Life Time 3

— Артур! Пусть прошло немало времени с момента их последней встречи и бывший наставник по кинологическому питомнику изменился, Николас не мог не узнать его. Когда-то короткие волосы, которые Браун носил всю службу, стали длиннее, чем он помнил, да и сам парень вытянулся и стал крепче, но даже так в нём угадывался давний друг, с которым судьба так и не свела их в Централе. Николас очень надеялся встретить его там и расстроился, когда наконец получив распределение в главный кинологический корпус столицы, так и не встретил там Артура. Он тщетно пытался наводить о нём справки, но никто не знал кинолога с такой фамилией. Браун бесследно исчез и Ник даже не знал, где искать его. И вот теперь он стоит перед ним, вполне реальный и никуда не пропадавший. Он был облачен в чёрную форму, которую кинологи предусмотрительно и не подумали брать с собой, зная, куда идут. Казалось странным, что Артур был в ней, однако взгляд Ника скользнул по немаловажному атрибуту военного офицера и все вопросы разрешились сами собой. Погоны. Отряд, за спиной Элрика, также не ожидавшие появления в лесу ещё одного человека, застыв смотрели во все глаза, переводя взгляд с Ника на незнакомца, пока что понимая лишь тот факт, что эти двое знакомы. Стоило Артуру появиться, как несдержанный Грач залился лаем и Джиму пришлось усадить его, пригрозив пальцем. Шалфей, Зодиак и Плеяда же навострили уши, все как один смотря на появившегося из-за деревьев человека. Тагира глухо зарычала. Шемрок внимательно следил за незнакомцем и когда тот подал голос, верхняя губа пса поползла вверх, обнажая острые клыки, предупреждая об осторожности. От шока, Элрик не сразу пришел в себя, чтобы вспомнить, как нужно приветствовать старого приятеля, но первое потрясение прошло и удивление на его лице сменилось улыбкой. Вот ведь встреча! Он даже на время забыл, что в этом непроглядном лесу они все оказались не случайно и что Артур тоже имеет к этому непосредственное отношение. Сейчас это было не важно. Он просто был ужасно рад видеть его снова, уже и надеясь, что это когда-нибудь произойдёт. А если и произойдёт — то точно не при таких обстоятельствах. В памяти в миг ожило то время, когда он, совсем ещё юный, каждый день отправлялся в Каумафи на утреннем поезде, где в кинологическом питомнике усердно стажировался, чтобы однажды стать кинологом, где жил пёс, с которым ему предстояло ещё долго работать и который прокусил ему руку, оставив на память несколько шрамов. Всё, чему он научился и всё, благодаря чему стал тем, кем является сейчас, было во многом заслугой Артура. Он за короткое время до своего перевода помог Николасу изучить азы кинологии, научиться правильно управлять собакой и поведал кучу хитростей в обучении, которые позже очень сильно помогли Нику. Пусть продолжил свой путь он уже в одиночку, но имея за плечами такую базу знаний и научившись работать с Берсеком — уже никакая собака не была для него помехой, из-за чего он частенько корректировал поведение других собак, не приставленных к нему, но имеющих проблемы в понимании кинологов. Он столько всего хотел рассказать Артуру, столько всего спросить! Должно быть мысли посетившие его не так давно, были не простым совпадением и не просто так он вдруг подумал о друзьях из Каумафи, с которыми ему пришлось расстаться ради того, чему он готов был посвятить свою жизнь. Опустив руку, удерживающую пса, он, не смотря на Шемрока, приказал ему сесть и бросил поводок на спину собаки. Овчарка медленно опустилась на землю, подняв на хозяина умные глаза, ожидая, не будет ли ещё команды. И только после этого Николас шагнул навстречу Артуру. Тот не успел и двух шагов сделать как Николас, первым достигнув его заключил приятеля в грубые мужские объятья, похлопав по спине, на что Браун с жаром ответил и оба молодых человека рассмеялись да так, что смех эхом покатился по лесу. — Как давно я тебя не видел! — крикнул Артур, продолжая смеяться и что есть силы обнимать Ника. — Пес ты плешивый! — по доброму выругался Элрик, не отпуская его. — Где ты пропадал? Я повсюду искал тебя! Они наконец отступили назад, но Артур оставил свои руки на плечах Ника, внимательно осматривая его с головы до ног. — Дай-ка мне взглянуть на тебя! Как ты подрос! Как вымахал! Я же тебя ещё щенком зелёным помню! — Артур?.. — нахмурившись спросил Джим, наконец припоминая, где слышал этот голос. Браун заглянул за спину Ника, всё ещё не опуская рук, лежащих на плечах своего ученика. — О, Мейлон! И ты тут, красноглазый. — Сукин ты сын… В какой вонючей конуре ты сидел всё это время?! — на выдохе крикнул ишварит.— Мы думали тебе бриггсовские волки где-то на границе загрызли! — Да где я только не был… — Артур отпустил Николаса и тот шутливо, но всё же, отдал ему честь, после чего спохватившись, тоже самое поспешно сделала и его группа. В отличии он Ника и Джима, никто больше не знал, кто такой Артур Браун и обязаны были соблюдать субординацию, о чём почти забыли, наблюдая за этой встречей старых знакомых. — Полагаю, вы тут тоже по тому же делу, что и мы, капитан? — Николас посмотрел на его знаки отличия. — Именно. На этих учениях я назначен проверяющим. — Вот свезло! — присвистнул Джим, толкнув локтем под ребра стоящего рядом Вебера, который тут же пригнулся и скорчился об боли. — У кого-то будет несколько лишних баллов, смекаешь? — Смотри-ка, всё такой же наглец, — хохотнул Артур и указал на Джима пальцем. — В таком случае стартуешь с изначальными минусом в 3 балла. — Да за что?! — не понял Мейлон, широко раскрыв глаза. — Ты вообще на чьей стороне?! — А это Шемрок? — Артур, забыв о Джиме, присел на корточки, чтобы рассмотреть пса получше, но приближаться не стал. Овчарка поводила носом, не сводя глаз с кинолога, которого видел впервые в жизни и хоть от него, несомненно пахло точно так же, как и от любого другого человека в собачьем корпусе, Шемрок не жаловал никого, кроме Николаса, и если другие собаки просто были безразличны к чужим, то эта собака наоборот, внимательно присматривалась к чужакам, дабы вовремя заметить опасность, исходящую от них и перейти в защиту. Жест Артура псу не понравился и даже с расстояния пяти шагов Браун услышал глухое рычание, вырывающееся из его груди. Ник положил руку на холку пса и тот замолк, задирая голову к нему, облизывая нос. — Прекрати… — тихо сказал ему Ник. — На этого человека рычать нельзя, понял? — Да ладно тебе, Ник, — рассмеялся Браун, продолжая рассматривать пса. — Пусть рычит. Это ведь сынок Берка, а с генами ничего не сделаешь. Его папка тоже постоянно в охрану вставал, даже когда команд не было. У него это в крови… Ты посмотри какой огромный! Вот это лапищи! Спорю, он Берсека перерос, жаль сравнить не получится. И такую прекрасную собаку хотели усыпить… Позор армии, такого бойца могли потерять. У него даже взгляд как у отца, исподлобья, волчий. Неудивительно, что о нём уже слава на всю страну идёт. Буду рад посмотреть, как он работает. — Слава? — переспросил Ник, но Артур оставил его вопрос без ответа, выпрямился, чтобы не смущать овчарку своим вниманием и теперь уже посмотрел на толпящихся за спиной Ника военных, должно быть уставших ждать, когда эта милая сцена встречи подойдет к концу. — Ну что же. Обо всём я расскажу вам в лагере. Путь был не близкий, всем стоит хорошенько отдохнуть перед завтрашним днём. Идём, провожу вас. Тут недалеко. Вы почти добрались до него. Я наткнулся на вас случайно. Но по тропе будет быстрее чем через рощу. Следуйте за мной, — сказал Браун, специально не обратив внимание на последний выкрик Мейлона. Кинологи облегчённо выдохнули, довольные тем, что всё это время двигались в правильном направлении и этот бесконечный поход наконец-то нашёл своё завершение. Уже намного увереннее они шли по протоптанной среди низких зарослей копытня*, тропе, оставив переживания позади, уверенные в том, что теперь-то всё точно будет хорошо. Даже собаки, похоже, поняли это и хоть до этого плелись, едва передвигая лапы от усталости, теперь зашагали бодрее, высунув языки и натягивая поводки. И не только Грач, который делал так постоянно. Уже спустя пару минут, деревья начали редеть, сменяясь кустарником, а после исчезли и они, и отряд вышел на ровную поляну посреди леса. Трава на ней, неестественно короткая, сразу бросалась в глаза, полностью создавая впечатления вмешательства человеческих рук. Сначала ослеплённый ярким светом, Ник, несколько раз моргнув, увидел, что поляна простирается далеко вперед, заканчиваясь едва ли не в километре от места их прибывания. Точно было сказать трудно, но на первый взгляд выглядело это именно так. Со всех сторон поляну обступал лес, словно проглотил этот единственный оплот маломальской цивилизации в непроходимой глуши. На свободной от деревьев территории были разбросаны деревянные, потемневшие от времени постройки, явно находящиеся здесь уже долгое время, а вовсе не возведенные тут поспешно для проведения полевых испытаний. Они напоминали обычные деревенские домики, только сдержанного исполнения, без украшений виде резных фасадов, узоров на ставнях и того подобного. Даже крыльцо ближайшего к ним домика было грубо сколочено из брёвен, да так, что кору никто и не брался снимать. А вот крышу кто-то предусмотрительно закрыл брезентовым полотном, подбитым кое где деревянными брусками — самое простое, что можно было предпринять от протечек, хотя, Нику слабо верилось, что в случай сильного ливня это могло бы помочь. На окраине поляны высилась большая дровница, а рядом, стуча топором, по всей видимости еще один прибывший сюда военный, с голым торсом, покрытой испариной он колол дрова, всё больше и больше дополняя уже не маленькую кучу древесины. «На сколько же дней они собираются нас здесь оставить?» — всплыло в голове у Ника и в живот свело от тревожного предчувствия. — «Этот прохвост Ульрих сказал, что мы тут всего на пару дней. «Обманул, пёс? Знал, что надолго я не соглашусь…» Вовсе не подобную картину ожидал увидеть Николас и другие городские кинологи, так долго бродившие по лесу. Однако, справедливости ради, натянутые брезентовые палатки тут тоже имелись. Длинные и вместительные, больше напоминающие шатры, их стены едва заметно шевелились от набегающего на них ветра. Откуда-то доносился собачий лай, негромкий и глуховатый, не похожий на лай овчарки или какой-то другой крупной собаки, но сколько бы Ник не смотрел, ни одной собаки у него увидеть не получилось. И над всем этим, на высоком шпиле посреди поляны, развивался зеленый гербовый флаг Аместриса. Не меньше трёх минут новоприбывшие кинологи, молча открыв рты, осматривались по сторонам, видя всего лишь малую часть того, что им ещё предстояло узнать. Джим даже выразился крепким словцом, не взирая на то, что рядом стоял офицер выше званием, пусть и давний друг. Сейчас его никто не стал бы упрекать. Такой вид у любого вызовет смешанные чувства шока и удивления. Похоже у них, как и у Элрика, в голове не укладывалось как здесь могло находиться подобное поселение. Ник как раз начал думать об этом, когда голос подал Артур: — Понимаю вашу растерянность, так что позвольте всё объяснить. Армия использует это место как раз для проведение каких-либо испытаний за пределами корпусов. Не только кинологические подразделения занимаются здесь. До недавнего времени это место в основном использовалась пехотными войсками, однако Штаб посчитал, что и кинологи могут использовать эту базу, — сказал Браун, убрав руки за спину, смотря вперед. — Погоди… Но ведь у нашего корпуса есть свой полигон, — сказал Ник, покосившись на него, всё ещё встревоженный тем фактом, что так далеко от дома их забросили не просто так. — С чего бы Штабу менять нашу дислокацию? Расслышав в его голосе раздражение, Джим задумался и переглянулся с Вебером, который в свою очередь, обменявшись взглядом с другом, что-то шепнул на ухо Крису. Теперь и они тоже поняли, чем так недоволен их командир. Всё, что происходило сегодня действительно выглядело очень странно уже потому, что никто из них не знал о том, что их ждёт, а потому считали, что это будет обычная рядовая выездка на полигон, коих они поведали не мало, из-за чего даже то, что полигон этот находился намного дальше привычного места — никто особо не тревожился, однако теперь спокойствие сохранять было трудно. Большинство кинологов на дух не переносили всё, что связано с Главным Штабом, так как все нововведения ничего, кроме лишней головной боли, не приносили. Штабские вообще мало что понимали в собаках и в специфике службы с животными, из-за чего часто случались неприятные ситуации. Однако, Штабу никто не мог перечить, и, стиснув зубы, кинологи выполняли его приказы, из раза в раз недолюбливая взращивая в себе всё больше ненависти, не осмеливаясь выражать её прямо. И теперь, похоже, произошло то же самое.  — Да, я знаю, — кивнул Артур, немного виноватым тоном, как будто имел отношение к решению, принятого Штабом. — Но пёс их подери, что на уме у штабских. Для меня это тоже стало неожиданностью. Как следует разобраться в положении дел я смог только, когда прибыл сюда вместе с организаторами сего безумства. Своего рода это что-то вроде… — он задумался, стараясь придумать название мероприятию, участниками которого они стали. — Военных игр, что ли… — Спаси нас Ишвара… — взвыл Джим. — Артур, дружище, куда ты нас притащил?.. — Об остальном позже. Вам нужно оставить собак в вольерах. Сегодня они тоже будут отдыхать. Все работы начнутся завтра. Он первым ступил на поляну и, немного помедлив, недовольные происходящим кинологи отправились за ним. Артур провел их мимо домов, палаток к противоположному краю поляны где стояли в ряд не меньше двадцати клеток. Именно клеток, не вольеров, как прозвал их капитан. Ничего общего с настоящими вольерами они не имели: были низкими, пусть и сваренные из толстых стальных прутьев, но по размерам с натяжкой могли служить даже для перевозки таких крупных собак как овчарки, а издалека казались еще меньше. Вот отсюда-то и доносился лай. Почти все клетки были уже заполнены и вовсе не соплеменниками. Ник разглядел среди собачьего сообщества, заливающихся лаем кокер-спаниелей, несколько палевых лабрадоров, сдержано помахивающих хвостами и носящихся туда сюда по своим клеткам, трехцветных, кучерявых фокстерьеров. Шемрок начал раздраженно ворчать, увидев впереди такую разношерстную свору, по долгу своей работы сталкиваясь только с однопородниками и не контактируя с другими собаками в рабочих условиях. К счастью единственные пустые клетки стояли в стороне от общего массива, предусмотрительно подготовленные для собак посерьезнее тех, которые едва доросли в холке до колена человека. Николас, служащий только в Централе и никогда не попадавший под распределение в другие районы страны, видел такое впервые: чтобы там много разнопородных собак, находились в одном месте по одинаковым при этом причинам. Это уже и вправду совсем не походило на то, как проходят испытания в корпусах. Грач начал неистово лаять, приставая на задние лапы, еще больше заводя бело-рыжего кокера из крайней клетки, который так залился, что его висячие уши начали подпрыгивать от движения его головы. Вслед за этим и другие псы в клетках начали втягиваться в перелайку и Ник с остальным отрядом обогнули занятые клетки, ведя своих псов на коротком поводке. — Вот ведь… На пополам перекусить могут, а все равно нарывается…— проворчал Джим с трудом отволакивая разгоряченного Грача прочь. — Терпеть не могу мелких собак… Другие овчарки реагировали на такой «радушный» прием сдержаннее, чем Грач, но Зодиак, как и Шемрок, несколько раз оскалился в сторону клеток. Вблизи временные вольеры оказались все равно мелкими и Николасу не очень хотелось держать в нем Шемрока. Фокстерьеры и спаниели могли даже бегать по своим клеткам, в то время как овчарка в ней на силу могла бы повернуться и разлечься вытянувшись во всю длину. Особенно такая огромная, как Шемрок. — Неужели главное управление не могло хотя бы для собак создать нормальные условия? — спросил у Артура Ник, придерживая Шемрока одной рукой за ошейник, а второй открывая защелку на клетке. — Это уже форменное издевательство… — Согласен… — вздохнул Браун, почесав затылок. — Я готовил запрос в штаб и четко указывал какой именно инвентарь нужен, но они, как всегда, сделали всё по-своему. Клетки собрали по всем лазаретам. Привезли, что было. Но большую часть времени собаки будут вне клеток, — поспешил немного ободрить Ника капитан. — Здесь же — только спать и есть. И в перерыве, не считая обеденный, собаки могут всегда находиться при вас. Конкретного распоряжения я не имею, но пусть катятся к черту. Собакам в такой тесноте нельзя сидеть. А в остальном… Думаю, неделю придется потерпеть… — Неделю?! Рука Элрика задержалась на задвижке двери так и не открыв её, в то время как Джим и остальные уже уговаривали собак, не привыкших к таким миниатюрным клеткам, зайти внутрь. Тагира уперлась всеми четырьмя лапами и Крис едва ли не затолкнул ее внутрь, поскорее закрывая клетку, так как собака сразу же начала толкать дверцу мордой, требуя выпустить её на свободу. Шалфей, благодаря своей миниатюрности зашел без особого сопротивления, просто осторожно обнюхал клетку прежде, чем согласился забраться в нее, а бедный Зодиак насилу протиснулся в неё, едва ли не касаясь ушами верхних стальных прутьев решетки. Он с мукой во взгляде посмотрел на своего хозяина, словно не веря в то, что он мог так поступить с ним, но выпустить не просил, только прижал уши, опустив голову. Грач влетел в клетку сам, да так, что врезался боком в заднюю стенку, резко развернулся и как ни в чем небывало продолжил брехать, стараясь разглядеть за спиной сидящего на корточках Джима перед клеткой, запирающего замок, спаниеля, который тоже никак не мог успокоиться. Плеяда, направленная рукой Корфа, покорно заползла в свою, сразу усевшись в углу, внимательно следя за людьми. Возможно ей приходилось жить в таких, ведь об этой собаке никто ничего не знал. Кинологи выпрямились, как следует подергав задвижки на дверях, чтобы убедиться в их крепкости и один за другим, сложив поводки, повесили их на клетки, лаского разговаривая с собаками, успокаивая их. Тагира пыталась просунуть морду через прутья, но могла просунуть только свой нос. Старушка громко пыхтела, царапая тупыми чёрными когтями железную перекладину двери, а Крис, просунув к ней руку, старался оттолкнуть морду собаки назад. Единственный, кто все еще оставался снаружи — Шемрок. — Ульрих сказал что это всего на пару дней! С каких это пор учения затягиваются на неделю?! — возмутился Ник, нахмурив брови. — Что? На неделю?! — переспросил Джим, случайно подслушав разговор, и округлил глаза. — Ник, дружище, не шути так… — Да какие шутки?! — рыкнул Ник, бросив на него быстрый взгляд, а потом опять посмотрел на Артура. — Арт, какого чёрта тут творится? Говори как есть. И всем. Как я понял корпус сказал нам вовсе не то, что есть на самом деле. Чуя неладное, к Николасу подтянулись и остальные кинологи, встав у него за спиной. Джим и вовсе сложил руки на груди и сделал такое выражение, как будто именно Артур виновен во всех их бедах. У Брамса выражение лица всегда было строгим, а потому никто бы не сказал, правда парень недоволен происходящим, или же просто хочет узнать правду. Корф безразлично смотрел перед собой с усталостью во взгляде, а вот Рихтер и Волкер почти полностью разделяли настроение Джима. Конечно, никому бы не понравилось быть обманутыми, тем более таким возмутительным образом. Ник тоже выглядел серьёзным, но в вовсе не потому что обвинял во всём своего друга. Просто он с самого первого взгляда на этот лагерь понял, что двумя днями при таких сборах дело не ограничится. Корпус в лице Ульриха и так частенько обманывал военных, замалчивая истинные цели, преследуемые корпусом, но в этот раз все обстояло иначе. Ник не мог оставаться тут надолго. Он обещал Алори, что вернётся через пару дней и тоже самое сказал отцу, когда звонил ему накануне отъезда. Сестра с ума сойдёт от беспокойства, если он не вернётся в назначенный день. Чертов Ульрих. Не думает о своих солдатах — так о других мог бы и подумать. Алори уж никак не была виновата в том, что его начальство — неисправимые недоумки. И что-то подсказывало, что это еще далеко не все сюрпризы. Артуру было неуютно чувствовать себя под столькими осуждающими взглядами, ведь он действительно не мог отвечать за действия корпуса, однако сейчас они могли воззвать к ответу только его, человека, которому уж точно было все известно. Понемногу, собаки прекращали лаять и успокоились, только фокстерьеры, как заведенные, носились по клеткам, от стенки к стенке, стуча когтями по деревянному полу, вывалив языки наружу и тяжело дыша. Новоприбывшие же пытались расположиться поудобнее, насколько это было возможно. Ворча, Зодиак, покрутившись на месте улегся, уперевшись передними лапами в решетку, затравленно смотря перед собой, словно надеялся, что все это шутка. Пользуясь моментом, Шемрок, видя как томятся взаперти его сослуживцы, попятился назад, но оставался рядом с Ником, косясь на открытую дверцу клетки, в которой ему тоже непременно придется оказаться. — Я не знаю, почему начальство не уведомило вас об этом, — спокойно ответил Артур, стойко выдержав взгляды кинологов. — Я правда отправлял запросы и руководил всеми приготовлениями, но в каждом конкретном случае корпуса решают, кто поедет на учения и выдает все необходимые сведения участникам. За этим я уже никак не могу проследить. И уж тем более не имел представлений о том, что от вас сроки прибывания здесь могут скрыть. — А я вот кажется понимаю, почему так произошло… — хмыкнул Джим и посмотрел на Ника. — Ну, мистер Популярность, что скажешь? Спорим, это снова ты во всём виноват? — То есть? — не понял Брамс, непонимающе сдвинув брови и пробежав глазами по собравшимся, в надежде понять, о чем они говорят. Ник вместо ответа опустил взгляд и скрипнул зубами от злости, понимая, что тут Джим прав. — А, ты ведь не так хорошо знаком с феноменом «Популярности», — сказал Вебер, похлопал недоумевающего Брамса по плечу, отчего тот немного смутился, по видимому не привыкший к такому отношению — Ну уж про то, что наш Ник — звезда корпуса ты должен знать. — Заткнись… — рыкнул Ник, не поднимая головы и сжал кулаки. Вот чего сейчас не хватало, так это издевок. Но Рихтер даже внимания на него не обратил, продолжая объяснять Доновану, что к чему. Из всех собравшихся разве что он не был в курсе, потому как даже Крис, не входящий в круг близких друзей Элрика знал, о чем сейчас пойдет речь. — Ульрих — пёс блохастый, знает что на одном Нике весь корпус держится и если затевается стоящее дельце, которое может статус корпуса поднять — нашей неразлучной парочке приходиться горбатиться за всех. — Этот ублюдок знал, что я не оставлю сестру надолго одну и наврал мне… — прорычал сквозь зубы Ник. — Он знал, что окажись я здесь обратно раньше срока не вернусь… пёс помойный… Все замолчали. Артур почесал затылок, пытаясь разобраться во всем, что услышал. Джим пожал плечами, когда на него посмотрел Корф. Кто знает, чем могла закончиться эта ситуация. Отсюда Ульриха точно не достать. Он всегда действовал в своих интересах, что с него взять? — Мда… Это на него похоже… — загадочным голосом произнес Артур, но стоило Нику, расслышав его тон, поднять глаза, как встретившись с ним взглядами, Артур несмело улыбнулся. — Но, кажется, я смогу тебе помочь. Конечно, дряхлый, но телефон здесь есть. Не ручаюсь, что получится, но можешь пробовать, сколько угодно. Штаб давал распоряжение пользоваться им только в крайних случаях, но раз такое дело — пусть идут к черту. Несправедливость прощать нельзя. Николас выдохнул. Злоба немного улеглась, но это вовсе не значило, что он мог простить Ульриху такой обман. Однако, он всё равно не сможет ничего сделать. Как известно — начальство всегда право, даже когда неправо. Самое главное сейчас, чтобы Алори не волновалась. Нужно было что-то придумать. Ему очень не хотелось, чтобы она оставалась одна так надолго. Пусть она и уверяла, что с ней всё будет хорошо, да и сам разум намекал на это, все же на сердце у парня было неспокойно. Отцу об этом знать точно не стоит иначе им обоим несдобровать. Может, Алори всё-таки пригласит своих подруг к себе? Ему будет намного спокойнее, если все это время она будет не одна. Да ещё теперь когда он так много знает о её секретах… — Спасибо… — пробормотал Николас. — Мне правда очень нужно ее предупредить… — На этом и порешили, — кивнул Артур и обратился к остальным, указывая рукой вперед, на малый длинный бревенчатый домик, под окнами которого стояли, сложенные друг на друга, деревянные ящики. — Думаю, все проголодались. Столовая там. Всем стоит перекусить перед отдыхом. Завтра у вас трудный день. Утром на построении введем вас в курс дела. А сейчас можете заниматься своими делами. — Замечательно. Я голодный как степной койот…— заныл Мейлон. — Ты всегда голодный… — буркнул Крис. — Подождите. Это был Донован. Брамс похоже не разделял энтузиазма, который наполнил молодых людей при упоминании о еде и он даже не посмотрел в сторону, куда указывал Артур. — Капитан, я хотел бы сначала накормить свою собаку. Дорога была долгой и наши псы не привыкли к таким долгим переходам. Только после этого лично я буду готов к принятию пищи. Если это возможно, не могли бы вы разъяснить как и кто кормит собак, участвующих в работе? Нику определенно все больше и больше нравился этот молодой человек. Он и правда думал о собаках в первую очередь, что не могло не прийтись Элрику по душе. Он и сам собирался задать этот вопрос, но Брамс опередил его. — Ах да! — Артур хлопнул себя по лбу. — Совсем забыл сказать насчет этого, — и вновь обратился ко всем. — Сами понимаете, в какой мы глуши. Штаб отказался выделить стажёров для работы здесь. Армия не имеет права отправлять так далеко несовершеннолетних детей. — Только не говори, что для собак кухни нет… — покачал головой Ник. — Придётся на охоту ходить… — усмехнулся Джим. — Зато какая экономия для армии… — Здесь всё есть, — заверил их капитан. — Но получать еду и относить в клетки — это ваша работа. Каждый кормит свою собаку отдельно. — Тоже мне, напугал… — закатил глаза ишварит. — Ладно, Брамс дело говорит. Сначала надо накормить собак. А потом осмотримся. — Палатка рядом со столовой. Вы сразу её увидите, перед ней снаружи железная печь, — сказал