40 часов в Аду

Пятьюдесятью минутами ранее В больничном центре было немноголюдно: жители, услышавшие новость о прилетевших с Баноя, поспешили домой с ворохом своих болезней. Кто мог двигаться, конечно. В конце концов, местные обратились в клинику с чем-то не столь критичным, если рисковали подцепить заразу страшнее и опаснее той, с которой человечество когда-либо сталкивалось. На фоне нападающих людоедов, не ведающих страха, даже легионеллёз и лихорадка денге казались обычной простудой. — Добрый вечер, мистер. Могу ли я пройти к достопочтенным учёным Хамэ и Резе: они взяли под опеку одну миловидную чернокожую девушку и мне необходимо попасть к ней, — старался быть искренним довольно бледный худой мужчина в очках, белой майке и странно-ярких оранжевых штанах (тюремные кандалы он целесообразно прятал под прилавком), обращаясь к сотруднику приёмной регистратуры. В выходной день он не делил смену с коллегой. — Извините, мистер, для посещения закрытого научного крыла вам нужен пропуск. И я не в праве его выдавать, учёные на том настояли. Начало беседы — и частичка ценной информация уже получена. Возмутитель спокойствия заглянул в окошко пристальнее и увидел табличку «охрана» на двери за спиной сотрудника. Умение думать быстро и хорошо подвешенный язык помогли сочинить следующую легенду: — Та девушка, моя невеста, передала мне важный личный предмет, но он пропал! Разрешите воспользоваться вашими камерами, убедиться в том, что кража произошла здесь! — притворную тревогу повышенным тоном окружающие слышали будто настоящей, если прислушивались с сочувствующими лицами. Стало быть, в здешних стенах ни разу не проходили лекции по распознаванию обманных манипуляций. — Прошу прощения, но посторонним в кабинет охраны вход воспрещён, — ощущая крайнюю степень неудобства, отказал сотрудник приёмной. Слабость каждого совестливого человека, по мнению всех социальных инженеров, какой стоит часто пользоваться для достижения цели. — Но я был здесь не так давно. Две минуты, и я поспешу по своим делам. — Сотрудник за стеклянным окошком перестал сводить брови вместе, и на лице, выказывающем твёрдое отрицание, проявилось сомнение. Хитрый обманщик воспользовался переменой его настроения и надавил посильнее: — Эта вещь для нас очень важна, неизмеримо! Невеста бросит меня, если не верну её. Да я попросту дальше жить не смогу, зная, что воришка всё ещё находится здесь. Помогите нам! Пару часов назад Орманд Сик застал редкое явление в своей рутинной и спокойной работе, когда в вестибюль попали шестеро потрёпанных и грязных людей, сопровождаемых врачами. Среди них он узнал и этого мужчину, слёзный блеск в светлых глазах которого разжалобил Орманда. Деталей такой внеплановой ситуации ему никто не сообщал, но он догадывался о причине. Уже несколько месяцев ходят слухи и находятся подтверждения тому, что среди местных племён возобновились ритуалы с поеданием человечины, а это означало одно: болезнь куру вновь стала представлять опасность, но не только для банойцев, а для всех жителей Океании. Прионная зараза с довольно продолжительным инкубационным периодом, вызывающая стопроцентную смерть носителя и передающаяся различными контактным способами, как естественными, так и искусственными, не на шутку встревожила островитян. Учёные занимались наблюдением подобных случаев и приводили в лабораторию самых разных людей с подозрением на специфическую инфекцию. Мистер Сик недолго смог сопротивляться просьбам настойчивого посетителя: он отличался мягким характером, который не позволял отказывать людям в помощи. Такой добрый жест ему ничего не стоил. — Пройдите ко мне через боковую дверь. Если срочно, то мой коллега из охраны поможет вам. Про приветливость жителей городка не зря писали в туристических печатных изданиях. В светлых глазах бритоголового мужчины проблеснул еле заметный огонёк, когда он, довольный, направился в помещение к сочувственному работнику больничной приёмной. За спиной он потирал большим пальцем рукоять кухонного ножа, применить который ему придётся уже через какое-то мгновение. Руки дрожали. Кевин не был «контактным» убийцей, не упивался кровью жертв и не испытывал наслаждения от процесса лишения жизни. Ему по душе были кнопки клавиатур и приборных панелей, прикосновения к аппаратуре и технике, которая по приказу ловких и проворных пальцев действовала по его воле. Но обстоятельства требовали отсутствия свидетелей и нежелательных помех. Он воспользовался замешательством сотрудников в комнате управления и успешно вырубил обоих, тем самым избежав преждевременного кровопролития. Сличил взглядом растянувшиеся на полу поверженные цели, подбирая подходящее прикрытие, и переоделся в менее заметную форму. Только после он влез в систему безопасности (компьютерный спец рассчитывал хотя бы на «плечевое подглядывание» пароля, но халатность сотрудников, отвечающих за видеонаблюдение, сложно не преуменьшить) и разузнал план здания, стерев своё присутствие. Перед уходом двумя резкими движениями перерезал горла этим людям, не задумываясь о чудовищности сделанного: для сохранения рассудка и стирания чувства вины. Обездвиженные тела задёргались, похолодели и стремительно побледнели. На всё вышеперечисленное не ушло много времени: он был горд собой, воображая, как после похвастается перед отсиживающимися в кабинетах коллегами. Руки его по-прежнему дрожали. Харон пронёсся мимо редких чернокожих посетителей, в основном пожилых и одиноких, наверняка заявившихся сюда досаждать врачам из-за недостатка внимания, и проник в боковое помещение мужского туалета, хорошо вентилируемое и освещённое. Какое-то время назад он упросил конвоиров отпустить его сюда, но патологическое сомнение, воспитываемое в государственных академиях, сопровождало сбежавшего заключённого