Empatheia

— Вы хотели поработать на меня, инспектор? — задумчиво проговорил Майкрофт. — Что же, я дам вам такую возможность. Упускать неожиданно представившийся шанс Холмс не собирался ни при каких обстоятельствах. Конечно, способности Лестрейда еще нуждались в изучении: пока было непонятно, что именно из них можно извлечь, кроме удовольствия от мысли, что существует хоть один живой человек, который реагирует на присутствие Майкрофта и даже в какой-то степени поддерживает разговор с ним. Сумел бы он передать весточку для Шерлока, попросить открыться и пустить в свое сознание брата? Или будет считать все свои ощущения признаком начинающегося безумия и постарается никому о них не говорить? Вероятность того, что инспектор и в самом деле сойдет с ума, была очень велика. Его мыслительные способности далеко не выдающиеся, но все же он рационален. Никогда не относился к тем экзальтированным придуркам, которым все равно, во что верить: в привидения, Бога, ведьм или летающие тарелочки. Лишь бы чувствовать себя исключительными, гордиться обладанием некого тайного знания, недоступного «ограниченным людям, неспособным постичь тонкий мир». Майкрофт всегда таких презирал, а сейчас сам оказался в ситуации, когда его единственной надеждой было то, что Лестрейд сумеет поверить. — Мне придется попробовать, даже если это рискованно для вас, инспектор, — мрачно проговорил он. — Уверен, вы бы меня поняли, окажись сами на моем месте. Проговорив это, Холмс поморщился: Лестрейд не оказался бы на его месте. Он смирился бы со своей участью и ушел туда, где будет навсегда отрезан от всего, что волновало его при жизни. Инспектор всегда подчинялся правилам, не пытаясь их изменить. Но сейчас на одной чаше весов лежит возможность для Майкрофта обрести связь с миром, к которому он больше не принадлежит, а на другой — душевное здоровье инспектора. Вторым можно пожертвовать, если есть хоть малейший шанс получить первое. — Я постараюсь не причинять вам вреда специально, Лестрейд, — пробормотал Майкрофт. — В конце концов, мне будет мало пользы от человека, пускающего слюни в комнате с мягкими стенами. Равно как и от человека, который довел себя до нервного и физического истощения. Так что поднимайтесь и отправляйтесь домой. Примите душ, поужинайте и выспитесь. Инспектор действительно встал на ноги. Но двинулся не к выходу с кладбища, а к камню надгробия. Майкрофт лишь хмыкнул, когда Лестрейд внезапно свернул, обходя его, явно сам не понимая, почему не выбрал кратчайшее расстояние. — Очень интересно, — проронил Холмс. — Мне пора, — пробормотал инспектор, положив руку на памятник. — Наверное, вообще не надо было приходить, но я просто не смог удержаться. Он закрыл глаза, глубоко вздохнул и прошептал: — Майкрофт… Господи, я чувствую себя святотатцем. Даже мысленно я никогда не называл вас по имени… не смел… — И правильно делали, — заметил Холмс. — Хотя сейчас это уже не имеет значения. Просто идите домой, Лестрейд. Точнее, мы вместе пойдем, потому что теперь вам от меня не избавиться. Он хмыкнул и добавил: — Какая ирония, правда? Жаль, некому оценить. *** Майкрофт не любил ездить на переднем сидении, потому аккуратно просочился назад, прямо сквозь дверцу. И фыркнул: в игнорировании материальных законов была некая… увлекательность. Он сохранил память о том, как они работают, потому мог находиться, например, на верхнем этаже здания, не рискуя провалиться сквозь бетонные перекрытия, или вот в этом автомобиле — и тоже ведь не падает на дорогу. Хотя, конечно, и не вполне «сидит», скорее зависает в воздухе. Но ощущается именно так, будто он «уселся в машину Лестрейда». Кстати о Лестрейде. Оказывается, он — тот еще ларец с секретом. Холмс полагал, что видит всех насквозь, а инспектора не раскусил. Одно дело — не быть заинтересованным в чьих-то чувствах, но чтобы совсем не заметить? Влюбился-то Лестрейд явно не вчера. Он сказал «все эти годы», то есть его симпатия к Майкрофту длится много лет, а тот ни разу даже не заподозрил? Мысль о том, что кто-то втайне мечтал о нем достаточно долгое время, странным образом льстила. Если уж быть честным, красавцем Холмс не был, да и легким характером не обладал. А разве это