Третий
Слишком… Слишком хорошая головка покоилась на этой шее. Такой бы украшать праздничный обеденный стол. Я бы попросил братца оставить мне хрящи с этих нежных ушей и носика. Боже, маленькая косточка. Милая, сладкая, я уже чувствовал, как ты таешь на языке. Ты была так прелестна в этой белоснежной сорочке, похожа на зефир. Зефир с мясной начинкой. Да, славно-славно… Не все оценят мои гастрономические предпочтения, но когда твою жизнь и жизнь твоих близких переполняет всепоглощающий, неукротимый и вечный Голод, то выбирать не приходится. Я не стал долго соображать, когда снова оказался в этом странном месте. Правда, всё здесь ослепляет своей белизной. Не хватает красного. Ух, как же была прекрасна картина окровавленного снега! Как же… Как же невыносимо я желаю Красоты! Когда эта человечишка отдала снегу свою кровь, я надеялся забрать её тело… Этого хватило бы на месяц, а может и больше, тогда бы Папирусу не пришлось перебиваться кореньями и упавшим в Подземелье мусором. Но всё обернулось иначе. Время дало обратный ход. Та воронка, на которую я наткнулся, прочёсывая наш дряной городишко… Я понял, что всё завязывается тут. Я многое понимаю быстро. Только так можно выжить: соображай быстро, действуй ещё быстрее. Я окунулся в этот водоворот событий, ведущий к сладколицей девочке. Я чуял её и уже представлял, как подойду к ней и вопьюсь зубами в этот манящий затылок. Даже не стану убирать её волосы, они тоже пахнут восхитительно. Сожру. Готов сожрать без остатка, но брат… Мой брат слишком голоден, он умирает от голода. Я должен оставить мясо и ему. Я нёсся на её аромат. Само его преследование уже было приятным. Где же ты, наша похлёбка на ближайшие девять дней? Наше жаркое на ещё одну неделю? Наш десерт под яблочным соусом? Из глазных яблок, конечно. А вот она! Здесь. Сидела за дверью, как мышка-норушка затаилась в этой каморке. Кто же тебя сюда запрятал? Кто же тебя связал? Покинул. Ах, бедняжка! Дрожала. Морщилась. Боялась. Чего? Я всего лишь голодный монстр. К тому же я был безумно рад видеть тебя. Я улыбался тебе! Как нелюбезно, малышка, почему ты не улыбнулась в ответ? Ах, да, ты же была с кляпом во рту, я и забыл. Что же, мне необходимо… жизненно необходимо доставить тебя к себе. К Папсу, чтобы поскорее утолить наши слипшиеся от недоедания желудки, напомнить нашим кишкам каково это — гонять по своим стенкам пищу. Хммм, мне предстояло узнать каковы на вкус твои кишки. Готов спорить, они нежные, как и ты сама. Что с тобой? Потеряла сознание, крошка. Моя ж ты маленькая, совсем испугалась. Жаль, очень жаль. Я хотел немного поболтать с тобой о том о сём. Быть может, ты знала парочку интересных баек, которые передала бы мне, прежде чем умереть. Согласись, это очень хорошая жертва. Сказать что-то важное, а затем отдаться на растерзание голодных ртов. В какой-то степени ты искупишь грех своего рода, по вине которого мы все оказались в таком положении. Вымираем от голода и разносящейся скверны. Да и плевать на разум и то, что вы, «человеки», называете «милосердием»! Зачем это, когда есть инстинкты?! Вот что помогает выжить. Вот что нужно мне и брату! А ещё твоя сладкая плоть и красота, которой я воодушевлю брата. Это личико напоминало мне о чём-то. Но все наши воспоминания поглотили миазмы безумия… Я находил тебя прелестной. Чудесно милой. Грезил о том, как твоя Милость проникнет в мой желудок и разнесётся по всему нутру, наполняя его. Я бы хранил эту Милость в себе до самой смерти. Когда я нёс тебя на руках к месту, где воронка открылась, ты по-прежнему не приходила в