зашёл уже с пустыми руками. Как он и предполагал, тут во всю кипела работа. На плите уже стояло несколько кастрюль, в на столе, и на обеденном, и на разделочном, около раковины лежали овощи, консервные банки и тарелки. Наверняка, многие гражданские думали, что семья фюрера живёт жизнью совершенно непохожей на ту, которую ведут они. Но на самом деле, Мустанги вели такие же размеренные, повседневные хлопоты. У них не было слуг как таковых и они со всем справлялись сами. Был только садовник, приходящий ухаживать за газоном и кустовыми изгородями раз в неделю и доставщики, когда требовалось. Они-то, должно быть и доставили продукты в такую рань. Не было похоже, чтобы мать сама куда-то выходила с утра. Здесь пахло свежей зеленью и специями. Глядя на всё это Ричард не мог поверить, что когда-то его мать вела совсем другую жизнь, в которой места повседневности не было. Ведь всю свою жизнь он знал её именно такой. Но несмотря на то, что годы поменяли женщину, даже сейчас в ней, хлопочущей на кухне был заметен взгляд снайпера и собранность, которой Риза не изменяла даже дома. — С днём рождения, дорогой, — поздравила она его, подходя и обнимая сына, который был выше едва ли не на полторы головы. — Н…да… спасибо, — сдержано ответил он, неловко и скованно обняв её в ответ, стараясь выглядеть так, как и положено принимать поздравления имениннику, но прекрасно понимал, что выглядит всё это нелепо. — Ты на ногах в такую рань? — Дел сегодня много… Женщина отпустила его и начала промывать под струей воды из крана связку румяного розового редиса, стряхивая с его круглых листьев лишнюю воду. Ричард не стал проходить дальше, задав вопрос только для того, чтобы перевести тему, на случай если мать вновь поднимет тему, о которой спорить он уже устал, а после проделки Евы и без того скудный настрой сошёл на нет. Хотелось поскорее уйти на работу. Жаль задержаться он не сможет. Отец, если он действительно сегодня собирался быть на праздничном, семейном ужине (а иначе Риза не стала бы так утруждаться) — то Рой будет крайне расстроен отсутствием на нём Ричарда. Так что, вечер тоже обещал быть непростым. Одно лишь немного подзадоривало его. «Вот уж где эта негодяйка от меня не спрячется!» — Смотри, не сиди сегодня допоздна, — озвучила Риза его мысли, выключая воду. — Отец обещал вырваться пораньше. Прости, что не сказала сразу, но он только утром сказал, что сможет. Я уже и не надеялась… Садись. Стол немного не прибран, но пока Ева не встала места хватит… — Нет, я не голоден, — покачал головой парень, проигнорировав предложение Ризы. Она отвлеклась от поиска чего-то на столе и посмотрела на него проницающим и одновременно встревоженным взглядом. Он действовал на Ричарда почти так же, как взгляд старика Харриса. Ей он тоже не умел врать, хоть иногда готов был что угодно отдать, чтобы приобрести такой навык. Сейчас бы он очень пригодился. Хоть парень и старался говорить своим обычным безразличным тоном, и по своим собственным ощущениям мог сказать, что нельзя просто так понять, что у него на душе, мама читала его как раскрытую книгу, да еще с таким поразительным успехом, словно в ней всё было написано по слогам. Для кого-то Ричард оставался неразгаданным секретом, но только не для мамы. Она, не сводя с него глаз, вытерла мокрые руки полотенцем и подошла к сыну, встав напротив него, чем еще больше смутила офицера. — Что?!.. — возмущённо бросил он, косясь в сторону, сдвинув брови. — Ричард. Посмотри на меня… Нехотя, молодой человек все же взглянул на нее, старательно вынося ее взгляд, слегка прищуренных, светло-карих, как у сына, глаз. Он терпеть не мог такие моменты. Это походило на допрос под сывороткой правды и хоть даже так он мог соврать — это вранье тут же всплывет наружу. Ему не хотелось обманывать мать. Наверное, он бы с радостью поделился бы тем, что происходит у него на душе, если бы знал, — что это. Прошло уже столько времени, а он так и не смог найти ответ на вопрос. А если не смог — о чём говорить? Риза дотронулась рукой до его щеки, пристальнее приглядываясь к нему. И он сдался. Закрыл глаза не в силах больше противиться ей, молчаливо признавая свое поражение, но ни капли не расстраиваясь из-за этого. Кому-кому, а ей он может проигрывать сколько угодно. Это не тот случай, когда он должен постоянно быть победителем. Ричард не хотел, чтобы она расстраивалась из-за него, да ещё в такой день. — Ты который день уже сам не свой… Есть перестал… Не общается с нами… Домой приходишь поздно… Мы совсем перестали тебя видеть… Что с тобой происходит? Ты ничего нам не рассказываешь… Я волнуюсь за тебя, милый. — Всё… в порядке, мам… правда… — парень открыл глаза, мягко взявшись за руку матери и медленно отвел её в сторону от своего лица. — Тебе просто показалось… Много работы в последнее время. Все эти отчеты и… — Ричи… не ври мне, пожалуйста… Риза не стала сопротивляться его жесту, но и не отступала. Уже долгое время наблюдая за ним, она не могла больше закрывать глаза на странные перемены, которые произошли с её сыном. и эти совершенно неправдоподобные отговорки… «много работы» — чтобы он на это когда-либо жаловался. Ричард, похоже просто не мог придумать ничего иного, а значит парень был растерян. Таким его мать давно не видела. Ей казалось, что стоит лишь поговорить с ним, проявить внимание, понимание и тогда, он сам расскажет ей, что происходит. Сможет она помочь или нет  — женщина не знала, но материнский совет точно не может быть лишним. Особенно сейчас, когда во взгляде её сына появилась глубокая печаль и отрешённость, даже от своих родных. Его глаза словно помутнели, стали не такими живыми как прежде. Он уже плохо контролировал себя поскольку прежний он на такие замечания отреагировал бы усмешкой и быстрым отрицанием, настолько быстрым, что у неё не получилось бы и слова вставить. А тут… Парень вновь отвел взгляд. Что он мог сказать? Как объяснить? Ему не хотелось, чтобы она переживала из-за глупостей. Не мог соврать. Не мог рассказать. Оставалось только молчать. Сейчас это было всё, на что он способен. Каждый день ему становилось всё тяжелее и тяжелее, от наваливающихся проблем, которых раньше он не замечал. Будь всё как раньше, оставайся он прежний, стал бы он думать об Алори? О том, что эта девушка, свалившаяся как снег на голову, сделала с его жизнью? Почему, вместо того, чтобы злиться, он сразу не начал разбираться в этом? Столько времени потрачено зря и теперь он совершенно запутался, да так, что потеряв осторожность и контроль — выставил своё состояние напоказ и мама заметила это. Насколько он стал жалким, что уже и на самоконтроль не способен. Он стал мерзким сам себе, оставаясь снаружи образцовым офицером армии — внутри парень уже поменялся. Не весь. Только часть, но и этого хватало для конфликта разума и души. Ричард всё ещё мог повлиять на эти перемены, приняв одну из сторон, но не понимал, уже совершенно не понимал, что ему нужно. Дни, размеренные и привычные, стали серыми и скучными. Хотел бы он свалить всё на пренебрежение к празднику, да только вот всё это началось гораздо раньше. Несколько раз он уже готов был сказать что-то. Успокоить её. Как-то заверить, что всё и правда хорошо. Но это всё вранье. Да ещё настолько очевидное. Сейчас он выглядел, как ребенок, разбивший чашку, тщетно придумывавший любую отговорку, чтобы избежать наказания. И это Ричард Мустанг… надежда и опора семьи, достойная смена своего отца… Ненависть к самому себе наполняла его с каждой минутой, что он стоял здесь, напротив своей матери, которая все эти долгие, трудные минуты, не спускала с него глаз, и казалось читала в его взгляде абсолютно всё, что таилось у него на душе и о чём он успел подумать. — Не скажешь… — поняла она с разочарованием в голосе. Услышав её тон, Ричарда словно пронзило что-то острое, заставляя испытать горькую вину и обиду за мать. Она имела право знать. Он не мог так просто обидеть её. — Прости… — с трудом, едва слышно проговорил он, стыдясь своего поступка. — Я… я не знаю, что сказать. Всё непросто… Я ничего не понимаю… — Вот как… Женщина с состраданием посмотрела на сына, ненадолго видя его перед собой таким же, как много лет назад, ещё совсем мальчишкой, совершающим ошибки, ещё не настолько самостоятельным, чтобы решить их в одиночку. С тех пор много воды утекло и вот, он впервые за столько времени, вновь не мог с чем-то справиться. Различие было лишь в том, что на этот раз он не позволил ей узнать причину. Риза и подумать не могла, что её серьёзный, собранный сын вновь однажды столкнётся с испытанием, которое не будет ему по плечу. Что же это могло быть и если не она, то кто поможет ему понять, что к чему? Единственное, что не вызывало сомнений, — что бы ни было причиной, Ричард воспринимал её очень серьёзно. И