Жизнь ради любимых

— Соревнование на льду. Если я выиграю, ты будешь считаться со мной и моим мнением, — Юри уверено смотрел на всех. Отступать было поздно. Плисецкий удивленно смотрел на Кацуки, не веря своим ушам. Да чтобы этот японец сказал такое? Но уверенный взгляд тёмных глаз и сжатые в тонкую полоску губы твердили об обратном. Посмотрев на Милу, светловолосый отметил, что, должно быть, выглядит также — распахнутые от удивления глаза, приоткрытый рот, тело застыло в одной позе. — Ты шутишь? — Бабичева едва выдавила из себя этот вопрос. — Нет, я серьезен. Мне это все надоело, — Кацуки уже чувствовал лёгкое беспокойство, растущее внутри, но обратного пути нет. — Соревнование? — Даша подпрыгнула, всколыхнув волну тёмных волос. Девушка резко обернулась к сидящей рядом фигуристке — хрупкое телосложение, на вид девочке было около тринадцати, короткие светло-русые волосы, отливающие рыжеватым, яркий румянец, сияющий на бледных щеках, наивный взгляд серебристых глаз. — Лена, ты это слышишь? Соревнование! Ребята! — от громкого возгласами, катающиеся на льду фигуристы едва не упали, тут же оборачиваясь к источнику шума. Леонтьева призывно махала рукой. — Идите сюда, тут кое-что интересное. Гриша, ты тоже. Нечего над мобильником чахнуть! — Попович тяжело вздохнул, но покинул свой удобный угол и направился к остальным. — Ты прям зажглась, — Мила улыбнулась, Юри опасливо шагнул назад — таких русских девушек он побаивался. Слишком уж неожиданным было для парня их поведение. Они напоминали ему Минако — хоть он и любил её, но страх все равно просыпался при каждой их встречи. — Конечно! Не каждый день ведь такое событие, — Леонтьева ярко улыбалась, все уже столпились в одну кучу. — Милу ты уже знаешь. Я Даша, рядом со мной Лена, Гриша, — девушка по очереди показывала на каждого. — Это Толик, — парень был высоким, но худощавым, пронзительный карий взгляд слегка прищуренных глаз, сжатые в тонкую полоску губы, короткий ёжик каштановых волос, — и Леша, — второй парень был более улыбчивым. Рыжие волосы, собранные в хвост, россыпь веснушек на слегка загорелом лице, тёмно-синие глаза лучились теплотой. — Мы будем вашими судьями. — Кацуки Юри, — японец слегка поклонился, приветствуя новых знакомых. — Быстро ты, — Юра усмехнулся, наблюдая за подругой. Та всегда поддерживала затеи или устраивала всякие пакости. — Разве могу я такое пропустить? — Даша внимательно оглядела соперников. — Кто первый? — Я, — Плисецкий усмехнулся, предчувствуя свою победу. Словно этот кацудон сможет выиграть. — Идиот, — Мила лишь покачала головой, наблюдая как юноша ступает на зеркальную поверхность льда. — Не стоит недооценивать противника, — Кацуки нервно улыбнулся, почувствовав на себе странный взгляд красноволосой. — Включить, как всегда? — Дарья уже стояла около ноутбука, клацая мышкой в поисках нужной песни. Все остальные фигуристы выбрали себе места и устремили взгляды на Плисецкого. Юри же нервно теребил рукав кофты, куртку он уже успел снять. Юра же стоял посреди льда. Музыка буквально взорвалась неистовым ритмом. Яростные движения, гибкость стройного тела, пронзающие своими чувствами движения. И как в таком теле могло помещается столько необузданной пылкости и жара? Страстная лихорадка любви, сносящая рассудок своим неконтролируемым пожаром. Танец проникал острием меча в самое сердце, заставляя тела изнывать от желания станцевать, проникнуться песней, чувствами, освободить себя от оков чистой яростью. Золотистые волосы то и дело разрезали воздух резкой волной, бирюзовые глаза пылали, на щеках расцвел лёгкий румянец. Идеальные прыжки, плавные движения юного тела, прерывистое дыхание. Бушующая ярость, неистовая страсть, непреклонная уверенность и неудержимый жар… Все смотрели, затаив дыхание. Наслаждались прекрасным зрелищем. Юри чувствовал, как учащенно бьётся сердце — Юра танцевал пылко, жарко, вызывая бурю эмоций. Но ещё Кацуки не покидало чувство — чего-то не хватает. Словно упущено нечто важное. Хотя даже так танец пленил. Песня стихла и Плисецкий устало упал на колени. Судорожные вздохи, словно блондин не мог надышатся, не мог остановить беспощадный пожар внутри. Остальные фигуристы улыбались — Юра выложился на полную. — Это было просто обалденно, — Леша весело махал руками, пытаясь передать все свои чувства. — Правда ведь, Гриша? — рыжий тут же переключился на Поповича, на что тот лишь тяжело вздохнул. Избавится от внимания Снежного не так уж и легко. — Следующий? — Даша гордо посмотрела на Юри, словно это она только что так потрясно выступила на льду. — Какую песню включать? Кацуки подошёл к столу, всматриваясь