"Однажды в июне"

Неспешно шагая по узким улочкам, освещенным золотисто-красными лучами уходящего солнца, Кэролайн гнала подальше мысли о том, как «это» будет. Думать о том, «стоило» или «нет», какой окажется его реакция и что будет «после», было невыносимо. Разные варианты развития этих событий сводили ее с ума. Семь лет с последней встречи повисли незримой пропастью между ними. Было ли на самом деле все то, что произошло в день ее несостоявшейся свадьбы, или она сама все это придумала, Кэролайн уже не знала. Вампирская кровь моментально сжигала алкоголь, который она упорно вливала в себя вместо надежды, но заходить за новой порцией в очередной бар не было смысла... как и продолжать оттягивать момент истины. Ноги сами привели ее к дому с чугунными балконами, так похожему на все остальные, но особенному потому, кто жил в этой обители. Запахнув полы кардигана, Кэр глубоко вдохнула, пытаясь унять нервную дрожь, от которой тряслись не только руки, но и все ее внутренности. Поднеся пальчик к звонку, она замерла, зажмурилась, сжала ладонь в кулачок, сделала шаг назад, собираясь развернуться на каблуках, чтобы скорее убраться прочь, подальше от этого дома и его обитателей, но... судьба, как всегда, распорядилась иначе. Изумленная схожестью черт, она замерла, словно вкопанная, разглядывая лицо еще не девушки, но уже не ребенка. «Хоуп», — напомнил ей внутренний голос. Те же зеленовато-серые глаза, те же ямочки на щеках и лукавая улыбка полных губ. Без сомнений, это была дочь Клауса. — Привет! — выдавив нечто среднее между гримасой и улыбкой, поздоровалась Форбс, на ходу пытаясь придумать правдоподобную причину своего появления на пороге злосчастного дома. — Привет! — завороженно разглядывая гостью, ответила девочка, продолжая загадочно улыбаться. — Я… — «...ошиблась адресом, заблудилась, обозналась», — сотни вариантов пронеслись прежде, чем она успела ответить. — Я знаю, — опередила юная ведьма, понимающе кивая. — Ты Кэролайн. — Протянув руку вампирше, девчушка смущенно потупила взгляд, словно извиняясь за то, что знала о гостье куда больше, чем та могла себе представить. — Да... — немного растерянно выдохнула Кэр, теперь все пути отступлений были отрезаны. — Я Кэролайн. — Хоуп. Дочь... — Я знаю! — перебив ее точно так же, вампирша ласково улыбнулась, пожимая тонкую, но уверенную ладошку. — Приятно познакомиться. Я очень много о тебе слышала, — призналась долгожданная гостья. — Не верьте всему, — заговорщически подмигнув, шепнула девочка, обнажив милые ямочки на щеках. Открыв шире дверь, она крикнула в самую глубь дома: — Пап, к тебе ... — оборвав себя на полуслове, она решила сделать отцу сюрприз, который тот явно не ждал, точнее, ждал слишком долго. — Еще увидимся? — не скрывая надежды, уточнила она, поправляя сумку на хрупком плече. — Надеюсь, — неуверенно ответила Кэролайн. — Мне бы очень хотелось. — Вряд ли отец позволит вам так быстро уйти, — усмехнулась Хоуп, скользнув мимо вампирши на улицу. Заслышав тяжелые шаги главы дома, она ободряюще сжала предплечье Кэролайн. — Он по-прежнему любит вас, — шепнула она, чтобы облегчить груз, который слишком сильно давил на плечи прекрасной гостьи. — Ох, — мучительно улыбнувшись, Кэролайн закрыла глаза, чтобы на секунду собраться с мыслями. Надо было продумать заранее какую-то речь, а не просто появиться на пороге со словом "Здрасте". Открывая глаза, она уже заранее знала, что, точнее, кто окажется перед ее взором... но подготовиться к этому все равно было невозможно. Напротив нее, прижавшись плечом к открытой двери, стоял Никлаус. Они смотрели друг на друга, не шевелясь и не говоря ни слова. И Кэролайн с особым удовольствием отметила то, что химия между ними так никуда и не делась. На нем была светло-серая футболка с длинным рукавом и все тот же медальон с геральдической лилией на шее. Вьющиеся волосы восхитительно торчали в разные стороны, а серо-зеленые глаза были прикованы только к ее лицу, изучая, словно он видел его