Life Time 3

До лагеря и Ник и Артур шли молча. Им следовало показаться на глаза остальным, делая вид, что ничего не произошло. Несколько раз Элрик покосился на Брауна, который потирал ушибленную челюсть, но и звука не издал, хоть и морщился от боли. Николас не рассчитал своей силы, поскольку применял её очень редко и теперь боялся, как бы он не сломал наставнику нижнюю челюсть, но успокоил себя тем, что будь это так — Артур не смог бы говорить. Хотя, конечно, синяк должен остаться. Злоба в душе улеглась и парню стало совестно за свой поступок, даже на фоне того, что он считал такое наказание заслуженным. Артур — далеко не глупый человек и при желании мог бы испытать Шемрока один на один, не прикрываясь испытанием. Но почему-то всё равно на душе было как-то нехорошо. Однако, уже ничего нельзя было исправить. Не думал о нём — мог бы хотя бы о себе подумать. Ник не считал что Артур ничем не рисковал. Если это первая его работа в роли руководителя, стоило приберечь своё любопытство для подходящего случая. Или он что, боялся что судьба сведёт их не так скоро? Вопросов оставалось ещё много, но ни задавать, ни тем более разговаривать с ним, парню не хотелось. Во всяком случае не сейчас и уж тем более не возвращаться больше к этой теме. Будет лучше, если каждый просто забудет о том, что произошло. Ведь так или иначе, даже ценой травмы, Браун получил что хотел, а раз так — жаловаться не должен. Теперь можно было не беспокоиться, что на следующих испытаниях Брауна черт дернет сделать-что-то еще. Раз он обещал — то своё слово не нарушит, как бы не хотел удовлетворить свой интерес. Капитан брел рядом с ним, пробираясь через высокую траву, всё дальше отдаляясь от руин, которые вновь остались пустыми. И все же идти обратно было уже куда легче. Большая группа людей и собаки протоптали в зарослях, пусть и не очень широкую, тропинку, обегающую ямы в земле. Едва они только достигли червой черты лагеря, сразу за стоянкой грузовых машин, как молча разошлись в разные стороны: Артур направился к «штабу», а Ник — к собачьим клеткам, стараясь никому не показываться на глаза, специально обходя палатки стороной, находясь не в самом лучшем расположении духа, чтобы с кем-то болтать. Тем более с наблюдателями, которые считали, что все произошедшее на площадке — чётко обговорённый план и расхваленный везде где только можно, Шемрок — просто не мог показать иного. «Огромное спасибо, Арт», — мысленно выругался Ник. — «Я всеми силами пытался выглядеть в глазах общественности самым обыкновенным, а вместо этого опять поползут слухи…» И судя по тому, как им аплодировали — кинологи ещё и приукрасят увиденное. А ему уже начинало казаться, что ещё немного — и его станут принимать, как одного из них, а не титуловать «лучшим». Похоже, теперь у него не получится исправить эту ситуацию. Слишком мало времени остается. Да и будет ли ещё достаточно испытаний, чтобы заставить пусть даже немного, но затмить воспоминание кинологов о Бахе и Шемроке. Нет уж… И надеяться не стоит. Задержание фигуранта и канвой — всегда очень зрелищное выступление, а что-то подсказывало ему, что теперь овчарок заставят что-то искать, а это уже не настолько интересно и за этим скучно следить. А ведь ему уже начинало здесь нравиться когда он решил, что справляется со своей задачей. Пожалуй, стоило переговорить с этим Бахом, удостовериться, что с ним всё в порядке. У Ника не было возможности как следует оценить тяжесть нанесенной Шемом травмы, да и вообще, была ли она. Он стоял слишком далеко, чтобы заметить, а когда кинолог ушёл — слишком потрясен произошедшим. Пёс никогда не ранил фигурантов, не выходил за рамки дозволенного. Хотелось, чтобы его репутация оставалась такой же чистой. А ещё, Ник не поверил Артуру, когда тот сказал, что кинолог ничуть не возражал против такой проверки. Ему ли не знать, какое это удовольствие — получить укус служебной собаки. Силу челюстей Шемрок унаследовал от отца и потому Нику даже было страшно представить, что могла сотворить взбешенная овчарка. Подумав об этом, парень остановился, осматриваясь. Где же может быть этот Бах? Он же не будет заглядывать в палатку? Не хватало ещё, чтобы к нему прицепился кто-то из наблюдателей. Об идиотском плане Артура никто не должен был узнать. Это грозило огромными проблемами. В первую очередь для самого Брауна. Элрику мало верилось в то, что он обдумал хоть какой-то план на случай, если что-то пойдет не так. Придётся самому убедиться в том, что никакой опасности нет. «Было же всё в порядке… Черт, почему хоть один раз всё не может просто идти как по маслу?..» — мыслено вопросил он, закатив глаза и поспешил на поиски Фалко. Логично предположить, что после работы молодые люди собирались, как и приказал Артур, отдыхать оставшееся свободное время. Скорее всего, так они и сделали, а это значит, что Бах может быть где угодно. Но в центре лагеря, как раз там, где был общий сбор, кинолога не оказалось. Несколько человек, усевшись прямо на траве, о чём-то громко разговаривали, должно быть делясь впечатлениями. Среди них Николас заметил Сеппа и поспешил скрыться за ближайшей палаткой, дабы тот его не увидел. Паренёк точно прицепился бы к нему с расспросами, а Нику сейчас было совсем не до них. Он находился в очень паршивом настроении, и сымитировать дружелюбие сейчас вряд ли бы смог, а обижать своим равнодушием такого славного человека вовсе не хотелось. Быть может потом, когда всё утрясется он перестанет прятаться от Барка. А пока — нужно продолжать поиски. Такого крупного парня было бы трудно не заметить, но как назло, он не попадался на глаза Нику. Он подумывал, что Бах возможно выгуливал свою собаку. В отличии от остальных, фоксы, принадлежащие восточному корпусу и лабрадоры, закреплённые за западным так и не прошли ни одного испытания и большую часть времени проводили в клетках. На поляне, где выстроились ряды вольеров сновали несколько человек, переходя от одной клетки к другой. Николас присмотрелся и сразу приметил серебряный хвостик Джима, который что-то делал перед клеткой Шемрока. Должно быть, принес ему корм. К ним Ник тоже не стал приближаться. Разговор с Мейлоном займёт много времени, за который Бах может примкнуть к своей компании — и тогда ничего узнать не получится. Жаль, он не успел выведать, какая именно собака принадлежит Фалко. Трое из шести фокстерьеров оставались на местах, громко лая на людей, проходящих мимо. Ещё три клетки пустовали. «Значит, мог уйти с собакой… Но куда?..» Николас ещё раз огляделся. Не так много мест, где можно выгулять небольшого, подвижного фокстерьера. Особенно если учесть, что спускать животных с поводка было запрещено. Не зная, где его искать, парень побрёл куда глаза глядят, в надежде наткнуться на кинолога. И наткнулся. Только совсем не на тех. Пока он скрывался в тени от палатки западников, мимо прошли двое парней, ведущие на поводках лабрадоров: чёрного и палевого, возвращаясь обратно к вольерам. Гладкошерстные собаки щурились от яркого солнца, громко и тяжело дыша. Потом он увидел ещё одного приятеля Сеппа, вроде как его звали Руперт. Он стоял недалеко от бревенчатой избушке а вокруг него, заставляя парня перешагивать через поводок, носился, размахивая длинными ушами, черно-подпалый кокер-спаниель. Раздосадованный, Ник обогнул постройку всё по той же причине не подходя близко к восточнику и двинулся дальше, теперь держа курс на кухню. Но и там никого не было. Парень остановился и почесал затылок. Людей, казалось не так много, да и поляна с лагерем довольно открытая, неужели найти такого великана будет сложно? Вокруг вообще никого не было. Словно все разом собрались в один момент и куда-то ушли. Конечно, кто-то выгуливал собак, кто-то отдыхал в палатках, кто-то просто мог бродить по округе. Никто не запрещал. Нервно постучав носком правого сапога по земле, размышляя, а потом, подошёл к дальней стене кухни, осторожно подтянувшись на руках, забрался на дровницу и запрыгнул на крышу, чтобы оглядеться получше. Может быть он сидит где-то рядом, но Ник просто проходил мимо не замечая? Но и так ему не удалось вычислить местоположение Фалко и ни с чем, Николас спрыгнул на землю, снова пускаясь в безрезультатные поиск. Не в лесу же его искать? Раз он шатается где-то в округе — стало быть с ним всё хорошо и Нику незачем переживать за него. Пока они с Артуром выясняли в отношения в руинах, прошло никак не меньше получаса, а за это время Бах мог уйти далеко. В пользу мнения о то, что кинолог, как и уверял Браун, ничуть не пострадал, говорило и то, что скорее всего, случись что-то нехорошее, лагерь бы точно отреагировал на происшествие. Но обстановка оставалась тихой и умиротворенной. Николасу самому становилось как-то не по себе оттого что тревога не отпускала, когда кругом царила безмятежность и спокойствие. Возможно, так оно и было и ему и правда стоило успокоиться и забыть об этом, но в сознании всплывали образы разъяренного Шемрока, терзающего рукав лежащего на полу кинолога и его вскрик, когда зубы пса оказались в опасной близости от незащищенного участка тела… Ник потряс головой. Нет, нужно узнать и убедиться. Это конечно все еще остается виной Артура, но Шемрок — его пес и он тоже несет за него ответственность. Поэтому просто не сможет успокоиться, зная, что собака пусть и ненароком, но ранила фигуранта. Действительно ли он отнесётся к такому беззаботно? Маловероятно… Может, стоило спросить Джима? Он всегда в курсе всего и он сам видел, что случилось и в отличии от остальных кинологов, Джим и остальные друзья Ника знали, что все пошло совсем не по плану. Наверняка ишварит сам уже выведал, как обстоят дела. Нужно было с самого начала подойти к нему, но Элрику, почему-то, и в голову не пришла такая мысль. Но такой человек, как Джим ни за что не выложит все как есть, пока Ник не расскажет о чём разговаривал с Брауном. Что ж… придется сдаваться. Иного пути не оставалось. Не искать же Баха по лесу. Пёс знает, куда он мог уйти… Вздохнув, парень развернулся, решив вернуться к вольерам в надежде, что красноглазый всё ещё там. Если ещё и его придётся искать по всему лагерю — будет очень обидно. Проходя мимо кухни и заворачивая за угол, Ник поднял глаза от земли и увидел, как ему навстречу, выскочив из-за палатки, семенит курчавый, трехцветный фокс с длинной жесткой бородой и треугольными, полувисячими ушами. Собака явно куда-то спешила, упорно натягивая поводок, уходящий за палатку, где очевидно находился кинолог. Ник остановился, чтобы уступить дорогу этим двоим, продолжая думать о своем, но вмиг потерял нить раздумий, когда вслед за собакой показался объект его поиска. Крупный молодой человек и небольшая, компактная собачка смотрелись нелепо на фоне друг друга. Такому как Бах куда больше подошёл бы крупный пес, но сам кинолог, похоже не испытывал каких-либо неудобств, сматывая в руках длинный брезентовый поводок, останавливая