не те две вещи, которые обычно вызывают в людях любовь? И все же Лестрейд смог его полюбить. Несмотря на длинный нос и изрядно поредевшие волосы, несмотря на то, что Майкрофт всегда держался с ним холодно и надменно. Сумел ведь под всем этим разглядеть что-то, заслуживающее любви. Странный человек. Непонятно только, чего больше в этих чувствах для Майкрофта: вреда или пользы. Ему нужна помощь инспектора, а люди охотнее помогают тем, кто им дорог, нежели посторонним. С другой стороны, ему будет труднее поверить, что Холмс реален. Он может решить, что его боль играет с ним злую шутку, заставляя мечтать о том, чего быть не может. О том, что человек, которого он любил, умер не до конца. — Нелегко же мне будет убедить вас, Лестрейд, — пробормотал Майкрофт, ловя взгляд инспектора в зеркале заднего вида. И невольно морщась, потому что этот взгляд был пустым и словно отсутствующим, а руки, лежащие на руле, тряслись, как у пьяного. — Да хватит уже, Лестрейд, — Холмс перегнулся через спинку сиденья, обнял его за плечи и зашептал прямо в ухо: — Давайте, приходите в себя. Если не будете следить за дорогой, то можете погибнуть. Думаете, ваша смерть принесет какую-то пользу мне или Шерлоку? — Шерлок! — инспектор внезапно встрепенулся, словно его разбудили. — Нужно завтра проведать Шерлока. Посмотреть, как он… А потом достал из кармана мобильный телефон, нажал клавишу быстрого набора и прижал аппарат плечом к уху, так, чтобы руль можно было по-прежнему держать обеими руками. — Салли? — напряженно проговорил он в трубку. — Да, это я. Скажи, что у нас сейчас в работе? Ничего серьезного не случилось? Да черт с ними, с отгулами. Я знаю, что комиссар велел мне отдыхать, но это важно. Можешь подвезти завтра все, что есть? Вдруг что-то из этого заинтересует Шерлока. Майкрофт не слышал, что ответила Лестрейду его подчиненная, но тот внезапно разозлился. — Насрать мне на то, что ты о нем думаешь! — рявкнул Лестрейд в трубку. — Он брата только что потерял, хоть это ты понимаешь? Так что я буду в ближайшее время привлекать Шерлока к каждому делу, которое его заинтересует. И вы все будете это терпеть. И суперинтендант потерпит, никуда не денется. Я не хочу похоронить ещё и второго Холмса. Прервав связь, он бросил телефон на соседнее сиденье и с трудом выдохнул. — Только бы его и правда удалось заинтересовать хоть чем-то… — устало пробормотал он. А Майкрофт улыбнулся, в очередной раз похвалив себя. За то, что десять лет назад, когда выбирал, с кем следует работать его брату, остановился именно на Лестрейде. — И нужно выспаться, — пробормотал инспектор себе под нос. — Я уже черт-те до чего дошел… Как я смогу выполнить обещание, данное ему, и присмотреть за Шерлоком, если сам на куски разваливаюсь? — Молодец, Лестрейд, — Холмс довольно фыркнул. — Я знаю, что это не ваша мысль, но вы все равно молодец. И, кстати, идея отвлечь Шерлока на работу тоже хороша, а она-то уж точно ваша. Инспектор вдруг судорожно вздохнул, и только тут Майкрофт понял, что, задумавшись, слишком сильно сжал его плечи. Пальцы прошли сквозь пиджак, и он снова ощущает под ними теплую кожу. В которую призрачные ладони погружаться почему-то не спешат. — Так, а вот это уже совсем интересно, — Холмс изумленно моргнул. — Голос говорил, что материальное и духовное соприкасаются, но не смешиваются, таков закон. Но я, кажется, нашел исключение… Точку пересечения, живого человека, к которому могу прикасаться, хотя мы состоим из совершенно разных материй… И на эмпатию эту странность уже не спишешь. Нахмурившись, Майкрофт переместил одну руку на спинку водительского кресла и слегка надавил. Ладонь послушно утонула в обивке. Тогда Холмс принялся прикасаться ко всем материальным предметам подряд — с тем же успехом. Но как только вернул руку на плечо Лестрейда, она снова, не встречая сопротивления, прошла сквозь ткань и прижалась к коже. — Нда, — Майкрофт терпеть не мог чего-то не понимать, но в этот раз ответа на загадку у него не было даже близко. — Кто же вы, инспектор? И, кстати, любопытно: вы тоже чувствуете мои прикосновения? — Кажется, я все-таки схожу с ума, — с непередаваемой тоской отозвался тот. — Потому что мне мерещится то, чего