впервые. То, как стоял Клаус, сложив руки на груди, с осторожным выражением лица — не сердитым или счастливым, а именно осторожным, — напомнило ей дикого животного. Как если бы она встретила на пути величественного волка в лесу. Любое неверное движение или звук могли нарушить немеющую тишину, и тогда неизвестно, чем все закончится. Спугнет его это или же, наоборот, заставит наброситься? — Привет, — не придумав ничего лучше, произнесла она тихим от волнения голосом. Это действительно происходило. Он не ответил, заставив ее еще больше нервничать, и даже улыбка, медленно растянувшаяся по его лицу, выглядела совершенно не успокаивающе. — Может, пригласишь меня войти, или так и будем стоять в дверях? — не выдержав его молчания, раздраженно выпалила она. — Прости, — усмехнулся он, открывая дверь шире и освобождая проход. — Я думал, что мне это снится. Но, видимо, нет, — не скрывая сарказма, чтобы еще больше поддеть и без того взвинченную любимую, добавил он. — Добро пожаловать в мой дом. Сжимая в руках небольшую дорожную сумку, она сделала шаг и оказалась слишком близко, чувствуя, как он весь напрягся. Дверь позади нее хлопнула так сильно, что Кэролайн невольно вздрогнула, подпрыгнув на месте. Что это было? Повернувшись лицом к мужчине, который вызывал в ней бурю эмоций, она ожидала что угодно, но только не чувства неловкости, которое обоюдно сковало их своими объятиями. Его взгляд упал вниз, и от этого она ощутила себя совсем потерянной. Пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить себя с гордостью двигаться дальше, а не бежать в слезах прочь, подальше от несбывшихся мечт. Ее тело сопротивлялось, но она делала шаг за шагом, пока не оказалась в самом центре жилища Короля Нового Орлеана. — Ты надолго? — немного небрежно, но осторожно спросил он, рассматривая ту малость, что она взяла с собой в качестве багажа, словно вообще не собиралась оставаться и была лишь проездом. — Пока не решила, — честно призналась Кэр, оборачиваясь на звук его голоса. Он по-прежнему не смотрел ей в глаза, стараясь найти нечто увлекательное в трещинках на каменной плитке. Кэролайн была уверена, что при встрече они станут сдирать друг с друга одежду, но вместо этого... Он лишь вздохнул, согласно кивая. — У меня кое-какие дела в Орлеане, я просто зашла... повидаться, — вдруг начала оправдываться она, придумывая на ходу какую-то совершенно дурацкую причину своего визита. — Хотела узнать, может быть, Хоуп будет интересно у нас в школе. — У нее хорошие учителя, — отрезал Никлаус. Это явно была не та тема, которую он собирался обсуждать. — Позволь предложить тебе комнату в моем доме? — неожиданно спросил он, впервые за все это время взглянув ей в глаза. — Не хочу стеснять тебя. Я остановлюсь в отеле, — вздернув острый подбородок, гордо заявила она, не желая принимать от него жалость. — Я настаиваю, — сделав шаг в ее сторону, но останавливая себя, чтобы не спугнуть гостью напором, произнес он, глядя на нее с нескрываемой болью. — Не стоит, — отмахнулась Кэр, отворачиваясь, чтоб не расплакаться от обиды. Чего она ждала? Горячих объятий и поцелуев? Реальность была сурова, преподнеся ей несмелые взгляды, неловкость и чувство, что она незваный гость в этом доме. — Пожалуйста, — продолжал настаивать он. — Ты дорогой гость для меня... и это самое малое, что я могу для тебя сделать. — Приблизившись почти вплотную, но так и не рискнув дотронуться до нее, он, шумно вдыхая, коснулся лицом шелка волос, водопадом спадающих с хрупких плеч. — Хорошо, — не скрывая своей неохоты, тихо шепнула она, соглашаясь лишь для того, чтобы скорее закончить эту пытку. Спрятаться в комнате не самый плохой вариант, пусть и в одном доме с тем, от кого сердце выкручивало наизнанку. — Я провожу, — с благодарностью в голосе он взял из ее рук дорожную сумку, стараясь не соприкасаться с тонкими пальцами, судорожно сжимавшими кожаную ручку. Дом, как никто, отражал характер своего хозяина. Он был мрачен, хоть проблески уходящего солнца