судя по тому, как долго боролся с ней — не мог просто отпустить и забыть, как зачастую поступал в тем, что не было ему важно. Сначала женщине казалось, что если разговорить его, он сможет ответить, но теперь поняла, что Ричард хочет рассказать ей, но не может, попросту не понимает, что именно он чувствует и как ему объяснить своё состояние. Вина в его взгляде была настолько выразительна, что Риза не решила продолжать, понимая, что сделает только хуже. — Что ж… Тогда, может быть, когда поймёшь — расскажешь мне? Парень посмотрел на неё так, словно не верил, что мать так быстро отпустила его. Неужели правда не обижалась? Понимала, что он не специально? Что его вины в этом нет? Видимо, удивление действительно было сильным, поскольку Риза ласково улыбнувшись ему, нежно погладила сына по щеке, не удержавшись от такого проявления заботы, которая Ричарду не нравилась и от которой от всегда старался обойтись. Но застыв, не ожидавший от неё таких слов, он забыл, что должен был напомнить ей, что он уже не считает такие выражения чувств уместными. Но… её рука была такой ласковой, что он не стал сопротивляться. Даже при таком раскладе, зная его, она была уверена, что Ричард непременно со всем справится. Пусть и без её совета. Парень тяжело выдохнул и, не отдавая себе отчёта в том, что всё это время ведёт себя так, как никогда не вёл, улыбнулся ей, с благодарностью в глазах. Как хорошо, когда есть люди, которым не нужно слышать, чтобы понимать его. Он не мог обещать ей что-то, но чувствовал — мама не осудит его. Пусть тяготы того, что он держал в себе, не отпустили, но всё же, ненамного, но стало легче. Если она верила в него, значит и он сам должен вернуть веру. Невозможно всю оставшуюся жизнь прожить в неведении. Он сам принял решение измениться, зная, как это будет не легко. Поздно жаловаться. Хватит малодушия. Пора взять себя в руки. — Я… постараюсь… — честно ответил Ричард, когда мать убрала руку. — Спасибо… что понимаешь… — Но на один вопрос ответишь? Ричард молча кивнул. Один вопрос — ничтожная цена за такую поддержку. — Это ведь не из-за того, какой сегодня день? Она добилась, чего хотела Ричард мгновенно преобразился, расправил плечи и гордо подняв голову, фыркнул, а в глазах зажегся презрительный огонёк. — Глупостей не говори… Улыбка Ризы стала шире, когда в голосе сына зазвучали привычные нотки серьёзности и горделивости. Она не хотела бы, чтобы он всю жизнь оставался таким, но на этот момент была рада, что Ричард стал прежним. Значит, всё было не так плохо. Она ещё многое хотела бы ему сказать, в надежде, что это немного поможет ему, но пожалуй, сейчас было неподходящее время. — Позавтракай, прежде чем идти на работу, — напомнила ему мама, но парень вместо ответа полез в карман за часами и откинув крышку и, взглянув на стрелки, покачал головой, одним движением закрывая их, и спрятал обратно. — Долго болтали, не успеваю. — Ну вот… — всплеснула руками Риза — И так впроголодь стал обходиться теперь ещё и я тебя заговорила совсем… — Не страшно… До вечера. Парень вышел из кухни в коридор и женщина услышала скрип сапог, которые он надевал. Немного не ожидая, что всё закончится вот так, Риза спохватилась вспоминая, что хотела сказать кое-что ещё. — Ричи, Ева хотела что-то тебе подарить. Я знаю, ты против, но пожалуйста не злись на нее. — Поздно… — прорычал Ричард себе под нос, затягивая шнурки. — Что-что? — Передай ей, что я её убью! — крикнул Ричард, выходя из дома и захлопывая за собой дверь. Риза помотала головой, вздыхая. Ева снова это сделала. В прошлом году это был игрушечный пистолет, от чего Ричард пришел в бешенство. Что в этот раз? Она, несмотря на уговоры матери каждый раз мало того, что делала то, что брат просил не делать, так ещё и умудрялась разозлить его. Ризе было непросто принять, что сын так ненавидит свой день рождения, но ради него готова была делать вид, что сегодня у них только один праздник. Рой не видел в этом ничего странного и каждый раз, когда накануне знаменательной даты жена напоминала ему о предпочтениях Ричарда, только посмеивался, уверяя что «всё пройдет». Что именно и куда пройдёт — оставалось загадкой. Глава семьи уверял, что она слишком волнуется из-за пустяков и ничего страшного не случилось, а Риза так и не находила нужных слов, чтобы убедить супруга в обратном. Конечно, Ричард уже давно вырос и его мнения о многих аспектах жизни поменялись, но всё же… Всему должна быть причина и молодой человек, просто так, в одночасье не мог вдруг ни с того ни с сего отказаться от своего праздника. С прискорбием, Риза осознавала что у Ричарда уже накопилось немало секретов, которыми он не спешил делиться с семьей. Возможно, в своё время она что-то недопоняла, не заметила, не обратила внимание и в итоге Рич понемногу стал тем, кем является сейчас? Сегодня ему исполнилось девятнадцать лет, а она даже не могла как следует поздравить его в семейном кругу… Никто не мог… Не зная точной причины, женщина уже винила себя в этом и пока она, отвернувшись к раковине, смахивала набежавшие на глаза слёзы, которые весь разговор прятала от сына, в кухню заглянула Ева. Девушка затравленно оглядела помещение и, не обнаружив брата, смело переступила порог, плюхнувшись на ближайший свободный стул. Сегодня она не собиралась никуда идти и в свой единственный выходной показалась на кухне без формы, в домашней одежде: зеленой майке и шортах до колен, с распущенными, причесанными волосами. Резинки для хвостиков были надеты на руку как доказательство того, что девушка всё же собиралась собрать свои волосы в хвостики. — Уф… ушёл… Я думала мне пол-утра придётся в комнате сидеть, — показательно утерев пот со лба, сказал она, облокотившись на спинку стула и с интересом рассматривая целый ворох овощей, разложенных на столе. — Ева, я же просила тебя… Риза уперлась руками в столешницу рядом с раковиной, не поворачиваясь к дочери, давая себе время для того, чтобы высушить слезы. Ева подняла глаза на мать и склонила голову набок, не понимая к чему она клонит, но по молчанию и потому, что фраза мамы не продолжилась, нося явно порицательный характер, поняла, к чему та клонит и, фыркнув, почти как Рич пару минут назад, сложила руки на груди, обиженно насупившись. — Что, уже нажаловался? — Он ни слова не сказал, но я уверена, что ты снова что-то натворила, давай, рассказывай. Что на этот раз? Резиновая граната или пластиковые гильзы для твоего прошлогоднего подарка? Уж боюсь представить, на что твоя фантазия способна. Она повернулась к Еве как раз вовремя, чтобы увидеть как девушка от обиды и удивления открыла рот и нахмурилась. — То есть твой сын игнорирует такое важное событие, такой семейный праздник, а ты винишь меня?! Он ведёт себя так, словно не принадлежит этой семье! Я просто напоминаю ему, что это не так. Вы с папой согласились плясать под его дудку, а я не буду, ясно?! — Ева, мы просто приняли это, — попыталась внушить дочери мать. — Если ему неприятно, то… — То он самовлюблённый индюк! — Вот всегда ты так… Каждый год одно и тоже. Неужели вы не можете уживаться как брат с сестрой? Знаю, он не всегда прав, но и ты постоянно ищешь способ его достать. А потом жалуешься, что он несправедлив к тебе. Хотя бы в его день рождения будь к нему подобрее… — Он сам сказал что его день рождения  — это обычный день, помнишь? — не сдавалась Ева, продолжая хмуриться. — Ты ведь сама считаешь, что он ведёт себя глупо? Но почему-то только я одна не поддалась на его дурацкие уговоры. Тогда кто тут лицемерит: вы или я? — Ладно, хватит… — махнула рукой Риза, понимая, что переспорить дочь у неё не получиться и, прикрыв глаза ладонью, спросила: — Что ты ему подарила? Ева, вместо ответа, поднялась со стула так резко, что ножки скрипнули по полу и пошла в коридор, продолжая бубнить по дороге: — Наверняка и разворачивать не стал… скорее всего, сразу в мусорное ведро выкинул… Ах, вот она. Девушка вернулась практически сразу, неся в руках книгу, наполовину завернутую в порванную подарочную упаковку. — Вот ведь… — мотнула головой Ева, чтобы откинуть назад волосы и отклонившись назад, глядя в коридор, на входную дверь, крикнула: — Я, между прочим, старалась! Она вернулась за стол, протягивая матери книгу. Та взяла её в руки и освободила от остатков упаковки, прочитала название и, прикрыв глаза, покачала головой. — Ох, Ева, Ева… — Ну что опять?! Не говори, что у него нет с этим проблем. Я просто хотела помочь. Мне уже начало казаться, что он становится другим, но накануне своего дня рождения он опять превратился в невыносимого злюку. Полезная вещь. Ему бы стоило её почитать. — Так ты тоже заметила… — Риза положила книгу на край стола, присаживаясь напротив дочери. — Заметила, что он стал тише в последнее время? — Конечно, — кивнула Ева. — Мне трудно