На лезвии карандаша

Доспехи парадные. Тяжёлые и теперь даже некрасивые: золотое травление покрыто вылью, грязью и засохшей кровью. Вражьей и не только. Меч уже давно не держала рука Монарха – он привязал его к ней, чтобы не потерять во время боя. Ни передышки, ни просвета. Таркел напал сразу на несколько пограничных крепостей. К одной из них, наиболее важной, Эрим сам повёл подкрепление. Ходу было полторы недели, ещё день на всеобщую мобилизацию... Он оставил Дараас практически без охраны, но важнее было попытаться отстоять границы. Несмотря на то что Таркел граничил с Мэтосом через западные плоскогорья и излучину реки Таш, они решили напасть с юга, не пересекая территорий Орриима, но проходя ровно по пограничным землям. Просто потому, что посчитали, что именно с этой стороны их не ждут. Да и удобнее было: переправы через бурлящую и широкую реку Таш попросту не существовало, а сплавлять по ней многотысячную армию невозможно. Таркеловские псы – наёмники, не мореходы... Но они хорошие воины. Они сражаются без устали, потому что привыкли к этому. Единственный шанс на победу – не сдавать им ни единой крепости. Не пропускать врагов внутрь страны, выматывать их как можно больше. И тогда, возможно, они либо отступят на какое-то время, за которое можно будет попытаться собрать ещё бойцов, построить больше укреплений и форпостов... Одно радовало измученного Монарха: люди сплотились, позабыв о своих дрязгах и больной теме гражданской войны. Они старались защитить свою страну. Как могли. Кто-то шёл на врага с сенными вилами, а кто-то с мечом... Женщины без устали делали стрелы, детвора искала более-менее крепкие деревца для древок копий, в кузнях денно и нощно кипела работа: звон молотка о металл там не утихал ни на миг, а жар вокруг распахнутой двери был словно в парной. Эрим на пару секунд закрыл глаза и выдохнул. Доспех был тяжёлым, скованным хоть и по его меркам, но не для битвы - для парадных выходов, где от него требовалось скорее ослеплять простой люд роскошью затейливой золочёной вязи и мелкими, абсолютно ненужными в битве, но красивыми деталями. Эта роскошь только придавала больше веса... Только вот других лат у Монарха не было. А теперь каждый железный слиток был ценнее золота. Да и не найти свободного кузнеца во всём Метосе. Вокруг стоял смрад, крики... Мухи вились повсюду: они откладывали личинки в трупы павших. Хотя каждый вечер было своеобразное перемирие на пару часов, чтобы бойцы могли хоть немного отдохнуть и стащить павших в кучи, дабы предать их тела огню. Провизии в крепости практически не было, но зато в скором времени должен был прийти караван из ближайших деревень, состоящий из пары десятков обозов, гружёных солониной и сушёным мясом. Этого должно хватить на одну-две недели, если выдавать понемногу... Битва не утихает ни на миг. Кто-то толкнул Монарха в плечо так, что он пошатнулся, но вместо того чтобы упасть, заставил себя сделать пару шагов и прислонился к стене. Его голос охрип: он сорвал его ещё в первый день после прибытия в крепость. Взял командование на себя, хотя благоразумие советовало ему оставаться в Дараасе и командовать людьми оттуда. Но как это сделать, если такое время потребуется на передачу вестей? Да и не хотел он прикрываться чьими-то спинами, нет. Лучше вести солдат в бой самому. Копейщики в бойницах стояли не на жизнь, а на смерть. Ворота были забаррикадированы всем, что нашли в крепости. В ход были пущены даже столешницы... Мирный люд – женщины и дети - уже не прятался в погребах, они мужественно пытались хоть чем-то помочь воинам. На центральной площади – лазарет. И всё тот же смрад. Кровь, испражнения, гниль... К этому запаху примешивался резкий запах кислого вина и обречённости. Врачевать раненых было практически некому - женщины лишь обеззараживали раны вином да перевязывали их... Те, что были посерьёзней, прижигали раскалённым