в экран ноутбука, быстро просматривая названия в поиске нужной песни. Он уже знал, что станцует. Хотя это немного нечестный ход. — Эту, — он наконец нашёл нужную. Девушка немного удивленно на него взглянула, но ничего не сказала. Японец снял очки и ступил на лёд. Холод мягко обволакивал ноги, даруя приятное покалывание, воздух проникал в лёгкие, оставляя за собой привкус снега. Японец обожал это ощущение. Каждый вдох дарил необыкновенную лёгкость и спокойствие. Музыка заиграла, проникая в его тело знакомыми аккордами. Мила, узнав эту песню, лишь усмехнулась. Юри же танцевал. Тяжелый взгляд тёмных глаз, полный нескрываемой горечи. Отчаянные движения так и сквозили затаенной болью. Такой холодный, неприступный, закованный в доспехи из одиночества. Каждое движение пронзало холодом. Просто смотреть на этот танец не получалось. Холодный пот покрывал кожу, стоило встретить отчаянный взгляд, увидеть движение руки, словно умоляющее протянуть руку в ответ, но в то же время оно выражало непреклонность навсегда остаться в мире лишь для себя одного. Все с замиранием следили за Юри, чувствуя леденящий ужас и горечь. И хоть каждый из них уже видел этот танец, испытывал эти чувства, сердце все равно сжималось в груди. На льду больше не было того стеснительного, доброго Кацуки. Это был одинокий осколок мира, погребённый под тяжестью одиночества. Юра не мог поверить в то, что видел. Как этот кацудон может станцевать этот танец? Да ещё и так? И как можно было бросить катание, если в этом японцем было столько стремления, столько возможности, столько любви ко льду? Музыка стихла, но чувство холода, проникающего в саму душу, не исчезло. Оно медленно оставляло свой след в сердцах зрителей. — Это было нечто! — Даша сияющими глазами смотрела на приближающегося Кацуки. Японец лишь слабо улыбнулся. — Это нечестно, — Плисецкий едва совладал с голосом, с осуждением и нотками злости взглянул на соперника. — Никто ведь не говорил, что это должен быть мой танец, — Юри слегка взлохматил волосы на затылке, виновато смотря на фигуристов. — В этот раз крыть нечем, Юра, — Плисецкий уже хотел разразился нелестными речами, но Мила остановила его взмахом руки. — Уже поздно что-либо менять. Но знаешь что… — девушка задумчиво разглядывала стоящего перед ней японца. — Сколько раз ты смотрел этот танец? — Э? — не понимая причины этого вопроса, Юри пожал плечами. — У меня было чувство, словно ты даже дышал как Виктор. Насколько же сильна твоя любовь к нему? — от подобных слов Кацуки густо покраснел, а Юра фыркнул. — Хочешь сказать, это и есть парень Виктора, о котором тот трындит без умолку? — Алексей стал внимательное осматривать японца. — Внешность обычная. Но если учитывать какой он на льду, то я понимаю одержимость Виктора, — подзатыльник от Толика заставил рыжеволосого обижено насупится. — Давайте без выяснений отношений, — Дарья ехидно усмехнулась своим друзьям-фигуристам. — Давайте голосовать. Я за Юру, — девушка подмигнула своему другу. Конечно, танец Кацуки был красив, но ей намного больше понравилась буря в исполнении Плисецкого. — Лена? — Эм… — девушка замялась, с некой неуверенностью поглядывал на остальных. — Он, — тонкий палец указывал на Юри. — Когда танцевал этот японец, я даже забыл, как дышать, — Леша расплылся в улыбке. В этот раз он получил удар острым локтем под дых. — Я не буду голосовать, — Анатолий с лёгкой злостью осмотрел каждого. — Вам ведь нужно нечетное число, — всем пришлось согласится. Об этом они не подумали. — Юра, — Григорий даже не раздумывал над ответом. А зачем? — Решили взвалить все на меня? — Мила недовольно взглянула на остальных судьей. — Изверги. Но раз так… Юра, — взгляд тут же впился в светловолосого юношу. — Красивый танец, отличные прыжки, но… Это была страсть, ярость, но не было в этом любви. Той любви, что заполняет сердце пожаром, заставляя его гореть и влюбляться в этот танец все сильней. Тебе не хватило лишь этого. Поэтому победа за Юри, — девушка умело проигнорировала полный ненависти взгляд. — Молодец. Ты справился. — Да, — Кацуки чувствовал, как дрожат его руки. Как же давно он не танцевал, чувствуя на себе внимательные взгляды людей. — Спасибо, что потратили своё время. — Ничего страшного. Это было весело, — Даша и вправду чувствовала необычную радость. У них редко устраивались подобные состязания, да ещё и с такими программами, как у этих двоих. — Если что, мы не против повторить. — Достали, — Плисецкий всеобщего настроения не разделял. Его гордость сегодня была разтоптана этим чертовым кацудоном. — В следующий раз ты должен показать мне свой собственный танец.