до кабинки. Паника прокралась в душу, когда он закрылся и осмотрелся, не найдя подходящего места для схрона. Промедление и возня к тому же побудили задавать стража неудобные вопросы, что посеяло очередное смятение в плане. В конце концов, сославшись на необходимость в кабинке гигиенических средств, Кевин покопался в ящике уборщика и разместил скрываемый под одеждой шприц, не иначе как благодаря настойчивой уверенности в собственном успехе не замеченный стражами порядка при пляжном осмотре. В текущей ситуации, требовавшей намного меньше расторопности, он глубоко выдохнул, забрал ценнейший для интересов Организации инструмент влияния, и возвратился в коридор. — В чём дело, коллега? Патрулируешь этажи от скуки? — Обернулся высокий сотрудник службы безопасности больницы, услышав шаги, и потянул улыбку. Приставленный в одиночку на целый этаж, он испытывал частую скуку, а на минус первом исследовательском — досадное чувство усиливалось. — Не совсем, планирую наведаться в лабораторию, — ответил Харон, слабо подражая манере речи ныне убитого. На пару секунд это сбило будущую жертву с толку. — Смешно, только вот они никого не ждут. Постой-ка. — Недоверчиво сощурился охранник, не узнав подходящего мужчину в их рабочей форме. — Ты же не из наших! Как… хмрхп, хлп… — захлебнулся поступившей в дыхательные пути кровью, не успев огласить опасения незнакомцу, слишком быстро применившему против него нож. Кухонный трудяга из отеля мистера Огио хорошо наточил лезвие. Слепые, отключённые от сети, камеры, хладнокровно направленные на коридор, не имели возможности ни запечатлеть произошедшую тут трагедию, ни оповестить ранее наблюдающих. Взаимодействие τέχνασμα (хитрости) и χειροτεχνία (мастерства) сделали своё. — Хорошо, тогда я пройду через тебя, чтобы получить нужное. О, не волнуйся, ты не умрёшь, — обратился серийный убийца к темнокожему мужчине, крепко сжимающему свежую рану на горле; кровь цветом переспелой вишни сочилась между пальцев. Взгляд его был испуганный, как у ребёнка, посмотревшего на ночь фильм ужасов. — Ты ещё успеешь мне пригодится. Даже мёртвым, — зловеще проговорил он умирающему, который сдавался в схватке со смертью и уже свалился на колени, затем на бок, проливая тёмную кровь на совершенно пустой белый и чистый коридор. — Отлично, а вот и пистолет. Преступник нагнулся за добычей, отмеченной ещё в первое посещение. Планировать убийство — совсем не одно и тоже, что совершать его, а Кевин предпочитал как можно дольше в своей жизни пренебрегать оружием. В связи с этим нервы упрямо натягивались, заставляя озвучивать давно запланированные действия, чтобы не повредиться рассудком. Миссия приближалась к своему «счастливому» концу, оставалось дело за малым: наведаться в лабораторию, хранящую в своих центрифугах пробирки с опасными заболеваниями. К счастью или огорчению большинства, понадобилась ему всего одна, тем не менее не уступающая в своей смертельности перед другими. Электронный замок на двери заранее был открыт из комнаты управления, так что отважный охранник зря строил из себя поборника неукоснительного соблюдения правил, преграждая путь злоумышленнику. Харон схватился за продолговатую ручку и потянул на себя, проникая внутрь узкого предбокса на пути к потревоженным учёным в удушающей лаборатории. Рукоять тяжёлого пистолета успокоила дрожь. Через комнату обеззараживания он беспрепятственно попал в небольшой коридор с ответвлениями в так называемые «чистые зоны»: моечную, препараторскую, средоварню, помещение холодильной камеры; сообразно правилам, «грязные» располагались в другом крыле через санитарный пропускник. Кевин хорошо это запомнил, поскольку здесь пару часов назад у него и его банойских «друзей» проводили забор крови. Небольшие размеры лаборатории позволили найти предполагаемые цели в светлом помещении приёма и регистрации проб. Он стиснул зубы будто от боли. Высокие потолки, столы с зеркальным покрытием, мириады контейнеров, колб и папок с подписями и очень знакомая техника: анализаторы культур крови, бидистиляторы, электронные весы, инкубаторы общего назначения, автоклавы… Он многократно бывал в лабораториях и в своё время понял принцип действия многих приборов и аппаратов, позволяющих разделять высокомолекулярные органические и неорганические вещества, биологические системы и суспензии на фракции под действием центробежных и электрических полей. Благодаря отцу, благодаря его тяге привить сыну любовь к науке. Кевину стало больно. — Что-то не так? — отвлёкся вирусолог от стола на вошедшего мужчину в тёмно-синей форме, совсем малость не подходящей ему по размеру. — Зачем вы.? Вы не наш сотрудник. Что вы здесь делаете? — проговорил он суматошно и только сейчас опознал знакомого иностранца, с которым спорил более часа назад. — Это запретная зона! — Для меня любая зона будет открытой, если мне понадобится туда войти. За матовым светлым стеклом сложно было понять, что настоящий охранник погиб: это объясняло, почему учёные стали подозревать угрозу только тогда, когда на них направили пистолет. Нахмурившийся иммунолог, стоящий поодаль, воспользовался моментом затишья и ткнул красную кнопку тревоги: сирена молчала. — Чего вы добиваетесь? — смело заявил господин Хамэ, совершенно не страшась направленного на него оружия. — Своей цели, уважаемые учёные, раскрывать которую я вам не обязан. Полагаю, будет логически правильным предположить, что вы сейчас заняты прионным заболеванием племенной девушки, а образец её крови точно находится здесь, — издёвка, в которой недвусмысленно была заключена причина его визита, напрягла учёных. Они переглядывались и упрямо молчали. В стеклянном окошке бытовой комнаты высунулась голова молодого темнокожего лаборанта, внимательно оценивающего обстановку. — Что там? — тихим