Life Time 3

Последнее утро в лесном лагере прошло по ускоренной программе. Кинологи отрабатывали за раз все, что было предусмотрено по плану испытаний. Оставаться отрезанными от мира, потеряв телефонную линию, а вместе с тем и возможность связаться со Штабом – было нельзя. Потому Браун действовал по инструкции для чрезвычайных ситуаций и не откладывал надолго намеченных целей. Эта инструкция оставляла за ним право принимать любые решения, но и ответственность за них целиком и полностью ложилась на его плечи. В каких бы сложных условиях они не находились – все цели должны были быть выполнены. В интересах всех было закончить зачетные показы до полудня, на которое было назначено общее отбытие. Николас не понимал, каким образом Ульрих должен узнать о том, что им потребуется эвакуация? Неужели им придется добираться до ближайшей станции пешком? Ведь машина должна была вернутся за ними лишь по окончанию испытаний, в то время как они вот-вот закончатся, но Артур лишь усмехнулся, когда услышал его размышления по этому поводу. — За это не волнуйся. Я не Ульрих. Отправлю вас домой первым классом. Это было все, что он сказал Николасу перед тем, как обратиться ко всем с объявлением об их дальнейших действиях. Впрочем, судя по лицам молодых людей никто не был особо удивлен. Провести здесь еще хоть сколько-то времени было неразумно и даже опасно. Во время ночной бури никто не пострадал только по счастливой случайности и грамотной, слаженной работе всех кинологов и, конечно, Доновану, который преждевременно предупредил о надвигающемся урагане и правильно оценил его силу. Сейчас, осматривая разоренный лагерь, в котором чудесным образом уцелели только палатки, никто бы не согласился остаться здесь еще на несколько дней до официального окончания испытаний. Теперь и остальные ребята задумались о том, насколько непродуманной оказалась эта спонтанная экспедиция. Обычно чтобы добиться разрешение на подобные эксперименты, Штаб несколько недель рассматривает запросы, в то время когда слухи о возможной поездки начинают расходится далеко за его пределами. На этот же раз внезапная командировка для каждого из них стала неожиданностью, и оставалось лишь гадать, к чему вообще все это было. Такие распоряжения Брауна не встретили никаких обсуждений и недовольства. Парни молча кивали, соглашаясь с решением капитана, и как только он закончил, разошлись, чтобы начать сборы. Еще нужно было расчистить территорию лагеря от сломанных веток, лесного мусора и немного подлатать подпорченные непогодой постройки. Последняя ночь в лагере прошла тихо и спокойно, как всегда и бывает после сильной бури. Артур, пользуясь особенностью их положения, пересмотрел нормативы о распорядке и правилах проведения выездных сборов и разрешил не возвращать собак в клетки, а сами вольеры разобрать и сгрузить в одну их грузовых машин. Им предстояло вернутся в ветеринарные лазареты, откуда их одолжили на время. Столы, лавки и прочую уличную мебель оттащили в то, что осталось от кухни. Пожалуй больше всего расстроился Джим, которому очень нравилось готовить в полевых условиях. Должно быть он надеялся еще раз окунуться в омут славы, однако в полуразрушенной и без того ветхой хижине кинологи не согласились бы находится. Кто знает, насколько расшаталась крыша и не рухнет ли она им на голову? Но несмотря на это, в связи с отменой действующих на полигоне правил, Мейлон все же сам провозгласил себя ответственным за провизию и, махнув на прощанье рукой, лавируя между переносившими деревянные лавки ребятами, направился осматривать размеры бедствий своего самого любимого помещения. Хотя провожая его взглядом, Ник подумал, что ишварит просто не хочет быть задействован в погрузке. Хитрец не упустил возможности и здесь обернуть все в свою пользу. Ведь кто-то еще навряд ли бы стал претендовать на место повара, особенно после такого дебюта Джима – никто не остался равнодушным к его блюдам. Пока кинологи неторопливо перетаскивали инвентарь к машинам, Вайс, Гасбург и Артур склонились над единственным оставшимся деревянным столом, оставленного для руководителей парнями, обсуждали, каким образом им следует сообщить о случившимся и чем в итоге обернется такая неудача. Полученную от Брауна доверенность Николас убрал в карман рубашки и ничего о ней не говорил друзьям, поскольку они постоянно находились в обществе других молодых людей. Лучше будет поговорить об этом, когда они смогут остаться в своей компании, вдали от чужих глаз, когда этого потребуют обстоятельства. Ему совершенно не хотелось впутывать в эту авантюру своих друзей, однако он прекрасно понимал, что в таком деле без надежных союзников не обойтись. Николас доверял им, знал, что от них не стоит ждать подвоха, и даже балаболка Джим будет держать язык за зубами, но пока что хотел хотя бы попробовать что-то предпринять. А потом уже видно будет насколько ему потребуется помощь. До того как они встретились на испытании, Артур следовал своему плану в одиночку и, кто знает, возможно продолжил бы придерживаться его даже если бы не столкнулся со старым другом. Трудно представить, чтобы такой расчетливый человек отказался от надежного шпиона в тылу врага. Сам Элрик плохо представлял, как все это будет выглядеть, но свою роль понимал и принимал. По сути, ничего не изменится: все так же вилять хвостом перед начальством, и стараться не нарываться на выговоры, и уж тем более не затевать ненужных скандалов и ссор, в чем, в общем-то, он никогда не был замечен. Ничего сложного, и все же, что-то подсказывало ему, что все это лишь видимость, и даже сам Артур не до конца уверен в успехе этого предприятия. Но поговорить об этом им уже не довелось. Утром, как только основная часть груза была разобрана и на поляне остались лишь временные жилища кинологов, и Артур вместе с Зигмундом и Алмериком без промедление приступили к испытаниям. Они проводились параллельно друг другу. Каждую группу оценивал кто-то из проверяющих. Тут уже не было до вольности, когда Артур вызвался единолично оценивать овчарок. Каждая минута была на счету, а судя по тому, как поторапливали кинологов, испытаний для них было уготовано не мало. Отчеты заполнялись здесь же, во время соревнований. Офицеры и это не откладывали в долгий ящик. Подопечные центрального корпуса сдавали одорологическую* экспертизу наравне с лабрадорами. Фокстерьеров проверили на выборку вещей и обнаружение наркотических веществ. Кокеры выступили еще в двух дисциплинах: охрана вещи и выборка чужой. Лабрадорам и Фокстерьерам досталось последнее - поднос легких грузов. Таким образом у каждой группы в сумме выходило по два испытания на каждую породу, проходящие раздельно, но не успели кинологи обрадоваться, что на этом все и закончится, как Артур объявил начало групповых. Это уже не было похоже на соревнование, скорее на проверку послушания и пригодность к службе. Конечно, все служебные собаки проходили жесткую подготовку, однако в условиях отличных от привычной обстановки, находясь в состоянии стресса, животное могло вести себя совсем по-другому. Тут нервы сдавали и у самих военных, что уж говорить об их четвероногих. Но к счастью "групповыми" оказались обычное послушание в условиях повышенной сложности. По сравнению с тем, что им приходилось делать до этого – это пустяки. Можно было назвать их просто передышкой для уставших, изнуренных работой собак. Даже энергичные фокстерьеры повесили языки и перестали повизгивать от волнения. Николас переживал за Тагиру, но выпавшие на долю овчарок испытания не требовали от собак особой силы, и не оправившаяся до конца старая собака с легкостью прошла их. Когда проверка на послушания была пройдена, и Артур остановил последних кинологов, показывающих "движение рядом", молодые люди облегченно вздохнули. В основном, любые занятия, отчетные или же тренировочные, всегда заканчивались вот таким вот выступлением, не столько для того чтобы что-то отработать, а скорее, чтобы собаки немного остыли. Остановившись на месте, где его застал оклик Артура, Николас устало уперся руками в колени, тяжело дыша. Петля поводка соскользнула с запястья и упала на траву, примятую сапогами кинологов. Шемрок сел рядом с хозяином и, утомленно ворча, прилег на землю. Последние упражнение проходило без поводков, но ни одна собака даже не пыталась сделать шаг в сторону, слишком измотанные для того, чтобы отправится на прогулку. — Это уже больше похоже на наши будни... — выдохнул Джим, стоящий за спиной Ника. — Ты, бесповодочный, не поймешь. На службу из дома ходишь, а нас как только солнце встанет – на плац. Теперь ты знаешь, какого нам... — Не скули, — отмахнулся Ник. — Ты утро начинаешь с очередного штрафного наряда. Ребята говорили, что ты уже месяц на построении не появляешься. Кому меня упрекать – так точно не тебе. Ишварит хмыкнул, как-то по хищному улыбнулся так, словно придумал очень хорошую шутку, но так и не успел ее озвучить. Пока молодые люди переговаривались, переводя дух после упражнения, Артур, сохраняя эффект внезапности, незаметно занес руку за спину, одни движением достал табельный пистолет из кобуры и подняв его вверх над головой, выстрелил. Грохот волной прокатился по лесу. Встали на крыло переполошенные шумом лесные птицы, закричали, загалдели, закружились над деревьями, дезориентированные и испуганные. Ни Зигмунд, ни Гасбур, стоящие по обе руки от него не отреагировали, продолжая перелистывать бумаги, а вот на собачью братию этот оглушающий, неожиданный звук произвел большое впечатление, вызвав всплеск поведенческой реакции, за которой капитан, так и держа руку поднятой, внимательно наблюдал. Николас резко обернулся к Брауну, еще до того, как нашел его глазами понимая, кто это снова решил устроить псам внеочередное испытание. Но на этот раз оно вряд ли было адресовано одному лишь Шемроку - он навряд ли бы рискнул снова играть на нервах Николаса, который уже доступно объяснил ему, что так делать не стоит. В пользу этих выводов говорило и то, что Артур не остановил свой взгляд на белой овчарке, а беглым взором обходил всех собак, отмечая их эмоциональный отклик на громкий раздражитель. По сути, Нику не к чему было придраться. Сейчас капитан действовал строго по правилам, в которых четко обозначено, как должна проходить проверка реакции на выстрел. Служебных собак учили этому с щенячества, и самая первая отбраковка по рабочим навыкам проводилась в похожем ключе: пугливых щенков, удирающих от внезапного грохота, не допускали до дальнейшей подготовки. По долгу службы рабочим псам приходилось сталкиваться и с выстрелами из разных орудий, и грохотом, криками, шумом. Если собака испугается и сбежит в опасной ситуации, жизнь самого кинолога может оказаться под угрозой. Во избежание таких рисков, в подготовке большое внимание уделяли реакции животных на огнестрельное оружие. Крупные породы собак, работающие основном на задержании, где использование огнестрельного оружия было само собой разумеющимся, должны были оставаться спокойными и внимательными, но менее серьезные породы хоть и проходили все те же тесты, иногда вели себя непредсказуемо из-за отсутствия должного уровня практики. Именно это сейчас и наблюдал Артур. Фокстерьеры все как один взвились словно пружины, едва не перепутав поводки, на которые поспешно посадили их кинологи, и лаяли до хрипа в поисках источника звука. Кинологи, так же как и собаки не ожидав подобного, принялись распутывать застрявших в петлях поводков лапы своих подопечных, попутно стараясь призвать собак к тишине. Несколько кокеров так же вторили их истерике, правда не кружили вокруг людей. Лабрадоры тревожно мотали головами поскуливали, не понимая, что происходит. Встревоженные, но послушные, они тяжело дышали уже не от долгой тренировки. Этот простой и быстрый эксперимент четко показывал разницу между кинологическими направлениями военной службы. Единственными, кто и ухом не повел оказались, конечно же, овчарки. Джим показывая свое отношения к подобному "ребячеству" со сторону Артура, издевательски небрежным жестом повесил поводок Грача себе на шею и со вздохом наклонился, чтобы подтянуть сапог. Сам Грач в этом момент, как будто подыгрывая хозяину, широко зевнул. Крис, о чем то беседовавший с Донованом, лишь бросил в сторону капитана быстрый взгляд и продолжил диалог. Их собаки так же как и Грач, который, по мнению Ника, все же имел склонность к поддержке плохих, заразительных привычек, остались спокойны, словно все овчарки разом оглохли. Зодиак подняв заднюю лапу почесал свой тяжелый кожаный ошейник, гремя увесистой пряжкой всем свои видом