и пробивались сквозь листья деревьев, расписывая потрескавшиеся стены словно кружевом. Слишком большой, слишком пустой, пугающий своей тишиной и спокойствием. Одинокий… или, возможно, покинутый? — Твоя комната. — Отпирая тяжелую дверь в конце второго этажа, он, как истинный джентльмен, позволил даме пройти первой. — Мило, — оглядев теплого шоколадного цвета стены и чуть темнее шторы и мебель, Кэролайн вежливо улыбнулась, на что Ник прыснул со смеху. Это можно было назвать как угодно, но точно не мило, и они оба знали об этом. — Рад, что тебе нравится, — все так же лукаво улыбаясь, добавил он, опустив сумку рядом с кроватью. — Я попрошу Магду принести тебе постельное белье. — Магда? — нахмурив идеальные брови, уточнила Кэролайн. Может, все дело в этом. Кто такая Магда и почему она живет вместе с первородным? — Мою... — мучительно медля с ответом, он сводил свою ревнивую бестию с ума. «Пассию, рабыню, любовницу?» — Домработницу, — словно прочитав все мысли любимой блондинки, он широко улыбнулся, обнажая очаровательные ямочки на щеках. — Домработница... — повторила за ним Кэролайн, словно не веря, что у Клауса может быть ДОМРАБОТНИЦА. Она сразу представила молодую, горячую смертную, из которой он по вечерам сосет кровь, а та его... «Ага, домработница, как же!» — подумала она. — Спасибо, — вежливо кивнула она, присаживаясь на мягкую кровать, будто устала. — Располагайся, я позову тебя к ужину. — Совершенно не желая уходить, он продолжал смотреть на нее, словно все это и вправду было сном: он, она, долгожданная встреча и дикая нелепость всей ситуации. Он совсем не так представлял себе эту встречу. В какой момент все пошло не так, и... Зачем она здесь, если совершенно не хочет этого? Оставив возлюбленную наедине со своими мыслями, он неслышно закрыл за собой дверь, позволяя внутреннему зверю проявить свое истинное лицо. Никлаусу требовалось срочно убраться из дома, необходимость выпустить альтер эго толкала его наружу. *** Для романтического ужина стол оказался слишком длинным. Сидя напротив все еще любимого мужчины, Кэролайн с грустью осознавала, что расстояние между ними куда больше этого обеденного стола. За ним могло поместиться не меньше 12 персон, и от этого он походил на Циндоский мост между ними. И даже приглушенный свет, тихая музыка и изысканные блюда не могли спасти от напряжения, которое витало в воздухе вместе с запахом белых лилий. Разговор не ладился, и Кэролайн решила воспользоваться тактикой Клауса: ковырять в тарелке и не смотреть в глаза. Она поднимала голову только для того, чтобы отблагодарить Магду, которая и вправду оказалась милой женщиной лет семидесяти и являлась не только домработницей Короля, но и няней Хоуп, когда та была еще совсем маленькой. Разложив на составляющие тартар из отборной говядины, Кэролайн наконец-то догадалась, что за угнетающее чувство беспокоило ее все это время, пока они сидели за столом. Он смотрел на нее. Пока она старалась делать вид, что увлечена ужином, так и не положив в рот ни единого кусочка из тех изысков, что были предложены, он самым наглым образом сканировал ее, разглядывая словно под микроскопом. — Зря надеешься, что я вспыхну синим пламенем, если ты и дальше будешь пытаться испепелить меня взглядом. — Отложив столовые приборы, любимая скучающе подперла подбородок руками, проложив взглядом дорожку от подрагивающей свечи на своей половине стола до чувственных губ в обрамлении рыжеватой щетины. Стоило ей коснуться их холодом глаз, как они ответили ей теплой улыбкой. В этом и был весь Никлаус — сотканным из противоречий. Только ему удавалось выглядеть так чертовски пугающе улыбающимся. — Ох, милая... Кэролйн вздрогнула, сделав резкий вдох и до боли сжав кулаки от того, какое воздействие оказывало это простое слово, которым он так любил называть ее — «милая». — Боюсь, один мой взгляд не растопит твои льды, — закончил он, пригубив бокал вина, но так и не отведя взгляда. — Ну, извини, что с порога не бросилась