Блокнотик номер два

В возрасте примерно тысячи с чем-то лет у Священника Зверя появилось первое серьёзное хобби. Наверное, это было чем-то сродни построению карточных домиков. Долгая, осторожная работа: сначала просто от скуки, а затем уже из упрямства, восхищения собственной терпеливостью и результатами труда… За столько лет — ни единого неверного вздоха, ни разу не дрогнула рука. Конструкция — высокая, хрупкая и невозможная-невозможная — поражала его снова и снова, до глубины… души ли? В общем, сущности. Неужели он, он — и правда так может? Неужели все это до сих пор не рассыпалось? Устоит ли, если добавить ещё пару карт? Похоже, совершенству предела не было. Её доверие — к нему, лично к нему! — все росло, сверкая прозрачным наивным стеклом. Вся тьма, которой он являлся, из которой он был создан, тянулась ее предать. Разбить хрупкую башенку светлого чувства, полюбоваться радужным ливнем осколков, листопадом разлетающихся карт… Зрелище будет неповторимым, бесспорно. Но что-то юное и любопытное внутри него снова и снова спрашивало: а если дать этой невозможности подрасти ещё немного? Он позволял. И она действительно росла — вопреки всему, что он, казалось бы, знал о мире. Синие-синие глазищи. Такие тёмные, как море иногда бывает перед штормом — и такие прозрачные, искрящиеся на свету. Ровные золотые волосы, которые способны завиваться поистине немыслимыми волнами и кольцами, падая на какую-нибудь плоскую поверхность или попросту развеваясь в потоках ветра. Беззащитная влюбленная улыбка. Ей почему-то очень нравится, когда он навивает её волосы спиралькой себе на палец… Они у неё такие мягкие, что делать это постоянно совсем не составляет труда. Снова и снова добиваясь такой улыбки. Эту девушку столетиями учили ненавидеть его, а теперь она без малейших сомнений доверяет ему своего бесценного приемного сына. Что уж говорить о ее собственных теле и душе? Да, он любил позволять себе побыть юным и любопытным. Поиграть — с жертвой ли, с игрушкой, или просто так. Как ещё жить-то, собственно, и не свихнуться к тысяче-двум от скуки? Но еще у него внутри было что-то древнее и мудрое. Имеет свойство и такое появляться рано или поздно… И оно предупреждало: второй раз такого не построить, снова этой хрупкости и чистоты никогда не достичь. Зеллос никогда не любил играть с теми, кто уже был однажды сломан. И хоть в последние столетия среди монстров стало модно подолгу мучить жертву — чаще выворачиванием её собственной психики, чем какими-то внешними воздействиями, — выводя её на новые и новые витки безумия, лично ему это казалось скучным. Предсказуемым. Излишним. Что раз сгорело, вновь сгореть не сможет, да и склеенные прежде фарфор или стекло во второй раз бьются уже далеко не так эффектно, как в первый. Уж он-то это хорошо знал. А снова и снова искать что-то новенькое — бессмысленно. Доверие человека, кем бы тот ни был, заработать настолько легко, что оно не стоит и ломаного человеческого гроша. А вот Золотые Драконы… Это было уже весьма и весьма интересно. Чтобы настолько безоговорочно и безоглядно довериться ему, тому, кто одним движением прервал жизни тысяч твоих собратьев, надо быть полным идиотом. Либо Филией. И нет, Филия к первым совсем не относилась, что бы он там порой ни говорил. Язвить время от времени надо, но на самом деле, на глупых существ он внимание и время никогда не тратил. Все же её история достойна пера какого-нибудь поэта или драматурга. Получилось бы даже весьма красиво, хоть и не очень правдоподобно. Золотая драконица, неплохая светлая жрица, потеряв в жизни всякую опору, нашла новую в лице злейшего врага, и — добровольно, прекрасно понимая, кто и что он такое, — позволила любви себя ослепить… Кажется. Нет, почти наверняка так оно и есть. События сложились уникальнее некуда, и шанс полюбоваться тем, как разобьется такое сердце — один на всю его бесконечную жизнь. Стоит ли тратить такой сразу, раньше времени? Нет. Это подождет. Столько, сколько надо. А пока можно продолжить потихоньку строить свой хрустальный замок.