игнорируя происходящее. Шемрок повел носом и придвинулся ближе к ноге Ника, прижимаясь к нему теплым, шерстяным боком. Элрик потрепал его по голове. Он знал, что пес расценивает обстановку, ориентируясь и на реакцию самого хозяина, и показывал ему, что все в порядке. Плеяда подлезла носом под руку Корфа, выдыхая холодным мокрым носом ему в ладонь и парень, занятый протиркой очков, погладил ее по спинке носа кончиками пальцев, надевая очки обратно. Артур что-то быстро диктовал Вайсу, который торопливо старался поспеть за руководителем, пока восточники и южане успокаивали взвинченных собак. Ник сомневался, что для них это обернется серьезными последствиями. В конце концов, поисковые собаки очень редко сталкиваются с огнестрельным оружием, однако в чрезвычайных ситуациях умение игнорировать громкие звуки несомненно пойдет им на пользу. Может быть Артур просто оставит заметки о том, что корпусам следует больше внимания уделить выработке этого навыка, что уж точно не будет лишним и пойдет лишь на пользу, а вот если бы так же истерили овчарки... здесь уж точно не обошлось бы без проблем. Николас удивился тому, с какой самоуверенность Джим поверил Грачу и не опасался за его поведение. Неужели то, каким молодцом пес показал себя на задержании помогло ишвариту начать больше доверять импульсивному товарищу? Зная друга, Элрик скорее бы поверил в то, что Мейлон защелкнет карабин на ошейнике, вцепится в поводок мертвой хваткой и пригрозит Грачу за ухо оттаскать, если он подаст голос. Однако теперь оказалось понятно, что и одному, и другому больше по душе легкое отношение к происходящему. Возможно, со временем Грач, заразившись несерьезностью своего кинолога станет спокойнее и управлять им будет куда легче. — Ладно. Все свободны. Собак, кто не на поводках, на привязь. Заканчивайте сборы и грузитесь. Центральный корпус – ждите у штаба, — сказал Артур, когда Вайс наконец-то закончил писать и встряхивал руку, затекшую от долгого, быстрого письма. Все трое медленно удалились в сторону старых домов, на ходу перелистывая наскоро составленные отчеты, а Артур почему-то, то и дело поглядывал на часы. — Неужели это настолько сложный навык? — Мейлон покачал головой, провожая взглядом остальных кинологов, которых ждали грузовики. — Дело в психике, — ответил Корф, постукивая указательным пальцем по виску. — Как говорится "кто на что учился". — Смотри нос не задирай, — усмехнулся Крис, беря Тагиру, тяжело поднявшуюся с земли, на поводок. — Это всего один навык, а ты уже строишь из себя пес знает кого. — Да дай ты павлину хвост расправить, — засмеялся Рихтер. — Где еще он может так покрасоваться как ни здесь. У нас в корпусе такое и за проверку не считается. Хоть тут получится почувствовать себя на голову соседей выше. — Напомни мне, на какую приправу у тебя аллергия?.. — прищурил Джим свои красные глаза и мстительно зыркнул на друга. — Не забывай, что я могу оказать влияние на то, что окажется на твоей тарелке. Вместо ответа, Вебер поднял две руки перед собой, ладонями вверх, обозначая конец конфликту. Само собой, Джим никогда и никому не причинял вреда даже в шутку, но нагнать на себя грозный вид - умел. И тогда с ним совершенно не хотелось связываться. И даже этим своим приемом ишварит пользовался, когда считал нужным, а красные, кровавые глаза лишь нагоняли ужаса, когда он того желал. Николас только слышал о воинственных ишваритах, борющихся с диктаторским режимом свергнутого фюрера, однако легко бы поверил в то, что суровый народ пустыни до последнего вели тяжелую, кровопролитную войну. Все эти ужасы остались в прошлом, на страницах учебников, но несмотря на то, что уже долгие годы на всей территории Аместриса царил мир, Джим был единственным ишваритом в корпусе. Возможно, в других подразделениях можно было найти кого-то из его соотечественников, но Нику в это слабо верилось. Мейлон редко говорил что-то о своих, но и без этого Элрик прекрасно понимал, что нескольких лет затишья слишком мало, чтобы преданный соседями народ, перестали косо смотреть на аместрийцев. Мало кто вообще обращал на это внимание. Аместрийцы жили своей жизнью, словно ничего не произошло, но были и такие люди, как Донован, переживающие за судьбу Ишвары. В большинстве своем это была лишь капля в море. За все те годы, что Ник знал Джима, тот ни разу не уезжал домой, хоть и сам говорил, что никаких конфликтов с отцом уже не имеет. Достаточно воды утекло, чтобы он перестал проклинать сына за то, что он примкнул к армии Аметриса, по сути, идя по стопам убийц, едва не погубивших ишваритов. Иногда Мейлон писал ему, очень редко для человека, который скучал бы по своему отцу. Как-то он обмолвился что его отец – священнослужитель и оттого был очень строг к нему с самого детства, прививая с пеленок религиозность и послушание. Он должен был продолжать его дело, проповедовать и передавать свои знания, но в какой-то момент решил, что не хочет связывать с этим свою жизнь. Лишь оному проведению известно, какую ненависть испытал на себе Джим, не просто переча отцу, а сбежав из дома, не взирая на строгие запреты. В какой-то момент парень просто перестал его боятся и стал следовать своим путем, идущим поперек уготованному для него руками отца, будущему. Николас подмечал все это, но никогда не лез в отношения друга с отцом. Достаточно было и того, что они оба поддерживали хоть какую-то связь. Но наверное, будь все не так – Джину все равно ничего не мешало бы оставаться собой и заниматься своим делом. Навряд ли священник простил ему это предательство, но Нику хотелось верить в то, что однажды Джим сможет вернутся домой не боясь кары за совершенные проступки. Привязав собак к флагштоку в центре поляны, они решили помочь остальным с погрузкой, ведь у самих из поклажи были только вещмешки. Получалось, чтоабсолютно все, за исключением старых кроватей, которые перенесли на хранение в "Штаб", было привезено из восточного, западного и южного корпусов. Ульрих и на этом решил сэкономить, дабы не тратить средства на перевозку оборудования, а кинологи, по его логике, и пешком добраться могли... Николас не знал этого наверняка, но прекрасно понимая, каким человеком был управляющий, в своих догадках ни секунды не сомневался. Остальные корпуса приложили хоть какие-то старания к этим испытаниям, пусть они и прошли из рук вон плохо. Страшно подумать, что бы произошло, если бы и другие руководители пнули своих подчиненных в такую дыру да еще с голыми руками. Если и были какие-то договоренности между кинологическими подразделениями, почему и здесь Ульрих вел себя как последний мерзавец? Неужели он вообще никого не боялся, и насколько влиятельным был старик Астор, что даже после отставки его потомку все спускают с рук? Если все пойдет так и дальше, убрать его с пути будет весьма проблематично. — Ну что? Придумал уже, что братцу говорить будешь? Николас вздрогнул, когда Артур незаметно подошел к нему из-за спины, и едва не выронил багаж, который подавал кинологу-восточнику, стоящему в кузове машины. Не дожидаясь ответа, Браун кивну головой в сторону, отзывая Элрика поговорить без лишних ушей. Тот небрежным жестом руки попрощался с молодым человеком и освободил место подающего, которое тут же занял Джим, проводивший уходящего Николаса подозрительным взглядом. На поляне уже никого не оставалось, и почти ничто не указывало на то, что здесь был временный лагерь. Только примятые квадраты травы, оставшиеся после палаток, и выжженный круг на земле, засыпанный золой от костра, выдавали кинологов, но пройдет совсем немного времени – трава поднимется, а золу разнесет ветер. Природа всегда забирает свое, и человек ничего не сможет с этим сделать. Пустой флагшток одиноко взирал с высоты на покидающих его военных, становясь как и прежде старым столбом, лишившись своего единственного, гордого украшения – развивающегося синего флага с черной, собачьей головой. Его сняли на рассвете. Привязанные к нему овчарки мирно разлеглись в прогретой солнцем траве, пряча в ней морды, спасаясь от ярких, ослепляющих лучей. И только черный Грач, перескакивая через покатые собачьи спины, старался ухватить зубами пеструю бабочку, словно специально дразнившую разыгравшуюся собаку. Даже суровый Шемрок не ворчал на него. Положив голову на лапы и прикрыв глаза, он дремал, пользуясь недолгим перерывом. В воздухе витало напряжение и настроение кинологов так же передавалось собакам. Николас осмотрелся, не видя куда делись остальные четвероногие, пока их хозяева заняты сборами. Даже лая, подсказывающего направления поисков не было слышно. Наверное последнее испытание заставило их сильно поволноваться. — За штабом привязали, — проследив за бегающим взглядом Ника, ответил Артур. — Им все равно скоро отправляться в дорогу, поэтому ребята оставили их ближе к машинам. А вот с вами будет сложнее. Ни в один из грузовиков вас разместить нельзя. Не хватало еще, чтобы собаки на стрессе передрались в кузове. К тому же, топлива не хватит, чтобы довести вас хотя бы до ближайшей станции. Машины следуют совсем в другом направлении. — Я это знаю, не нужно объяснять. Мы могли бы остаться здесь еще на сутки, пока за нами не придет грузовик из Централа, — сказал Ник, но судя по тому, что Артур очень быстро принял решение об эвакуации, у него был совершенно другой план. Во всяком случае, Ник надеялся, что Браун подумал об этом, прежде чем отдавать приказы. Ему очень хотелось поскорее попасть домой, но было ясно, что в таких условиях сделать это невозможно. Штаб и понятия не имел о том, что все пошло не по плану, и очень удивится, когда кинологи вернутся в корпуса раньше положенного времени. Их вины в этом не было, однако Элрик уже представлял, кого Ульрих сделает виноватым во всех бедах. И это в то время, как ему следовало вести себя тише воды ниже травы... — Не говори ерунды, — отмахнулся Артур. — Мне прилетит, если я так сделаю. Я отвечаю за вас, пока вы не вернетесь обратно. Даже если в дороге что-то произойдет – виноват останусь я. Нет, я не о карьере думаю! — гаркнул на Ника Артур, когда тот смерил его недовольным взглядом. — Хорошего же ты обо мне мнения! Пусть я это и заслужил, но все равно неприятно! Можешь не верить, но я правда не хочу, чтобы с вами что-то случилось. Согласно разведке, в этом лесу крупных хищников нет, но я не склонен доверять настолько недостоверной информации. Ты и без меня знаешь, как изменчива природа. Не хотелось бы, чтобы вы на зуб кому-то попали. И уж тем более, чтобы из-за этого собаки страдали. А дикие лисы? Проблем потом не оберешься. — И что тогда ты предлагаешь? — спросил Ник. — Идти пешком до Централа – самоубийство. На это я точно не соглашусь и своим ребятам так над собой издеваться не позволю. Легче будет переждать ночь, пусть и с рисками. Нам не впервой. Я могу ручаться за их безопасность. Не пропадем. На секунду Артур задумался, словно предложение Элрика совсем немного, но заинтересовало его, однако мгновенье спустя, парень тряхнул головой, оставаясь при своем мнении. — Не переживай. С этим я все решил. Я хотел о другом поговорить. Перебил ты меня с собаками... В общем, будь осторожен с Ульрихом. Дурачка тебе сыграть сложно будет, но постарайся не выводить его. Сейчас он на все пойдет чтобы выяснить, насколько сильно я тебя завербовал. Надеюсь все это не коснется Шемрока. Это единственное что может заставить тебя сорваться. Не доводи до беды, — настороженно буркнул он, и посмотрел на спящего в траве Шемрока. У Ника похолодело внутри от намека капитана. Браун не сказал этого прямо, парень-то понял, к чему тот клонит. Он замер, лишь на секунду представив себе, что Шемрок может исчезнуть. Никогда раньше он не позволял себе такой мысли. С появления на свет этой собаки они были неразлучны, и он даже подумать не мог, что над их связью может нависнуть опасность. Это осознание вихрем пронеслось у него в голове, цветными картинками воспоминаний прожитых вместе лет: как маленький щенок ковылял на некрепких лапках на голос хозяина, как повсюду следовал за Ником, боясь потерять из вида своего самого главного в жизни человека, как еще совсем маленьким меховым клубочкам гавкал на Аларда, не позволяя переступить порог комнаты, считая ее своей, их первые тренировки, соревнования, переезд в Централ... Его никогда не касались проблемы кинологов, чьи собаки были собственностью армии. Все права на Шемрока и даже его племенная карта и ветеринарные свидетельства – были на руках Николаса. Никто и никогда не ставил это право под сомнение, и Ник всегда считал Шемрока только своей собакой, которая работает по найму, пока ее хозяин отбывает службу. Если бы Николас вдруг решил разорвать контракт с военными, Шемрок так же ушел бы с ним, и никто не смог бы оспорить это решение и уж тем более – чинить препятствия. Он всегда считал, что Вольфберг знал, что делает и не обманывал его, когда говорил, что эта собака навсегда останется его, и армия не сможет ничего с этим сделать. Только на таких условиях Николас продолжал служить в корпусе. Ему очень хотелось бы думать, что Артур излишне переживает и не очень хорошо разбирается в сути этого вопроса. Он мог и не знать о том, что Шемрок не прикреплен ни к одному кинологическому отделению, кроме Каумафи, указанного в документах местом рождения. Как питомник занимающийся разведением, они никак не могли заставить его вернуть Шемрока. Вольфберг все еще оставался во главе корпуса, и он точно никогда не пошел бы на такое, после всех усилий приложенных чтобы вырвать щенка из жестоких рук армейской диктатуры. Шемрок погиб бы, если все осталось как есть. Когда-то армия хотела убить его, а теперь же весь корпус держится на его плечах. Ник работал с многими собаками, однако никто из них, даже самый талантливый, не смог бы заменить ему Шемрока. На душе стало тревожно. Все, во что он верил, вдруг показалось ему шатким карточным домиком, готовым рухнуть от любого неосторожного движения. Во что же он позволил себя втянуть? И Артур попросил помочь ему, зная, что дело может дойти до такого?! Вся его жизнь, да весь его мир строился на этой собаке, которая стала ему другом и товарищем, самым верным и самоотверженным защитником. Он был готов жизнь за хозяина отдать! " Нет..." — судорожно подумал Ник, чувствуя, как на лбу выступает холодный пот. — " Я никогда...