Артур. — Миски там же. — Найдем… — махнул рукой Вебер. — Джим как ищейка. Всегда на запах еды идёт. — Да иди ты… — ишварит отвесил ему подзатыльник и ребята, посмеиваясь, не спеша двинулись в сторону кухни. — Я возьму на долю Шемрока, Ник! А ты пока постарайся засунуть его в клетку. Смотрю, он не горит желанием в неё заходить. Удачи! Николас только сейчас заметил, что пес отдалился от клетки и даже не смотрит в её сторону. Грач наконец-то успокоился и уселся, тяжело дыша, взволнованно переводя взгляд с одного человека на другого. Тагира скулила и скребла когтями железные прутья, упираясь носом в щель между дверцей и решёткой. Особенно жестоко было запирать в клетку уже не молодую собаку, которая всю свою жизнь прожила в огромном вольере, где абсолютно ничто не стесняло и можно было все дни напролет лежать на песке под открытым небом, а здесь же… — Хотя бы навес какой для них сделали бы… — сказал Ник, находя все больше и больше досадных упущений. — А то что же, мы под крышей, а они? — Эта неделя должна выдаться сухой, — ответил Артур, посмотрев на небо. — Если затянет — заберёте собак в свою палатку. Кинологи из разных округов все располагаются в отдельных палатках. Ваши собаки не конфликтуют между собой. Думаю, им будет по нраву ночевать с вами. — Почему бы не сделать так сразу вместо того, чтобы собаки теснились как шпроты в банке? — поинтересовался Николас, приблизительно понимая, каким будет ответ. — Я один из проверяющих, но не единственный, Ник, — ответил Артур. — Я могу закрывать глаза, но другие не будут поступать так же. Ник хмыкнул, наклонившись к Шемроку, чтобы отстегнуть карабин от шлейки и снять её. Пёс всё ещё держался подальше от клетки, но замер, пока Элрик, опустившись на одно колено, расстегивал пряжку на его шее. — А ты изменился, Артур… — с некоторым разочарованием в голосе сказал парень. — Раньше правила не так сильно тебя волновали. Никогда бы не подумал, что ты станешь в чин руководителей. Наверное, поэтому я так и не смог тебя найти. Ведь искал то я среди рядовых кинологов. Не ты ли говорил, что таковым и хочешь остаться и поедешь в Централ не за погонами? Браун, не ожидая такой реплики, приоткрыл рот, то ли удивившись, то ли чтобы сказать что- то, но так и не смог, и опустил глаза, пока Николас был занят возившись с пряжкой и не замечал реакции на свои слова. Элрик много раз думал об Артуре. Никогда не забывал о нём и о том, чему научил его старший сослуживец. И вовсе не таким он ожидал увидеть его, если судьба однажды сведёт их снова. Это был уже не тот человек, которого он знал, несмотря на то, что внешне он почти не изменился. Нику даже в голову не могло прийти, по какой причине Браун так сильно изменился. В те далекие годы казалось, что его ничто не сможет переубедить или пересмотреть свои взгляды на жизнь. Но у этой самой жизни, похоже, были на него совсем другие планы. — Не этого ты ожидал, да? — поняв к чему клонит Ник, наконец, на выдохе произнёс Артур. — Что ж. Я тебя понимаю… Николас выпрямился, положив поводок и шлею на крышу клетки. Железное кольцо громко звякнуло, ударившись об решетку. Шемрок дёрнул ухом, проследив глазами за Ником. А за Ником, в свою очередь, молча наблюдал Артур, у которого от былого энтузиазма на лице не осталось и следа. Похоже, сказанное Ником сильно задело его. Но Элрик пока что не замечал этого, так и не обернувшись к Брауну, которому наверняка всё же было что сказать. Шалфей, расположившись в своей клетке более свободно чем остальные, вытянул передние лапы и положил на них голову, смотря в сторону удаляющегося Брамса, а потом медленно моргая, закрыл глаза, задремав, после долгой, трудной дороги. Незаметно, но усталость всё же накатила на всех, и беспокойная Тагира тоже затихла, уткнувшись носом в решетку, всё ещё тоненько поскуливая. Зодиак уже посапывал во сне, наверняка заснувший только потому, что никак не мог поверить в то, где оказался, и только чёрная Плеяда чинно сидела в углу клетки и, навострив уши, прислушивалась к посторонним звукам. Грач нехотя, но всё же улёгся на пол, щурясь от красного солнца, начавшего садиться над лесом. Небо, залитое желтым светом, с полосками облаков, вытянутыми у горизонта, казалось особенно высоким здесь, в сердце глуши, где со всех сторон огромную поляну, похожую на обширную брешь в сплошной зелени деревьев. Со стороны леса, начинающегося почти сразу за собачьими клетками, доносились отдаленные крики иволги и стук дятла, который так сильно напугал молодых людей в начале пути. — Давай, полезай… — Ник открыл дверцу клетки и отошёл в сторону. Шемрок посмотрел на клетку, потом на Ника и отвернул морду. — Давай, — настойчиво повторил Ник, поманив его рукой. — Не заставляй меня заталкивать тебя. Во взгляде пса читалось искреннее разочарование в людях и сильная обида за одно только предложение подобного. Он был гордым псом, и, глядя на своих собратьев, заключенных в тесное пространство, не хотел разделять их участь. Ник же в свою очередь прекрасно понимал, что силой заставить пса что-либо делать — дохлый номер. Шемрок подчинялся ему беспрекословно, но и своей головой думать умел, как тогда, когда Нику нужна была его помощь и собака, презрев приказ и запрет на порчу поводка, перегрыз его и поспешил на защиту. Сейчас ситуация была похожая: у пса имелись собственные соображения относительно клетки. Ник уважал сообразительность своей собаки и все команды старался отдавать только так, чтобы овчарка и сама хотела выполнять их и не было ничего удивительного, что самовольно заползать в такую маленькую клетку желание собака не испытывала. — Ну же… сам знаешь, придется, — продолжал уговаривать Ник пса, почти как человека, ведь в глазах собаки светилась непривычная даже для умной собаки мудрость. — Это только на время. Я не оставлю тебя в ней надолго, обещаю. Шемрок еще несколько секунд сверлил взглядом Ника, словно пытался разглядеть обман, но всё же сдался и, прижав уши, понуро опустив голову сам зашёл в свою тюрьму, разворачиваясь к выходу, где Ник уже защёлкивал замок на дверце. Парень просунул руку в клетку и погладил пса по голове. Всё же, что бы не случалось, собака слушалась его беспрекословно, даже когда сама не была в этом уверена. Между ними существовала особенная связь, которую даже сторонние наблюдатели могли заметить. В тесном пространстве горделивый, матёрый пес выглядел жалко и нелепо, все равно что запереть сокола в канареечную клетку где и крылья расправить невозможно. Ему было даже теснее, чем Зодиаку и единственный клочок свободного места, оставшийся не занятым как раз пришёлся бы под миски. Николасу было больно смотреть на своего пса в таком положении. Он совершенно не привык к такому, всю свою жизнь проведя в просторном вольере, как и Тагира, Зодиак и Грач. Шалфей и Плеяда же вполне могли воспринимать такую клетку вполне приемлемой, поскольку никто из кинологов Централа не знал, в каких условиях содержались эти собаки до того, как их отправили в другой корпус, но самому Нику казалось, что к подобному трудно привыкнуть. Оценив свои габариты, Шемрок тяжело опустился на пол, намеренно отворачивая голову от хозяина, выполнив его просьбу, но всё же затаив обиду. — Думаю, он перестанет ворчать, когда поест и выспится хорошенько… — осторожно сказал Артур, всё ещё тихим голосом, словно боясь что ещё одной фразой Ник может сразить его наповал, однако, промолчав, уже смелее посмотрел в спину Ника. — Давай я покажу тебе кое что. Твой отряд наверняка задержится в столовой, поэтому, если хочешь, можешь присоединиться к ним. Тебе тоже стоит передохнуть, но если остались силы… — Я не голоден…— Ник выпрямился, отворачиваясь от клетки, смотря в глаза Артура. — Я думаю, у нас есть о чем поговорить, а тебе — о чем рассказать. Ибо, как ты правильно подметил — ждал я совершенно другого. На этот раз Артур спокойнее воспринял разочарование, промелькнувшее во взгляде своего бывшего ученика, и лишь кивнул головой в сторону, указывая направление, по которому им нужно пройти. Ник оставил свой вещмешок вместе с теми, что свалили в кучу ребята у клеток, чтобы забрать их потом, когда им покажут место их временного размещения. Шемрок открыл один глаз, провожая хозяина взглядом и снова, ворча, отвернулся. Вместе молодые люди перешли через центральную часть поляны, где гордо реял над лагерем флаг и подошли к четырем палаткам, одну из которых Ник приметил сразу, как только они достигли места назначения. Эти палатки стояли в ряд, в паре метров друг от друга и в некоторые из них, судя по раздающимся голосам, уже были заселены. — Вы прибыли последними, — сказал Артур. — Займете пустую. Внутри есть все что понадобится для того чтобы прожить здесь неделю. В остальных размещаются кинологи с Западного округа, Восточного и Южного. Восточники привезли лабрадоров, запад — кокеров, а кинологи с востока, не знаю почему, отдают предпочтение фокстерьерам. По шесть человек с каждой стороны и столько же собак. Такое мероприятие — беспрецедентное нововведение. Посмотрим, что из этого получится. Штаб с каждым годом удивляет всё больше и больше. — Каким образом будут проходить испытания? — спросил Ник, всё ещё не понимая как такое разнообразие собак вообще может сосуществовать вместе и, задавшись этим вопросом, парень ненадолго забыл о других, касающихся самого Артура. — Собаки совершенно разных направлений. Оценивать их по одной планке — дурость. Ничего не поделать. Он уже ввяз в это по самые уши. Остается только играть по правилам, в ожидании момента, когда весь этот ужас закончится, держа в памяти ещё и то, что Артур обещал ему возможность добраться до телефона. Позвонить Алори нужно до того, как сильно стемнеет, чтобы не потревожить девушку перед сном. На душе у него всё ещё было неспокойно, а навалившиеся откровения и вовсе готовы были раздавить его. Надо было держаться насколько это возможно. Может на него и правда так действовала усталость, но еще оставалось много того, что он хотел узнать прежде, чем отправиться в палатку. Голода же он и правда не испытывал. Скорее всего, тоже из-за волнения. — У каждого отряда будет своя программа, полностью подходящая под назначения собак, — сказал Браун, продолжая обход, теперь продвигаясь прочь от палаток к другому концу поляны, недалеко от того места, куда отправились кинологи из Централа. — Например фоксы отработают розыск и поиск взрывчатых веществ и одорологическую идентификацию*… а кокеры… — Подожди… — перебил его Ник, запутавшись, прибавляя шаг, чтобы не отстать. —Для этого нужны фигуранты. Я не заметил здесь достаточно народа для выполнения таких испытаний. — Та же проблема, что и со стажерами, — вздохнул Артур. — Роль фигурантов группы буду выполнять друг для друга. Вы подыграете нюхачам-кокерам, а восточники оказывая ответную услугу наденут рукава* потолще и овчарки вдоволь поваляют их в пыли. Я слышал, ты звезда Централа и все показательные выступления без твоего участия не проходят, но, надеюсь, еще помнишь какого это, быть фигурантом? — с усмешкой спросил капитан. — Уж лучше фигурантом у кокеров быть, чем у овчарок… — усмехнулся Ник. — Штаб и на этом решил сэкономить? — Всё это — пока что простой эксперимент. Думаю потому они и не особо хотят вкладываться. Очень долгое время кинологи не выходил на первый план в вопросах внутренней обороны страны. Но так как в Централе надзор за кинологами выше, Штаб решил, что они могут быть полезнее. Я тоже удивился, когда мне сказали, что у Централа есть на нас планы. Они прошли мимо длинного бревенчатого дома откуда доносился шум и веселые голоса. Возгласы Джима Ник узнал бы везде и, похоже, ишварит на славу веселился. Если ребята собрались там — значит собакам уже отнесли еду, но Николас собирался на всякий случай проверить, съел ли свою порцию Шемрок. Судя по его обиженному выражению морды, пёс мог вполне отказаться от неё в качестве протеста. Такого раньше не случалось, но и такую сильную досаду в глазах собаки кинолог никогда не видел. По дороге им встретилось ещё несколько кинологов, которые, проходя мимо на ходу отдавали Артуру честь и удалялись прочь. Наверное, это был кто-то из соседних округов. У команды, прибывшей из Централа, ещё не было возможности познакомиться с ними. Это будет интересный опыт, поскольку кинологические корпуса, разбросанные по всей стране практически никогда не встречались. Такое было возможно если военные переводились с места службы, но и такое случалось нечасто и в большинстве случаев по личной инициативе самого кинолога. Корпуса старались держать гарнизон в полном составе и из всех остальных ведомств — кинологические корпуса можно было назвать консерваторами. Что-то подсказывало Николасу, что кинологи из других округов — от них ничем не отличаются, даже если работают с другими породами. По сути, все они делают одно дело, а значит и причин враждовать у них нет. Элрик слышал, что некоторое напряжение в армии все же существует и некоторые корпуса, например конные, не сильно жалуют друг друга из-за разности взглядов на те или иные вещи. Случай с лошадью, которую выхаживала Алори — тому доказательство. Загадывать было рано, но всё же, парень надеялся на лучшее. В ситуации, в которой он оказался, вера в лучшее — именно то, что спасает от упадка духа. Возможно, такой необычный опыт пойдёт на пользу кинологам: можно будет посмотреть на работу других корпусов, даже научиться чему-то новому. С другой стороны поляны, к которой они приближались, на выровненной песчаной площадке стояли несколько грузовиков с покрытыми брезентом кузовами. Эта площадка находилась чуть в стороне за чертой лагеря, в десяти-пятнадцати метрах от последнего деревянного дома, полуразрушенного, с прогнившими стенами и кровлей и именно поэтому, стоящего пустым. Дальше же, за деревьями, даже с почтительного расстояния, Николас заметил просветы, словно лес там становился реже и уже услышав вдалеке еще один гудок паровоза, парень понял, что именно находится с этой стороны временного лагеря. И это осознание вызвало в нём не меньше вопросов, которых и до этого скопилось уже прилично. Он только начал успокаиваться, внушая себе мысль, что неделя пройдёт быстро и, скорее всего, организация хоть как-то пыталась обеспечить военным нормальные условия, как снова что-то испытывало его веру в это. Несколько фактов и наблюдений переплелись в его мыслях, сразу наводя на подозрение некоторой несправедливости по отношению к ним, отряду из Централа. Однако, стоило спросить, прежде, чем делать вывод из своих наблюдений. Уж Артур должен был знать ответы. — Ульрих сказал, что дороги к лагерю нет, — выразил он свои опасения, останавливаясь, когда и Браун остановился как только заговорил Элрик. — А это… — Ник небрежно кивнул на машины капитану, —.