фокстерьера, чтобы, отрегулировать длину поводка, и занятый этим, не сразу заметил Николаса. — О! — удивился Фалко, округлив глаза и протягивая свою руку. — Приятно познакомиться! Не ожидал вас тут встретить! — Я тоже, — Ник пожал ему руку, ощущая его сильный хват, на секунду представляя сколько в нем физической силы и как должно быть не сладко было Шемроку, когда кинолог молотил его этими руками, пусть и облаченными в толстые мягкие рукава. — Я тебя повсюду искал. Бах ещё больше удивился. Это недоумевающее выражение так же казалось какими-то не неестественными для такого грозного с виду человека, от одного взгляда на которого можно было подумать, что его мало что могло шокировать. Там, на площадке он выглядел более грозным и серьезно настроенным на работу. Но по её окончанию, прогуливаясь по лагерю с небольшим фоксиком, казался совсем другим. Несмотря на то, что голос как и полагается такому исполину, оказался низким и хрипловатым, но даже в нём угадывались нотки скромности и неловкости, которую Ник привык слышать, когда к нему обращался кто-то из посторонних, знающий о том, кто он такой. Уж если кто и должен испытывать угрызения совести — это сам Элрик. Он искал Баха, чтобы извиниться перед ним за глупые «игры» Артура, а вместо этого, по интонации Фалко чувствовал, что это он сейчас начнет извиняться, хотя, оказавшись простым инструментом в руках, — кинолог был абсолютно ни в чем не виноват. Что ж, теперь Артур убедился в своем, а Ник — в том, что предчувствию стоит доверять, даже если оно противоречит здравому смыслу. Чтобы он еще раз ставил его под сомнение? Никогда больше! «Вот ведь…» — подумал Николас. — «Я даже таких людей заставляю испытывать трепет… когда же это уже закончится… Надоело…» — Хотел спросить, как твоя рука? — участливо начал парень, чтобы поскорее прекратить испытывать на себе слегка испуганный взгляд молодого человека, растеряно моргающего своими темными глазами, словно не совсем понимал, с чего вдруг на него обратили такое внимание. — Я не уверен, но по-моему Шем прихватил тебя за запястье… — Ник кивнул головой, в извиняющемся жесте. — Прости, что так получилось. Надеюсь, он не сильно прихватил тебя? Фокстерьер, лишенный возможности продолжить прогулку, недовольно заворчал, недовольно усаживаясь у ноги хозяина, задирал кверху свою бородатую мордочку так высоко, что полувисячие уши поднялись. Он весь подрагивал от напряжения и готовности сорваться с места, чтобы поскорее вернуться к своим собачьим делам, но так и остался сидеть, наблюдая за Фалко, казалось совсем растерявшегося от такого заявления Ника. Скорее всего, он ожидал услышать нечто другое, от того не понимая, к чему ведёт Элрик, но немного погодя, неловко улыбнулся, почесывая затылок свободной рукой. От его движения, фокс вскочил на лапы, помахивая хвостом, решив, что они могут идти, но ему пришлось в очередной раз разочарованно опуститься на траву, когда Фалко пробасил, обращаясь к Нику: — Не стоит переживать. Шемрок ничего плохого не сделал. Вот. Сами посмотрите… Он задрал рукав своей рубашки и показал парню руку. На предполагаемом месте укуса оказались только два небольших покраснения со следами от клыков, но никаких ран и крови не наблюдалось. Но на всякий случай, чтобы быть уверенным в этом, Ник хорошенько пригляделся, дабы после не мучаться совестью. Может быть, Фалко просто храбрился, не хотел показаться мягким или жаловаться ему? Но если бы ему было что скрывать, свою руку он бы не показал. Не было похоже, чтобы кинолог как-то воздействовал на своё запястье, обрабатывал или промывал и Ник, хорошо разбирающийся в собачьих укусах, вынужден был признать, что всё действительно не страшно. Шемрок ещё сдерживался если даже не поцарапал его. От острых клыков овчарки могли остаться глубокие раны. На душе полегчало. Одной проблемой меньше. Зря он сомневался в самообладании своего пса. Овчарка до последнего знала, что делает и только испугала Баха, чтобы тот не вздумал сопротивляться. Умно. Мало кто решит вырываться, когда рука лежит в зубастой пасти. Импровизировать даже без команд хозяина у него выходило всё так же хорошо. Если бы Николас был в курсе планов Артура — не испугался бы так сильно. Хорошо, что несмотря ни на что, всё обошлось без сложностей. — Рад это слышать, — ответил Ник, когда Фалко опустил руку. — Боялся, что он мог тебя поранить. Прости за всё это представление. Капитан Браун сильно перегнул палку, вовлекая тебя в этот спектакль. Если не затруднит, пожалуйста, не говори никому, что это его затея. Он идиот, каких поискать, но если ты не ранен и не в обиде на всё это, то… — Нет-нет! — замотал головой кинолог. — И в мыслях не было. Капитан ведь в курсе уговора. Я ничего не знаю и комиссия не будет в курсе… — он снова смутился. — Мы ведь говорили об этом… Неужели капитан забыл вам об этом сообщить? — Он вообще забыл мне ВСЕ сообщить… — прорычал себе под нос Ник, отводя взгляд. — Что? — переспросил Бах. — Я сделал что-то не так? У капитана есть какие-то претензии к исполнению? — Нет, всё хорошо, — уже громче ответил Ник, поднимая голову и стараясь выглядеть так, чтобы не вызвать подозрений. — Ты справился замечательно. Думаю, капитан обязательно это оценит. Ему не хотелось открывать ему правду. Бах создавал впечатление хорошего, душевного человека. Только такой без задней мысли, не чуя подвоха согласился бы помочь Артуру и пошёл на такую авантюру. Должно быть, Фалко просто был рад оказать услугу, тем более когда ничего особенного от него и не требовалось. Он на самом деле сделал всё хорошо и отработал просто прекрасно. Обычно у Шемрока уходит меньше времени на фигуранта, но эти двое боролись на равных и не примени Бах нож — кто знает, возможно они еще долго бы старались пересилить друг друга. —Ты очень достойно боролся, — Николас решил немного ободрить Баха, чтобы тот перестал так смотреть на него, приятное слово никому ещё зла не сделало, к тому же это была чистая правда. Он правда справился замечательно, несмотря на то, что работает не с овчарками, а с малышами фоксами. Отбросив переживания, теперь безосновательные и разрешив эту проблему, Ник успокоился настолько, что ему даже стало интересно, где Фалко научился такому. Далеко не все кинологи-центральники могут похвастаться такой подготовкой. Мало кто мог устоять на ногах уже при первом броске Шемрока, а Бах до последнего держался, и наверное простоял дольше, если бы пёс не пошёл в нешуточную атаку. Проанализировав его профессионализм в спокойном состоянии, Элрику искренне хотелось сказать об этом. Не часто ему доводилось быть свидетелем подобного. И, скорее всего он действительно задержался, чтобы поговорить с ним. В конце концов Фалко был действительно интересным человеком. Познакомься они при других обстоятельствах — он бы и раздумывать не стал. Но сейчас, убедившись, что ни одна из сторон не пострадала, Ник хотел проведать Шемрока. Пёс вёл себя странно после окончания испытания. В этом была вина самого Николаса. Всегда блестяще выполняющий свою работу пёс ждал похвалы за свои труды, и пусть парень постарался показать ему, что все хорошо и он молодец, но обмануть собаку было не так просто. Шемрок чувствовал, что что-то не так и Николас переживал за его восприятие. Он всегда старался работать с собаками, не заставляя их испытывать смятение, предельно понятно показывая, что и как делать, вознаграждая за исполнение похвалой и одобрением. Но растерявшись, шокированный непредвиденными обстоятельствами — он нарушил свою же собственную тактику. Это могло плохо отразиться на псе. Нужно исправляться. Пока ещё не поздно. — Правда? Спасибо. Мне очень приятно слышать такое от лучшего кинолога в стране! — Фалко широко улыбнулся а глаза заблестели от восторга. — Я старался соответствовать уровню Шемрока, но мастерство его наставника мне никогда не достичь. — Продолжай в том же духе и у тебя все будет замечательно, — ответил Ник, делая шаг в сторону. — Ты не представляешь, как ты меня успокоил. Рад, что ты не пострадал. Но на будущее, проси для себя рукава подлиннее. Ты немного не вписываешься в стандарты, но поверь, нет ничего лучше чем целые, не прокушенные сухожилия на руках. Придёт время и ты поймёшь, как это важно, — усмехнувшись, добавил он, завершая разговор на приятной ноте. Фалко громко засмеялся, да так, что его пёс подпрыгнул, содрогаясь всем телом, но не от страха, а от напряжения. Эта порода всегда куда-то бежала и рвалась, и такою реакцию хозяина пёс воспринял как готовность к действию, громко загавкал, подпрыгивая на всех четырёх лапах. — Тубо, Сом, — цыкнув языком сказал Бах и собака, заскулив замерла на месте, смотря в глаза кинологу. — Спасибо за совет, попробую как-нибудь это исполнить, — сказал кинолог, и видимо заметив, что Элрик хочет уйти, кивнул головой. — Приятно было познакомиться. Буду верить, что мы увидимся ещё. — За неделю-то? Не сомневаюсь, — хохотнул Ник. — Увидимся! Они разошлись в разные стороны и Сом наконец-то продолжил свою прогулку, хрипя, натягивая поводок и душа себя ошейником, потащил Фалко к свободном от построек участку на поляне, где уже прогуливались несколько кинологов, среди которых были и встречаемые Ником по пути лабрадоры, однако избегая собачьих склок, кинологи старались держаться своих породных групп, где животные хорошо знали друг друга. Бах также обогнул лабрадоров на почтительном расстоянии, высматривая своих сослуживцев. Но Николас ни разу не обернулся, чтобы увидеть это. Парень почти бежал, уже мало заботясь о том, видел ли его кто-то или нет. Ему даже показалось, что его окликнул кто-то со стороны палаток, но возможно из-за ветра шелестевшего в листьях деревьев, он ничего не услышал, не застрял своё внимание на посторонних звуках. Облака, так настойчиво старающиеся скрыть за собой солнце во время испытания, теперь разбрелись в разные стороны, никак, даже временно не спасая от дневного зноя. На ходу, Николас почесывал левой рукой костяшки пальцев на правой. Их все ещё сводило от тупой боли после соприкосновения с челюстью Артура. В тот момент, под действием бурлящего в крови адреналина ему не было больно, но теперь парень ощутил ее сполна, как напоминание о своей несдержанности. Одна его часть корила себя за такой поступок, другая — уверяла, что он ещё очень лояльно отнёсся к Артуру. Ему уж точно будет куда хуже. Интересно, как он собирается объяснить свою травму лейтенантам? Маловероятно что это останется незамеченным. Николас действительно не жалел силы. Парень «поиграл» костяшками, поочерёдно сгибая и разгибая пальцы, проверяя их на чувствительность. Терпимо. Если и разболеться сильнее, навряд ли завтра у них будет что-то интересное. Скорее всего, теперь настанет черёд лабрадоров и фоксов. График заранее никому не показывали, но кинолог был уверен, что идиот Артур не допустит, чтобы псы перетрудились за два дня подряд. В первую очередь отдых нужен был Тагире. Оставалось