не может быть. Его смерть… это слишком больно. — Выходит, чувствуете, но не вполне, — довольно констатировал Холмс. — Что же, однажды я пойму, что это значит. Он убрал руки с плеч Лестрейда, отстранился и некоторое время молчал, наблюдая, как тот напряженно всматривается в дорогу. Пока не вспомнил неожиданный эпизод на кладбище. — Он меня совершенно точно не видит, не слышит и не ощущает, как я до него дотрагиваюсь, — задумчиво проговорил Майкрофт. — То есть не воспринимает органами чувств. Зрительные, слуховые и осязательные сигналы не передаются в мозг, потому что я не существую. И все же он воспринимает меня с помощью чего-то другого. Понимает, о чем я спрашиваю, знает, где я стою — обошел же он меня на кладбище, причем совершенно бессознательно. Видел лишь пустое место, но каким-то образом знал, что там есть препятствие. А мог ведь со мной столкнуться, учитывая, что я сейчас установил: его тело для меня материально. Он покачал головой и продолжил рассуждать: — Что, если на самом деле его органы чувств воспринимают больше, чем он способен осознать, и мозг блокирует эти сигналы, навешивая на них ярлык «не может быть»? И все же, каким-то образом он знает. Если не на сознательном, то, по крайней мере, на подсознательном уровне. — Шерлок всегда говорил, что эмоции искажают восприятие, — задумчиво проговорил Лестрейд, сворачивая на свою улицу. — Все так и есть. Я знаю, что он мертв, я своими глазами видел тело, буквально расплющенное чем-то тяжелым, умом я понимаю, что его больше нет… А глупое сердце верить отказывается. Вот мне и мерещится… всякое. — Выходит, мне следует порадоваться, что вы нашли во мне что-то, инспектор, — слабо улыбнулся Майкрофт. В этот момент Лестрейд аккуратно припарковался напротив своего дома. *** В скромной квартирке, в которую инспектор переехал после развода, горел свет. Лестрейд издал обречённый стон и прошел в гостиную. Навстречу ему поднялась женщина. Холмс её знал из досье, которое собрали его службы. Бывшая жена, неверная и довольно скандальная. — Что тебе здесь надо? — устало поинтересовался инспектор. — Опять выпросила ключи у соседки? — Грег, — она очаровательно улыбнулась. — Я хочу вернуться к тебе. Я долго думала и поняла, что люблю тебя. — Только этого не хватало, — проворчал Майкрофт. — Нет уж, у меня другие планы на вашего мужа, миссис. Не желаю, чтобы вы путались под ногами. Он положил руку на плечо Лестрейду и слегка сжал. — Она лжёт, инспектор. Выставите её вон. — Очередной любовник бросил? — Лестрейд даже не взглянул на бывшую, просто упал на диван и прикрыл глаза. — И ты снова решила использовать меня как перевалочную базу между другими мужиками? Нет уж, с меня хватит. — Но Грег, — её голос почти достоверно задрожал. — Я же люблю тебя! Вспомни, как мы были счастливы… — Пока не появился тот смазливый официант. А потом менеджер по продажам, после него — учитель физкультуры… Ты даже умудрилась опозорить меня на весь Ярд, попытавшись соблазнить одного из моих подчинённых. Наверняка я кого-то ещё забыл из череды твоих любовников. Но каждый раз ты возвращаешься ко мне и клянёшься, что больше никогда… — Потому и возвращаюсь, что люблю тебя! — её голос сорвался на крик. — Только бесчувственное чудовище, вроде тебя, может говорить мне такие ужасные слова, когда мне и так плохо. — На том и порешим, — Лестрейд стиснул пальцами виски. — Я чудовище. Уходи! — Я только хотела начать все сначала! — А знаешь, — он поморщился, — приди ты с этим несколько дней назад, я бы, пожалуй, согласился. И не потому, что верю тебе или испытываю к тебе какие-то чувства. Просто я тоже виноват в том, что наш брак распался. Поскольку уже много лет люблю кое-кого другого. — У тебя другая женщина? — снова взвизгнула она. — Ах ты, мразь! Строил из себя святого, а сам изменял мне? И ещё смеешь упрекать, что я пыталась найти хоть немного любви и ласки в другом месте? — Я не изменял тебе, по крайней мере, физически, — бесстрастно отозвался инспектор. — И старался быть хорошим мужем. Кстати, это мужчина. — Ты крутил любовь с мужиком? — от удивления она даже забыла, что надо строить из себя жертву, оскорбленную в лучших чувствах. — Вообще не слушаешь? — Лестрейд