что такое? Ты хоть представляешь сколько мы пробирались через лес? Нам даже карту не дали. Только направление. Поправь меня если ошибаюсь, но восток, юг и запад добирались сюда на машинах? И под словом «добирались» я имею ввиду прямиком в лагерь и никак иначе. Сейчас это уже не было глобальной проблемой, но всё же врожденное чувство справедливости, бушующее в Николасе, не могло пройти просто так. В конце концов он отвечал за свой отряд и если бы что-то случилось — понёс бы ответственность. Если была возможность обойтись без этого, тогда почему Ульрих так поступил с ними? Да, он и до этого не был приятным человеком, но сегодня, узнавая всё больше и больше, Ник не мог предположить, что здесь происходит. Неужели Ульрих всё ещё отыгрывается на нём за то, что он забрал Шемрока домой перед парадом? Ему казалось, они уже давно были квиты после того как Николасу пришлось в одиночку патрулировать пятнадцатый сектор. Лучше отомстить и не получилось бы, и парень не припоминал, чтобы этот тщеславный ублюдок имел основания затаить на него злобу ещё по какому-то поводу. Хотя, зная каков был их управляющий — можно было в жизни не угадать, в чём в этот раз ему не угодили. Похоже, вопрос Ника показался Артуру смешным, поскольку молодой человек усмехнулся, смотря на припаркованные у деревьев машины и сказал: — Только восточники. Их корпус не так далеко, в Нью-Оптайме, сам знаешь. Они и пешком могли добраться, но здешнее руководство балует своих солдат. Южане из Даблиса и западники из Хелтема добирались поездом. Да-да… — он ответил на взгляд Ника, прекрасно понимая, что у того на уме. — Железная дорога проходит совсем рядом, за той рощей, — он махнул рукой вперед, именно в ту сторону, откуда доносился гудок. Я понятия не имел, что Центральный корпус так небрежен со своими солдатами, — Артур нахмурился. — Но, по правде сказать, я был уверен, что Ульрих именно так и поступит. — Из-за того что ненавидит меня, — фыркнул Ник. — Цинично отыгрываться на всём отряде только за то, что я когда-то наступил ему на хвост. Браун даже не улыбнулся, хотя по мнению Ника, шутка получилась удачной. Но, похоже, в этом отношении до Джима ему ещё далеко. Однако, взглянув в глаза старого друга, парень понял, что дело здесь вовсе не в этом. Капитан, ничего не говоря, присел на валяющееся в траве длинное, широкое бревно, с высушенной на солнце корой. Скорее всего, оно когда то было частью разрушенного дома, мимо которого прошли кинологи. Ник проследил за его движением. Чем его слова так задели Артура? Браун склонил голову, сплетя пальцы между собой и прикрыл глаза так, словно был в чём-то виноват. Ник же всю их экскурсию по лагерю, злясь на ситуацию, взявшей над ним вверх, наоборот, всеми силами оправдывал Артура в своих глазах, понимая, что он так же как и они, всего лишь исполняет приказы, даже занимая высшее, чем он, звание. На душе стало нехорошо. Он ведь вовсе не хотел обидеть его и именно поэтому хотел пошутить, чтобы разрядить обстановку, но сделал это зря. Парень виновато почесал затылок. Он не любил ситуации, в которых даже случайно причинял кому-то боль, и душевную, и физическую, страдая всегда даже больше, чем тот, кому предназначалось воздействие. — Прости… — отозвался он. — Я был груб с тобой. То, кем ты стал и почему — вовсе не моё дело и я не тот, кто имеет право тебя осуждать. — Осуждать ты меня вполне можешь… — буркнул Артур, не поднимая головы. — Потому что именно из-за меня Ульрих так к тебе относится… Ник замер. Слова Брауна прозвучали как-то слишком загадочно, но по тону было ясно, он вовсе не притворяется, а искренне раскаивается за какую-то ошибку, хотя никаких явных причин для этого не было. Да, Ник действительно не был готов к тому, что встретит Артура не как рядового кинолога, которым он и собирался быть всю жизнь, а как начальника. Того, кто уже не бегает с собаками по плацу, не сидит в засадах и не идёт на преступника в первых рядах, рискуя своей жизнью и жизнью четвероногого друга. Ника так поразила эта перемена в нём, что он напрочь забыл, какой Артур человек. Чтобы так сильно измениться, у него должна была быть серьёзная причина, а он, не узнав её и даже не дав Артуру возможность рассказать, уже решил, что его наставник уже не тот, кем был раньше. Это так нелепо и по-детски, что Николасу стало ещё более совестно за свои нелестные мысли об пусть и прошлом, но наставнике. Наверное, усталость всему виной, но Ник не хотел оправдывать себя за подобное. Как бы он себя не чувствовал, это не повод думать плохо о человеке только потому, что он предстал перед ним в погонах. Артур не мог этого не заметить, не мог не почувствовать. И если он так близко к сердцу принял поспешные и необдуманные фразы Элрика — Николас не мог не винить себя в этом. Ему было не свойственно совершать такие проступки и редко кто мог заметить за ним такое. И так-то он поприветствовал товарища, которого так долго мечтал встретить, расспрашивая о нём везде, где только можно, искал любую зацепку, чтобы хотя бы знать, служит ли он ещё и как сложилась его судьба. А теперь, когда вот он перед ним, живой и здоровый, парень позволяет себе так прогнуться под какой-то глупой необоснованной обидой. В погонах или без, рядовой кинолог или начальник — Артур был Артуром, его учителем и другом, которому Ник был многим обязан. И он не имел права поступать так. Но то, что капитан сказал дальше, напрочь выбило у него из головы всё, о чём он думал секунду назад. — Ульрих — мой двоюродный брат… — Ч…что?! Ник не верил своим ушам. Он мало когда задумывался о родственных связях начальника кинологического корпуса. По правде говоря, он вообще старался не думать о нём, а если и вспоминал: то точно не по хорошему поводу. Ему даже показалось, что он ослышался. Или же что Артур жестоко пошутил. Но опять же, невозможно шутить в таком подавленном состоянии. Эту фразу Браун произнёс с горечью в голосе и как-то сдавленно, словно ему было больно говорить об этом. Прошло не меньше полминуты, прежде чем Ник, прекратив ждать объяснений от такого заявления, ещё раз переспросил, но кинолог и не думал отвечать, а вместо этого, не смотря на Ника, уставившись на траву под ногами, медленно отвёл руку в сторону и похлопал по сухой древесине рядом с собой. — Падай рядом. Я расскажу тебе об этом. Ник, всё ещё пытаясь серьёзно воспринять неожиданную информацию, медленно, задумавшись, присел с ним рядом, потупил взгляд и нахмурил брови. Всё, что он знал о семье Артура, так это то, что его дядя — полковник Астор Штайнман, с которым Ник ни разу не встречался, был главнокомандующим кинологического корпуса в Централе. Еще до того как Элрик перевелся служить туда, Астор оставил свой пост, а его места занял Ульрих — молодой, ничего из себя не представляющий, типичный сынок успешного отца. Теперь понятно, каким образом он оказался в этом кресле. Что ж, это многое объясняет. Человек такого склада ума, совершенно ничего не знающий о кинологии, не мог оказаться в руководящей должности, добившись этого своими силами. Следовало бы догадаться, но никто в корпусе не рассказывал ему про семейную связь двух Штайнманов. Это вполне распространенная фамилия и парень решил, что они всего лишь однофамильцы. Да и трудно было связать воедино знаменитого полковника, долгое время руководившего корпусом, и весьма успешного и молодого человека, который однажды просто появился и занял кресло Астора, приняв все его дела и не делающего абсолютно ничего, чтобы поддержать тот уровень, который так долго поддерживал прежний начальник. Престиж корпуса сейчас целиком и полностью лежал на плечах Ника и Шемрока и как бы неприятен был Ульрих — приходилось подчиняться его приказам. Он был невысокий, обычного телосложения, на котором, однако, китель сидел как-то неестественно, что с первого взгляда бросалось в глаза и создавалось полное впечатление того, что этот человек занимает явно не своё место. К тому же, судя по его поведению, Ульрих постоянно считал, что его недооценивают и посмеиваются за спиной. В чём, в общем-то, был прав. Кинологи и правда не жаловали его, так же как и Ник недоумевая, что такой как он мог забыть в корпусе? В Штабе, пожалуй Ульриху понравилось бы куда больше. Но приходилось довольствоваться тем, что имелось. А уж командовать он любил и уже с первых шагов своего руководства с легкостью научился это делать. Николас столкнулся с ним уже когда с момента его назначения на новую должность прошло добрых погода и с самой первой встречи Элрик понял — никаких дружественных и приветливых отношений между ними никогда не будет. От этого выскочки так и веяло напыщенностью и чрезмерно раздутого чувства собственного достоинства, тогда как гордиться там было совсем нечем. Поговаривали, что никто и вовсе не слышал о нём ранее и трудно было сказать, чем Ульрих занимался до того, как попал в корпус. Да и видеть в кресле руководства такого юнца было странно. Однако, если его кандидатуру одобрил сам Астор — разве кто-то мог сказать что-то против? И всё же, Ульриху очень скоро пришлось узнать, что его работа не заключается в том, что ему разрешено плевать в потолок дни напролет и худо-бедно он принялся заниматься своими обязанностями, которые выполнял из рук вон плохо, отчего каждый месяц Ричард Мустанг устраивал ему выволочку. Кинологи посмеивались, что в собачьем корпусе их начальника самого оттаскала за воротник трехголовая собака. Это и правда было смешно. Но до поры до времени, и как только Ульрих приметил, что Шемрок едва появившись на очередном соревновании слету берёт все награды, да ещё заслуживает большого внимания к себе Главного Штаба, Нику пришлось не сладко. Желая выехать на чужом горбу, поняв, что именно хочет видеть штаб, этот мерзавец не слезал с них живьем, превращая недели перед очередными состязаниями в сущий ад. Ещё бы. Ведь именно они — гарант того, что Ульриха, который несомненно выставлял себя как именно того человека, которому все обязаны такими профессионалами, продержаться в своем кресле ещё какое-то время. Ведь постоянные выговоры от Цербера не могли проходить бесследно. Но всё же, пусть кое-что и встало на свои места, Ник всё ещё не понимал при чём здесь Артур и почему он извиняется за поведение своего чокнутого родственника? И с чего вдруг Ульриху ненавидеть его из-за Артура? — Все что сейчас происходит — моя вина, результат моего эгоизма и глупости… — сказал Артур, вздохнув. — Прости меня за это. Я раньше и понятия не имел, чем все может обернуться, думал только о себе… — Ни черта не понимаю… — покачал головой Ник. — Арт, расскажи в чём дело? Капитан помедлил, собираясь с мыслями. Похоже, разговор обещал быть долгим и он никак не мог решить, с чего же начать. Задумавшись, он стал мерно постукивать подошвой сапога по траве, погружаясь в себя. Ник не торопил его, но чем дольше Артур молчал, тем сильнее нарастала тревога, а воображение уже живо рисовало ему, что же такого произошло с Артуром за эти годы. Наконец, медленно выдохнув, Браун приоткрыл глаз, всё так же смотря под ноги и тихо проговорил: — Помнишь, я упоминал когда-то, что не хочу подниматься выше лейтенанта? Начиная с капитана — кинологи уже только бумажками и занимаются, а я этого терпеть не могу… Ник кивнул. — До недавнего времени я придерживался таких взглядов, но потом мне пришлось многое переосмыслить. Мой дядя, Астор, тот самый который раньше был начальником при вашем корпусе, с самого начала хотел, чтобы я занял его место. По-моему, это я тебе тоже рассказывал… — Да… — тихо ответил Элрик. — Ты сказал, что не хочешь занимать какую-либо должность только по семейным связям… — Именно… Я сказал ему тоже самое, когда перевелся в Централ… Старик меня долго уговаривал, потом даже