***
— И ты проиграл? — Плисецкий скривился от такого сочетания слов, но кивнул. Юноша лежал на кровати в своей комнате, уложив голову к Алтыну на колени. Ника спала на груди Юры, свернувшись калачиком. — Не думал, что он сможет так кататься. Он ведь бросил катание пару лет назад, — эта тема все ещё задевала самолюбие светловолосого, но поделать он уже ничего не мог. — А почему? — Отабек медленно разглядывал своего друга, пользуясь возможностью. Ведь когда ещё он будет таким же спокойным? — Не знаю, — этот вопрос заставил Юру задуматься. И правда, почему? — Если бросил любимое дело, значит, причина того стоила. — Кто знает… — мысли, появляющиеся в голове, Юре совсем не нравились. — Юра! Ужин готов! — услышав голос Кацуки, Плисецкий лишь тяжело вздохнул. — Этот кацудон словно мамочка, — Отабек лишь слабо улыбнулся. Хоть Юра и пытался всячески скрыть свои чувства, но Алтын был уверен — он дорожит своим новым членом семьи. — Идём.***
— Юри, ты снова к нам? — Мила радостно поприветствовала гостей. Даже не смотря на то, что вид у них был странноват. Юра крепко держал своего опекуна за руку, заставляя японца следовать за ним. — А что вы…? — Он сегодня покажет свой танец, — то, что его никто слушать не будет, Кацуки понял ещё когда блондин схватил его за руку. — Правда? — Даша тут же появилась рядом с ними, сверкая белозубой улыбкой. — Жаль остальных нет, лишь этот скучный Гриша, — девушка указала на сидящего возле стены Поповича. Весь его вид выражал огромную печаль. — Его снова игнорируют, не обращайте внимание. Идём, я хочу увидеть твой танец, — Леонтьева смело схватила парней за руки и потащила за собой. — Теперь точно не сбежишь, — Юра довольно усмехнулся. — Словно у меня был выбор, — тяжело вздохнув, Юри стал готовится к выступлению на льду. После разминки стало тепло — жар медленно расходился по мышцам, коньки приятной тяжестью охватывали ногу, холод мягко касался тела, обволакивая. Поиск песни не занял много времени — Кацуки просто скинул её с телефона на ноутбук. — Готов? — Бабычева с интересом наблюдала за ним. — Да. Юри чувствовал себя так хорошо. Уже давно он не испытывал такого умиротворения и лёгкости. Он был спокоен, ведь это его песня, его танец, его чувства. Мелодия мягкими нотами огласила начало танца. И Кацуки танцевал, отдавая всего себя. Уверенные, плавные движения, лёгкая улыбка на губах. Каждое движение кричало о любви Юри ко льду, к катанию и ко всему, что с ним связано. Тело пело, наслаждаясь свободой, этим моментом. — Неужели, он решил оставить все прыжки на вторую половину? Или их вообще не будет? — Даша почти что посчитала свой вопрос в такой момент кощунством — как можно ворваться в этот танец словами? Но все-таки удержаться не смогла. — Это не имеет значения, — Мила не могла отвести взгляда от японца. А Юри не обращал внимания. Он просто жил на льду, танцевал вместе с музыкой, словно они были одним целым. Удачные прыжки оставляли на губах фигуриста прекрасную улыбку. Неимоверные дорожки шагов будоражили кровь. Хотелось смотреть и смотреть, не отрывая взгляда от столь живого танца. Юра чувствовал злость и то, как сжималось его сердце после каждой счастливой улыбки. Любовь Кацуки ко льду была почти ощутима. Вот Юри заканчивает танец просто сумасшедшей дорожкой шагов и зрители наконец смогли выдохнуть. До этого они боялись даже дышать. — Это было прекрасно! — Даша не могла выразить своих эмоций. — Согласна, это просто нечто, — японец тяжело дышал, опираясь об ограждение и улыбаясь. — Юра? — красноволосая замерла, стоило заметить взгляд Плисецкого. — Почему? — ярость медленно закипала в сердце Плисецкого. — Почему ты бросил катание?! — Я ведь