надеяться, что другие испытание будут менее травматические для старой собаки и что она сумеет оправиться за короткое время. Когда Ник вернулся к вольерам, почти все клетки стояли пустые с распахнутыми настежь дверцами. Лишать животных возможности провести побольше времени на свободе, пока была такая возможность — никто не стал. Взаперти остались сидеть только трое — Шемрок, Тагира и Грач. Джим тоже не ушёл и всё так же сидел на корточках у клетки Шемрока. Белый пёс сидел, повернувшись в нему спиной, уставившись в угол клетки, глухой к мольбам ишварита, которые Ник услышал ещё издалека. — Ишварой прошу, поешь, собака, — едва ли не умоляюще ныл парень, складывая ладони в просительном жесте. — Голодный же весь день, вон смотри даже Тагира поела, а ей ничуть не легче чем тебе пришлось. Ну хоть понюхай! Эй, повернись когда с тобой разговаривают! Тагира, распластавшись на пузе на полу клетки, не двигалась, но внимательно следила за происходящим, водя глазами на каждое движение ишварита, пытающегося привлечь внимание Шемрока. Грач громыхал пустой миской, стараясь перевернуть её лапой, чтобы как следует вылезать дно, но вместо этого железная посуда лишь громко стукала об прутья клетки, когда чёрный пёс, виляя хвостом, гонял её из угла в угол. — Ай, ты угомонись, шакал ненасытный! — выругался Мейлон, приерикнув на собаку. — Ты и так съел больше нормы! Не желудок, а бездонная бочка! — Чья бы корова мычала, — хмыкнул Ник, подходя к нему из-за спины. Джим обернулся через плечо и облегчённо выдохнул. — Наконец-то явился, — парень выпрямился и указал пальцем на Шемрока. — Он не ест. Совсем. Я не знаю, что с ним делать. Повлияй, что ли. Ему нужно поесть после такого испытания. Иначе завтра лапы еле волочить будет. — Оставь его в покое, — спокойно ответил Ник, занимая место ишварита у клетки. — Его нельзя заставить если он не хочет. Шемрок дернул ухом, услышав голос хозяина, но не повернулся, лишь шумно выдохнул облизнув нос и переступил с одной лапы на другую, словно устраиваясь поудобнее. Джим с непониманием переводил взгляд с собаки на друга, не ожидая такого безразличия от пса, который всегда и во всём подчинялся хозяину. Но сам Николас ничуть не удивился, как будто такое случалось часто, хотя Джим не мог припомнить подобное. А ведь он как никак был лучшим другом Ника и непременно был в курсе всего, что происходит с ним. Причину такого отношения сложно указать безошибочно, но у Мейлона сразу сложилось впечатление, на какую именно ситуацию походит состояние Шемрока. Очень знакомую, кстати, для него самого ситуацию. Наверное, потому она и пришла ему первой на мысль. — Знаешь… По-моему, он на тебя в обиде… — предположил ишварит, нахмурившись и почесав подбородок. — Во всяком случае, сейчас он ведёт себя как его хозяин-олень, понимаешь о чем я? — Я бы на его месте тоже обиделся… — ответил Ник и свистнул. Пёс дернул уже обоими ушами и его голова немного повернулась, но пёс так и остался сидеть, не внимая попыткам Элрика наладить контакт. Такого и правда раньше не случалось, однако Ник примерно представлял, как может чувствовать себя Шемрок. И всеми силами старался избегать такого негативного опыта. Но наверное, рано или поздно это всё равно бы произошло. Не в этот, так в другой раз. Никакой речи о непонимании друг друга не шло. Шемрок доверял парню без сомнений и никогда бы не ослушался его. Однако, сегодня ему пришлось работать одному и сделав всё как надо, но не встретив со стороны хозяина привычного отзыва на свое старание, точнее, получив его в измененном виде, овчарка решила, что сделала что-то не так и теперь не понимала, в чём ошиблась. Только тот, кто далек от общения с животными уверен, что они не отличаются особым интеллектом. Но они ошибались. Те, кто непосредственно работал с собаками знал об этом, но никогда не стал бы кому-то что-то доказывать. — Еле до клетки его дотащил, — пожаловался Джим. — Он все норовил обратно повернуть… Ты так и будешь молчать или скажешь уже? — Что? — не понял Ник, поворачиваясь к Джиму. — Не прикидывайся. Я говорю о том, что видел своими глазами, — начал раздражаться Мейлом и сдвинув брови кивнул головой в сторону. — Что там произошло? Какого черта твоё испытание ничуть не походило на наше? Это всё Артур подстроил? — Какой ты догадливый… — вздохнул Ник, поднимаясь на ноги. — Если сам всё понял, чего тогда спрашиваешь? — Потому что я чуть Ишваре душу не отдал, когда это увидел! — вспыхнул Джим, гневно уставившись на друга. — Или ты в первые секунды не решил, что нож настоящий? Как и подумал Ник, Джим бы так просто от него не отстал. Отхождения от сценария заметили все овчарники, но они не стали бы лезть к нему с расспросами, дожидаясь, когда парень сам расскажет, если посчитает нужным. Мейлон же был не такой. Этот всю душу вытрясет, чтобы узнать правду. И ведь понимал же, красноглазый, что ему Николас точно не соврет, поскольку именно он и знал многое о том, о чём Элрик не мог больше ни с кем поговорить. Да и не хотел. Пожалуй именно такое отношение Джима, его несерьёзность каким-то странным образом сочетающаяся с участием и желанием поддержать, делали его для Николаса лучшим собеседником и тем человеком, которому он мог не бояться что-либо рассказать. Несмотря на то, что их мнения частенько не совпадали, Мейлон всегда мог махнуть на это рукой, назвав друга «оленем», но никогда не осуждал. Исключением была их долгая обида друг на друга из-за тайн Алори, но и эта неприятность быстро позабылась. Была бы эта дружба такой крепкой, если бы они не умели прощать друг друга? — Я надеюсь ты так задержался чтобы выяснить что это было? — продолжил Джим и в его глазах заиграли мстительные огоньки. — Я бы порвал на части того, кто посмел бы так нагло и неприкрыто нарушать правила. Если бы кто-то так с Грачом поступил, я бы… — Ого, ты его защищаешь, — засмеялся Ник. — А ещё недавно жаловался что тебе достался вертлявый хорёк, а не собака. Джим запнулся на полуслове, уязвлённый словами Ника, потом фыркнул и сложив руки на груди, гордо вздёрнув подбородок, закрыл глаза и процедил сквозь зубы: — Вообще-то сейчас разговор не о нем идёт, — ишварит открыл один глаз, косясь на Ника. — Кончай валять меня, в смысле дурака, и выкладывай уже, что там произошло. Это всё точно не было совпадением или местью тебе. — Местью? — переспросил Ник. — Ты — самый известный кинолог в стране. Ежу понятно, что тебе завидуют. Прости, милашка, но я уверен, что далеко не все испытывают к тебе приязнь. Само собой кого-то раздражает твоя популярность. Я давно подозревал, что рано или поздно что-то подобное произойдёт. Поверить не могу, что ты не придумал какой-нибудь план на случай непредвиденной ситуации. Николас открыл рот от удивления, совершенно не понимая слова Джима. Он говорил слишком уверенно, чтобы можно было решить, что это всего лишь одна из его очередных глупых шуток. В подтверждение этому, Мейлон дёрнул головой кверху, требуя ответа, прищурив свои красные, как у хищника, глаза, нетерпеливо постукивая пальцами по все ещё сложённым локтям. Грач, привлечённый громким разговором хозяина, перестал терроризировать пустую миску и с интересом уставился на парня, просунув нос сквозь прутья решетки. Николас не смог сдержать смешок, опустил голову и покачал ее, поражаясь такому умозаключению друга. Его светлая косичка соскользнула с плеча и повисла в воздухе. — Серьезно, Джимми, ты бы завязывал зачитываться этими своими детективами. Понимаю, в нашей кинологической библиотеке хороших книг мало, но всё же… — Не зли меня, сохатый, — прорычал ишварит, гневно выдохнув через нос, да так, что Николасу и правда показалось, что это был не просто воздух, а пар. — Твоей собаке могли нож под рёбра загнать, а ты шутишь. Больной ублюдок… — Я не сказал, что меня это не волнует, — уже серьёзно ответил Ник. — Просто твои версии не имеют под собой никакого обоснования. Меня это рассмешило. — Ах, простите, что моё беспокойство за ваше благополучие вызывает у вас смех! Впредь постараюсь не докучать вам своим участием, милостивый государь, — Джим издевательски и злобно отвесил ему поклон. — Где уж нам, черни, знать какие великие мысли роятся в вашей светлой голове… — Кончай паясничать! — прикрикнул на него Ник. — Кончай меня выводить! — парировал Джим. Ник отвернулся от него, снова присев рядом с клеткой, не удостоив ответом, отчего тот сам яростно оскалился не хуже пса, а потом и вовсе молчаливо послал в сторону Ника неприличный жест. Но Элрик не видел этого, стараясь ещё раз подозвать Шемрока. За весь разговор с ишварита, в отличии от Грача и Тагиры, которые хоть как-то старались следить за поведением людей, белый пёс даже не шевельнулся. Кинолог, не замечая злобного шипения за спиной, просунул руку в клетку, но Шемрок забился в угол слишком далеко, от чего парень не смог коснуться и шерстинки на его спине. Видать, действительно сильно обиделся, или скорее смутился, не в силах понять того что произошло там на площадке. А Ник впервые в жизни не знал как объяснить ему это. Как рассказать собаке что иногда идя на поводу у своих желаний, люди не думают, как эти желания могут отразиться на жизни других. И после этого Арту смеет уверять что все предусмотрел и никто от его действий не пострадал? — Шем? — позвал Ник. — Посмотри на меня, приятель… пожалуйста… Никакой реакции. Ник отвёл руку назад и постучал ногтями по железной перекладине клетки. — Ну же… Нехотя, с каким-то необычным отрешенным взглядом, собака все же обернулась, пристально, не моргая смотря на кинолога, морща нос. Радуясь, что добился хоть такого, Ник улыбнулся ему, протягивая руку. — Ну чего ты? Я на тебя совсем не злюсь. Ты молодец и сделал всё как надо, слышишь? Ты молодец! Хороший пёс! Хвост Шемрока, лежащий на полу, немного приподнялся и опустился, выдавая его эмоции даже, когда суровый пёс старался их не показывать. Во всяком случае, взгляд у него не изменился и он всё так же осуждающе глядел на хозяина янтарными глазами. — Может, прогуляемся? — предложил Ник. — Как тебе такая идея? Пёс медленно поднялся на лапы, вставая боком к Николасу, у дальней стенки клетки, словно дикий волк, даже голову так же пригнул, проникающее сверля парня взглядом, как будто пытался решить, верить ему или нет. Парню самому стало немного обидно. Он ведь не по своей воле вдруг нарушил церемониальное одобрение, тем самым заставив пса усомниться в правильности его работы. Без лишних слов, он правда гордился Шемроком. За всю службу ему никогда не приходилось слышать о том, чтобы собака в одиночку так мастерски справлялась с непредвиденными обстоятельствами. Если уж никто из кинолог не знал о ноже — то Шемрок и подавно. И всё равно не позволил «ранить» себя, обернув ситуацию в свою пользу. Впрочем, тут нечему было удивляться. Николас всегда знал, что его пёс — не от мира сего. Уж слишком хорошо он понимал что от него хотят, наперёд предугадывая действия