это не заметить. Он ведь каждый день цеплялся ко мне по разным мелочам, а теперь проходит мимо, даже когда в гостиной куча книг разбросано. Сама же знаешь, как он не может терпеть подобного. Однако, в последнее время ему действительно стало всё равно… он словно бы… — Ушел в себя… — закончила за нее фразу Риза, задумавшись поставив на стол локти, на время забывая о готовке. — Слушай… тебе не кажется, что он… — Влюбляется? — догадалась Ева, поводив пальцем по столу. — Да… очень похоже… Он ведь и есть почти перестал. Я ещё это после того раза заметила, когда он даже на оленину не взглянул. А если и сегодня из-за стола выйдет — тут и сомнений не останется. Ну, конечно, он посидит с нами, чтобы отца не расстраивать. Ради него он может и поздравления в свой адрес стерпеть… Женщина постучала пальцами по столу, продолжая думать. У неё самой проскользнула такая мысль, но поверить в то, что Ричард начал испытывать чувства сродни любовным — было трудно. Когда-то они с Евой уже говорили о возможности таких развитий событий, но то были скорее только фантазии, а теперь они, похоже, воплощались в реальность и оттого, что никто к этому готов не был, — не понимала, что следует делать. Но похоже Ева знала о нём куда больше, потому как совсем не удивилась, когда Риза только предполагала возможную причину странного поведения сына. — Ты что-то знаешь? — прямо спросила она у неё. Ева посмотрела на мать, и столкнувшись её проницательным взглядом, как и Ричард, отвела свой, но в отличии от брата, постаралась замаскировать это, потянувшись к кружке с чаем, которую, похоже, не допила Риза. Женщина уловила этот жест, но не спешила допытываться. Если старший брат не мог соврать ей, то Ева, при желании, словно могла сделать это, не чувствуя какого-либо угрызения совести. И дело было не только в том, что девушка училась на разведчика. Конечно, скрывать свои мысли и не дать оппоненту прочитать на лице обман — навык безусловно полезный для разведчика, но в кипе с наследственностью это давало поражающий результат и даже Риза порой не могла понять о чем думает её дочь, если та не хотела выдавать то, что было у неё в голове. А потому, обманывает она её или нет — с первого взгляда сложно было сказать. — Я ведь сказала, что расскажу тебе, если что-то выясню, — Ева отпила из кружки, уже уверенно смотря матери в глаза. — Это тоже только мои догадки. Я ведь больше не видела этих двоих вместе. Но судя по тому, как он ведёт себя — они все еще встречаются. Может быть, между ними и правда что-то есть… кто знает… Только бы этот идиот ничего не испортил… В нём ведь романтики как в топоре… Он ведь даже за помощью к нам не обратиться. — Думаешь всё настолько серьезно? Ева общалась с ней как со взрослым человеком, а не ребёнком. Сейчас она казалась даже взрослее Ричарда и по пробегающих мыслей в её взгляде, казалось что она тщательно продумывая каждую мелочь. Несмотря на то, что их отношения с братом нельзя было назвать мирными, она всё равно, без его ведома, старалась помочь ему, очевидно понимая, что сам они никогда не попросит этого. Теперь, когда и мать обратила внимание на то, что со времени их прошлого разговора парень стал еще страннее — других подходящих вариантов она не видела. Но всё же, судя по самому Ричарду, все было очень непросто и радоваться чему-либо — ещё слишком рано. Незачем сейчас обнадёживать маму, которая, как и она, хотела бы, чтобы Ричард перестал жить одной лишь работой и нашёл для себя родного человека. Любовь, по её представлению и небольшому, платоническому опыту — была очень хрупкой вещью, не терпящая присутствия посторонних людей. Покажи они сейчас, что им хоть что-то известно, и Ричард со своим скверным характером вмиг разорвет всё, к чему он неосознанно, но всё же начинал стремиться. Придётся быть осторожнее, если они не хотят стать причиной полного краха.  — Спорю, что он вообще не понимает, что чувствует к ней. Но явно что-то чувствует. Не припомню случая, чтобы он хоть с кем-то так долго общался… — Ева отодвинула от себя кружку, в которой был ромашковый чай, далеко не самый её любимый. — Давай его не будем трогать… Он, конечно, может дров наломать, но это будет его выбор. Боюсь если что — он нас винить начнёт… Будем надеяться, что мозгов у него всё же чуть больше, чем я считала. Раз за это время он всё ещё не потерял интерес к этой девушке. Но времени это займёт немало… Риза вздохнула. Как бы ей не хотелось помочь сыну, особенно в том, о чем он и понятия не имел, но слова дочери были логичными и правильными. Возможно они и ошибаются. Но что бы там ни было, Ричард даже ей не решился обьяснить, а значит делать что-то без его ведома — попросту не имеет смысла. Впредь она будет ещё внимательнее относиться к нему и невзначай, не раскрывая всех карт, постараться поддержать его. Зная Ричарда, он на самом деле мог смутиться, если кто-то намекнет на то, что знает откуда берёт исток его странное поведение. Если это действительно были первые ростки любви в его сердце — то только он один сможет их взрастить. — Да. Ты права… Оставим всё как есть. Но только прошу тебя, если вдруг заметишь что-то — сообщи мне. Я не так часто вижу его, как хотелось бы… — Да и я не больше…— пожала плечами Ева. — Он ведь постоянно в своей комнате прятаться стал. Но если что — скажу… Я смотрю, у нас сегодня намечается знатный ужин…— перевела она тему разговора, услышав по голосу матери, что та начала печалиться. — Он будет огромным дурнем, если и от такого откажется. Тем более и отец обещал быть с нами. А такое не каждый день бывает. Уже и не помню, когда мы ужинали все вместе. — И правда… Пожалуй год назад… хотя, по-моему в прошлом году отец не смог отпраздновать с нами и Рич тоже не пришёл… Знаешь…— она опустила голову. — Ваш отец никогда не ставил свою инаугурацию праздником выше ваших дней рождений. Он однажды сказал, что день, когда родился Ричард стал для него самым счастливым. Ваш отец очень долго стремился к своей цели — стать фюрером, но потом признался, что это не самое главное в его жизни. Он никогда не скажет, но сегодня он будет праздновать с нами день рождения сына, а не годовщину своего правления. Я иногда думаю, что, может быть Ричи понял, насколько мы любим его, если бы отец сказал ему… — Ну… не расстраивайся… Ева протянула руку, положив её на ладонь матери, ободряюще поглаживая. Не хватало ещё, чтобы она расстраивалась из-за дурня, который не замечает очевидных вещей. Неужели он сам не понимал, что думая только о себе, — обижает окружающих. Уж для таких вещей не обязательно блистать интеллектом. В такие моменты Еве Ричард был особенно неприятен, но если раньше на неприязни всё заканчивалось, поскольку большего от него она и не ждала, то теперь, видя каким он может быть, она начинала верить, что однажды, когда-нибудь, он ещё покажет свою вторую, хорошую сторону. По крайней мере, похоже, что сердце у него всё же было. А иначе смог бы он начать чувствовать? — Всё будет хорошо, вот увидишь, — обратилась Ева к маме. — Мы ведь с тобой думали, что он и на такое не способен. Дадим ему время. Быть может, он нас удивит… Риза слабо улыбнулась, взяв руку дочери в свою. Одной ей было трудно справиться со всем этим. *** — Ты уверена, что ЭТО именно то, что ему нужно? — спросила Леона. Вчера днём, когда они с Алори гуляли по городу, девушка неожиданно для себя нашла, по её словам, лучший подарок для Ричарда, но сама Леона не видела в нём ничего, что могло бы хоть сколько то заинтересовать военного. По сути, она даже не была уверена, что ему может понадобиться подобная вещь, но отговорить Алори ей не удалось. Почему-то, она перестала думать о чём-то ещё, загоревшись идеей купить именно этот предмет. Да и обошелся он не сказать, чтобы дешево. Но Алори, когда они возвращались домой, чтобы взять нужную сумму, сказала что всё равно откладывала свою выручку от работы в конюшне, поскольку одного лишь жалования Николаса им двоим вполне хватало для жизни, а свою же часть бюджета она лишь иногда тратила на нужные для дома мелочи. И вот теперь, уже на следующий день, после покупки, они вместе шли по городу, на пути к Главному Штабу. Для Зиверс стало огромным открытием, что Алори, трусившая вчера даже перед простой встречей с Ричардом, теперь, храбро направляется к нему, и не куда бы то ни было, а на работу! Место где он в последнюю очередь ожидает её встретить. А беря во внимание, как сильно он обижал её своим поведением вне Штаба, не отягощённый рабочим процессом, то что он может сказать ей теперь? Особенно, если девушка нарвётся на его плохое настроение. Зиверс знала от брата Кристы, что Ричарда в Штабе мало кто зовёт по имени, только при личном разговоре, а в коридорах этажей называют его совсем по-другому — Цербер. Дитфрих также упомянул, что в хорошем