поморщился. — Ничего не было. Он даже не знал… и уже не узнает. Его похоронили этим утром. Так что не могла бы ты убраться к чертям собачьим и оставить меня одного? Я не хочу сейчас никого видеть и слышать. Было что-то в его голосе, должно быть, убедившее её: на сей раз никакие уловки, фальшивые заверения в любви и слезы не сработают. Некая окончательность. Самыми простыми словами, почти без эмоций, он произнёс своё признание так, что Холмс отчётливо услышал в нем крик души, которая почти задыхается под обрушившейся на неё болью. Но бывшая миссис Лестрейд, в отличие от своего мужа, никогда не была эмоционально чуткой. Её волновала только она сама, она привыкла думать, что экс-благоверный — тряпка, о которую можно вытирать ноги. И что она в любой момент может вернуться, а он пустит её обратно. Но сейчас инспектор был настолько разбит и несчастен, что у него не было сил на прощение и попытки склеить неудачный брак. Он снова поморщился и молча указал ей на дверь. — Мразь! — заорала она и принялась швырять в него всем, что попадалось под руку. Лестрейд даже не уворачивался, просто бездумно смотрел в одну точку. На его отрешенном лице не было никакого выражения. — Тварь, негодяй, педик! Майкрофт присел около него, наконец понимая, что именно ему пытался объяснить Голос: ты будешь просто смотреть и ничего не сможешь сделать. Сейчас именно это и происходило. Рядом сидел эмпат с разрушенной защитой. Страшно подумать, как больно его бьют такие агрессивные, хлещущие через край эмоции. Лестрейд может просто не выдержать, и тогда единственный шанс Майкрофта рассыплется в прах. Только из-за того, что эта истеричка вздумала закатить скандал. Ощущать свою беспомощность для человека, который привык пользоваться неограниченной властью, было мучительно. Раньше он просто нажал бы одну кнопку на телефоне, вызывая охрану. А на что он способен сейчас? Взять бы эту дуру ненормальную в охапку и просто выпихнуть из квартиры… Но он и этого не мог. Холмс придвинулся к инспектору ближе и накрыл его руку своей. — Не слушайте её, расслабьтесь, дышите глубже. Все это не имеет к вам никакого отношения. Лестрейд на сей раз никак не отреагировал, и Майкрофт почувствовал удушающий страх. Закрылся, он закрылся! Что, если и до него теперь не удастся достучаться? Наконец, истеричке надоело пытаться задеть человека, который не реагирует ни на крики, ни на оскорбления, ни на летящие в него вещи. Она грязно выругалась напоследок и залепила бывшему мужу увесистую пощёчину. Голова инспектора мотнулась в сторону, но он снова никак не прореагировал. Майкрофт в ярости вскочил с дивана, но тут же сел обратно и лишь наградил дрянь тяжёлым взглядом. Когда-то такой взгляд был способен заставить обмочиться любого из самых влиятельных людей этого мира. Когда-то… Он смотрел, отмечая, что бывшая миссис Лестрейд довольно красива, но красота эта скорее отталкивает. Ее внешность агрессивна, вульгарна… К тому же, попытки казаться моложе своих лет, нарочито «девичий» макияж и одежда часто имеют обратный эффект. На фоне своего мужа, который был красив без всяких «может быть», даже будучи измождённым и небритым, как сейчас, она выглядела стеклянной подделкой рядом с бриллиантом. — Инспектор, вы в порядке? — с искренним волнением проговорил Холмс, когда в прихожей громко хлопнула дверь. — Скажите что-нибудь! Он приложил руку к покрасневшей после оплеухи щеке и с тревогой заглянул в безжизненные карие глаза, пытаясь отыскать в них хоть тень эмоций. Что, если он действительно сломался? — Я в норме, — тихо отозвался Лестрейд. — Пока ещё жив. Даже жаль… — Ну вот, только я похвалил вас за благоразумие, — мягко пожурил Майкрофт. — А вы опять за своё? Хватит уже, ваша смерть никому не принесёт облегчения, даже вам самому. Уж я-то теперь точно знаю: на этом все не заканчивается. А вы не тот человек, который бежит от ответственности. Вы же дали мне клятву, помните? Инспектор тяжело вздохнул и прикрыл глаза, как-то странно дёрнув головой — словно пытался прижаться к призрачной ладони, все ещё лежащей на его щеке. — Я не должен так думать, — пробормотал он. — Теперь Шерлок — моя ответственность. У него нет больше брата, который вытащит его из