целовать тебе ноги. — «Каков наглец!» — думала она, язвительно улыбаясь. — Видимо, ты спутал меня с одной из своих наложниц! — Раздраженно скомкав салфетку, что покоилась на коленях, и бросив ее на стол, Кэролайн уже готова была устроить скандал. Это заявление подействовало оживляюще, разжигая в ней настоящее пламя негодования. Можно подумать, его прием был куда горячее! Если он и вправду так думал, то она собиралась рассказать свою версию происходящего. Выпрямив спину, чтобы казаться более убедительной во время того, как разложит его по частям, Кэролайн открыла рот, но не издала ни звука. Указательный палец Никлауса взмыл вверх, проложив диагональ на полных губах. Этот взгляд, скрывающий за собой тонны боли, говорил о том, что лучше бы ей замолчать. — Извините, что прерываю, — застенчиво переминаясь с ноги на ногу, в дверях показалась Хоуп. — Я забыла свои гримуары, — виновато улыбнулась она. — Фрея учит тебя превращать парней в жаб? — исполненным удивительной нежностью голосом спросил Никлаус, вставая из-за стола, чтобы передать дочери книгу с заклинаниями. Хоуп насмешливо хмыкнула, показательно закатив серо-зеленые глаза: — Нет, папа, ты же учил не обижать слабых. — Что, ни одного достойного парня? — удивилась Кэролайн, разглядывая схожесть непослушных русых волос и лукавство взглядов, которыми эти двое обменивались, понимая друг друга без слов. — На самом деле все просто ужасно. В моем возрасте они ведут себя как полнейшие идиоты, — пожаловалась юная "принцесса", забирая из рук отца гримуары. — Не хочу огорчать тебя, — вздохнула Кэролайн, потупив свои смеющиеся глаза, — но привычка вести себя таким образом остается у них навсегда. Попытка сказать Клаусу, что он ведет себя как идиот, удалась, было трудно не догадаться, кого именно она имела в виду, так саркастично улыбаясь в ответ на его усмешку. — И женщины тоже не брезгуют использовать подобное поведение, — мягко проговорил он, будто бы это не было камнем в огород любимой вампирши. Очертив большим пальцем подбородок дочери, он ласково ущипнул ее за нос: — Любовь делает из нас идиотов, это факт, — не глядя на гостью, тихо произнес он, будто делился с дочерью очень важным секретом. — Когда мы влюбляемся, чувства завладевают разумом и становится сложно здраво мыслить и рассуждать. А поведение вообще оставляет желать лучшего. — Он вздохнул и все-таки взглянул на Кэролайн, внимательно слушающую его. — Именно тех, кого безмерно любим, мы обижаем чаще всего. Потом, оставшись наедине с собой, мы, конечно же, распинаем себя за то, что поступили так с самыми дорогими и любимыми, но при следующей встрече все равно выкидываем нечто подобное. Я не знаю, откуда берется эта дурь и что с этим делать! — честно признался он, вернув свое внимание дочери. — Но могу сказать одно: если тебе дороги покой и свобода... держи сердце подальше от амура. — Не слушай своего отца, Хоуп, — перебила Кэролайн, поднимаясь со стула. — Может, любовь и делает нас идиотами, но только благодаря ей мы по-прежнему остаемся людьми... — Печально улыбнувшись девочке, которая явно не понимала, что происходит, гостья извинилась, прежде чем удалиться в свою комнату. Все эти признания были словно солью по ранам, и Форбс уже сто раз пожалела, что согласилась остаться в треклятом доме Никлауса Майклсона. Она слышала, как ушла Хоуп, как Магда перемыла посуду и распрощалась с хозяином, слышала, как Клаус поднялся на второй этаж, но так и не постучал в двери ее комнаты. Он постоял у порога и спустился обратно, так и не сказав ей ни слова, так и оставив ее наедине со своими мыслями, что, как известно, всегда чревато последствиями. Когда стрелки часов перевалили за полночь, Кэролайн вскочила с кровати, с твердым намерением разобраться со всем этим раз и навсегда. Найти Клауса в огромном доме было не сложно, стоило задержать дыхание и прислушаться, как она сразу определила, где он. Бесшумно спустившись босиком по лестнице, она оказалась перед коваными воротами, ведущими