Санс
Зал был оборудован мощными воздуховодами, поэтому в помещении никто не задыхался от большого скопления людей и монстров, прячущихся за масками человеческих лиц. Однако, мне было трудно дышать. Не испытывая такого волнения и трепета раньше, лёгкие работали с перебоями, отчего сердце билось чаще, компенсируя нехватку кислорода. Когда ты скелет, — всё куда проще: лишь кости и магия! Но зато подушечки моих пальцев, обретя плоть и нервные окончания, стали намного чувствительнее и могли соприкасаться с мягкой розовой кожей предплечья Фриск. Я хотел зафиксировать руку, чтобы ей было удобно держать меня под локоть, но невзначай притронулся к её руке. Мимолётные касания, которыми мы обменивались тысячи раз, уже давно являлись чем-то обыденным. Но теперь оно заставило вздрогнуть. Обоих. Я увидел, как она дёрнулась и перевела взгляд на меня, с чуть приоткрытым ртом и вздёрнутыми бровями. Похоже, что нервничал не только я. Каюсь, её волнение принесло мне покой. Почему? Я просто понял, что малышка не поступала необдуманно, пригласив меня. — Санс… — прошептала она. Удивительно, но, несмотря на всеобщий шум, я отчётливо слышал её. — Давай хорошо проведём время? Фриск улыбнулась, чуть наклонила прелестную головку, и выбившиеся из заколки пряди волос легко качнулись. — Согласен! — Хотя я по-прежнему чувствовал скованность, мне не составляло особого труда подделать заливистый смех, и я рассмеялся: — Да уж, малая, с тех пор как приехал сюда, ощущение, что здесь проходят похороны, не покидает мой скелет. Больно ты закрытая сегодня. — Как крышка гроба? — весело спросила она. — Да, хех. Покойтесь с миром, хорошие шутки. Я хотел было потянуться к её голове, чтобы взъерошить волосы, как часто делал, но она быстро остановила меня, рассмеявшись: — Санс! Ну не сегодня! У меня же укладка! Малышка отняла руку и свела ладони над головой, укрывая причёску, а я продолжал дразниться, угрожая, что сейчас сорву с её макушки серебряную заколку. Мне нравилось слушать её звонкий, как колокольчик, смех. Но тут по спине пробежал холодок… Смех привлёк внимание посторонних. Теперь взгляды людей, молодых и не очень, были прикованы ко мне. Навязчивые голоса мыслей продолжали низко гудеть, отражаясь о стенки черепа и заставляя звенеть витражи моих глаз с внутренней стороны. — Малая, — обратился я к Фриск, которая, казалось, и не замечала ничего, смеясь и смеясь. — Может, перекусим и выпьем немного? Я видел, тут накрыт фуршет. На самом деле, мне было всё равно на еду и питьё. Я искал спасительный сумрак. Фриск выпрямилась и озорно сощурила глаза, выдыхая: — Скоро начнётся вальс. А после — мы свободны и можем смести хоть весь стол, — заключила она и, едва подпрыгнув, снова взяла меня под руку. Мне стало намного легче. То ли от ощущения её близости, то ли от того, что внимание толпы теперь привлёк Меттатон, поднявшийся на сцену и зазывающий фотографов. — Что он делает? — спросил я с усмешкой, не ожидая ответа, но Фриск задумчиво произнесла: — Кажется, это называется «вог». Танец модельных поз. — Она указала рукой на ноги киборга. — Смотри на эти движения. Он на секунду замирает в динамичной позе, что хорошо подходит для обложек глянцевых журналов. — Больше напоминает упражнение «гусиный шаг». Меттатон шёл в полуприсед, с абсолютно прямой спиной и изящно согнутыми руками. Так продолжалось, пока к подмосткам не подбежала Андайн и не принялась стаскивать «любимца публики» со сцены. — Ну, дай же моей аудитории возможность запечатлеть своего кумира на камеру! — проникновенно выдыхал шоумэн. — Меттатон, — пыхтела ундина, — давай-ка все съёмки и фотосессии позже! Альфис носилась неподалёку, суетливо извиняясь перед окружающими. Фриск не могла перестать смеяться. Другая на её месте горела бы от стыда, но малышка… Она ценила и превозносила индивидуальность каждого. Что потом сыграло с ней плохую шутку… Этот Желтозуб… Свет в зале изменился и залил большую