никогда его не отдам!" — Ты...ты блефуешь... — дрожащим голосом выдохнул он, с головой выдавая свое состояние. — Никто не может забрать его у меня! Ни Ульрих! Ни фюрер! Это мой пес, и я никому не позволю забрать его! Он тяжело дышал, так, словно пробежал ни одну милю. Сердце бешено билось в груди. Ник был готов хоть сейчас бросится в бой с любым, кто посмеет тронуть его пса. Он чувствовал себя загнанным в угол волком, бросающимся на каждого, кто осмелится приблизиться к нему, несмотря на безвыходность положения. Шемрок вскинул голову и вскочил на лапы так резко, что сопящий рядом Шалфей откатился в сторону, дезориентированный после сна, оттолкнувшись лапами от бока Шема, но тот не заметил тычка, быстро оглядев поляну и, найдя взглядом Ника, громко гавкнул словно спрашивая " Где опасность?" совершенно не понимая, откуда на самом деле исходит невидимая угроза, но явно ощущал настрой своего хозяина, пусть тот сейчас и не обращал на него никакого внимания. — Не кричи, — скривился Артур, словно возглас Ника резал ему слух. — Мне ты это объясняться не должен. Я и сам все прекрасно вразумляю. — Тогда не смей говорить таких вещей! — не унимался Николас, с яростным возбуждением смотря в глаза Артура, который оставался совершенно спокойным и даже как-то участливо глядел на не на шутку испуганного друга. — Никто не сможет отнять его у меня, понял?! Он мой! И только мой! Армия предала его, избавилась как от ненужного мусора, и больше я не позволю ей снова навредить ему! Шемрок не будет цепным псом! — Это тебе старик Вольфберг сказал? — догадался Артур, почти без вопросительной интонации. — Прошло много времени, дружище. Законы меняются, и то, что раньше имело силу – сейчас может стать пылью. — И ты заманил меня в свою авантюру, зная это? — рыкнул Ник. — Хочешь, чтобы я ради тебя пожертвовал Шемроком? Думаешь, твоя цель стоит жизни собаки? Жизни моей собаки!? — он прикрыл глаза и тихо выдохнул, чувствуя, что сейчас может снова выйти из себя и опять совершить что-то, о чем потом будет жалеть. Нужно было успокоится, но слова Артура и его спокойствие не давали ему хоть на время отпустить эту ситуацию. Не давали хоть на мгновение притвориться, что все это дурная шутка и предостережения Брауна лишь паранойя и ничего больше. Капитан не мог не знать, что дергает за самые тонкие струны его души, дергает за самые дорогие нити в сердце Ника. Наверное, он ожидал такой реакции и подвел разговор к этой теме не случайно, просто желая предупредить Элрика о подлости на которую может пойти Ульрих. Однако ему было больно видеть такое отчаяние в глазах друга. Настолько, что он не смог выдержать его взгляд, отводя глаза в сторону словно и сам отчасти был причастен к трагедии, которая пока что была лишь эфемерной тенью и никак не угрожала благополучию кинолога и его пса. В глазах Ника он действительно выглядел злодеем, готовым пойти на все ради достижения своей цели. Только это было вовсе не так. Иначе Браун не стал бы готовить Ника к худшему и обозначать топь, в которую ему не стоит соваться. — Я не знаю, какими именно актами пользовался Вольфберг чтобы помочь тебе с Шемроком, но я знаю, что все это очень секретные тропинки, по которым ходить кому попало не следует, — все так же невозмутимо ответил Артур, продолжая прятать глаза, не в силах посмотреть на Николаса. — Навряд ли Ульриху хватит мозгов капать с этой стороны, но у него есть свои связи. И много. Я пришел к этой мысли только вчера, когда вспоминал старину Берсека, которому майор тоже помог. Надо будет связаться с ним и спросить совета... — задумчиво пробормотал он. — Я не хотел тебя напугать, дружище. Просто... мне самому за тебя до ужаса страшно. Хочу, чтобы ты был ко всему готов и чтобы знал, как обезопасить себя и его. Армия – та еще помойка, и я это прекрасно знаю. Людей, которых заботили бы чувства других, в ней очень мало. Поэтому... — Артур сделал над собой усилие, сжал зубы и все-таки взглянул на Элрика. — Если ты будешь близок к этому, если станет слишком опасно, выходи из игры. Он стойко выдержал подозрительный взгляд Ника, который уже не спешил так сразу доверять ему. Страх за Шемрока не отпускал его и теперь навряд ли уйдет насовсем, пока он сам не убедится, что ему нечего боятся. И почему только он с самого начала не задумался о том, каким способом Вольфберг совершил чудо, изъяв служебную собаку из военных рядов? Разве он не знал, что это на грани фантастики? Много ли случаев, когда армия опускает руки и признает поражение в таких существенных вопросах? В конце концов, породистая собака, пусть и непригодная для службы, стоит очень дорого. Если бы они и решили назначить за жизнь щенка соответствующую стоимость, Ник не смог бы купить его. А если бы это и произошло, служить, выбракованный из помета щенок, не смог бы. Шемрок бы стал обычной собакой, как Мот и Нику пришлось бы служить с другим псом. Сам он слабо представлял себе кого-то другого на месте белого пса. Несомненно, у Ника получилось бы воспитать замечательную рабочую собаку, но только к Шемроку у него лежала душа и только он чувствовал своего хозяина на таком тонком уровне, что порой казалось, умел читать мысли. Вот и сейчас он медленно осел на землю, не моргая, смотря на своего кинолога, замечая что он стал спокойнее и похоже, опасности рядом не было. Ник покосился на него и, тихо выдохнув, сделал жест рукой, и пес покорно лег, положив голову на лапы, не сводя с него внимательных, умных глаз. Парень сглотнул комок в горле, накопившийся от нервов, и только после этого снова смог говорить своим нормальном голосом, однако все еще делал усилия, чтобы тот не сорвался. Артур знал, на что давить, и благодаря ему он еще не скоро сможет перестать думать об этом. И раз так, он вытрясет из Арта все, что он может знать. Но это было не единственное, что заинтересовало его. — Ты готов был на все, чтобы вышвырнуть Ульриха, а теперь хочешь пожертвовать своим единственным агентом под прикрытием? — фыркнул он — Ты уже определись, чего больше хочешь. Иначе все это вообще зря. Вместо ответа Артур прошел вперед и, резко развернувшись лицом к Нику, сел на бревно, склонив голову и схватившись за нее руками. Элрик опешил от такой реакции на свой вопрос. Похоже Браун и правда воспринимал все очень серьезно и если не так же, но точно тоже переживал за будущее Шемрока, хоть на первых порах ему казалось, что серьезность друга похожа на все что угодно, но точно не на сочувствие. Шемрок несомненно был интересен для него, как для человека работающего с его отцом. Артур очень любил Берсека, и черный пес был предан ему до самого конца. Кому как ни Нику это знать. Он заменил Артура на этом посту и Берг тоже хорошо относился к нему, но никогда не забывал об Артуре. Если бы у Ника было время, если бы настроение позволяло, он непременно рассказал бы Брауну, как пес настораживался на каждый шорох со стороны ворот, тщетно ожидая, что прежний хозяин вернется за ним. Даже если собака понимала, что этого никогда не случится, и уже забывала его запах, но продолжала верить и ждать его. Общество Ника скрашивало его одиночество, но не настолько, чтобы Берсек забыл. Он никогда не забывал. И почему-то Николас догадывался, что Артур прекрасно об этом знал. Берк прожил долгую, очень нелегкую жизнь и должно быть друг корил себя за то, что не смог остаться с ним до конца. Все кинологи сталкивались с этим, но только Браун и Элрик знали, что их собаки отличаются от других. Они обе находились где-то между армией и кинологическими корпусами, не принадлежали им, и их статус так и оставался не утвержденным, что само по себе было неправильным и должно было вызывать много вопросов. Черный, матерый пес, скрытый от глаз высшего начальства в далеком Каумафи, где за ним присматривал Вольфберг, не мелькал в информационном поле и не выделялся на фоне других собак. Мало кто вообще за пределами Каумафи знал о его существовании. Но Шемрок – совсем другое дело. Знаменитый на весь Аместрис, победитель всех без исключения соревнований, он имел послужной список такой длины, что на него просто не могли не обратить внимание. Пока Ник служил в Централе – никто не задавался вопросом о странном статусе Шема, но законы, как и сказал Артур, могли поменяться. Ник ни раз становился свидетелем того, как легко армия получает все, что хочет. И раз так, разве их случай не исключение? Николасу слабо верилось, что такой недалекий человек как Ульрих станет заниматься чем-то подобным, но если хотя бы возможность провести расследование у него была, Шемрок находился в большой опасности. До сих пор Штайнман держался за них как за соломинку, раз за разом спасая себя от разжалования и получая все лавры успешного главнокомандующего, однако что помешает ему избавится от единственной звезды корпуса, если его место перейдет кому-то другому? — Да не подумал я об этом! — вскрикнул Артур так неожиданно, что Николас, погрузившийся в свои мысли, вздрогнул. — Я слишком давно не виделся с этим снобом, чтобы знать, чему он научился. Ул коварен. Это тебе нужно хорошо знать. Понятия не имею, на какие меры он пойдет, чтобы обезопасить себя. Не хочу, чтобы из-за меня Шемрок кончил как Берк... Мне до сих пор сердце иголками колит, когда я о нем вспоминаю, — он несколько раз ударил себя кулаком в грудь. — Такой судьбы я тебе не желаю. Может, я чересчур драматизирую, может, зря переживаю, но я не мог не поделиться с тобой этим. И если станет опасно, я как-нибудь сам продолжу эту игру, без тебя. Для тебя я уже другой, не тот Арт которого ты знал, но тот человек, которым я стал не подвергнет вас такой угрозе. Он говорил все это, не поднимая головы, и Ник не мог видеть выражение его лица. Зря он так отреагировал на его слова. Конечно, такая новость не могла не задеть его и та ярость и страх, которую он испытывал были вполне оправдана, но Артур точно не был ее источником. План Брауна с самого начала казался невыполнимым, и Ник согласился на это лишь потому, что знал: только такой начальник как Арт сможет спасти корпус. Ради такой цели стоило бороться. Но все же, был ли он готов заплатить за нее такую высокую цену? Шемрок молча наблюдал глазами за людьми, не понимая, о чем они говорят, но каждый раз дергал ушами услышав свое имя из уст незнакомца, с которым хозяин проводил много времени с тех пор как они оказались здесь. Пес еще не решил для себя, насколько безопасен для хозяина этот чужак, но пока не чувствовал от него угрозы и потому, оставался настороженным, нехотя позволяя ему приближаться близко. Собака уже усвоила, что его друг настроен дружелюбно по отношению к незнакомцу, но сейчас они оба вели себя странно, совсем не так как обычно. От хозяина исходил запах страха, и это не давало псу покоя. Его кинолог чего-то очень сильно боялся. Овчарке редко удавалось учуять от хозяина этот запах, который исходил только от "плохих людей", которых Шемрок должен был ловить. Привязанный к столбу, он все равно не смог бы защитить Николаса, и хоть тот дал ему понять, что опасаться нечего, не спешил терять бдительность. Остальные собаки и не замечали происходящего, лишь несколько раз повернули головы в сторону людей и, потеряв интерес, продолжали дремать, пряча морды в траве от яркого солнца. Кинологи уже заканчивали с погрузкой и, не получив больше никаких распоряжений, собрались неподалеку от машин, громко переговариваясь и обсуждая все произошедшее на испытаниях. Многие были разочарованы тем, что в итоге никто так и не узнал, какая команда собрала больше всего очко и выиграла. Это должно было стать известно по результатам каждой из дисциплин, но глупо было ожидать, что у Артура с помощниками хватит на это времени. Сейчас Артур вряд ли был настроен на какую-либо проверку и подведение итогов. Ник постоял еще немного, раздумывая над услышанным. Потом подошел и сел рядом с Артуром, достаточно близко чтобы при движении можно было задеть его плечом. Браун никак не отреагировал на это, продолжая смотреть себе под ноги, нервно поигрывая костяшками пальцев правой руки, как будто перебирал в пальцах поводок. Обычно так делают, когда сильно нервничают. Николас и сам иногда замечал за собой такое поведение, участившееся в свете недавних событий. Не хватало ему переживаний за Лори, так теперь еще и на службе придется тяжко... — Есть идеи как этого избежать?