Блокнотик номер два

Если описывать Филию одним словом, то слово это — «сладкая». Белая кожа, золотые волосы, нежный голос, пастельно-розовое платье и подчёркнутая — несколько раз, для верности, — хорошесть. Будь она десертом, уже на этом месте многие отодвинули бы от себя блюдечко. Несъедобно. Приторно. Чересчур. На их счастье, они не чувствуют вкуса эмоций, иначе давно бы уже ползли на коленках из этой метафорической столовой, по возможности пряча приятный нежно-зелёный оттенок лица. Эмоций на свете не так уж много, и их набор у всех примерно одинаков. Ощутить, что чувствует существо, для монстра — проще простого. Но вот вкус эмоций бывает самым разным. И Филии с ним невероятно «повезло». А Зеллосу повезло Филию встретить. Кожа у неё — на вид совсем как сахар. Кажется, что, если достаточно долго лизать её в одном месте, она там непременно сотрётся и растает. Но на самом деле нет, не сотрётся. Он проверял. Волосы у неё — с цветом и запахом золотого цветочного мёда. Того самого, от полной ложки которого, неосторожно засунутой в рот, сводит скулы и челюсти. Сладкого, невыносимо сладкого, с неуловимо-тонким плетением горьковатых оттенков в глубине. Примерно таков же и вкус её любви к приёмному сыну, маленькому Древнему. А ненависть — расплавленный, текучий шоколад. По его оттенку почти всегда можно понять, о чём таком глубоком и «важном» Филия задумалась. Горьковатый, благородный чёрный — это воспоминания о том, как её раса когда-то истребила Древних; нежный молочный — ненависть к нему или к себе самой, а белый — к чему-нибудь ещё, вроде общей несправедливости этого мира… Они порой удивительно вкусно смешиваются и перетекают друг в друга. Хотя такие моменты и трудно бывает поймать. А ещё очень приятно, когда Филия берёт и доверчиво прижимается к нему, сидя рядом. Просто долго-долго обнимает и молчит. Это как чай. Горячий, переслащённый чёрный чай, совсем как он любит. И, пожалуй, ради такого восхитительного вкуса можно снова и снова «закрывать глаза» на странные чувства, которые появляются в такие минуты внутри него самого. А в остальном… Сахар, сплошной сахар. Всё остальное — уже поверх. Наигранно-лимонный привкус раздражения при встречах — «тебе же нужны отрицательные эмоции, так?» — и горячая, как едва снятое с огня варенье, злость. Освежающий мятный страх. Смущение: с ярким, как её щёки в этот момент, вкусом барбарисовых леденцов — например, после какой-нибудь удачной шутки или вскользь брошенного, только им двоим понятного намёка на события прошлого вечера. Приторная, сиропная сладость этих самых вечеров и ночей. Такая сильная, что захватывает тебя целиком, и ты уже не чувствуешь ничего иного. Тонешь, бесконечно долго захлёбываешься, растворяешься в этом ощущении — и, поскольку дышать тебе в общем-то не нужно, никак не можешь окончательно утонуть. А потом… потом эта сладость постепенно слабеет и уходит, как морская вода с отливом. Сахарное личико на белой подушке, в медовых потоках волос. Трудно быть очень уж эмоциональной, когда спишь. Даже когда ты Филия. И уж совсем невозможно — не возвращаться к ней после такого, снова и снова. Фи-ли-я. Его вездесущая липкая сладость. Труднее всего, пожалуй, ежедневно отлипать, отдирать себя от нее самой, но и вдалеке от неё тоже покоя нет. Она насквозь пропитала его мысли — а значит, и всю сущность; постоянно чувствуется на каждом квадратном сантиметре фальшивой кожи. Порой кажется, что, если бы не перчатки, за ним по всему миру оставались бы клейкие блестящие следы. Она — как привкус сахара во рту, в каждом его выдохе. Иногда — буквально. Нельзя же лгать Зелас, в конце-то концов. — Ты где был столько времени? — …Филия. — Отчего сотворил эту и эту глупости? — …Филия. — Почему ты явился ко мне в таком… виде? — …Филия. Одно короткое имя, такое привычное и такое сладкое на языке. И всем всё сразу ясно. Много сладкого, говорят, вредно. Но какое до этого дело монстру? Монстры говорят, что драконы — плохая компания, а сам он с этой игрой в романтику выглядит смешно и нелепо. Возможно. Но Филию в обозримом будущем Зеллос бросать всё равно не собирается. Всё-таки большего сладкоежки, чем он, свет ещё не видел.