настроении его никто и никогда не видел. И зная это, Леона не была в восторге от идеи Алори. Тщетно стараясь остановить её. Но девушка, словно получив второе дыхание, не видела перед собой преград, словно вчерашний поступок парня зажег в ней огонь, не позволяющий остановиться, не позволяющий думать о том, что всё может пойти далеко не по плану, вырисовавшемуся в её голове. Кто знает, насколько хватит этого запала, но Лео, раньше активно подталкивающая подругу, теперь готова была тащить её прочь, лишь бы она, поддавшись своим порывам не сделала хуже. Ведь никто не знает, как всё может обернуться. Они словно поменялись ролями и уже Зиверс стала сомневаться в здравом смысле этой затеи. Подарок был заботливо упакован продавцом в бархатную черную коробочку. Ни во что ещё девушка не стала её заворачивать, решив что серьезного человека это может раздражать. На душе у неё царил трепет и сладостное предвкушение. Она и сама не понимала, почему вдруг так резко переменилась в себе, но так как такие перепады в уверенности в себе уже случались, испугалась не сильно. Почему то, ей казалось, что впервые за всё это время — она всё делает правильно. Хоть её колени предательски дрожали при каждом шаге, а задавленный светлыми чувствами разум требовал повернуть обратно — девушка не слушала его. Даже Леона, едва поспевающая за ней, сыпящая аргументами в пользу отказа от этой идеи, словно говорила со стеной. Алори была глуха к её мольбам. В ход шли уже все возможные причины. Даже самые глупые. — У него может быть сегодня выходной! — Я уверена, что он там. — Ему может не понравиться, что ты придёшь к нему. Почему бы не подождать до завтра? — У него сегодня день рождения, а не завтра. — Да какая разница?! Просто не ходи туда! Что если он сорвётся на тебя? И Что? Мне потом снова тебя утешать? — Не бойся, Лео. Я сама боюсь. Но я хочу это сделать. Хочу, чтобы он хоть немного понял мои чувства. Лео остановилась, ненадолго отстав от неё, не найдя что ещё сказать, но тут же нагнала. До Штаба оставалось идти ещё немного. Уже были видные высокие толстые, глухие бетонные стены, ограждающие главное управление города от остального, внешнего мира. Это сооружение выглядело, как неприступная крепость, в которую вход был открыт лишь избранным. — Тебя не пропустят! — снова зашипела Леона. — У меня есть пропуск. Я ведь работаю в армейском корпусе, забыла? И могу проходить в другие военные корпуса. Если что, скажу что мне нужно забрать документы. — А если тебя раскусят? — Тогда постараюсь отдать ему подарок до того, как это выясниться. Леона выдохнула через нос, скрипя зубами от досады. Вот ведь… На каждую фразу Алори находила, что ответить. — Ты даже не знаешь, в каком кабинете он работает. Что будешь стучаться в каждую дверь и спрашивать «вы не подскажите, где работает мой любимый?» — Не старайся, — Алори даже начали веселить придирки Зиверс. Наверное, она сейчас выглядела очень храброй, если даже всегда неунывающая Леона трусила. — Я посмотрела документы Рейвена. Там ведь есть вся информация о владельце и где его искать. Так что я не заблужусь, будь уверена. Прекрати меня останавливать. — Да как я могу прекратить, когда ты сама не зная на что идешь? Риск — дело благородное, но он должен быть оправдан. Не ты ли сама говорила, что если не быть осторожной — можно всего лишиться? И что, теперь уже готова на такие жертвы? Алори остановилась и запыхавшаяся от быстрого шага Зиверс, сделала глубокий вдох, упираясь руками в колени, чтобы отдышаться. Пусть Алори и была маленькой и казалась хрупкой, но ходила очень быстро. Наконец-то она остановилась. Неужели до неё дошло? Алори повернулась к Леоне через плечо, но в её взгляде так и не появилось смятения или же задумчивости. Нет. Она всё ещё стояла на своем, упрямо делая то, что считала правильным. И по ее глазам Леона поняла — что она не сдастся. Всего один маленький поступок Ричарда, который был, по мнению Леоны, всё ещё слишком незначительным, чтобы перекрыть всю ту боль, которую он несознательно, но всё же нанёс боль девушке, заставило подругу стать решительнее и, пусть на время, но перестать бояться. Зиверс ни за что бы не пошла на такое. Это было так страшно. Похоже, настоящим чувствам и такое нипочём. — Оно того стоит? — спросила Леона выпрямляясь — Ты ведь можешь не рисковать так? Если он начал проявлять к тебе внимание — ты уже на полпути. Если ещё немножко подождать, всё станет ясно. Без лишней нервотрепки. — Боюсь, если я буду ждать дольше, тогда нервотрепки мне точно не избежать…— покачала головой Алори. — Я понимаю, ты хочешь помочь мне, но здесь только я сама могу что-то сделать, понимаешь… Мне правда страшно, но я попробую ещё раз перебороть его. Если не сделаю этого сейчас — могу пожалеть, что упустила такую возможность… пойми… Леона закрыла глаза и помотала головой. Что взять с этой влюблённой дурочки? Она готова на край света бежать за своим «принцем». Разве хоть что-то может её остановить? Похоже, её даже грядущие неприятности нисколько не беспокоили. Кто знает, может быть она сама слишком переживает за подругу? Стоит попробовать, когда есть такая возможность. Леоне слабо верилось, что подарок сможет что-то изменить. Для такого человека, как Ричард, мелочи вроде того, что собиралась подарить Алори — вряд ли были важны. Но всё же… раз она сама так считает… пусть будет так. Если не получилось остановить, она просто останется рядом, чтобы поддержать, когда подруга вернётся. Ведь внутрь Зиверс точно не пустят. У отца появится много вопросов, когда он узнает, зачем его дочь ходила туда. — Единственное, что я понимаю — ты окончательно спятила от любви… — хмыкнула Леона, когда они вместе продолжали идти. — Надеюсь твой брат не заметил эту маленькую коробочку? У него возникло бы много вопросов… — Как и у меня к нему… — вздохнула Алори. — Вчера он вёл себя странно…убежал куда-то внезапно, едва я домой пришла, а когда вернулся — вновь стал как всегда… не понимаю, что с ним происходит… — Он наверняка тоже голову ломает над тем что с тобой… ну ладно… Не будем о грустном. Соберись. И потом не смей ныть, что я тебя не предупреждала. За всё, что произойдет за этими стенами… — Леона кивнула на бетонный забор. — Виновата будешь только ты. **** Корвин молча кивнул проходящему мимо сослуживцу, направляясь, по обыкновению в архив. День был в самом разгаре. Утренняя бумажная волокита осталась позади и, справившись с положенными документами, быстро разнеся их по кабинетам, и теперь мог позволить себе немного отдыха. Чтобы не попадаться на глаза старослужащим, сержанты, не желая толпиться в коридоре и те, кто не курил, собирались здесь же, в архиве. Во-первых, тут они никому не мешали, а во вторых, в любой момент они могли вновь взяться за работу. Благо помещение, выделенное под новый архив, целиком и полностью позволяло использовать его и как комнату отдыха. Старый, насколько знал Корвин, был тесным и неудобным. Там хранились только документы с устаревшими датами, большинство из которых ждала ликвидация в скором времени. Даже Корвин заходил туда всего пару раз, едва протискиваясь между скрипучих ветхих шкафов, забитых такими же потрёпанными папками, с невесть каким содержимым. Там тянуло пылью и старой, рассохшейся древесиной, а полы, давно не знавшие ремонта, скрипели при каждом шаге, внушая страх того, что могут вот-вот провалиться. Оставалось только предполагать, как же сержанты тут могли работать, в такой то тесноте. Хорошо, что теперь архив перенесли в другое помещение. Зайдя в кабинет, Корвин осмотрелся. Какой-то из сержантов, не знакомый ему близко, сидевший в дальнем углу за столом, положив на него локти, дремал, но от скрипа двери, открыл глаза и покосился на зашедшего, но поняв, что это всего лишь сержант, снова положил голову на руки, что-то бормоча, недовольный, что его разбудили. Джеймс тоже не чувствовал себя бодрым. Он уже третью смену подряд подменял Стивена Мосса, который то ли болел, толи куда-то уехал. Корвин никогда не отказывался поработать за кого-то, ведь лишние смены, особенно сверхурочные, оплачивались очень хорошо, что для него, не местного, живущего в городе вместе с матерью было очень кстати. Но и усталость давала о себе знать. Ему оставался ещё один день. Завтра Стивен должен был вернуться и тогда Джеймс сможет наконец-то взять выходной. Правда, только на один день, но и это уже неплохо. Стараясь не шуметь, чтобы не тревожить дремавшего сослуживца, парень подошёл к приоткрытому открытому окну, вдыхая свежий чистый воздух. Там, внизу расположившись в тени на скамейке, в дали от главного входа и любопытных глаз, расположилась компания сержантов во главе с Винсентом Тайлером — душой компании их небольшого сообщества, частью которого Джеймс себя не считал. За время службы друзьями он