Записка самоубийцы.

      Остролистая чувствовала себя неуютно, под пристальным взглядом того, кого она ещё недавно считала отцом. Карие глаза проедали её. — Ну, говори, — буркнула она, чтобы не встретится со взглядом Ежевики. — Всё плохо, — сказал он — Некоторые улики отклоняют версию что убийца Сол. Из отделения пришла новость, чтоб отпустили его. Ты должна уехать на время. Не знаю, насколько это протянется. Но сейчас ты должна быть такой, какой была до убийства, этого трижды проклятого Уголька. Поняла?       Она кивнула.       Автобус вёз их домой. Яркое солнце уже светило, ослепляя глаза. Орешница опять молола языком, Остролистая не вслушивалась. Как будто ничего не изменилось.       Дома Ежевику и Остролистую весело встретила семья, приготавливая праздничный ужин. Девушку это не интересовало. Она зашла в свой номер, и легла на кровать.       Тихие звуки ругани раздались за дверью. Девушка приподнялась на локтях и прислушалась, заставив себя не дышать. Шёпот принадлежал брату, и исходил из коридора. Остролистая бесшумно встала, что было очень тяжело, учитывая скрипучую кровать, и подошла к двери. Заглянув в маленькую щелку она посмотрела наружу.       Её брат, Воробей, сидел на корточках, на полу, и что-то делал. Остролистая открыла дверь, не боясь нашуметь, и вышла. Воробей, как будто птица, резко вскочил и выпрямился. — Чего тебе надо? — резко, впрочем как и всегда, спросил он — Я думала помочь тебе, — тихо сказала Остролистая, как ребёнок, отчитывающийся перед строгим учителем. — То что я не вижу, не значит что я беспомощен!       Хлопнув дверью, Воробей зашёл в свою комнату. Перед местом, где сидел парень, был разбитый горшочек, из которого мокрыми комьями лежала чёрная земля и маленький зелёненький росточек, цепляющиеся за жизнь. — Нет, — прошептала Остролистая, закрыв ладонью рот. Она знала как брат дорожил своим растением.       Собрав всё, она бережно положила остатки в свою комнату, обещая бедному растению заняться им. Сев на стул перед разбитым горшком, Остролистая вздохнула, положил голову на сложенные на столе руки. Почему всё так тяжело? — Остролистая, — голос Львиносвета, второго её брата, вывел девушку из грустных раздумий. — А? — отозвалась она, поднимая голову — Ты что-то хотел? — Да, — парень подошёл ближе, и сел на кресло — Я слышал твою ссору с Воробьём… Не надо так. — Как так? — резко спросила Остролистая, про себе заметив, что её характер стал похожим на характер Воробья. — Он ослеп, но он может что-то делать. Не надо делать из него калеку… -Он и есть калека! — перебила Львиносвета девушка — Зачем давать надежду? Зачем?! Чтобы потом разрушить её?! — Замолчи и слушай! — крикнул Львиносвет, ударив кулаком по подлокотнику кресла, чтобы не сорваться на сестре — Ты хочешь чтобы он вечно ходил и ныл?! Я — нет. Поэтому перестань бегать за ним, как за маленьким, и считайся с ним, как со здоровым!       Не дожидаясь ответа, он встал и вышел, громко хлопнув дверью.       Остролистая в злобе сжала кулаки, так, что её коротко подстриженные ногти до боли впились в ладони. Как Львиносвет думает помочь Воробью, лишая его помощи?!       Лёгкий стук в дверь потушил злость девушки. — Да, — крикнула она, даже не думаю о том, кого она увидит.       На пороге комнаты стояла Песчаная Буря, как всегда идеальная. — Милая, — тихо сказала она, обнимая Остролистую за плечи, — Пойми Львиносвета. Ему тяжело. Он не привык видеть Воробья таким беспомощным. Мы все не привыкли. Будь проще.       Остролистая отвернулась от бабушки. Откуда она узнала о её ссоре с братьями? Неужели подслушивала? Песчаная Буря встала и вышла из комнаты, тихо закрыв дверь. «Ну, кто ещё придёт?», спросила про себя Остролистая.       Но никто не пришёл.       