***
— Юри, хватит дрожать! Ты ведь уже выступил, — Селестино с улыбкой наблюдал за своим подопечным. Конечно юноша волновался — впервые выступает на льду перед такой аудиторией. И хоть некоторые с детства могли преодолеть своё волнение, но Юри не такой. — Я точно все завалил. Это ужасно, — дрожь не покидала Кацуки. — Успокойся, это не самый плохой результат. А завтра нас ожидает ещё одно выступление. Отыграемся ещё, — мужчина тут же пожалел о своих словах. Юри резко побледнел, а тело задрожало ещё сильнее. — Вот ты где! — японец не обратил внимание, даже не предполагал, что кто-то может окликнуть именно его, ведь знакомых среди фигуристов у него было мало. — Юри, — Чалдини несколько нервно улыбнулся, а потом резко повернул подопечного за плечи. Юри не смог удержаться на ногах от столь резкого движения и стал заваливаться вперёд. От падения его спасло чье-то тело, в которое он и уткнулся носом. — Я хотел с тобой поговорить, — японец поднял свой взгляд и обомлел. Перед ним стоял его кумир, его божество. Сейчас волосы едва достигали до плеч, мягко обволакивая лицо, губы растянуты в приветливой улыбке, а синие глаза сияют, буквально заставляя Юри тонуть в их насыщенном цвете. Виктор помог Кацуки вернуться в вертикальное положение, хотя темноволосый почти и не двигался. Он просто не мог. — Мне понравилось твоё выступление, — Витя схватил Юри за руки с неким восторгом смотря на нового знакомого. — Э? — Кацуки казалось что он ослышался, но глаза напротив опровергли все его сомнения. — Но ведь я столько раз ошибся. Едва выше среднего набрал, — шок медленно отходил на задний план, уступая место смущению, стоило юноше взглянуть на сцепленные руки. — Ошибок было много, но я все равно не мог отвести от тебя взгляд. Ты просто завораживал… Такой красивый, — теперь Юри едва ли не пылал от жгучего стыда. Селестино лишь усмехался, наблюдая за юношами на расстоянии. Его подопечный сейчас был таким милым. — Я Виктор. — Ага, я… Эм… — слова тут же вылетели у Кацуки из головы. Рядом с Никифоровым он терял те крохи самообладания, что у него ещё оставались. — Юри. Кацуки Юри. — Рад с тобой познакомится, — Виктор ещё крепче сжал руки японца, выказывая свою радость. — Давай дружить! — Я? — все эти события казались Юри сном. Несбыточным и далеким. Да чтобы его кумир обратил на него внимание? Это за гранью понимания. — Да. Ты такой забавный и милый. А на льду ты просто завораживаешь, — Виктор был таким ярким, таким живым, что дыхание сбивалось с каждой его сверкающей улыбкой. — Я обязательно буду смотреть твой завтрашний танец!***
Юри лежал в своей постели, с нетерпением ожидая звонка. Прошло уже пол года с того дня, как Виктор предложил ему дружбу. С тех пор они все чаще встречались на льду, приезжали на соревнования на несколько дней раньше и проводили совместные тренировки, переписывались, скидывали друг другу смешные фотографии. Но больше всего Кацуки обожал разговаривать по телефону, слушая голос Виктора. Юноша уже перестал себя обманывать — он влюблен в Виктора. И уже давно. С тех самых пор как юный фигурист очаровал его своими движениями, своими чувствами на льду. И сейчас Юри с наслаждением впитывал все, что мог — из встреч, фраз, прикосновений. Признаваться он не станет — Кацуки отлично знал, как относятся к подобному русские. Да и храбрости совершить подобное у него нет. Телефон зазвонил, привлекая внимание и он тут же ответил, чувствуя неудержимую радость в груди. — Юри! Как ты? Как твои дела? Юрочка снова эксплуатировал меня, так что я никак не мог позвонить тебе раньше. Простишь меня? — как всегда, Виктор говорил много и Кацуки просто оставалось наслаждаться звучанием любимого голоса. — Все хорошо. Я знал, что так и будет. — Правда? Тогда все просто отлично. Кстати, я рассказал о тебе своим родным и они горят желанием познакомится с тобой, — хорошо, что Юри лежал, иначе он точно бы свалился на пол. — Ты им понравился. — Ты ведь шутишь? — паника медленно подкрадывалась к Кацуки. К такому он точно не был готов. — С чего бы мне о таком шутить? Кстати, у меня появилась прекрасная идея — я хочу выучить японский. Тогда давай и ты будешь учить русский. Вот тогда мы всегда сможем понять друг друга, — Никифоров радостно обо всем рассказывал, зная, что эти слова точно смутят стеснительного Кацуки. — У тебя всегда есть странные идеи, — Юри уже был красным, чувствуя, как горят от стыда щеки. — Но думаю, что это будет весело. Вот только к тебе я не поеду. — Это ещё почему? — возмущение русского было почти осязаемо. — Ни за что не покажусь твоим родителям… Виктор ещё долго возмущался, но переубедить друга так и не смог. А Юри просто не мог сказать, что он стыдиться предстать перед родителями Никифорова из-за своих чувств. А вдруг они поймут и скажут Виктору? Разве это не разрушит их отношения?***