площадку, на которой стояли выпускники. Всё остальное пространство, где находились гости и учителя, оставалось в тени, подсвечиваясь лишь тусклым синим софитом. — Начинается, — взволнованно прошептала Фриск и встала передо мной, мягко опустив ладонь на плечо. Рефлексы, которые выработали во мне тренировки с Андайн, заставили быстро подхватить её кисть правой рукой, а левую — положить на талию. Мы замерли. Я хотел убежать и в то же время хотел остаться так, пригвождённым к месту, в такой близости, при таком зрительном контакте с ней. Наверное, Фриск чувствовала то же самое. Я понял это по яркому блеску её глаз. А быть может, это просто освещение. — Фриск… — начал было я. Так и не вспомнил, что хотел сказать ей тогда. Снова пошутить? Попросить снять туфли? Ведь они, наверняка, были очень дорогими, а в процессе неуклюжего вальса я точно их отдавлю. Но как же её ножки? Ладно, пусть эти туфли будут стоить состояние, но лучше отдавить их, нежели хрупкие стопы. Однако, когда музыка заиграла, моя нога посчитала своим долгом тут же наступить на её пальцы. — Ох, извини, — бросил я, посмеиваясь от неловкости. — Всё хорошо, — без тени раздражения проговорила она и улыбнулась. Я вёл её неуверенно и скомкано, постоянно сбиваясь и задерживаясь, ругая себя: «Собраться. Нужно собраться». Тело охватывал ужас при мысли о том, что моя неуклюжесть опять привлекла внимание людей. «Раз-два-три. Раз-два-три. Считать. Считать». Но в голове безостановочно звучали слова, которые я боялся услышать в реальности. Этого не было, но какая-то сила вдавливала их в моё сознание. — «…вы поглядите…» «Раз-два-три. Раз-два-три». — «…только школу закончила, а уже…» «Не думай. Считай. Раз-два-три. Раз-два-три». — Чёрт, извини, малая. — Я натянуто улыбнулся, когда снова наступил на ногу Фриск. И снова она нежно произнесла: — Ничего страшного. «Раз-два-три. Раз-два-три». — «…стыдно…» — Прости. — Виноватое. — Всё в порядке. — Ласковое. — «…как нерасторопно он ведёт…» «Раз-два-три». — Что за… — Раздраженное. — Всё хорошо. — Тёплое. «Раз-два-три». — «…куда смотрят родители…» Что ты за сила? Почему ты так любишь подглядывать? Какой прок тебе от интриг? Зачем ты суёшь свой длинный нос, усыпанный угрями непрошенного любопытства, в чужой сад? Ты или вы мешаете мне. Вы мешаете нам. Я ничего… Ничего плохого не сделаю ей. Я люблю. Люблю по-товарищески. Моя любовь покоится под кустами папоротника, спрятанного в тени высоких берёз. Её питают дожди и утренняя роса в виде слёз и смеха Фриск, которые она проливала в мои ладони все эти годы. Ты хочешь растоптать и разворошить мою землю, ничего не зная, ни о чём не ведая? Глазеете на мой личный уголок и прикладываете толстые пальцы, точно веер, к разинутому рту, чтобы скрыть, как переговариваетесь, шушукаетесь, шепчете… Лицемерная тактичность. Я сжал кисти рук так крепко, насколько мог и, выбросив из головы все образы и глупые слова, вслушиваясь лишь в переплетения мелодии, что называлась «Аромат Синтии», унёсся вместе с Фриск в наш собственный вальс, неведомый никому из присутствующих. Искры голубой магии вылетали из моих ладоней с каждым новым поворотом, а Фриск заходилась в восторженном смехе. И ничего вокруг не было. Достаточно только кружиться. Сбившись со счёта оборотов, ощущая головокружение, но не придавая тому никакого значения, я и Фриск, вальсировали так скоро и столь легко, что уже не чувствовали пола под ногами. А, может, мы и правда взлетели? Я давно перестал контролировать магию, которая столь удачно совпадала по цвету с её платьем, поэтому никто и не заметил удивительные снопы искр, бьющие из моих ладоней. Ещё круг. И ещё. И ещё. Фриск, крошка, твоя душа полна света и наполнена решимостью. Решимостью, что помогла нам, странным, покинутым, таким неуместным на этой земле, снова подняться, снова поверить в людей. Ты верила в меня и теперь просто не могла сдержать счастливого смеха, кружась в