обеспокоенным голосом спросили его за спиной. — Ни у кого из вас же нет первой отрицательной, верно? — не посчитал лишним подстраховаться убийца, раздражённый молчанием. Каждая лишняя секунда, проведённая в помещении, действовала на нервы. Он хмыкнул, заткнул за ремень нож и освободившейся рукой достал из глубокого кармана ценнейшую склянку. Перевёл с тоской взгляд на неё на секунду. С одной стороны, вакцина, представляющая собой поначалу первоочередную цель, буквально «пятое вещество» для Организации, которое наверняка будет находить применение много лет спустя, на деле стала катализатором протекания вируса, довольно мощным, а потому, без сомнения растрата, а тем более потеря её неприемлема! С другой стороны, Харону угрожало крайне много внешних факторов, — как максимум, любопытные свидетели, полиция, военные, банойская четвёрка, — и справиться с ними можно только, пожалуй, заручившись помощью всего пантеона… Насколько здравыми стоит назвать подобные размышления он не понимал, но точно предвидел, если последует первому варианту, смерть, до этого шагающая следом, наступит на пятки. Значит, заручиться чем-то подобным смерти будет как нельзя кстати, всего-то и нужно её умело избегать. А в последнем он преуспевал до сих пор. — Необщительные. Ладно, вы, мистер Реза. — Импульсивность — закономерное побочное действие страха перед провалом. Харон перевёл пистолет на иммунолога. — Берите этот образец и вводите его себе… вместе с кровью ваших недавних пациентов. — Проснувшаяся роль учёного-испытателя отодвинула страх и перспективу неудачи на незримые дали, учащая сердцебиение. — Вы спятили? Думаете, я введу в себя нечто гипотетически опасное? — Может, вы слишком храбры или слишком глупы, что равнозначно, мистер Реза. Если в вас дремлет чувство самосохранения, у вашего трясущего коллеги есть на порядок меньше желания мне перечить, — угрожающий перевёл взгляд вместе с пистолетом, вынудив Резу неосознанно обернуться на неподдельно испуганного Хамэ, — а так как я очень спешу, то запросто уберу вас с доро… — Стойте. Вы, наверное, не знаете к чему это приведёт, — возражал учёный, подаваясь назад. — Чужая кровь в организме не приживается и… — Спешу напомнить, вы не в том положении, чтобы читать мне нравоучения. Бери. И вводи. Себе. Это. Целиком съедаемый противоречиями и страхом за своё и здоровье коллеги, он всё же выполнил просьбу безумца: с дотошной бережливостью повязал венозный жгут на правой руке (доктор оказался левшой), протёр кожным антисептиком, набрал в шприц часть образца под наименованием «ж.28.0-» и отвернулся, чтобы ввести под кожу. Ставшие нестерильными инструменты выкинул в контейнер. Реза по окончании рискованной процедуры с презрением, поджав губы, вперился глазами в угрожающего иностранца и тяжело задышал. Хамэ всего на пару секунд заставил себя оторвать взгляд от пистолета и то, что он заметил, не уменьшило панику: его коллега лишь сделал вид, что ввёл себе образцы. Встайне порадоваться за него или переживать сильнее, если вдруг обман раскроется? Хамэ не знал, как бы поступил, а Реза, напротив, угодить вооружённому мерзавцу совершенно точно не планировал. Любой медицинский сотрудник со средне-специальным образованием знал, что перед началом трансфузии в обязательном порядке необходимо провести пробы на совместимость по группе крови донора и реципиента и резус фактору, а также исследовать на предмет наличия опасных инфекционных заболеваний; помимо всего прочего, при осуществлении переливания использовались только компоненты крови — форменных элементов и плазмы — из-за сложного состава последней. Поступающие, чужеродные для другого организма белки сразу же подвергались уничтожению антителами, а первым органом, что включался в фильтрование и разрушение, становились лёгкие. Кровь забивала их, вызывала отёчность, сопровождая процесс пневмосклерозом. Помимо этого, были и другие неприятные последствия, но, судя во всему, лишённому сострадания ублюдку, переодетому в форму погибшего охранника больничного комплекса, было на это наплевать. Он так и держал на вытянутой руке, скованной кандалами, чуть дрожащий пистолет и улыбался краем губ, всеми силами показывая своё напускное безразличие. На самом деле он считал в уме примерно до минуты, давая вирусу в качестве подстраховки пройти пару полных кругов по кровеносным сосудам, пусть был уверен, что хватит и одного. Реза разозлился, хотя в его случае лучше всего сказать спятил, так как в его мыслях проскользнуло радикальное в своей опрометчивости рвение обезоружить безрассудного преступника. Более опрометчиво не использовать момент неожиданности и постараться противодействовать тому, кто бесспорно собирается провернуть биологический устракт. В их лаборатории же десятки смертоносных заболеваний, а совсем недавно их «коллекцию» пополнили чем-то не менее опасным новым! Подогреваемый совестью и отказом подчиняться, доктор Реза рванулся к угрожающему самозванцу и небрежно схватился обеими руками за запястье с пистолетом и потянул вниз. Всё произошло в долю секунды и на деле совершенно отличалось с ожидаемым. Спусковой крючок кольта дрогнул, выпустив пулю в ногу незадачливого нападавшего, и он по-животному взвыл и схватился за ранение, давая Харону время опомниться. Он торжествующе улыбнулся и резким движением вынул из-за спины нож со следами крови предыдущих жертв и нацелился в шею учёному, который, хрипя, осел на землю. Верный смертельный удар, перерезающий такие важные для жизни организма трахею, пищевод и по меньшей мере три артерии. Болезненно, но действенно. Не совсем в стиле гения в области взлома электронных систем. Парализующее бессилие, не дающее что-либо сказать или сделать, поглотило доктора Хамэ. Даже если у него и пробегала мысль нападать, при виде недавней