— Ты поедешь со мной! — Никифорова это все уже достало и он решил — сейчас он точно уговорит японца поехать к нему домой. — Не поеду я никуда, — Юри отступил на пару шагов, Виктор вполне мог закинуть друга на плечо и затащить в нужном ему направлении силой. — Мы уже два года дружим, а ты ни разу так и не приехал ко мне. А я ведь у тебя был, — сапфировые глаза с лёгкой обидой смотрели на Кацуки, но тот не повелся. Привык. — Да ты сам приехал. Тебя и звать не надо, а я не хочу, — японец устало вздохнул, продолжая следить за движениями светловолосого. — Я ведь твоим родным понравился, — Виктор никак не мог понять причину, почему Кацуки не хочет к нему ехать. — Да и ты уже перешёл во взрослую лигу, нужно отпраздновать. — Да, ты кому угодно понравишься, но ведь я не ты. — Мне кажется или твоя самооценка и вправду с каждым годом все хуже? — Никифоров недовольно сверлил Юри взглядом. — Ты добрый, милый, вежливый, красивый, отличный друг… Кому ты можешь не понравится? — Юри чувствовал, как лицо снова начинает пылать. Так было всегда, стоило Виктору сказать нечто подобное. — Это ты просто так меня к себе заманить пытаешься. Это просто наглая ложь, — юноша упрямо поджал губы, чувствуя себя немного виноватым. Кацуки отлично знал, что Виктор не лжёт, но принять это значило подарить себе лживую надежду, что однажды Никифоров полюбит его. — Юри… — все, Виктор больше терпеть этого не мог. — Я хотел по-хорошему, но… Подскочив к другу, русский схватил того за руку, заставляя следовать за собой. Юри ничего не успел сделать, а жар от прикосновения мешал сосредоточиться на определённой мысли. — Куда ты? — Я уже купил билеты, мы едем ко мне домой и точка. Даже если ты против. Сопротивляться больше не было сил, да и бесполезно это. Виктор уже не отпустит его руки и не позволит сбежать. Точно, в этом весь он. Сильный, искренний, уверенный в себе и своих близких, живущий каждым моментом, каждым днём. Именно это Юри в нем и любил.***
— Как я рада, что ты наконец приехал к нам. Витя так много нам о тебе рассказывал, — сребровласый вихрь тут же напал на Юри, сжимая в крепких объятиях. Хотя по хрупкому телосложению и не догадаешься о такой силе. А Юри искренне радовался, что стал изучать русский. По крайней мере, теперь он мог поговорить с родными Виктора, хотя некоторые слова все ещё давались ему с трудом. — Я Лера, мать Виктора. — Лера… сан? — Юри услышал смешок со спины, а женщина непонимающе взглянула на юношу перед собой, а потом улыбнулась. — Такой милый ребёнок, — она сверкнула зеленью глаз и снова стала обнимать Кацуки. Сам Юри тем временем разглядывал мужчину впереди — короткий ёжик светлых волос, загорелая кожа, широкие плечи и искренняя улыбка. Карие глаза с интересом изучали японца. А рядом с мужчиной стоял мальчик лет десяти. Хотя из-за длинноватых золотистых волос, похоже в их семье это было традицией, светлой кожи и хрупкого на вид тела он был похож на девочку. Лишь недовольное выражение лица портило образ милого ангелочка. — Брат, ты слишком долго, — Юра сверлил Виктора взглядом и со злостью стискивал в руках плюшевую игрушку — миниатюрного тигра с большими глазами. — Извини, — Виктор слабо улыбнулся и потрепал мальчика по голове. — Я Дмитрий, только без сан. Дорогая, отпусти его, не пугай нашего гостя, — Дмитрий мягко оттянул жену от Кацуки и крепко сжал руку японца. — Чувствуй себя, как дома. — Спасибо, — Виктор уже схватил друга за руку, собираясь показать тому комнату, но перед ними встал Юра. — Ты мне не нравишься, — Юрий смотрел прямо на Кацуки с нескрываемой неприязнью. — Юра! — Лера одарила сына слабым подзатыльником. — Нельзя такое говорить. — Ты ведь сама учила не лгать. Вот я правду и говорю. Брат все время о нем говорит, бесит, — мальчик вновь недовольно взглянул на гостья, с удивлением отмечая, что тот краснеет. — Вот и буду говорить. Не завидуй, Юрочка. Мы пойдём, — Виктор взял Юри за руку, снова потрепал волосы брата и стал идти в сторону нужной комнаты. — Не обижайся. Юра просто злится, когда его игнорируют, а я частенько так делаю, когда речь заходит о тебе. Он так и знал. Юри был прав. Теперь в его сердце теплилась ненужная надежда, которая никогда не осуществится, но хотя бы сейчас он может немного помечтать.***