людей и что самое важное, — делал правильные решения, даже в самых опасных положениях. А после того, как пёс защитил хозяина и девушек, прогнав Ригеля с его дружками — парень убедился в этом окончательно. Ни на секунду Шем не заслуживал порицания. Но своим отношением кинолог сам сделал так, чтобы собака перестала понимать что хорошо, а что плохо. Пёс даже в ярости отпустил Баха, как только услышал приказ. Разгоряченным собакам это трудно сделать. Не редко таких приходиться снимать с фигуранта, а учитывая силу челюстей — это не так уж и просто. Шемрок поступил именно так, как и должен. Глупо было ждать от него меньшего. Всё дело в эффекте неожиданности. Только и всего. После второго подзыва, собака всё-таки подошла ближе позволяя дотронуться до себя. — Ну и пыльный же ты… — пробубнил Ник, запуская пальцы в его грязную шерсть, ставшую серой из-за осевшей на неё пыли и бетонной крошки. — Надо будет вымыть тебя, когда вернёмся обратно… ну, выходи… Элрик отпер клетку, выпуская собаку на волю. Пёс спрыгнул в траву и отряхнулся, поднимая облако пыли. — Зараза… — проворчал Джим, закрываясь руками. Николас отряхнул руки одну об другую и взял свисающий с клетки поводок, прицепляя его к ошейнику Шемрока. — Идёшь? — спросил он у Джима, наматывая поводок на руку. — Или уже успел погулять. — Да где там… — фыркнул ишварит, повторяя действия друга. — Я всё это время пытался уговорить его поесть. Он наверняка голодный как волк, но настроения нет. С чего он на тебя так взъелся. Вроде бы ты ничего плохого не сделал… Иди сюда, чёрный, — позвал он Грача и тот вылетел из клетки, готовый рвануть вперёд, но Джим с готовностью поймал его за ошейник отработанными движением, хорошенько для острастки встряхнув пса, чтобы тот сел— Так ты мне не расскажешь в чем дело, Никки? Если это что-то личное — Ишвара тебе судья, но если это опять твой очередной бзик…— он задумался, неоглядна прицепив карабин за кольцо на ошейнике— То лучше молчи. Да! Мне так спокойнее будет. Зная тебя — опять влез куда не следует. — Стоп, стоп… — Ник резко остановился поворачиваясь к Мейлону— Ты даже не зная что произошло уже винишь меня? А ты не слишком в себя веришь? — Если ты что-то и умеешь, то находить неприятности, — спокойно ответил Джим, проходя мимо вместе с Грачом. — Я тебя как облупленного знаю. С первого дня нашего знакомства только этим и занимаешься. Но… — он хитро подмигнул ему, оборачиваясь через плечо. — Если это не так — попробуй докажи, дружок. Шемрок, оказавшись снаружи, ожил и опустив голову к земле стал медленно брести вдоль тропинки к палаткам, подняв хвост и помахивая им при каждом шаге, забыв про обиду. Что ни говори, а под влиянием хозяев, собаки очень быстро отходили от подобного. Не то, что люди. Человеку многое бы следовало позаимствовать у животных. Глядишь и проблем стало бы меньше, если бы всем умели прощать быстро и не держать зло на дорогих людей. Джим приспустил Грача и тот игриво виляя хвостом, прижав уши, признавая лидерство большого белого пса, подлез к его морде, припадая на передние лапы, но тот лишь раздраженно рыкнул, показав клыки. После чего молодой пёс отпрыгнул в сторону. Но всё равно затрусил рядом, подскакивая на каждом шагу. Походка же Шемрока была более скованной, а передние лапы он выносил вперёд как-то неловко, но всё же не прихрамывал, крепко и уверенно наступая на лапы, едва заметно покачиваясь крупом, больше никак не показывая своего состояния, бродя по протоптанной в траве тропинке, раздраженно поглядывая на Грача, который так и норовил подойти ближе. — Хорошо его по рёбрам отходили… — покачав головой заметил Джим. — И это ещё рукавом… правда, ещё и сапогом досталось бедняге… — Не впервой… — вздохнул Ник. — Завтра все будет впорядке. Но да, Бах не скупился на тумаки… — Не хочешь ему хорошенько врезать? — хищно прорычал Джим, поравнявшись с Ником. — Или Артур уже сам разобрался с этим дегенератом? Правила не читал, но Арт точно говорил, что фигуранты работают без стека. Про нож там ничего не говорилось. У нас у всех должны были быть одинаковые условия, а тебе опять досталось всё самое интересное. — А я то как этому рад… — с сарказмом процедил Ник, ослабляя натяжение поводка. — Но это не вина Баха. Как я и предполагал, старина Браун с самого начала задумывал нечто подобное. Правда, я уже начал верить, что это все мои навязчивые мысли. Мне в последнее время трудновато верить людям… Постарался поверить, что старый друг не сделает ничего подобного — снова ошибся… Разочаровываюсь в людях… Джим насторожился, не сразу отвечая, нахмурив серебряные брови, быстро-быстро бегая глазами, смотрящими под ноги, стараясь сообразить каким образом Артур провернул такое. Похоже и для ишварита поступок капитана был дикостью и в нарушении правил он обвинял только самого исполнителя. — То есть, этому Фалко ничего не будет? Я уже готов был на него всех собак спустить… — с секунду кинолог поколебался, но потом вновь гневно фыркнул. — Черт побери, как вообще можно было на это согласиться?! Это ведь подло! И учавствовать в таком…— голос его стал тише, но агрессия вызванная праведным гневом, осталась. Теперь ишварит хоть немного успокоился, поскольку Ник всё-таки рассказал ему о том, что так беспокоило парня. И все же, судя по недоверчивому выражению на лице — Мейлон не торопился верить до конца, пока не услышит подробности. У Джима чувство справедливости было слишком обостренно и зная об этом, Николас не спешил вываливать на него все подробности, дабы не разгорячить приятеля ещё больше, подавая информацию малыми частями, чтобы горячая южная кровь не забурлила ещё сильнее. Он даже сам старался не подавать особого вида, внутреннее, все ещё переживая произошедшее, уже легче, но вряд ли теперь Элрик забудет об авантюре Артура. Простит — само собой. Но точно не забудет. — Думаю, ему тоже было интересно, на что способен расхваленный на всю страну пёс. Все таки Бах достойный соперник для Шемрока: оба до последнего не собирались сдаваться. Долговязый кинолог понравился Нику. Не хотелось бы, чтобы по вине капитана Бах снискал плохую репутацию и несправедливое отношение к себе. Получалось, что теперь о «тайной операции» знал ещё и Джим. Николас не боялся рассказать ему, поскольку знал: болтун он ещё тот, но никогда не будет говорить того, что слышать другим не нужно. Именно поэтому Элрик рассказал ему о Еве, удовлетворив любопытство друга и избавив себя от постоянных расспросов. По-другому отвязаться от него было невозможно. Порой это доставляло некоторые неприятности, но в большинстве своём — Нику это даже нравилось в нём. Хорошо, что несмотря на разногласия и ссоры, они всё равно остались друзьями. — И всё равно! Шем его уделал! Да так красиво! — Джим ударил кулаком по воздуху, изображая какой-то боевой приём. — А как он его к земле прижал! Он у тебя прям телепат! Так быстро распознал его замысел! — Да… и чуть не укусил взаправду… — не разделял его восхищения Ник. — Бах мог пострадать не по своей вине. Артур наверняка ничего не сказал ему об этом… — Тебе обязательно нужно переживать за весь остальной мир? — закатив глаза, спросил Мейлон. — Это уже не твои проблемы. — Это мои проблемы, если дело касается моей собаки, Джим, — твердо ответил Ник. — Он — начальник, — не согласился ишварит, ничуть не тронутый серьезностью тона друга. — А ты — простой кинолог. Прошли времена, когда вы с ним были на одном уровне. Раз он сам решил стать важной шишкой — то нужно и вести себя соответственно. Плохой из него руководитель, если он не возьмёт на себя ответственность за то, что сам и сотворил. Даже за любопытство надо платить. Особенно, когда ты уже не маленький мальчик и одним «ай-ай-ай» всё не закончится. К тому же… — он задумался. — Не думаю, что это будет иметь хоть какие-то последствия. Арт именно поэтому не разрешил лейтенантам его сопровождать, я прав? «Догадливый черт…» — Да… — Тогда тебе не чего переживать. Я то думал — беда какая случилась, — выдохнул Джим. — А это ты как обычно всё драматизируешь… Конечно, нехорошо, что Шем отхватил так сильно, но ты сам только что сказал, что это не страшно. Поэтому, может прекратишь переживать по пустякам, пока у тебя голова не заболела. Я, конечно, не твоя мамочка, но тоже могу чмокнуть тебя в лобик. — Заткнись, — Ник пихнул его локтем под ребра. Ишварит ойкнул от неожиданности, запоздало отскакивая от Николаса, громко засмеявшись своей же шутке. Несерьёзное и глупое поведение Джима заставило Ника даже против своей воли перестать думать о последствиях. То, что могло случиться — случилось. Ни предвидеть, ни исправить он уже ничего не мог. Наверное, это здорово уметь абстрагироваться от плохого и не переживать по пустякам. У Мейлона это получалось лучше всего, а вот сам Ник частенько ловил себя на мысли, что и правда порой подолгу тревожиться о вещах, с которыми не в силах совладать. От этого и правда голова болела. Как будто у него и без этого проблем не было… Даже Ева пыталась научить его этому, но, наверное, научиться подобному мастерству — не так легко, как хотелось бы. Так или иначе, теперь оставались только последствия, на которые можно было как-то повлиять. Кошки на душе всё ещё скребли, но их противное мяуканье стало не таким угнетающим. Пожалуй, больше всего он беспокоился за Шемрока и Баха, и если первый ещё не оправился от испытания, то второй чувствовал себя вполне неплохо. Главное, чтобы Шемрок больше не обижался на него. Но, похоже, ему удалось вернуть расположение собаки и после прогулки он вновь попробовать попросить его поесть. Он был уверен, что на этот раз Шем не откажешься от обеда. Вспомнив о еде, Ник удивлённо перевёл взгляд на ещё хихикающего Джима, держащегося за бок то ли от смеха, то ли от боли. — Я думал, ты собирался на обед пойти. А вместо этого застрял здесь со мной. Разве не проголодался? Вместо ответа, желудок Джима исполнил жалобный протяжный звук, да такой громкий, что его услышали даже псы, остановившись и с удивлением поворачивая морды к людям. Ишварит виновато приложил ладонь к животу, молча ожидая когда спазм утихнет и усмехнувшись, посмотрел на Николаса. — Как я мог тебя тут одного оставить? Хорошего же ты обо мне мнения, разноглазый… Да и вообще, я все приглядывался к миске Шемрока. Если он не хотел есть, то я бы… — И после этого больной ублюдок — это я?! — переспросил Элрик, но в душе подивился выдержке ишварита. Если и существовало что-то что он любил больше всего на свете — это еда. Странно, что при таком волчьем аппетите он никак не мог располнеть. В любое время дня и ночи Мейлон мог пожаловаться на голод, даже если накануне плотно перекусил. И куда только всё девалось? Ещё он не представлял свою жизнь без сладкого и уйти в самоволку за городскими булочками и печеньем было для него навязчивой идеей. Дежурства за самовольное оставление воинского корпуса его ничуть не пугало, когда он знал, что в казарме его ждёт