кровопролитной сцены она тут же исчезла, равно как и все другие. — Полагаю, никаких глупостей с вашей стороны больше не последует, — он больше констатировал, нежели угрожал. Немного отдышался. — Как только носитель будет близок к смерти, оно пробудится. Это поистине уникальное мутировавшее заболевание гораздо легче распространяется в ослабевшем, умирающем теле, поскольку ранение отвлечёт на себя все силы организма и свободно проникнет в мозг, понемногу перестраивая его функции. Сделает из человека бездушную марионетку на поводу у первобытных инстинктов, — со знанием дела выкладывал садист. — Представляете, она отключает все болевые рецепторы и способна игнорировать фатальные для обычного человека раны! — едва ли не восхищался он. — Правда, при обширных повреждениях головы тела тут же падают навзничь, но они, без сомнения, могут стать свирепым противником. Вероятно, неповоротливым и несообразительным, но все мы не без изъянов! — натянутая шутка не вызвала одобрения, наоборот, испугала сильнее, заставляя вжаться в ближайшую стену. — На Баное всё случилось буквально за одну ночь. До начала моего плана осталось примерно полчаса-час, возможно, меньше, так что я побуду здесь, и тебе придётся подождать со мной. — За стеной послышалась возня, в миг привлёкшая внимание человека с уголовной репутацией. — Открой дверь и выведи всех оттуда! Хамэ повиновался сразу, во избежание рождения в голове маньяка очередной бесчеловечной выходки, и отправился к дальнему концу комнаты, выпустив дрожащего лаборанта Сикорека и Йерему. Он, низкий и неприметный, нелепо контрастировал рядом с высокой и стройной девушкой в небрежно накинутом халате. Кевин облегчённо вздохнул, устремляя взгляд на полуобнажённую носительницу опаснейшего вируса. Плохо прятавшиеся в подсобке обосновались у стены с лабораторными шкафами и холодильниками. — Пандора, — неестественно романтично, с придыханием, произнёс преступник, — за тобой я и пришёл. Позволь закончить здесь, и мы отправимся с тобой туда, где тебя больше никогда не будут держать в клетке. Обещаю. — На его овальном вытянутом лице появилась блаженная улыбка, которая не изменилась даже после того, как Йерема с раздражением в голосе ругнулась на него: — Проклятый предатель! Что ты задумал? — Ад, хаос, как тебе будет удобнее слышать, — буднично ответил он, что отразилось напряжённым испугом на лицах присутствующих. — Я пытаюсь наказать этих людей за то, что они упрятали тебя, моё сокровище. И буду проворачивать это каждый раз, когда кто-то осмелится пойти наперекор моим планам. — Чудовище! — от безнадёжности воскликнула она, выражая лишь своё отвращение, далеко не надеясь как-то задеть его. Руки её затряслись. — Что ты сделал с моими друзьями? ​— Пока они живы, но не уверен, что это продлится долго, — отвлечённо ответил он, устремляя недовольный взгляд на труп учёного, ранее вколовшего в себя шприц. Он не оживал. — Обманул меня, как видно. Пистолет снова изменил направление и нацелился на хрупкого чернокожего юношу. Выстрел — пуля застряла в его правой ключице. Лаборант громко застонал и осел на пол, заляпав алым стенку холодильника. — Твоя очередь. — Сосредоточенный взгляд убийцы устремился на вирусолога. Если бы не наличие пистолета, любой бы подумал, что Кевин мог принуждать всех своим ожесточённым взглядом маленьких глаз. — Делай то же, что я раньше приказал ему. Введи себе этот образец и кровь, иначе паренёк умрёт. Хамэ проворно отыскал чистый шприц, набрал в него требуемое безумцем и сделал себе тот же укол. Руки дрожали, но он старался бороться со страхом — неведомым или неизбежным? — и лишний раз не сердить вспыльчивого, нежданного и очень опасного «гостя». — Вводи не всю, — остановил учёного Харон. — Пару кубиков достаточно, чтобы в тебе обосновалась болезнь. Вот, молодец, а теперь — наружу! — властолюбиво приказал начинающему седеть обречённому мужчине. Доктор Хамэ беспрекословно вышел в запятнанный красным коридор и уставился лицом к противоположной стене, зная, что с ним произойдёт через секунду-другую. Сморгнув навернувшиеся слёзы на почти бесцветных голубых глазах, он прошептал: — Простите меня, все… Леденящее нутро дуло пистолета упёрлось в его затылок и выпустило горячую пулю, не сразу оборвавшую его жизнь, заставив помучиться, задыхаться, кашлять и изливать жидкость цвета спелого граната там же, где некогда в муках погибал и хорошо знакомый ему человек. В застывших с сожалением глазах потухла искра жизни, но тело в прошлом учёного заставит встать «проклятье фараона», чтобы бездумно устраивать панику в складном быте людей и убивать их, оставлять искалеченными на земле с таким же вселенским сожалением в глазах на перекошенных в испуге лицах. Волею нечистой судьбы он станет вестником хаоса, из чего давным-давно и состояла мать-земля. Из чего впоследствии начнёт создаваться мир, способный обрадовать Харона. Кевин, как почитатель древней истории, быстро дал название этому грозному нейродегенеративному прионному заболеванию по причине его происхождения: «проклятье фараонов», так как он не не тяготел к «Вирусу КВ», прозванному Организацией. Фараоново проклятие постигало всякого, кто прикасался к могилам царских особ и мумиям. Заболевание Папуа Новогвинейских островитян на почве пристрастия к людоедству как нельзя идеально подходило к легенде, отчасти являвшейся правдой и породившей множество слухов, суеверий и примет. Он не сомневался, что и эта мутировавшая болезнь, изъятая из мумий, также станет бессмертной легендой, передающейся из уст в уста. Тем более, что рядом находится живая переносчица, увеличивая многократно его шансы на успех. Харон, ставший не просто перевозчиком душ в царстве тьмы, а ещё непосредственно несущим смерть, вернулся в лабораторное помещение с прилипшей самовлюблённой