угрожать начал. Отчасти я могу его понять, с его-то подагрой оставаться в кресле было уже трудновато и он хотел, чтобы кто-то, кого он знает остался после него. Я сказал ему «нет». Тысячу раз сказал. В конце-концов в армии полно людей которые, видят свое призвание именно в этом и согласятся обменять промозглые рассветы в патрулях на теплый кабинет и неторопливое перебирание документов. Сказка, согласись? — он горько усмехнулся поводив плечами, но не выпрямился избегая взгляда Ника. — Но ему взбрело в голову, что это должен был быть обязательно я. Потом он начал действовать через отца и мать. Какого черта они приняли его сторону — не понимаю. Я и без этого был неплохим кинологом… — Ты был лучшим! — не выдержал Ник. Артур запнулся на полуслове, вроде бы собираясь поднять голову, чтобы взглянуть на Ника, но в последний момент передумал, и лишь легонько дернувшийся уголок рта указывал на то, что ему лестны слова Николаса и приятно, что несмотря на такой промежуток времени, который они не виделись, парень не утратил в него веру. — Потом он стал совсем невыносим… — продолжил Браун и скорбное выражение лица вернулось снова. — Пытался сделать мою жизнь в корпусе «веселой»: гонял по нарядам и патрулям, записывал на все ночные дежурства, поставил проверяющим у новобранцев. Вообщем, пытался взять измором. Но спустя неделю этого ада я перевелся на север, а бумаги о переводе подал сразу в штаб, где уже из канцелярии ему пришло уведомление, которое он не мог не подписать. Как же он злился… Мой знакомый сказал, что он цветочный горшок в стену запустил в ярости. Но я в то время был уже далеко, трясся в поезде по дороге в Норс Сити… — А разве на севере есть кинологический корпус? — задумался Ник. — Они ведь даже никогда не проводят испытания… И здесь тоже нет никого с севера… — Хех… есть, но не корпус, а просто отдел… — усмехнулся Артур и упёрся руками в бревно у себя за спиной, чтобы потянуть затекшую спину. — Честно говоря, я потом десять раз пожалел, что перевелся именно туда. Просто меня так достал мой «любимый» дядюшка, что я руководствовался мыслью «на край света от него сбежать». К тому же в соседних регионах он всё равно мог на меня подействовать. Руки то у него длинные… и друзей в правлении полно. А вот северные собачники… они… несколько обособленные. У них другая специфика работы и мне пришлось обучаться тому, что рядовой кинолог не знает. Например, работать с ездовыми собаками… — Вот ведь… никогда бы не подумал… — Морозы в Бриггсе свирепые и служебные собаки не могут нести там никакую службу. Да и редко выпадает возможность использовать их. Поэтому от большинства собак отказались. А вот северным вполне можно найти применение. В основном мне приходилось доставлять небольшие грузы в крепость Бриггс, когда метель засыпала единственную дорогу к ней. Ни с чем несравнимые ощущения, скажу я тебе… Но все-таки такое тоже мне пришлось ни по вкусу и через три месяца, решив, что дядя успокоился, я сделал ещё один перевод на запад. И уже когда вернулся узнал, что Ульрих занял место Астора. Если бы я только знал, что дяде посадить на своё место родную кровь важнее здравого смысла — плевал бы я на принципы и согласился. Но Ульрих… Он до этого служил в Штабе, младшим лейтенантом. Про него вообще мало кто знал, да и я видел его очень редко. Не сказать чтобы мы были большими друзьями, поскольку отношение к службе у нас было разное. Должно быть Астор в состоянии аффекта перевел его в корпус. Кому подгадить только хотел — непонятно… — И… ты стал капитаном, чтобы… — Подвинуть его, — кивнул Артур. — Страшно подумать, что будет с корпусом при нём… Сейчас всё только на тебе и держится. И Ульрих прекрасно это знает и злится ещё больше поскольку именно ты — кто спасает его задницу ещё и мой ученик. Он ведь прознал про мои планы. Вот и бесится. Поэтому, по сути, по шапке ты получаешь только из-за меня. Прости за это… Ник с восхищением посмотрел на Артура, задумчиво уставившегося в землю. Он был всего на три года старше самого Николаса, но парню казалось, что за то время, что они не виделись, он стал намного серьёзнее и взрослее. Раньше это был немного безрассудный и смелый молодой человек. А теперь он уже не преследовал свои цели, стараясь сделать что-то большее, о чём раньше и не думал. Такое откровение потрясло Элрика. А что если бы это и правда было так? Если бы Артур однажды стал руководителем? Тогда всё бы было по-другому и корпус стал бы самым лучшим в стране по заслугам не принадлежащих только Нику. Не было бы глупых поручений, игр в молчанку и недоговоров. Это было бы просто здорово! О большем и просить нельзя. Однако эйфория от секундной мечты быстро прошла и уступила место реальности. Как бы хорошо это не звучало, как бы сильно Артур не старался и насколько бы благородной не была его цель, на пути к ней его ждало множество препятствий. Его кандидатура была бы намного удачнее чем любой, кого бы Ник мог представить на этом месте. Но вот только… — А разве это возможно? — с сомнением обратился к нему Ник — Я не сомневаюсь в тебе, но разве Ульрих так просто пойдёт на это? Пусть всего лишь в кинологическом корпусе, но он большая шишка сейчас, а так — снова станет мелкой сошкой. Ума у него ни грамма, конечно, но до этого и он способен додуматься. — Он всегда старался взять больше, чем может унести… — ответил Артур. — Что в детстве, что сейчас. Совсем не изменился. Но мы с ним уже не в игрушки играем. На кону кое что поважнее. А если так пойдёт и дальше — хорошие люди начнут покидать корпус. Им на смену придут плохие. И… мне жаль собак, с которыми будут работать недобросовестные люди. Они-то точно ни в чём не виноваты. А если так произойдёт — даже тебе будет не по силам тащить весь корпус. Ты и не должен этого делать. Ты лучший, но это не значит, что ты кому-то обязан. Этого ты добился сам и как распоряжаться своими умениями — только твой выбор. Ульрих не стоит твоей защиты. — Я вовсе и не защищаю его! — вспыхнул Ник, нахмурившись, покосился на Брауна. — С чего ты взял, что я… — Да-да, я знаю, — остановил его Артур. — Не так выразился. Я хотел сказать, что он сейчас держится там только из-за происхождения и заслуг Шемрока. Даже Астор, старый идиот, это понимает… — Ты говорил с ним? — удивился Элрик. — И как он мог допустить до власти такого черта? — Какой никакой — но он его сын, — пожал плечами капитан. — Любой родитель будет отстаивать своего ребёнка, несмотря ни на что. Но даже ясно, что он натворил. Он ведь не может просто взять его за шиворот и отволочь сына обратно в Штаб, совесть не позволит… Однако Астор сказал, чтобы исправить свою ошибку, если у меня получится кинуть претензию на кресло управляющего — он поддержит меня через чужие руки. Но пока об этом еще рано. Пусть я даже сейчас старше Ульриха по званию, нужно прослужить на одном месте дольше года чтобы заработать хорошую репутацию, прежде чем соваться в подобное. Да, и сейчас можно было бы попробовать, но я не хочу рисковать. Попытка будет только одна. Поэтому… — он посмотрел на Ника. — Потерпи ещё немного. Я всё же верю, что у меня все получится. Сможешь ещё год продержать корпус на себе? — Хочешь попросить ещё немного поскакать на задних лапках перед Ульрихом? — спросил Ник, ухмыльнувшись. — Да пожалуйста! Ради такого можно и потерпеть. Только обещай мне что ты непременно своего добьешься. От этой сволочи уже житья нет и пусть он и твой брат я не могу его по-другому назвать. — Ничего страшного, — засмеялся Артур. — Грэг его и похуже назвал, когда я рассказал ему план своих действий. Ник снова застыл. Это имя из уст Артура он уже слышал раньше. И хоть обстоятельства изменились, подумал он именно о том человеке, о котором больше и не надеялся услышать. — Я решил вернуться в Каумафи и обосноваться там на какое-то время, — ответил капитан на немой вопрос в глазах Николаса. — Даже там наслышаны о твоих успехах, а Вольфберг только и делает, что хвастается тем, что Шемрок появился в стенах его питомника. — Это… здорово, — наконец прийдя в себя, улыбнулся Ник. Воспоминания снова нахлынули на него, возвращая к тем далеким временам, когда он работал в питомнике, где познакомился с людьми, определившими его будущее. Если бы не майор Вольфберг — Шемрока бы не было в живых. Если бы не Клэр — кто знает, что бы случилось с его рукой. Ему бы хотелось увидеть их всех ещё раз. Интересно, сильно ли они изменились? Боится ли Грэг так же собак? И самое главное… — Как там Берсек? Наверное уже дряхлый старик. Его ведь не отправили на охрану? Когда я уходил, майор обещал мне, что он останется в питомнике и обещал постараться найти для него кинолога, который как и мы, сможет с ним совладать. Каким бы свирепым не был огромный чёрный овчар, и даже несмотря на укус, след от которого останется у Николаса на всю жизнь, парень любил эту собаку всем сердцем, видя в нём не опасного агрессивного пса, а верного друга, которому пришлось через многое пройти, что пошатнуло его веру в людей. Он на своём примере доказал, что к любому животному можно найти свой подход и в руках опытного кинолога лютый зверь становится покладистым и послушным. Сомнений в обещании майора не было, но всё же, ему хотелось услышать это от Артура. Но стоило ему посмотреть на друга, как улыбка слетела с лица Элрика и без слов он понял, что случилось, а на душу словно свалился огромный тяжелый камень, а сердце сжалось от тоски. Неужели он был настолько старым? — Он умер полгода назад… — с трудом выдавил из себя Артур. — У него начались проблемы с суставами. Его ведь никто не выводил на прогулку. Клэр сказала, после того, как ты ушел, он вовсе начал сходить с ума: бросался на решетку даже, когда кто-то всего лишь проходил мимо, грыз её, все зубы себе сточил. А потом перестал подниматься и когда прекратил есть — Клэр прекратила его мучения… Хороший был пес… Таких больше нет… Вот почему я так обрадовался, когда увидел Шемрока. Он один в один Берк, только белый… — он вздохнул. — Знаешь, я какое-то время даже старался найти кого-то из его щенков. Если уж не служить с ними, то просто увидеть. Но большинство корпусов получая щенков, обычно перебивают его номер, и отследить их можно только по клейму, да и то не всегда указывают. Поэтому, Шемрок единственный, кого я знаю… — он помолчал и посмотрел на небо. — Кинологи — странные люди, Ник. Мы знаем, что нас ждёт, готовимся к этому, но что бы ни случилось, какой бы стойкостью мы не обладали, наши четвероногие напарники всегда уходят раньше. «Это не собака — это оружие», — повторил он фразу, которую так старательно вдалбливают в головы всем новобранцам. — Чушь! Покажи мне хоть одного кинолога который не помнил до мелочей каждую шерстинку на шкуре своих собак, которых навсегда отпустил, — он усмехнулся горькой усмешкой. — И ведь мы повторяем эти ошибки. Раз за разом, снова и снова, уже заранее зная, что произойдёт спустя несколько лет. Знаем, но продолжаем… — Если не мы — то кто? — участливо поддержал Ник капитана, понимая его боль, пусть даже не сталкивался с ней лично, но Берсек был отчасти и его псом и новость о его смерти не могла не ранить его сердце. «Собаки оставляют нас только когда умирают» Николас хорошо запомнил эту фразу. Свою собственную, сказанную когда-то очень давно отцу. Тогда он сказал её несмышлёным ребенком, просто выразив чувства, которые испытывал, но чтобы понять истинное значение этих слов понадобилось время. Когда-нибудь он тоже пройдёт через это. Никто не сможет ничего изменить. — Я рад, что Шемрок пошел по его стопам… В хорошем смысле… — проговорил Артур, немного успокоившись. Хоть он не позволил себе показать слабость, но Ник всё равно заметил, как заблестели его глаза, от сдерживаемых слёз, и даже если бы он их не сдержал — Ник бы ни за что не стал бы его порицать. Не все люди способны понять, но для них собака, с которой они, пусть и не на всю жизнь, но связывали свою судьбу — навсегда оставляла в сердце след своих лап. Он тоже сдержался, но грусть сдавливала сердце. Артур был прав. К такому нельзя подготовиться. — Берк когда-то тоже был звездой Централа, — сказал Браун. — Так же как и Шемрок, он всегда был в первых рядах. Но судьба у него была трудная. Хорошо, что его сын с таким не столкнётся и у него на всю жизнь останется один хозяин. Хотелось бы, чтобы такая практика стала повсеместной… Сколько бы собак и кинологов стали бы счастливы… Но армия, это армия… И все же, мечтать нам никто не запрещал. Хорошо, что я не видел, как он… я бы не смог на это смотреть… — Ты перевелся в Каумафи уже после? — спросил Николас, стараясь перевести тему, но просто не знал, что может отвлечь от подобного разговора. — Да… через неделю после того, как… Черт, я всё не могу отделаться от мысли, что он меня ждал… — Ты бы все равно ничего не смог бы сделать, если он болел… — положив руку на плечо Артура сказал Ник, стараясь не моргать, чтобы предательская слеза не вырвалась наружу. — Если он мучился… может, так даже лучше. Тебе бы было в разы хуже, если бы ты увидел его… Артур отвернулся от него, все же украдкой утерев слезу. — Наверное… Но всё же чувствую себя предателем. Сначала оставил его одного, а потом… Но я правда не хотел бы, чтобы он мучился… Ник убрал свою руку, видя, что