Дрянь

      Прохладный ветер хлестал по щекам, не давая потерять бдительность или просто забыться хоть на мгновение, а Петра щурилась, слезящиеся глаза болели, и она совсем ничего не видела, но знала: впереди пала Мария, чудовища оказались внутри, а страх — слово, вызывающее у разведчиков теперь лишь нервный смех, — пожалуй, уже (или только пока) поутих.       Она вспоминала холод весенней воды, когда спускаешься к реке по ледяному песку босиком и падаешь в студеную воду. Ривай там был. Толкнул ее, трясущуюся, и словно взрыв раздался — так зашумела плещущаяся вода. Где-то далеко послышалось громыхание, и даже тонкая полоса молнии сверкнула среди фиолетовых жутких туч, напоминающих нити плесени. Ноги, руки свело, она вынырнула, задыхаясь, — воздух грел, дождь начал накрапывать, разбавляя речное течение своими острыми ударами, будто гвозди вбивали, но с особенными размеренностью и точностью. Белая маечка липла к худому телу — бока у девчонки в синяках и ссадинах, так что даже одно большое синюшное пятно с красным и желтым вперемешку просвечивалось сквозь тонкость ткани; дыхание сбилось, но строгий рубленный голос Ривая — приказ нырять снова и снова — словно пощечины одна за одной. Петра запрокидывала голову, часто моргая, глаза ее стали красными от попавшей в них воды, ресницы слиплись и потяжелели, она уже ничего совсем не понимала.       Ривай выдернул ее из реки за шкирку, как слабого болезненного котенка. Рал только вдыхала ртом, ее грудная клетка содрогалась, а пелена воды перед глазами стала почти белой — как небо на светлой стороне, еще ненаэлектризованной и претворяющейся чистой. Трясущаяся маленькая Петра, бледная, вечно недоедающая Петра, тонущая в своей доброте, тоненькая и слабая, непонятно что забывшая здесь Петра Рал… Ее мокрые волосы, с которых текло струями, медленно начали подсыхать, и вокруг головы возник пышный вьющийся ореол.       Она сжалась, нахмурилась и как-то неосознанно сделала шаг вперед, останавливаясь в сантиметре от Ривая в поисках тепла. Мужчина, положив Рал руку на лопатки, подтолкнул ее к себе, не боясь вымокнуть; одежда сразу впитала воду. Стояли лишь мгновение: прерывистое дыхание приходящей в себя Петры напоминало: ее немедленно нужно отвести в штаб.       Ривай отодвинулся, резкими движениями тонких пальцев начал расстегивать свою рубашку, снял и в тот же миг легко сдернул с Петры майку, совсем остывшую, ледяную, и принялся грубо растирать девушку той рубашкой, дабы хоть как-то согреть. А Рал с каждой минутой казалась все меньше и меньше: ежилась, цеплялась руками за его плечи и топталась на месте, пальцами ног сжимая острые стрелы травы.       Закончив, отдал Петре форму прежде, чем она до конца осознала произошедшее. Отвернулся, сухо процедив «быстрее», и стал подбирать брошенные мокрые вещи, совсем не ощущая холода, в отличие от рядовой. А она в это время судорожно одевалась, все еще тяжело дыша и панически наблюдая за командиром — лишь бы не повернулся (впрочем, уже все видел) — тряслась, суетливо пытаясь натянуть брюки на влажные ноги, обувалась, забыв о портянках, едва ли не падала, так неуклюже и позорно, с такими светлыми, исключительно девичьими мыслями, мол он явно не в восторге от нее, от такой вот нее.       Но Риваю было плевать. Он поступил так, как считал нужным. Так, как умел. Все ломались после первых потерь, все страдали, но Петра важна и обязана остаться живой, самоотверженной и сильной. Командир знал: она сильная, только Рал этого пока не поняла, однако поймет, если успеет. Если успеет.       Темные глаза сверкнули раздраженно, но снисходительно, и тонкие губы дрогнули в нетерпении.       — Ты закончила? — спросил Аккерман, на что получил еле слышное из-за разгулявшегося ветра неуверенное «да». — Идем.       Кожа Петры была ледяной, но щеки запунцовели: естественно, ей стало стыдно, так как она вылетела из реальности на целую неделю. Не помнила, с кем говорила, о ком болело ее сердце, не помнила саму себя. И теперь слезы полились одна за одной от переизбытка эмоций — словно бессердечному вдруг возвратили все чувства. Но Рал стоически молчала, сжимая руки в кулаки, и смотрела в глаза Риваю, который выжидающе щурился, чуть вздернув подбородок. Петра сильная. Он знал. Он ощущал. Даже сейчас. Просто ей потребовалась неотложная помощь, как и ему когда-то.       — Простите… простите, сэр, — рядовая открыла рот, а Аккерман вдруг схватил ее за плечи, развернул и потащил вперед, придерживая одной рукой. Грубо, размеренно, по-армейски, но с такой заботой, о которой Петра не смела и мечтать.       — Не заставляй меня больше скидывать тебя в реку, Рал. И не говори, мол такого не повторится. Я тебя знаю.       — Если повторится, я буду нырять сама.       Ривай дернул уголком губ чуть вверх, едва заметно, и невесело хмыкнул, но все же довольно: Петра все понимала без лишних слов. Петра сильная. Но… зря Петра пошла в Разведку.       — Простите, сэр.       — За человечность?       — За крайность.       Он промолчал. Ясно — ни о какой злобе речи и не шло.       Поднявшийся неожиданно ураган, подхвативший листья с земли, толкал идущих назад, предлагая лететь, но они отказывались. Аккерман не выпускал Петру, тесно сжимал плечо, хмуро глядя перед собой, а девушка ощущала грозовое тепло, покрываясь испариной. От сладкого запаха трав безумно клонило в сон. А, может быть, она даже заснула на ходу, поскольку не помнила, как оказалась в своей комнате, слишком тепло укрытая, разгоряченная, но все еще ледяная. Когда очнулась стало так… спокойно.       Когда Петра боялась, она вспоминала эти события. Самый показательный урок, самый лучший, когда не нужно ничего слушать для того, чтобы все понять.       Ривай всегда был с ней терпелив, порой даже слишком. Прокручивая в голове некоторые моменты прошлого, Петра думала: командиру следовало просто потаскать ее за шкирку по штабу или заставить работать за двоих, но он, хоть и грубо, но терпел. Впрочем, он всех терпел. А Рал… Рал благодарна его подходу, ведь именно так из юных домашних девочек получаются как минимум неплохие солдаты. Раз она, какая-то Петра из Хлорбы, вошла в элитный отряд Аккермана, значит, не зря вовсе он с ней возился так долго…       Впереди виднелась разрушенная стена, слышались крики, заглушаемые ревом титанов. Ощущение приближения к аду, не покидало Петру. Впрочем, так и было: ад, где бушевали голодные демоны, готовые разорвать, впереди. И нет такого места на Земле, о котором можно говорить как о безопасном. Рал никогда не считала стены защитой, но и не представляла, как они могут пасть, а они таки пали пять лет назад. Теперь это повторилось. Человечество в целом переживет еще одно нападение, но вот малая его часть — солдаты, разведчики, все те, кто бежали сегодня в самое пекло, оставались более чем уязвимыми, несмотря на мастерство многих. Несмотря на Ривая. Черт…       А у Петры болело за Ривая, и она ничего не могла с собой поделать.       Вообще, если прова́лятся (они все), то жди беды: будет много боли, крови и слез. Но рядовая научилась верить в товарищей и даже в недругов, потому как все находились в одной лодке с общей целью — выжить в этой чудовищной, страшной войне.       «Смотри за собой», — пронеслось неожиданно в мыслях, и девушка вздрогнула: разведчики оказались в пределах стен. Только теперь эти столь дорогие людям стены больше никого не могли защитить. Да, пала пока лишь Мария, но с ней вместе не стало и веры во все. У Петры осталась лишь надежда. Надежда на саму себя. Ну и еще доверие к тем, кто, если вдруг повезет, окажется рядом.       Рал ощутила невнятный отдаленный страх, но больше жуткость, подавляющую всякую способность брать себя под контроль. Грязное чувство тяжестью затесалось в конечностях, плотно окольцовывая кости, грузом опускаясь на грудную клетку, заставляя дышать хрипло и тяжело. Здесь происходило нечто неописуемое: гортанные крики, стоны, полные безумия (они хорошо слышались еще на расстоянии от стен, а теперь повергали в ужас в несколько раз сильнее, ведь рядовая оказалась в эпицентре событий). Зажмурилась, резко распахнула глаза. Все плыло, а мертвый запах крови, особенно сильный в некоторых местах, вызывал приступы рвоты.        Рал осмотрелась: место просто кишело титанами и каждый из них выслеживал жертв меж домами, топчась по уже разорванным и изувеченным телам. Некоторые из чудовищ заметили новоприбывших, поэтому был отдан приказ рассредоточиться. Петра повернула за своим отрядом, который возглавлял Аккерман, но тот быстро оставил лошадь и, воспользовавшись приводом, переместился на крышу одного из домов, оставаясь позади: его вызвал кто-то, Петра не видела.       — Поможем гражданским эвакуироваться, — через плечо бросил Эрд, взявший теперь ответственность за их команду. — Переходим на приводы, так быстрее доберемся до центра.       Девушка кивнула, пожалуй, сама себе, после чего обнажила клинки. Придется здорово постараться, чтобы расчистить путь к площади. Взмыв в воздух, Петра увидела огромное количество людей, отрезанных от Розы титанами или разрушенными домами. Трост превратился в нечто неописуемое: раскрошенные камни валялись повсюду, сохранившихся в целости зданий осталось поистине мало, остальные же либо превратились в груду острых обломков, либо накренились, едва не обрушиваясь со страшным грохотом. Мосты и лестницы не уцелели, чернозем будто перекопали. Песок поднимался ввысь огромными клубами, а усиливающийся ветер только ухудшал ситуацию: облака пыли летели на людей, лишая тех зрения. Трост утопал в крови и песчаном ветре, а временами наступала гробовая тишина, словно все уже давно остановилось…       Петра стремительно двигалась вперед, не отставая от Эрда. За ней мчались Ауро и Гюнтер. И все молчали. Находиться внутри урагана было намного легче, чем предвкушать попадание в него, поскольку создавалось ложное ощущение полного контроля над ситуацией. Сильный порыв ветра заставил всех опуститься на крышу, закрывая лица руками: песок, листья, мелкие камни — все полетело на разведчиков резкой и грубой волной, но быстро прекратилось, поэтому стало возможно продолжать путь.       Рал казалось, будто они с командой двигаются уже битый час, но на самом деле прошло лишь несколько минут. За это время они обзавелись несколькими преследователями в лице титанов, и ими сразу же занялись Гюнтер и Ауро. Центр виделся хорошо, особенно после того, как ветер поутих, а посему бойцы ускорились. Петра полетела за Эрдом; они приземлились на крыше невысокого, наполовину разрушенного домика, осматриваясь и понимая: ситуация практически безысходная.       — Там от домов ничего не осталось. Камни отрезали гражданских от прохода, — Джин сощурился, закрываясь рукой от солнца, а потом обернулся, пытаясь найти Ауро и Гюнтера. Благо они были в порядке и занимались оставшимися в этой части Троста двоими титанами. Остальные твари же наступали с боков. — Я зайду справа, ты слева.       — Осторожнее, — согласилась девушка, взмывая в воздух, и рванула вперед с бешеной скоростью, на ходу разделываясь с одним из чудовищ.       Людей в центре осталось человек пятьдесят навскидку. Уберечь стольких не представлялось возможным, однако следовало попытаться спасти хоть кого-то, попутно расчищая город. Наверняка вышестоящие уже что-то планировали, но Петра не знала ни о каких планах, поэтому доверяла лишь собственным глазам: огромная дыра в стене напоминала сквозную рану, из которой хлестала кровь (здесь — титаны). Разведчики убивали одного, но в Трост входило еще трое, поэтому катастрофа, казалось, не имела границ. Рал приказала себе не оглядываться и не настраиваться ни на какой исход. Просто делать свое дело. Но сперва встряхнуться.       Когда рядовая боролась, она не смотрела на происходящее вокруг: из-за огромной скорости картинка мелькала и едва выходило следить за дорогой, уворачиваться от огромных рук, норовящих растерзать. Чудовища казались такими медленными, сонными, но на самом деле попасться им было очень легко, поэтому полностью терять страх не стоило.       Из-за собственного тяжелого дыхания и свистящего ветра в ушах Рал ничего не слышала. Острые клинки дымились, но не успевала испариться и первая порция крови, как появлялась новая. Петра резала. Ровно, неровно — она не знала и не задумывалась. Главное, огромные туши падали на землю, сшибая своими телами дома, и с каждой секундой сильнее начинало казаться, будто спасение уже никогда не придет.       Однако последний титан, который находился поблизости, сдох, поэтому девушка смогла опуститься на крышу и отдышаться. Сильно кололо в боку. Она никогда еще не убивала столько чудовищ за раз и в одиночку, но ни времени, ни желания гордиться собой не было. Петра понимала, что нужно взять себя в руки и найти ребят из отряда, объединиться и увести людей. Присмотревшись, вдалеке она увидела Ауро, который, по всей видимости, высматривал ее. Они махнули друг другу руками.       