улыбкой. Йерема сразу отреагировала на него и отпрянула от истекающего кровью юнца в халате, намереваясь если не ударить убийцу, то точно укусить, потому как допускала, что могла быть опасна для окружающих. — Не стоит. — Смертоносное лезвие кухонного ножа, уже не раз применённое по его непрямому назначению — убивать — упёрлось в грудину прелестной папуаски. Не рассчитав с нажимом, Кевин увидел, как кожа заалела, обнажая свету опаснейшую болезнь: он повредил естественный барьер. Как её ни называй, от страха всё равно сохло во рту. Угнетающая иммунную систему ВИЧ и практически неуничтожимое размножение в организме прионов, полностью замещающих здоровые белки. В одном женском теле. Смертоносная синергия, многократно снижающая инкубационный период и повышающая патогенность. Можно сказать, совершенная. Капли слюны или крови было достаточно, чтобы в лучшем (читай: трагичном) случае уничтожить население целых города или страны. Нутро его тряслось от страха и обожания близости к такой роковой и между тем чарующей женщины, но старался не подавать виду. Однако задышал только через пару секунд. — Думаешь, чтобы вот так близко контактировать с «живой взрывчаткой», я никак не обезопасился? Я ввёл лекарство, Пандора, ты не сможешь заразить меня. Клянусь водами Стикса, что не наврежу тебе, — искреннее обещание, считавшееся нерушимым для греческих богов, было не оценено несведущей в этом коренной океанийки. — Ты мне необходима, но вот тот паренёк — нет, так что не вынуждай меня причинять ему боль. Повернись. Девушка поджала губы, отошла на шаг назад и подчинилась. Его способность обмануть была под стать гибкому уму, затрудняя задачу предугадать замыслы. Йерема не стала рисковать. Упорство и самопожертвование Мэй и Парны укрепили её в желании сопереживать и в стремлении спасать как можно большее число людей. А нахождение в лапах тлетворного преступника с «клиническим диагнозом уничтожения мира» урезало её возможности и вынуждало быть у него на поводу, покориться. Противиться человеку с холодным оружием и огнестрелом в руках было, мягко говоря, нерационально, что доказал на своём печальном примере вспыльчивый доктор Реза. Но ей хотелось дать отпор: его власти, злым умыслам, насильственным действиям. Йерема мысленно набиралась отваги напасть, выбить оружие, ударить посильнее в ненавистное, вечно улыбающееся в извращённых ситуациях, лицо. Не по радостным поводам, не в проявления любви, поддержки или наслаждения. Он улыбался садизму, жестокости, убийствам, шантажу, принуждению, низости. Он заслуживал не просто смерти, а мучений, личной камеры рядом с его кричащими в агонии жертвами среди невыносимых условий, лишённым всего, осознающим крах и истязаемого вечность собственными неправильными поступками. В конце концов, что этот выродок ей сделает? У неё было неоспоримое преимущество: он не хотел нанести ей вред. Не соврал ли он? Стоит ли угрожать собственной смертью? Что он тогда сделает? Нужна её кровь, поэтому он просто задержится здесь подольше, чтобы собрать её и залить все склянки образцами. Выиграет в любом случае, а она ещё не готова расстаться с жизнью. Предчувствуя, что шанс расквитаться с ним ещё будет. Но больше она всё же боялась. Паники, которая охватит её после того, как он даст отпор. Всплывший из глубины сознания жертвенный инстинкт упрашивал её отступить, поддаться сильному полу, который в случае чего мог ответить с присущей им яростью и обратить ситуацию в свою пользу. Она всю жизнь стремилась бороться против несправедливости, прекратить тиранию и бессознательное использование ради прихоти, но сущность всегда подводила её, заставляла свернуться в клубок, закрыть лицо, перенося тяжести и лишения. Холодные и сухие руки Харона нежно взялись за запястье Йеремы и окольцевали его железом, спустя секунду — наручник обхватил и другую кисть, издав характерный щелчок. Прислонившись к её левому уху, мужчина прошептал почти сочувственно: — Прости, но так мне будет удобнее. Йерема, стараясь не подавать виду, закрыла глаза и заплакала, опустив голову; к большому сожалению, не было возможности смахнуть слёзы из-за натирающих запястья наручников. Заражение человеческого организма, не сдерживаемого более иммунитетом, произошло в мгновение ока. Трансформация в мешок из мяса и костей, озабоченный лишь одним чистым инстинктом, — утолять голод, нападая на других — вынудила доктора Хамэ, ставшего первым обращённым в Веваке, подчиниться и действовать. Привлечённые на недавний выстрел люди идеально сгодились для его жертв. — Вам удалось узнать об иммунном ответе доноров на инфекцию? Вы проводили опыты? — громко спросил убийца, глядя на лаборанта как на подчинённого. Сикорек болезненно простонал, прижимая запятнанное багрянцем полотенце к своей ране, прежде чем неохотно ответить: — Немного. Гипотеза сыра и мало обоснована фактами, но учёные — да простят их боги — предположили, что этот загадочный штамм вируса с Баноя цепляется за мембраны эритроцитов, агглютиногены или резус-фактор, — он прогнусавил и покашлял, прочищая горло, — как известно, отсутствующие в первой отрицательной группе. Однако более правдоподобна версия о том, что у доноров, судя по всему, повреждён или мутировал какой-то ген в ДНК, закодировавший белок-рецептор так, чтобы не образовывать связь c вирусом и тем самым даруя им «приятный бонус», сопротивление патологическим прионам. — Помычав, он продолжил, очевидно желая скорее отвлечься от болезненных ощущений: — Но медицина осведомлена об обратной стороне этого бонуса: подверженность другим инфекциям. По аналогии с серповидно-клеточной анемией, которая сама по себе серьёзное заболевание, но тем не менее обладает устойчивостью к малярии, — студентом-отличником гордо блеснул знаниями Сикорек. Харон в то же время внимательно