Я настоящий!

Фэлл

Сидя на холодном дощатом полу бара, я исподлобья смотрел на скривившийся рот брата. Поднять взгляд выше я не отважился. В конце концов, назвать его Папирусом — уже достаточный риск. Но это лучше, чем если бы он обратил внимание на барную стойку, за которой минутами раннее сидела сахарок. Но, чёрт возьми, шавка, рождённая от той суки, что назвала его Догго, всё же смог поднасрать, доложив, что я зашёл в бар не один! Ладно, пёс с ним! Мне всё равно не избежать вопросов об отсутствии куртки, которая на данный момент висела на плечах Фриск. — ГДЕ ЖЕ ТОГДА ТВОЙ СПУТНИК? — Папирус смотрел на меня свысока, водрузив ногу на опрокинутый рядом стул. Псы позади него усмехнулись в ожидании своего триумфа. И, к их вящему удовольствию, я издал нервный смешок, мысленно коря себя за то, насколько жалко он прозвучал. Будто общипанному цыплёнку отрубили голову на обеденный бульон. — Босс, она… Да так. Ей было холодно… А я… — Капитан Папирус. — Моё несвязное бормотание прервал дружище Гриллби. Бармен поправил очки на носу, когда Папирус обернулся к нему. — Разрешите обратиться? — ГОВОРИ, — кивнул тот. Гриллби знал, как нужно обращаться к боссу, чтобы получить его благосклонность. Хах, вот же плут! — Он пришёл с миловидной особой. — Хозяин заведения переводил взгляд то на меня, то на Папируса. — Видимо, просто хотел провести время. — Он пожал плечами. — Вы помните, Санс любит приглашать сюда красоток… «Горчицу мне за пазуху, Гриллби, я твой должник!» — Я облегчённо поднял глаза к потолку. Меж тем, бармен продолжал: — Но, как только началась потасовка между вашими подчинёнными, незнакомка быстро покинула бар. И забрала куртку с собой… Папирус посмотрел на меня, сидящего на полу среди опрокинутых стульев. Хороша компания — мне под стать! Такой я деревянный… — ОПЯТЬ ПЫТАЕШЬСЯ УСТРОИТЬ ЛИЧНУЮ ЖИЗНЬ? — Папирус сложил руки на груди, видимо его смешило моё положение, поэтому он даже передумал злиться. — ТЕБЕ ДАЛИ ОТ ВОРОТ ПОВОРОТ? НЕУДИВИТЕЛЬНО. ЕЩЁ НЕ ПОНЯЛ, ЧТО ТЫ ДАВНО ПОТЕРЯЛ ЖЕНСКОЕ ДОВЕРИЕ? — Чёрт, Босс, хватит… Хотя бы не при других. Но посетители заведения и проклятые псы уже зашушукались, ехидно поглядывая в мою сторону: обсуждение моей репутации прилипло к их грязным языкам. И я понимал, что сам виновен в этом… После той взбучки, которой бывшие одарили меня на глазах всего бара, а также благодаря нескольким случаям походов по девочкам, слава о моих легкомысленных намерениях в отношениях с бабами вскоре облетела всё Подземелье. Испытывая то, что вы, люди, называете «испанский стыд», босс сжал пальцами переносицу и пробормотал, прикрыв глаза: — ЗАБУДЬ УЖЕ ОБ ЭТОМ! ПРОСТО ЗАБУДЬ. — Он указал пальцем в сторону выхода из бара. — А ТЕПЕРЬ ИДИ НА СВОЙ ПОСТ! В НАКАЗАНИЕ ПРОСТОИШЬ ТАМ ОДИННАДЦАТЬ ЧАСОВ. — Тем же пальцем Папирус пригрозил: — ЗНАЙ, Я БУДУ ПРОВЕРЯТЬ! Под взглядом его глаз, мечущих в меня молнии осуждения, я резво поднялся и отряхнул бриджи, ощущая дискомфорт без привычного пуховика. Вот дерьмо! Он хотел, чтобы я провёл на морозе одиннадцать часов без какого-либо утепления?! Однако больше беспокоил вопрос исчезновения Фриск. Куда Гриллби спрятал её? Как она объяснит бармену, почему скрывается от Папируса? К счастью, мой друг оказался дальновидным, и перед тем, как я переступил порог его заведения, он обратился к Боссу с просьбой: — Прежде чем Санс уйдёт, вы позволите переговорить с ним? Он не оплатил свой чек. «Чёрт, ты не мог найти причину уважительней?» — досадовал я. — «И без того достаточно обосрался перед всеми». Папирус же раздражённо махнул рукой, позволяя мне вернуться. Под прицелами косых взглядов, сопровождаемый смешками я прошёл мимо разбросанных столиков и стульев. Босс кинул мне вслед: — И ПОДНИМИ ВСЁ ТУТ, КОГДА СОБЕРЁШЬСЯ УХОДИТЬ. — Он развернулся и покинул бар, громко хлопнув входной дверью. «Не я один устроил этот бардак». — Я одарил Догго злобным взглядом, представляя, как, пользуясь его инстинктами, кину однажды в пропасть какую-нибудь кость, скомандовав этой псине «Апорт!». Но одной негромкой фразой Гриллби быстро вырвал меня из размышлений о планах мести. — Почему ты прячешь человека? Спалилась… Её поведение и смиренный взгляд выдали в ней принадлежность к людям. Но… я удивился тому, что Гриллби всё же не вручил её ни боссу, ни псам. И даже помог скрыться. Не соображая, что говорю и, видимо, неосознанно надеясь на разумный дружеский совет, я произнёс сквозь зубы: — Она нужна мне. Опять не слежу за языком… Я не сказал: «С чего ты взял, что она человек?!» или «Нет, она просто не отсюда… В Ядре живёт», вместо этого бросил три простых и честных слова. Три слова, которые сразу открыли мои истинные чувства и душевное состояние. В окружении чужих насмешек, сдавленный гнётом остракизма. Уже тогда я знал, что нуждаюсь во Фриск. Чтобы питать своё ущемлённое самолюбие, паразитом присосавшись к древу её жизни. Паразитом, что убивает своего носителя. Но… Я не мог оторваться от неё. Единожды испытав