карусели, на которой я унёс тебя под эту невыразимо нежную и, вместе с тем, яркую мелодию, так же созданную человеком. Люди удивительны. Ты это знала. Я недоверчив. Ты тоже это знала. Раз-два-три. Раз-два-три. Раз-два-три. Мы летели, порхали, словно вздымаясь к небесам, и плавно опускались к земле, всё кружась и кружась в единообразном вихре, и это было сродни слиянию душ. Я испытывал трепетный страх, словно боялся, что вот-вот сломаю нежную фигурку моей маленькой танцовщицы, сделав очередной оборот, но с её лица по-прежнему не сходила лучистая улыбка. Как бы ни неприлично это было, но она смеялась, и смех её ручейком бежал в мои уши вместе с музыкой. Я не привык быть романтиком на словах. Рассказываю о том вальсе людям, что пришли за трагичной и печальной историей. Возможно, они ждут от меня каких-то резких действий, но… Позвольте старому скелету немного насладиться этими счастливыми воспоминаниями, прежде чем снова пережить боль, что ждёт нас впереди. Кажется, музыка затихала. Этикет требовал поклона, но мы не могли оторваться друг от друга, читая в наших глазах взаимную и чистую признательность. — Спасибо. — Она сказала это тихо, еле шевеля губами. В тот момент я ещё не понимал, что совершил… Я хотел провести обычный вальс, ничем не примечательный, не привлекающий внимания! Фриск была бы довольна и таким. Согласен, это малодушно с моей стороны, но я действительно не желал быть объектом обсуждений вечера. Но то, как танец прошёл дальше, — точно не ускользнуло от внимания присутствующих. Видимо, я всё же захотел подарить Фриск нечто большее, чем скучный вальс и неосознанно применил магию. Повезло, что никто из людей не заметил. В зале звучали всеобщие аплодисменты и объявление громкоговорителя о том, что выпускной бал 20** года открыт. — Теперь можно и перекусить! — Фриск схватила меня за запястье и повела к столикам с угощениями, задорно приговаривая: — Я хотела посоревноваться с Папсом в поедании мороженого на скорость! — Боюсь, что скорость — не главное умение брата, — с усмешкой заметил я, вспоминая недавний спор Андайн и Папируса. Фриск подмигнула мне. Её мягкая ладошка продолжала тянуть мою загрубевшую руку. — А я немножко поддамся. Не то отморожу мозги, хих… — Привет! — Перед нами остановились три девочки, в которых я признал одноклассниц Фриск. «Ух, они тоже заметно повзрослели», — не без удивления пронеслось в голове. Кажется, две из них вот-вот узнают меня. Когда Фриск была младше, я иногда её встречал возле школьных ворот. Её приятельницы учтиво здоровались. Теперь я видел в их лицах озадаченность. — О, привет! Простите, с этой организационной вознёй не было возможности поздороваться нормально. — Она пожала плечами, а девочки согласно кивнули. Фриск указала ладонью на меня: — Это Санс, мой хороший друг. Возможно, вы помните его. Последнее она добавила несколько стыдливо и повела плечами, что заставило меня встревожиться. — Хи-хи, да… — Одна из девушек почесала щёку и выдала неуверенное:. — Здравствуйте… дядя Санс? Никогда не чувствовал себя столь нелепо и неуютно. На меня уставились три пары широко раскрытых глаз, горящих искренним непониманием, а я улыбался, словно всё в порядке, словно так и должно быть. — Хех, привет-привет, — протянул я, пытаясь замять неловкость, но затем потопил себя ещё сильнее. — А вы растёте как на дрожжах. «Нужно фильтровать слова…» — Уже совсем невесты, прям как Фриск, хах! «Браво…» — Я мрачно поаплодировал самому себе, представляя, как мне вручают приз за самые неуместные слова. — Санс, не смущай! — Фриск шутливо толкнула меня локтем в бок и рассмеялась. Девочки хихикнули тоже. — Я отойду промочить горло. Тебе принести что-нибудь, малышка… Я с ужасом осёкся. Я потерял контроль в словах. Что меня вдруг дёрнуло обратиться к Фриск так откровенно и неоднозначно — я не знаю, но в этот момент она вдруг преобразилась в лице. Улыбка исчезла, глаза заблестели, брови