Юри с Виктором устало лежали на кровати. Даже сам Никифоров не подозревал, что его мать способна настолько утомить их. Она целый день преследовала Кацуки, задавая разные вопросы, пока её муж, к счастью этих двоих, наконец-то утихомирил свою жену. Юрочка бесился, но под надзором матери больше гадостей не говорил, однако сверлить взглядом не перестал. — Вы с Юрой такие разные, — Юри лег на бок, прижав колени к груди и лениво разглядывал профиль Виктора, который пялился в потолок. — Ну, мы ведь сводные братья. Дмитрий не мой отец, — Виктор повернул голову, — Мой отец умер давно и мама снова вышла замуж. Поэтому и фамилии у нас разные. — Прости, — не понимая что творит, Юри протянул руку, коснувшись кончиками пальцем чужой щеки. — Все хорошо, это было давно, но… — Никифоров задумался, а потом резко притянул Кацуки к себе и обнял, зарывшись лицом в тёмные пряди волос. — Это не проходит бесследно. Так что побудешь моим успокоительным? — Конечно, — Юри обнял Виктора в ответ, наслаждаясь теплом его тела. Так они и пролежали, пока злой Юра не влетел в комнату и не начал требовать внимания. Как от Виктора, так и от Кацуки. Хоть Плисецкий-младший и повторял, что японец его бесит, но втягивать того в свои игры и безобразия не брезговал.***
Каток встретил юношей тишиной и редкими, едва слышимыми фразами. Юри осматривался, хотя вряд ли русский каток чем-то отличается от остальных. Разве что людьми, тренирующимися здесь. — Виктор! — на встречу им вышла красноволосая девушка. Кацуки она казалась знакомой. — А ты… — Мила внимательно осмотрела Юри и улыбнулась. — Я тебя знаю. Виктор, отличный выбор! — показав Никифорову большой палец, она ушла назад к катку. — Это была Мила, я говорил тебе о ней, — Виктор слабо улыбнулся, наслаждаясь несколько растерянным видом друга. — Все хорошо? — Да, просто она напомнила мне Минако. У вас все девушки такие? — ужас, отразившийся на лице Юри, вызвал у Виктора смех. — Чего? — Поверь, бывают ещё хуже, — от этих слов Кацуки резко побледнел. — Идём. Ты же хочешь покататься? Больше всего Юри любил совместные тренировки. Смотреть как катается Виктор было просто потрясно. И когда Никифоров помогал ему, учил, изредка касаясь тела в попытках исправить позу — все это было для Кацуки чудом. Его маленьким, совсем крохотным, живым счастьем. Виктор был рядом, улыбался ему, помогал, учил. Нежно теребил волосы, иногда не больно щелкал по носу, держал его за руку в многолюдных местах, чтобы не потерять. Это согревало Юри больше всего на свете. Он лучился счастьем каждый раз после встречи с Виктором. И почти все его знакомые отлично видели это, знали и принимали все, как есть. Даже родители поддержали его выбор, приняв Виктора в свой дом и попросив его позаботиться об Юри. Хотя Кацуки не был уверен, понял ли тот смысл этих слов. С японским у Никифорова никак не ладилось и он понимал лишь отдельное количество слов, да и те порой путал. И все же, Юри был рад даже такой попытке, ведь Виктор старался ради него, думал о нем, прилагал усилия. В этом, похоже, и заключалось его счастье. Всегда, всегда быть рядом с Виктором и оберегать его улыбку. Вот чего он желает. Вот только это видение счастья оказалось слишком хрупким.***
Все началось, когда Виктор представил ему свою девушку. Милая, невысокая, с длинными русыми волосами и добрым взглядом карих глаз. Она искренне была влюблена и это сквозило в каждом движении и взгляде, в каждом нежном прикосновении полном заботы. — Юри? — Никифоров обеспокоено следил за сменой эмоций на лице друга. Довольно странных и противоречивых. — Поздравляю, рад за вас, — улыбка, похоже, получилась, раз светловолосый успокоился. — Точно все хорошо? А то у тебя было такое лицо, ты меня даже немного напугал, — Виктор обнял его за плечи, но прикосновение не вызвало такой бурной радостной реакции, лишь заставило напрячься. — Я просто был немного в шоке. Не думал, что кто-то сможет стерпеть твой нрав, — Виктор начал щекотать друга под тёплым взглядом своей девушки. — Теперь забота о нем на твоих плечах, — эти слова болью вонзились в сердце. — Конечно, — Арина улыбнулась и обняла Виктора, даря ему лёгкий поцелуй. — Я обязательно сделаю его счастливым. Юри думал, что ему достаточно просто быть рядом с Виктором, наблюдать за ним, изредка касаться его, но зависть вонзила в него свои когти. И это чёрное чувство медленно сочилось из ран, покрывая все его тело отвратительным ощущением, словно грязь прилипла не только к телу, но и к душе. Он не хотел слышать, не хотел видеть, не хотел чувствовать. И все равно продолжал стремиться к любимому, стоило увидеть его искреннюю улыбку. Если любовь к другу так болезненна, лучше бы он его не встречал. Если бы Юри мог продолжать жить, как раньше. Как в то время, когда Виктор Никифоров был недостижимой мечтой. Вот только сейчас… Уже ничего не изменить. Ему остаётся лишь притворяется, тем самым разбивая себя на кусочки. Сможет ли он это выдержать? Вытерпеть эту боль без Виктора?***