наслаждение быть любимым столь очаровательным созданием, то наслаждение, что сродни наркотическому опьянению, я мечтал о повторной дозе этих добрых слов и ласковых объятий. Пускай даже они будут фальшивыми или наполнены её нескончаемым горем. Я просто хотел повторения. Гриллби как-то смутился моей честности. Наверное оттого, сколько досады звучало в голосе. Он вновь поправил съехавшие очки: — Не знаю, что у тебя на уме, но мне совсем не нравится эта ситуация… Ты знаешь, что будет, если твой брат или ещё кто обнаружат человека, разгуливающего в Подземелье в твоей компании. Я ощутил давление в области лба. Да, Гриллби, мне отлично известно, что со мной будет, если Папирус наткнётся на Фриск! Ты тоже стоял в той толпе в прошлом таймлайне, но ничего не бросал в меня, лишь наблюдал. Ничего, я понимаю, что ты не мог заступиться. — Пока она под моей защитой, ей ничто не угрожает. Бармен устало провёл рукой по волосам. — Санс, только не говори, что ты… — Именно, Гриллби! — Я едва ли не сорвался, чтобы не сказать это в полный голос. — И я, чёрт возьми, найду способ обеспечить ей полную безопасность, чтобы она смогла спокойно жить со мной! То, как скептично бармен поднял бровь, дало мне понять, что он думает обо мне. Хотя Гриллби сам озвучил эти мысли: — Определённо сбрендил… Санс, ты хоть понимаешь, что она человек? Чёрт! Конечно, я это понимал. Более чем… «Но ведь моя недокопия тоже монстр. И это не помешало ему оприходовать её…» При мысли о том, что Фриск уже могла быть обесчещена другим мной, я так взбесился, что кожа на шее мгновенно покрылась испариной. Убить мало этого Санса… Как он мог? Как я мог? Она же… Ай, да неважно! — Ну да, человек! И что? — Я наклонился к Гриллби, чтобы он лучше услышал мои тихие слова. — Знаешь, это стоит того… Слышал бы ты, что она сказала, когда встретила меня впервые. Но бармен поднял ладонь и прервал меня: — Так, думаю, ты уже достаточно задержался. Девчонке я открыл вход в погреб, через который она уже наверняка выбралась наружу. Посмотри, может, ждёт тебя позади бара или где-то в роще… Этим жестом бармен дал мне понять, что не расположен к откровенной беседе. Он наверняка сам сделал все выводы. Этот монстр всегда видел меня насквозь, ему и очки для этого не требовались. — Спасибо, дружище! — Я приложил руку к тому месту, где находилась моя душа, искренне поблагодарив Гриллби, на что тот поднял бровь и многозначительно произнёс: — Ты уже становишься как она, — он взялся за очередной стакан и провёл тряпкой по стеклу. — Смотри, совсем расклеишься и начнёшь обмениваться любезностями с каждым. Хотя тебе это может пойти на пользу. — Да чёрта с два! — Я сжал руку в кулак, выставив лишь большой палец, и указал им в сторону компании псин, чувствуя их взгляды каждым своим позвонком. — Вот те блохастые твари точно не дождутся от меня вежливого слова. — Ты бы потише себя вёл… — заметил Гриллби. Он был прав, получив нагоняй от начальства не так давно, я снова не сдержался и принялся гнуть линию в присутствии его шестёрок. Расставив все стулья, проходя мимо Догго и его стаи, я покинул заведение без намерений исполнять приказ босса. Прежний Фэлл сказал бы, что я совсем страх потерял, раз смею так нагло ослушиваться главу королевской стражи. Но мне по-прежнему было страшно! Вы бы видели, как тряслись мои колени, когда я повернул за угол бара, вместо того, чтобы пойти на пост. Хотя, возможно, меня так знобило от поднявшейся метели, которая взяла Снежнеград и все его окрестности в свой плен. «Белобрысый должен был появиться до урагана… Сахарок пошла к нему?» — рассудил я и уверился в своей мысли, когда обогнул здание и обнаружил, что Фриск нет поблизости. Её запах скрывала куртка, поэтому нюх был бесполезен, а проклятый ветер замёл все следы. «Нужно идти в ту рощу». Снедаемый плохим предчувствием, что сахарок покинула мой мир, встретившись с тем Сансом, я спешил, уже не обращая внимания ни на колючий снег, летевший в глаза, будто пытаясь проткнуть шипами безжалостных снежинок, ни на холод, пробирающий до костей. Я боялся не успеть, но после драки не восполнил запас сил для того, чтобы воспользоваться коротким путём. Будет чертовски глупо опоздать на одну секунду, чтобы так никогда и не почувствовать, как трепыхается в моих руках её милая душа. И пускай босс отправит меня на гауптвахту на неделю, а может и на весь месяц, я хотел найти способ оставить Фриск. Делить одиночество и холодные стены изолятора на двоих было бы настоящим удовольствием для меня. Я не думал о ней, но думал о себе. Эго… Сплошное Эго! Моё сердце камнем рухнуло вниз, когда я добежал до рощи: ни воронки, ни того мудака, ни Фриск… Разочарование обрушилось на меня, едва не переломав хребет. Я схватился за волосы и опустился на снег, пытаясь сдержать рвавшийся наружу рёв. «Ты опоздал, идиот… Какой же ты идиот!!!» Я погрузил руки в толщу снега и принялся со злобой раскидывать белоснежные комья в разные стороны, ругая себя за медлительность.  — Мудозвон! — причитал я, кусая губы. — Вместо того, чтобы болтать с Гриллби, ты мог успеть сюда. Вместо того, чтобы ввязываться в драку с проклятыми псами, ты мог держать её в поле зрения. Сахарок… Ослепительно-белый снег вдруг обрёл багровые оттенки. «Кровь?» Разворошив снежный настил, я увидел чёткие красные следы. «Что тут произошло?» Принюхавшись, я смог поймать несколько странных запахов. Непривычно… До того момента я не знал собственного запаха, но был уверен, что это смешение чужих ароматов, если можно было так высказаться, принадлежало мне. Один из них звучал вполне обычно, а второй отдавал тухлятиной и гнилью. «Значит, тот псих снова здесь. Судя по следам, здесь произошла стычка…» — Я напряжённо вглядывался в черноту леса. Лишь войдя внутрь, мне предстояло раскрыть загадку, кто в этой битве вышел победителем… Запах крови вёл туда. Спешным шагом я шёл вдоль ряда елей и сосен, и моё напряжённое ожидание росло с каждой каплей крови, что всё чаще попадались мне по дороге. И запах... запах тлена и близкой смерти становился сильнее. «Успеть бы, пока его тело не обратилось в пыль». Обогнув толстоствольную ель, я остановился. Истекая кровью, держа бледную ладонь на животе, из которого гигантскими червями выползали тёмно-розовые кишки, Санс лежал, опираясь спиной на дерево, и невидящим взором смотрел на меня. Я торжествующе оскалился, сверкнув золотой коронкой, будто на прощание. Его подбородок бессильно опустился к вороту футболки и жизнь покинула тело, венчая свой уход осыпающимся прахом, который тут же забрал ветер. А я был безбожно рад… Рад тому, что Фриск всё ещё здесь… Что белобрысый оказался слишком слаб. И теперь лишь за мной осталось право претендовать на девчонку, поскольку я… Я-то смог дать Третьему отпор, обрушив ему на голову каменный свод пещеры! А этот Санс — нет. Ведь правильно думал я, да? Я ведь заслужил? О, нет… Я вновь заблуждался. Лживые чувства. По принуждению. Без любви. Таков был мой трофей за победу в этой «гонке». Но, ослеплённый надеждой, отбросив всякую логику, я устремился прочь от места смерти моего прототипа. И одна мерзкая мыслишка закралась в мою голову: Фриск не знала, что Санс погиб, иначе случился бы очередной откат времени. «Я могу сохранить мир, где буду единственным Сансом для неё». Но несколько угроз всё ещё продолжали висеть Дамокловым мечом над нашими шеями. Третий бродил где-то и искал малышку. Существовала и опасность наткнуться на босса или, что ещё хуже, на Андайн, которая периодически захаживает в Снежнеград. «Сахарок не могла далеко уйти…» Затихала метель, ветер обретал покой, впрочем, внутри меня продолжал бушевать ураган напряжения. Эти снежинки, медленно опускавшиеся к земле, раздражали своей апатией и леностью. С превеликим удовольствием я бы сейчас тоже разлёгся на диванчике, не бросив носки в корзину для белья и не стянув старый добрый свитер. С бутылочкой пива в руке заснул бы под сериал с дряными шутками… Как раньше. Затем, после очередного дня службы, уставший босс вернётся домой и пинками прогонит с облюбованного моей задницей места, прокричав вслед что-то об опрятности. Я никогда не был аккуратен. В словах тоже. Чертовски скучал по тем временам, когда Папирус пострелёнком бегал по дому, находясь под покровительством старшего брата, то есть — меня. Он чуть ли не в рот мне смотрел и постоянно просил потренироваться с ним в бое. Возможно, тогда я был не так ленив и рассеян. « — САНС, ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ИДЁШЬ НА СЛУЖБУ К КОРОЛЮ?» — спрашивал меня этот шкет. « — Думаю, я слишком слаб для такой должности, бро». « — НО ТВОИ БЛАСТЕРЫ! И УРОВЕНЬ ВЛАДЕНИЯ КОСТЯНОЙ МАГИЕЙ… ДА ТЫ СКОСИШЬ ВСЕХ ПРОТИВНИКОВ ОДНОГО ЗА ДРУГИМ!» Но я продолжал заливать глотку пойлом и набирать позиции счёта съеденного в баре Гриллби. Жил себе припеваючи, бесцельно, счастливо и по-скотски. Подонком среди подонков. Не без говна, конечно… Фриск верно заметила про ёлку и подарки. Когда-то давно и то и другое стояло в центре города. И первый инцидент, положивший начало напряжённым отношениям между мной и Папирусом, связан с последним Рождеством в Снежнеграде. Папс тогда только становился подростком, если это понятие применимо к скелетам. Он якшался с компанией, среди которых была и всеми уважаемая Андайн. Они часто спорили друг с другом за место лидера команды. Но килька доблестно держала свою «должность», несмотря на то, что Папирус всегда был амбициозен и целеустремлён в отличие от меня. Тем не менее, не заметив, что брат уже прошёл стадию детства, я по традиции переоделся в накрахмаленного рождественского деда для всех спиногрызов нашего города. Вы, наверное, подумаете: как мило, этот грубиян Фэлл напяливает костюм жирного старика в красном колпаке (со временем потускневшем) и с белой бородой (ободранной руками мелких оборванцев), чтобы подарить деткам сказку. В жопу идите с такими мыслями! Я не горел желанием это делать, но странная привычка… Или