поднялись. — …м-малая? Она тряхнула головой, будто прогоняя назойливую муху и снова бодро проговорила: — Яблочный сок, если можно. — Я мигом. — Я посмотрел на девочек и кратко кивнул им. Подслушивать нехорошо, но мне нужно было убедиться в своей догадке. Сосредоточив магию в ушах и настроив её на область рядом с Фриск, я отошёл к столику. Взял коробку сока и пластмассовый стаканчик, чтобы наполнить его прохладным и сладковатым напитком, как вдруг до моих ушей донеслось резкое: — Фриск, ну ты даёшь… — Что-то не так? — Голос малышки был полон испуга. — А ты не видишь? — Одна из девочек говорила это без злобы, но с настоящим непониманием. — Он, конечно, хорош собой, но… — вторила другая. — Не каждая выпускница осмелится пригласить на бал взрослого. Даже восхищаюсь тобой. Фриск смущённо ответила: — Возраст никак не влияет. Санс всегда был мне другом… «Именно, малая. И ты всегда — мой друг», — мысленно соглашался я. — Друг? — В голосе третьей звучало дружеское ехидство. — За эти полгода ты нам все уши о нём прожужжала. Не замечала? «О чем это они?» — Во мне вскипала тревога, хотя я и сам смутно догадывался о правде. — Девочки… Может, Санс… — Фриск совсем переволновалась. — Он… Я же говорила, что могу обсудить с ним всё! Он очень интересный, весёлый и дурачиться любит. Я ценю его как друга. — Ой, интересно, а сколько ему? — Любопытство девочек разгоралось с каждым ответом Фриск. — Волосы сплошь седые, наверное, под сорок? — Они белые, а не седые! И нет, ему не под сорок! — Фриск начала раздражаться. Я услышал это в её срывающемся голосе. Боже… Мне тысяча лет. Я могу видеть временные исходы и предсказывать поведение людей, а оказался в такой глупой ситуации... — Но Фриск, у тебя же было столько вариантов… Я застыл. — …тебя приглашали действительно клёвые парни. Сок переполнил стаканчик. — Ты отшила всех ради Санса, получается? — Да, я не хотела идти на этот дурацкий выпускной ни с кем, кроме Санса. Как вы, вероятно, догадались, последняя реплика принадлежала Фриск. Сладкий напиток стекал по моей руке на пол, но я забылся и не обратил на это внимания, пока один из гостей не сделал мне замечание: — Мужчина, ваш сок… Я подскочил, неосторожно выплёскивая содержимое стакана на жилетку. — Да катись всё в Ад! — Впервые за долгое время я, всегда такой спокойный и расслабленный снаружи, не сдержал ругательства. — О, не волнуйтесь так. Это всего лишь яблочный сок. Он отстирывается довольно легко. Я окончательно перестал сдерживаться и выдал: — Приятель, не в пятне дело, далеко не в пятне! Я узнал главную правду всей своей жизни, и поэтому мне совсем не хочется думать о соке! Держи! — Я всучил мокрый и мятый стакан в руку ничего не понимающему мужчине и, щёлкнув пальцами прямо на его глазах, исчез, телепортируясь в сад, что рос позади школы. «Она солгала тогда». Я прокручивал в памяти роковую фразу, держась дрожащими руками за голову, чувствуя лак для волос на липких от сока и пота пальцах. «Ты уж извини, но всех парней школы расхватали…» «Она точно неравнодушна ко мне…» Все мои представления о том, как я приветствую её будущего молодого человека дружеским хлопком по плечу, разбились вдребезги. Хлопать по плечу придётся самому себе… И, видимо, в утешении. Потому что на тот момент я не понимал, как мне следует поступить. Более того, осознание симпатии, обращённой от Фриск на меня, однозначно не было негативным. От этого я впадал в ещё больший ступор. Неужели… Неужели мне нравится эта идея? Идея её влюблённости в меня? Как? Когда? Почему я не заметил этого раньше? Я присел на скамью возле цветущего куста и посмотрел в необъятное чёрное небо, усеянное мириадами мерцающих звёзд, узреть которые монстры желали долгие-долгие века. Никогда ещё я не чувствовал себя таким ничтожно-маленьким и при этом — частью чего-то воистину великого… Из платонической любви расцветают бутоны неземной красоты. Я понял, что все эти два года уже был влюблён.Фриск