изучал колбы и пробирки с надписями, не стесняясь вертеть их в руках: ответ его интересовал от слова никак, вполне вероятно, он просто проверял осведомлённость парнишки и в случае чего — убрал бы как свидетеля. — Возможно, эти прионы с большим трудом реплицируются в кровяных тельцах первой группы и поражают носителя постепенно, но проведённые учёными исследования подтвердили неутешительное свойство — такая прионная болезнь вряд ли излечима, но ещё и очень опасна для окружающих: у девушки… — Сикорек уставился на неё; — обнаружены патогены второй стадии ВИЧ и Куру, — он неожиданно закончил и ослабил нажим некогда стерильного полотенца, что принесла ему Йерема. — Если бы мы продвинулись дальше в этой проблеме, учитывая, что имеем образцы так называемых «иммунных», то учёные планировали провести испытания вакцины на мне. У меня первая положительная, — подытожил он. Очередной блеск в гадких серо-голубых, мёртвых глазах, привлёк отчаявшуюся Йерему. Блеск идеи, которая точно ей не понравится. — Любопытно. Следовательно, тут у нас «иммунный» и потрясающая возможность испытать на нём действие… как вы осмелились выразиться? «Загадочного штамма вируса с Баноя»? — Харон зло усмехнулся, спрятал оружие в кобуру и поднял перед собой два шприца, наполненных несколькими кубиками алой и желтоватой жидкости. Скривил засохшие губы. — Но сперва разберёмся с тобой, мёртвый обманщик. Допустим, я введу образец поближе к мозгу, тогда прионная хворь быстрее реанимирует его. Как тебя там, доктор Реза? — Перевёл он взгляд холодных глаз вниз. — Извини, инъекции делать не мастак. Мужчина, с которого мысленно сдирала шкуру Йерема, присел рядом с убитым доктором и просунул иглу шприца по самую канюлю в шею, выдавив через поршень содержимое. Оправдания его поступкам не было, он слепо повиновался засевшему глубоко внутри и взявшему его под управление инстинкту изуверскому, чудовищному. Девушка была уверена, что он заслуживал новых эпитетов, потому как существующих, которые она знала, оказалось недостаточно для описания его сущности. В её племени про таких говорили: «одержим злыми духами», но она всё больше склонялась к тому, что он и есть воплощение всех духов зла, которые не стесняются света белого и разгуливают днём. — Второй — для тебя, мой дорогой «подопытный». Сделаем всё символично: тебе достанется образец «м.38.0-» Сэмюэла Битти. По секрету тебе скажу: он тоже чернокожий. — Укол подопытный почти не почувствовал, да и силы покидали его, чтобы оказать любое сопротивление тому, смешно и горько думать, человеку, который доказал как в одиночку можно нарушить работу целого предприятия с привлечением множества жертв. Сикорек повздыхал с надеждой на быструю реакцию властей и получение медицинской помощи. По всей видимости, даже хорошо, что он не подозревал о том насколько короток и мучителен продромальный период у новоявленного заболевания. — Пусть их злые двойники разгуливают тут. Это даст мне больше преимуществ перед… Вдалеке раздались выстрелы и к ним на этаж высыпали несколько людей и обращённых. За широким матовым стеклом был едва различим проигрыш живых. — Пора. — Харон спешно вернулся к столу с пробирками и в темпе принялся набирать кровь в новые стерильные шприцы. Свой образец он разбил о половую плитку и для верности раздавил ногой: профессиональная необходимость, выраженная в сокрытии своей личности, хотя бы на время. Напоследок, захватив удобный металлический футляр под забранные инструменты и спрятав их в широкий карман тёмно-синих брюк, он быстро нырнул в коридор и осмотрелся: пока всё было спокойно. Он склонился над остывшим телом охранника. — Я же обещал, что ты будешь полезным, — с издёвкой произнёс преступник и опустошил шприц ему в шею. — Идём, моя милая, иначе не сможем выбраться, — обратился через плечо к девушке, стоящей в дверях. Удобно расположив нож на рукояти пистолета, он взял Йерему за предплечье и поспешно отправился к ближайшей лестнице. Но не вовремя встретилось сопротивление в виде вываливающихся с верхнего пролёта, обезумевших от страха пациентов больницы, преследуемых своими убийцами — новосозданными доктором Хамэ пожирателями человечины. Количество противников намного превышало скромный дуэт, и это вынудило топать в обратном направлении. Беспрестанно теребя запястье, Йерема добилась того, чтобы на пол соскользнуло племенное украшение — связанный матерью браслетик, который послужит знаком для её друзей. Тем временем, опасное заболевание — Куру с сочетанием ВИЧ — и безагглютиногенная кровь сражались, сливаясь воедино, внутри двух мёртвых организмов (пока третий горел в лихорадке), за победное право оживить их в беспокойстве и голоде, либо умиротворённо упокоить. Еле подрагивающие пальцы говорили о преимуществе первого варианта. Зефир на улице властвовал повсеместно. Громовержец Зевс метал ослепительные молнии и грозно стучал по небу, распространяя оглушительный гром. Улицы и закоулки травянистого Вевака поразила чума: земля в криках содрогалась от безжалостных убийств и наплыва обезумевших. Гея, должно быть, пребывала в ярости. Местные прозвали бы данные явления муссоном и эпидемией, но в представлениях Харона описание творящегося было гораздо поэтичнее. Телефон в кармане зазвонил внезапно, и для ответа пришлось остановиться. — Харон! Приближающуюся к берегам Вевака лодку в данный момент задержали военные. Проверка ничего не выявит, но я хотел предупредить вас о том, что придётся ещё подождать. Мужчина, эмоции на лице которого было сложно прочитать из-за привычно натянутой маски мнимого спокойствия, глубоко вдохнул. — Ладно. Я подожду. Они смогут отследить моё перемещение по берегу? Я направлюсь на запад по пляжу и возьму телефон с собой. — Да. Конечно. Надолго они не задержатся. Вы справились со своей текущей