ему стало лучше. В этой беде они были вместе и, пожалуй, только с ним Артур мог поговорить об этом. И представить трудно, сколько времени ему пришлось переживать в одиночку. Ему даже не пришлось говорить об этом, чтобы и так все стало ясно. Кому как ни Элрику было знать о том, как сильно Артур любил Берсека? И, подумав об этом и вспомнив рассказ Брауна, Нику показалось, что он может хотя бы немного взбодрить своего друга. А точнее познакомить его кое с кем. Ведь Шемрок был не единственным потомком Берсека в лагере. Всё остальное может подождать. У них ещё будет много времени чтобы всё обсудить. *** Ричард медленно открыл глаза. Он уже давно проснулся, понимая, где находится, ощущая под рукой мягкую, прохладную ткань, но ему до последнего казалось, что даже если у него получится разомкнуть веки — ничего не изменится. Сон, этот тягучий, бесконечный сон никогда не закончится. На этот раз в нём не было ни Орфа, ни Сумрачного леса. Вообще ничего. Только пустая тьма, непроглядная, как самая беззвёздная ночь. В этом темном кошмаре он лежал ничком на земле и всё что мог понять — он опять стал собакой. Когтистые лапы скребли по твёрдой, каменистой почве, он слышал, как они царапают землю, стараясь впиться в неё и найти хоть какую-то опору, чтобы подняться, но когда это наконец удалось и пёс смог пошевелить плечами, то услышал как лягнули тяжелые железные цепи. Тяжесть, которую испытывал Ричард, появилась именно из-за них. Парень чувствовал, как перекатываются по спине прочные стальные звенья, даже через шкуру ощущая их холод и тупую боль, когда при очередном движении, они сильнее давили на тело. Сначала он не совсем понял, что это не какие-то галлюцинации, вызванные его состоянием, близким, как казалось, к смерти. Ричард даже не помнил момент того, как он провалился в сон. Но казалось, что на последних секундах угасающего сознания в измученном, разрывающегося от напряжения, разуме, он видел красные глаза Орфа и ощущал его смрадное дыхание где-то совсем близко. Может быть, он даже был тут, но сколько бы он не вслушивался — так ничего и не заметил. Его окружала не только непроглядная тьма, но и мёртвая тишина, такая, что собственное дыхание становилось настолько громким, что резало слух. Всё ещё с затуманенным разумом, но уже готовый ответить на вызов, Ричард щёлкнул зубами и зарычал, угрожая невидимому врагу. Пусть покажется, если он правда здесь. Пусть выйдет из тьмы. Стоит ему разозлиться, как он порвёт эти цепи, взявшиеся из ниоткуда. В груди всё клокотало от ярости и неудержимой злости не дающей в полной мере понять, что сейчас он беспомощен, как никогда. Пёс начал часто дышать, с каждым глотком воздуха накапливая силы, импульсом пробегавшие по мышцам. Собака постаралась сделать попытку приподняться на всех четырех лапах, но тело не оторвалось от земли и на сантиметр и, встретив противодействие натянувшихся лязгающих цепей, Ричард наконец-то полностью пришёл в себя. Если так можно было назвать окончательное осознание того, что он вновь очутился во сне в собачьем образе. Только теперь всё было совсем по-другому. Его шею непривычно сдавливало что-то жесткое и грубое, так же мешающее ему повернуть голову, у которой, казалось, могла быть хоть какая-то свобода движения. Не сдаваясь, пёс начал скрести задним лапами, стараясь хотя бы перевернуться на бок, чтобы ослабить натяжение пленяющих его оков, но стоило ему вытянуть заднюю левую лапу как тут же, словно толстый железный змей, цепь обмотанная несколькими витками за скакательный сустав натянулась так сильно, что Ричард рыкнул от неожиданности и боли, когда звенья, наползая друг на друга сжали бедренную кость сверху и таранную кость снизу, от чего сустав едва не вывернулся наружу. Рефлекторно, собака отдернула лапу и тяжело поводила головой, прижатой к земле. Эти цепи, судя по ощущениям, оплетали его тело, а все четыре лапы, как он выяснил позже и вовсе были взяты в захват, словно кандалами. Как это могло произойти? Никогда раньше во снах с ним не случалось подобного. Злоба переросла в настоящую ярость. Он задрожал от негодования и оскалившись, утробно рыча, начал извиваться насколько только мог. С каждым рывком звенья с оглушительным лязгом впивались в его плечи, спину, лапы и шею, но боль только разозлила Ричарда ещё больше и извернувшись всем телом, дотянувшись до одной из цепей, найдя её по звуку, он что есть мочи вгрызся в железо зубами. Клыки пронзило болью, прокатившейся по всему телу, когда зубы со скрипом мертвой хваткой сомкнулись на цепи. Будь в здравом рассудке, не тронутым гневом, понял бы, насколько эта затея глупая, но Ричард как обезумевший с пеной у пасти, начал грызть её, рыча и огрызаясь. Сталь не поддавалась, из разодранной пасти полилась кровь, превратившись вместе со слюной в спившуюся красную пену, капающую из пасти. От неё звенья цепи начали скользить в зубах, и удержать их становилось всё труднее, но пёс не выпускал их из пасти, начал тянуть на себя. Где-то здесь… Они были прибиты к земле где-то здесь, и если он не может порвать их — то должен вырвать с корнем. Казалось, в этой мгле даже само понятие времени отсутствовало. Пес, задыхаясь от нехватки воздуха, перебирал зубами одно звено за другим, но все было напрасно. В ушах звенело от шума крови. От слюны земля под ним стала мокрой и вязкой. Мотая головой, в отчаянных попытках вырваться, его чёрную жёсткую шерсть облепили комья грязи. Иногда, ненадолго, он останавливался, стараясь отдышаться, но почти сразу же снова бросался на цепь, стараясь вместе с тем подняться, но похоже, его сил было недостаточно, чтобы вырваться. Он даже снова постарался привстать, дергая опутанную цепью лапу, но не видя, каким образом затянуты его оковы, очень скоро, выбившись из сил понял, что только запутался в них ещё больше, в ярости не замечая, как уже сам застрял передней левой лапой в ещё одной петле, сдавивший запястье и потому, когда он опёрся на неё, вместе с тем что подтянул к себе и пленённую заднюю, рухнул обратно на землю, всё ещё приподнимаясь от неё не больше, чем на несколько сантиметров. Пёс начал тянуться к передней лапе, понимая, что без опоры на лапы шансов вырваться не будет совсем, но шея, перетянутая сразу несколькими витками, не поворачивалась, душа его. Тут уж Ричард испугался ни на шутку и потянулся назад, но петля затянулась ещё туже, сдавливая горло, так, как будто кто-то в темноте тянул за оба конца цепи. Ричард оскалился, стараясь снова разглядеть во тьме кого-то, но пусть его глаза и были открыты, он не видел ничего. Закрой он глаза — ничего бы не изменилось. Или, может, он ослеп? Собачье тело, избитое цепью в нескончаемых попытках выбраться болело и ныло в местах, где звенья врезались в кожу особенно сильно. Постепенно рывки Ричарда становились всё слабее, пока наконец-то он перестал сопротивляться, до последнего сжимая в зубах окровавленную цепь, тяжело хрипя, едва продавливая воздух через пережатую трахею, медленно, со свистом вдыхая, ожидая, что каждый такой вдох может стать последним. А потом всё закончилось и открыв глаза, боясь ничего не увидеть, парень понял, что сон закончился. Черная тьма перед ним заменилась белым, высоким потолком. Ричард судорожно сделал вдох полной грудью, с облегчением выдыхая, и закрывая глаза. Теперь его, похоже, ничего не сдерживало. Медленно, он поднёс руку к шее, проводя по ней. Там, где должна была быть цепь уже ничего не было. «Ну и сон…» Парень тяжело вздохнул, положив локоть на глаза, ощущая что весь лоб покрыт холодным потом и стёр его снова посмотрев на потолок. Как же всё-таки прекрасен белый цвет… После того, что ему пришлось пережить, он был даже слишком ярким и парень зажмурился, тяжело переваливаясь со спины на бок, поморщившись от сдавленной боли в спине. Пусть сны и были всего лишь снами, но порой было больно так же как и наяву. Поэтому после очередной битвы с Орфом, когда тот практически разорвал его на части, Ричард так испугался, придя в себя. Но в этот раз адским псом даже и не пахло и полночное сновидение можно было вполне принять за самое обычное. Но вот только обычные сны Ричарду не снились уже очень давно. С тех самых пор, как он примерил на себя чёрную псиную шкуру. После этого всё, что ему снилось — только сумрачный лес, и монстр, воплощением которого он стал. Длинные перерывы между ними — просто тьма и больше ничего. Мустанг просто закрывал глаза и открывал из на следующее утро. И, привыкнув к этому, молодой человек перестал видеть в снах что-то хорошее, каждую ночь готовясь ко сну, как к очередной битве, ни на секунду не забывая, кто он такой. Но в этот раз он не был готов, став беспомощным и не имея никакой возможности хоть как-то повлиять на ситуацию. Что всё это было? Новые проделки Орфа? Неужели он пытается запугать его и сломить еще до того, как они сойдутся в новой битве? Видимо, той разгромной победы, которую он одержал над ним, адской псине было мало. Получается и такие фокусы ему по плечу… Кто знает, на что он ещё способен. Хотя Ричард уже чётко представлял, что именно Орф и является конструктором кошмаров от начала и до конца, строя те декорации, которые выгодны ему, однако парень и предположить не мог, что за снами он может следить из-за кулис. Кто, как не он мог устроить все это? Эти цепи… они были словно натянуты кем-то и натягивались всё сильнее и сильнее, пока Ричарду не пришлось сдаться. Снова… Сколько бы попыток он не предпринял, как бы ни старался, что бы ни делал — Орф всегда был на шаг впереди. Он словно бы предугадывал каждое действие Ричарда, оборачивая малейший взмах хвоста против него. Но всё же, Ричард ещё держался, не собирался оставлять надежду на то, что однажды и от Орфа удача отвернётся. Только вот когда это произойдёт? Приподнявшись на руках, Ричард подтянулся к краю кровати и сел, с удивлением замечая, что он до сих пор в своей форме. И мало того — даже в сапогах. На несколько секунд он впал в оцепенение, не понимая, как это могло случиться и почему он заснул в верхней одежде? Растерянно смотря перед собой, офицер поднёс руку к воротнику, нащупав под ним зажим и успокоившись,сам не зная почему, нагнулся вперед, упираясь локтями в колени и запустив пальцы в волосы, понемногу начиная восстанавливать в памяти события прошлого дня. Дня? Сколько времени он пролежал здесь? Воспоминания вспыхивали в разуме одно за другим, сначала несвязные, потом уже соединяясь между собой, составляя полную картину, однако даже после этого легче Ричарду не стало и сдавленно со стоном выдохнув, он снова повалился на кровать, падая на спину, раскидывая руки в сторону. Матрас несильно подпрыгнул и когда его тело перестало колебаться, парень, открыл глаза. Только что его сознание целиком и полностью занимал Орф, но теперь псу из преисподней пришлось подвинуться, поскольку воспоминания, касающиеся вчерашнего (наверное, вчерашнего) дня, в отличии от призрачного образа двухголовой собаки, имели к реальности непосредственное отношение. «Зачем… черт побери, зачем она это сделала?..» — вопрошал он про себя потирая глаза пальцами. Вроде бы, после этого поцелуя, от которого, к слову он все еще ощущал слабое жжение на коже, чего физически просто быть не могло, она даже что-то говорила. Только вот Ричард никак не мог вспомнить, что. А вспомнить нужно было, иначе он так ни за что и не поймет, с чего вдруг их разговор закончился поцелуем. Его впервые в жизни поцеловала девушка. А он даже причину забыл… Военный ничего не понимал в том, чем руководствуются люди, совершая такие поступки, но на интуитивном уровне был уверен — что у каждого действия есть причины. Но все что худо-бедно восстановилось в памяти — это адские муки. Вот что невозможно было забыть. Хорошо, что это закончилось. У парня мурашки по спине пробежали, когда он вспомнил невыносимую боль в груди, от которой он начал задыхаться. Точно так же как задыхался в кошмаре, уже не веря в то, что сможет проснуться. Прежде парень никогда ничего подобного не испытывал, и потому, не знал как к этому относиться. Что, если всё повторится? Или, станет ещё хуже? Казалось, что весь вчерашний день кто-то выдрал из его жизни словно страницу, разорвал на кусочки и выбросил. А ему теперь приходилось собирать воедино обрывки, обнаруживая то там, то здесь недостающие клочки, без которых целостную картину уже не сложить. Если разобраться, то что он помнил? Что произошло до того, как его поглотила адская мука?.. «Я… проводил ее до дома…» — вспоминал Ричард про себя, стараясь вернуть разуму холодную сдержанность, в то время как эмоции, разигравшиеся накануне, мешали соображать — «Рассказал ей… почему не люблю свой день рождения… Что? Рассказал?!..» Ричард удивлённо моргнул. Это правда было, или это просто его галлюцинации? Не мог же он так сразу… Но понемногу его собственные слова эхом пронеслись в голове и, узнав их, парень поверил своим чувствам. Да, он правда рассказал, хотя ещё совсем недавно сам же уверял себя в том, что какие бы доверительные отношения между ними не были — он ни за что не расскажет девушке что-то настолько личное. Об этом даже семья не знала. И что дальше? Теперь осталось только выложить ей про Орфа с Цербером и всё — ниже падать уже некуда! И самое ужасное — он сделал это сам, по своей воле. Она даже не настаивала на этом. С каких пор он вдруг стал таким болтуном? Держать язык за зубами и думать прежде чем говоришь — вполне посильная задача для здравомыслящего человека. А значит, мыслил Ричард уже не так здраво, как думал. В тот момент… ему хотелось говорить и он говорил, совершенно не помня о своём обещании. Что ж. Теперь она знает о нём чуточку больше, и намного больше чем, кто бы то ни было. Ричард усмехнулся своей же глупости. А ведь ему казалось, что после того случая в конюшни, когда её слезы сломали его волю, заставляя руки опуститься — он будет лучше контролировать себя и больше не поддастся её влиянию. В итоге — всё вышло совсем наоборот. Боже, да он даже осознал это только сейчас, а не в сам момент ненужного откровения! С чего бы ей вообще интересоваться его прошлым и мотивами его поступков? Это касается только его. Однако теперь секрета больше не было, из-за чего Ричард ещё больше возненавидел себя. Что с ним стало? Теперь парень не мог доверять себе, действовал в разрез со своими убеждениями и даже не замечал, что творит. А теперь ещё и это… «Что со мной происходит?» Парень снова лёг на краю кровати, потерев рукой шею, затекшую после сна, как будто её и правда сдавливали цепями. Повернув её из стороны в сторону, возвращая подвижность мышцам, офицер поднялся, ощущая слабость, но на ногах все же удержался, хоть колени дрогнули, грозясь прогнуться в суставах. В горле першило, его мучила жажда, однако, даже она не могла заставить его так быстро покинуть комнату. Он всё ещё не вспомнил достаточного вещей, чтобы хоть немного успокоиться. Вопросов оставалось ещё много, но на большинство из них Ричард и не надеялся найти ответы. Черт побери эту Алори… Вечно вытворяет такое, от чего ему приходится копаться в себе. Может, и поцелуй был всего лишь воображением? Но Ричард сразу же мотнул головой, отвергая эту мысль. Нет. От простого воображения сердце бы так не болело. «Поцелуй…» Если это было именно то, о чём пишут в глупых художественных книгах, которые Ричард читал очень давно и только принуждаемой школьной программой, в старших классах, только собираясь перейти в военную академию, где про такие дурацкие книжонки, к счастью, приходилось забыть — то, что он испытывал на себе в корне разнилось с написанным. Молодой человек и не подозревал, что однажды с ним может случиться подобное, но теперь мог судить непредвзято. И мнение его было такого: ничего хорошего в этом нет. И все поэты и писатели — просто идиоты и мазохисты, если восхищаются подобным. Ничего, кроме мучения и боли он не почувствовал. Неужели люди настолько недалёкие, чтобы искать в этом акте вредительства что-то светлое и нежное? Больные глупцы… И вообще, раз это вызывает в людях такие ощущения, не стоит ли предупреждать о намерениях целенаправленно навредить прежде, чем без предупреждения, зная, чем всё может обернуться, причинять невыносимую боль? Интересно, она знала об этом? Намеренно совершила такой поступок или же не представляла, как он отреагирует? В конце концов, Ричард и сам не знал, чем всё обернётся. Почему-то ему не хотелось винить Алори в содеянном. Не было похоже, чтобы она желала навредить ему. Но всё равно… «Зачем?…» Виски пронзило спазмом, и не ожидая приступа боли, парень скривился, прижимая пальцы к правой стороне головы, где почувствовал пульсацию. Воздух в комнате был спертым и душным. Кислорода не хватало, но Ричарду было довольно и того, что на этот раз в комнате хотя бы не витает тяжелый запах серы и не менее неприятная вонь псины. Стоило ему обратить на это внимание, как дышать стало невыносимо и парень сделал несколько шагов, подходя к окну и отдёрнул шторы. В глаза ударил яркий свет и он зажмурился, припоминая, что такое же яркое солнце было, когда он вернулся домой. Неужели он провалялся без чувств целый день? Сегодня же выходной? Резко раскрыв глаза, только лишь представив, что он мог проспать впервые в жизни, офицер быстрым движением вытащил часы из кармана и откинул крышку. Несколько секунд Мустанг всматривался в стрелки, словно ожидая, что они не двинутся, но минутная тоненькая стрелочка отсчитала новую минуту как раз, когда он взглянул на циферблат. Тревога медленно улеглась в его душе. Не хватало ещё начать забывать о работе из-за идиотских переживаний. К великому счастью, если верить часам, сейчас был полдень, а значит, он действительно весь оставшийся вечер, а вслед за ним и ночь, провёл во сне. И проспал в общей сложности не меньше восемнадцати часов к ряду! При его обычной норме в шесть! Парень даже опешил, не сразу поверив в это наблюдение. Он в жизни столько не спал, даже когда день на работе выдавался слишком напряженным. И к тому же, если он спал так долго, тогда почему он совсем не чувствует себя отдохнувшим? Неужели всё это время он провёл в цепях? Словно отвечая на подозрения мышцы рёберной дуги слева болезненно дернулись в спазме. Парень задержал дыхание, ожидая когда он пройдет и выдохнул, спустя пару секунд. Все тело сводило. Скорее всего он даже не ворочался, пролежав всё это время в позе, в которой и заснул, повалившись на кровать. Офицер распахнул окно, жадно вдыхая свежий воздух, позволяя ему наполнить комнату, прогоняя вместе с тем и атмосферу чуждости и смятения, которая, казалось была осязаема даже кожей. Вдох. Второй. Третий. Он словно бы старался надышаться впрок, собираясь снова с головой окунуться в свои мысли, которые всё ещё мучали его. По правде говоря, мучали уже давно, но с каждым новым происшествием и событием в его жизни, всё становилось только хуже. Нельзя было допускать чтобы подобное повторилось. Он буквально выпал из жизни на целый день. Повезло, что сегодня у него выходной, а иначе он очень серьёзно отнёсся к своему собственному прогулу. Он должен быть сильнее. Кто знает, что еще может привести к такому состоянию. Ричард, глядя в распахнутое окно, с облегчением ощущая, как головная боль проходит, приложил ладонь к щеке. А вот жжение никуда так и не делось. «Вот уж действительно яд…» Он так и не вспомнил, какая фраза последовала после этого. А ведь именно она могла и объяснить поступок девушки. Как бы там ни было, сейчас он не сможет ни узнать сам, ни спросить у неё. Пусть её поступок доставил ему массу неудобств, к своему удивлению, Ричард не испытывал злобу или раздражение. Разве что на себя самого, хотя какое-то время назад был бы даже рад выставить её всему виной и спустить на девушку всех собак. Теперь же ни желания, ни причины для такого он больше не видел. Возможно, ему всё ещё было стыдно перед ней за своё поведение, но это чувство понемногу, но прошло, а то, что осталось… парень не мог как-то назвать это чувство. Снова пресловутая привычка? Шорох листов за спиной заставили его обернуться и он, вздохнув от досады, обнаружил валяющуюся у двери папку с бумагами. Точнее, без бумаг. Похоже, когда он уронил её на пол, едва успев запереть дверь на ключ, от удара, замок закрывающий железные скобы открылся и все бумаги высыпались на пол, а теперь, пролежав там всю ночь, подрагивали на ветру, как крылья бабочек, у которых всё никак не получалось взлететь. Чертыхнувшись, парень быстро подошёл к ним, склонился и быстро сгреб всё в кучу, сооружая стопку. Он ведь должен был ещё вчера занести этот отчет на работу! Удивительно, как он его не потерял. Ричард абсолютно забыл про него. Только бы ничего не потерять. Парень поднял папку и бумаги на стол и мастерски быстро сложил все листы в правильном порядке, попутно проверяя, всё ли на месте и, облегчённо вздохнув, вложил все листы обратно под скобы, защелкивая замок. Одной проблемой меньше. Интересно знать, о чем он ещё забыл? Такая встряска поставила его мысли на место и он перестроился на привычный рабочий лад, выбрасывая из головы всё, о чём думал только что. «Всё, хватит. Пора заняться делом. Хватит вести себя как ребёнок! Что бы это ни было — оно прошло. У меня нет времени на глупости» Вернувшись к кровати, парень одним движением сдернул измятую простыню, запачканную следами от обуви и сложил её, собираясь бросить в прачечную, ещё раз дивясь тому факту, что он действительно забрался в кровать, не сняв даже сапоги. Ева бы точно над этим посмеялась, если бы узнала. Хоть он и пролежал столько часов в форме, она ничуть не измялась, поскольку он, как и предполагал, судя по болезненности в мышцах, почти не двигался. И, поправив рукава и воротник, Ричард решил привести её в должный порядок вечером, перед очередным рабочим днём. А сейчас следовало привести в порядок самого себя. Взяв сложённое белье под мышку, он открыл дверь, повернув ключ в засове и ненадолго задержался на пороге. В такое время никого в доме быть не должно, но мать, имея более свободный график работы, в отличии от отца и самого Ричарда, могла остаться дома, решив, что с сыном что-то не так. Она всегда придавала большое значение вещам, которые парень считал несерьезными. В защиту этой теории можно было сказать, что, не явись на ужин да ещё закрыв дверь на ключ, он не мог не вызвать подозрений. Скорее всего или мама, или сестра пытались позвать его, может быть, даже стучались и дёргали ручку, но он совершенно не помнил никаких посторонних звуков. Прислушавшись к тишине, царившей за дверью, и удостоверившись, что дома и правда пусто, Ричард осторожно прикрыл за собой дверь и быстрым шагом проследовал в ванную комнату, где бросил простынь в корзину для грязного белья. Вечером её должны были забрать в стирку, а до этого момент к нему вряд ли кто притронется. Таким образом он сможет скрыть своё вчерашнее состояние. У матери явно появились бы вопросы, увидь она отпечаток армейских сапог на белой простыни… а Ричард даже и придумать бы не смог, что соврать. Его даже передернуло, стоило ему лишь представить себе эту сцену. За один день столько всего дурацкого натворить… когда только успел?.. Подойдя к раковине, парень умылся, надеясь, что хоть немного проснётся. Всё тело всё ещё болело, а звон в ушах мешал сосредоточиться на чём-либо. Ощущение было такое, что он проспал намного больше, чем день. Да и сами чувства отказывались воспринимать то, что пробуждение молодого человека пришлось на такой поздний для него час. Оттого всё вокруг и воспринималось по-другому. Даже утро выходного дня он начинал, проводив на работу членов семьи, в те редкие моменты, когда оставался дома, но чаще же, он работал даже в такие свободные дни, делая это по собственному желанию. Он и сейчас мог отправиться в Штаб, хотя бы для того, чтобы отнести бумаги. Так он и сделал бы, будь он прежним. Но Ричарду, впервые за все это время, не хотелось идти туда. Не хотелось даже идти, не то чтобы работать. Это была дикая непривычность для Мустанга-младшего, однако, он не стал пересиливать себя. Сейчас в этом не было необходимости. Несмотря на то, что такие ощущения не нравились ему, и даже немного пугали, он списал всё на усталость и полную разбитость после пережитого. Завтра всё обязательно наладиться и жизнь потечёт привычным курсом. Одна неприятность не могла выбить его из колеи надолго. Это не про него. Нет. Просто не нужно думать о сторонних вещах, только и всего. Смахнув ладонями воду, лейтенант посмотрел на себя в зеркало, отмечая некоторые изменения которым раньше он не придавал значения. Его волосы уже прилично отросли. Это подметил отец, ещё когда они устроили тот злосчастный поединок, в котором Рой, в шутку, отсек сыну одну прядь, со смехом советуя Ричарду посетить парикмахера. После этого, а ещё после того, как Алори заметила его отсеченную прядь, Ричард сам поправил дело, убрав семерично и вторую, чтобы разница в длине сильно не бросалась в глаза. Обычно он носил, не сказать чтобы короткую прическу, но сейчас, найдя время получше присмотреться к себе понял, что отец был прав. Но времени в ближайшее время на это не было и, решив напомнить себе об этом позже, он вытер лицо полотенцем и спустился на первый этаж. Пройдя по пустому коридору, где растягивался длинный светлый прямоугольник на полу, от большого окна в гостиной, парень заглянул сначала именно туда, просто чтобы удостовериться в своей правоте. Ева иногда пропускала занятия сдавая тот или иной зачёт, оставляя для себя немного больше свободного времени. Что сейчас ей помешало бы поступить по-другому? Но в комнате никого не оказалось. Часы на каминной полке монотонно тикали, разнося тихий звук по гостиной, но в тишине даже этот звук становился громким. На кофейном столике лежало несколько закрытых книг, которые оставила Ева. Ричард и не взглянул на них, прибывая в странном настроении и не менее странном состоянии, чтобы обращать внимание на подобное. Вернуть бы те дни, когда неряшливость сестры была единственной его проблемой. В кухне также оказалось безлюдно, и парень с жадностью осушил стакан холодной воды, заглушая жгучие ощущение жажды, после чего почувствовал себя лучше. Поставив стакан обратно на стол, он положил на него руки. Пусть он и был дома один, никакого успокоения это не приносило. Что тоже было странно, так же как нежелание идти на работу. Почему-то, абсолютно нормальные и привычные для молодого человека вещи — прекратили быть таковыми. Словно бы за одну ночь он стал