долг воспитателя. Мне осточертели нравы того быдла, что заполонило Подземелье. Несмотря на свой похуй, я хотел что-то изменить хотя бы в юных головах. Дать им возможность выбрать иную судьбу… Это проявлялось в моих ежегодных переодеваниях, совместных играх с молодёжью, объяснении всяких учёных штук… Да чтоб вас! Хорошо, признаю, признаю! Мне… нравилось воспитывать в них живой ум. Я надеялся взрастить новое поколение, способное освободить себя из заточения этой треклятой горы. И вот оно это поколение… Бесспорно умное, бесспорно активное, но ещё более ожесточённое, чем предыдущее. Но я сам при этом был не лучшим примером. Я бухал как проклятый. И в то Рождество пришёл бухой. Папирус тогда сразу же узнал меня в красном кафтане, с подушкой для имитации живота и с драной бородой. — САНС, НЕ ПОЗОРЬСЯ! ИДИ ДОМОЙ И ОТОСПИСЬ! — Брат толкнул меня в эту подушку на глазах своих сверстников и прочей мелкотни. Мелюзга тут же заверещала: «Как?! Он снова напился? Папирус, а ты станешь таким же жалким, как он?!» После того дня я выкинул костюм на помойку, а мэр города велел убрать ряженую ель с дороги, аргументировав тем, что дети снимают с неё стеклянные шары, бьют, а потом дерутся на «розочках». Годы шли, я становился всё более безответственным. Я толстел и спивался. Презрение Папируса ко мне росло в геометрической прогрессии. Я знал, что он разочаровывается, розовые очки младшего брата спали с его глазниц. Он устроился в королевскую гвардию и за рекордно короткое время стал её возглавлять, Андайн, в силу её необузданного поведения и неконтролируемой агрессии, прогнали взашей. Я тоже давно свалил из инженерии. Однажды Папирус провёл со мной очень неприятную беседу. — САНС, ТЫ САМЫЙ БЕСПОЛЕЗНЫЙ МОНСТР ВО ВСЁМ ПОДЗЕМЕЛЬЕ! ТЕБЕ НЕОБХОДИМО УСТРОИТЬСЯ НА РАБОТУ! — Зачем? С твоей-то должностью без монет мы точно не останемся, — шутливо заметил я. — ВСЁ, НАДОЕЛО! С ЗАВТРАШНЕГО ДНЯ ТЫ РАБОТАЕШЬ НА МЕНЯ. БУДЕШЬ ПАТРУЛИРОВАТЬ ТЕРРИТОРИЮ СНЕЖНЕГРАДА ВПЛОТЬ ДО САМЫХ РУИН! — Папирус с силой ткнул мне пальцем в грудь, но я лишь хмуро взглянул на него. — Браток, а с хуя такая бдительность? — СЛЕДИ ЗА ЯЗЫКОМ, — оборвал он меня. — ТЕПЕРЬ ТЫ РАЗГОВАРИВАЕШЬ С КАПИТАНОМ И СВОИМ БОССОМ. Брат вышел из себя и принялся раздражённо мерить шагами гостиную. — КОРОЛЬ АЗГОР СОБРАЛ УЖЕ ЧЕТЫРЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ДУШИ! ЧТОБЫ ПРЕОДОЛЕТЬ БАРЬЕР НУЖНО ЕЩЁ ТРИ! ДЛЯ ЭТОГО НАМ СТОИТ БЫТЬ НАЧЕКУ, ЧТОБЫ НИ ОДНА ИЗ ЭТИХ ДУШ НЕ ПРОШЛА МИМО. Я пожал плечами. Пускай. Раз он так хочет включить меня в местное патрулирование, я не против. В конце концов, дело действительно полезное. Но я не знал, что, став его подчинённым, перестану быть старшим братом. Все мои просчёты, косяки, сны на пунктах наблюдения не прощались, а подвергались какому-то больному осуждению, граничащего с истеричностью. Он будто нарочно так громко орал на меня, словно желал, чтобы это услышал каждый чёртов житель Подземелья. Не знаю, срывал ли он свой голос ради этого, но вскоре добрая половина снежнеградовцев действительно стала относиться ко мне… предвзято, мягко говоря. И ведь дело могло дойти до драки… Но я не решался. Не решался поднять руку на того, кого называл своим братом. Но теперь это босс. Ни больше, ни меньше. Холодное слово, не имеющее никакого отношения к родственным узам. И я вдруг начал бояться его. Так смешно… Вырастил из костлявого шкета озлобленного дылду с манией величия. Ах да… Мутация. Это произошло довольно давно, когда Папирус только начинал свою карьеру. Никто не мог объяснить это. Ни Гастер, ни Альфис, что заменила его, ни уж тем более я… Я изнывал от болей, которые сопровождали мою метаморфозу. Не знаю, быть может босс был слишком горд для демонстрации своих мучений, но я не видел, чтобы он ходил скрючившись или обливался потом… Не хочу вспоминать то жуткое время круглосуточной лихорадки. Оставим это. Тем более, я наконец-то нашёл то, что искал. Сбивчивым и заторможенным шагом сахарок шла по снегу, вертя головой по сторонам и беспокойно сжимая в ладошке негорящую свечу. Оголённые коленки покраснели и дрожали от холода… А ещё дрожал её подбородок и голос, когда она кротко звала в пустоту: — Санс! Не меня она ждала, не меня она искала, бредя по этому лютому морозу, с досадой размышлял я. Но ничего не попишешь…. Девочка и понятия не имела о фатальном проигрыше её ненаглядного. «А ведь из-за своей слабости он подверг её опасности быть схваченной психом. Ничего, со мной Третий ей не угроза». И как только я вспомнил о нём, в ноздри вкрадчиво проникла вонь гнили и запёкшейся крови. Третий… Третий был неподалёку. Не помня себя, я стрелой бросился к Фриск, тонувшей в объёмах чёрного пуховика, схватил её, сжимая пальцами плотную ткань, собрав остатки магии, телепортировался с ней в лесок близ наблюдательного пункта, где босс приказал мне быть. — Фэлл??? — удивлённо выдохнула сахарок, упав в снег, поскольку я снова не смог удержать её в руках. Удивительно, что