так и не обзавёлся, несмотря на то, что был общительным и добрым человеком. Конечно, работа в Штабе — не лучшее место заводить знакомства, поскольку всё время тут занято работой, но всё же и тут у многих были свои компании, как и у Тайлера, беззаботно хохочущего над чей-то шуткой, вальяжно развалившегося на скамейке. Корвин решил было, что он курит, но так и не увидел у него в руке сигарету. А вот остальные трое военнослужащих не отказывали себе в этом удовольствии. Со спины Джеймсу не удалось их узнать, но наверное, и повернись они лицом — он бы не вспомнил их имен. По сути, общался он только с Винсентом и Стивеном, сам уже не помня, когда успел с ними так близко познакомиться. Скорее всего виной была его кличка. Благодаря тому, что он так часто оказывался в когтях Цербера — человеком Джеймс был пусть и не популярным, но узнаваемым. Корм для Цербера. Так его звали сержанты, посмеиваясь за спиной. В такие моменты сам Корвин сравнивал их со стадом баранов, которые никогда не приходят на помощь отбившемуся от стада сородичу, издали наблюдая, как волк утаскивает его прочь, просто радуясь тому, что не они попали на клыки. Мало кто захотел бы оказаться на месте Джеймса, а он сам не мог ничего поделать. Разве кто-то согласился бы заменить его, стоит лишь ему сказать, что документы нужно отнести в тринадцатый кабинет? Нет уж. Он не верил в Бога, но если и была какая-то высшая сила которая раз за разом заставляла его открывать дверь в кабинет Цербера — у неё точно было плохое чувство юмора. К счастью, сегодня этого еще не случилось, но парень чувствовал — ещё далеко не вечер. Возможно, Ричард ещё вчера оставил себе какие-то бумаги, или же кто-то, например Хавок, так обожающий заниматься делами, которые ему не положены, сам отнёс ему какие-то документы. Должно же было что-то случиться, чтобы не он сделал это? Джеймс вздохнул. Интересно, как бы поступил какой-нибудь другой сержант? Перевёлся бы? Иногда он порой и сам об этом задумывался, но вот перевод куда бы то ни было — затратное по времени дело. Вряд ли где-то есть свободные места, ведь такая работа, пусть и весьма «пыльная» всё же приносила неплохой доход. Стоило того, чтобы потерпеть. Переведись он к оружейникам или, скажем, к кинологам — вряд ли можно ждать того же. Кто знает…может быть, при постоянном страхе перед Цербером, когда-нибудь он привыкнет к нему настолько, что перестанет трястись при одном появлении Ричарда в коридоре. К тому же… Он нахмурился, переставая смотреть на отдыхавших парней и переводя взгляд вдаль, к воротам. Если подумать, то прошлый раз Цербер показался ему совсем не Цербером. То есть… Он никогда раньше не видел, чтобы он погружался в себя так глубоко, чтобы забыть отчитать его за всклокоченные волосы, с которыми Корвин ничего не мог сделать или за долгое ожидание новой партии документации. Уж он-то нашёл бы к чему придраться. Однако, этого не произошло. Возможно, просто везение, но к такому Корвин точно не был готов. Но даже так, проверять насколько у него сегодня хорошее настроение — не хотелось ни под каким предлогом. Утром, он слышал как сержанты, переговаривались между собой, надеясь, что в этот день Ричард должен был не выходить на работу. Как никак, у его отца сегодня важный повод для праздника. Скорее всего вся вышка Штаба уже покинет свой пост ещё до вечера. Им только дай повод для того, чтобы закончить работу пораньше. Но Корвин-то знал, что мало что способно заставить Цербера покинуть своё логово. Наивные. Он бы и рассматривать такую возможность не стал. Проще просто не попадаться ему на глаза, чтобы избежать неоправданного гнева. Так, думая о своём, парень вдруг заметил, как на территорию Штаба вошла девушка. Явно гражданская, не в форме, в нежно-голубом платье с розовым поясом-лентой и светлыми, длинными волосами, которые золотились на солнце. Корвин прищурился, разглядывая её, не понимая, не обманывают ли его глаза? Как её пропустили на территорию военного корпуса? Да ещё и главного Штаба! Сюда недозволенно заходить гражданским, не имеющим при себе пропуска. Ни один он заметил неладное: несколько офицеров, проходивших мимо, по асфальтированной площадке перед штабом, останавливались и в явном недоразумении оглядывались. Однако, девушку это ничуть не смущало и она, словно прекрасно ориентируясь здесь, спокойно проследовала к парадному входу. Корвин прижался щекой к стеклу, чтобы быть уверенным что они идет именно в Штаб, но высокие ели перед окнами, мешали его обзору. «Да кто же это такая…» Его размышления прервал скрип двери и, обернувшись, Джеймс мгновенно забыл о том, что его заботило секунду назад, наскоро приглаживая волосы, чтобы хотя бы создать видимость того, что он старается выглядеть так, как полагается армейским офицерам. Сослуживец, похожий за это время погрузился в глубокий сон, поскольку даже не шелохнулся и молодой человек боязно покосился в его сторону, прекрасно понимая, что будет если его застукают. А полковник Балих вполне мог устроить неприятности. Это был грузный мужчина средних лет, с короткой, жесткой, похожей на щетку, бородкой и короткими, начинающими седеть, светло-русыми, жидкими волосами.Тяжелая, выступающая вперед, как у бульдога, нижняя челюсть, добавляла ему и без того сурового вида. Да и голова, по сути, напоминала череп собаки молосского* типа. Корвин был первым на кого упал его тяжелый взгляд тёмных глаз, похожих на две влажные маслины и поняв это, Джеймс резко вытянулся по струнке, отдавая честь. Не часто их посещали полковники, обычно все свои бумажные дела они перекидывали на кого-то помладше, но видимо Балих решил, что и сам в силах занести в архив документы. Корвин не боялся его, но всё же знал что не стоит недооценивать этого человека, да и в принципе полковников в целом. За время службы Корвин зарекомендовал себя как исполнительный работник и не собирался терять своего статуса. Кому нужны лишние неприятности? В руках Балиха была увесистая красная папка, некоторые листы из которой выбивались из общей стопки, а края плотного картона замялись. — Вольно… — брякнул полковник грубым бесцветным голосом, бросая папку на стол. Корвин уже собирался выкриунуть «так точно» когда произошло следующее: От хлопка сержант в углу кабинета вскочил на ноги и наверняка смог бы остаться незамеченным, но стул, на котором он сидел предательски отклонившись на задних ножках, балансируя секунду, с грохотом рухнул на пол, да так, что Корвин ощутил ногами вибрацию, прошедшую по паркету. Голова полковника повернулась в сторону и он молча уставился на ни живого ни мертвого от страха сержанта, рука которого, приставленная к голове, начала дрожать. Джеймс зажмурился, жалея о том, что не может зажать себе уши. Ох и крику сейчас будет. Но Балих, уставившись на перепуганного сержанта, буравил его взглядом секунд десять, а потом, всё так же всматриваясь в него, жёстко приказал следовать за собой. Корвин приоткрыл один глаз только, когда услышал шаги и увидел как его провинившийся сослуживец выходил из кабинета вслед за полковником. Дверь за ними захлопнулась и молодой человек тяжело выдохнул, склонив голову, ощущая как пот, выступивший на лбу, начинает испаряться. Надо же… ему сегодня исключительно везёт. Чего нельзя сказать о том бедолаге. Кто знает, какое наказание придумает ему Балих. Штраф или наряд? В любом случае, он сам виноват. Корвин тоже не так хорошо держался на ногах из-за усталости и сам был бы не прочь подремать хотя бы полчасика, но отлично понимал, какими проблемами это может обернуться. Нужно быть полным идиотом, чтобы так рисковать. А идиотом себя он не читал. Удостоверившись, что опасность миновала, сержант подошёл к столу и придвинул к себе папку и, разглядев на ней номер, вернул на нужную полку. Успокоившийся, он даже не вздрогнул, когда в кабинет завалился другой сержант с двумя стопками папок и просьбой помочь ему. Корвин уж подумал, что сейчас удача отвернётся от него, но перебирая дела, ни одно которое нужно было бы занести Церберу не нашёл. Собрав свою часть и разминувшись в коридоре первого этажа, Джеймс направился к лестнице ведущей на второй этаж. Несколько верхних папок предназначались для лейтенантов, потом нужно будет подняться ещё выше и дойти до майоров, потому, не ожидая чего-то плохого, Корвин вернулся к своим мыслям. Кто же всё-таки та девушка? Родственница кого-то из офицеров? Как ещё объяснить то, что она так свободно ориентировалась на территории Штаба, совершенно не смущаясь того, как на неё смотрят военные, словно пришла по какой-то определенной причине? Каждый раз, за поворотом следующего коридора, парень надеялся увидеть её, но похоже, как он и предполагал, она ошиблась или же, цель её визита была не здесь. *** Ричард отложил ручку, тяжело выдыхая, потирая пальцами правой