себя. Так-то, детка, этого и не нужно. Или нужно? Я хотел послушать тебя. Или съесть твой язык… Стоило лишь открыть рот, чтобы замолчать навсегда. Воронки на месте не оказалось. Тех двоих — тоже. Нужно было найти другой способ вернуться. Я больше не владею магией, лишь физической силой. Не могу создавать подобные «двери». Снова посмотрел на твоё личико, спящее, тихое. Ты нелёгкая, в тебе достаточно мяса, хотя будь в тебе одни лишь кости, я бы всё равно с удовольствием обглодал их до блеска и вырезал бы из них твою фигурку. Я бы всегда носил её под сердцем. Ты славная, детка. Ты очень вкусная. Ты способна помочь мне и брату. Ты должна быть со мной. Пускай и недолго. Где бы можно скрыться и обдумать возвращение? Мне не хотелось столкновений ни с кем, не нужно, чтобы нам с тобой помешали. Идти дальше, и дальше, и дальше, пока ноги не начнут подкашиваться, пока руки не начнут дрожать под тяжестью твоего тела… Но я всё равно не обращал на это внимания. Я вынослив, и я чертовски голоден. Пещера. Это было более чем достаточно. Гиблый и одинокий грот, окружённый одним лишь лесом. Никто не найдёт нас здесь. Даже в моих руках твоё тело остывало. Не люблю полуфабрикаты, косточка, тебя необходимо согреть, а развести костёр голыми руками — дело непростое. Ты бледнела, ты синела, ты истончалась на моих глазах; я начал видеть сосуды на твоей коже, чей сок так жаждал испить. Если б ты не отдала его мне добровольно, я бы отобрал. Я бы отбирал, даже если бы ты пожертвовала его. Отобрал бы у тебя всё, ведь ты человек. Ты — наше спасение и наше проклятие. Я ненавижу тебя. Я уничтожу тебя. Я разделю тебя на части и накормлю тобой брата, чтобы потом насытиться самому. И всё же, ты прелестна. Стереть твою прелесть твоей же кровью и внутренностями — вот лучшая награда. Я не перевариваю твою красоту, в моём мире ей нет места, однако она была необходима. Но я не мог тебя убить, пока не вернулся назад. Эта кожа, отогревшись возле костра, начала наливаться румянцем. Приоткрытый рот и так беспечно опущены веки. Ты уснула? Что тебе снилось? Поверхность? Я уже и забыл о том, что мы когда-то жили наверху. Забыл, как мы выглядели, будучи монстрами, теперь всё вокруг напоминает нам о людях: наш вид, наше заточение, наш голод. Голод. Я был так голоден. Он съедал меня. А я хотел съесть тебя. Маленькая ладошка лежала на твоей грудной клетке, что еле-еле поднималась и опадала на слабом вдохе и не менее слабом выдохе. Эти аккуратные пальчики — ни одного намёка на костлявость, которая из-за истощения доминирует в моём теле более чем полностью. Может, будет не так больно, если я сделаю это, пока ты без сознания?***
Мукой было сдержаться и не выпить из вен её отрубленного запястья всю кровь. Я замотал рану теми тряпками, что связывали крошку. Извини, детка, ничего личного. Всё было так хорошо, но ты очнулась. Ненавижу громкие звуки и предпочитаю убивать без лишнего шума. Ты же проснулась в истошном вопле, с покрасневшими глазами. Ты кусала губы, ты шипела, ты жадно дышала, ты смотрела мне в глаза и на ладонь, что когда-то принадлежала тебе. Теперь она была нанизана на ветку и поджаривалась на костре, что согрел тебя и вернул к жизни. — Лучше бы ты продолжила спать, — я говорил тихо, пытаясь успокоить её, но эта зараза не могла прекратить кричать. — Уймись. Её крики переросли в рыдания, дрожащей правой рукой она держалась за перевязанное запястье, правда ткань уже намокла и кровоточила. — Я подумал, что ты правша, поэтому решил отрубить левую. — Больно. К-к-как же больно. — Её стоны и частое дыхание сменились