говорил. Моё выступление… — Юри не знал, что делать и как успокоить подростка. — Не ври! Разве это причина для того, кто так сильно любит катание? — непонимание, злость, презрение, вина и понимание так и пылали в бирюзе глаз. Кацуки осознавал, что отговорки не подействуют. — Я бы не смог кататься без Виктора, — совсем тихо, но сколько чувств было в этом голосе. — Что за чушь, — блондин не понимал, не мог понять такой причины. — Ты ведь катался до него! — У меня всегда была возможность тренироваться, ведь каток всегда был рядом, — Юри медленно вспоминал свое прошлое. — Но я никогда не думал о катании всерьёз. Пока не увидел выступление Виктора. Он очаровал меня — он жил на льду, заставлял сердце замирать от этой красоты. Именно тогда я полюбил фигурное катание. И его тоже, — самое страшное для Плисецкого было то, что в глазах напротив он не видел сожаления. — Это не смешно, — Мила уже хотела вмешаться, но Кацуки лишь покачал головой. — Бросил любимое занятие, переехал в чужую страну, где никто не побрезгует покалечить тебя за чувства, присматриваешь за мной, хотя никогда и теплого слова от меня не услышал. Зачем ты пожертвовал стольким ради Виктора? — как? Почему? Зачем? Вопросы роились в голове, но ответов все не было. — Мне всегда было достаточно просто кататься на льду, чувствуя этот холод, наслаждаясь удачно выполненными прыжками. Но для Виктора катание — необходимость. Без него он просто утонул бы в своей боли и страданиях, он бы потерял себя, — Юри уверен в этом. Тогда… Он видел взгляд любимого и повторения подобного не хотелось. Пусть уж он лучше и вовсе не выйдет на лёд, чем ещё хоть раз увидет Виктора таким. — Я не желал его терять. К тому же, я люблю катание Виктора больше всех. — Это глупо, — осознание все больше проникало в Юру и он понимал, что ещё немного и он не выдержит. Как можно быть таким? — Может быть и так, но я ни о чем не жалею. Я люблю свою жизнь — Виктора и его страсть ко льду, тебя, хоть ты и притворяешься, что ненавидишь меня, — Юри лишь рассмеялся под обжигающим взглядом блондина. — Я даже полюбил этот город, свою работу. Я искренне наслаждаюсь каждым прожитым днём. И сколько раз бы мне не давали право выбора — я поступил бы также. — Жертвовать собой ради нас… Мы этого не просили! — и не хотели. Если уж его так обжигает чувство вины, что же будет с Виктором? Он ведь сойдёт с ума, если узнает об этом. — Нам этого не нужно! — Прости, но я уже все решил, — такой уверенный… Плисецкий отлично понимал, что спорить с таким Кацуки бесполезно. — Надеюсь, ты найдешь своего человека, которого сможешь полюбить столь же сильно. Юра же верил, что не встретит. Блуждая по улицам он мечтал никогда не влюбится. Ведь юноша не желал такой боли — ни себе, ни этому человеку.***
Мила с беспокойством смотрела на Юру. Юноша тяжело дышал — он уже долгое время катается, полностью изматывая себя. Бабычева не могла просто на это смотреть. После того случая Плисецкий порою вел себя странно. — Отдохни, — красноволосая встала перед парнем, готовая чуть ли не сражаться с этим упертым бараном, но не пришлось. — Поговори со мной, что ли… — Я его не понимаю, — он сдался. Все-таки Мила не была для него чужим человеком. — Зачем жертвовать собой? — Может для него это не жертва. Успокойся, — девушка немного отошла от слегка неуравновешенного юноши. — Если для него это была бы непосильная ноша, разве бы он остался? Смог бы он улыбаться так через силу? — Что ты несешь? — Бабичева лишь покачала головой. — Я говорю — его счастье рядом с вами намного сильнее, чем тоска по катанию. Значит, тебе просто нужно быть с ним и делать его счастливым. — Совсем офигела, чокнутая баба? — такое