И они тоже

В поселке он охотился и прежде. Там, где люди, всегда хватало пищи. Опасностей тоже хватало, потому он таился, стараясь не попадаться на глаза. Всю жизнь он прятался, а сегодня не стал. Сегодня голод диктовал свои условия. Голод вел его с объездной дороги на центральную улицу, мимо того места, где он наткнулся на чокнутого мужика, туда, где так заманчиво и вкусно пахло. Он еще не оказывался здесь прежде, иначе запомнил бы это место. Здесь было чем поживиться, и было в достатке, так чтобы не пришлось за это драться или портить ради этого шкуру. Знай он об этом месте раньше, никогда бы не попался чокнутому мужику. Здесь пахло кровью и мясом – добычей. Запахи будили охотничий инстинкт, голод вторил ему, разжигая сильнее, и он уже мчался во весь опор, не боясь и не прячась. Никогда прежде он не нападал на людей, никогда не видел в них добычу, а теперь понял, что ошибался. Их кожа слишком тонкая, руки слишком слабые, им не сравниться с ним в скорости… им не сравниться с ним. Он прыгнул из кустов, метя в горло. Атаковал на звук, но не промахнулся. Вцепился зубами и повалил, увлекая за собой в падении. Инерция помогла. Девочка пошатнулась и упала, выпустив из рук не то мягкую игрушку, не то мертвого котенка. Она грянулась головой о лужайку, не успев даже вскрикнуть. Еще не умерла, но затихла, открывая незащищенную шею, не сопротивляясь, даже не понимая, что сейчас произойдет. Он впился зубами в выступающую жилу и дернул. Кожа натянулась и лопнула. Кровь брызнула вверх, замарав его до ушей. Он не обратил внимания, только облизнулся и склонился над добычей. Отмыться можно и позже, прежде стоит утолить голод. Он рвал еще живую плоть, опуская морду глубоко в рану, облизывался и тихо подвывал. Голод утихал, внутри растекалось приятное тепло. Он забыл о чокнутом мужике, о машинах, снующих по дороге, о людях, что задирали его, пинали, били и швыряли камнями. Мир сузился до рваной раны на шее девочки, до ее теплой и сочной плоти.