— спросил он. Артур тяжело вздохнул и запустил пальцы в волосы так, как будто у него болела голова. — Вольфберг единственный кто хорошо в этом разбирается, — ответил Браун. — Достаточно хорошо, чтобы вытаскивать неугодных армии собак. Черт его знает как он это делает, но если умеет, должен знать и как защититься в случаи чего. Но и тут я бы не стал слишком надеяться. К конце концов, такая ситуация еще никогда не возникала. Я вырвусь в Каумафи в ближайшее время. По телефону такие проблемы решать нельзя. Если узнаю что-то, свяжусь с тобой. Не по рабочим каналам. Нам теперь следует быть осторожными. Считай, мы с тобой два заговорщика, и если нас раскроют, мало не покажется. Не трибунал конечно, но хорошего мало. Став рассуждать он немного приободрился, а взгляд стал сосредоточенным и чутким. Наверное уже сейчас он продумывал в голове новый план, в обход всех подводных камней, на которые можно было напороться. Ум у него был что надо, и Николас не сомневался, что эта была лишь минутная слабость, а дальше Арт непременно возьмет себя в руки. Все-таки он был замечательным руководителем и даже в самой безвыходной ситуации пытался найти правильное, пусть и не всегда легкое, решение. Они оба не привыкли сдаваться, несмотря на обстоятельства. Скорее всего, именно поэтому им удалось подружиться с такими свирепыми собаками как Берсек и Шемрок. Николас не торопил его. Душевного равновесия сейчас все равно не получилось бы добиться. Зная себя, парень приготовился к долгим, тревожным дням до тех пор, пока Браун не найдет хоть одну зацепку для обеспечения безопасности белой овчарки. Теперь им придется помогать друг другу. На кону стояла не только судьба корпуса, но и без преувеличений, судьба самого кинолога. Без Шемрока он не видел своего будущего и не собирался расставаться со своим другом какие бы последствия это не повлекло. Пусть это будет даже судебная кара за неподчинение власти – его это совсем не пугало. Потерять Шема было намного, намного страшнее. Не зря ему с самого начала не понравился замысел друга, несмотря на то что Артур все же был прав. Кто знает, возможно они влезли во что-то, с чем вдвоем справиться им не удастся. Однако попробовать несомненно было нужно, и Ник был согласен попытаться до тех пор, пока Шемроку ничего не угрожает, и продолжить, если действительно получится разузнать чуть больше о том, каким именно способом армейская собака может перестать иметь статус вещи. Он был благодарен Артуру уже за то, что он не промолчал о своих подозрениях. Было бы в разы хуже, если бы ему пришлось нарваться на это неподготовленным. Что бы он сделал, если бы Ульрих сам сказал ему о том, что Шемрок больше не принадлежит ему... " Убил бы его..." — без раздумий мысленно ответил сам себе Николас, особе не задумываясь настолько он преувеличивает. — Вот что, — наконец изрек Артур, выпрямившись. — Жди моих указаний. Все, о чем мы с тобой договорились, остается в силе. Так или иначе, докладывать Ульриху о том, что здесь случилось тебе придется. Как себя вести, ты и сам прекрасно знаешь. Постараюсь как можно быстрее выпытать у старика этот секрет. — Ты думаешь он скажет? — спросил Николас. — Когда это коснулось Шемрока, майор велел не трепать об этом и намекнул, что мы имеем дело с прямым нарушением законов. Если это повлечет последствия для него самого... — Этот дед ничего не боится, — хохотнул Артур и на его лице наконец-то появилась такая привычная для него улыбка. — Тем более, если дело коснется тебя. Он точно найдет, чем можно нам помочь. Подумай сам, не для того он спасал Шема, чтобы вновь вернуть его под контроль армии. Нам нужны сторонники. Пока что я не спешу с этим, но еще парочка надежных людей была бы к стати. Особенно если у них есть влияние, и они готовы оказать свою поддержку. Старый Астор все еще ждет, когда я начну действовать, но пока придется повременить и не использовать его связи. Ему важно вышвырнуть Ульриха, и методами он гнушаться не будет, даже если ты под раздачу попадешь. Старый вояка, чего с него взять... Вдалеке раздался паровозный гудок и Артур взглянул на часы, хмыкнул и стукнул по стеклянному циферблату ногтем. — Точно по расписанию... *** Тагира безвольно повисла на руках Криса, который, пыхтя от натуги, старался поднять овчарку в товарный вагон. До открытого проема грузовой двери оставалось еще немного, когда находящийся внутри Корф на пару с Донованом перехватили собаку поперек тела и осторожно затащили ее вовнутрь. Для того, чтобы отправить кинологов обратно в Централ, Артур не придумал ничего лучше, чем остановить товарный поезд. Рейсы на полу заброшенной железной дороге совершались редко. Этот путь использовался исключительно для доставки грузов в столицу, таким образом разгружая основную железнодорожную ветку, по которой курсировали пассажирские поезда. Когда-то давно, когда неподалеку стояла деревушка, руины, в которых проходили испытание овчарки, и были станцией. Неудивительно, что теперь в этом направлении поезда почти не ходили. Оказалось, Артур с самого утра задумал посадить ребят на товарняк, пользуясь экстренным положением. Сразу после проверки на выстрел, Вайс, прихватив красный флажок, направился вдоль рельс навстречу поезду и, когда тот оказался в поле зрения, подал предупреждающий знак. Груженный тяжелыми вагонами, ревущий и извергающий белые облака пара, локомотив двигался медленно, и затормозить машинисту ничего не стоило. Конечно, он не был в восторге от задумки военных, но правила знал хорошо и не сильно возражал против посадки "безбилетников". За случившуюся задержку ему ничего не грозило. Военные даже спустя столько времени все еще имели высокое положение в обществе, и как бы сильно кинологом не нравилось пользоваться этим, помощь была нужна как никогда. Разговаривать с машинистом Нику не пришлось. Все вопросы уладил Вайс и подошедший чуть позже, сопровождавший кинологов Артур. Состав оказался небольшим: пять вагонов, не считая отрытый, груженный углем, сцепленный с локомотивом. Остальные вагоны были крытыми, покрашенные осыпающейся красной краской с огромными раздвижными дверями. Они оказались не заперты и груз было хорошо видно. Все вагоны, кроме первого, битком забили тюками с сеном. Лохматые стопки возвышались до самого потолка так плотно, что Джим, надавив на одну, констатировал – жесткий, как стенка. Оттого двери вагона оставались открытыми. С такой скорость и при такой перегруженности растерять груз было невозможно, но Ник подумал, что сено просто просушивают лишний раз, и открытое всем ветрам трава до Централа доберется абсолютно сухой. Свободное место нашлось только в первом, где тюки занимали лишь дальний угол. Деревянный засаленный от грязи пол устилал тонкий ковер из рассыпанного сена, соломы и какого-то зерна. Запах внутри стоял соответствующий, напоминающий запах старого, пустого амбара, где все еще сохранялись запахи трав и корма. Аромат луговых трав тоже был ощутим, но ее было слишком мало чтобы перебить затхлый, пыльный смрад. Однако кинологи были рады и этому. Никто, даже Джим, не выражали недовольства. Все грезили о скором возвращении в цивилизованный мир, сне под крышей и душе, по которому успели соскучиться. Пока Крис с Корфом поднимали Тагиру, Джим, первый заскочивший в полу пустой вагон, принялся растаскивать квадратные тюки, перетянутые проволокой, освобождая место для собак подальше от раскрытых дверей. Тюки с глухим стуком опускались на пол, водружались друг на друга, пока ишварит не соорудил просторную площадку, границы которой окружала невысокая стенка, но которой было достаточно чтобы ограничить передвижение животных по вагону. Места в импровизированном загоне хватало на всех, и когда Тагира устало плюхнулась на шуршащую подстилку, Джим бросил свой мешок на сено и устроился неподалеку, привалившись спиной к колючей, травяной стенке. Остальные собаки вскарабкались в вагон сами, слегка поддерживаемые руками хозяев. Последним на рельсах остался Ник, дожидаясь когда Артур закончит что-то объяснять машинисту на тот случай, если его вмешательство тоже потребуется. В таком мероприятии он участвовал впервой. Обычно кинологи добирались на полигоны на машинах, поскольку все они находились в относительной близости от Централа, и для перевозки офицеров хватало автомобильного транспорта. Но все бывает когда-то в первый раз. К счастью, машинист почесывая затылок, наконец-то кивнул и запрыгнул в кабину, подавая гудок. Вайс, поигрывая флажком в руке побрел вперед, возвращаясь к лагерю, а Артур двинулся к Нику с довольным выражением на лице. — Повезло. Он тащится как раз до Центрального вокзала. Но разгрузка у него на запасной ветке, грузовой. Там и сойдете. На станции вызови с корпуса машину, не идите через весь город пешком. К вечеру доберетесь. Может и раньше, если эта колымага поднажмет. До встречи, — он подал руку. — Надеюсь, в следующий раз мы встретимся в более приятной обстановке. — Спасибо, — Николас пожал его руку. — Жду не дождусь поскорее оказаться дома. Вот Алори удивится. Про Ульриха я все понял. Пока не получу указаний – притворяюсь идиотом. Только не затягивай с выяснением. От неизвестности мне всегда не по себе. — Мне бы тоже хотелось поскорее во всем разобраться, чтобы скорректировать наш план, — тихо ответил Браун опасаясь, что их могут подслушивать. — Будь на чеку. Даже если я хватил лишнего, осторожность никогда не помешает. Береги Шемрока так же, как он оберегает тебя. Капитан без тени сомнения и страха опустил руку на голову Шемрока и потрепал его за ушами. Удивительно, но собака стерпела такую наглость и только прикрыла глаза, казалось спокойно отреагировав на ласку, но Николас заметил как напряглись мышцы пса, словно он готов был бросится на Артура в ответ на любое неосторожное движение. От Элрика не ускользнуло и то, как настороженно пес смотрел на их сцепленные руки. Обманутый однажды, верить Артуру он больше не хотел, несмотря на то, что похоже врагом его тоже не считал. Мало кто из окружения Ника могли похвастаться тем, что могут вот так просто, не боясь последствий, погладить Шемрока. Без особой надобности никто бы не решился это делать. Сослуживцы – соблюдая внутренние правила техники безопасности, а люди, не входящие в круг военнослужащих, – из-за страха. Грозный вид Шема позволял Нику не волноваться о том, что кто-то может решить потискать пса. Единственные, кому собака разрешала это по своему искреннему желанию, – это Алори и Ева. С одной он прожил всю свою жизнь и привык с рождения, а вторая... Вот тут он уже не мог объяснить по каким причинам собака без опаски подпустила к себе постороннего человека. Не часто можно было наблюдать с его стороны такую благосклонность. В этом они оказались солидарны друг с другом. Может, все потому, что девушка не боялась его? Николас всегда позволял желающим попробовать подружится с псом, но следя за его реакцией, четко определял, как пес относится к потенциальному другу и потому дело никогда не доходило до бросков и укусов. Служебная собака прекрасно контролировала эмоции и подавала ответные на взаимодействие сигналы, считывая которые Ник пресекал дальнейшее общение, чтобы не