мычанием. — Больно! Больно! Как больно! — Я уже понял, не стоит повторять. Она снова захныкала. — Косточка, это твоя благодарность за то, что я сохранил тебе рабочую руку? За то, что я дал тебе отогреться? — Я поднялся и медленно направился к ней. — Вот же невоспитанная человечишка мне попалась. Я шёл к тебе, намереваясь помочь, а ты… Ты ёрзала ногами, пытаясь отползти дальше. Боялась… Боишься меня. В твоих глазёнках было такое затравленное выражение — зверёк в ловушке. Ну же, что толку от того, что ты жмёшься к пещерному своду? Он не поглотит тебя, не укроет, не даст освобождения. А вот я мог всё это. — Нет! Не приближайся, не надо! Мои пальцы сомкнулись на обрубке её руки и сорвали ткани, которые уже успели прилипнуть к ране. И человечишка истошно закричала. Протащил тебя, ревущую, вопящую, к костру… — Нет! Нет! ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ? …алую плоть начали лизать языки пламени. Хотел бы я оказаться на их месте… — НЕ НАДО! …в пещере дурманяще запахло жареной человечиной… — НЕ-Е-ЕТ! Прошу… Я прижёг твою рану, и кровь остановилась. Могла бы и спасибо сказать, но ты снова лишилась чувств. Красное мясо и кость на отрубленном запястье обуглились, и лишь несколько оранжевых искорок поблёскивали в свете костра. Дикая сила воли не позволила мне съесть это тело прямо сейчас. Я стал терпеливо ждать, когда приготовится то, что я позволил себе отрезать.Санс
Этот Папирус направлялся в Снежнеград, не скрывая своего недовольства и досады по дороге. Он продолжал называть меня отмороженным ублюдком и точно не верил, что я — другой Санс. В любом случае, мне нужно было последовать за этим грозным Папсом, чтобы найти своего двойника, спрятавшего малышку. Я ужасно переживал за неё. Фриск, детка, если бы я мог тебя учуять, как это делают здешние, это бы решило ряд проблем. Хотя, раз «братец» ещё не уловил подозрительного запаха, значит, поблизости её не было. — САНС, ИДЁМ ДОМОЙ СЕЙЧАС ЖЕ! НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ ЖИТЕЛИ СНЕЖНЕГРАДА ВИДЕЛИ ТЕБЯ ТАКИМ, — он сплюнул и презрительно добавил: — НЕ ВЕРЮ, ЧТО МЫ РОДНЯ! ОПЯТЬ ТЫ ПОЗОРИШЬ НАШУ СЕМЬЮ. Я начал понимать, почему Желтозубый так быстро свалил тогда. У него явные проблемы в отношениях с братом, я вот даже и представить не мог, чтобы подобный конфликт назрел между мной и Папирусом. Да, порой он возмущался и раздражался от моих каламбуров или беспечности, но он никогда бы не стал проявлять ко мне столько неуважения. «Тот Санс не хочет отпускать Фриск, потому что она проявила свою доброту?» — вдруг понял я, но тут же стряхнул эти мысли. Не о том надо думать. Если я проникнусь жалостью к врагу, это ни к чему хорошему не приведёт. Я был чертовски прав. Только… лучше бы этой жалостью проникся я. Я бы с ней справился. Фриск изначально принадлежала нашему миру. Мы были вместе, мы любили друг друга, несмотря на те проблемы и психологические барьеры, что вставали между нами. После её признания в чувствах мне понадобилось много времени, чтобы внутренне их принять. Однако я старался не подавать виду, что меня что-то смущает. Хоть это мне удалось скрыть от её внимательных глаз. До сих пор в ушах стоит звук робкого голоса: «Санс… Я… Это так странно, но правильнее было бы сказать тебе… Я, кажется, люблю тебя. Не как друга. Я влюблена в тебя». Это милое и неуверенное «кажется» звучало так виновато. И я тоже чувствовал себя виноватым в том, что сам посеял в тебе эти чувства. Монстр, я же монстр, пускай и выгляжу как человек. Старый, несмешной, ленивый, что ты во мне нашла? Сколько молодых людей вокруг, но ты