Нет, он больше не выдержит. Не сможет. Юри смотрел на Арину, на Виктора и чувствовал, как он тонет. Тонет в своих безответных чувствах. Все реже они двое стали общаться, все реже оставались наедине, а в последние время девушка все чаще сопровождала Никифорова, словно неотделимая часть. Это было нестерпимо больно. Невыносимо. И он больше не мог этого терпеть. Улыбаться больше не получится, лгать он тоже не сможет. Его лимит исчерпан. Это конец. — Юри? — Виктор смотрел на дождь, думая как им добраться до станции метро без зонтика. Или же вызвать такси? И тут он перевёл взгляд на друга и застыл. Кацуки смотрел болезненно, лицо побледнело, а руки судорожно сжимали свитер в районе груди. — Что случилось? — он уже тянулся к Кацуки, желая прикоснуться к нему, Арина тоже обеспокоено следила за юношами. — Не прикасайся! — Юри оттолкнул протянутую руку, ведь сейчас касание принесёт лишь боль. И даже не взглянув на Виктора, он убежал. Не взглянул, потому что боялся увидеть на любимом лице как безразличие, так и боль. — Я за ним, — девушка хотела что-то ответить, но Никифоров уже ушёл вслед за другом. Она лишь тяжело вздохнула и покачала головой. — Идиоты. Кацуки тяжело дышал, опираясь руками об колени. Он убежал достаточно далеко. Теперь можно не притворяться, можно не сдерживаться. — Юри! — юноша подпрыгнул от испуга и уже готовился сбежать, но Виктор крепко схватил его за руку. — Что случилось? — Пусти, — он не хотел, не хотел об этом говорить. С него хватит! — Отпусти меня! — Давай поговорим, — Никифоров мягко коснулся тёмных прядей волос. — Хватит, не делай так, — эти прикосновения жалят. — Юри? — Это больно, Виктор. Слишком. Я хочу кричать. Я хочу убежать. Это невыносимо! Я хочу забыть о тебе, Виктор! — Юри отлично видел, как смотрел на него Виктор, но не мог остановиться. Лишь причинял любимому все больше боли. — Я думал, что просто быть с тобой достаточно, но нет! Я хочу большего. Я хочу чтобы ты принадлежал лишь мне! Я люблю тебя, Виктор… Он ожидал всего — ненависти, злости, отвращения, но Виктор смотрел потеряно, словно не понимал о чем речь. Неужели он и вправду не замечал чувств Юри, разве это не очевидно? Или он даже не допускал такой мысли? — Юри? — отчаянье отразившееся на лице Кацуки вызвало в Викторе волну боли. Насколько же сильно Юри любил его. — Отпусти, пожалуйста, пусти меня. Я не могу, — такой беспомощный, такой ранимый и хрупкий, такой милый в своей любви и наивности… А сейчас просто источающий болезненное ожидание. Не понимая, что творит, даже не осознавая причин, Виктор притянул Юри к себе и поцеловал. Дождь стекал по их телам, холодил кожу, но они не отпускали друг друга. Даже если Виктор сделал это из жалости… Юри рад даже этому, хотя потом это лишь причинит ему боль.***
— Почему ты поцеловал меня? А как же Арина? Вы же… — у Юри все ещё кружилась голова, хотя после того поцелуя уже прошло полчаса. Сейчас они сидели в отеле, в снятом на этот вечер номере. Они уже успели искупаться, согрев своё тело после дождя. — Я не знаю, — Виктор встряхнул головой, но мысли так и не пришли к норме. — Но когда увидел твоё лицо не смог остановить себя. И я ничего уже не понимаю. — Ясно, — Кацуки разочаровано вздохнул. — Юри, — Никифоров подошёл к юноше и присел, оказавшись на одном уровне с Кацуки. — Прости меня. Я не замечал твоих чувств, эгоистично причинял тебе боль, а ты страдал все это время в одиночестве. Я… — Раз уж мы это выяснили, я могу уйти? Тебя ведь Арина ждёт, — Юри хотел уйти, иначе Виктор увидит всю его слабость. — Нет, мы должны поговорить. Я не знаю, не могу понять причины того поцелуя, — Никифоров упрямо смотрел на своего друга. — Но мне было приятно. Мне в первые стало так легко. Я не хочу видеть твоих слез, не хочу больше слышать подобное. Лучше бы забыл обо мне? Какого черта?! Не смей так легко от меня отказываться! — Виктор остановился перевести дыхание, а Юри ошарашено смотрел на него. — Если ты делаешь это, потому что я твой друг, то… — Даже если и так, то что с того? Я не знаю сколько во мне к тебе дружеских чувств, а сколько любви. Я никогда не думал о таком и я не знаю, что же я на самом деле чувствую, — сапфировые глаза сияли решимостью. — Поэтому я должен узнать. Не могу оставить всё так как есть, я хочу попробовать. Дай мне шанс разобраться в своих чувствах к тебе. — Попробовать? — Юри не понимал Виктора. О чем тот думает? Почему поступает именно так? — Да, давай будем встречаться.***