— Оставим это... Нэнси, Лори и Карин не были злыми и завистливыми девочками. Мы хорошо ладили друг с другом, начиная с того дня, когда я перевелась к ним в класс. Они вели себя порядочно, но были непрочь посплетничать. Я никогда не являлась предметом обсуждения их языков, поскольку ничего особенного в школе не вытворяла. Единственное, за что они могли корить меня, так это за то, что я отказывала всем парням в свидании и в простом знакомстве. С приближением моего шестнадцатилетия сверстники противоположного пола вдруг активизировались. До сих пор не понимаю. Неужели за какой-то жалкий год я могла стать привлекательна для окружающих? Никто не знал и не догадывался, почему я воротила нос от этих, по словам Лори, замечательных молодых людей. Многие из парней действительно были хорошими, и поэтому я чувствовала стыд и неудобство перед ними, но не могла заставить себя вступить в отношения с кем-либо, испытывая столь сильную тягу к милому Сансу. Санс всегда был примером для подражания. Спокойный, смешливый, расслабленный, в некоторой степени ленивый, но… Мне нравились моменты, когда он без особых усилий переступал свою лень и делал что нужно. А Санс всегда знал, что нужно делать. Он не пасовал в словах, держался своего, был крайне терпелив и расчётлив. Меня восхищало сочетание его незамутнённого суетой ума с любовью валять дурака. Ни с кем, кроме него, мне не было так интересно. Я старалась внимать каждому его слову, что я ценила на вес золота, и знала: все советы, которые он когда-либо давал — дельные. Он говорил не волноваться — я успокаивалась. Он рекомендовал держаться определённой стороны вопроса — я прислушивалась. Он сетовал на излишнюю серьёзность людей — я пыталась относиться к жизни легче. Вот такой у меня был Санс. И я полюбила его больше, чем друга. Так просто, правда? И только одно меня в нём раздражало. Он, как и подруги, постоянно допытывался о моей личной жизни. В такие моменты я чувствовала сильную горечь и обиду. Страдания подкреплялись тем, что я попросту не могла сказать ему «Санс, ну не хочу я! Мне нравишься только ты», ведь для него я была просто ребёнком. Мысль о том, что мелкотня как я смеет думать о взаимной любви с таким как он, заставляла меня проливать море солёных слёз в подушку в особенно мрачные ночи. Смешно об этом вспоминать, но тогда я всерьёз хотела удавиться, полагая, что никогда не буду для Санса чем-то большим. Ещё это его извечное «малая»… Мне нравилось, что у него есть особое прозвище для меня. Ласковое и такое крепкое, как наша дружба, но… Хотелось, чтобы он видел во мне девушку. И вот тут я хорошо постаралась. Я постепенно начала менять свою одежду, избавляясь от широких джинс и неприметных футболок, бороздя магазины, покупая женственные или просто интересные и красивые вещи: юбки, приталенные блузы, рубашки и кофты, шорты, подходящие фигуре или общему стилю, море нового кружевного белья пришло на смену трусам с мишками и детскими рисунками. Да, я знаю, что в ближайшее время Санс бы точно не увидел это бельё, но мне хотелось чувствовать себя девушкой вплоть до кончиков волос, поэтому я оказалась так дотошна. Я старалась не перебарщивать со своей внешностью. Ни в одежде, ни в косметике, за что благодарна самой себе. Видимо, интуитивно чувствовала, что Сансу это может не понравиться. И всё равно, когда я приходила к нему, пускай и приодетая столь аккуратно, всё равно продолжала ощущать себя несмышлёным ребёнком. С его уст не пропадала снисходительная улыбка, которой отцы одаривают своих дочерей. Так продолжалось долгие годы… Какое-то время я пыталась заверить себя в том, что эта простая влюблённость пройдёт быстро, но чем дольше жила со своими чувствами, тем сильнее они становились. И в один момент я поняла, что это неисправимо. Между тем, от него всё чаще поступали вопросы о второй половинке, что досаждало моему влюблённому сердцу сильнее, чем затянувшиеся холода