любишь меня. Смеёшься над каламбурами, которые я пускаю по поводу и без, собираешь за мной вонючие носки, стрижёшь мою бороду, когда она отрастает слишком сильно. Хех, в этот момент ты, от сильной сосредоточенности, высовываешь язык и хмуришься, словно изображаешь хирурга во время операции. — САНС, ТЫ ЯЗЫК ПРОГЛОТИЛ?! Я С ТОБОЙ ГОВОРЮ! КЛЮЧ ОТ ДОМА ГДЕ? Резкий голос этого Папса вернул меня в реальность. — Постой, вы запираете дверь? — удивился я. — ТЫ СОВСЕМ ОТУПЕЛ?! СКОЛЬКО РАЗ НУЖНО ПОВТОРЯТЬ: Я НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ ЗАВИСТНИКИ УНЕСЛИ ВСЕ МОИ ТРОФЕИ И НАГРАДЫ! ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ЧЕРЕПА, ИХ ОДЕЖДА И ВЕЩИ! ЭТО ВСЁ МОЁ, САНС! МОГУ УСТРОИТЬ ЭКСКУРСИЮ ВДОЛЬ КОЛЛЕКЦИИ ЕЩЁ РАЗ, ЕСЛИ ТЫ ВСЁ ЗАБЫЛ ИЛИ ПРИКИДЫВАЕШЬСЯ, ЧТО ЗАБЫЛ… ЛАДНО, ТЫ ВСЕГДА БЫЛ БЕСПОЛЕЗНЫМ! — Он достал из кармана кожаных штанов связку ключей и перебрал её, выискивая нужный. — НОШУ ЗАПАСКУ, ПОТОМУ ЧТО ЗНАЮ, КАК ТЫ ПРОЕБЁШЬСЯ! «Это ж надо… Папирус использует бранные словечки». — Мне следовало усмехнуться про себя, но смешно не было от слова вообще. «Брат» два раза повернул железный ключ в правую сторону, и входная дверь со скрипом отворилась… Я пришёл в ужас от того, что не могу узнать собственный дом. Ничто в обстановке не говорило о себе, как это было в нашем Подземелье. Каждая вещь, каждая складка, пылинка — всё хранило абсолютное молчание, будто даже неживые предметы трепетали перед своим хозяином. Гостиная была переполнена барахлом, которое Папирус любовно и гордо величал «трофеями», но я не чувствовал ни жизни, ни уюта в этом доме. От него так и веяло фальшью. Зато кое-что почувствовал мой спутник. Папирус вопросительно посмотрел на меня, а затем подошёл к лестнице, ведущей на второй этаж. — ТЫ ЧТО, БЫЛ ДОМА? Я помотал головой, но это было бесполезно, ведь он всё равно не верил мне. В любом случае, брат, может, прав, ведь местный Санс мог побывать здесь до меня. С каждой новой ступенькой меня одолевало какое-то гнетущее чувство, очень нехорошее и тревожное. Я ощущал чьё-то присутствие, будто я уже был здесь и делал что-то… Точно так же поднимался по лестнице, но я делал это иначе и мотивы были совсем нехорошие. Какой-то животный и злой дух вселился в меня, а в голове представлялось волчье преследование. Когда мы остановились у порога «моей» комнаты, я понял, что добычей была Фриск. А волк где?.. Желтозубого не было. Я щелкнул пальцами и исчез, оставив Папируса.Фэлл
Я обходил ель за елью, сосну за сосной, но нигде не было ни следа человека, хотя её огромные башмаки точно должны были отпечататься на снегу. Как досадно, что дорога возле нашего дома истоптана множеством следов, и я не имел возможности проследить её ход ещё с порога! В любом случае, я уже начал трусить по причине того, что босс может найти Фриск раньше. Да, он убьёт её, и тогда я и девчонка снова вернёмся в тот промежуток времени нашей первой встречи. «Но, кто знает, что выкинет тот белобрысый? Может, он приведёт с собой из портала ещё кого-нибудь, и тогда мне точно с ним не справиться. Этот мудила хитёр». Ситуация становилась всё сложнее и сложнее, а я был настолько поглощён мечтой оставить Фриск у себя, что чуть ли не рвал на себе волосы при мысли о том, что, как бы я ни менял события в каждом таймлайне, ей не суждено быть моей. «Костьми лягу, но добьюсь нужного исхода! Слишком долго я был неудачником». Я мысленно показал средний палец этой суке, что называется судьбой. Сраное Подземелье. Сраные монстры. Сраные люди, сраная любовь! Я ненавидел всё в этот момент, включая себя