просто не укладывалось в его голове. — Ах ты! — игнорировать такое девушка не собиралась. — Пусти меня, сумасшедшая! — Юра беспомощно махал руками, но никто не спешил ему помогать — связываться с Милой ни один из парней не желал. — Юра! — Даша радостно сбежала внутрь, сверкая улыбкой. — Тебя ждут на улице. — Кто? — об этом месте никто не знал. Так кто же это мог быть? — Темноволосый парень на байке. Кстати, он мне кажется знакомым, — Леонтьева задумалась, перебирая в голове лица знакомых. — Но вспомнить сложно. Видимо, мы виделись пару лет назад. — Не неси чепухи, — Юра стал быстро собираться. — Мне тоже так показалось, — Мила уже и успела забыть об этом. — Я точно видела его раньше. — Ничего не знаю. Я ушёл. Отабек ждал на улице, встретив друга лёгкой улыбкой. После слов девушек, Юра задумался. Возможно ли, что они были знакомы раньше?***
Юри тяжело лег на постель. Хоть Плисецкий и слушал его, изредка говорил, но лучше их отношения не стали. Юноша просто игнорировал его, не зная как себя вести и что говорить. Кацуки смотрел в экран телефона, собираясь с духом. Он редко звонил сам, не желая отвлекать Виктора, но сейчас до дрожи хотелось услышать родной голос. Пальцы уже ищут нужный номер, а спустя пару секунд из динамиков слышно гудки. Нетерпение медленно подкрадывается к темноволосому. — Юри, что случилось? — от обеспокоенного тона в сердце разливается тепло и лёгкое чувство вины. Неужели он и правда столь редко звонит, что сейчас Никифоров сразу подумал что что-то произошло? — Все хорошо, просто хотел услышать твой голос, — щеки горят, но отступать поздно. — В этот раз без тебя слишком одиноко. — Юри… — Виктор явно не знает что ответить, обескураженный подобной откровенностью. — Я еду домой. — Не глупи, — лёгкий смех вырывается из груди. — Потерпи совсем немного. — Это слишком трудно. Я уже не могу без тебя, хочу прикоснуться к тебе. Без тебя можно сойти с ума, — судя по тону, Виктор не шутит. Ему и правда плохо без любимого. — Мне точно не стоит приезжать? — Точно, — Кацуки улыбается. Чувствовать такую любовь приятно. — Как ты там? — Все хорошо. Мы с Юрием недавно, — Юри прервал себя, осознавая что сейчас хотел сказать. Виктору пока не стоит знать о последних событиях, — немного подружились. — Да неужели? Я проверю. — Буду ждать. Ммм, — Кацуки хитро улыбнулся. — Я хочу поцеловать тебя. Сильно, глубоко, пока не забуду как дышать. — Юри… — голос Виктора стал немного хриплым, столь сексуально звучали слова любимого. — Ты ведь специально? — О чем ты? — дразнить Никифорова было одним из самых любимых занятий Кацуки. — Если ты продолжишь, я точно приеду. — Хочу обнять тебя, прижаться к тебе, вцепившись в твои плечи, касаться твоей кожи, чувствуя упругие мышцы, — приглушенный стон разошелся по телу Юри целой волной мурашек. — Богом клянусь, если ты продолжить, то меня не остановит даже отсутствие транспорта. На своих двоих дойду, — Кацуки рассмеялся, представив себе это зрелище. — Я не шучу. — Я люблю тебя. Очень, — Юри сжимал руку в районе груди — его сердце пылало от нескончаемой любви и нежности к самому дорогому человеку. — Я тоже люблю тебя. Больше, чем это вообще возможно. Особенно, когда ты дразнишь меня, — даже на расстоянии Кацуки чувствовал улыбку на губах любимого. — Сладких снов, родной. Они уже попрощались, но темноволосый все ещё смотрел на дисплей телефона. Виктор. Все его мысли о нем, все его чувства для него, все его танцы тоже принадлежат лишь ему. Для Виктора — его личного сумасшествия, от которого он просто сходит с ума. Юри чувствует навалившуюся усталость, но даже так воспоминания всплывают в памяти. Крохотные осколки их совместной истории.