заветный пакетик вкусняшек. Николасу почему-то не верилось, что он остался только потому что ему не нравилась здешняя еда. Сам Николас ещё ни разу не пробовал ничего из того, что готовят на кухне, но Джим, доведённый до урчания живота — и грязное лошадиное копыто бы съел. Если он предпочёл обеду компанию друга — для него это действительно многое значило. — Потом будешь жаловаться, что тебе не из чего выбрать, — пошутил он, чувствуя, что уже намного легче относится к происходящему. Это был только первый день, но и за такое короткое время успело много всего произойти. Кто знает, что будет дальше? Но даже так — они выдержали это испытание вполне достойно. Корпус отработал на «отлично» и теперь их ждал отдых. Как минимум до конца этого дня. Но скорее всего, даже завтра для них не нашлось бы особых поручений. Ожидая, когда градус накала пройдёт, Артур не станет близко приближаться к Николасу. Вместо этого ему стоило придумать причину своей травмы. Костяшки кулака у Ника всё ещё побаливали, а значит капитану приходилось в десять раз хуже. Здравый смысл подсказывал, что после такого не стоит больше осторожничать, но Ник уже обострил своё восприятие и подозревал, что продержится в таком состоянии до конца соревнований. Он не врал, когда говорил, что теперь ему очень трудно верить людям, а Арт только подлил масла в огонь. Хотелось поскорее оказаться дома, чтобы жизнь вновь пошла своим чередом, каждый день был похож на предыдущий и никакие неприятные сюрпризы не заставляли его выходить из себя. Николас терпеть не мог терять над собой контроль, и предпочёл бы больше никогда не распускать руки без особых на то причин. Неосознанно, он потёр костяшки пальцев, надеясь скорее избавиться от последнего напоминания об испытании. — Рука болит? — спросил Джим, проследив взглядом за его движением, а разглядев и то, какое именно место на кисти растирает Элрик, округлил глаза. — Ты ему что… Вмазал?! — Вроде того… — отозвался парень, встряхнув кистью. — Сам напросился. — Вот так вот взял и ударил? — ещё больше удивился Джим. — Прям кулаком?! — Нет, черт тебя дери, ногой! — огрызнулся Ник. — А руку чешу, потому что у меня аллергия на идиотов. Чем же ещё?! — Ну ничего себе… Я думал ты слишком мягкий для этого… —хмыкнул Мейлон. — Сильно же он тебя достал… Подумать только… Арт за один раз выбросил, а я сколько тебя не вывожу, ты меня и пальцем не тронул. Видать, плохо стараюсь… — пошутил он. — Могу исправить… — покосился на него Ник. — Гулять так гулять… — Нет уж, — ничуть не испугался Джим, подмигивая другу. — Свою норму мордобоя ты выполнил на несколько лет вперед, так что мне нечего бояться. Но всё же жаль, что не я у тебя первый… — Заткни пасть, — раздраженно бросил Николас. — Сколько раз уже просил тебя следить за языком. Я — ладно, но кто-нибудь другой точно тебе врежет. — Вот видишь? Ты тоже за меня переживаешь, — удовлетворенно кивнул Джим. — Хоть так из тебя признания вытащил. А то от тебя и слова доброго не дождёшься. Николас не стал отвечать, дабы не подыгрывать ишвариту. Если не прекратить подогревать его чувство юмора — искромётные шутки могли вообще никогда не закончиться. — Мне иногда и правда хочется тебе врезать, — со вздохом признался Ник. — Но потом я вспоминаю, что ты и так стукнутый. Куда же больше если тебя и так жизнь наказала… Если ты за меня беспокоился — то я порядке. И теперь, с чувством выполненного долга, можешь идти обедать. Пока твой желудок сам себя не переварил. Кому как ни мне знать, что без еды ты больше часа не протянешь. — Опять обязываешься, ворчун, — покачал головой Мейлон. — Неблагодарный… — он притворно смахнул слезу. — Совсем друзей не жалеешь. — Еще раз повторяю — заткнись, — пригрозил Элрик. — Ты услышал, что хотел, так? Теперь захлопнись и скажи мне что с Тагирой? Крис уверен, что с ней все хорошо? Сможет продолжать работу? Если разобраться, то вся организация этого соревнования с самого начала никуда не годилась. Разве можно было отправлять кинологов на отдаленный полигон без ветеринара? Идиотизм… Даже в корпусах, на обычных рядовых тренировках может случиться какая-то неприятность, когда без помощи специалиста не обойтись: даже дрессированные псы могли подраться, возгорев нетерпением друг к другу. Кусаные кинологи, знающие основы ветеринарии, не могли зашить самостоятельно, если дело касалось действительно серьезных травм. Николас и сам не редко становился свидетелем таких побоищ, но к счастью, каждый кинолог уже на первом году обучения мастерски умел «снимать» собак без последствий для себя. Элрик даже умел накладывать узловые швы, самые простые и только благодаря Алори, которая показывала ему как это делать, на старом грубом обрывке телячьей кожи, которую для этих целей парень добыл в сарае корпуса. Поначалу делать это было трудно: хирургическая игла вертелась в пальцах, никак не получалось проткнуть жесткую, сухую кожу, да ещё острая игла так и норовила вонзиться в палец. Но после нескольких попыток, его узлы начали нравиться сестре и всю процедуру парень освоил за один вечер, к концу которого умел шить уже ничуть не хуже Алори. Она даже предлагала ему показать ещё несколько швов, посложнее, но кинолог отказался. Достаточно было и этого. Конечно, каждый из кинологов умел оказывать помощь своей собаке, но все же, самому Нику было бы намного спокойнее, если бы вместе с ними здесь всё-таки был бы хотяб один специалист. А если бы он в итоге и не понадобился — ещё лучше. «Надо будет напомнить об этом Артуру…» — подумал парень, а после скрипнул зубами. — «Когда я смогу с ним нормально общаться…» Он бы и рад был помочь Тагире, если бы знал как. Но ничего на ум, кроме полного покоя не приходило. Скорее всего для поддержания старой собаки в форме можно было назначить какие-то уколы, но не сталкиваясь с такими проблемами, Элрик так же был бессилен хоть как-то облегчить её страдания. После возвращения в корпус, он обязательно поможет Крису убедить Ульриха в необходимости заменить старушку. Николас поражался хладнокровию и рассудительностью Криса. Он работал с Тагирой ни один год, но даже прикипев к ней душой, понимал, что для неё будет лучше оставить службу. Такое решение трудно принять, как и осознавать, что дорогого друга больше не будет рядом. Даже чужая боль от расставания с собакой ощущалась так остро, что Николас невольно задался вопросом, что сделает он сам, когда придёт время Шемрока? — Ну, Крис сказал, что все не так плохо. Просто у неё и так суставы побаливали, а после таких резких движений — ещё сильнее разболелись. Для такой старушки как она — это слишком. Но похоже ей самой всё равно… Видел, как она бросилась на рукав? Словно забыла про свои лапы… — Рабочая собака навсегда остается рабочей… помниться, ты мне об этом говорил. Надеюсь, впредь нас ждут более спокойные испытания. Тогда Тагира успеет восстановиться. — Не переживай. Если Крис сказал, что все нормально, значит так и есть. Артур мерзавец, конечно, но хорошо, что он не стал затягивать её выступление. Таги до самого конца бы старалась, даже если бы на все четыре лапы хромала, — сказал Джим. — Мы её в обиду не дадим. А если Арт снова что-нибудь выкинет — я с удовольствием составлю тебе компанию и надеру ему задницу. Уверен, он знает это, так что больше проблем не будет. — Точно… — усмехнулся Ник. — Как-то из головы вылетело, насколько он тебя боится, — пошутил он. *** Занавески на открытом настежь окне слабо развивались от несильного ночного, прохладного ветра, залетающего в комнату. Улица за окном спала безмятежным сном. Даже шелест листвы раскидистого клёна казался осторожным, едва различимым шепотом, словно он боялся разбудить кого-то. Люди, проживающие в доме, на территории которого он произрастал, действительно спали. Все. Кроме одного. Окно Ричарда и было единственным, из которого мерцал слабый, приглушенный свет настольной лампы. Парень сидел за столом, сосредоточенно вчитываясь в содержимое полученного сегодня атласа. Несколько первых страниц занимал обычный, стандартный текст, содержащий в себе информацию, которая, как он надеялся, поможет ему хоть в чем-то разобраться. Но пока что, переворачивая страницу за страницей, он не находил ничего, что могло бы хоть немного приблизить его к разгадке тайны. На лбу парня залегла глубокая морщинка. Текст был мелким, бумага — старой и пожелтевшей, края больших страниц загнутыми или оборванными, но Мустанг старался не отвлекаться на неудобства, привыкший держать в руках книги приличного образца, теперь он не обращал на это внимания, стараясь не упустить ни одну мелочь, за которую можно бы было ухватиться. Очевидно, прямого ответа здесь не найти, но можно наткнуться на что-то, из чего получится вытянуть правильную мысль, подумав над которой он сам найдёт ответ. На этот раз, вернувшись домой, дверь в свою комнату он больше не запирал, но несмотря на это, никто из домашних уже не старался переговорить с ним. Должно быть, его поведение сильно волновало их, но зная характер молодого человека — никто не решился спрашивать его о причинах такого поведения. И Ричард был рад этому. Пусть на душе все еще было тяжело от осознания того, как много он утаивает от матери, всем сердцем беспокоящуюся за него, даже при желании, он просто не знал, что ей говорить. Никакие слова не помогли бы ему описать ситуацию, в которой он оказался и уж тем более раскрыть чувства, которые он испытывал. Ему и самому хотелось бы знать, что происходит в его жизни и почему вдруг она так сильно изменилась. Но для начала, следовало привыкнуть к этим переменам, чтобы с холодной головой иметь возможность анализировать происходящее. И он уже был на пути к этому. Голова соображала уже намного яснее, а «яд», отравляющий его, похоже больше не убивал изнутри. Вот только сердце почему-то как-то непривычно сжималось в груди, а тревога на душе не ушла полностью, отчего создавалось впечатление, что он упускает что-то очень важное, настолько, словно от этого зависела чья-то жизнь. Однако, сколько бы не размышлял Ричард, не мог сопоставить свое состояние с какой-либо опасностью для себя или для близких. Какое-то иррациональное чувство… Непривычное, в которое не хотелось верить. Но просто так отмахнуться от него не получалось и не имея никакого решения для данной проблемы, Ричард решил игнорировать её. Кто знает, быть может это волнение пройдет со временем, как остаточное явление от «отравления». Если так, то скоро и это пройдёт. Оставалось подождать, перетерпеть, и тогда можно будет продолжать жить как ни в чём ни бывало. Он убеждал себя в этом настойчиво, стараясь ещё больше поверить в свои суждения, но отчего-то уже и сам себе верил не так же безоговорочно, как всегда. От того, что парень снова невольно погрузился в размышления, последняя прочитанная строчка не была распознана и злясь на свою несобранность, Ричард тряхнул головой, перечитывая её еще раз. … с четырьмя созвездиями Северного