любой неприятности. А значит, я должен сделать все, чтобы этот гениальный придурок попадал в переделки как можно реже. — Вот и славно, — Холмс потрепал его по щеке и отнял ладонь. — А сейчас — в душ и спать. Я, конечно, не чувствую запахов, но ваш внешний вид раздражает мои эстетические чувства. Так что будьте так добры, следите за собой. Он проговорил это несколько ворчливо, и сам себе удивился. В другое время человек, явившийся ему на глаза в мятой, не первой свежести одежде, нарвался бы на куда более жёсткую отповедь. Но Лестрейд почему-то не раздражал, а вызывал сочувствие. Должно быть, потому, что Майкрофт все ещё пребывал в изумлении. Надо же, его любили — по-настоящему, не за его власть, богатство и возможности. Инспектор ведь никогда ни о чем не просил, хотя Холмс регулярно предлагал. Он фыркнул, представив свою реакцию, если бы в ответ на очередной вопрос «Что я могу сделать для вас в обмен на помощь моему брату?», Лестрейд попросил бы свидание. Наверное, Холмс тогда счёл бы его окончательно зарвавшимся идиотом и пришёл к выводу, что ему не место рядом с Шерлоком, да и в полиции тоже. И хладнокровно бы уничтожил и его карьеру, и самого Лестрейда. Но тот ни на что не претендовал, и этот факт странным образом внушал уважение, заставляя думать, что, возможно, он всегда недооценивал ум и тактичность инспектора. — И все же, ваши чувства мне почему-то льстят, — хмыкнул Майкрофт. — Выходит, смерть все-таки сделала меня сентиментальным. Какая неожиданность! А когда Лестрейд скрылся в ванной, тяжело ступая и выглядя все таким же потерянным, Холмс вдруг занервничал. Что, если мрачные мысли все-таки возьмут верх? Нужно лишь секундное помрачение рассудка, который и без того сейчас пребывает в полной тьме. Небезопасно оставлять его одного, придётся присмотреть. Мысль, что он собирается подглядывать за человеком, собравшимся принять душ, его совершенно не смутила. Вуайеристом Майкрофт никогда не был, созерцание чужого голого тела удовольствием не считал. Особенно — мужского. Что там может быть интересного? Смутился он постфактум, когда уже проник сквозь запертую дверь и разглядел силуэт инспектора за запотевшим стеклом душевой кабины. Тот просто стоял, не двигаясь, под хлещущими струями, и Холмс запоздало вспомнил, что лишь несколько минут назад счёл Лестрейда красивым. Тело, которое смутно угадывалось в клубах пара, тоже впечатляло: ладное, подтянутое. Сам Холмс всегда втайне мечтал о таком, изводя себя диетами и занятиями на тренажерах, но даже и близко не подошёл к подобному совершенству. Не давая себе задуматься, он прижался лицом к стеклу, позволяя ему пройти насквозь — и наконец увидел все целиком. Кран явно был выкручен на максимум, упругие струи хлестали по покрасневшей коже, но Лестрейд их, кажется, не замечал, он просто стоял под ударами воды, закрыв глаза, и не двигался. Словно надеялся, что сам превратится в воду и вместе с ней стечёт в сливное отверстие. Ничего, угрожающего жизни, он предпринимать, похоже, не собирался, но Майкрофт все равно не мог перестать смотреть. На рельеф мышц, на тёмные волоски, покрывавшие грудь и сжимавшиеся на животе в узкую дорожку, сбегавшую к паху. Невольно проследив за ними взглядом, он увидел устрашающего вида шрам, и, прежде чем успел задуматься, просунул сквозь стекло руку и провёл вдоль него пальцем. — Ножевое ранение, похоже, — пробормотал Майкрофт, сам не понимая, отчего так взволнован. А Лестрейд вдруг «отмер», и, удивлённо моргнув, повторил собственным пальцем его действие. — Восемь месяцев в больнице, — задумчиво сказал он. — Врачи говорили: я везунчик. На дюйм ниже, и умер бы на месте. Он горько усмехнулся, отплевываясь от попавшей в рот воды, и добавил: — Может, и к лучшему было бы… Мало ли полицейских погибает на оперативной работе. Но я жив, хотя непонятно, кому от этого хоть какая-то польза. А его — нет. — Мир вообще несправедлив, инспектор, — отозвался Майкрофт. — А насчёт пользы — мы ещё посмотрим. — Я многое бы отдал, чтобы поменяться с вами местами, мистер Холмс, — вздохнул Лестрейд. — Вы могли ещё так много сделать… Майкрофт только болезненно скривился, понимая, что его непозволительно сильно тронули эти слова.