мы переместились целые, а не оставили на той поляне мою руку или нос. Я сильно рисковал, пользуясь коротким путём без восстановления запаса магии. Переводя дух, я наклонился, упершись руками в колени, и стал глубоко дышать. Обильный прилив крови к голове заставлял испытывать неприятное ощущение тяжести, а мелкие капли пота противно щекотали кожу, скатываясь со скул по бороде. — Что с тобой? — Фриск поднялась и осторожно положила руку мне на плечо. Для неё этот жест был в порядке вещей, но я — непривыкший… Мне в новинку чувствовать заботу, пускай и столь примитивную. Поэтому когда я ощутил её ладонь, озноб от прикосновения не заставил себя долго ждать. — Что случилось? — Она продолжала обеспокоенно смотреть на меня, я же… отводил взгляд, чтобы не позволить ей увидеть, как возбуждённо расширяются мои зрачки. «Неужели… она волнуется обо мне?» Но нет, все эти вопросы были лишь ложкой мёда в бочке дёгтя: — Ты не видел Санса? Мне кажется, он уже должен быть здесь. «Нет, эта потаскуха всё твердит о своей пассии!» Как я мог позволять себе называть Фриск столь мерзким словом… Пускай даже в мыслях. Ненависть, прут за прутом, врезалась в мозг, терзая душу. Я был просто переполнен ей! «Вот же сука, спасаю её от психа, потому что ему проиграл тот Санс. Рискую собой, а она удостоила меня лишь парочкой вопросов о самочувствии!» Но самое противное, что я не мог сказать ей о Третьем. Иначе она будет уверена, что Санс открывал портал. Я злобно посмотрел на неё и рявкнул: — Не видел! И вообще, какого хрена ты ушла, не дождавшись? Да ещё и в моей куртке? — Я резко схватил девчонку за запястье и сквозь ткань пуховика почувствовал её бешеный пульс. — Хотела слинять по-тихому?! Фриск втянула голову в плечи и сжала губы, и я решил, что моё предположение верно. — Твою мать! Для того, чтобы ты выбралась из бара, я отвлекал босса, назвав его по имени, да ещё получил сверхурочные часы на посту, на который также не пошёл, чтобы найти твою чёртову задницу! Я потянул её за собой, направляясь к будке наблюдательного пункта. Но перед этим несколько раз оглянулся по сторонам. Не хватало ещё, чтобы кто-то видел, что я иду на пост не один. Судя по всему, Босс ещё не проверял, на месте ли я. — Но я хотела найти Санса, чтобы… — Фриск не смогла закончить фразу, так как я затолкал её под будку, куда столь миниатюрное тело поместилось без труда. Я облокотился на осточертевшее за годы службы дерево стойки, оставив немного места, чтобы видеть свою прелестницу. Синие глаза глядели хмуро. — Я хотела помочь тебе! — с укоризной произнесла Фриск. «Ну да, что только она не скажет, лишь бы задобрить тебя». — Хах! И в чём же ты хотела помочь, сахарок? — оскалился я, свысока буравя её взглядом. Что ни говори, а я млел от своего превосходства и близости к Фриск: закутанная в пуховик, девчонка сложилась в узком пространстве стойки, а выход наружу ей перекрывали мои ноги. Грязные мыслишки так и вертелись в голове. — ТЫ ЧТО УХМЫЛЯЕШЬСЯ? НЕУЖЕЛИ РАД СВЕРХУРОЧНЫМ? Босс появился перед моим лицом настолько внезапно, что я согнулся и случайно прописал коленом в лицо своей малышке. Душа в пятки ушла от мимолётной мысли, что Фриск выдаст нас вздохом или коротким стоном, но она сдержалась. — Да нет! Ничего… Я просто… задумался… — пролепетал это, почёсывая затылок. — НЕКОГДА ЗАДУМЫВАТЬСЯ! СЛЕДИ ЗА ОКРЕСТНОСТЯМИ И ДЕРЖИСЬ ДОСТОЙНО! — Папирус оглянулся по сторонам. — СЕГОДНЯ, ВОЗМОЖНО, ПРИДЁТ АНДАЙН, И Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ОНА ВИДЕЛА, В КАКОМ ПОРЯДКЕ Я ТУТ ВСЁ ДЕРЖУ. ТОЛЬКО ПОПРОБУЙ… — он угрожающе навис надо мной, — …ЧТО-НИБУДЬ ВЫКИНУТЬ! Он выпрямился и настороженно осмотрелся. — КАКОЙ-ТО СТРАННЫЙ ЗАПАХ… «Вот чёрт!» — Н-не-не, Босс, что ты! Я буду здесь как гвоздь прибитый, хех. Я воспользовался его ненавистью к моим шуткам и натянул жалкую улыбку. Как и следовало ожидать, Папирус впал в ярость. — КОГДА Я ВЕЛЕЛ ТЕБЕ ДЕРЖАТЬ СЕБЯ ДОСТОЙНО, ТЫ ДОЛЖЕН БЫЛ ПРЕКРАТИТЬ СВОЮ КЛОУНАДУ! — Он повернулся и зашагал прочь, громко топая ногами и изрыгая проклятия. Я смог перевести дух, лишь когда он скрылся из виду. — Повезло так повезло — успел на пост за несколько минут до его появления… — тихо произнёс я. — Вот об этом я и говорила! Наклонившись, я увидел очень недовольное личико Фриск, нос она закрыла рукавом пуховика. — Что у тебя, девка? — Ничего, — буркнула та. Но я опустился напротив и отнял руку от её лица. Увидев, как две струйки крови текут из носа, я понял, что моё колено неслабо ударило Фриск. — Если не шибанёшься о тумбочку, так нос сломаешь… — устало заметил я. Фриск опустила глаза, схватилась за подол сорочки и рывком разорвала белую ткань, кусок которой приложила к кровоточащему носу. Я же засмотрелся на её оголённое бедро. — Ну, так о чём ты говорила? — постарался придать голосу как можно больше равнодушия, чтобы она не думала, что смогла меня заинтересовать. Идиотский мальчишеский приём. — Почему ты позволяешь Папирусу помыкать