довести до беды. С Евой же Шемрок вел себя так же, как и с Алори, словно всегда ее знал или же воспринимал как объект защиты после того, как хозяин вступился за нее. Сложно сказать. Особенно учитывая кратность этих встреч. Их было слишком мало, чтобы делать выводы. Артур попрощался с остальными ребятами и, помахав им рукой, пошел вдоль поезда вслед за Вайсом, чтобы дать сигнал к отбытию из лагеря. Шемрок одним прыжком заскочил в вагон, разворачиваясь мордой к забирающемуся следом хозяину. Ожидающий на верхней ступеньки машинист, удостоверившись, что все пассажиры оказались внутри, забрался обратно, и дернувшись, состав тяжело покатил по рельсам, монотонно стуча колесами. Локомотив заревел еще громче, но все никак не мог разогнаться. Вагон покачивался и скрипел ссохшимися досками. Сквозняк, возникший из-за движения, всколыхнул сухую траву, и вагон наполнился запахом луговых цветов. Кинологи заняли места у стен на полу, подобрав под себя ноги, оставляя для собак побольше свободного пространства в центре. Неугомонный Грач фыркал, засовывая любопытный черный нос в каждый тюк, и чесал его лапой, уколовшись об острые травинки. — Вот балда... — проворчал Джим, но не стал оттягивать пса и сам развалился на сене, елозя по нему плечами, устраиваясь поудобнее. Собаки разбрелись по вагону, не покидая ограниченной Джимом зоны манежа. Поводки никто из кинолог не снял, оставляя их петли висеть на запястьях рук, но размотали их на достаточную длину, чтобы псам было комфортно прохаживаться в поисках пристанища для отдыха. Тагира не сдвинулась с места, оставаясь ровно там же, где оставил ее Крис. Шалфей улегся у ног Донована, который обнял его рукой, притягивая к себе, точно так же, как они ехали сюда в грузовике. Остальные разлеглись недалеко от людей после того, как хорошенько обследовали закуток, где им предстояло пробыть некоторое время. Зодиак и вовсе растянулся в самом центре, распластавшись на пузе, вытягивая и передние, и задние лапы. Только Шемрок остался сидеть рядом с хозяином, но и на нем сказывалась усталость. Пес закрыл глаза и клевал носом, борясь со сном, не решаясь заснуть в незнакомом месте, где все вокруг тряслось и дребезжало. Лес, сквозь который они проезжали, медленно проплывал мимо. Вот мелькнули за деревьями ветхие домики их временного пристанища, снова покинутого и оставшегося в одиночестве. Потом деревья обступили рельсы еще гуще, словно бы хотели загородить им дорогу. Несколько раз по железной, ржавой крыше вагона проскользнули низко свисающие тонкие ветви берез. Они ломались и рассыпались черными прутиками, заставляя собак насторожиться и прислушаться. Артур не обманул, похоже, разгоняться поезд и не собирался, и, скорее всего, такой старый локомотив, громыхавший как закипающая кастрюля, не мог выдавить из себя больше. Пустить такой на главную железнодорожную магистраль – все расписание полетит к чертям. По его подсчетам, на нормальном, пассажирским поезде добраться до Централа можно было за час, но при такой скорости и при условии, если отживший свое паровоз не сломается, доставят их в назначенное место часа за три-четыре в зависимости от скорости. Но Николас не заметил, чтобы кто-то из ребят был недоволен способом передвижения. Все они были рады и тому, что им не придется оставаться в лесу, и даже сидеть в ковыляющем на последнем издыхании поезде, было намного лучше. Артур показал себя как ответственный руководитель. Ник и подумать не мог, что такая мысль может прийти ему в голову. Другой на его месте не стал бы изощрятся, чтобы найти иной, нестандартный выход из ситуации. Несмотря на то, что действовал капитан по правилам, Николас все равно переживал, что ему может достаться, но надеялся на то, что управляющие в восточном корпусе куда лояльней к своим подчиненным и не стремятся наказать их только за то, что настроение оказалось плохим. Все-таки ему хотелось верить, что на такое способен только Ульрих. " Ладно" — подумал он, откидывая голову на сено и прикрывая глаза. — " Не хочу сейчас думать о нем. Мне и так придется очень тесно пообщаться с ним в ближайшее время..." Главное, что все это наконец-то закончилось, и они возвращались домой. И плевать, сколько времени на это понадобится. Он так соскучился по Алори. Раньше он никогда не спешил вернуться со службы, а теперь, когда был тот, кто ждал, домой попасть хотелось сильнее с каждым днем, проведенном вдали от сестры. Навряд ли за несколько дней с ней могло что-то случиться. Алори прекрасно могла справляться со всем сама, и он не сомневался, что у нее все получится, однако знать это наверняка и уж тем более видеть своими глазами – вот что точно может успокоить его нервы. Слова Евы все еще были живы в его памяти, он мысленно возвращался к ним снова и снова, чтобы не позволять себе вновь начать переживать без повода и не важно, насколько они были правдивы. Ему просто хотелось в это верить. Может быть, виной всему время, но по ощущениям ему стало чудиться, что сам факт какой-либо связи сестры с Цербером уже не заставляет его ужасаться при одном только упоминании. Скорее ему было гадко на душе от того, что Лори ничего не рассказывала ему, но тут уж винить нужно было только себя. По правде говоря, брат Евы не мог нести какой-то обоснованной угрозы, и понемногу Николас приучал себя к мысли о том, что его дурная слава – еще не все, что можно было о нем сказать. Трудно оправдывать человека, с котором и не общался-то ни разу, но зато он всецело доверял Алори и прислушивался к словам Евы. Они знали этого человека куда лучше. Возможно, и ему стоит не быть таким категоричным в своих суждениях. По большой степени это и тревожило его все это время, а в свете недавних событий парень места себе не находил от переживаний, стараясь успокоить себя хоть тем, что сестре ничего не угрожает. Еще немного — и он сам в этом убедится. Эти дни напрочь выбили его из привычной повседневной жизни. Теперь же все и вовсе могло измениться, однако, будучи ярым ненавистником перемен, ради некоторых парень готов был стараться, но понимал, что его действительно могут ждать "веселые" деньки. Поезд медленно уносил их прочь от лагеря, неторопливо, ритмично стуча колесами по рельсам. Даже душистый аромат сухих трав не мог перебить удушающий запах псины, исходящий от изнуренных собак. По прибытию в корпус их всех ждала хорошая помывка. Особенно Шемрока. Николас с состраданием прошелся рукой по его всклоченной, грязной шерсти. Как не отряхивал, у него не получилось как следует выбить из его шкуры эту приставучую смесь бетонной пыли, песка и мелкой лиственной трухи. Его мех утратил свой лоск, топорщился во все стороны, как у рассерженного ежа. Он стал почти серый, и только морда немножечко отдавала в белизной. Ник даже подумывал взять его домой хотя бы на ночь, чтобы отмыть, но в свете недавних событий должен был считаться с мнением Ульриха, как бы ему не хотелось обратного. Теплая ванная намного лучше холодной воды из шланга. Жаль, что такому недалекому человеку объяснить это было невозможно... — Представляете, как все удивятся, когда мы завалимся под вечер в корпус? — рассмеялся Джим после долгого, повисшего в вагоне молчания. Он даже не приподнял голову с сена, отдергивая Грача за поводок, который слишком увлекся раскопками в тюке. Настолько, что разбросал его по всему полу и теперь с упоением трепал застрявший в проволоке пучок травы, так, что сухие стебельки летели во все стороны. Шемрок поднял было верхнюю губу, собираясь зарычать на возмутителя спокойствия, но до того, как из его горла вырвался угрожающий рык, Ник погладил его по шее, отвлекая от Грача и пес нехотя положил голову на пол, заменив рычание на недовольное ворчание. Таким образом, Грач снова избежал наказания. — Не думай что нам сильно обрадуются, — осадил его Крис. — Уверен, что несмотря на результаты, ему не выплатят дотацию. Мероприятие ведь сорвалось. — Не по нашей вине, — злобно прищурившись, прошипел ишварит. — Не важно по чьей. Все равно виноваты всегда мы, — обречено развел руками Корф. — Пора привыкнуть, что начальство всегда не при делах. — Нечего к этому привыкать, — бросил Ник. Все одновременно, словно по команде, повернули к нему головы и вопросительно уставились на парня. Ник прикусил язык, непреднамеренно сказанув лишнего, пусть и очень косвенно относящееся к секрету Артура. Он не отказывался от мысли, что ему все-таки придется поделится с друзьями тайной, но только после того, как согласует это с Артуром. Он всецело доверял им и знал, что ребята без сомнения подержат Брауна в стремлении встать во главе корпуса, однако сейчас было еще рано делать выводы. Для начала нужно добраться до Централа и понять, насколько прав был Артур в своих подозрениях по поводу Ульриха. Перемены в его отношении к подчиненным сразу будут видны, и Николасу не составит труда вывести его на чистую воду. Скрывать свои эмоции он совсем не умел, и это будет им на руку. Странно только что Браун, пообещав связаться с ним лично, так и не оставил никаких контактов для связи, а так же не поделился своими. В пылу всеобщих сборов Ник напрочь забыл об этой важной детали, но сейчас было уже поздно. И все же, Арт был бы не Арт, если бы не продумал и этот шаг. После экстренной остановки поезда возможность отыскать Ника навряд ли доставит ему хлопот. Оставалось только ждать. При всем нетерпении, Элрик осознавал, что поездка в Каумафи для капитана должна быть обоснована и сорваться в столь дальний путь без причины Брауну будет сложно. Если начальные ступени своего плана молодой человек успел хорошенько продумать, то внезапная теория по поводу Шемрока стала для него самого огромной неожиданностью. Сначала все казалось предельно ясно, теперь же Ник не спешил заглядывать в будущее и не собирался действовать наобум. Лучшее вообще не подавать вида, пока того не потребует ситуация. — Ты какой-то нервный в последнее время, — вдруг констатировал Джим, взглянув на него. — Все еще из-за случая с Шемом переживаешь? — Скорее, просто устал, — ответил за него Вебер. — Поскорее бы добраться до города. Этот лес у меня уже в печенках сидит... — Ты никогда не любил природу, дитя города, — хмыкнул Джим, расправляя локти на соломе и убирая ладони под голову, предварительно надвинув на лицо кепку. — В пустыне ты бы и дня не продержался, а тут всего-то какой-то лес. А мне понравилось. Пусть я и не стал лучшим, поменять серые бетонные стены на шелест листы над головой – здорово. Вот, Ник меня понимает, да? — ишварит посмотрел на Элрика из-под кепки в поисках поддержки. — Да, но не могу сказать, что я остался доволен этой поездкой, — честно ответил Ник, в глубине души радуясь тому, что тема гладко перешла в другое русло, не затрагивающее начальство. — Не думаю, что от этих соревнований будет какой-то прок. Штаб не станет принимать их во внимание и рассматривать дальнейшие развитие таких испытаний. А ведь именно поэтому нас пригнали сюда – в качестве эксперимента. — Ты когда нибудь прекратишь переживать за вещи, которые ты не в силах изменить? — закатил глаза Джим. — Не наше это дело. Пусть эти расфуфыренные синекительные затылки чешут. В следующий раз будут думать, стоит ли соглашаться на все, что преподносит им корпус, или следует своими мозгами пошевелить. Брось. Что есть – то есть. Ишвара все видит, все знает. Если так уж произошло, не нам судить. Ты мне вот лучше что скажи... — он кряхтя поднялся с сена и выжидательно уставился на Ника, — о чем ты болтал с Артуром? Николас замер на секунду, не ожидавший, что Мейлон вдруг заговорит об этом да еще при всех. Но не стал долго юлить и, пожав плечами, ответил первое, что пришло в голову. — Да так. Попросил меня отчитаться перед Ульрихом. Он не хочет ехать в Централ самолично. — А должен был? — Вебер снял с плеча приставшую в рубашке травяную шелуху и покрутил ее в пальцах. — Я думал, это как-то в Штабе решаться будет. Они ведь все и затеяли. — Нет. Он должен был как уполномоченное лицо согласовать все с Центральным управлением, но теперь у него появились другие дела в связи со случившимся. Так что рапортовать как капитану команды придется мне, — вздохнул Ник без какого либо притворства. Здесь его огорчение было самым что ни на есть настоящим и не наигранным. Ему редко приходилось отчитываться перед ним. И он предпочитал бы, чтобы таких моментов на его долю выпадало еще меньше. А лучше и вовсе свести их к нулю. Может быть ему повезет, и к их приезду Ульриха в корпусе уже не будет? Он часто уходил с работы раньше положенного времени. Вряд ли бы кто решил бы поставить это ему в укор. Во всяком случаи, если