На лезвии карандаша

Умрёт ли тот, кто уже однажды побывал в гостях у Смерти? И будет ли жить рождённый дважды?.. И кто пожертвует своей жизнью ради того, чтобы жил он? А пожертвует ли? А нужна ли вообще жертва, ради чего? Жизнь ради жизни и смерть ради смерти. Философия трупных червей, копошащихся в гниющих костях. Время – это всё и ничто. И умирая, не приобретаешь и не теряешь ничего. Ну, разве что самого себя... Тела действительно не было. Мист нашёл это забавным... на несколько мгновений. А потом он ринулся к ничего не подозревающему конюху, уже начавшему мыть лошадей. Ну, правильно, кто виноват во всем произошедшем?.. Кому было велено сторожить раба? Конюху. А кто виноват в том, что этого раба – по словам слуги – сначала убили, а потом и тело исчезло вовсе? Тоже конюх. Мист был отнюдь не глуп, но... Кто такие Связующие? Связующий может быть кем угодно, и кто угодно может быть Связующим. Такой человек может избрать путь лекаря или военного, может стать священнослужителем и остаться при храме, может бродяжничать по мирам... Да много чего такой человек может. А ещё, если ему удаётся сладить со Временем... Если не остановить его, то замедлить ход. Или, наоборот, заставить течь его быстрее... Нет, конечно же, такое сотворить непросто, да и потом Время мстит за такое самоуправство. Кирилл ничего из этого не знал. Он из последних сил изловчился и схватил своего хозяина за руку. Тот не ожидал такого от ослабшего мальчишки, за что и поплатился. Его рука, с толстыми пальцами, на первых фалангах которых росли жёсткие чёрные волоски, иссохла. Сначала кожа приобрела сероватый оттенок, затем стали видны суставы, белым просвечивавшие через вмиг истончившуюся и усохшую плоть, а затем и вовсе скукожившуюся и почерневшую... Главарь мятежников так и не успел закричать. Он умирал. Быстро, мучительно... Жуткая боль, когда всё твое тело, каждая клеточка начинает изменяться, стареть и умирать в один миг. А ещё больнее осознавать, что ты сам виноват в собственной смерти, потому что в самый последний момент сглупил, повернулся спиной к врагу... Кровь пошла горлом, капилляры в глазных яблоках, вылезших из орбит, полопались, рот, из которого вывалились все зубы и уже порядком подгнили дёсны, раскрыт в беззвучном крике, тело бьёт беспорядочная судорога... От него исходил ужасающий терпкий смрад, который не давал вздохнуть Кириллу, душа его и заставляя глаза слезиться. Но юноша стоял на месте, даже не двигаясь, отрешённо смотря на то, как сломанной куклой на дощатый пол денника валится скелет, с треском ломая суставы и поднимая пыль от сопревшей одежды... В этот раз мальчишку даже не начало мутить. Уж слишком много он повидал за этот год, чтобы так реагировать. Следующий шаг стал для него самым трудным: ноги словно онемели и не хотели двигаться вообще. Резкая боль прошла стрелой от пятки до колена, сильная настолько, что от неё у Кирилла потемнело в глазах. Только он совершил и пережил уже слишком много, чтобы вот просто так сдаться. Оставалось совсем чуть-чуть. Второй шаг – и снова боль, снова почти непреодолимое желание плюнуть на всё и упасть на пол, пролежать так целую вечность, даже не шевелясь... Но нет. Этого делать было нельзя: ещё не время. Оставалось ещё три шага до стены. Простой деревянной стены. До такой дотронешься – посадишь десяток заноз. Грубые, неотёсанные доски, чуть кривоватые. С торчавшими шляпками проржавевших гвоздей... И, тем не менее, она была поистине сокровищем... Третий шаг и тихий хрип – боль не уменьшалась, нет. Теперь болели не только ноги, но и позвоночник. С каждым судорожным вдохом юноше казалось что всё, это конец. Только нет – он ещё жил, он ещё дышал... А в голове только одна мысль: добраться до этой проклятой стены во что бы то ни стало. Конюх, всё же услышав, что в деннике творится неладное, прибежал посмотреть, но так и застыл в дверях, не смея и звука издать. Картина была страшная: перед самым входом на полу валяется запутанный в тряпьё скелет. Такое разве что в фамильных склепах увидишь... Юноша, Кирилл, служка с кухни, который то и дело бегал к рабу, жившему как раз в этом деннике, весь перемазанный не понять чьей кровью, с трудом переставляя ноги, пытается куда-то дойти. И видно - кровь его, раз он не видит, что дверь в другой стороне. Не через стену же ему выходить? Мальчишка, сдавленно выдохнув сквозь зубы, сделал ещё один шаг, а потом просто повалился на пол, из последних сил выставив вперёд окровавленную руку... До стены дотронулись только кончики его пальцев, которые уже начинало сводить судорогой от перенапряжения. Но и этого оказалось достаточно, для того чтобы всё свершилось. Конюх за тот день поседел почти наполовину. Никогда он не мог и помыслить, что так истошно может кричать человек. Его хозяин был жесток и любил истязать людей. Да, бесспорно. И криков он, к своему сожалению, наслушался, только вот это... Сам крик длился считанные мгновения, но после него осталась мёртвая тишина – даже лошади не ржали. Хотелось затаить дыхание, чтобы не нарушить этого воистину страшного молчания. А потом захотелось пойти и свести счёты с жизнью. Желание само по себе жуткое. У конюха затряслись руки, из глаз потекли слёзы – не прозрачные, а чуть розоватые – куда уж без крови и тут?.. Поистине чудовищных усилий ему стоило просто стоять и дышать. И жить... Что с ним станет после всего пережитого? Да он даже говорить сможет ещё очень не скоро. Но кого волнует судьба обычного конюха, с пьяных глаз увидавшего какой-то бред? А то, что скелет в деннике валялся... Так мало ли что может валяться в конюшне главаря мятежников, славящегося своей жестокостью?.. То-то. Кто сказал, что Связующему обязательно нарисовать дверь, чтобы куда-то попасть? Вот-вот... Другое дело, что рисуя, он желает попасть в то место, в которое и откроется эта дверь. А раз двери он не рисовал, то и попадать ему было некуда. Ну... почти некуда. С чего люди начинают новую жизнь? С белого листа, конечно! Только кто-то воспринимает это выражение фигурально, а кто-то буквально. В силу обстоятельств, так сказать...