***

— И ты проиграл? — Плисецкий скривился от такого сочетания слов, но кивнул. Юноша лежал на кровати в своей комнате, уложив голову к Алтыну на колени. Ника спала на груди Юры, свернувшись калачиком. — Не думал, что он сможет так кататься. Он ведь бросил катание пару лет назад, — эта тема все ещё задевала самолюбие светловолосого, но поделать он уже ничего не мог. — А почему? — Отабек медленно разглядывал своего друга, пользуясь возможностью. Ведь когда ещё он будет таким же спокойным? — Не знаю, — этот вопрос заставил Юру задуматься. И правда, почему? — Если бросил любимое дело, значит, причина того стоила. — Кто знает… — мысли, появляющиеся в голове, Юре совсем не нравились. — Юра! Ужин готов! — услышав голос Кацуки, Плисецкий лишь тяжело вздохнул. — Этот кацудон словно мамочка, — Отабек лишь слабо улыбнулся. Хоть Юра и пытался всячески скрыть свои чувства, но Алтын был уверен — он дорожит своим новым членом семьи. — Идём.

***

— Юри, ты снова к нам? — Мила радостно поприветствовала гостей. Даже не смотря на то, что вид у них был странноват. Юра крепко держал своего опекуна за руку, заставляя японца следовать за ним. — А что вы…? — Он сегодня покажет свой танец, — то, что его никто слушать не будет, Кацуки понял ещё когда блондин схватил его за руку. — Правда? — Даша тут же появилась рядом с ними, сверкая белозубой улыбкой. — Жаль остальных нет, лишь этот скучный Гриша, — девушка указала на сидящего возле стены Поповича. Весь его вид выражал огромную печаль. — Его снова игнорируют, не обращайте внимание. Идём, я хочу увидеть твой танец, — Леонтьева смело схватила парней за руки и потащила за собой. — Теперь точно не сбежишь, — Юра довольно усмехнулся. — Словно у меня был выбор, — тяжело вздохнув, Юри стал готовится к выступлению на льду. После разминки стало тепло — жар медленно расходился по мышцам, коньки приятной тяжестью охватывали ногу, холод мягко касался тела, обволакивая. Поиск песни не занял много времени — Кацуки просто скинул её с телефона на ноутбук. — Готов? — Бабычева с интересом наблюдала за ним. — Да. Юри чувствовал себя так хорошо. Уже давно он не испытывал такого умиротворения и лёгкости. Он был спокоен, ведь это его песня, его танец, его чувства. Мелодия мягкими нотами огласила начало танца. И Кацуки танцевал, отдавая всего себя. Уверенные, плавные движения, лёгкая улыбка на губах. Каждое движение кричало о любви Юри ко льду, к катанию и ко всему, что с ним связано. Тело пело, наслаждаясь свободой, этим моментом. — Неужели, он решил оставить все прыжки на вторую половину? Или их вообще не будет? — Даша почти что посчитала свой вопрос в такой момент кощунством — как можно ворваться в этот танец словами? Но все-таки удержаться не смогла. — Это не имеет значения, — Мила не могла отвести взгляда от японца. А Юри не обращал внимания. Он просто жил на льду, танцевал вместе с музыкой, словно они были одним целым. Удачные прыжки оставляли на губах фигуриста прекрасную улыбку. Неимоверные дорожки шагов будоражили кровь. Хотелось смотреть и смотреть, не отрывая взгляда от столь живого танца. Юра чувствовал злость и то, как сжималось его сердце после каждой счастливой улыбки. Любовь Кацуки ко льду была почти