бы им не хотелось лишних проблем. Наоборот, кинологи выдыхали с облегчением, когда Штайнмана не было на месте. По сути, офицеры отлично справлялись со своими обязанностями и без начальства. Каждый знал свои работу и выполнял ее, а распорядок дня и вовсе соблюдался каждым беспрекословно. Если бы Ульрих не совал нос в то, в чем мало разбирается, возможно выносить его присутствие было бы намного легче. Иногда Нику казалось, что он прекрасно это понимает, но делает нарочно, чтобы доказать свою значимость, абсолютно наплевав, что его некомпетентность мешает работе корпуса, а иногда и откровенно вредит. — Так ты теперь что-то вроде доверенного лица? — спросил Джим, недоверчиво поглядывая на Ника, как будто все еще надеялся поймать его на лжи. — Воистину, счастье привалило... — Да уж, удружил, нечего сказать, — фыркнул Крис. — И ты согласился? — Он нам хоть лишних баллов накинет за твое самопожертвование? — Джим снова улегся на сено, удовлетворив свой интерес. — Не за просто так ведь на такие риски идти. — Риски? — Донован все это время недоуменно переводил взгляд с одного парня на другого. — Счастливый... — Корф поправил очки. — Не знаешь еще, какого это, в одном кабинете с Ульрихом оказаться. — Я слышал от сослуживцев, что никто не хочет иметь с ним дело, но сам никогда не сталкивался, — сказал Брамс, почесывая спящего Шалфея за ухом. — Но вы, ребята, похоже знаете больше меня. Настолько неприятный тип? Стоит его опасаться даже тем кто соблюдает устав? — Он постоянно отправляет наших собак в другие корпуса, — сквозь зубы процедил Вебер. — Даже когда в этом нет необходимости. Просто чтобы в других корпусах восхищались тем, какие они послушные и трудолюбивые. А это все – наша заслуга. С площадок не выходим, чтобы собаки всегда были в форме. За наш счет себе цену набивает. Все же знают, что собаки из Централа лучше всех. Корф, у которого не так давно забрали Каштана, ничего не ответил на гневную тираду Рихтера, но Ник заметил, как он отвел глаза в сторону и сильнее сжал в руках петли брезентового поводка. Это была самая больная тема для разговора у кинологов, особенно у тех, кто уже прошел через подобное. С самого начала обучения им внушали, что служебные собаки – инструменты, и к ним нельзя привязываться. Кинолог обязан работать с любой собакой, должен обучать и тренировать ее, заботиться о ее здоровье, как и требовал долг хозяина, но он никогда не мог по-настоящему стать ее владельцем. Ник знал немало историй, пересказанных старослужащими, когда молодые ребята, лишившись своих собак в результате перевода или несчастного случая при выполнении задания, оставляли службу. Чтобы отпускать собак, к которым привыкли, требовалась выдержка и крепкие нервы. А еще четкое знание того, что ты делаешь и зачем. Сам Николас никогда не был свидетелем таких ситуаций, однако верил рассказам, потому как видел как тяжело далось Корфу и Джиму отдать своих псов. Джим старался не подавать вида. Он всегда отшучивался когда расстраивался или грустил, старался перевести все в шутку, еще больше чем обычно делая из себя клоуном, но лишь потому что суровое южное воспитание и гордость не позволяла ему выставлять напоказ свои эмоции. Только злобу он пожалуй контролировал не так хорошо, но благо вывести из себя Мейлона мало кто мог. Гром был отличным псом. Послушным и кротким, совсем не походил по темпераменту к Джиму, но они работали слажено и четко, и даже могли встать наравне с Зодиаком и Вебером, составляя для них здоровую конкуренцию. Шемрок, Зодиак, Гром и Каштан – они все были лучшими, звездами корпуса. Теперь из старого состава остались только Шем и Зод. Конечно, скоро на смену покинувшим корпус собакам непременно пришли бы новые таланты, но Ник доподлинно знал, что для Джима и Корфа лучше партнеров было не найти. Каштан пробыл с Вагнером совсем не долго. До этого парень не имел личной собаки и в основном работал на площадке подготавливая совсем юных "кадетов". Наверное, первые псы никогда не забываются... Они всегда становятся особенными и единственными в своем роде. И чем больше невзгод выпадает на долю друзей, тем ценнее становится их дружба. Раньше Ник лишь мог представлять себе какого это, постоянно жить с мыслью о том, что на другом конце поводка могут оказаться совсем другие уши, совсем другие лапы и хвост. Что место Шемрока может занять другая собака. Тоже верная и умная но... другая. Он от всего сердца сопереживал друзьям, но был рад, что его такая участь не коснется. Напрасно надеялся... Ему казалось, что он может понять их чувства, но когда сам испытал их ощутил, как это тяжело. И ведь в отличии от него этот гнет весел над друзьями постоянно. Ник же все еще мог избежать этой участи. Если Артур успеет вовремя... — Да, я слышал об этом, — кивнул Донован, крепче прижимая к себе Шалфея, который сморщил черный нос и потянулся, вытягивая все четыре лапы. — В Аэруго немного другие правила, но и рабочих собак там не так много. Президент моей страны давно упразднил кавалерийские корпуса и, наверное, скоро упразднит и кинологические. — Так ты по этому перевелся? — Крис задумчиво перебирал в пальцах сухую травинку. — Прости, если бестактно, просто ты с нами столько времени провел, а мы о тебе ничего не знаем. Сейчас хоть возможность появилась узнать друг друга получше. Николас уже знал эту историю. Брамсу было непросто начать говорить в присутствии других. Ребята и сами должно быть не приставали к нему с расспросами, чувствуя как настороженно ведет себя их новый приятель и не торопили его вступать в диалог. Однако Крис был прав. За время соревнований они очень много взаимодействовали, ночевали под одной крышей, вместе трудились и проводили досуг. Если отбросить все неприятности с которыми им пришлось столкнутся в лагере, пожалуй можно было даже назвать это небольшим отпуском, в котором ребята хоть ненадолго, но забыли о жизни за серым забором корпуса. Однако Брамс ни разу не высказался по поводу этого, и Николас не мог прочесть по его лицу, насколько он остался доволен такой сменой обстановки. Элрик все еще надеялся, что тихий, молчаливый паренек все же сможет вписаться в их компанию. Трудно будет находить с ним общий язык, если ничего о нем не знать. И к тому же, захочет ли сам Донован становится частью такой разношерстной компании, в который каждый ее член был абсолютно не похож на другого, а чтобы понимать шутки Джима и вовсе разве что не высшую академию сарказма приходилось заканчивать. Такое окружение может быть не по нраву Брамсу и тогда состязание, которое их объединило, не станет причиной для его вступления в их группу. К тому же, он не относился к их призыву, жил в другой казарме и даже служебная подготовка у них навряд ли совпадала. Он посмотрел на аэруговца, который казалось даже не слышал вопроса Криса, продолжая монотонно проводить рукой по черной шерсти пса. В вагоне повисло молчание. Поезд даже и не думал набирать скорость. Наверное машинист и не пытался придерживаться графика. Лес, до этого обступавший пути непроглядной пестро-зеленой стеной, начинал редеть. Между ветвями деревьев начало проглядывать ясное, голубое небо. Чаща словно сдавалась, уступив напору железной паровой машины, и разжала свои лапы-кроны, отпуская "пленников" на волю. На пол вагона ложились неровные рваные тени от проплывающих мимо деревьев, то погружая пассажиров во тьму, то освещая солнечным светом. Эта заброшенная железная дорога скорее всего даже на карте не была отмечена, потому Николас не имел представление по какой местности им предстоит добираться до Централа, но навряд ли этот путь будет проходить через города. Тем более, если по этой дороге уже много лет ходят только товарные составы. И судя по состоянию рельс – ходят очень редко. Еще одна причина по которой предусмотрительный машинист не решался поднажать. Особенно учитывая тот факт, что и состав приходился под стать железнодорожным путям. Когда вагон подскакивал, у Ника возникало ощущение, что выскобленные, начинавшие подгнивать доски пола могут не выдержать и такой легкой нагрузки. Повезло, что поезд тащил за собой вагоны забитые сеном, а не чем-то потяжелее, вроде мешков с зерном. Удивительно, что он все еще был на ходу. Но постепенно опасение сошло на нет. Вагон стойко переносил все неровности рельс, послушно следуя за паровозом. Сцепка между вагонами скрипела, стоило дороге уйти в гору, но похоже мужчина, управляющий поездом, уже не раз проходил по этому маршруту и не боялся незапланированной остановки для срочного ремонта. "Видимость – это еще не все" — подумал про себя Николас. — В Аэруго... все не просто. Элрик отвел взгляд от деревьев, остающихся позади, и посмотрел на заговорившего. Он уже и не ждал, что спустя столько минут тишины, он все-таки решит заговорить снова. Даже беседуя с ним наедине, Ник чувствовал, что Брамс буквально переступает через себя, делает что-то совсем несвойственное для него. Что-то непривычное и чуждое для молодого человека, но несмотря на это продолжал говорить, как будто сам понимал, что ему нужно общаться. Может, ему действительно этого хотелось. Никто не перебивал его и даже не искал с ним зрительного контакта, точно так же как и сам Николас делал, чтобы не заставлять собеседника выдавливать из себя слова. Удивительно, но и Джим, которого постоянно приходилось отдергивать, молча слушал неторопливое повествование Донована. Шалфей приоткрыл глаза и навострил уши, услышав голос хозяина. — По сравнению с Аэруго, служба в Аместрисе – рай. Мне тут нравится. И... это соревнование мне тоже понравилось. Было очень интересно. Мы были хорошей командой и, наверное, хорошо себя показали... — Почему же "были"? — фыркнул Джим, поворачиваясь на сене. — Мы все еще команда. В корпусе ли, на полигоне – разница-то какая? Главное – это мы сами. Шакал ты пустынный, хватит уже его теребить! — ишварит потащил Грача к себе на поводке, словно на удочке. Собака, разорвав один тюк, принялась за второй, по самые плечи зарывшись в него головой. Пес протестующе заворчал, упираясь лапами в пол, но кинолог все равно притянул его к себе и намотав поводок на руку, усадил собаку рядом. — Кошачья ты холера! — выругался он, отряхивая шерсть Грача от травы. — Ты ее жрешь там что ли?! Парни засмеялись, наблюдая за тем как Джим бубня себе под нос, оттирал нос пса от налипшего на него травяного крошево, а Грач между тем громко чихает, стараясь увернутся от рук хозяина. От шума проснулась Тагира. Подняла голову, осмотрелась и, тяжело вздохнув, снова распласталась на полу. — Смотрю, настолько к природе пристрастился, что травоядным стал! — хохотнул Крис. — Шутки шутками, но заказчик вряд ли будет рад этому, — тихо сказал Корф, не разделяя всеобщего веселья. — За это же все уплачено... — Ты видел сколько там их? — вступился за Грача Джим, махнув рукой. — Одним больше одним меньше. Он же его не сожрал в конце концов. КХА Грач отделавшийся от внимания кинолога, закашлял и на пол вагона упало пережеванное соцветие ромашки. Тут уж даже Брамс не выдержал. Прикрыв рот рукой, он тихо засмеялся, уже не сдерживая свои эмоции. Первый раз за все это время Ник увидел, что он смеется. Прошла всего секунда и уже весь вагон составил ему компанию, под хриплый кашель Грача, наживавшегося полевых цветов. Похоже, Ник излишне переживал за Донована. Пусть он еще страннее, чем их молчаливый Донован, но все же ему не было чуждо общение, и он прекрасно ладил со всеми. Во всяком случаи, к странностям им было не привыкать. В корпусе их компания была, пожалуй, не только группой самым талантливых кинологов, но и вместе с тем самых странных людей, которые каким-то образом отлично взаимодействовали между собой. Если рассматривать с этой стороны, кандидатура Брамса подходила им как никакая другая. А в кипе с тем, что аэруговец так же подавал большие надежды на кинологическом поприще, все складывалось как нельзя лучше. Пусть Донован и не сказал этого прямо, но Николас, немного пообщавшись с ним наедине, уловил в словах парня некое несмелое желание не заканчивать то, что произошло с ними в лагере. Этот опыт пришелся ему по душе, хоть изначально он сторонился новых знакомых и заговаривал с ними только когда того требовала ситуация. Даже Джиму было это очевидно и потому, что его слова не вызвали никакого противоречия среди остальных, можно было смело сказать, что это и было негласным приглашением вступить в их ряды. И судя потому как Донован, забыв о своей отстраненности, вместе со всеми смеялся над дурашливостью черного Грача, он и сам это понял. — Приедем домой – накормлю тебя одуванчиками... — наконец