На лезвии карандаша

Высокие окна были плотно закрыты тяжёлыми синими шторами, не пропускавшими ни одного луча закатного солнца. Просторный зал и без того был светел: на стенах висели чадящие факелы, а большой овальный стол из тёмного полированного дерева был уставлен свечами. Некоторые из них уже оплыли, стекая лужицами тёплого воска прямо на столешницу, а некоторые были только что зажжены молчаливым старым слугой: огонь только-только разгорался на коротком фитильке. Потолок, подкреплённый поперечными балками, уже закоптился настолько, что не было видно росписи, некогда созданной одним из знаменитейших художников прошлого. Зеркала в покрытых паутиной рамах потускнели, но всё же отражали пламя факелов и свечек. На стенах – картины: портреты, обрамлённые в фигурные багеты. Большие и маленькие, камерные и парадные... И на всех были изображены члены одной семьи. Поколение за поколением было принято вешать портрет Монарха в зале для переговоров. Откуда взялась эта традиция, никто не помнит, но блюлась она исправно... Правда, портрета последнего Монарха тут не было: его разорвали мятежники, порвавшиеся в замок. С тех пор прошёл год - портрета так и не повесили. Не до позирования художникам было юному правителю, да и художники не горели желанием соваться во дворец. Эрим стоял у завешенного окна. Просто чтобы не видеть своих предков. Пусть они были лишь искусно выполненными рисунками, но их укоризненные взгляды резали не хуже тупого ножа: больно, скорее разрывая сердце, чем рассекая ткани. Но было не по себе. В тишине слышался и треск пламени, и кашель старого слуги, стоящего у двустворчатой резной двери, и шаги челнов Совета, которые вот-вот войдут сюда, и начнётся... Юноша втянул через нос воздух, густой от стойкого запаха расплавленного воска, и прикрыл на мгновение глаза. Шаги приближались - слуга завозился с дверьми, распахивая их перед десятью... нет, не просто людьми. Перед десятью ворами, убийцами и лжецами. Перед предателями, продавшими всё, что только было можно... Перед зверьми, которые требуют смерти почти полной сотни человек. Публичной смерти. Лишь за то, что те хотели быть свободными. А он, Монарх, скорее бесславная кукла, которой вертят, как хотят. И юноше нужно очень сильно постараться, чтобы из куклы стать снова человеком. Шаги, шелест дорогой одежды, стихающий шёпот, скрип стульев о каменные плиты пола... Эрим резко развернулся на каблуках своих военных сапог и окинул взглядом собравшийся совет. Все десятеро смотрели на него одинаково: как на досадливую осу, от которой и отмахнуться нельзя, и прихлопнуть боязно. Вдруг ужалит? - Моё почтение Совету, - юноша поправил прядку полос, выбившуюся из низкого хвоста, стянутого кожаным ремешком. Мужчины одобрительно закивали, но и только. Их почтения Монарх недостоин. - Ты зачем нас собрал-то? И когда будет назначена дата казни тех рабов? Хотелось бы побыстрее... – Крим Тиорш был явно не в духе. Судя по расцарапанной обвислой щеке, прошлая ночь была не из самых удачных. Его маленькие глазки так и бегали, смотря то на одного Старейшину, то на другого. В конце концов, он просто уставился на Монарха, всё так же стоящего у окна, и цыкнул зубом. Юношу едва заметно передёрнуло. - Казнь будет осуществлена тогда, когда проведут расследование по каждому случаю, - он говорил тихо и спокойно. И уверенно. Последнее, кстати, и взбесило не привыкших к такому Старейшин. - Да что ты мелешь, щенок?!.. – всё тот же Крим аж вскочил со своего места, с громким скрипом отодвинув стул. – Ты совсем от рук отбился?!! - Успокойся, Крим. - Его всё же осадили, заставляя сесть. Зашат Морк - худосочный мужчина с ранними залысинами и впалыми, блёкло-зелёными глазами - самый лояльный из всех Старейшин. Он не поддерживал никого и никогда. Хотя это не мешало ему прослыть самым искусным отравителем и интриганом. - Юноша, а смысл в этом расследовании? Вы, быть может, мне растолкуете? – он иронично поднял бровь, от чего его лоб сморщился как старый сапог. Народ одобрительно зашептался меж собой. Явно всем было интересно, для чего столь нелогичная трата времени сыщиков и дознавателей. - Вы настаиваете на казни... Она будет, но наказание понесут только те, кто сбежал без веских на то причин. Если, к примеру, хозяева издевались над ними, то таким рабам я собственноручно выпишу вольную. Если же они сбежали просто так, совершили преступление и страшатся наказания, или же решили разбойничать... - Да чего там расследовать?! Это скот! Какая разница из-за чего, но они сбежали! – Крим ударил кулаком по столу, отчего свечка, стоящая рядом, упала и погасла. От фитиля пошёл тонкий белый дым, извивающийся и тающий... Зато шепотки прекратились. Все переводили взгляд то на Крима, то на юношу, подошедшего к столу и водящего над пламенем свечки ладонью. Казалось Эрим сейчас спокоен как никогда, а главное - уверен в себе. - Я не подпишу приказа о казни до тех пор, пока не расследуют дело каждого. - Да как ты смеешь мне перечить?! - Крим... – Его попытались опять успокоить, но куда там... Он опять вскочил, всё же опрокинув несчастный стул, и подошёл вплотную к юноше. - Ты вообще никто. То, что ты Монарх, – показуха для народа. Это не даёт тебе права принимать решения! И как я сказал, так и будет. Ты меня понял? - Я имею право не подписывать приказ, даже если он одобрен всеми челнами совета, – Эрим смотрел в налившиеся кровью о ярости глаза мужчины и уже подумывал отступить, когда его молниеносным движением схватили за грудки... Их пытались разнять, но почти безуспешно. Всё же Монарх мог сам за себя постоять, а грузный и оттого неповоротливый Крим был взбешён настолько, что пропускал удары... Прибежала стража человек тридцать. Видно кто-то из Советников позвал: перетрусили. Вдруг Монарха у них на глазах убьют – тогда опять гражданская война начнётся... Ан нет, не убили. У юноши только губа была разбита, а Советник шипел и прижимал руку к правой скуле, то и дело сплёвывая кровь прямо на пол... - Думаю... вы все согласитесь, что такое поведение... недопустимо и Крим Тиорш в Совет больше не входит... – с трудом унимая сбившееся дыхание, спросил Эрим. Молчание было ему ответом. После такого никто возразить не посмел. Только Зашат улыбнулся уголками губ и кивнул запыхавшемуся мальчишке, которого обступила со всех сторон стража...