ощутима. Вот Юри заканчивает танец просто сумасшедшей дорожкой шагов и зрители наконец смогли выдохнуть. До этого они боялись даже дышать. — Это было прекрасно! — Даша не могла выразить своих эмоций. — Согласна, это просто нечто, — японец тяжело дышал, опираясь об ограждение и улыбаясь. — Юра? — красноволосая замерла, стоило заметить взгляд Плисецкого. — Почему? — ярость медленно закипала в сердце Плисецкого. — Почему ты бросил катание?! — Я ведь говорил. Моё выступление… — Юри не знал, что делать и как успокоить подростка. — Не ври! Разве это причина для того, кто так сильно любит катание? — непонимание, злость, презрение, вина и понимание так и пылали в бирюзе глаз. Кацуки осознавал, что отговорки не подействуют. — Я бы не смог кататься без Виктора, — совсем тихо, но сколько чувств было в этом голосе. — Что за чушь, — блондин не понимал, не мог понять такой причины. — Ты ведь катался до него! — У меня всегда была возможность тренироваться, ведь каток всегда был рядом, — Юри медленно вспоминал свое прошлое. — Но я никогда не думал о катании всерьёз. Пока не увидел выступление Виктора. Он очаровал меня — он жил на льду, заставлял сердце замирать от этой красоты. Именно тогда я полюбил фигурное катание. И его тоже, — самое страшное для Плисецкого было то, что в глазах напротив он не видел сожаления. — Это не смешно, — Мила уже хотела вмешаться, но Кацуки лишь покачал головой. — Бросил любимое занятие, переехал в чужую страну, где никто не побрезгует покалечить тебя за чувства, присматриваешь за мной, хотя никогда и теплого слова от меня не услышал. Зачем ты пожертвовал стольким ради Виктора? — как? Почему? Зачем? Вопросы роились в голове, но ответов все не было. — Мне всегда было достаточно просто кататься на льду, чувствуя этот холод, наслаждаясь удачно выполненными прыжками. Но для Виктора катание — необходимость. Без него он просто утонул бы в своей боли и страданиях, он бы потерял себя, — Юри уверен в этом. Тогда… Он видел взгляд любимого и повторения подобного не хотелось. Пусть уж он лучше и вовсе не выйдет на лёд, чем ещё хоть раз увидет Виктора таким. — Я не желал его терять. К тому же, я люблю катание Виктора больше всех. — Это глупо, — осознание все больше проникало в Юру и он понимал, что ещё немного и он не выдержит. Как можно быть таким? — Может быть и так, но я ни о чем не жалею. Я люблю свою жизнь — Виктора и его страсть ко льду, тебя, хоть ты и притворяешься, что ненавидишь меня, — Юри лишь рассмеялся под обжигающим взглядом блондина. — Я даже полюбил этот город, свою работу. Я искренне наслаждаюсь каждым прожитым днём. И сколько раз бы мне не давали право выбора — я поступил бы также. — Жертвовать собой ради нас… Мы этого не просили! — и не хотели. Если уж его так обжигает чувство вины, что же будет с Виктором? Он ведь сойдёт с ума, если узнает об этом. — Нам этого не нужно! — Прости, но я уже все решил, — такой уверенный… Плисецкий отлично понимал, что спорить с таким Кацуки бесполезно. — Надеюсь, ты найдешь своего человека, которого сможешь полюбить столь же сильно. Юра же верил, что не встретит. Блуждая по улицам он мечтал никогда не влюбится. Ведь юноша не желал такой боли — ни себе, ни этому человеку.