Рал довольно выдохнула: ее не занесло далеко от нужного места. Сильнее сжала клинки, собираясь уже выпустить тросы, однако резкий грохот сзади заставил ее обернуться и притормозить: приближался аномальный титан, рассмотреть толково которого не выходило — мешал песок, поднявшийся в воздух из-за невероятной скорости, которую развило это чудовище.       Краем глаза Петра заметила направляющегося к ней Ауро, но смиренно ждать спасения — глупо, поэтому девушка сманеврировала в сторону, иначе бы монстр, которого занесло из-за бега, сшиб ее просто случайно, даже не с целью сожрать. Рядовая взлетела, выпуская тросы, но это не сыграло ей на руку, так как титан схватил один провод и рванул на себя, и с Рал едва не слетел пояс с экипировкой: порвались некоторые ремни, поэтому устройство пространственного маневрирования больше не сидело плотно. Риск его потерять был невероятно велик: любое лишнее движение могло привести к полному разрыву главных скрепляющих ремней. За ту короткую секунду, что девушка в стремительном падении приближалась к открытому рту титана, она успела оценить степень повреждения привода, но не сообразить, как избежать гибели. В любом случае, никаких заумных терминов и процентного соотношения в ее голове не возникло. Лишь осознание: ремни почти порвались и один из баллонов вот-вот выпадет. Короче, пиздец.       Но прежде чем Петра оказалась в пасти, трос, за который аномальный тянул ее к себе, оказался обрублен, и рядовая упала на землю, прямо под ноги чудовищу. Инстинкт самосохранения дал о себе знать, и она рванула прочь, надеясь скрыться за домами. Ни боль, ни одышка в этот момент не ощущались в полной мере. Ничего, кроме шока.       В устройстве пространственного маневрирования уже не было смысла, оно только тормозило, поэтому на ходу Петра разорвала ремни, которые и так едва держались, и груз остался позади. Попыталась оторвать от провода клинок, распилить провод, но быстро это сделать не получилось, поэтому она решила не оставаться на месте и попытаться спастись хоть как-нибудь.       Титан между тем начал издавать дикое рычание, какие-то вскрики, протяжные стоны, махать руками, пытаясь поймать того, кто на него напал. Скорее всего, это был Ауро. Рал видела, как он бежал к ней на помощь. Но из-за клубящегося песка рассмотреть что-либо она даже не пыталась. Лишь смутные очертания узких улочек со множеством поворотов впереди неприветливо проявлялись. Петра, закрывая глаза руками, пыталась сообразить, в какую сторону нужно бежать, дабы оказаться в центре, на площади, но сама понимала: шанс выйти к нужному месту равен нулю. Следовало мчаться хотя бы куда-нибудь! Возможно, встретится человек, который сможет ее забрать, или же она наткнется на труп солдата, чей привод будет в сохранности. Такие дрянные мысли, из-за них хотелось умереть на месте… Из-за мыслей о том, как спастись.       Всю улицу впереди разгромили: несколько домов раздробили на мелкие камни, на высокие груды, и карабкаться вверх бессмысленно, потому как в случае падения Рал бы разрезало на куски. Поскольку титан остался позади, отвлеченный Ауро или кем бы то ни было, девушка могла замереть и осмотреться, попытаться, по крайней мере: песок все летал в воздухе, пахло сухой пылью и в горле першило, слезились глаза. Стоит лишь убрать руку, и зрение будет потеряно, вероятно даже, навсегда, ведь мусора в воздухе хоть отбавляй, даже мелкие острые осколки стекла.       Рядовая повернула налево и бросилась бежать со всех ног. В голове не осталось никаких мыслей. Лишь смутный сомнительный внутренний голос бормотал что-то о приводе крайне настойчиво, но нереально, и от этого хотелось лишь беспомощно упасть на землю и смириться с происходящим. Но Петра не останавливалась, ведь в какой-то момент просто лишилась всех чувств. Вероятно, страх перешел все границы и завладел телом, не оставляя в нем ничего здравомыслящего, реального. Но именно это и помогало сейчас не стать жертвой.       