руки переносицу в области глаз и зажмурился, отчего на лбу появилась морщинка. Стоило ему выйти из дома, как на него напала невыносимая головная боль, да такая, что он никак не мог сосредоточиться на документах, берясь за них не по одному разу, но стоило лишь сфокусировать своё внимание и начать заполнять листы отчётности, как болезненный спазм, словно огнём растекался по вискам, пульсируя в них током горячей крови, которая, казалось, вот-вот порвёт сосуды. Странно, погода сегодня стояла замечательная. Он и в плохую погоду редко имел возможность пожаловаться на мигрень, но сегодня она просто сводила его с ума, мешала думать и работать. Казалось все не задалось с самого утра. Военный и так недолюбливал этот день, а теперь и вовсе возненавидел лютой яростью. Это не отговорка для того чтобы не работать и, пересилив себя, игнорируя спазм насколько только мог, Ричард вновь взялся за бумаги, чуть медленнее, чем обычно, водя ручкой. Интересно, сколько это продлится? Он не сомневался, что непременно выполнит всё, что на него возложили, но эта боль начинала раздражать. Она словно перетекала по костям черепа, вспыхивая пожаром, то там то здесь, уже не ограничиваясь одним участком, пока не расширила свои границы, сжимая голову словно тугими стальными обручами. — Черт… Ричард вновь отбросил ручку, закрывая глаза и прижимая ладонь к теменной части головы, пропуская волосы через пальцы и чувствуя горячую кожу под ними. Окно в кабинете было настежь распахнуто. Мустанг сделал это, как только пришел, уже чувствуя что мигрень так просто его не отпустит и чем больше прохладного воздуха будет внутри — тем лучше. Однако, это совсем не помогало, напротив, парню казалось, что здесь душно. И хуже всего, если она не пройдёт, ему придется скрывать её весь этот вечер. Он не собирался расстраивать отца, который сегодня будет праздновать со своей семьей своё назначение на службу, произошедшее девятнадцать лет назад. Это не могло быть так, но парню казалось что голова начала болеть из-за мыслей, от которых он не мог избавиться и оттого, они жужжали в голове как улей с дикими пчелами, разозлёнными и лишенными возможности покинуть место своего заточения. Он и рад бы был избавиться от них. Да только для этого, нужно было понять, распутать их. После вчерашнего дня их стало ещё больше и сколько бы Ричард ни старался — совершенно ничего не понимал, чувствуя, что движется в правильном направлении, но когда разгадка казалась уже близка — натыкался, на глухую стену и не мог двигаться дальше. Словно бы кто-то или что-то намеренно мешает ему добраться до истины, жизненно необходимой, чтобы наконец-то стать таким, какой он есть на самом деле. Если раньше его удерживали цепи, связывающие его с монстром, порвав их, он был готов сам добраться до разгадки, но, похоже, пока что не нашёл причину, которая не даёт ему сделать следующий, очень важный шаг, от которого многое может зависеть. Но сейчас это бесполезно. Поднявшись из-за стола, парень поставил руки на стол, когда от резкого движения в ушах начала стучать кровь. Шурх… Шурх… в равными промежутками времени между пульсацией отзывалась она в сосудах, с такой периодичностью, что могла загипнотизировать если бы боль не была всем, на чём сейчас сосредоточился парень. Ощущение было такое, словно сердце качало горячую лаву. Даже стены, казалось, начали давить на него, а высокий потолок вдруг стал ниже. Почувствовав себя словно в клетке, парень решил ненадолго сделать перерыв. Быть может, снаружи ему станет легче? С самого утра он не покидал своего рабочего места и сейчас вполне мог сделать это. Раз бумаг ему больше никто не приносил — значит на сегодня единственные три отчетности — всё, что ему нужно сделать. Пусть он и не любил бросать дела на полпути, но продлись эта пытка дольше — это будет уже невыносимо. Подойдя к двери, парень повернул ручку и с дрожащими от напряжения веками, вышел в коридор второго этажа, ступив подошвой сапогов на красный ковёр, заглушивший его шаги. Подняв голову он моргнул, не совсем понимая, что тут забыл Корвин. Он заметил сержанта не сразу, так как проходившая мимо группа военных не позволила ему это сделать. Джеймс, задумавшись или же просто боясь выронить выскальзывавшую из стопки папку, остановился, чтобы поправить её, неосторожно остановившись прямо напротив двери Цербера и занятый, не видел, что человек, которому сегодня он надеялся не попасть на глаза, — уже поймал его в фокус. Нервное поведение, неопрятная прическа, которую парень не мог привести в порядок и постоянный ступор, в который он впадал при появлении Мустанга — каждый раз выводило его из себя. Его блеянье и дрожащий голос замедляли работу, в то время как Ричард ценил каждую минуту и терпеть не мог невнятных и неразборчивых ответов, которые при нём давал Корвин. Именно этот парень постоянно приносил ему документы и оттого Ричард злился ещё больше. Неужели у них в архиве нет никого потолковее? Какого черта ему вечно достаётся этот недоумок? Да ещё и торчит перед дверью, в то время когда ему самому даже злиться больно. И только Ричард придумывал, что сказать, Корвин краем глаза или же шестым чувством ощутил надвигающуюся опасность и нервно сглотнул, за секунду поняв, где стоит, медленно повернул голову, оцепенев от сковавшего его страха, который словно прочными стальными цепями стиснул лёгкие, отчего он едва смог сделать судорожный вдох, больше похожий на хрип. Одна мысль о том, что придётся встретиться один на один с Мустангом-младшим заставляла его дрожать, но когда он появлялся вот так внезапно, словно возникнув из неоткуда — становилось еще страшнее. Встретившись его холодными глазами, от которых так и веяло морозом, Корвин хотел ещё раз сглотнуть, но не смог, застыв на месте, как будто Ричард одним взглядом заморозил его. Говорят, что Цербер — адский пёс, но этот, похоже, обладал совершенно иной силой. У Джеймса мурашки по спине пробежали, когда лейтенант медленно поднял голову выше, смотря на него сверху-вниз, как хищная птица на мышку-полевку, вот-вот готовая атаковать. Корвин знал, что не он один так реагирует на Цербера, но каждый раз, когда в его поле зрения появлялся Мустанг — замечал, что даже на значительном расстоянии он способен внушить ужас. Не говоря уже о том, на что способна его аура вблизи «жертвы». Как он это делал и зачем, так и осталось загадкой для всех. Но её решать никто и не собирался. Все просто старались держаться от него подальше, чтобы не попасть под горячую лапу монстра и сейчас, глядя в его глаза, Джеймс осознал, что лейтенант кипел от злости ещё до того, как открыл дверь, а значит — ему не сдобровать. Дернул чёрт помочь разносить эти несчастные папки и потеряв бдительность остановиться именно здесь. Умом сержант понимал что совершенно ничего плохого не сделал, и даже папки не выронил за что его можно было бы отчитать. Он просто проходил мимо, но по своей же дурости попал в когти адской собаки, которая теперь всласть насладиться своей добычей. — Что-то ты не торопишься с документами…— рыкнул Ричард, прищурившись. — Я ждал их ещё полчаса назад. — Нет, сэр… — Корвин заикнклся, и папки в его руках заходили из стороны в сторону от дрожи. — Это… не… не… не в-вам…— с трудом проговорил он. — Черт тебя дери! Разговаривай нормально! — закипел Ричард. — Ни слова разобрать не могу, что ты там бормочешь! — Я…я… — постарался оправдаться Корвин, не в силах перестать смотреть в его холодные глаза, которые удерживали его на месте и не давали собраться. От Ричарда исходила самая настоящая, животная угроза. Джеймс чувствовал ее кожей. Конечно, Мустанг ничего не мог с ним сделать, но сержант уже представил как на в его шею вонзаются острые клыки огромной трёхголовой собаки. И с каждой секундой этот страх нарастал, заставляя реальность отступить прочь перед адским стражем, заставляя почувствовать себя грешником в аду. Казалось ещё мгновенье — и Ричард действительно, прямо на его глазах, превратиться в монстра. — Ричард? Звонкий, нежный голосок, доносящийся из начала коридора у лестницы, заставил обоих повернуть голову, а атмосфера страха и угрозы вмиг развеялась, словно её и не бывало. Что бы это ни было, Корвин уже был благодарен до глубины души тому, что кто-то разорвал их зрительный контакт. Кто же этот смельчак, не боящийся Цербера и решившийся окликнуть его. «По имени, а не по звагнию…» — вдруг осознал он и увидел её… Ангела. Ведь только божественное существо могло противиться адскому чудищу, которое вмиг потеряло интерес к своей жертве. Это была та самая девушка, которую сержант видел из окна. Корвин застыл, пытаясь одним лишь взглядом мысленно внушить ей что стоит поскорее уносить ноги, совершенно забыв, что она позвала лейтенанта, а значит была с ним знакома. Совершенно не боясь