задачей? — завуалированно поинтересовался связной. — Да, — также ёмко ответил Харон, совладав с порывом сообщить, как же было волнительно и тяжко. В определённых ситуациях. Но гордость и самообладание сделали его голос твёрдым: — Конец связи. Йерема медленно пятилась назад, но разговор на незнакомом ей языке прекратился неожиданно быстро, и обернувшийся Кевин приметил действия девушки. — Если предпримешь попытки дословно: сбежать, кричать о помощи, ударить меня или выхватить оружие, я выстрелю в любого ближайшего живого, — выделил он важно интонацией, — человека. И не только оборву жизнь «невинного», но и привлеку внимание к нему заражённых особей, — и, словно бы этого жуткого обещания было недостаточно, добавил: — Он будет умирать неспешно и крайне болезненно. Взвесь свои шансы перед тем, как мы отплывём отсюда. Пойманная за хитрым умыслом девушка ненадолго задумалась, бегая взглядом по телу садиста, и остановилась на его лице: спокойном и серьёзном, терпеливо ожидающим ответа. — Проклинать мне тебя можно? — Да, моя дорогая, это разрешается. — Приветливая улыбка на лице человека, навечно заклеймённом ею демоном, воспринялась с неприязнью. — Наделённая всеми дарами… Причина бед, источник страданий, очаровательная и сообразительная. Исключительная. Ты прямо создана для нового мира, который я сотворю, — пространную реплику девушка не замечала или старательно пыталась, так как считала, что мысли маньяков вроде него — хаотичны и поверхностны, а значит, не несли в себе здравый смысл. Их путь пролегал через наиболее безопасные участки и вёл к живописному песочно-каменистому пляжу; держался с виду странный дуэт «врача» в кандалах и вооружённого пистолетом «охранника» вдали от скоплений превращённых или обращающихся людей. Йерему в данном случае это устраивало, особенно учитывая, что Харон не имел достаточно опыта в противодействии их атакам, равно как она. Близ моря ветер бушевал неистовее: срывал пальмовые листы тростниковых домов, резал растения и катал разноцветные рыночные брезенты и пляжные принадлежности. Не обращали внимание на это, по всей видимости, только заражённые бешенством, охотно реагирующие на контрастирующий тандем. Харон целенаправленно метил ножом в горло: он прекрасно понимал, что травмы мозга могут оказаться летальными и старался сохранить «нежизнь» бродячих. Каждый мог сыграть решающую роль в его заранее продуманном сценарии. Ветер чуть стих, но по-прежнему хлестал лица преступника и его заложницы, мешая обзору и морозя подкожное нутро. Заплетённые в толстые локоны волосы девушки жалостливо осунулись вокруг чистого лица, с которого стёрся племенной раскрас. С очередным свистящим порывом, превращающим мелкий дождик в жалящий душ Шарко, Кевин выбросил на влажный песок очки, что он носил в меньшей степени для внешнего вида и в большей — для защиты глаз от компьютерного излучения: сейчас они сильно мешали обзору. Его внимание следом притянул задравшийся вверх подмокший халат на пленённой спутнице. С нежностью, внешне представленной кривой ухмылкой, он обратился: — Постой-ка, позволь привести твою одежду в порядок, хотя бы как-то защитить от холода. Кевин опустился на колено и издевательски медленно принялся вдевать каждую пуговицу в своё отверстие, превращая банальное занятие в пытку для и так прошедшей через многое девушки. Когда же он будто невзначай коснулся бёдер, Йерема сжала зубы. Пусть каждый лапающий и пользующийся ею настаивал на том, что этот акт добровольный, после группового изнасилования в родном племени в наказание за её «злые деяния» она зареклась иметь дела и верить любым мужчинам. Даже собственному отцу, обрёкшему её на такое. Но этот гадёныш, как ранее сказал, защитился, ввёл лекарство, которое излечит заражённые клетки сразу, стоит им попасть в его организм. Неуязвимый для неё, отвратительный и властный мужчина. Попытки сопротивляться вынудят его убивать других людей, на что она никогда в здравом уме не согласится. Теперь же рядом с ним она отдавала предпочтение смерти, лишь бы не участвовать в его кровопролитных планах. — Как хотела бы я видеть одно из трёх: чтобы не было тебя в живых, или другой бы потакал твоим прихотям, а не я, или же чтобы лучший разум был у тебя! Знай, ты погубишь огромное число невинных людей, и этот грех ляжет на тебя тяжелейшей ношей. Будет саднить и болеть, — каждую возможность, обёрнутую проклятием, Йерема растирала меж зубов как песок, и оттого морщилась. — Ни один из твоих богов не простит тебя, и умрёшь ты самой страшной смертью. — Как это было… эмоционально. — Харон отпрянул от неё и застыл, в мыслях своих желая к ней прикоснуться и утешить. — Пандора, дорогая… — И хватит глупых прозвищ, — распорядилась на полном серьёзе, отвергая своё должное подчиняться положение. — Хорошо. Справедливо, — неожиданно мягко согласился он. — Мне следует считаться с тобой. Пойми, я меняю общество. И понимаю рамки разграничения на плохих и хороших. Точнее сказать, в моём представлении нет хороших. Моя задача — постепенно убить всех, кто причастен к этому техногенному миру, который изо дня в день душит всех людей налогами, телесными наказаниями, неоднозначно трактуемыми правилами, жёстким распорядком дня, собственностью, арендой, ограниченными акциями… Список можно продолжать до бесконечности, и это поражает меня. — Дождь утих, словно вслушиваясь в проникновенную речь. — Мне удивительно, насколько люди многих государств погрязли в мнимой свободе, откровенно ненужных безделушках из всемирной паутины, малополезной обществу работе и загрязнении окружающей среды. — Он невесело посмеялся, вдохнул поглубже. — Я хочу вернуть то время, когда Благожелательные Боги покровительствовали людям, большим почётом пользовались герои и мудрецы, семейные ценности выносились на первый план, а