в таинственное помещение в самой дальней части дома. Оттуда доносился запах дерева, бурбона и чего-то еще... густого, смолистого. Мастерская — вот где коротал свои дни и ночи самый опасный хищник в мире. Пропитанная мягким светом и ночным воздухом комната больше напоминала склад, чем галерею. Художественный хаос, царивший вокруг, отражал сумбур в душе мастера, безумие, которое овладевало им... его демонов... королевой которых являлась сама Кэролайн. Ее портретами были заставлены все стены. Маленькие и большие, в полный рост и лишь профиль, мрачные и сотканные из света... Были и другие картины: абстракции и пейзажи, но крайней степенью его безумия была именно она. Немного отойдя от ступора, Кэролайн ощутила прохладу ночи, кутаясь в тонкий пеньюар, лизавший ей пятки, но при этом едва скрывающий под собой прекрасное тело. — Ты знала, что красный — мой любимый цвет? — выдернув полуночную гостью из раздумий, спросил Никлаус, макнув кисточку в тот же оттенок, что и цвет ее пеньюара. — Нет. — Замирая под тяжестью пристальных глаз, она скрестила руки, чтобы прикрыть обнаженную грудь, что царапала полупрозрачный шифон, от холода, который бежал по молочно-восковой коже. — Он означает так много... — Склонив голову набок, Клаус коснулся взглядом босых ступней, обжигая возлюбленную, словно пламенем. — Смелость, — поднимаясь от тонких щиколоток до изящных колен, произнес он, вызывая в них дрожь. — Страсть, — очертив сладостно округлые бедра, он закусил нижнюю губу, шумно вдыхая. — Похоть! — прошипел он на выдохе, прикасаясь к самому сокровенному и заставляя все ее внутренности сжаться в болезненном приступе пустоты там, куда он бестыже смотрел. — Страх... — Скользнув острым, как лезвие, взглядом по плоскому животу, Никлаус сорвал с губ возлюбленной тихий стон, продолжая терзать ее тело. — Боль... — Наблюдая за тем, как бледные руки сжали грудную клетку, он скривился, будто его боль была куда сильнее, чем та, которую он причинял. — И... ярая ненависть! — закончил он, встречая черную бездну некогда небесно-голубых глаз. — Ты забыл самое главное, — нервно сглотнув ком, застрявший в горле, хриплым от возбуждения голосом отозвалась Кэролайн. Адреналин плескался по венам, даруя немыслимую храбрость. Сейчас или никогда. — Он означает — любовь! — смело заявила она. Клаус провел рукой по волосам, уводя взгляд, что удерживал все это время на одной-единственной, той самой, чьи копии заполняли пустоту в его темной душе. — Это опасная тема! Не стоит ее касаться, Кэролайн, — предостерег он, возвращая свое внимание к ее посветлевшим глазам. — Зря я позволил тебе остаться. Ответ был словно пощечина. — Просто признай, что не готов к этому! — Откинув мольберт, что стоял между ними, она в порыве той самой ярости стиснула Никлаусу горло. — Признай, черт тебя дери, что, как только дошло до дела, ты испугался! Моя любовь пугает тебя! Моя близость! Ты не готов к этому. Его взгляд наполнился пугающими оттенками, вены на шее вздулись, и Кэролайн могла поклясться, что он собирался зарычать. — Еще слово... — больно сжимая тонкие запястья, Клаус убрал ее руки со своего горла, заведя их за спину, чтобы быть как можно ближе к безумной вампирше. — ...и ты останешься здесь навсегда! — предупредил он, коснувшись кончиком носа ее лица. — Ты не сделаешь мне больно, — голос выдал ее неуверенность в этих словах, срываясь на шепот. — Ты правда так думаешь? — Лукаво прищурив глаза, Никлаус зловеще улыбнулся. — Ты... моральный урод! Ты — калека! — выпалила она, уже не скрывая слез и отвращения. — Мне жаль тебя, потому что коротать свои несчастные дни тебе придется одному, в своей гребаной вечности. Мужчина, одно имя которого внушало страх, на деле оказался мальчишкой, который не боится смерти, но боится одиночества и любви! — Ты злишься, — констатировал он. — Это нормально. Только нет смысла жалеть того, кто сам никогда не испытывал жалости! Я хочу, чтобы ты ненавидела меня! Всем сердцем, всем своим существом! — прогремел