Мустанга, девушка целенаправленно, лёгким, быстрым шагом направилась к ним. Её голубое платье развевалось от быстрого движения, а в глазах не было ни капли страха. Наоборот. Она улыбалась и суровый вид военного ничуть её не смущал, несмотря на то, что Корвин отчётливо разглядел, что незнакомка ни на секунду не отвела от него взора. Словно он был её дорогим другом или… Корвин, пользуясь тем, что лейтенант перестал обращать на него внимание, покосился на начальника с сомнением во взгляде. Нет, быть такого не может. Чтобы это прелестное создание могло испытывать к этому человеку какие-либо светлые чувства? Она что, не видит, кто он такой?! Рядом с ним любой без исключения впадал в необъяснимое оцепенение, даже те, кто был выше его по званию, не показывали своего к нему отношения, но принимали как равного, без усмешек и преувеличений. Девушка казалась такой маленькой и хрупкой, что Джеймс испугался, что, разозлившись, Цербер может и на неё спустить свою злобу. Однако, похоже, парень не спешил делать этого, хотя возможно всё потому, что она появилась внезапно и Мустанг, как и Корвин, был в растерянности и не думал увидеть её здесь. В любом случае, не получив разрешения, сержант не мог уйти и сейчас, оказался третьим лишним, поневоле становясь свидетелем происходящего, жалея, что не может вжаться в стену и раствориться в ней. Ричард не сразу поверил своим глазам. Да что она то тут забыла? В первый и последний раз он встречал её в Штабе, когда девушка относила документы доктора Харриса. И тогда её появление здесь было оправдано делом, но при себе сейчас она ничего не имела. Разве что, что-маленькое, зажатое в её опущенной руке, но Ричард и внимания не обратил на такую мелочь. Больше его волновала причина, по которой она пришла. Сама же говорила, что брат запрещает ей и близко приближаться к штабским, а теперь Алори как ни в чём не бывало шагала по длинному коридору, приближаясь к нему. Головная боль ещё зудела в висках, когда он борясь с ней повернулся к ней, сложив руки на груди, недовольно смотря на неё. Как будто ему проблем мало. Что на этот раз? Судя по её лицу нельзя было сказать, что её привела какая-то беда, скорее, она даже светилась от счастья, чем ещё больше озадачила парня. С чего такая радость? — Привет! — как ни в чём ни бывало, поздоровалась с ним она, останавливаясь перед ним, на расстоянии вытянутой руки и улыбнулась ему. — Я рада, что так быстро тебя нашла! Корвин широко распахнул глаза. Она разговаривала с ним как с обычным человеком и несмотря на его угрожающий вид, не капельки его не боялась, так, словно и не видела его таким, каким видят его другие. Пока Ричард принимал тот факт, что это не ошибка и Алори правда пришла в Штаб, она поздоровалась и с сержантом, но тот из-за дрожащей от шока челюсти и кивнуть не смог. Девушка даже в выражении не поменялась, когда лейтенант, едва ли не утробным, грозным голосом спросил, даже не удосужившись поприветствовать её:  — Зачем пришла? Джеймс зажмурился. Вот сейчас точно что-то произойдет. Его голос, жестокий, мощный и холодный. От одного только звука, Корвин готов был бежать прочь, обхватив голову руками, подальше от ужаса который исходит от лейтенанта. Эта нежная девочка ни в чём не была виновата, но, похоже, Цербер не пощадит и её. Неужели она не слышат угрозу в его фразе? Она то не под его началом, она может прямо сейчас уйти. Просто развернуться и покинуть и этот коридор, и этот этаж, и это здание. Для неё это было проще простого, а вот он, как бы ни хотел, не имел права и с места сойти, пока лейтенант не позволит. Почему не уходит? Разве ей не страшно?! — Так ведь у тебя сегодня день рождения! Я зашла, чтобы подарить тебе подарок! Корвин задержал дыхание. Вот так поворот… Кто бы мог подумать. Неужели и адские стражи празднуют что-то подобное. Осмелившись, парень приоткрыл один глаз, украдкой посмотрев на начальника. А Ричард прирос к полу, пораженный её словами как молнией, из последних сил сдерживаясь, чтобы не выдать своим видом шок и замешательство, хотя всё внутри у него перевернулось. «Чёрт побери…» Он напрочь забыл о том, что называл девушке эту дату по её просьбе, только, чтобы удовлетворить её интерес, не более. Ричард был уверен, что она тут же забудет её, как ненужную информацию. А она мало того помнила, так ещё и пришла сюда, да ещё не с пустыми руками. Парень так и не успел сказать ей, как относится к этому дню. Да и с чего бы ему в голову могло прийти это сделать? Это совершенно не касалось ее, а теперь, по милости этой девчонки, ещё один левый человек знал об этом. «Чёрт…чёрт…чёрт…» Он готов был сквозь землю провалиться от стыда. А столкнись она с ним на первом этаже, где всегда полно народу… Тогда бы об этом вообще весь Штаб узнал! Что за глупая выходка! Ей обязательно было так позорить его при посторонних?! Его, чья репутация не имела огрех, а подчиненные боялись его как огня. Услышь кто-то ещё… Это бы все испортило! В груди вспыхнула жгучая ярость и желание выпроводить Алори прочь, чтобы она больше не смела приближаться к Штабу. Никогда. Здесь царила совсем другая атмосфера, здесь он вел себя по-другому, в отличии от конюшни, где хоть и немного, но мог позволить себе расслабиться. Но тут он должен был работать и следить за своими подчинёнными. Не хватало ещё, чтобы по корпусу слухи пошли. Офицер прислушался, из-за повисшего молчания ему было легко определить не послышались где-то рядом шаги и не стал ли кто-то ещё свидетелем этого разговора. Корвина опасаться не стоит. Припугнуть как следует и этот недотёпа и рта не откроет. Убедившись, что сейчас в коридоре остались только трое, парень, продолжая сдерживать себя от резких выражений, чего раньше на работе не делал, повернул голову к Корвину и сквозь зубы, буравя его взглядом, прорычал: — Забудь всё, что ты слышал, а иначе как выглядит ад ты узнаешь раньше, чем там окажешься. Вон! — Е…есть, сэр! Джеймс поспешно отдал честь и едва ли не бегом понесся прочь, мимо Алори, благодаря высшую силу за то, что он всё-таки смог выскользнуть из когтистых лап Цербера невредимым. Завернув за угол, сержант остановился отдышаться у лестницы, опираясь на перила одной рукой и, наклоняясь вперед, искал опору, ведь ноги уже не держали его. Каждый раз при встрече с Церберам он верил,  что это был его последний день в жизни, но сегодня он и правда чуть не умер от страха. Не вмешайся эта незнакомка — кто знает сколько бы еще Ричард продержал его там. Он бы точно нашёл бы к чему придраться. Джеймс, выдохнув, утёр рукой пот выступивший на лбу, понемногу успокаиваясь и ощущая, как сердце медленно перестает биться об грудину. Всё позади. Быстро пролистав папки, он нашел несколько, которые нужно было отнести выше, на третий этаж и не раздумывая, отправился туда. На второй он вернется потом, когда буря уляжется. Спасшись, парню всё же было боязно за девушку, оставшуюся там, с Цербером. Но, он ничего не мог сделать, чтобы предупредить ее о том, что её знакомый явно не тот, за кого она его принимает. «Бедняжка…» Проводив сержанта взглядом, Ричард посмотрел на девушку, которая тоже обернулась, несколько недоуменно наблюдая, как офицер исчезает мз вида. — Зачем ты так с ним?..— спросила она, поворачиваясь к Мустангу, непонимающе смотря, немного склонив голову на бок. — Он ведь ничего плохого не сделал… " Он-то — нет. А вот ты…» Парень прикрыл глаза и выдохнул, отпуская ярость. В последнее время у него получалось это делать все лучше и лучше. Во всяком случае в её присутствии, вероятно потому, что каждый раз, по обыкновению испытывая ярость, как огонь бушующую в внутри, он успевал осознать, что Алори не виновата. Как впрочем и обычно. Ему уже приходилось испытывать чувство вины за своё поведение и за несправедливую обиду, которую он нанёс ей, а потому, вспоминая, как больно было на душе, тогда, когда он осознал насколько был нетерпим к ней — все последующие вспышки ярости легко переносились. В конце-концов здесь провинился лишь он сам. В прошлый раз у него было много времени, чтобы рассказать о том, что свой праздник он терпеть не может. Тогда бы ему не пришлось позориться перед Корвином, узнавшим теперь его тайну. В любом случае, Алори нужно было поскорее уйти. Сейчас не время и не место объяснять причину по которой он не может принять её подарок, но вряд ли такой ответ её устроит. Позже, при встрече он постарается ей все объяснить. А сейчас, пока коридор был всё ещё пуст, нужно было поторопиться и спровадить девушку. — Ты зря пришла, — начал он, стараясь говорить ровным голосом. — Я не… — Я знаю, что ты занят, — перебила его Алори и прежде, чем Ричард смог опомниться взяла его руку, повернула ладонью кверху и вложила в неё маленькую бархатную коробочку. Ошарашенный парень открыл рот от удивления и неожиданности, когда