И из-за этого как раз Рал не слышала, как аномальный пал, не слышала и голосов солдат, которые где-то звали ее. Уши заложило, а стук сердца отдавался в висках, все пульсировало, и кровь внутри словно закипала. Стало ужасно жарко, девушка сняла куртку и повязала ее на пояс, после чего обессиленно рухнула на землю. Осмотрелась: находилась Петра вновь среди разрушенных домов, но на сей раз огромных гор из завалов она не увидела. Был лишь пустырь. И гробовая тишина. Наверное, титанов в свое время здесь оказалось больше всего, ведь эту часть Троста они в буквальном смысле сравняли с землей. Но главной проблемой теперь являлась невозможность узнать свое местоположение.       Любого нормального человека одна лишь разруха повергла бы в непередаваемый шок, однако здесь, на ранее белых кирпичах, точнее, на их остатках, на этих язвах в земле, где раньше стояли дома, на этих острых обломках костей, на штырях, были ошметки человеческого мяса. Засохшая кровь грязными разводами покрывала камни, песок. Пахло отвратительно. Петра сглотнула мерзкий ком в горле, едва не задохнувшись, и поднялась. Нельзя тормозить: она очень уязвима. Постепенно начали возвращаться все чувства, включая и боль. Она ведь упала… Запустила руку под кофту сзади, дотронулась до лопаток, где жгло безумно, и не сдержала вскрика, сразу же прерывая касание. Вся пятерня была в крови. Рал в испуге начала вытирать ладонь о камни, но кровь сама по себе быстро высохла, сделав пальцы гладкими и скользкими. От этого не отмыться. А боль в спине не казалась такой уж невыносимой, потому рядовая не стала дальше пытаться узнать, насколько там все плачевно. Может идти — и хорошо.       Но далеко не ушла: пыль наконец совсем осела на землю и вдалеке девушка увидела отвратительную тварь. Тварь, в свою очередь, увидела Петру. Рал в панике глотнула тошнотворный воздух ртом, и ее едва ли не вывернуло. Она, схватившись за горло, побежала в обратную от титана сторону, понимая: далеко ей не уйти. Кирпичи под ногами не давали двигаться нормально, рвали голени. Рядовая подвернула ногу, упала несколько раз, не смогла подняться и попыталась ползти. Все пальцы изодрала, тело искалечила до громадных по площади синяков. Голова закружилась от предвкушения, тягучего и мерзкого, дрянного донельзя. Петра не оборачивалась, но знала: титан рядом. Не только по шагам различала: ощущала кожей, чувствовала, как огромная лапища замерла в сантиметре от нее. Затем он ее схватил, сжал в кулаке и потянул к зловонной пасти. Сил кричать больше не было, а на горизонте спасения не виднелось. Рал лишь инстинктивно попыталась выкарабкаться, освободить хотя бы руку, но не выходило. От нехватки воздуха, боли и паники она стала терять сознание, а ее сжимали все сильнее и сильнее. Больно. Очень и очень больно. Отключаясь, девушка осознала лишь, что хватка титана значительно ослабла. Рал полетела вниз, прочь от мерзкого лица. ***       Петра открыла глаза, и черные точки, словно огромное скопление мошкары, разлетелись в стороны, из сплошного шевелящегося пятна превратились в отдельные круги, а вскоре и вовсе рассеялись. Тошнота затесалась в горле, перемешалась с безумной жаждой, а в конечностях отдавало дикой тянущей болью. Рал выдохнула, сжавшись от холода, но при этом с нее градом катился пот. Поняла, что сидит, что кто-то находится сзади, придерживает. Рубашка снята, утяжки приспущены со спины.       Рядовая хотела закричать, вырваться, спрятаться хоть куда-то, однако смогла лишь слабо застонать. У нее даже голова едва держалась и ужасно болела, не было сил вообще. Громко звенело в ушах, но сквозь этот звон она расслышала мужской голос. В суть слов вникнуть не удалось.       Петру рванули назад, поверх наложенных на грудь утягивающих бинтов повязали новые. Похоже, ей залатали рану на лопатках. Значит, она в безопасности.       — Ну все, плюс один боец. Осталось только приводы найти, и спасемся, — некто набросил девушке на плечи ее же окровавленную, но уже совсем сухую рубашку. Усадил рядовую поудобнее, облокачивая о стену боком.       — Пусть кто-то один идет на разведку. Уже довольно долго поблизости не слышно рева. Бой-то продолжается, но далеко отсюда. Это нам на руку, — другой мужчина, с прокуренным низким голосом, тихо отозвался на слова собеседника.       