другим человеком, лишившись сразу нескольких своих привычек и предпочтений, получив вместо них пустоту, которая так и требовала быть заполненной, создавая чувство незаконченности. Как будто ему сильно чего-то не хватало. Но он упорно не понимал чего… Свет падающий на него через окно, ослепил его так, что повернув голову к темному углу перед его глазами пустая стена ожила, пойдя волнами, но поморгав, парень вернул себе нормальное зрение. На первом этаже оказалось душно, почти так же как в его комнате и Ричард открыл окно и здесь, хотя бы на время, чтобы не ощущать себя так же, как и на верху. Выложенная на полотенце вымытая посуда указывала на то, что семья завтракала почти в полном составе. Следовало уже сейчас подумать о том, что Мустанг скажет им, оправдывая своё поведение, что сделать будет очень трудно. Ещё никогда он не был замечен в таком долгом сне, практически в летаргическом. Ричард сомневался, что Риза или Ева смогли бы его разбудить, оставь он дверь открытой. В таком случае, хорошо, что машинально, но всё же ключ в замке был повернут. Их причитания и сетования ничуть бы не упростили дело. Всеми силами нужно было продолжать держать своего адского питомца подальше от чужих глаз. Вспоминая о нём, Ричард нахмурился. Орф был там. Он видел его муки, но даже не старался помочь, или же напасть. Разве предоставилась возможность лучше? Он был беззащитен как младенец, не мог даже на лапы подняться, что уж говорить о какой-то обороне. Получается, Орф знал, что Ричард не умрет, а потому лишь злорадно наблюдал за его страданиями. Он все еще чего-то ждет. Должно быть, что он сдастся добровольно. Ведь прошлую битву парень проиграл, адский пес буквально разорвал его на части без особых усилий. Мустанг имел в своем распоряжении силу, имел какие-никакие навыки, но все равно не мог научиться правильно использовать её. Все стратегии провалились, ни одна даже близко не подходила для поединка с Орфом. Но даже после стольких поражений, офицер не мог отделаться от мысли, что он может одолеть его. Это не была пустая надежда или туманная вера в свои силы. Он чувствовал, что это ему по плечу и единственное, что ему не хватает — какого-то знания, чего-то важного, что пробудит в нем способность сражаться ничуть не хуже, чем Орф. А до тех пор искать повода еще одной встречи с демоном — ничто иное, как самоубийство. Ричард отлично помнил ужас, который он испытал, решив, что Орф больше не выпустит его из своего сна и оставить умирать там, за пределами реального мира. И только Алори, появившаяся из ниоткуда, помогла ему прийти в себя и найти выход. Сколько бы он не размышлял об этом, ничего дельного так и не придумал, а то, что с ним происходило в последние время только лишь мешало настроиться на правильную волну. Чтобы разобраться в этом нужно было вернуться к истокам, в которых и мог таиться ключ, так необходимый ему. И парень понемногу собирал крупицы своих воспоминаний, почти до конца воссоздав день, с которого всё началось, однако без особого успеха в продвижении на своем поприще. Если и этот след был ложный… Голова снова начинала болеть и Ричард, сдавленно проворчав какое-то ругательство, потер пальцами лоб. Сейчас он точно на мыслительный процесс не способен… Приоткрыв глаза, парень заметил на столе еще одну книгу и взял ее в руки. Ну конечно. И эта тоже принадлежала Еве. Неужели так сложно раскидывать их в одном месте? Или же, если и правда сложно, возвращать обратно после, того как они больше не нужны. Прихватив ее с собой, Ричард вернулся в гостиную, собрав и остальные книги, ставя их на каминную полку. Здесь они хотя бы не раздражали его хаотичным расположением по дому, и когда последняя книга была поставлена в ряд, он заметит тут ещё одну. Ту самую, что подарила ему Ева. Разве он не выбросил её? Во всяком случае собирался. Парень снял её с полки, повертев в руках, и посмотрел на пустой камин. Быть может сжечь ее дотла? Так, чтобы она в пепел рассыпалась. Ненависть к подарку сестры была так высока, что он всерьез подумывал уничтожить её. У него хватало проблем и без издевок сестры, так что избавиться от очередного подаренного в шутку предмета — не такая уж и плохая идея. Быть может и на душе полегчает, когда он будет смотреть на то, как чернеют страницы, охваченные огнем, как они отпадают, строчка за строчкой рассыпаясь в серый пепел. Никто бы даже не заметил, что это была не простая бумага для розжига, а ненавистная ему книга. Мысли об этом были заманчивы, но рука Ричарда не дрогнула. Нет. Пусть она и была ему, как кость поперёк горла, но всё же он относился к книгам бережно. Какими бы они ни были. Так его воспитали, и, подумав еще немного, он нашел способ как одновременно избавить дом от ее присутствия, но еще и получить пользу. В Центральной библиотеке хорошие книги всегда можно было обменять на что-то другое. Конечно выбор был невелик и вряд ли бы среди представленных томов Ричард нашел бы что нибудь по душе, однако, все же всегда существовала возможность отдать её безвозмездно. Кто знает, может кому нибудь она действительно понадобится. Решение было принято. К тому же это неплохая возможность немного проветриться. Пустой дом давил на него. Сегодня быть одному ему не было так комфортно как раньше. Поиск ключей много времени не занял. Пусть Ричард и не помнил этого, но все так же на автомате, они были оставлены им в коридоре. Хоть что-то в его привычках не изменилось… Офицер вышел наружу, закрыв за собой дверь, держа подмышкой ненавистную книгу и обернувшись лицом к улице снова был ослеплен солнечным светом. Погода стояла безоблачная, а ветерок, такой легкий, что почти неощутимый был теплый. В такие дни Ричард предпочитал не слоняться по улицам, поскольку любил погоду совсем противоположную, но сейчас ему необходимо было пройтись. Сидеть дома, загнанным в угол своими собственными мыслями больше не было сил. Возможно, после небольшой прогулки он сможет прийти в себя. Никто не должен заметить, что он уже совсем не такой, как был раньше. Теперь офицер и сам не знал, что с ним случилось и как теперь существовать со всеми проблемами, что навалились на него. Просто отмахнуться от них вряд ли получится. Хочет он того или нет, очень скоро ему придется решать, как действовать — оставить всё как есть или вернуться к тому, с чего он начал. Открыв глаза первое, что привлекло внимание молодого человека это какое-то голубое колебание, которое он уловил боковым зрением и повернув голову он увидел нечто прекрасное. Чего раньше не замечал. В голове пронеслись воспоминание о том, как мама что-то высаживала здесь, по левую сторону от каменной дорожке ведущей к воротам. После этого, он больше никогда не обращал внимание на постепенно пробивающиеся из земли ростки. Цветы его никогда не интересовали и он предпочитал не обращать на них внимание, зная только то, что для Ризы, это было своего рода хобби. С того момента прошло немало времени и, скорее всего, эти цветы распустилась уже давно, но парень, привычно не замечавший ничего вокруг, что, по его мнению, не имело большого значения, попросту и не подозревал об их существовании. Но они были, и совершенно безразличные к тому, знал о них кто-то или нет, покачивали своими соцветиями так, что казалось вот-вот можно будет услышать мелодичный звон. Ричард подошел ближе, останавливаясь рядом с клумбой, завороженно смотря на едва заметные движения цветов. Они словно кивали ему, приветствуя человека только-только узнавшего об их существовании здесь, совсем рядом с ним. День за днем они провожали его на работу и встречали его, безмолвно наблюдая за офицером, которому до них не было дела и теперь, наконец-то познакомившись с ним, они изо всех сил старались понравиться ему. Военный был не силён в ботанике, зная только какие-то самые простые цветы, да и то в большинстве те, которые можно было есть лошадям: клевер, люцерна, ромашка… но эти узнал просто интуитивно, просто по тому, что взглянув на них, увидел нечто совсем другое. «Совсем… как её глаза…» — совсем неожиданно подумал он. Этот небесно-голубой цвет вряд ли можно было с чем-то спутать и ассоциация, пришедшая ему на ум, была лишь одна. Он не произнёс этого вслух, но как будто услышав его, нежные цветочки закивали ещё сильнее, шелестя листочками на тоненьких стебельках. Шелест был похож на тихий шепот переговаривающихся между собой цветов. Рядом, по дороге, проехала машина и рев мотора заставил Ричарда прийти в себя и прервать этот гипнотическую связь. Он выпрямился, тряхнув головой. «Вот уж…чего только в голову не придет.» — подумал он, быстрым шагом удаляясь прочь. *** В будний день, чуть за полдень, в Центральной библиотеке всегда было малолюдно и, зайдя в здание, Ричард сразу отметил то, что столы для чтения с круглыми лампами на каждом из них были почти пусты. Только в конце зала у самой стены, у которой высились два длинных книжных шкафа, сидела какая-то старушка, переворачивая пожелтевшие страницы книги в чёрном переплете сухими, длинными пальцами. Она даже не обратила внимание на нового посетителя, медленно бегая глазами по строчкам, через стекла очков в тонкой, железной оправе. Воздух в помещении никогда не менялся. В нём чувствовалась свежая типографская краска от книг, недавно попавших сюда, но и они в скором времени приобретут присущий всем книгам сладковатый, ненавязчивый древесный запах. Ричарду всегда казалось, что именно так пахнет мудрость, которую можно познать в этих самых книгах. Окна, несмотря на жаркую погоду, почти все были закрыты, но издалека, все же чувствовался сквозняк, как если бы кто-то приоткрыл окно в самой дальней комнате просто по ошибке, забыв закрыть его. Шкафы с книгами встречали посетителей уже на входе: одни высокие, почти до самого потолка (без лестницы никак не обойтись), другие ниже, с закрытыми стеклом дверцами, или же без них. Какие-то тома лежали под стеклянными витринами, на красном бархате, предназначенные для созерцания, а не для чтения. Лампы по потолком светили ровным, белым светом, слишком бледным, чтобы под таким было удобно читать, из-за чего на столах и стояли лампы, свет от которых был мягким и приятным. Парень подошел к длинной лакированной деревянной стойке, за которой стоял библиотекарь — пожилой мужчина с седыми, зачесанными назад волосами, в очках-половинках, черном жакете, поверх белой рубашки, к которому была приколота брошь в форме раскрытой книги — эмблемой Центральной библиотеки. Рядом с ним на стойке стояли сложенные в стопку, возвращенные книги и старичок, ловко орудуя пальцами, несмотря на преклонный возраст, возвращал формуляры, стоящие в деревянном ящичке, на свои места, по одной снимая книги со стойки и складывая их на тележку, стоящую тут же, перед рабочим столом. Когда он закончит, помощник должен будет вернуть книги на полки. — Здравствуйте, — поприветствовал Ричарда старичек, оторвавшись от своего занятия. — Чем могу помочь, молодой человек? — Добрый день… — кивнул ему парень и протянул книгу. — Хочу обменять, если это возможно. Библиотекарь со знанием дела взял книгу в руки и, поправив очки, рассмотрел со всех сторон, выискивая царапины или потертости, потом провел рукой по обложке удостоверившись что позолоченные буквы на ней не рассыпятся и уже потом прочитал название и автора.  — Прекрасный экземпляр, — изрёк он свой вердикт. — Совсем новая. Даже не читали поди. В отдел психологии как раз давно не завозили ничего нового. Что ж… — он посмотрел на Ричарда. — Мы может её принять, но боюсь что наше собрание на обмен вряд ли вас заинтересует… Оно уже давно не пополнялось. Но все же взгляните, вдруг что придется по душе, — он указал Ричарду на книжный шкаф в конце стойки с выставлеными на нем книгами. — Если что-то приглянется — оформим обмен. — Можете оформлять уже сейчас, — ответил Ричард, подходя к шкафу. — Я не намерен оставлять ее себе. Старик кивнул и, достав из ящика стола, принялся заполнять бланк и приготовил печать. Ричард пробежал пальцем по корешкам книг. Ну конечно же… Один мусор: глупые женские романы, старые сборники с детскими сказками, несколько томов с оторванными корешками, из-за чего невозможно было понять, что это, целая полка старомодных хрестоматий со стихами заграничных авторов. Такое могло понравиться Еве, ну уж точно не ему. Также он отыскал здесь даже справочник по выращиванию огурцов и даже определитель диких птиц. Хуже и не бывает. Должно быть ему и правда ничего из это не может подойти, и уже когда парень собирался отойти, он увидел лежащую поверх книг тонкую, но достаточно широкую книгу. Что-то вроде сборника карт или что-то в этом роде. Ричард взял его в руки и перелистнул несколько надорванных страниц, останавливаясь, чтобы рассмотреть изображение на них, а вместе с тем почувствовав какое-то странное колебание в груди, словно от волнения, хоть внешне он оставался абсолютно спокоен. Нельзя сказать, чтобы эта старая книжечка интересовала его, но определенно, она была ему нужна. Но зачем — парень не знал. — Я возьму это… — сказал он, продолжая вглядываться в страницы. Библиотекарь подошёл к нему, перегнувшись через стойку, чтобы посмотреть, что же выбрал военный и удивленно заморгал, непонимающе смотря на парня. — Это? Сэр, вы уверены?