неба: Большая Медведица, Малая Медведица и Дракон. Все эти созвездия ввиду своей близости к Северному полюсу являются незаходящими. То есть их можно отыскать на звездном небе в любой день и в любой момент времени. Для их поиска помните, что летними вечерами Большая Медведица находится на северо-западе, осенью — на севере, зимой — на северо-востоке, весной — прямо над головой. Теперь обратите внимание на две крайние звезды… «Черт… не то…» — Ричард перевернул страницу. …если мысленно провести прямую через эти две звезды, то первой же звездной, яркость которой сравнима с яркостью звезд «ковша» Большой Медведицы, будет Полярная звезда, принадлежащая созвездию Малой Медведицы… Снова раздался шелест переворачиваемой страницы. …Теперь проведите мысленную прямую от Мицара через Полярную звезду и далее примерно на такое же расстояние… Мустанг резко перевернул последнюю страницу, после которой начинался уже атлас звездного неба, иллюстрирующий всё то, что предлагалось найти ранее. Да это и ребенок сделать сможет! Ничего сложного. Но искал он совсем другое. Ему хотелось понять, как Алори видит среди обычной россыпи звезд медведя? Как у неё это получается? Просто воображение хорошее? Или он что-то делает не так? Он не понимал, почему вдруг его заинтересовала астрономия… Он никогда не занимался чем-то подобным, однако, после той ночи в конюшне, когда девушка в красках описала ему, что видит там, над головой, он просто не мог свыкнуться с мыслью что такая мелочь ему вдруг стало не по силам. Наивно было полагать, что в атласе будет четкая информация, следуя которой созвездие в его представлении примет облик косматого бурого зверя, но все же он решил попробовать. Может быть, эти образы возникают в голове сами собой? Если попытаться представить, как бы абсурдно это не звучало. С таким живым воображением как у девушки — это было раз плюнуть. Возможно потому, у него ничего и не получается. Но, может, стоит все же попробовать? «Детская забава и только…» — проворчал он, поднимаясь из-за стола, с тихим скрипом отодвигая стул. Оставленный на столе атлас, лениво пошевелил страницами, когда на него налетел ветерок. Свет настольной лампы задрожал на несколько секунд. Ричард, направлявшийся к окну, обернулся, заметив это. Маленький, невесть откуда взявшийся мотылек, кружил вокруг лампы, завороженный её светом. Тень от него трепетала на стенах комнаты, а в тишине было слышен шорох маленьких крылышек, когда неосторожное насекомое наталкивалось на преграду из стекла. Парень отвернулся и подошёл к открытому окну, поднимая голову к небу. Чистое и бескрайнее, без единой тучи, оно нависало над городом, словно темно-синее покрывало, усыпанное тысячами ярких звезд, мигающих и переливающихся в недосягаемой вышине. Лишь раз взглянув на них, парень нашел Большую и Малую Медведицу, и Полярную звезду тоже, следуя указаниям изложенным в атласе. Но для него это были только звезды и не более того. Разум противился самой мысли наделить эти белые точки чем-то сходим со звериной внешностью. Не было в небе никаких медведей и другой живности. Просто кто-то когда-то придумал эту чушь, дабы не чахнуть от скуки, и вот теперь эта чушь переходила из тысячелетия в тысячелетия, дуря голову слишком слабоумным людям, которые раз взглянув в атлас, где действительно поверх линий-пересечений, соединяющих звезду со звездой, художники рисовали животных и предметы, действительно начинали видеть тоже самое. У Ричарда это не получалось. И о был уверен, что никогда и не получится. Все это просто трата времени и не более того. Это не с ним что-то не так, это мир все еще не перестал следовать глупостям старых времен. Но все же, просто для закрепления знаний, он нашел на небе еще Дракона и Лебедя — точно такие же безжизненные, холодные искорки, как и те, которые назывались Медведицами. Что ж, очередное никому ненужное и глупое умение, которое он изучил, без какой-либо веской причины. Неужели такая несуразность могла подтолкнуть его на такое. Раньше он подобным и заниматься бы не стал, а тут вдруг только лишь увидев этот старый, затертый атлас в библиотеке — решил попробовать. На него это совсем не похоже. Прикрыв глаза, Ричард положил ладонь на лоб, нахмурив брови. Во что он превратился? На что тратит свое время? Все это ничто иное, как глупость. Не более того. Пора возвращаться к реальности. Хватит валять дурака. Завтра он выходит на работу. И как только начнется новый день — все вернется на круги своя. Резким движением, он задернул штору и подойдя к столу, выключил светильник. Комната погрузилась во мрак. Едва пробивающийся сквозь шторы свет уличного фонаря едва разбавлял эту темень, но и его было достаточно, чтобы различить некоторые черты обстановки помещения. Тишина давила на уши, а мысли в голове никак не желали приобретать более понятный смысл. Тревога так никуда и не исчезла. *** Алори не знала как себя вести и что ей сейчас делать. Она сидела на самом краешке стула за партой рядом с Эммой, которая, в окружении высоких стопок их библиотечных книг со всевозможными цветными закладками, водила по листку карандашом, отмечая или зачеркивая какие-то пункты, по всей видимости новое дополнение к списку литературы. С такой скоростью и серьезностью, Алори была уверена, что диплом Мейер уже давным давно готов, однако, если это и было так — девушка не упускала возможность добавить в свою работу что-то новое. Как это часто бывало, на паре по биотехнологии заняться было практически нечем. Преподавательница которое занятие выдавала студентам несложные короткие тесты и куда-то исчезала, оставляя их одних. Пользуясь моментом, эти тесты переходили из рук в руки и общими усилиями группы, уже через десять минут все пять вариантов были решены и за неимением других дел, аудитория переключилась на негромкое общение. Разговаривать громко никто не решался, того и гляди в кабинет заглянет другой преподаватель, услышав шум и вот тогда точно придумает студентам-лоботрясам новое занятие. И опасаясь этого, студенты просто ждали окончания пары. Последней на сегодня была лекция по коневодству, но навряд ли и половина группы собиралась туда идти. Профессор Вилберт никогда не отмечал отсутствующих на последней паре. Скорее всего потому, что и сам не так давно закончил своё обучение и, являясь учеником Харриса, был человеком добрым и незлопамятным. Все равно так или иначе лекции переписывались, передавались от студента к студенту и к экзаменам, даже те кто много пропустил — волей неволей выучивали всё что нужно. Уже ко второму занятию студенты поняли чем руководствуется преподаватель и уже без какого-либо угрызения совести пропускали лекции, если они оказывались последними парами. Алори же посещала их с удовольствием. Ей нравилось то, как интересно рассказывает Вилберт любые, даже порой самые скучные темы вроде организации работы конезаводов или устройства его отделений. Хоть девушка сама знала многое, и не только на теории, но и на практике, ей и в голову не пришла бы мысль пропустить лекцию. К счастью, похоже, не только ей нравились лекции профессора — оставшиеся студенты всегда пересаживались поближе, чтобы лучше слышать лектора. Даже Леона иной раз не засыпала, очарованная интересным повествованием Вилберта. Леона… Алори было очень непривычно сейчас находиться наедине с Эммой без Лео. Зиверс, словно огораживала Алори невидимым куполом, благодаря которому, Элрик не чувствовала на себе неприятный колючий взгляд Эммы, нет-нет, да брошенный в её сторону. Пусть Леона и говорила, что Эм не затаила на нее обиду — Алори казалось, что это неправда. Даже если Эмма не хотела обсуждать безнадёжные любовные терзания подруги, за весь день, она не проронила ни слова. Пару раз попросила её передать ей что-то, когда они делали лабораторную работу по химии — мензурку или пипетку. На этом их разговор заканчивался. Вот и сейчас, она даже не обращала внимание на Алори. Готовый тест лежал на краю стола. Казалось бы, ничего не мешало поговорить, беря пример со студентов за их спинами, но для Эммы, похоже, было важнее разобраться со своим списком. Уже несколько раз Элрик сама хотела заговорить с ней. О чем угодно, не упоминая её отношения, но любая тема казалось совершенно неуместной, да и отвлекать подругу не хотелось, поэтому всё что Алори могла себе позволить — украдкой коситься на нее. Была бы здесь Леона — она бы не чувствовала себя так неловко. Лео не было с ними весь день. Она осталась дома, чтобы помочь маме с чем-то. Наверняка, она была рада пропустить занятия, но самой Алори её очень не хватало. Быть может сегодня она тоже согласиться переночевать у неё? Когда она была рядом, Алори чувствовала себя спокойнее. Ведь только она хоть немного могла скрасить её тревоги, напоминая о том, что она все делает правильно. Должно быть, атмосфера приближающегося лета действовала на всех одинаково. Никому не хотелось просиживать солнечные деньки за партами, чиркая что-то в тесте, когда, даже зная ответ, мысли путались и сменяли одну другую, и тогда размышляя о компонентах вакцины, худо бедно сложив их в голове, стоило лишь чутка отвлечься подумав о замечательной погоде или о планах на вечер как — буф! Верная и правильная мысль, касающаяся вакцин лопалась, как мыльный пузырь, оставляя после себя пустоту. Редко когда удавалось надуть ещё один и продолжить работу, сосредоточившись на задании. А ведь это было действительно важно. Для многих студентов последние проверочные работы перед ИА имени большой вес. Эмма как-то рассказывала ей, что порой студентам, прилично занимавшихся последний семестр преподаватели вознаграждали парой-тройкой баллов если результат оценки был неоднозначен. Весьма весомый аргумент, чтобы отгородиться от солнечного погожего денька и взяться за ум. К счастью, с этим у Алори было всё в порядке. Тест она прорезала на одном дыхании, особо не задумываясь над ответами, поскольку все они как под копирку были взяты из учебника, параграфы которого девушка заучила чуть ли не наизусть. Своим отношением к учебе они целиком и полностью развеивала навязчивый окружению стереотип о том, что влюбляясь, молодые люди перестают заботиться о своей успеваемости и теряют голову. Алори теряла, но несмотря на это, её оценки не стали хуже. Отчасти она даже пыталась стараться ещё больше, брала в библиотеке дополнительную литературу, практикумы, даже брошюры по болезням мелких домашних животных, делая всё, чтобы практически всё время находиться при деле, не давая мыслям перекинуться на более злободневную тему. И если в обществе Леоны она могла ослабить оборону (именно Леона в этот момент была на страже её душевного спокойствия), то сейчас, лишившись ее защиты, приходилось справляться самой. Зиверс была уверена, что все решиться как только они увидятся ещё раз. И, скорее всего, в самую лучшую сторону. «Поцелуй даже самый тупорогий баран не сможет проигнорировать!» — любила повторять