отсмеявшись заявил Мейлон, обращаясь к псу. — Позорище, а не собака! — Он просто подглядел, как ты нас щавелем кормил, вот и захотел попробовать, — не унимался Рихтер. — А вот его-то как раз собакам давать и нельзя, — со знанием дела поднял указательный палец Джим. — Он ядовит для собак. А луговую траву пусть грызет, это не страшно. Лес остался позади. Поезд выехал на равнину, сплошь покрытую уходящими к горизонту лугами. Их окружала вселенская пустота: ни деревень, ни рощиц, ни даже отдельных стоящих вдалеке домиков, ничего не было видно. Похоже, эта дорога и правда проходила в стороне от населенных пунктов. А значит и железнодорожные платформы им тоже не встретятся. Оказавшись на открытой местности, паровоз издал долгий протяжный гудок и немного набрал скорость. Несмотря на прибавленный ход, трясти стало меньше. Вагон все еще раскачивался, поскрипывал, но абсолютно все почувствовали, что катиться по рельсам он стал плавнее. Стук колес наконец-то стал напоминать привычный звук, непохожий на железные, скрежещущие удары старым молотом по ржавой наковальне. Вглядываясь в бескрайний, на сколько хватало глаз, пейзаж состоящий лишь из зеленых и голубых оттенков, молодые люди выдвигали предположения о том, где же они оказались. Грузовик довез их до леса с совсем другой стороны и на всем пути следования на точку сбора они не видели ничего похожего. Николас даже достал компас, но в движущемся составе определить точное направление так и не получилось. Фактом оставалось лишь то, что они похоже двигались на юг, так или иначе приближаясь к Централу. Было бы проще, будь у них карта, хотя Ник все же сомневался что эта ветка железной дороги могла быть нанесена на обновленные топографические атласы. Когда разговоры наконец утихли и кинологи стали устраиваться на отдых, собравшись у дальней стены в ряд и прислонившись спинами к стене вагона, заставленной тюками, собираясь вздремнуть, чтобы скоротать время до станции. Джим все-таки кое-как сгреб в кучу развороченное Грачом сено и даже постарался перетянуть получившийся стог обрывком проволоки. Получилось неказисто и ненадежно: все-таки какую-то часть травы собака растерзала так, что вернуть ее в охапку уже не получилось бы. Грач же, не обращая внимание на ворчание хозяина, нашел что-то в щели между досками и раскапывал ее когтями, создавая мерзкий режущий ухо скрежет, и не угомонился, пока Джим не запустил в него кепкой. Сконфуженный таким поступком пес, удалился в угол и, наконец успокоившись, свернулся там клубочком, отворачивая морду от Джима, всем своим видом показывая, насколько обижен за такой оскорбительный поступок. Наконец закончив закручивать проволоку вокруг снопа, Джим отбросил его в сторону, к другим тюкам и почесал ладони, поколотые остями трав. — Ну что, сколько мы уже катим? — тихо спросил Мейлон, плюхнувшись рядом с Ником и, закидывая руки за голову, уперся на стенку. — Как по мне, целую вечность в этом ящике трясемся. — Второй час, — ответил Ник, убирая в карман часы, на которые только что смотрел. — Есть время вздремнуть. Прибудем в корпус задолго до отбоя, придется сразу в режим включаться. Отдохнуть нам там не дадут. — Да и пес с ним. За душ я готов хоть километровую траншею вырыть, лишь бы кусок мыла дали, — мечтательно протянул ишварит, но кашлянув, вмиг стал серьезным и вновь недоверчиво взглянул на Ника. — Разговор есть... — он осмотрелся и, удостоверившись, что остальные члены отряда спят, продолжил. — А теперь честно, о чем вы говорили с Артуром? Не ври мне патлатый, я твою ложь чую, как легавая куропатку. Выкладывай, что он от тебя хотел. Я с самого начала понял, что Браун крутится вокруг тебя не просто так, а словно что-то тебе задолжал. Он придвинулся ближе к Нику и толкнул того локтем, красноречиво, даже настырно намекая, что отмолчаться не получится. Элрик вытерпел тычок и тяжело вздохнул. Ему уже начинало казаться, что приставучий приятель оставит его в покое. Сейчас он был не в настроении обсуждать это, но понимал, что Джим не отстанет, пока не получит ответ. Он и сам пока не мог сказать ничего определенного. Для начало нужно было увидеть Ульриха и понять, насколько сильно он подозревает ученика своего брата. Всем и сразу сообщать планы Артура Ник не хотел. Для начала хватит Джима. Он и подсказать сможет в случаи необходимости и частенько в кабинете Ульриха бывает, когда получает очередной выговор. Это может пригодится в будущем, и чтобы использовать такой прием, конечно, придется обо всем рассказать. Навряд ли ребята подслушивали их. Устав после трудного утра с множеством испытаний, они забылись глубоким спокойным сном. Как и их собаки. Бодрствовали сейчас только Шемрок и обиженный Грач, поглядывающий из угла на кинологов. Хитрец Мейлон и так прекрасно знал, что друг не станет держать его в неведении. В конце концов он был единственным, кто знал о том, что Ник общается с дочерью фюрера. Элрик не опасался доверять ему свои тайны, но тайна Артура принадлежала не ему одному, и так просто выдавать ее было нельзя. — Ты сейчас хочешь об этом поговорить? — сквозь зубы процедил Николас. — Можешь хоть до корпуса потерпеть? — Никто не слышит, — шикнул тот, еще раз пристально вглядевшись в лицо каждого из спящих. — Ты мне что, не доверяешь? — он скорчил обиженную гримасу, почти такую же, как у Грача. — Как же ты меня обижаешь, братишка. Вместе через огонь, воду и оленьи рога, а ты со мной вот так... — попытался пристыдить его он. — Заткнись, — тихо рыкнул Ник, вернув ему тычок локтем под ребра и неготовый к этому Мейлон ойкнул, скорчившись от боли. — Сказал ждать – значит жди. Что ты как маленький?! Он не хотел делать ему больно, но осадить Джима и показать ему, что шутить он не намерен, по-другому было нельзя. Точно так же отрезвляют заигравшуюся собаку, когда она в пылу азарта перестает слушать хозяина. Хороший рывок за ухо позволяет вернуть ей внимание. Такие же методы действовали и на людей, и иногда Ник пользовался этим, давно подметив пользу этих приемов. Если бы ишварит продолжил бы напирать, непременно разбудил бы остальных. Однажды ему может потребоваться и их поддержка, но сейчас лучше будет, чтобы никто и ничего не знал. Даже Джим. Ему бы хотелось объяснить, почему он должен поступить именно таким образом, но объяснение содержало и саму причину, а потому следовало держать язык за зубами. Хотя бы какое-то время. — Ай-ай-ай... — Мейлом потер рукой уширенное ребро и недоумевающе бегал взглядом по другу, удрученно смотрящего вперед, на зеленные холмы, незаметно пришедшие на смену долинам. — Какая муха тебя укусила? Нельзя было спокойно сказать? — Я и сказал. Ты просто слушать не умеешь. Джим фыркнул и отвел взгляд. Его пыл поумерился, но любопытство все еще не отпускало и, помолчав некоторое время, он все-таки осмелился на еще один вопрос, на всякий случай отодвинувшись от Ника на такое расстояние, которое ему бы понадобилось, чтобы дотянутся до него локтем. — Хоть с чем это связано сказать можешь? Хочу знать, к чему себя готовить. А то у меня нехорошее предчувствие на этот счет... — С переменами, — не задумываясь ответил Ник, прикрывая глаза, начиная засыпать. Последние, что он почувствовал это холодный мокрый нос Шемрока, уткнувшийся в его запястье. А потом Ник провалился в сон, где недовольному бормотанию Джима под боком было его не достать. ***** От скрежета тормозов и сильного толчка Николас встрепенулся, едва успев сохранить равновесие и не повалиться на бок. Спящий рядом Джим так же почти что покатился по полу, но вовремя уперся на руку, не давая себе упасть. Собаки, все как один, вскочили на лапы и ошеломленно крутили мордами, спросонья не понимая где оказались, но проснувшиеся кинологи вернули их в сознания, подтянув на поводках, хотя и сами растерянно моргая, приходили в себя. Николасу показалось, что он просто прикрыл глаза на миг. Сквозь сон он все так же слышал стук колес вагона, который постепенно становился тише и дальше, но не затихал до конца. Эта монотонная мелодия успокаивала его, помогала провалиться в сон. Понадобилось еще несколько мгновений, чтобы кинологи поняли – вагон перестал двигаться. Поезд остановился. Пустошь по которой они катили несколько часов к ряду, исчезла. Вместо ее появилось поле и дорога, разделяющая его на две части. А сразу перед ними, почти вплотную к вагону, стояли грузовики. Точно такие же, как те, которыми располагала кинологическая часть. Спутанные мысли не давали Нику мыслить здраво и он решил, что кто-то уже послал за ними, но почти сразу осадил себя тем, что так много машин в корпусе у них не было. Парень устало замычал и как следует потер глаза, решив, что зрение обманывает его, но когда убрал руки от лица, ничего не изменилось. Вереница машин, со старой, облупившейся на капотах краской, медленно пододвигалась ближе к поезду. Откуда-то издалека раздался неразборчивый голос из репродуктора, объявляющий прибытие, и парень окончательно удостоверился в том, что они благополучно добрались до Централа. — Сколько мы спали?.. — пробубнил Джим, потягиваясь, и перекатился на колени, потягивая затекшую спину, запричитал. — Ох, мои старые, бедные косточки. Слава Ишваре, больше никаких лагерей... Николас, решив, что этот вопрос можно воспринимать как риторический, не стал снова доставать часы и, придерживаясь рукой за стенку встал на ватные, негнущиеся после долгого сидения на твердом полу, ноги. Вслед за ним поднялись и остальные. Джим и вовсе попросил помощи протягивая руку Нику. Похоже и правда не мог прийти в себя после поездки. Элрик решил бы, что он снова придуривается, но по мучению на лице ишварита понял – не шутит. Поставив Мейлона на ноги, придержав его пока парень сам не сделает пару шагов, он поторопил остальных. Если эти грузовики здесь чтобы разгружать сено, было лучше ретироваться дабы не мешать. Крис поставил Тагиру на лапы и, заручившись помощью Донована, спрыгнул вниз, где готов был подхватить ее. Николас, закинув за плече свою поклажу, пропустил вперед Корфа с Плеядой и Джима, старающегося удержать рвущегося с поводка Грача, которому не терпелось поскорее покинуть вагон. Элрик покидал его последним, и когда подошла его очередь, путь ему перегородил возникший из неоткуда парень в зеленой рабочей безрукавке. Ослепленный солнечным светом Ник сначала не понял, кто это, но моргнув, привыкая к яркому свету вспомнил этого молодого человека, который удивленно вытаращился на него. — Ник? — спросил Геральд. — Ты что здесь делаешь? Шемрок зарычал, угрожающе прижимая уши, и конюх резко отпрянул, едва не потеряв равновесие. — С учений возвращаемся. Первым классом, — буркнул парень, еще не до конца проснувшись, и отдернул пса. — Прекрати... Овчарка облизнулась, нехотя пряча клыки и Николас наконец-то выпрыгнул из вагона, становясь рядом с все еще обескураженным Геральдом. Так вот получается, кому предназначался этот груз. Нужно было с самого начала догадаться, куда именно может направляться такой большой запас сена. Элрик потянулся и затекшие мышцы отозвались болью. Они стояли на невысокой насыпи. Поезд, как и говорил Артур, не доехал до Центрального вокзала и свернул на запасную техническую линию для разгрузки. К ней вела дорога, огибающая платформу далеко впереди, где можно было разглядеть черные, блестящие локомотивы, готовые к отправлению. До его слуха снова донесся голос из репродуктора, заглушенный пыхтением паровоза. Кинологи отошли в сторону когда из машин начали вылезать и другие конюхи чтобы начать разгрузку. — Здравствуй, — спохватился Ник, вспоминая, что так и не поприветствовал друга Алори как подобает. — Извини, что-то я никак в себя не приду, — он подал ему руку для рукопожатия. — Я тоже не ожидал тебя здесь увидеть. — Да ничего, — Гер, усмехнувшись, пожал ее. — Я тоже удивился. Ждали сено, а привезли собак. Вы откуда едите? Неужели из Восточного города? — Чуть ближе. Где-то недалеко от Нью-Оптайма были. Прости, может быть несколько тюков собака разодрала. Они не привыкли на поездах кататься. — Пустяки, — отмахнулся парень, отойдя от неожиданной встречи, — Аверс все равно всегда заказывает его больше, чем положено. Никто не заметит. Геральд опасливо покосился на пса, который сверлил его недобрым взглядом, и вспомнил, как едва не попал ему на клыки, когда Алори привела его с собой в конюшню. Девушке насилу удалось удержать его. Похоже Шемрок тоже этого не забыл и по запаху четко определил, где и при каких обстоятельствах встречал этого человека. Как и в случаи с Артуром, несмотря на то, что хозяин никак не показывал негативное отношение к чужаку, овчарка была на стороже, не