весной. Сон был нездоровым, реальность — ещё безумнее. Всё нутро ныло от тоски и желания упасть в объятия монстра, навсегда растворившись в его руках. Но при всём том я корила себя за эту потребность, которую считала ужасно постыдной: «У меня не должно быть к нему таких чувств… Ему будет некомфортно». И даже в ту минуту, после разговора с девочками, когда я начала искать в толпе его белоснежные волосы, я думала о том, сколько неудобств доставила Сансу своим приглашением. Я ощутила мягкое прикосновение к плечу и резко обернулась, в надежде увидеть бессменную улыбку и снисходительный взгляд, но тем, кто дотронулся до меня, была мама. Она выглядела очень счастливой и хвалила за красивый танец. Папа стоял рядом и, гордо выпрямившись, кивал, соглашаясь с её словами. Мне стало неловко. — А вы не видели Санса? — Я продолжала высматривать его. — Он отошёл к столику с напитками и куда-то вдруг исчез. — Быть может, он выбрался на свежий воздух, чтобы перевести дыхание? — предположил папа, на что мама рассмеялась: — Ну что ты, Гори, Санс не может настолько устать от простого вальса! Хотя… зная его образ жизни… — Она задумчиво подняла глаза в потолок. — В любом случае, дитя, ты заставила нашего скелета растрясти кости. Если бы я кружилась так же, как вы, то давно бы побежала в кусты! — Ториэль, но у тебя всё хорошо с чувством равновесия. Ты точно знаешь, сколько весит та щепотка корицы, которую добавляешь в тесто для пирога. Родители рассмеялись, но мне смешно не было. Они были не правы, думая, что Санс слаб. Хотя монстр и правда мог быть на улице. — Тогда пойду, проверю, — кратко бросила я, устремившись к выходу из корпуса. — Не теряйте! Краем уха я услышала разговор женщины и мужчины. Судя по всему, они были супружеской парой. Мужчина был крайне взволнован. — Т-т-ты просто не представляешь! Он… он дал мне этот стакан и испарился! Как по волшебству! «Он наверняка говорит про Санса!» — Тело задрожало от зыбкой тревоги. — Шон, ты опять пил?! — Но… дорогая, здесь не разливают алкоголь! Развернувшись, я толкнула двери, ведущие к выходу и, обогнув здание, спешно зашагала в сад. «Что же я наделала! Могла бы для простого виду пойти с Майком или ещё с кем… Санс ведь… Ему так неудобно! Так стыдно. Я поступила эгоистично, попросив о сопровождении. Но… я не думала, что Санс правда пойдёт. Но ведь он всегда помогал мне и был добрым, а ещё он мой друг… Господи…. Он правда на улице. Что сказать? Что ему сказать?» Перейдя на лёгкий бег, я приближалась к скамье, которая стояла возле куста, усеянного малиновыми бутонами. Они источали душистый и свежий аромат. Запах цветов кружил мне голову, а вид Санса, что медленно поднялся и, засунув руки в карманы брюк, посмотрел в звёздное небо, внушал беспокойство. Я сложила ладони возле груди и тихо позвала его, боясь нарушить и без того хрупкий облик ночи. Монстр повернулся и, заметив меня, тут же одарил своей улыбкой. Ненастоящей улыбкой. — Хах, малая, а я тут… — Он замялся. — Подышать вышел. Знаешь, для танцев я староват. Оглядев его, я увидела на сером пиджаке тёмное пятно. Должно быть, пролил что-то. — Ясно, — только это и смогла вымолвить, хотя в голове проносился целый ворох мыслей: «Что ясно? Ясно, что ему стыдно? Ясно, что некомфортно? Ясно, что по моей вине? До смерти надоели эти недомолвки. Нужно извиниться». — Прости. Но это «прости» произнесла не я, а он. Санс серьёзно смотрел на меня, хотя его глаза как и прежде горели теплом. — Фриск, не хочу скрывать. Я слышал всё, что сказали твои одноклассницы. Резко отпрянув, я наступила на сухую ветку, и раздался характерный хруст, как тогда, перед первой встречей со скелетом в окрестностях Снежнеграда. Если Санс столь серьёзен, то лучше ничего не говорить, а просто слушать. Я молчала. — Зря ты, конечно… обманула меня. Говорила, что тебе не с кем пойти. — Он провёл рукой по волосам, забирая пряди назад. — Боялась, что я не