в бессовестных поступках никого нельзя было уличить. Время, где трудились для всеобщего процветания, где покой и уют не требовалось покупать за «грязные» деньги, добытые обманом или ещё чем похуже. Счастливое время… — мечтательно задумавшись, Кевин взял Йерему за предплечье и поплёлся вперёд, вдоль по дождливому берегу. — Ты понимаешь, что твои мечтания несбыточны? Ты сильно преувеличиваешь. — Да, понимаю, но это не мешает мне приближаться к созданному идеалу. Все мы живём с мечтой в сердце, — убийца стал вдруг нехарактерно приветливым и нежным. — Я не рассказывал тебе о том, как когда-то такая же девушка изменила мир? О появлении Пандоры. Не хочешь послушать? — С утихшей злобой Йерема едва уловимо качнула головой, позволив мужчине продолжить. — Давно, людской род ночью и днём, не переставая губил себя в печали и изнурительном труде. Зло распространялось, оно царило повсюду, поглощая мимолётное добро. Дети не чтили родителей, друг становился не верен другу, гости не сыскивали радушия, не было любви между братьями и сёстрами. Не соблюдали люди клятв, не ценили правды и добра, друг у друга разрушали города. Всюду властвовало насилие. — Девушка задумалась, не так уж различно положение дел тогда и сейчас, но не взялась судить когда было хуже. — Высоко ставили лишь гордость да силу. Богини Совесть и Правосудие покинули людей: взлетели они на высокий Олимп к бессмертным богам, а людям остались только тяжкие беды, и не было у них защиты от зла. Всё нечестивей становились люди, по этому случаю решил великий тучегонитель Зевс наказать их род. Он послал на землю небывалой силы, всёпотопляемый ливень. Вода в морях и реках подымалась всё выше и выше, под стихией скрылись города и деревни со своими домами и храмами, не видно было уже и башен, метящих высоко в небо шпилями. — Кевин с наслаждением оглядел округу и задержался на зданиях делового района, подчеркнув соответствие погоды со сказанным. — Но уцелели люди после страшного бедствия, более того, Прометей похитил для смертных божественный огонь, сжалился над ними и научил их искусствам и ремёслам, дал знания. За подобное своеволие разгневанные боги послали на землю необычное зло. Они повелели славному богу-кузнецу Гефесту смешать землю и воду и сделать из этой смеси прекрасную девушку, которая обладала бы силой людей, нежным голосом и взглядом очей, подобным бессмертным богиням. Дочери и сыновья Зевса отдали ей прекрасные одежды и украшения, наградили неотразимой прелестью, хитрым умом и изворотливостью. Оживили её боги. Назвали Пандорой, так как от всех получила она дары. — Мужчина, любящий древнюю историю, мягко остановил попутчицу и сосредоточенно взглянул в её миндалевидные глаза с застывшими слезами. Она сощурилась. — И Громовержец, прежде наделив творение неуёмным любопытством, послал на провинившуюся землю прямо к несмышлёному брату Прометея, отличившемуся своей дерзостью. Она должна была принести людям гибель, выпустив на поверхность все беды и болезни, спрятанные в «ларце несчастий» или, как его называли раньше, πίθος… Как никто другая на свете ты подходишь этому описанию. И πίθος — сама ты, твоя природа окажет мне колоссальную помощь в искоренении всех червоточин и несовершенств мира. — Йерема смутилась настойчивым комплиментам. Но и не могла не оценить притягательный смысл истории. — Потому как сейчас псевдонаучными и техническими достижениями искореняются мораль, честь и вера. Многие миллионы людей, представляющие просвещённое общество, на самом деле душевно гниют, продолжая тешить себя праведными мыслями и не замечать фальши. Закончив пересказывать давно известный эпос, Харон наметил очередную жертву для своих «бесчеловечных экспериментов» и в итоге избавился от прямоугольного футляра со всеми образцами крови иммунных. Вакцины-катализатора стало на порядок меньше после безрассудной выходки Уайта, и ещё примерно на столько же — после личных опытов. С оптимистической точки зрения, она всё ещё оставалась, как и оставался шанс внедрять её в будущие планы. — Ты с помощью меня истребляешь невинных людей, как можешь ты находить оправдания своих гнусных деяний? — Могу! Йерема, ты ошибаешься, потому как чрезвычайно необходим пример, катастрофа, которая покажет серьёзность моих намерений. Мне нужно толкнуть людей к действиям, показать насколько быстро обернётся против них природа, если не уважать и не почитать её. Если они не уживутся друг с другом и продолжат строить отношения, основанные на деньгах. Мои взгляды радикальны, но мною движет благая идея, мечта. И это далеко не возведение воздушных замков. — Легкомысленно хмыкнул и махнул рукой. — Мои поступки не раз находили отклик борцов с несправедливостью системы. Возможно, ты слышала о гражданской войне в Никарагуа, после которой к власти пришли те, кто искоренил бедняцкие районы и уравнял права всех слоёв населения? Или Кашмирский переворот, в котором я помог людям Инда расправиться с несправедливостью законной власти и убить превышающих полномочия органы правопорядка? Косвенно, с расстояния, разумеется. В моей карьере десятки таких операций. И я не отступлю от своих решений. Я уверен в том, что есть люди, заслуживающие наказания, — в горячих речах мужчины напористости было больше, чем у всех мелькавших по телевизору политиков. Что пугало сильнее — искренности тоже. — Которые причинили боль тебе, безумство которых изменило твою жизнь, подавило тебя, уничтожило. Обещаю, что изменю это. Для тебя. Для всех. Навсегда. Пандора всерьёз задумалась, виновато опустила взгляд, размеренно повздыхала. Теплящееся маленькое желание быть спасённой выветривалось с леденящими порывами муссона, беспрестанно меняющего своё направление. Серо-голубые глаза мужчины, в которые она всматривалась, были доброжелательно убедительны. ​