оставляя ему и шанса совершить что-то плохое по отношению к кинологу. Геральд любил собак, даже ту черную шавку, Смородину, не стал прогонять, разрешив остаться во дворе, и постепенно приручал несчастное животное и прикармливал. Благодаря этому, беспризорница перестала покушаться на кур и больше не терроризировала соседей, направляющихся на речку за водой. Но ему становилось не по себе при взгляде на Шемрока. И уж точно он ни за что не стал бы протягивать к нему руку, чтобы погладить. — Заждался, Гер? К ним неторопливо подошел машинист с зажатой в зубах сигаретой и мятыми бумагами в руке. От его грязных, покрытых сажей рабочих перчаток, черные следы оставались и на накладных, которые он протянул конюху. Геральд кивнул и, приняв документы встряхнул их, видимо не впервой имея дело с угольной пылью и не боясь запачкать руки. — Приехал бы раньше да вот, — он кивнул на Ника, — пришлось еще груз по дороге подцепить. — Ничего страшного, — Геральд пересчитал листы, даже не взглянув на содержание. — До конца смены еще есть время. — Это тебе ничего, а мне еще на юг поезд отгонять! Нашли бы вы поставщика поближе. Я теряю во времени из-за этих перевозок. К тому же ваш корпус и так в поле стоит. Что, своей травы мало? — он рассерженно сплюнул в сторону. — Все вопросы к Аверсу, — ответил Геральд, скручивая бумаги в рулон. — Моя работа встретить и разгрузить, поставщиков корпус он нанимает без нашего ведома. Этой весной у нас больше расходов по фуражу*. Прошлая поставка оказалась меньше положенной, и Аверс хочет иметь достаточный запас, пока мы не снимем первый покос. — Спасибо, что подбросили, — поблагодарил Ник, несмотря на то, что мужчина говорил о кинологах как о вещах. — Нам пришлось бы надолго застрять в лесу, если бы не вы. Машинист покосился на него, словно решая, нужно ли вообще что-то отвечать, буркнул что-то под нос и, хрустя гравием насыпи под ногами, поплелся обратно к локомотиву, убрав руки в карманы рабочей куртки. — Извини, он всегда такой. Я уже привык, внимания не обращаю, — с досадой почесал затылок Геральд, испытывая стыд за доставщика. Ему не хотелось выставлять себя в плохом свете перед Николасом, братом девушки, в которую он был влюблен, пусть Ник об этом и не знал. Будет нехорошо, если у кинолога сложится о нем плохое мнение. Он с самого начала старался никаким образом не вызывать неприязнь к себе с его стороны. Алори всегда отзывалась о брате как о добром, чутком и внимательном человеке, от того Геральд чувствовал себя неуверенно рядом с ним, боясь сказать или сделать что-нибудь не то. Быть может, если бы эта встреча не была такой внезапной, он бы не растерял свою уверенность. Когда Геральд отправлялся за сеном для корпуса, Николас был последним, кого бы он ожидал встретить здесь. Алори всегда сетовала на то, что брат почти не проводит время дома, постоянно пропадая на службе. Ник даже никогда не заглядывал в конюшню, во всяком случаи, Гер не знал о его визитах. Если бы он чаще появлялся там, узнал бы о том, с кем водит дружбу его дорогая сестра. "Интересно, а он вообще в курсе?" — подумал про себя Геральд. Алори было запрещено общаться с военными, но несмотря на это, Цербер почему-то не попадал под этот запрет, и она с удовольствием общалась с ним, совершенно не обращая внимания на его предостережения. Конюх до сих пор не мог понять, почему такая милая, скромная девушка вообще проявляла интерес к этому мерзкому, самовлюбленному солдафону, который никого кроме себя не замечает. Сколько бы он ни старался открыть ей глаза – она никого не слушала. Да еще и защищала его, не позволяя произносить при ней его кличку. Геральд терпел это лишь потому, что не хотел ее расстраивать. Он не готов был портить с ней отношения. В последнее время они виделись очень редко, и времени на разговоры почти не было. Когда в корпусе появился Пай, в конюшне очень долго было не продохнуть от запаха крови. Геральд плохо переносил ее запах, и уж тем более вид, так что ничего не мог с собой поделать. Каждый раз как сталкивался с чем-то подобным, ему становилось не по себе. Сознания он не терял, но кажется, был в шаге от этого. Геральд понимал, как это позорно для мужчины, однако как бы ни старался не мог перешагнуть через себя. Скорее всего, из-за этого он не был до конца уверен в себе, чувствуя некоторую ущербность. А хуже всего то, что теперь и Цербер знал об этом. Как еще не изволил упрекнуть в своей излюбленной манере... — Ник! — окликнул парня Джим. Элрик оглянулся через плечо к стоящим сзади ребятам, которые уже готовы были идти в сторону станции. — Мы идем или нет? — спросил Крис. — Идите вперед, я догоню, — ответил парень. — Найдите телефон и вызовите машину. Они уже должны быть в курсе. Возьмите Шема. Я скоро приду. Джим пожал плечами и подошел к нему, забирая поводок. Пес, не согласный с таким решением, уперся лапами в землю, не давая сдвинуть себя с места и не имея никакого желания оставлять хозяина наедине с чужаком. Но несмотря на протест, ишварит потянул его за собой, и собаке ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Он оглянулся на хозяина и, получив от того невербальный жест, повесил хвост и поплелся с ребятами к станции. Николас с самого начала заметил, что Геральд побаиваться Шемрока, а тот весьма настороженно посматривает на конюха. Все как и всегда, пес мало кому позволял находится рядом с ним, и чтобы понизить градус напряжения и не заставлять Геральда нервничать, Ник попросил друга отвести Шемрока. К тому же, он хотел поговорить с парнем, а сделать это было лучше в спокойной обстановке. — Может быть, мы вас подбросим? — предложил Геральд, провожая взглядом удаляющихся военных. — Не надо. Пусть корпус уже хоть что-то сделает, — отказался Элрик. — После того, что мы пережали, вполне заслужили немного удобств. Конюх не стал спорить с ним и, кивнув, продолжил наблюдать за работой других конюхов. Крепкие ребята, подчиненные Геральда, ловко перебрасывали друг другу тюки с сеном, по цепочке передавая их к машинам, быстро разгружая вагоны. Про себя Николас отметил, что дорога, по которой прибыли рабочие из корпуса, почти прямиком пролегает через поле, самый короткий путь от станции до конюшни. А значит Геральд, предлагая их подвести, должен был знать, что им совсем не по пути. Это было очень учтиво с его стороны, но Нику не хотелось так утруждать парня. К тому же, он сейчас был занят работой и, чтобы не мешать, он хотел не задерживаться надолго. Ведь его тоже ждало срочное поручение. Однако, не мог не спросить, особенно так удачно встретившись с человеком, который как никто другой мог ответить на его вопросы. — Как там Алори? — спросил Николас. — Меня не было в городе несколько дней, и я очень переживаю за нее. У нее все хорошо? — Ты одну ее оставил? — удивился Геральд, отвлекаясь от наблюдения за погрузкой, и ошарашено посмотрел на кинолога. — Я то думал ты на день уезжал. — Нет, на неделю... Она что, тебе не говорила? — Мне... — Геральд немного помрачнел и отвел взгляд, буркнув, — Нет, не говорила, — но потом сказал уже громче. — С ней все хорошо. Работает правда сейчас много из-за нового коня, но не слышал, чтобы она жаловалась. Все нормально... Если не считать, что постоянно с Цербером общается. Ты знал об этом? — он пристально посмотрел на парня, ожидая его реакции, которая была для него очень важна. Ник не ответил сразу. Выходит не только он знает об этом. Наоборот, возможно конюх знает куда больше, ведь Ричард наведывается в конюшню, где сам кинолог почти не бывает. Он и сам был свидетелем того, как штабский офицер посещал корпус в тот момент, когда его сестра оставалась на ночное дежурство, Этот факт заставил его в свое время сильно понервничать, и если бы не Ева, унявшая его тревоги, кто знает, до чего довели бы его собственные умозаключения. Не было ничего удивительного, что Геральд с таким пренебрежением говорил о нем. Ник и сам до недавнего времени не жаловал Ричарда и, по правде говоря, не до конца доверял ему, но мог допустить мысль, что этот человек заслуживал шанса. Нехорошо было судить о нем, не зная лично, а какие уж конфликты были между Мустангом и конюхом – значения не имело. Сейчас ему не об этом хотелось говорить, но так или иначе на вопрос Геральда нужно было ответить, и он надеялся, что это не займет много времени. Ведь не ему нужно было объяснять парню, как следует общаться и с кем, но чувствовал, что такой темы избежать не придется. — Знаю. Но она этого не знает. И ты ей не говори, что я в курсе. — Черт... я то до последнего думал, что ты не в курсе, и поэтому она продолжает с ним дружбу водить, а оказывается ты сам этому потакаешь, — на выдохе произнес конюх и, сняв кепку, обмахнулся ей несколько раз, словно бы ему стало жарко. От услышанного его едва не передернуло от негодования и бессилия. Он считал, что в этой борьбе Николас станет для него соратником, но оказалось, что он переметнулся на вражескую сторону. И это человек, который, по словам Алори, не любил штабских?! Неужели ему настолько было плевать на свою сестру, что он был готов закрыть глаза на то, с кем она проводит свободное время? Дела обстояли хуже, чем он предполагал, но он не собирался сдаваться, и уж точно не собирался отдавать Алори на растерзание этому монстру. Пусть даже он был единственным, кто видел в этом угрозу. Они все просто слишком плохо знали этого типа, не понимали, с кем связались и на что способна эта чертова псина. Что еще ждать от адского чудовища. Он умело вводил в заблуждение, пользовался чужим расположением и не отпускал пойманную жертву. Может сейчас у него на уме и не было ничего ужасного, но неужто Ник ждет, когда случится что-то страшное, чтобы наконец-то прозреть? Он едва держался, чтобы не высказать все это кинологу, но его держало и то, что он не мог запятнать себя перед ним. Раз уж он не замечает того, как опасно пускать все на самотек, то может и решить что такой предвзятый в суждениях человек - никак не может быть рядом с Алори. И это в то время, как Церберу это позволено! Геральд закипал от гнева и несправедливости, держался изо всех сил, надеясь, что Николас приведет аргументы, объясняющие его точку зрения, и молился, чтобы они были логическими и уняли бурю в его душе. А пока что ему казалось, что он единственный, кто стоит на защите девушки от каждосекундной опасности, которой она подвергает себя. Сорваться сейчас было никак нельзя, но он определенно сделает выводы после этой беседы. — Она не маленькая и сама в праве решать, с кем ей общаться, — спокойно ответил Ник, не замечая реакцию Геральда, или же просто не хотел ее замечать. — Ты ведь должен защищать ее, — сказал Геральд. — От штабских хорошего ждать не стоит, тем более от таких, как он. Не спеши доверять тому, о ком ничего не знаешь, — осторожно попытался образумить собеседника конюх. — Говоришь совсем как мой отец, — усмехнулся Ник, пнув лежащий под ногами камень. — Если бы не его запреты, многих проблем пришлось бы избежать. А теперь собственная сестра мне не доверяет... — Даже против него готов пойти? — спросил Геральд, теряя последнюю нить, которая готова была вернуть ему вееру в благоразумие кинолога. — Даже против самого дьявола, — вздохнул Элрик. — Давай не будем об этом. Просто не говори ей об этом. А дальше она сама со всем разбирается. Если ты ее друг, не станешь мешать Алори самой решать, как ей поступать. За нее всю жизнь решал отец. Его забота порой переходит границы, а он и сам этого не замечает. Я слишком поздно это понял и из-за своей же глупости потерял доверие моей Лори... Больше я не стану этого делать. Слушать дальше Геральд уже не мог. Он все понял. Он остался совсем один в этой борьбе, и никто не мог помочь ему. Никто кроме него не замечал очевидного. Геральд не мог обьяснить своих ощущений, но был уверен, что они не подводят его. Цербер опасен. Он не должен угрожать безопасности девушки. Но даже она ему не верила. Парень чувствовал свое бессилие, невозможность образумить их всех, показать, кто такой этот мерзавец. И откуда только у Ника такая уверенность в том, что Мустанг безобиден? Он что, знал о нем что-то, чего Геральд не знает? Он хотел было отказаться. В конце концов, он не обязан выполнять просьбу, противоречащую его убеждением и уж тем более просьбу, по которой Алори подвергнется еще большей опасности, но не мог по одной лишь причине, которая связывала ему руки. — Только ради Алори... — процедил он сквозь зубы, надевая кепку. — Только ради нее я выполню твою просьбу. При всем моем уважении к тебе, ты слишком наивный, Ник. И когда-нибудь это приведет к большой беде.