***

Мила с беспокойством смотрела на Юру. Юноша тяжело дышал — он уже долгое время катается, полностью изматывая себя. Бабычева не могла просто на это смотреть. После того случая Плисецкий порою вел себя странно. — Отдохни, — красноволосая встала перед парнем, готовая чуть ли не сражаться с этим упертым бараном, но не пришлось. — Поговори со мной, что ли… — Я его не понимаю, — он сдался. Все-таки Мила не была для него чужим человеком. — Зачем жертвовать собой? — Может для него это не жертва. Успокойся, — девушка немного отошла от слегка неуравновешенного юноши. — Если для него это была бы непосильная ноша, разве бы он остался? Смог бы он улыбаться так через силу? — Что ты несешь? — Бабичева лишь покачала головой. — Я говорю — его счастье рядом с вами намного сильнее, чем тоска по катанию. Значит, тебе просто нужно быть с ним и делать его счастливым. — Совсем офигела, чокнутая баба? — такое просто не укладывалось в его голове. — Ах ты! — игнорировать такое девушка не собиралась. — Пусти меня, сумасшедшая! — Юра беспомощно махал руками, но никто не спешил ему помогать — связываться с Милой ни один из парней не желал. — Юра! — Даша радостно сбежала внутрь, сверкая улыбкой. — Тебя ждут на улице. — Кто? — об этом месте никто не знал. Так кто же это мог быть? — Темноволосый парень на байке. Кстати, он мне кажется знакомым, — Леонтьева задумалась, перебирая в голове лица знакомых. — Но вспомнить сложно. Видимо, мы виделись пару лет назад. — Не неси чепухи, — Юра стал быстро собираться. — Мне тоже так показалось, — Мила уже и успела забыть об этом. — Я точно видела его раньше. — Ничего не знаю. Я ушёл. Отабек ждал на улице, встретив друга лёгкой улыбкой. После слов девушек, Юра задумался. Возможно ли, что они были знакомы раньше?

***

Юри тяжело лег на постель. Хоть Плисецкий и слушал его, изредка говорил, но лучше их отношения не стали. Юноша просто игнорировал его, не зная как себя вести и что говорить. Кацуки смотрел в экран телефона, собираясь с духом. Он редко звонил сам, не желая отвлекать Виктора, но сейчас до дрожи хотелось услышать родной голос. Пальцы уже ищут нужный номер, а спустя пару секунд из динамиков слышно гудки. Нетерпение медленно подкрадывается к темноволосому. — Юри, что случилось? — от обеспокоенного тона в сердце разливается тепло и лёгкое чувство вины. Неужели он и правда столь редко звонит, что сейчас Никифоров сразу подумал что что-то произошло? — Все хорошо, просто хотел услышать твой голос, — щеки горят, но отступать поздно. — В этот раз без тебя слишком одиноко. — Юри… — Виктор явно не знает что ответить, обескураженный подобной откровенностью. — Я еду домой. — Не глупи, — лёгкий смех вырывается из груди. — Потерпи совсем немного. — Это слишком трудно. Я уже не могу без тебя, хочу прикоснуться к тебе. Без тебя можно сойти с ума, — судя по тону, Виктор не шутит. Ему и правда плохо без любимого. — Мне точно не стоит приезжать? — Точно, — Кацуки улыбается. Чувствовать такую любовь приятно. — Как ты там? — Все хорошо. Мы с Юрием недавно, — Юри прервал себя, осознавая что сейчас хотел сказать. Виктору пока не стоит знать о последних событиях, — немного подружились. — Да неужели? Я проверю. — Буду ждать. Ммм, — Кацуки хитро улыбнулся. — Я хочу поцеловать тебя. Сильно, глубоко, пока не забуду как дышать. — Юри… — голос Виктора стал немного хриплым, столь сексуально звучали слова любимого. — Ты ведь специально? — О чем ты? — дразнить Никифорова было одним из самых любимых занятий Кацуки. — Если ты продолжишь, я точно приеду. — Хочу обнять тебя, прижаться к тебе, вцепившись в твои плечи, касаться твоей кожи, чувствуя упругие мышцы, — приглушенный стон разошелся по телу Юри целой волной мурашек. — Богом клянусь, если ты продолжить, то меня не остановит даже отсутствие транспорта. На своих двоих дойду, — Кацуки рассмеялся, представив себе это зрелище. — Я не шучу. — Я люблю тебя. Очень, — Юри сжимал руку в районе груди — его сердце пылало от нескончаемой любви и нежности к самому дорогому человеку. — Я тоже люблю тебя. Больше, чем это вообще возможно. Особенно, когда ты дразнишь меня, — даже на расстоянии Кацуки чувствовал улыбку на губах любимого. — Сладких снов, родной. Они уже попрощались, но темноволосый все ещё смотрел на дисплей телефона. Виктор. Все его мысли о нем, все его чувства для него, все его танцы тоже принадлежат лишь ему. Для Виктора — его личного сумасшествия, от которого он просто сходит с ума. Юри чувствует навалившуюся усталость, но даже так воспоминания всплывают в памяти. Крохотные осколки их совместной истории.