самого. Как можно было так опростоволоситься?! «Ну как? Как она могла сбежать? Я же использовал настолько крепкий узел, что она взвизгнула, когда связывал её… Ещё и эта дверь». Тут я, наконец-то, начал соображать. «Нет развязанных простыней, нет следов, разбитая дверь…» — ТВОЮ Ж МАТЬ! — Я в сердцах пнул ель, и сверху на меня посыпался ворох снега. Продолжая браниться, я повернул к дому, чтобы проверить место, на которое должен был обратить внимание с самого начала. Позади нашей хаты виднелась цепь странных следов, принадлежащая человеку, явно хромавшему при ходьбе, но непохожих на след от обуви Фриск. «Какой-то сукин сын украл мою находку! Но как он проник в дом, не взломав входную дверь?» — озарённый ещё одной неприятной догадкой, проверил карманы и обнаружил, что снова просрал ключ. «Босс точно меня убьёт», — мрачно заключил я про себя. Вспоминая всё это, я не перестаю поражаться тому, насколько же я был труслив и эгоистичен. Хотя сейчас нас с настоящим Сансом объединяла общая цель: как можно скорее найти Фриск. У меня было чувство, что её дела далеко не хороши.Фриск
Это был не сон, не кошмар, хотя я так надеялась на то, что мне всё просто привиделось, показалось, что я на секунду сошла с ума! Но нет, всё было взаправду. Моя левая рука… Я была настолько шокирована её отсутствием, что когда пришла в сознание, даже не почувствовала боли. Но вид… Вид этого обуглившегося обрубка, который когда-то был МОИМ запястьем, вызывал одно лишь отвращение! Не менее отвратителен был запах, что окружал меня. Страшась, дрожа, я всё же подняла глаза и посмотрела на НЕГО, сидевшего у костра. Его острые, покрасневшие от кровоточащих дёсен зубы отрывали кусок за куском от подрумянившейся кисти моей левой руки. От тыльной стороны ладони он переходил к пальцам, обсасывая и обгрызая, оставляя лишь голые фаланги. Я недолго смотрела на то, как он трапезничал: на пол пещеры вылилось всё содержимое моего желудка. — Не разбрасывайся едой, косточка, — он произнёс это громко и смачно чавкая. Но мои рвотные позывы было не остановить. По привычке хотела прикрыть рот левой рукой, но в испуге дёрнулась, когда почувствовала на своей щеке лишь тёплый обрубок. Меня снова стошнило. И тогда он придвинулся и провёл зажаренной кистью вдоль этой лужи. — Моя сладкая, это соус в подарок, я так понимаю? Вы наверняка представляете, насколько это было отвратительно и мерзко. На тот момент я не пыталась понять причины его поведения. Да, он был страшен, но, что ещё хуже, он был безумен! Это читалось в его левом глазу, правый попросту отсутствовал, а на его месте зияла пустая глазница. — Ты очень щедрая для человека, — он продолжал окунать то, что было моей рукой в эту ужасную жижу. А у меня внутри уже попросту не осталось того, чем могло стошнить. — За-за-зачем?.. — я заикалась от страха, но хотела хоть что-нибудь сказать, чтобы напомнить самой себе, что я ещё жива. Он посмотрел на меня как на дуру и невозмутимо бросил: — Может, потому что я голоден? — Он оторвал зубами очередной кусок мяса. — По вине такой как ты, кстати говоря. Я не понимала, о чем он, и не особо хотела… Думала снова откусить себе язык, чтобы умереть и вернуть всё назад, но сил не было даже на это: челюсть дрожала, всё тело отдалось инстинктам самосохранения. Я вглядывалась в этого безумца, в его жуткую рану на голове. Но эти белоснежные волосы, эта синяя куртка с меховушкой, это лицо… Всё в нём напоминало мне о тебе. — Санс, что с тобой с-с-стало? Он прекратил жевать и удивлённо посмотрел на меня. — Мы знакомы? Я ничего не ответила, боль в руке