она в долю секунды проделала этот трюк, пока он старался найти нужные слова, чтобы отказать ей. — Я не буду тебя задерживать! — улыбнулась она ему и, помахав рукой, быстрым шагом направилась к лестнице. — Надеюсь, тебе понравится, до встречи! Ричард застыл, смотря на черную коробочку в своей ладони и, спохватившись, не успел и глазом моргнуть, как Алори исчезла. Он не понял, что вообще произошло и почему у него не получилось исполнить задуманное. Впервые за долгое время его, военного с отличной реакцией, застали врасплох. Он ведь не собирался ничего принимать, а в итоге ему и выбора не дали! Этот день официально можно было назвать одним из худших в своей жизни. Он словно вообще ничего сегодня не решал, а после подарка от Евы, подарок Алори уже заведомо воспринимался негативно. Неужели всем так трудно просто оставить его в покое? Разве он многого просит?! Разве он сам не вправе распоряжаться тем, как пройдёт этот день? Он уже было сделал шаг вперед, решив, что нужно догнать девушку и заставить её забрать ЭТО обратно, но тут же остановился, вспоминая свои же собственные осторожные мысли. На первом этаже полно людей, а Алори наверняка уже там. Это будет выглядеть очень странно. Не хватало ещё нажить себе слухов, от которых и так прохода не было. Парень обернулся, услышав за спиной приближающиеся шаги и тихий голос. Должно быть это остальные лейтенанты вышли размяться закончив с бумажной работой. А он так и не получил ответ от Корвина, ему ли предназначались бумаги или нет. Но идти и искать этого простака самому — совершенно не хотелось. Попятившись назад, продолжая наблюдать за коридором, Ричард, не глядя, на ощупь отыскал ручку двери, отворил её и зашёл обратно в свой кабинет, захлопнув за собой дверь и вдобавок, зачем то, машинально закрывая её на ключ. И только, когда ключ в замке с тихим металлическим лязгом совершил последний оборот, Ричард выдохнул, вспоминая о головной боли, о которой напрочь забыл во время этого происшествия, а ведь именно из-за неё он решил покинуть своё рабочее место. Кто знает, может быть Алори не нашла его, оставайся он в кабинете. Или же, даже если бы нашла, поговорит с ней в кабинете и неторопливо всё объяснить без любопытных глаз было бы куда лучшей альтернативой. Тогда хотя бы о его дне рождения не услышали бы чужие уши. Ну погоди, Корвин… Если это всплывет где-то, он непременно узнает и тогда сержанта будет ждать «весёлая» жизнь. Парень прислонился спиной к двери и подняв руку с зажатой в ей коробочкой потёр лоб наружной стороной ладони, чувствуя, как вновь накатывает болезненный спазм в висках. Похоже, придётся всё же перетерпеть эту боль. В конце концов, она должна когда-то закончиться. Начиная вновь злиться на ситуацию, которой позволил взять над собой вверх, парень, скрипнув зубами, не глядя, швырнул подарок на стол. Коробочка шмякнулась на бок, кувыркнулась раз, два, три и, покачиваясь, приземлилась на стопку бумаг, которые и остановили мягкий бархат от дальнейшего скольжения по деревянной, лакированной поверхности рабочего стола. Ричарду казалось, что он всё делал не так. Разве мог прежний он позволить кому-то так поступить с ним? Нет уж… Обладай он всё той же сноровкой и чувством собственного достоинства — такое бы точно не произошло. Он поменялся, да ещё так сильно, что это даже окружающие начали замечать. «Убожество… В кого я превратился… Чтобы разобраться в самом себе решил стать иным, в итоге потерял себя прошлого и ничего не получил взамен…» Он отошёл от двери, пересекая кабинет широкими, но медленными шагами и остановился у открытого окна. Оно выходило на противоположную сторону штаба, к глухому высокому забору и улице, находящейся за ним. Вся территория здесь, у корпуса, словно бы утратила свои краски. Несмотря на то, что стояла ранняя весна и ветер, налетавший на него и шевелящий чёрную челку, принес собой свежий аромат молодой зелени и отдаленные, едва уловимые, цветочные нотки, смотря на мрачную брусчатку, часть стены, доступную для обзора и ничем не уступающий им по серости оттенка — забор, ощущение того, что там, за территорией город цветет, утопая в зелени, не создавалось. Ричард на мгновение поменялся во взгляде. Морщинка на лбу пропала, а челюсть перестала сводить зубы друг с другом. Он моргнул, переводя взгляд чуть дальше, туда, где стояли городские постройки, тоже серые, но почему-то, они казались ему намного ярче, чем то, что он видел, опустив глаза. Так было всегда? Он всегда видел всё в одном цвете, но почему то сегодня, ему показалось что Штаб, работа и все что связано с этим — угнетают его. Парень помедлил, не решаясь признавать это. Что за чушь? Работа была центром его существования. Ещё учась в военной академии он с нетерпением ждал, когда сможет начать службу, чтобы постепенно, шаг за шагом, трудясь изо всех сил, стать лучшим среди остального состава, доказать отцу и самому себе, что он на многое способен, что он достоин быть его наследником. Разве это… плохо? Разве не об этом он мечтал всю жизнь? Тогда почему сейчас, стоя у окна и думая об этом ему стало так тоскливо на душе? Так, словно он заблудился. Но почему и как — не мог понять. Это был самый обычный, рядовой, рабочий день. Он начинался как и многие до него, но влияние всего лишь одного события внесло огромные коррективы в его размеренный график. А он-то надеялся, что проживёт его спокойно хотя бы здесь, где никто не знает о том, что у него сегодня праздник. Праздник… Почему вообще люди предают ему такое значение? Маленькие дети — простительно, но взрослые люди… Ричард помотал головой. Этого он тоже не мог понять. Как и то, почему его выбор приводил в изумление всех, кто были осведомлены о том, что он не считает этот день особенным. Так, словно он говорил что-то страшное, немыслимое и попросту запрещённое. Хотя конечно, никто не мог приказать праздновать, если желания этого делать не было. Так он решил. Этого плана он собирался придерживаться. Однако, нагло вмешавшись в его планы, Алори внесла свою лепту и таким образом, день уже прекратил свое заурядное существования, выбиваясь из строя. И самое ужасное — он уже никак не мог это исправить. Себя самого очень трудно обмануть. Нехотя, Ричард оглянулся через плечо. Черная коробочка одиноко лежала на стопке бумаг, выделяясь на фоне всего, что лежало на столе: папок, чистой бумаги, ручки-пера, чернильницы и прочего. Настенные часы размеренно отмеряли секунду за секундой, минуту за минутой, наполняя тихое пространство, гипнотизирующим и умиротворяющим тиканьем. Однако для Ричарда, боль которого так и не унялась, это было даже хуже. Спустя какое-то время молчаливого присутствия ему стало казаться, что даже кровь, шумящая в ушах, подстраивается под ритм циферблата. Шурх…тик…шурх…так… Он поморщился, вновь взявшись за голову, прикасаясь ладонью ко лбу, запуская пальцы в волосы. Работа ещё была и нужно было её сделать. Как бы тяжко не было. Этот день кончится. Нужно просто пережить его. В надежде, что на сегодня это все сюрпризы, Ричард, без особого желания вернулся к столу и, отодвинув стул, остановился, посмотрев на коробочку. Нужно было вернуть её. Он не принимал подарков. Даже от семьи, а эта девушка была ему просто знакомой. Если объяснить причину — она поймёт. Наверное… Однако, беря во внимания, что он, скорее всего, один из немногих, кто не воспринимает день своего рождения поводом для праздника… «А если она обидеться?» — неожиданно, словно чужим голосом, пронеслось у него в голове. Парень достаточно сильно привязался к ней как к другу и единомышленнику и, несмотря на то, что всё ещё считал некоторые стороны ее личности раздражающими и неуместными — это вовсе не значило, что он хотел обидеть её. Он и так слишком много плохого натворил, чтобы считать, что такой поступок — совершенно нормален. То есть… нормален для него прошлого, плевавшего на чужие чувства. А сейчас… он всё ещё не знал, как следует поступить, но неуверенно протянул руку, словно собирался коснуться не мягкого бархата, а горячих угольков. Он коснулся коробочки и одними пальцами подтянул её к себе, оставляя так же на столе, рассматривая её. Он уже давно забыл как это, получать подарки, поэтому никакой радости не испытывал. Возможно только лёгкий интерес. В конце концов, что она могла ему подарить? Ни одного предположения. В любом случае, к счастью, это не книга. Разворачивать ещё одну после того, что сделала сестра, он бы точно не стал. Сдавшись, и полностью отдавшись во власть любопытства, подкрепленный тем, что никто не войдёт в его кабинет, военный всё же взял маленькую коробочку в руки и повертел в пальцах. Она была очень легкой, словно там ничего не лежало. Парень ещё несколько секунд решал, стоит ли, но потом осторожно открыл коробочку, наконец-то увидев, что это было.