Никлаус. Эта близость, тепло его кожи, запах свежести леса и мускуса — все это было слишком. Не в силах бороться с притяжением, которое испытывала к самому жуткому монстру, Кэролайн отвела взгляд. Она не могла дать ему то, что он просил. Не могла ненавидеть. — Не отворачивайся от меня, Кэролайн! — приказал он. — Я хочу видеть это в твоих глазах! — Не могу, — дрожащими губами беззвучно прошептала она. — Что мне еще сделать такого ужасного, чтобы ты наконец-то сказала это? — срываясь на крик, выплюнул он ей прямо в лицо, заставляя любимую съежиться и зажмуриться под натиском. Стараясь не расплакаться, она несколько раз глубоко вдохнула, а затем открыла глаза, полные смелости и отчаяния: — Не знаю, как ты будешь жить с этим... — отпуская признание, словно птицу на волю, она прикоснулась тонкими пальцами к щетинистым щекам, скрывающим любимые ямочки, — ...но я люблю тебя! Подушечками пальцев она ощутила, как он сжал зубы: — Зря ты это сказала, — не выражая ровным счетом ничего, напряженно выдохнул Никлаус. Кэролайн качнулась на пятках от пристального взгляда, разжигающего в ее душе пожар, а от того, как интенсивно бархатно прозвучал его голос в следующую секунду, земля ушла из-под ног. — Я больше никогда не отпущу тебя, — до боли сжимая осиную талию мозолистыми руками, заявил он, заставляя любимую прочувствовать этот момент и смысл его слов, всем телом — до кончиков пальцев ног. Грубые и обжигающие губы накрыли ее поцелуем, и Кэролайн тихо всхлипнула, притягивая любимое лицо еще сильнее, прежде чем раствориться в нем. Этот поцелуй говорил ей о том, чего он так боялся сказать вслух. Теплые губы и язык посылали электрические заряды по телу, завязываясь тугими узлами внизу живота. Он целовал ее с настойчивостью, рожденной самым нестабильным чувством: яростью. Она знала природу этого чувства, вызванного страхом, поэтому принимала все, что он мог дать ей сейчас, в эту минуту. Направляя любимую, заставляя ее отступать назад, пока она не споткнется о край кушетки, Клаус покрывал ее губы, лицо, шею алчными и жаждущими поцелуями. От прикосновения его шершавых ладоней, пробирающихся под полы пеньюара, ее тело покрылось мурашками, вызывая волны экстаза, а когда он снял этот сумасшедший наряд, скрывающий хрупкое тело, она уже тяжело дышала. Никлаус позволил снять с себя испачканную красками футболку, но остановил любимую, когда та, расправившись с ремнем, попыталась проделать то же самое с брюками. Вместо этого он поцеловал Кэролайн так, словно у них в запасе была целая вечность. Горячий язык прошелся по ее губам бархатной лаской, в то время как пальцы властно сжимали упругую плоть, оставляя на жемчужно-белом теле отпечатки краски и крови. — Повтори еще раз то, что сказала! — тяжело дыша, попросил он в едва сдерживаемом порыве. — Я люблю тебя, — с той же легкостью повторила она, улыбаясь тому, как же приятно, оказывается, просто произносить эти слова. Ник зарычал, сделал рывок и накрыл собой ее тело. — Еще раз! — потребовал он, склоняя голову к высокой груди и втягивая мягкий шелк плоти глубоко в рот. — Люблю тебя! — вскрикнула она, сходя с ума от желания, которое он вызывал, лаская ее. Вздрагивая от желания взять возлюбленную, Никлаус заставил себя быть нежным и терпеливым, исследуя трепещущее тело, лаская каждый изгиб, талию, бедра, округлые ягодицы. Кэролайн трясло от нетерпения, когда его сильные руки принялись ласкать и изучать ее тело, неспешно, неторопливо, словно все, что происходило сейчас, было у них впервые. Ох, его руки... она и не знала, какую власть они имели над ней. Сгорая от страсти и желания, Кэролайн прижимала любимого все крепче к себе, пока искусные пальцы Никлауса спускались все ниже и ниже, оставляя за собой огненный след. Стоило им добраться до сосредоточия влажного жара, она изогнулась, задыхаясь от жажды, огня, ощущений. Клаус знал, чего возлюбленная на самом деле желала, но сопротивлялся стремлению уступить ей, подмять под себя. Борясь из последних