соглашусь? Хех. Знаешь, малая, нет. Я бы согласился, потому что мы друзья. И не только потому, что мы все обязаны нашим освобождением. Мне действительно приятно помогать тебе… И… — Санс кашлянул, смотря в сторону. Он нервничал, это было видно, хотя старался сохранять расслабленное выражение лица. — Так вот… Если из всех парней, что тебя приглашали, ты никого не сочла достойным, то… думаю, Папирус, Метаттон, Напстаблук или Монстркид были бы… Я перебила его, замычав и тряхнув головой, собирая внутри всё своё негодование. Нет. Только Санс. Ни с кем больше! — Почему? — с мягкой улыбкой поинтересовался он. — П-п-потому что… Я не смогла заставить себя сказать правду. Не сейчас. Это могло положить конец нашей с ним дружбе, а я не хотела этого. Лучше изнывать от тайной любви и быть вечным другом, чем признанием оттолкнуть Санса от себя. Мне было ужасно стыдно, но я всё же заставила себя произнести: — Прости меня, пожалуйста. Я поступила эгоистично… Если тебе неудобно находиться здесь, Санс… Я нисколько не обижусь, если ты вернёшься домой. «Как-то глупо это всё выходит». — Нет, малая, мне не неудобно. Просто люди… — Они не понимают, да? — закончила я, и наше общее согласие растворилось в секундном молчании. Санс тяжело вздохнул. — Именно так. — В его словах звучала горечь. Обидно, очень обидно соглашаться с дорогим другом на чём-то несправедливом, что претит вам обоим, с чем вы оба не хотите мириться. Я знала, что Санс недолюбливает человечество. Он осторожничает и никогда не доверяет людям в полной степени. Даже мне… Это было в порядке вещей, но меня так сильно расстраивал этот факт. — А не всё ли равно? — Что? — переспросил монстр. — Может, не стоит придавать значение тому, что думают люди? Они не могут знать всей правды и часто заблуждаются в суждениях. — Я говорила уверенно, но сбивчиво, поскольку язык не успевал за мыслями. — Почему нас должно волновать чужое непонимание? Это ведь их проблема, а не наша! Я думала, что Санса лишь волнует общественное мнение, но, к слову о людских заблуждениях, помните, что я тоже человек. — Малышка, это не то… Вот он второй раз назвал меня малышкой. А я начала считать. — То, что говорят люди — это побочное. Меня беспокоит другое… Нас прервали, хотя, может, Санс и сам не желал заканчивать мысль, выдержав столь долгую паузу: — А, ВОТ ВЫ ГДЕ! МЫ ВАС ОБЫСКАЛИСЬ. САНС, ОПЯТЬ ПРОХЛАЖДАЕШЬСЯ, ДА ЕЩЁ И НАШЕГО ЧЕЛОВЕКА С ПРАЗДНИКА ЗАБРАЛ! Папирус подбежал так резко и словно бы принёс с собой ветер, качнувший куст малиновых цветов. А ветви мягко зашуршали, поглаживая листвой и лепестками ночной воздух. — Бро, пришёл за малой? — АБСОЛЮТНО ТАК! — утвердительно кивнул младший скелет и обратился ко мне. — ФРИСК, ТАМ ПРИВЕЗЛИ ДЕСЕРТ! МОРОЖЕНОЕ ТАЕТ, А У НАС СОРЕВНОВАНИЕ! СРОЧНО ВОЗВРАЩАЕМСЯ В ЗАЛ, ИНАЧЕ НЕ ВИДАТЬ НАМ ВКУСА ПОБЕДЫ. — Тот случай, когда победа остудит чей-то пыл, — заметил Санс в своей привычной шутливой манере, чем вызвал на лице Папса неодобрение. Остаток вечера мы провели порознь.***
Девочки заметили, что я невесела, и решили утащить меня на общую прогулку, которая больше утомила, нежели развеяла. Мы вышли, когда выпускной объявили закрытым, и родители позволили своим детям провести ночь вне дома. Поблагодарив друзей и маму с папой за то, что они пришли, я с неохотой поплелась за Лори и остальными, думая лишь о том, что теперь будет между нами с Сансом. «Если он слышал всё, то наверняка догадался о моих чувствах», — с тоской размышляла я, бредя вдоль ночных улиц под заливистый смех слегка опьяневших подруг. Их хмельное веселье было таким чистым и невинным, что мне невольно захотелось улыбнуться от такой лёгкости. Как славно, когда сердце не отягощают гири самоедства. Как хорошо, когда ты уверен в своих действиях. Как здорово не бояться пробовать. Но неужели это приходит к человеку, стоит ему лишь приложиться губами к бутылке? Нет. Сомневаюсь в достоинстве такой цены. «Интересно, будь