металлом, чтобы остановить кровь. Кого-то добивали из милости: вряд ли можно было спасти тех, у кого начиналась, несмотря на все старания, гангрена или были выпущены кишки, побито лёгкое... Монарх привёл подкрепление уже седмицу как. Людей ещё было много, крепости раньше строили так, что, если захотеть, её можно было оборонять годами и не такими уж и большими силами. Солнце клонилось к закату. Оно было не таким красным как кровь, которой были вдоволь напоены древние камни крепостной стены, нет. Оно было золотым, окутывающим своими тёплыми лучами сражающихся, словно давая им надежду на что-то. Надежду на то, что отстоят... Осадные лестницы не успевали даже сбрасывать, ломать... Их колотили прямо там же, чуть вдалеке от основной битвы. Монарху хотелось пить. Хотя бы глоточек, чтобы промочить пересохшее горло, чтобы избавиться от ужасного ощущения распухшего и шершавого языка, так что, казалось, он царапал его нёбо. Ещё пара вдохов - и Эрим, превозмогая усталость своего уже непослушного тела, вновь подошёл к одной из бойниц и едва успел отпрянуть от просвистевшего совсем рядом вражеского меча. Где-то в глубине своего сердца он надеялся на то, что следующего рассвета не увидит. Но тут же обозлился сам на себя: как он может быть таким малодушным?! Толку от того, что он хилый сопляк и устал?! Все воины устали! А он правитель. Значит, должен пример подавать остальным, а не мечтать об отдыхе и сне! Ещё бы о пышногрудых девицах грезил! Вот ещё... Злость придала ему сил. Пусть не так много, но... Скорее он собрал какие-то потаённые резервы и, хрипло крикнув, начал помогать копейщикам, не подпуская проклятых вторженцев. Одну из осадных лестниц не смогли остановить – сразу двух копейщиков ранили, и на стену прорвалось уже порядка десятка. Завязалась драка, кого-то спихнули со стены, кто-то ещё сражался... Эрим ринулся на подмогу, тут же замахиваясь и рубя по плечу одного из врагов. Их вощёный и вываренный в соли кожаный доспех почти мог сравниться с металлом по твёрдости, но столько злости и ненависти Монарх вложил в этот удар, что лезвие покрытого зазубринами от блоков меча не столько прорубило, сколько сломало ключицу захватчику. Тот вскрикнул и выронил клинок из рук. Этого хватило, чтобы сделав короткий замах, вспороть ему горло, защищённое только несколькими слоями плотной ткани, намотанной вокруг головы наподобие головного убора. Кровь брызнула во все стороны, парой капель смочив губы юноши. Тот машинально слизнул их, радуясь и этой влаге. Он уже не чувствовал себя человеком. Он был загнанным зверем... И нет ничего страшнее, чем дикое животное, припёртое в угол. Ещё несколько усилий. Ещё удар. Удар... Он не ставил блоков, зачем? Он просто шёл напролом, стараясь убить как можно больше захватчиков, не обращая внимания на то, что один из них перед своей смертью провёл колющий в сочленение его доспехов, не обращая внимания на то, как из раненого бока течёт кровь. Он только слышал скрежет металла о металл и практически ничего не видел: перед глазами уже было красное марево... Только в какой-то момент он понял, что атака захлебнулась, больше не приставляли к стенам лестницы, больше не лезли враги в бойницы... Остатка его сил хватило лишь на то, чтобы посмотреть за стену. Подойти к одному из залитых кровью зубцов и увидеть, как схлестнулось войско Таркела с ещё одним. Серебристые знамена, флажки на копьях... Навскидку пара тысяч бойцов. Этого мало, но это было подобно глотку свежего и прохладного воздуха в мареве пустынного пекла. Орриим. Протрубил зычно рог, возвещающий о том, что пришла подмога. Эрим рухнул там, где стоял. Силы покинули его, а сознание помутилось. Он уже даже не почувствовал, как трое бойцов, побросав оружие, аккуратно стащили его со стены и донесли, практически волоча по земле, до лазарета... ___ \\Не прошло и полго... А, ну да. Каюсь. Допишу в ближайшее время. Жопой клянусь!\\