сил, он чуть слышно простонал, снова взяв себя в руки. Приникнув к сладким губам, Ник выпил ее вскрик, когда один его палец скользнул в самую сердцевину дрожащего тела. Сладкий нектар обволок его пальцы обжигающим призывом, испытуя и без того хрупкую сдержанность. Снова и снова проникая в уют ее лона, терзая себя, он понимал, что терпение на исходе. Клаус не мог больше ждать. Она была такой горячей, такой жаждущей! — Скажи это еще раз, — обжигая дыханием нежную кожу, прохрипел он ей в шею. Кэролайн ощутила, как мощные руки сомкнулись вокруг нее, прижимая к мускулистому телу, и заключили в тесные объятия. Она лежала под ним, окруженная его силой. Раньше уязвимость пугала ее, но теперь, здесь, она была в безопасности и чувствовала себя по-настоящему защищенной. — Люблю! Его тело немного приподнялось, ослабив давление, а губы коснулись ее щеки легче перышка. Требовательное давление его жаждущей мощи вынудило ее в отчаянной мольбе прижаться еще ближе. Шепча самые сладкие слова, Клаус обрушился на искусанные в нетерпении губы и вошел глубоко в лоно. Его сила и тепло окутывали Кэролайн, защищали внутри и снаружи. Ослепляющее наслаждение пронзило ее, когда он просунул руку под бедра, притягивая ее к себе, чтобы погрузиться еще глубже. Любимая ахнула от восторга, когда он наконец полностью овладел ей. Никлаус задержался в этом положении всего на секунду, чтобы впитать ее стон, а затем начал двигаться ритмично и мощно, расплавляя каждую клеточку жаждущего тела. Она умирала, готовая взорваться, взлететь ввысь, когда он замедлился, но только для того, чтобы пронзить еще сильнее и глубже. Подведя к самому краю, где наслаждение граничит с агонией, Клаус беспощадно удерживал ее там, пока она не сломалась и не рассыпалась на осколки. Проснувшись от лучей солнца, играющих бликами на лице, Ник осторожно зарылся носом в белое облако волос, пахнущее жасмином и жимолостью. Ее расслабленное тело прижималось к нему всеми впадинками и выпуклостями, словно было вылито специально для него. Фарфоровая рука лежала на его животе, атласные ноги переплетались с его ногами, нежная щека касалась груди там, где билось горячее первородное сердце, а дыхание тихо ласкало кожу. Наблюдая за ней, ощущая любимую каждой частью своего естества, он все отчетливее понимал, что еще никогда и ни с кем не испытывал подобного. И возможно, не будь он таким циничным и закаленным болью, то смог бы сказать то, чего она так ждала. Те слова, что с такой легкостью дарила ему, словно благословение. Ощутив легкий вздох и несмелое движение, он предотвратил попытку Кэрлайн убрать свою руку, прижав ее к своей груди. — Доброе утро! — очаровывая ее своими ямочками, промурлыкал он, не скрывая желания. — Серьезно? — усмехнулась любимая, приподнимаясь на локте, чтобы лучше видеть. — Вчера ты хотел выгнать меня, орал о том, что я должна тебя ненавидеть, а сегодня «доброе утро»? Перекинув ногу через его бедра, она села верхом, прикрыв грудь покрывалом, чем насмешила избранника. — Скажем так... — запнулся Никлаус, окинув ее обнаженные плечи и ноги взглядом, — мы не с того начали, — констатировал он. Ответом был совершенно неподобающий для леди жест, отчего уголок его рта вновь приподнялся в усмешке. — Я приехала к тебе! Пусть и спустя долгое время с нашей последней встречи, но я сдержала обещание. — Ты сказала, что приехала по делам! — парировал он. — И ты поверил! — ответила Кэролайн, окончательно обескуражив гибрида. — Ладно, — сдалась она. — Я боялась, что твои чувства ко мне изменились, и не хотела выглядеть дурой, если вдруг у тебя вновь появился друг... — Она замялась, виновато потупив глаза. — Вроде Ками. Это имя заставило его зажмуриться, как от удара. Кэролайн уже хотела извиниться за то, что напомнила о болезненных воспоминаниях, но он не дал ей такой возможности. — Никто и никогда не заменит мне тебя. Ласковая улыбка, окрасившая ее уста, смягчила суровое выражение его лица. — Сколько бы времени не прошло с нашей встречи!