становилась всё сильнее и сильнее, периодически её обжигало какое-то резкое чувство. Фантомные боли? Меня начало лихорадить. — Косточка, погоди… — Он отложил «пищу» в сторону, поднялся и направился ко мне. У меня дыхание перехватило от того, как резко он приблизился к моему лицу, внимательно разглядывая его кровавым зрачком. — Я видел тебя раньше. Ты ведь уже падала в Подземелье. Я зажмурилась от страха и кивала, пытаясь отодвинуться подальше. — Да, упала, когда была ребёнком. Но не у… Его ногти сжались на моих плечах, давя настолько сильно, что даже через ткань рукавов кожа начала кровоточить. — Ты! Ты восьмой ребёнок, что покинул Подземелье, убив Короля!!! Не вернулась, чтобы всё исправить, посчитав это хорошим концом! — Его глаз пожирал меня своим пристальным дрожанием. — Паскудная Восьмая, ты хоть знаешь, что натворила??? Я мычала от боли, моля о том, чтобы он прекратил царапать меня. Его руки спустились к моим бёдрам, задирая юбку, и принялись драть кожу уже там. — Всё меньше и меньше мусора поступало в Водопадье! Андайн сослала Королеву и начала править Подземельем! Мы стали голодать! Папирус изувечен и не в состоянии нормально пережёвывать пищу! Я лишился магии и хожу с дырой в башке! Эти грязные отросшие ногти в кровь раздирали кожу на моих бёдрах и поднимались всё выше, а его голос становился всё тише, пока совсем не снизошёл до шёпота. Но в этом шёпоте было столько безумия… — И это только потому, что ты решила, что можешь вершить наши судьбы. Он опрокинул меня на спину, продолжая наседать и цепляя ногтями ткань под сорочкой. Собрав все имеющиеся силы, я всё же смогла выкрикнуть: — В МОЁМ МИРЕ МЫ РАЗРУШИЛИ БАРЬЕР! Я НЕ УБИВАЛА! Я посмотрела в его глаз, не сдерживая слёз: кожу сильно саднило оттого, как сильно он прошёлся ногтями. Он молчал и хмуро смотрел на меня. — Уверена, что другая я не желала вам такого исхода… — тихо проговорила я, вкладывая в свои слова как можно больше сочувствия. В ответ я услышала его бесконтрольный и истеричный смех. Его тело сотрясалось в судорогах, а на единственный глаз выступила слеза, которую он тут же смахнул худым пальцем. Он откровенно, чисто и безумно смеялся, продолжая придавливать меня. Из широко раскрытого рта на моё лицо капала его слюна. — Ах-ха-ха-хах! Какая ирония судьбы: повстречать тебя после стольких лет! — Ты встретил не меня. Это другой мир! Но он не слушал, продолжая гнуть свою линию: — Поверить не могу, Восьмая! Кто же знал, что позже ты станешь нашим с Папирусом обедом. Ахах! Ты была такой крошкой: от горшка два вершка, а сейчас… — Его руки принялись с силой мять мне бедро и грудь. — Сколько мяса и жира ты набрала, детка! Чувствуешь себя откормленной скотиной? Как же унизительно... — Будет жаль всю эту красоту. — Его рука настолько сильно сдавливала мне грудь, что я начала царапать пол пещеры, чтобы хоть как-нибудь стерпеть жуткую боль. Мне казалось, ещё немного, и что-нибудь внутри лопнет: сама молочная железа или лимфа… Моя лихорадка усиливалась. — Отрублю всё постепенно, чтобы ты жила как можно дольше, чтобы твоё дивное мясо оставалось свежим, чтобы, лапая твою грудь, я чувствовал, как под ней мечется твоя душонка. — Он пристально смотрел на меня и облизывался. — Санс, пожалуйста… Я ни в чём не виновата перед вами. Это ошибка… «То же самое я говорила Фэллу…» — Не пытайся лгать, косточка. Я узнал тебя. Это страшный, несчастный и безумный Санс оскалился, продолжая гипнотизировать меня своим глазом. Он опять наклонился к моему лицу, как вдруг стены пещеры озарила ослепительная вспышка. Я снова потеряла сознание.