Вечером, Остролистая вышла в гостиную, где был организован огромный ужин. Белке по кухне помогала её мать, сестра, а также Яролика, милая женщина, лет так сорока, и её дочь Белолапа. В детской сидели внучка Яролики, маленькая Голубичка. Белолапа ждала второго ребёнка.       Остролистая прошла и села за стол. Там Белохвост о чём-то шутил с Огнезвёздом, своим дядей. Ежевика слушал. Львиносвета не было в доме, а Воробей сидел вдали, около детской, грубо отвечая на расспросы маленькой Голубички. — А вот и первые блюда! — торжественно произнесла Яролика, несся на широком подносе тарелки, с аппетитным содержанием.       Яролике нельзя было дать чуть больше сорока. Посмотрев на неё Остролистая, если бы не знала возраст женщины, сказала бы что ей чуть за тридцать. Модное каре, рыжие волосы, узкие джинсы и блузка с открытыми плечами, показывали её идеальную фигуру, которую было бы тяжело поддерживать. Но был у неё один недостаток. — О, Остролистая, как ты выросла, — произнесла Яролика, проведя рукой по спине двушки.       Остролистая вздрогнула. Этот недостаток теперь был виден ей. Вторая половина лица женщины была зверски изуродована. Ещё в юности, она шла с другом через какую-то лесополосу, и на них напали какие-то ублюдки, изрезали ножом симпатичное личико шестнадцатилетний Яролики, а её друга, сопровождающего и пытающегося защитить её от этих нелюдей, Быстролапа, и того хуже — убили. Его труп нашли окровавленным с чуть-ли не с сотней ножевых ранений. Яролика еле выжила, да и вряд ли продолжила бы жить, если не Белохвост. Любивший девушку до ранений, он не разлюбил её и после. Он женился на ней, и у них родилась дочка Белолапа.       Остролистая через силу улыбнулась Яролике, пытаясь не разглядывать ужасающие шрамы. К счастью, Белохвост не заметил это. Он очень яростно защищал свою супругу, и не разрешал никому хоть что-то говорить о травме.       Белохвост был высоким, бледноликим блондином с голубыми глазами. Никто в жизни не догадался бы, что Огнезвёзд вялятся дядей этого человека.       Вскоре ещё вошли Крутобок, пышненький мужчина, ровесник Огнезвёзда, с кудрявыми тёмно-серыми от седины волосами. У него была жена Милли, милая женщина, с голубыми глазами. Также старшая дочь Иглогривка, инвалид на инвалидном кресле, которую везла Милли, второй сын Шмель, похожий на Крутобока.       Все сидели и весело болтали, женщины носились туда-сюда, принося еду и напитки.       Вскоре все уселись. За столом была дружеская атмосфера, показалось что даже Воробей перестал быть букой, общаясь со старшей дочерью Крутобока, Иглогривкой. Их связывало то, что все они были здоровыми, а в один день потеряли всё. Иглогривка не родилась инвалидом, она была обычным ребёнком, правда в шторм на неё упало дерево, перебив позвоночник.       И вообще, Иглогривка не была старшей дочерью Крутобока. Ещё в восемнадцать лет, юный Крутобок влюбился в юную и прекрасную Серебрянку. Та ответила взаимностью. И подарила ему двух детей — прекрасных двойняшек, Урагана и Ласточку. Но отдала за них жизнь… Дедушка детишек, отец Серебрянки, Метеор, владелец одной крупной рыболовной фирмы, забрал малышей себе, не запрещая Крутобока видеть их. Дедушка умер от старости, когда двойняшкам было двенадцать лет. Тогда опеку над ними взяли их дядя и тётя, приёмники этой компании, Камень и Невидимка.       Позже, Ласточка погибла в юном возрасте, около двадцати лет, упав с окна. Трагический случай заставил её отца сильно поседеть. Её брат, Ураган, переехал в соседнюю страну, чтобы быть ближе со своей любимой. Вся связь с отцом осуществлялась только по Viberу и Skype`у.       Остролистая заметила как в дверях появился Львиносвет. Он был бледен и по лицу не было понятно, рад он или нет. Это было какое-то странное чувство. Он еле-еле, почти бесшумно подошёл к столу. Все, как будто в предчувствие чего-то страшного, или диковинного, замерли, замолчав. — Львиносвет, — тихо сказал Огнезвёзд — Что-то не так? — Пеплогривка., — проронил Львиносвет, — Она…она беременна.