— И зачем ты привёл меня именно сюда? — Юри с недоверием смотрел на огромные конструкции аттракционов, на множество людей и у него кружилась голова. Такие людные места не для него. — Что ты задумал? — Да ладно тебе, давай отдохнем, — Виктор мягко коснулся чужой руки, словно спрашивая, и не увидев сопротивления переплел их пальцы. — Я рад, что тебе весело, но почему мы идём прямо к американским горкам? И почему ты сжал мою руку сильнее? Виктор, даже не думай! Никифоров не собирался отступать. Задорно улыбнувшись, он резко обернулся и закинул Юри к себе на плечо. Люди удивленно косились, Кацуки недовольно причитал, а контролер ошарашено смотрел на стоящих перед ним посетителей. — Виктор, отпусти меня! Однако просьбы Юри были профессионально проигнорированы. Поэтому спустя каких-то пару адских минут, он полностью опустошенный лежал на скамье, а Виктор с лёгкой улыбкой навис над ним. — Ты изверг, — японец недовольно надулся, но лишь вызвал у любимого улыбку, а совсем не чувство вины. — Зато было весело. Давай ещё разок? — Да ни за что! — Юри резко сел с нотками лёгкой злости смотря на Никифорова. — Чтобы больше такого не устраивал. Мне было стыдно, — юноша снова покраснел, стоило вспомнить направленные на него взгляды. — Хорошо, хорошо, — Виктор закивал головой, изображая искреннее раскаяние, — Но мы ведь ещё не закончили? Тяжело вздохнул, Кацуки все же согласился на продолжение этих пыток, хотя ему и вправду было весело. Да и Виктор все это время держал его за руку и не отпускал. — Юри? — русский остановился, внимательно разглядывая темноволосого. — Все хорошо. Я счастлив! Как и в прошлый раз, Виктор неожиданно даже для себя поцеловал Юри. Это было едва ощутимое касание губ, но оно жаром вспыхнуло на губах, а Кацуки заалел, вызывая у Никифорова улыбку. — Обожаю твой румянец на щеках. Тебе идёт, — всего пара слов, а Юри уже чувствовал, как земля уходит из-под ног и от улыбки Виктора можно потерять голову. Такое прекрасное ощущение.***
Из-за тренировок и разных графиков было сложно найти время на их встречи, но они все же упрямо искали малейшую возможность быть вместе. В остальное время они переписывались или созванивались и Виктор писал уже намного больше, чем раньше. И говорил тоже. Сегодня они наконец встретились и сейчас идут на очередное свидание. Уже прошло два месяца и Виктор все ещё продолжал встречаться с Юри, желая узнать природу своих чувств. Кацуки искренне думал, что Никифоров отступит в первые же дни, но ошибся. Тот упорно продолжал. Вновь и вновь встречался с Юри и пытался осознать силу своих чувств. Они решили пойти в кино. Кацуки как раз хотел посмотреть один фильм. Он ожидал начала сеанса, нетерпеливо ерзая на стуле. В зале людей было много, но он не был заполнен полностью. — Юри, — юноша обернулся к Виктору с удивлением отмечая странный взгляд юноши. На экране уже стало мелькать начало фильма. — У тебя всегда были такие аппетитные губы? Понадобилось всего пару секунд, чтобы Кацуки покраснел до корней волос, а Виктор посмотрел обжигающе, заставляя судорожно глотать воздух. Никифоров приблизил своё лицо к нему, и Юри тут же почувствовал обжигающее дыхание. Целовались они долго, страстно, словно желая поглотить друг друга. Виктор прижимал его к себе сильнее, хотя уже не было возможности сесть ещё ближе. И Юри наслаждался каждым движением губ, каждым прикосновением языка, каждым укусом. Они не останавливались ни на миг, несмотря на то, что опухшие губы уже немного болели. Кацуки с радостью пропустил просмотр фильма, ведь он никак не мог сравниться с прикосновениями Виктора. С его нежными руками, со страстными губами, с этой обжигающей синевой глаз. Его личное божество, его ожившая мечта и самый близкий человек. Тот, кого он любит больше всех.***