она таким тоном, что Алори становилось не по себе от того, как она может быть настолько уверена, когда она сама дрожит едва подумает о том, что ей предстоит объяснить Ричарду и чем был спровоцирован этот поцелуй. Может быть, подруга действительно была права. Но кое в чем она ошиблась. Вчера Ричард не пришёл. Алори прождала в конюшне до самого вечера, покинув её когда уже зажглись вечерние фонари. Странно… она должна была чувствовать облегчение, ведь сегодня опасность миновала и тем самым судьба дарила ей ещё один день, чтобы собраться и стойко вынесли предстоящий разговор. Но вместе с тем, ей хотелось поскорее покончить с ним. Держать на душе этот груз, трясясь от одного представления того, что скажет парень при их следующей встречи — все крохи смелости, собранные девушкой с таким трудом, ускользали сквозь пальцы, как песок. А ещё, ей было страшно. Не только от неизвестности и возможного неправильного умозаключения Ричарда, касательно их последней встречи. Алори боялась, что эта самая встреча была действительно последней. Конечно, тоненький голосок здравого смысла, едва различимый за шумом в ушах, вызванного тревогой, пытался уверить ее, что он просто занят и в том, что у него пока нет времени прийти в конюшню — нет ее вины. Но поверить в такое в свете недавних событий было очень сложно. Оставшись наедине со своими мыслями, тугое кольцо из страха, неопределенности и тоски по возлюбленному, окружало её, словно терновым ветвям, не позволяя вырваться из плена. Пожалуй единственным положительным аспектом за эти дни стало состояние яблочного Пая. Мерин практически полностью восстановился, твёрдо стоял на ногах и даже намеревался выйти из денника, когда Алори покидала его после очередного осмотра. Освоившись и познакомившись с новыми соседями, дичок стал более смирным и у Алори даже получилось погладить его так, чтобы конь не норовил удалиться к дальней стенки денника. Походка его оставалась скованной: кожа на швах ещё недостаточно растянулась, но зато сами швы уже выглядели не страшными, спекшаяся кровь слетала с них хлопьями струпьев, под которыми уже показались участки выздоравливающей кожи, затягивающей промежутки между стежками хирургической нити. Харрис не мог нарадоваться, наблюдая за тем, как активно лошадь старается поскорее выбраться из стойла и с любопытством высовывает голову в проход, наблюдая за происходящим в соседних денниках. Рейвен не изменил своего отношения к новичку и когда Алори выводила фриза в леваду, тот направлялся примочкой к Паю. Лошади обменивались приветливым пофыркиванием и потряхивали гривами, кивая друг другу. После чего Рейвен, словно справляясь о его здоровье вытягивал шею, трогая губами грубые узелки ниток на груди мерина а тот поднимал голову и замирал, не двигаясь до тех пор, пока Алори не уводила коня. Когда девушка рассказала об этом Харрису, тот рассмеялся и сказал, что Рейвен попросту чешет швы своему другу. Заживая, кожа сильно зудела и не имея возможности сделать это сам, Пай не возражал от помощи со стороны. Эти двое действительно сильно подружились и девушке не терпелось вывести Пая в леваду, но пока что яблочному коню было рано покидать денник. Единственное опасение вызывал тот самый некротизированный лоскут кожи, который врач отрезал не видя в нем никакой тенденции к заживлению. Вторичное натяжение выглядело не эстетично: кровавая толстая корка, покрывающая изъян в центре груди Пая и был той самой причиной, по которой двигаться ему было все ещё не комфортно, а от неосторожных движений край кожи примыкающей к струпьям трескался, начиная кровоточить. С этим Харрис боролся присыпая проблемное место толстым слоем присыпки с антибиотиком, добиваясь подслушивания на ряду с профилактикой воспалительных реакций. Теперь пузырёк из темного стекла с резиновой крышкой всегда стоял рядом с денником на непредвиденный случай. Иногда обработкой занимались и ночные дежурные конюхи, которым распоряжение ветеринар дал лично. Он этого зависимо то, насколько быстро заживет рана, но чем больше времени проходило, тем сильнее Уолтер убеждался, что рубец на груди коня навсегда останется уродливым напоминанием о трагедии, а кожа выросшая на этом месте никогда не покроется шерстью. «Весьма маленькая расплата по сравнению с тем что мог пойти на колбасу…» — успокаивал себя доктор. «Если бы не Ричард…» думала Алори. Мустанг сдержал своё слово и всё лечение лошади, содержание и кормление целиком оплачивалось с его счета. Обычный рядовой рабочий конь, которому предназначено было стать ничем не выделяющимся из табуна кавалерийского поголовья, стал полноправным жильцом генеральской конюшни, пользуясь всем тем, что было в распоряжении именитых скакунов. Алори старалась уделять ему больше внимания, надеясь, что постепенно он привыкнет к ней. И он действительно охотнее шёл на контакт. Однако, замечая у неё в руке шприц, начинал пытаться отвратить неизбежное, начиная шагать по кругу, словно в манеже, пока девушке не удавалось поймать его за недоуздок. Жидкий, размоченный водой корм исчез из его рациона и теперь, набираясь сил и компенсируя года скудного солдатского пайка, он с жадностью набрасывался на увеличенную порцию овса и сена, довольствуясь в перерывах хрустящей морковью. Его вкусы отличались от вкусов Рейвена. Яблоки мерин даже в рот не брал, подцепляя их зубами и подбрасывая, словно игрушку, но как уже успела заметить Алори, обожал сочные корнеплоды. В надвигающейся зной это было очень кстати. Смотря на него, ожившего и начинавшего наконец походить на лошадь на этапе выздоровления, Алори с ужасом вспоминала его лежащего на мокром, окровавленном песке, едва хватающегося за жизнь и до последнего сопротивляющегося смерти. Но Ричард… Алори уже извинилась перед Харрисом за то, что не сдержала слово и теперь Ричард знает, что ей известно об истинном спасителе Пая. Ей и правда было стыдно за это. Парню явно не понравится, что старик, несмотря на его строгий указ, не послушался его. Ей ли не знать, насколько Ричард критичен в правилах. Особенно в тех, которые сам и установил. Девушка боялась, что ее несдержанность теперь аукнется и добродушному Уолтеру, однако тот вовсе не держал на неё зла. Наоборот, он вроде как даже был рад этому. Конечно, Алори знала, что Ричард не имеет прямого права приказывать ветеринару, поскольку тот, хоть и состоит на военной службе и является военнообязанным, сам Мустанг никакого отношения к конному корпусу не имел, только лишь содержал в нем свою лошадь и имел дружеские, доверительные отношения с Харрисом. Хотя, в последнем можно было и поспорить, поскольку этот запрет все же был наложен. Харрис сказал, что и ему не по душе такая скрытность молодого человека. Она все равно рано или поздно узнала об этом. «Ни одну тайну невозможно скрывать вечно» — задумчиво сказал ей Харрис, ковыряясь в верхнем ящике своего стола в поисках любимой перьевой ручки. Безобидная, правдивая фраза. Но Алори от неё словно бы холодной водой окатило. Может Ричард и имел секреты, просвещать в которые не собирался никого, но и у самой девушки за душой было что прятать. Быть может она несправедлива в своём желании узнать его тайны, при этом не раскрыв своих? Никто не просил, но и он, и она располагали чем-то, о чем не могли поговорить или рассказать. Но каким бы он ни был, это было явно что-то очень личное, настолько, что парень переставал говорить, как только они лишь вскользь касались к этой темы. Он несколько раз, словно сам того не осознавая, или же специально, запугивая, говорил о чем-то странном. Алори не верилось, что это имеет какого то отношение к его тайне но постепенно, неаккуратно оброненные фразы копились, накладываясь друг на друга и сопоставляя их, девушке стало не по себе, как будто она вторглась на территорию, где ей нельзя находиться. «Не боишься? А следовало бы…» «Почему… почему ты не боишься меня?» «Ты понятия не имеешь с ЧЕМ связалась!» «Я никому не доверяю!» «Знаешь…я думаю что только ты настолько беспечна, что считаешь меня нестрашным.» Его сказанные когда-то слова эхом пронеслись в голове. Даже сейчас она смогла почувствовать то, как со временем его тон менялся, становился менее агрессивным, а сам парень — более терпимым и даже… участливым? У девушки никак не получалось подобрать подходящее слово, чтобы описать то, каким Ричард стал сейчас. Несмотря на то, что молодой человек уже не вызывал в ней чувство страха и не держался так отстранёно, как в первые дни, когда на казалось, что их отношения медленно, но все же выходят на новый, доверительный уровень, что-то всё равно не давало Алори радоваться этой маленькой победе. И должно быть, причина этому крылась не только в его словах. Ричарда что-то тяготило. Даже когда они находились наедине и общались, как самые обычные люди (что для парня уже было в новинку), не было случая, чтобы он вдруг ни с того не с сего менялся во взгляде, становился молчаливым и замкнутым. А иной раз мог обронить неосторожную, витиеватую фразу, значение которой не стал бы объяснять. Оттого они казались ещё более мистическими и обретали особый, одному лишь ему ведомый смысл. И если всё действительно было так, тогда в этом то и заключалась причина, по которой офицер никак не может пересилить себя в стремлении измениться. Алори видела, что он старался и тот откровенный рассказ был тому подтверждением. Пусть совсем немного, самую малость, но Ричард доверял ей. Но ещё недостаточно, чтобы рассказать о своих потаенных страхах. Такие страхи были у каждого человека, и парень не был исключением. Конечно, такой гордый и величественный лейтенант никогда бы не признал, что это так. Возможно, у неё получилось бы как-то повлиять на его мнение, осторожно и ненавязчиво, как и всегда, но после произошедшего, Алори боялась что и так зашла слишком далеко, нарушая границы, обозначенные Ричардом. Разве после такого посягательства на его личное пространство она имела права допускать мысль о том, что он простит ей это? Ожидание своей участи было сравни жестокой пытки. Которая теперь вновь отложилась на неизвестное время, и дабы продержаться, Алори старалась изо всех сил поверить в успокаивающие слова Леоны, не выпуская из головы, вновь и вновь мысленно возвращаясь к ним. Хотелось бы ей быть такой же уверенной, как подруга, но скорее всего, только со стороны всё казалось так легко. Давать советы и придерживаться их — совсем разные вещи. Она не знала, чего ждать и боялась, что на этот раз уж точно всё испортила. А после того, как Ричард не пришёл — все стало только хуже. И это сейчас когда всё действительно было хорошо, когда парень проникся к ней и стал добрее. Лишь бы её ошибка не стоила слишком дорого… Чтобы отвлечься, девушка с тихим вздохом ещё раз пробежала глазами по галочкам в своём тесте, перечитывая вопрос и развлечения ради представляя, какой из оставшихся ответов мог хоть немного склоняться к правильному варианту. — Ты