я пьяна… я бы смогла?» Решила не пробовать, но… одна хитрая затея вспыхнула в голове столь ярко и красочно, что я не смогла ей противостоять. «Мне больше нечего терять. Стоит попытаться». Я догадывалась, что это может обернуться полной катастрофой, провалом и новой порцией от пирога стыда, который мне предстоит разделить с Сансом… …а позже — и с Фэллом… Развернувшись, я бегом устремилась назад. Домой, но не к себе. Я неслась, не жалея туфель, но боялась, как бы от стука каблуков об асфальт подруги не услышали, что я решила покинуть их, и не попытались меня остановить. Я ведь была такой неуверенной, поэтому вполне могла послушаться. Но всё же моё желание было сильнее. В ту ночь я поняла, что нужно пользоваться всеми шансами, даже если их нет. Счастье росло внутри уже от той решимости и надежды, которые переполняли меня. Я собиралась сделать шалость. И, позвонив в знакомую дверь, я начала воплощение этой шалости. — Вот же… — послышался с той стороны недовольный бас. — Приятель, ты время видел? Увидев меня, Санс застыл в изумлении. — Малая? Что-то случилось? — обеспокоился скелет. Сон с его лица как рукой смахнуло. Я мысленно проговорила:«Ну, что же… Где-то я слышала, что все женщины немного актрисы. Настал мой звёздный час». Клянусь, это самая большая глупость, что я совершала, но то была глупость, о которой не жалеешь. Я небрежно качнула телом, навалилась на монстра, обняв его за шею, и протянула уставшим и хмельным голосом: — Са-а-анс … Я та-а-ак соскучилась! Как и ожидалось, Санс оказался сбит с толку от такой наглости. Я никогда не позволяла себе обнимать его без разрешения или без видимой на то причины. — Фриск! Ты что… пьяна?! — Его голос был полон недоумения. На это я и рассчитывала. — Чу-у-у-уточку… — Я произнесла это на такой высокой интонации, что чуть сама не засмеялась. Глупость какая, боже мой! — Так, быстро в дом. — Санс проговорил это без раздражения, а даже с улыбкой, позволив мне снова восхититься его терпением. — Запомни поговорку: раз напилась, веди себя прилично. — Вот потому я пришла к тебе. Да-а-а… С тобой спокойнее. — А чего не к себе домой вернулась-то? — Он усадил меня на диван и… Санс был невозмутим, будто выполнял что-то обыкновенное, но его руки так осторожно снимали с моих отёкших ног вечерние туфли, что я на какое-то время забыла о спектакле, который разыграла перед ним. Мне стало стыдно. Он так заботлив. — Постеснялась показаться перед мамой в таком виде… — Кажется, потеряв уверенность, я произнесла это наигранно. — Не вижу в твоём состоянии ничего предрассудительного. Ты взрослая… Санс осёкся. Я тоже застыла. О чём он подумал? Наверное, в тот момент наши мысли совпали так удачно, что мы даже отвели взгляды в сторону одновременно. Я — в жаркой стыдливости. Он — в прохладном сожалении. А в его руках по-прежнему лежала моя стопа. Пальцы обвили её ласково и крепко, но, когда скелет заметил, что беспричинно держит мою ногу, тут же опустил её на мягкий ворс ковра и, прокашлявшись, проговорил: — Раз хочешь остаться здесь, то позвоню Дриимуррам, чтобы они не волновались. — Но… Ведь уже поздно! — Сказав это, я окончательно прекратила свою актёрскую деятельность. Санс же просто улыбнулся: — Малышка, ты понимаешь, что Ториэль не легла спать, зная, что ты где-то гуляешь так поздно. Прими пока душ. Я поговорю с твоей мамой и скажу, что ты со мной… «Три». В третий раз он назвал меня малышкой, но сам этого не заметил. А ещё он сказал, что я с ним. — То есть, с нами. — Санс тряхнул головой и пробормотал под нос так, что было еле слышно, словно бы он разговаривал сам с собой. — У нас с Папирусом, да. Странное предчувствие зародилось во мне. Я действовала так порывисто, необдуманно, сгоряча. Это было непривычно для меня. Но какой-то прилив надежды, смешанной со стыдом заполнил нутро, отдаваясь дрожью в похолодевших руках. Кажется, Санс испытывал то же самое. Белки его глаз вдруг почернели…