В комнате было тёмно, лишь свет от телевизора разрезал тьму комнаты. Юноши сидели на кровати — Виктор упирался спиной в стену, а сам обнимал Юри за плечи. Тёмные волосы немного щекотали лицо, но он и не думал отстраняться, наслаждаясь каждым мгновением рядом с Кацуки. Теперь он был готов осознать свои чувства. Рядом с Юри время пролетало незаметно, дни когда он рядом были наполнены счастьем и Виктор больше не мог представить жизнь без это милого, стеснительного парня. Не мог отпустить протянутой руки. Да и не хотел. — Юри, — юноша тут же обернулся, мягко улыбаясь. — Дай мне руку. — Виктор? — Кацуки был немного удивлён, но руку все-таки протянул. У него просто нет причин не доверять любимому. — Что-то случилось? — Закрой глаза, — Юри послушался. Нежные руки Виктора мягко касались его руки, а потом он почувствовал нечто странное, но Юри просто не мог в такое поверить. Ему кажется. Точно. Такое просто невозможно. — Можешь смотреть. Юри медленно открывает глаза. Первое, что он увидел, было счастливое лицо Виктора, а потом взгляд опустился на руку. Там, на безымянном пальце красовались обручальное кольцо. Кацуки чувствовал, что задыхается от чувств, от невозможности подобных событий. — Теперь я уверен — я люблю тебя. Останешься ли ты со мной навсегда? — Никифоров наслаждался видом возлюбленного — его неверием, его безграничным счастьем и этой прекрасной смущенной улыбкой, которую он просто обожал. — Конечно. Теперь они наконец смогут быть вместе. По-настоящему, полностью уверенные в своих чувствах и решении. И они оба радовались той встрече четыре года назад, что полностью изменила их жизнь и подарила любимого человека.***
— Думаю, нам стоит снова поехать ко мне, — Виктор с вопросом взглянул на Юри, на что тот лишь улыбнулся. — Сейчас ты не против? — Нет, я бы очень хотел их увидеть, — Кацуки мягко коснулся щеки любимого, а потом зарылся рукой в волосы, перебирая серебристые прядки. — Юра все такой же? — Хуже, — русский нервно улыбнулся. — Он только стал меняться к лучшему и тут его друг уехал. И от этого теперь с ума сходит. Хоть кататься не перестал. — Вы так любите кататься на льду. Похоже это ваша наследственность. Юра ведь тоже отлично кататься, верно? — Да, но думаю, что он будет лучше меня. Прыжки у него даже сейчас отличные. Может мы ещё столкнемся в соревновании на льду? Было бы интересно, — Виктор мечтательно улыбнулся. — Я не против посмотреть на такое, — представив себе подобную картину во всех красках, Юри улыбнулся. — Какое смотреть? Ты с нами. — Ну уж нет, — Кацуки яростно покачал головой. — Не хочу я. Юра ведь меня взглядом прямо на льду испепелит, — Никифоров рассмеялся, чувствуя тепло в груди. Он ещё не рассказывал Юри, но его родители уже знают об их отношениях. И они полностью приняли их, радуясь за сына. Все-таки Кацуки им тогда понравился, даже немного слишком. И Виктор был безгранично благодарен родителям за понимание. Телефон зазвонил, привлекая его внимание и заставляя прервать разговор с Юри. — Да? Да, это я. Что-то случилось? — Юри с тревогой наблюдал как эмоции сменяются на любимом лице. — Что?! Этого не может быть… Это… Но как? Да, я понял, я приеду. Уже сегодня. — Что случилось? — Виктор выглядел разбито — он побледнел, взгляд хаотично блуждал, пытаясь за что-то зацепиться, руки были крепко сжаты в кулаки, а взгляд полон боли, неверия, отчаяния. — Виктор? — Я… — но слова застряли в горле и он просто обнял Кацуки, уткнувшись лицом в его шею. — Звонили из дома. Мама… Они разбились. Их больше нет. Верить в это не хотелось, но горячие капли, что Юри чувствовал на своём плече, не давали права сомневаться. Он не мог ничего сделать, кроме как прижать любимого к себе и молчаливо поддерживать. — Как это могло произойти? Почему меня не было рядом? Чёрт! А Юра? Что же с Юрой? Кацуки не мог найти ответы на эти вопросы. Уже не было толку их искать. Он может лишь держать Виктора за руку и быть ему опорой. Вот и все.***
Они в тот же день поехали в Россию. Виктор никак не мог оставить Юру одного в такой ситуации. Он должен ехать домой. Ему надо убедится в том, что это правда, ведь он не хотел верить. Юри сидел рядом, держа его за руку и обеспокоенно поглядывая на любимого. Тот был так же бледен, но что ему ещё ожидать? Конечно он не в порядке и не будет. Они не поехали сразу домой, им ещё нужно было заехать в одно место. Опознание. Никифоров не пустил его с собой, но оттуда он вышел ещё бледнее, а взгляд сочился пустотой. Его трясло и Юри просто обнял Виктора. — Я здесь, — он не мог сказать, что все будет хорошо. Ведь ничего уже не вернётся к норме. Людей возвратить нельзя. — Юри, — Виктор поцеловал его. Отчаянно, болезненно, словно он тонул и пытался не задохнутся. — Юри, Юри… — раз за разом он повторял его имя таким хриплым голосом, словно из последних сил цеплялся за реальность. — Я не оставлю тебя, Виктор. Я здесь, с тобой. — Юри…***