уже десятый раз проверяешь… — неожиданно подала голос Эмма и Алори замерла, остановив ручку на одной из клеточек с ответами. — За пять минут там ничего не поменялось… Мейер произнесла это, не глядя на неё, открывая один за другим несколько разделов в книге, помеченных закладками. Элрик даже не нашла сразу что ответить. Так необычно было слышать от неё хоть слово в свой адрес. С происшествия на параде девушки ещё ни разу не общались так же, как обычно. Эмма или же вовсе отсутствовала, или молча корпела над своими трудами, не вмешиваясь в разговор Алори и Леоны. Выходит, она так сильно задумалась, что и сама не заметила, как несколько раз переворачивала листок с тестом. Очевидно такое раздражало Мейер, настолько, что после очередного раза она решила заговорить с ней. Хотя, скорее всего, это нужно было рассматривать, как замечание и не более. Ведь та и глаз на неё не подняла. — Прости… — извинилась Алори. — Я просто… подумала, что пятый вопрос можно немного по другому рассмотреть… — быстро соврала она, сама не зная, зачем это делает. Обычного извинения было бы достаточно, чтобы больше не действовать ей на нервы, но желая скрыть своё состояние и свою тревогу, Алори хотелось выглядеть увереннее, чтобы никто не смог подумать, что с ней что-то не так. Потому как если бы Эмма узнала эту самую причину — ничего хорошего бы из этого не вышло. Потому Алори всеми силами избегала даже заикаться о теме Ричарда в её присутствии, прекрасно зная, что это только разозлит Эмму. Они с Лео слишком долго водили её за нос и хоть Зиверс утверждала, что Мейер не злится на неё — самой девушке казалось, что Леона ошибается и просто не замечает того, как настроена Эм. Алори вовсе не хотелось терять ее дружбу, но сегодня молчание Эммы было доказательством того, что она не собирается идти на контакт и, приняв это как наказание за своё враньё, Элрик уже и не ожидала услышать от неё что либо. — Если ты чего-то и не умеешь — так это врать… — холодно ответила Эм, закрывая книгу. — И это настолько очевидно, что тебе должно быть стыдно. Так что может быть не будешь этого делать? Всегда внимательная и участливая Эмма переменилась. Теперь в её голосе не было и следа от доброты и понимания. Этот тон заставил Алори сжаться, словно её ударили. Она даже не знала, что ответить. И нужно ли было вообще отвечать? Вдруг она снова скажет что-то не то? Да и оправдываться за вранье, будучи пойманной с поличным — не имело никакого смысла. Поэтому, девушка решила молча признать свою ошибку, не споря и уж тем более не доказывая ей что-то. Вряд ли Эмма теперь ей поверит. И похоже уловив стратегию девушки, она, не дождавшись ее ответа, отложила закрытую книгу, сняла очки и устало потерла глаза, пробубнив: — Мы обе знаем, почему ты себя так ведешь. Однако, если я не разделяю твои взгляды, это вовсе не значит, что со мной нельзя больше ни о чем поговорить. Обидно, знаешь ли все время оставаться в стороне. Ведь у тебя не один этот военный на уме? Обо всём другом ты можешь со мной спокойно общаться. Если хочешь, конечно. Я не собираюсь навязывать тебе своё общество. Само собой, сейчас компания Леоны тебе больше по душе… Последняя реплика прозвучала с легко заметной обидой и Алори действительно стало стыдно. Они с Леоной и правда были очень несправедливым с Эммой. Пусть она и не поддерживала Алори в ее стремлении стать ближе с Ричардом, но она и не мешала ей, не пыталась переубедить или повлиять на её решение. Тогда почему они с Леоной вдруг перестали общаться с ней как раньше? Видно, она так погрязла в своих проблемах, что уже ни на что другое внимания не обращала, а после того, как поцеловала Ричарда — совсем потеряла связь с реальность, почти безвылазно пребывая в своих мыслях, разговаривая про себя с самой собой и не отвлекаясь на вещи, которые прежде ей тоже были важны. Она и не задумалась о том, что своим поведением обижает подругу. Кому будет приятно оставаться в стороне, когда на нее совершенно не обращают внимания и только и знают. что обсуждать ненавистную ей тему? Удивительно еще, что Мейер еще раньше не высказала им свой протест. Скорее всего, она была уверена, что Леона, зайди об этом речь, непременно бы вступила в перепалку. Эмма не любила ссориться и предпочитала решать проблемы спокойно, а ещё лучше — с теми людьми, которые могли её понять. Вот почему говорить сейчас наедине, без вспыльчивой Зиверс показалось ей разумнее. Лучше возможности всё выяснить и прийти к какому -то согласию не найти. — Ты на меня злишься… — поняла Алори и еще больше втянула голову в плечи, словно боялась, что Эмма закричит на неё, хотя, конечно, она никогда бы так не поступила. Мейер хмыкнула, надела очки обратно и покосившись на Элрик, сдержанно, но всё ещё холодно, произнесла:  — Конечно я злюсь. Ты так издеваешься над собой и совершенно не думаешь о своем состоянии. Я думала, что уже никто не сможет поставить тебя на ноги и ты погубишь себя по своей же глупости. И ты думала, что я не стану сердиться на тебя за такое? Алори приоткрыла рот от удивления. Неужели Эмма правда говорила такое? По выражению её лица и по тому как гневно она сверкнула глазами, девушка поняла — держала она в себе это очень долго. Она-то решила, что Мейер злится именно на то что Алори позволила себе влюбиться в армейского офицера, да ещё штабского, которых Эм, как большинство горожан, недолюбливала. А оказалась — она боялась за состояние самой Алори. На фоне того, что когда-то Элрик сама призналась ей в том, что никаких дел с военными иметь не хочет, а отец и вовсе категорически против любых связей с армией — то, что происходило сейчас глазами Мейер, выглядело цирком. Но в то время Алори действительно не могла знать, что скоро всё настолько изменится. Мысли о том, что она совершает ошибку, надеясь даже на малейшее чудо, временами возвращались к ней. Но даже при желании вернуться назад — двери в прошлое не существовало. А объяснить это Эмме у неё навряд ли бы получилось. Скорее всего попытка это сделать закончилась бы плачевно, ведь так или иначе пришлось бы говорить о том, чего подруга слышать не желала. Похоже, сейчас они могли восстановить прежнее общение, и Алори вовсе не хотелось терять этот шанс, начиная беседу не с того, чего бы следовало. — Я думала, ты злишься на меня за… ты знаешь за что… — не закончила она. — Я не могу злиться на то, чего не понимаю, — ответила Эмма. — Раньше мне казалось что я хорошо тебя понимаю, а вот теперь вижу, что это не так. И мне не нужны объяснения. Я не хочу тебе врать, так что скажу правду. А правда в том, что я не желаю этого знать. Для подобных разговоров есть Леона. Уверена, она хорошо справляется с этим. А я только наврежу, если влезу в то, о чём понятия не имею. Мне комфортнее продолжать жить, зная, что хоть в чем-то ты не изменилась. И мне будет намного легче, если я буду знать, что ты больше внимания уделяешь себе самой. Хоть иногда… — она вздохнула. — Большего от тебя просить не получится… Не получится же? — спустя несколько секунд молчания спросила она, посмотрев на Алори, с некоторой надеждой на отрицательный ответ, но такой крохотной, что собеседница этого не заметила. Алори медленно помотала головой. Пока что у обеих получалось обходить неудобные вопросы и самое главное — они не хотели терять эту нить, держась за которую, с каждым мгновением возвращалось что-то потерянное, то, чего очень не хватало. Погрязнув в своих проблемах, Алори совсем забыла об этом, а когда вспомнила уже ничего нельзя было изменить. Извинений было слишком мало. И всё же, зная, что Эмма злилась за неё из-за волнения, которое заставила испытывать, а вовсе не из-за военного (которые, признаться честно, к этому имел непосредственное отношение), Алори стало легче на душе. Как-то не так страшно признать себя виноватой, нежели перекидывать вину на другого человека. Пусть даже отчасти, он тоже был виноват. Но виноват не по своей воли. А она и до этого знала, что виновата и подруги не должны волноваться из-за неё. С этой задачей она и в одиночку неплохо справляется. Можно сказать, в этом она вдруг стала весьма успешной… Подумав об этом, Алори горько усмехнулась, осознавая насколько она глупо ведёт себя. А со стороны всё должно быть выглядело ещё хуже. Да только вот, как и сказала Мейер, поделать с этим было ничего нельзя. Она оказалась загнанной в угол. Не могла двигаться вперёд и не имела силу воли вернуться назад. В этом положении осуждение, какое бы сильное оно ни было, не имело бы никакого значения. Разве что на сердце стало бы ещё хуже. Хотя казалось, что хуже уже не может быть. Пусть Эмма и сказала, что поддержки от неё ждать не стоит, но всё-таки именно это Алори и было нужно. Просто знать, что её не осуждают за содеянное, не проклинают за нарушение запрета и не пытаются поменять её мнение. И не бросают. Эмма молчала, но она просто была рядом и этого было вполне достаточно, чтобы девушка перестала чувствовать себя покинутой. До этого она боялась, что Эмма преисполненная чувством справедливости «во благо», расскажет обо всём Николасу, чтобы тот положил конец этой бесконечной истории. Он единственный имел достаточно власти, чтобы сделать это. Однажды брат уже усомнился в правдивости слов сестры. Тогда ей удалось выкрутиться. Но молния не бьет в одно и то же место дважды. Эмма могла стать тем самым катализатором, который запустит реакцию. Это была ещё одна причина, по которой Алори боялась её злить, даже заговорить с ней боялась. Но оказалось, что все намного проще и она всего лишь навсего вновь напридумывали себе страхов, не имеющих под собой никакую логическую основу. Теперь ей стало стыдно ещё и за то, что она позволила себе такие мысли касательно Эммы. От её вранья подруга пострадала ничуть не меньше, но почему-то Алори до последнего считала, что страдает только она. — Я тоже не хочу тебя обманывать… — ответила Алори. — Боюсь, что я не уверена в том, что могу обещать тебе даже такую малость. Всё очень… трудно. Я сама не знаю, на что могу пойти и увижу ли границу, переступать которую не стоит… Мейер тяжело вздохнула. Похоже, именно такого ответа она и ждала. Но надежда, как и принято, умерла последней. После недолгих раздумий, Эмма всё же повернулась к Алори, смиренно ожидающей её вердикт. — Чем бы все ни кончилось… То есть… Если тебе будет это нужно… Если тебе вообще будет что-то нужно — обращайся. Если Леона вдруг перестанет справляться. Просто знай, ладно? И давай больше не будем об этом… Она снова отвернулась, уткнувшись в книгу, словно старалась спрятаться от Алори, смущенная тем, что всегда четко и доходчиво доносила свою мысль, но сейчас вдруг не смогла найти нужных слов, чтобы выразить свои чувства. И всё же, Алори поняла, о чём именно хотела сказать ей Эмма. Почувствовала, но перенести эти чувства на слова тоже бы не смогла. Мейер не понимала её. И не хотела понимать. И все же, готова была помочь ей. Несмотря на враньё.