тобой? Её вопрос поставил меня в тупик. Точнее, то, как она его задала. Сахарок не спросила «почему ты боишься» или «почему он так зол на тебя». — Что значит «позволяешь», малышка? — Ты ведь можешь заставить его уважать тебя. Папирус всегда восхищается своим старшим братом, хотя и не показывает этого… После этого я совсем впал в ступор. Проведя ладонью по лбу, я закрыл глаза, чтобы переварить слова Фриск. Но тут я, наконец, понял, что она имела в виду, и снова взорвался: — Душу твою за ногу, ты про своё… Позволь угадать? — Я скорчил гримасу восхищения и сложил руки возле шеи, пародируя наивную девицу. — «В моём мире живут только пони. Они питаются радугой и какают бабочками». Так, да? — Я резко приблизился к лицу Фриск и грубо сжал пальцами её щеки. — Запомни. ЗДЕСЬ. НЕ. ТАК. — Н-но… Но даже тут… Ты сильнее. — Она попыталась отстраниться, но я славлюсь своей... мёртвой хваткой. Я не верил ей. Не верил в себя. И думать смешно, что могу превосходить Папируса в силе и свирепости, поэтому я не сдержал холодной улыбки. Тем более, наступил момент, чтобы немного опустить с хорошеньких глаз Фриск розовые очки. — Насмешила! — Я прищурился, продолжая наседать и смотреть на неё сверху. — Знаешь, сахарок, по-моему ты очень наивна… Думаешь, что там, откуда ты пришла, всё так хорошо и идеально? Все дружат, уважают и любят друг друга? Она нахмурилась и прожгла меня смелым взглядом. Это выглядело довольно смешно, поскольку я всё ещё сжимал пальцами её мягкие щеки, формируя уморительные носогубные складки . — На твоём месте я бы задумался, а так ли идеальны ваши с… — я с отвращением сплюнул, прежде чем произнести это имя вслух, — …Сансиком отношения? — Что ты имеешь в виду? Я не без удовольствия отметил, что она напряглась. — А то, сладенькая… — Я отпустил её щёки и, снисходительно улыбнувшись, поднялся. Боже, что за мерзкая ложь… Я словно бы облил дерьмом её любящее и нежное сердце. — Может, отказавшись от побега, ты хахаля своего обидела? Снаружи ехидно улыбался, а душу обжигал огонь какой-то непередаваемой разрушительности. Я горел в нём, точно сухой лист. — А вдруг он подумал, что ты предпочла меня ему? Она страшно тихо смотрела на меня. — И он решил, что не нужна ему девушка с неверным и столь нерешительным сердцем? Окровавленный «платок» легко соскользнул с её колена. Я наклонился к нему и поднял, заключая ткань в цепкие пальцы. Её запах ударил в нос, и я, ведомый самыми извращёнными желаниями, приложился бы лицом к этому платку, но что-то остановило меня. Что я делал… Грязное животное! Зачем я обижаю невинное дитя? Она заплакала, а я хладнокровно следил, как по её щекам одна за другой скатываются слёзы, хотя взгляд Фриск не выражал ничего. — Этого не может быть. — Сахарок, наконец, вышла из оцепенения и тряхнула головой. — Санс не станет так думать про меня! — Откуда тебе знать, что у него на уме? «ОСТАНОВИСЬ, ПРИДУРОК!» Пожалуй, это была первая моя разумная мысль со времени нашей с Фриск встречи. Я явно перегнул со своим давлением… Хотел посеять в ней зерно сомнения, а вместо этого обвил её плющом раздора. Но, как выяснилось позже, на душе у Фриск всё было куда хуже. — Конечно, я знаю! Санс наверняка понял меня! Понял, что я не выбирала между ним и тобой… — Тут малышка, яростно глядя на меня, выползла из укрытия, но я опустился и затолкнул шельму обратно. — Тут нечего выбирать! — твёрдо заключила она. — Да ну? — Я ехидно посмотрел на Фриск. — Помнится, когда состоялась наша первая с ним встреча, когда он звал тебя домой, ты застыла на месте. — Я… — Она замолкла и отвела взгляд. — Это другое… — Нет, сахарок, признай, ты засомневалась. — Он пришёл! Я уверена. Мы всего лишь разминулись тогда. — Она протёрла глаза и поправила капюшон пуховика. — Фэлл, пожалуйста, помоги мне найти его. Этого я и ждал. Птичка попала в капкан. Но будет подозрительным согласиться сразу, поэтому решил немного поломаться. — Ты сдурела? С какой стати я должен помочь тебе встретиться со своим соперником?! На что она тихо произнесла: — Фэлл… ты не соперник ему. «ВОТ СУКА!» Я разозлился, как никогда раньше. Боже, какая-то мелкая фраза, а я уже готов разнести весь Снежнеград, а после — разорвать на части грудную клетку, вытащить своё сердце и вложить его в ладони Фриск со словами: Держи, блядь, оно теперь твоё!!! И не смей его выбросить! «Не соперник? Ага, как же!» — Эта «гонка» бессмысленна. Оставь её, прошу тебя. Я не трофей. «Нет, ты моя награда! Слышишь, тварь?! Я РИСКУЮ ВСЕМ РАДИ ТЕБЯ ОДНОЙ!» Но я рисковал ради себя самого. — Женщина, что ты хочешь от меня? — сдерживая клокочущую ярость, я процедил это сквозь зубы. — Обойди лес вместе со мной. Если я пойду одна… — Ты не пойдёшь одна. Я не пущу. Она лишь согласно кивнула: — Это первое. И второе — я могу наткнуться на Папируса. Или… если Санс здесь, то и… — Фриск вдруг задрожала, а глаза невольно расширились от ужаса. — …Третий тоже. — Успокойся, пока я с тобой, никто тебя и пальцем не тронет. Вот