Дом встретил их темнотой. В тишине дома каждый шаг был слышен словно удар молотка. Быть здесь, видеть этот дом таким пустым и знать, что так уже будет всегда было невероятно больно. Комок застрял в горле и Виктор просто не мог ничего сказать. Если бы Юри не держал его за руку, он бы точно упал, ведь ноги его совсем не держали. — Брат! — свет резко включился и навстречу юношам выбежал Юра, уже немного подросший, но волосы все так же доставали до плеч. — Виктор… Юра тут же кинулся к брату и заплакал. Он кричал, не в силах сдерживать боль в себе и рыдал как никогда прежде. Ещё никогда он не испытывал такой боли, разве что, когда умер дедушка, но тогда ведь мама была рядом. И папа. А сейчас? У него остался только Виктор. Никифоров крепко прижимал брата к себе. Он чувствовал себя беспомощным. Ничего нельзя сделать. И боль эту уже никогда не притупить. Об этом он знал не понаслышке. И если его так терзает боль, что уж говорить о Юре, ещё совсем ребенке? Юри не мог смотреть на них. Слёзы катились по щекам. Если бы он мог хоть как-то облегчить их боль. Но… Как это можно осуществить? Он не знал. Поэтому просто обнял их в попытке хоть немного согреть.***
— Юра, тебе нужно есть, — Кацуки уже в десятый раз стучался к Плисецкому, но тот так и не вышел из комнаты. Виктора не было, он ушёл решать проблемы по поводу похорон. — Я не хочу. — Тебе нужно поесть. Ты не сможешь сидеть там вечно, — Юри не мог оставить этого ребёнка. — Да чего ты пристал? — дверь резко отворилась, позволяя разглядеть покрасневшие и опухшие глаза, искусанные губы. — Я не хочу! — Хочешь, чтобы Виктор волновался? — это было немного жестоко, но Кацуки надеялся, что это поможет. — Вам сейчас обоим тяжело. Если ты сдашься и опустишь руки, как Виктору идти вперёд? Он возьмёт все на себя, но сколько он выдержит, если даже ты отвернешься от него и погрузишься в себя и свои проблемы? — Что? Да я!.. — эти слова разозлили Юру, но ему не дали ничего сказать. — Да, ты ребёнок, тебе больно. Вы ведь братья? Так что должны стать друг для друга опорой! Он не сможет нести все это в одиночку, — Юри чувствовал, как слёзы стекают по щекам, а Плисецкий удивленно разглядывал этого невыносимого японца. — Ты меня все равно бесишь. — Я знаю, — Кацуки улыбнулся, ведь Юра все-таки вышел из комнаты. Похоже, его слова помогли хоть немного.***
Юри с Виктором сидели на кухне и пили чай. Все проблемы были решены, похороны прошли, но легче от этого не стало. Кацуки все это время был с любимым. Помогал с домашними делами, заботился об Юре, хотя тот и бесился. Ведь это лучше, чем если бы он все время горевал. Сейчас Никифоров что-то сосредоточено обдумывал и все время тяжело вздыхал. Юри решил его не трогать, когда он решится, то сам начнёт разговор. Хотя японец уже догадывался о чем пойдёт речь. — Юри, — Виктор серьёзно посмотрел на любимого. — Я решил уйти из фигурного катания, — он так и знал. — Если таков твой выбор… — конечно, Кацуки не хотел чтобы Виктор уходил, но ничего не мог сделать. Тот уже все решил. — Это неважно, я всегда буду с тобой. — Спасибо, — Виктор улыбался. — Что бы я без тебя делал? Это было бы просто невыносимо. Я правда люблю тебя, Юри. Поэтому… Ты должен вернуться обратно. — Что? — и как это понимать? Что он имеет в виду? — Скоро ведь соревнования. Я не хочу, чтобы ты бросал катание ради меня. Поэтому не нужно лишать себя любимого занятия. Я справлюсь. Да и ты ведь вернётся ко мне после окончания соревнований? — Виктор встал и подошёл к Юри, мягко перебирая тёмные волосы. — Я найду работу, буду присматривать за Юрой. Он ещё ребёнок и я точно не могу оставить его. Да и я сам не знаю, смогу ли сейчас выйти на лёд. Прости, ты ведь любил моё катание. — Я люблю всего тебя, — Юри прижался к Виктору. — Если будет плохо, скажи мне. Я приду. Я хочу помочь тебе, разделить твою боль. Прошу, не страдай в одиночестве. — Не буду. Ведь у меня есть ты.***