наступил момент, когда я мог согласиться на сопровождение. Но прежде я хотел опробовать одну вещь: паскудно поиграть с её сердцем. — Так, ладно… Я покину свой пост, за что Босс поручит мне драить унитазы в Жаркоземье. Буду помогать в поисках ублюдка, который хочет отнять тебя у меня. Рискну своей шкурой, если вдруг придётся драться с Третьим, — я загибал пальцы, наблюдая за её реакцией, а она лишь горячо кивала. Видно, что ей самой было стыдно, а я этим пользовался. Подонок… — Однако у меня есть три условия. — Мой взгляд задержался на её обветренных губах. — Первое: как только мы найдём твоего, я не стану самовольно вручать тебя. Мы будем решать этот вопрос: на кулаках или словах — не важно. — Но… — Не перебивай! Второе: если я окажусь прав, и Санс за тобой не вернулся, то ты остаёшься со мной. Ты не убиваешь себя, не бежишь к Боссу или ещё куда, а забываешь о прошлой жизни, — не контролируя себя, я наклонился ближе, — И я становлюсь для тебя единственным Сансом. Она вжалась в стенку будки, пытаясь отстраниться, но ограниченное пространство не позволяло ей «уйти» далеко. — И третье: хочу получить задаток за свою работу, — чётко проговорил я. Фриск непонимающе подняла глаза. — Задаток? — Да, сахарок, задаток. Ты знаешь, работать за бесплатно, тем более делать то, что я не хочу — дурной тон. — Я несколько раз провёл большим пальцем вдоль указательного и среднего. — Но у меня нет с собой монет… — А мне не деньги нужны, сладенькая! Поцелуй меня, и я пойду, куда скажешь. Вот же грязное отродье! Я знал, я, чёрт побери, знал, что Санса мы не найдём, что Фриск без права выбора останется со мной, и я, такая мразь, требовал ещё и поцелуя в придачу. Удивительно, что не попросил большего… Но тогда я не думал ни о чём, кроме собственного удовольствия. А эта святая простота несмело спросила меня, и я настолько опешил от её вопроса, что на секунду лишился дара речи. — В щёку? Эта её наивность начинала злить. — Девка, я похож на мальчишку, который тебе куличи в песочнице помогал лепить? Какое «в щеку»?! Ты за кого меня держишь?! — А к-куда тогда? — В то место, которое женщина должна закрывать вовремя! — Я яростно указал пальцем на её губы. — Вот сюда! В рот, в губы, в варежку — называй как тебе удобней! Она широко распахнула глаза и замотала головой. — Нет! — отрезала Фриск, беспомощно теребя подол сорочки. — Фэлл, я не могу! — Да брось, ты ведь уже делала это. Что сейчас мешает повторить? — Рокочущий смех вырвался из моей гортани, окутывая Фриск, что продолжала жаться к стене. — Ты знаешь, что тогда я считала тебя Сансом, — проговорила она. «Маленькая дрянь… Ладно, попробуем иначе». — Вот и докажи свою любовь, — я повысил голос. — Считай, ты сделаешь это, чтобы найти своего дружка. Как же мне стыдно это вспоминать… Фриск медленно водила головой из стороны в сторону, нахмурив брови и сжав губы. Я возмутился, считая, что она строила из себя недотрогу. — В конце концов, девка, это просто поцелуй! Я же не требую отсосать мне! Последнее явно было слишком резким… Приложив ладонь ко рту, девчонка стыдливо отвела взгляд, и я заметил, как покраснели её щёки. А внутри меня загорелась мерзостная надежда на то, что её смущение обосновано девственностью. — Хэй! — позвал я, — Сахарок, ну ты же знаешь, что я не отпущу тебя, пока не получу свой поцелуй. Либо… — я развёл руками, — …мы можем подождать, пока Санс случайным образом не окажется здесь. Но это в том случае, если он пришёл за тобой, — последнее я произнёс с усмешкой, отчего Фриск нахмурилась. Я был уверен, что она предпочтёт обыскать лес сама, нежели дожидаться спасения. Это была очень бойкая девочка. Порой я удивлялся, откуда в ней столько жажды жизни. Ни слова не говоря и сжав плечи от испытываемого чувства неудобства, сахарок приблизилась к моему лицу, и сердце, само того не ожидая, заколотилось как бешеное, в преддверии тех ощущений, которые Фриск подарила ему при первой встрече. Но она оставила на губах лишь сухое прикосновение твёрдого и вынужденного поцелуя. Я был разочарован. Это не то. Совсем не то. — Это что за чмок старой девы? — возмутился и даже зарычал на неё. — Нормально целуй! Как тогда! Детский сад, ей-богу… Я вёл себя как капризный ребёнок, который из кожи вон лез, чтобы заполучить всё внимание. Фриск затравленно смотрела мне в глаза и чуть не плача выдавала: — Фэлл, я не могу! Это нечестно по отношению к Сансу. — А по отношению ко мне честно — просто свалить?! Я ненавижу себя! Почему? Почему я был таким бараном?! Заладил свои пиздострадания: ты сказала, что любишь меня, что я — всё для тебя. Я — больной кретин! Отказывался понимать, что сахарок не хотела вводить меня в заблуждение. Хотя нет… Я всё понимал! Я ж, блядь, всё понимал, но цеплялся за все возможные сопливые причины и натянутые оправдания, чтобы заставить её испытывать стыд и чувство долга передо мной. И она испытывала! Я играл на совести человека с обострённым чувством вины. Она была не только моей пленницей, но и заключённым собственной добродетели. — Ну, пойми же… — Фриск качала ладонями, умоляюще повторяя. — Я не хотела этого! — Немедленно. Сделай как надо. Я произнёс это тоном, не терпящим никаких возражений, глухо, угрожающе и тихо и почувствовал, как белки моих глаз наливаются чернотой, сверкая в полутьме будки. И ей ничего не осталось, как поцеловать меня снова. Вот она прижалась сильнее и, приоткрыв губы, нежно обхватила мою нижнюю губу, и я тут же ощутил привкус крови, что продолжала идти из её носа, стекая по желобку до самого подбородка. Этот стальной запах, железный привкус, смешанный с ощущением мягкого, точно перина, рта кружил мне голову. Желанная близость, наконец, настала, но… я опять не почувствовал того тепла, не почувствовал себя нужным, а уж тем более — любимым. Вот он какой — вкус фальши. Несущий за собой тягучую боль в области груди. И, тщетно пытаясь зацепить в этих несчастных губах хотя бы какой-нибудь проблеск надежды на чувства, я жадно впился в них, высасывая душу из девчонки. Так отчаянно, до хруста её позвоночника… Мои руки крепко обвили ей спину, когда я прижал Фриск к себе, словно бы хотел, чтобы она утонула в моей плоти. Словно бы это позволило держать её близ себя вечно. Но и это ничего не дало. Она лишь пискнула оттого, с какой силой я сдавил ей грудную клетку своими объятиями. И знаете, что я сделал? Разочаровавшись в своих ожиданиях, я грубо оттолкнул её. Бедная-бедная сахарок… Ты попыталась, ты сделала, как я потребовал, ты пренебрегла своей стыдливостью, своим спокойствием, своей честностью, чтобы насытить моё неуёмное эго, чтобы помочь своему Сансу, смерть которого я по-крысиному утаил от тебя. — Ты получил что хотел?! — проговорила она, захлёбываясь в слезах. Я молча прожигал взглядом ворот её сорочки, борясь с желанием сдавить пальцами эту шею. — Я сделала, как ты велел! — Она поднялась и сняла пуховик, бросив его к моим ногам. — На! Забирай! Тыльной стороной руки Фриск утирала мокрые глаза, но плакать не переставала, хотя и силилась, и держалась, и пыталась успокоиться. Позабыв о всякой бдительности, она вышла из будки и направилась в сторону леса, но на полпути обернулась и сказала мне, всё также сидящему на коленях возле брошенной куртки: — И не смей говорить Сансу об этом. Я снова не смог сдержать усмешки, такой же холодной, как снег вокруг нас, как лезвие топора Третьего, как труп её Санса, если бы монстры не обращались в пыль после смерти. Это ж надо так… Я сделал девчушке больно, и она разозлилась. Всё более чем логично, я заслуживал. Но почему это казалось мне столь противоестественным? Её реакция, её обида. То, как она сбросила мой пуховик, который защищал её от мороза и скрывал человеческих дух, символизировало избавление от гнёта. От моего гнёта… — Надень обратно. Ты замёрзнешь. Подавленный, озлобленный я снова накинул на её плечи куртку, но вложил в этот жест всю нежность, на которую был способен, хоть это и выразилось в небрежном похлопывании по спине. — Извини, — я чуть ли не прошептал это, не смея смотреть ей в глаза. Ведь я продолжал недоговаривать... Хотя, к чёрту эти смягчающие слова — я лгал! Лгал бессовестно, лгал мерзко и так трусливо. Мы шли, всё дальше углубляясь в лес. И моя уверенность таяла на глазах… «Могу ли я? И думать нечего! Могу! А если она будет плакать так всегда? Свыкнется! Я затравил её. Я демонстрирую свою силу! Я не заставлю полюбить. Она влюбится сама!» Никогда я не был в таком смятении. Мы шли долго, и она звала Санса, останавливаясь чуть ли не у каждой ели, выискивая его следы, умоляя меня принюхаться, оглядеться, переместиться. С каждым часом поисков она двигалась всё беспокойнее, тревожно выпуская облачка дыхания изо рта. Незаметно для Фриск, порядком уставшей и отчаявшейся, мы оказались в роще со злополучной звездой сохранения, местоположение которой я чётко запомнил. «Просто толкни её туда!» — Сахарок… — Зачем ты называешь меня так? Перестань, — Фриск схватилась за голову. «Давай же, она коснётся!» — Я должен кое-что сказать тебе… Её голос смягчился. Отзывчивое сердце почувствовало мою печаль. — Что? «… Давай же, Санс» «ОДНО ДВИЖЕНИЕ — И ОНА НАВСЕГДА С ТОБОЙ!» Я приблизился, и девчонка сделала неосторожный шаг назад. Какая ирония! Фриск оступилась прямо перед звездой… И вот она сейчас упадёт: снег смягчит это падение, но контакта с точкой сохранения не избежать. Возрадуйся, Санс! Теперь ты по праву можешь называть себя именно так, а не Фэллом. Никто не спутает тебя! Не сравнит! Ты один. Ты настоящий! Но я поймал её. «ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?!» Я поймал её. Да, я поймал её. Поймал, чёрт побери! Теперь я видел эту звезду, что, ярко искрясь, переливалась золотыми лучами на фоне белого снега. Капля пота стекла с моего лба на нос, а после — упала на лицо Фриск. Продолжая поддерживать её за поясницу, я смотрел в растерянные глаза. — Тебе нельзя касаться этого, — выпалил я на одном дыхании. — Санс мёртв.