Выступать без Виктора было до боли непривычно. Все вокруг только и обсуждали уход Никифорова. Селестино беспокоился, глядя на своего подопечного, но Кацуки лишь повторял, что все хорошо. Хотя он явно лгал. Юри не мог сосредоточиться, все было ещё хуже, чем всегда. Холод льда больше не успокаивал, сердце кричало и молило быть в другом месте, взгляды обжигали куда сильнее. Он танцевал, но даже не помнил о чем. Прыжки, движения, он делал их подсознательно, а мысли были в другом месте. Кацуки даже не смотрел на оценки, ему было уже все равно. Он полностью осознал — он не хочет кататься без Виктора. Только не так. Виктор всегда был на катке — как кумир, как друг, как любимый… А сейчас его нет! — Селестино, я хочу посмотреть свой танец, — Чалдини тяжело вздохнул, но кивнул. Так что вечером Юри смотрел запись своего танца. Хорошие движения, не было никаких ошибок, даже лицо соответствовало программе, но это было не то! Это не его танец, не он сам. Словно кукла, идеально танцующая на льду. А Кацуки всегда танцевал, выкладываясь душой, танцуя вместе с музыкой. Именно это и он сам и Виктор больше всего любили в его выступлениях. Вот только ничего из этого не было. Все исчезло, словно никогда и не существовало. Тяжело вздохнул, Юри думал, как поступит дальше.***
В этом Гран-При Кацуки получил серебро. Медаль не грела его, скорее наоборот, ведь Юри совершенно не нравились собственные выступления. Всего лишь пустышки. Сейчас он уверенно шёл к своей цели. Сообщать Виктору о своём приезде он не стал. Так Никифоров не успеет подготовиться и натянуть маску радостного взрослого. Дверь ему открыл Юра. — Э? Ты чего здесь? Брат не говорил… — Плисецкий словно тянул время. — Я ему не говорил. Где он? — в ближайших комнатах Виктора не было. — Он у себя, но… Тебе не стоит туда идти. Виктор отдыхает, — Юри вел себя странно. — Лежит и пустым взглядом смотрит в потолок, предаваясь страданиям? — светловолосый кивнул, раз уж Кацуки и сам знал об этом, толку скрывать не было. — Я к нему. — Но ведь… — Он не из тех, кто выходит из депрессии самостоятельно, я точно знаю, — и улыбнулся. Теперь он не сомневался в своём решении. — Виктор, я приехал в гости! — Э? Юри? — из-за двери послышался шум, словно кто-то свалился с кровати, а после дверь резко отворилась, позволив Юри разглядеть любимого. Тёмные круги под глазами, усталый вид, глаза красные, то ли от слез, то ли от того, что Виктор не мог нормально спать. Никифоров удивленно разглядывал любимого, словно не верил своим глазам. — Это ты в норме, да? — именно это каждый раз талдычил Виктор, но японец ни капли не верил. — Почему ты здесь? — счастливая улыбка озарила усталое лицо. — Я ушёл из фигурного катания, — Виктор тут же потерял улыбку и неверяще посмотрел на любимого. — Я дошёл до своего предела, больше кататься не хочу. — О чем ты? Ты ведь выиграл серебро, ещё немного и получишь золото. Почему ты сдаешься на пол пути? Из-за меня? — он еще не услышал ответ, но Виктор уже считал себя виноватым, с отчаянием смотря на Кацуки. — Нет. Не совсем. Моё выступление на этом Гран-При мне совсем не нравится. Оно отвратительно! — ни капли лжи, Юри не видел причины лгать. — Такое мне не по душе. И ты… Я не хочу кататься без тебя! Всегда! Всегда, с самого начала я смотрел на тебя, я любил тебя! Поэтому я катался, поэтому участвовал в соревнованиях. Чтобы стать ближе к тебе! — юноша судорожно вздохнул и продолжил, чувствуя на себе ошарашенный взгляд Виктора. — Лишь ради этого я год за годом продолжал. Если бы не ты, я бы забросил все уже очень давно. И сейчас я просто уверился в этом — я не хочу быть на льду без тебя! Поэтому я ушёл. — Юри, ты… — Но ведь ты не такой? Ты любишь катания больше всего, ты обожаешь выступать под взглядами многих. Твоё желание быть на льду сильнее, чем у кого бы то ни было. — Мне не нужно, чтобы ты жертвовал собой ради меня. И я нужен Юре. Я не могу вернуться… — Виктору было больно бросать спорт, но он отлично понимал ради чего он это сделал. — Я уйду независимо от того вернешься ты или нет. А на счёт Юры… Если он останется со мной, проблем ведь не будет? — такого Юри Виктор ещё не знал. Словно Кацуки наконец обрёл уверенность в себе. — Он будет против… — последний аргумент был разбит вдребезги: — Я согласен. Твоя хмурая рожа бесит меня куда больше, чем это недоразумение, — Юра победно усмехался. На самом деле он и сам будет счастлив, если брат вернётся в спорт. — Ты уверен? — получив твёрдый и уверенный кивок от Юри, Виктор смирился. — Я вернусь в фигурное катание. Главное, чтобы все они не пожалели об этом. Хотя Юри как никогда был уверен — он избрал правильный путь. Тот, что он сотворил себе сам.