Рядовая с великим трудом смогла поднять голову и осмотреться. Она находилась в погребе, где помимо нее и двух говорящих было еще человек десять, не меньше. Все они молчали и испуганно жались друг к другу: гражданские. Женщина с младенцем на руках, а рядом — четыре ее дочери (все были очень похожи на мать), юнец лет пятнадцати, пожилой мужчина и раненый солдат из Военпола. Петра разглядела последнего лучше остальных: огромная рана в боку, перемотанная грязными куртками. Кровь не останавливалась. А еще у него было изуродовано лицо. Тяжело дышал, хрипло и безумно. Дрожал. Долго не протянет… Маленькая четырехлетняя девочка в окровавленном платье боялась его, а потому жалась к матери, которая качала младенца и одновременно пыталась успокоить дочь.       В холодном погребе пол застелили сеном, а на полках шкафа в углу стояло множество пустых чистых банок, подготовленных для солений. Некоторые разбились, и осколки блестели среди сухих колосьев. Несколько крупных свечей стояло в центре на полу. Странная атмосфера. Жуткая.       — Я пойду, — голос раздался слева. Человек, который лечил Петру, далеко от нее не ушел. Она повернулась. Мужчина лет тридцати, крепкий и бледный, с длинными руками и широкими ладонями, весь в ссадинах и старых шрамах, одетый в форму, но без куртки (неясно, из Легиона он или нет).       — Нет уж, — Рал повернула голову вправо. Человек с прокуренным голосом сидел в самом углу и вертел нож в забинтованных по локоть руках. — Пойду я. Из всех только ты, разведчица и тот юнец из кадетов умеете пользоваться приводами. Вас терять невыгодно, — он — морщинистый, угрюмый и злобный. Сутулился, агрессивно сверкал глазами, но, несмотря на устрашающий вид, казался неопасным, по крайней мере, пока. Рядовая перевела взгляд на мальчишку, сидящего у шкафа, отдельно от остальных. Он действительно был в форменной куртке.       — Возьми сигнальную ракету. Пустишь залп, если найдешь что-нибудь, — сидящий слева начал копаться в сумке, но мужчина с прокуренным голосом выразительно на него посмотрел. Последний поднял руки вверх и замер.       — Она всего одна. И это запасной вариант, идиот. На случай, если я не вернусь, — зарычал человек, сжимая в руках свой нож. — А пока сидите тихо. Я попытаюсь разведать обстановку и добыть экипировку, — он встал и по каменной лестнице поплелся наверх, сильно хромая, откинул тяжелую дверь и вылез. Свет на мгновение ослепил рядовую, однако человек быстро опрокинул дверь обратно.       Девушка помолчала с минуту, приходя в себя, а потом спросила хриплым от жажды и слабости голосом, попутно надевая рубашку:       — Что происходит?..       — Будто и так не ясно, — раздраженно фыркнул мужчина, который ее лечил, но потом смягчился, прикрывая глаза. — Оборона Троста продолжается, но нас занесло в ту еще дыру. Мы совсем рядом с разрушенной стеной. Слишком далеко от Розы.       — Подождите… Но я помню, я была рядом с центром…       — Была. Я прочесывал Трост в поисках приводов. Тогда и зарубил титана, который пытался тебя сожрать. Потом отнес в этот погреб (единственное сохранившееся убежище, по крайней мере из тех, которые мы нашли), так как никого из Гарнизона, Полиции или Разведки не видел поблизости, а на дальние перелеты у меня не хватало газа. Он закончился аж на середине пути, поэтому дальше я шел пешком, таща тебя на себе. Привод пришлось сбросить, поскольку он меня тормозил. Удивляюсь, как мы не сдохли. А здесь, у стены, совсем никого нет из солдат. Лишь полчища прибывающих и прибывающих титанов. Ситуация практически безвыходная. Разве что Сайленс найдет привод и притащит его сюда.       — Это вы о том человеке, который ушел? — незнакомец кивнул. Остальные люди в погребе начали тихо переговариваться, поэтому напряженная атмосфера чуть спала. — У вас есть сигнальная ракета. Нужно ее пустить.       — Да, но, во-первых, поднялся ветер, а во-вторых, титаны топчут сухой песок, нужно беречь глаза. И, естественно, нихрена не видно. Поэтому мы не можем бездумно пустить единственную нашу ракету. Нужно сначала увидеть хоть кого-нибудь, — мужчина говорил спокойно, размеренно. Явно не просто солдат, а какой-нибудь командующий.       — Вы случайно не из Легиона? — спросила Петра.       — Из Гарнизона, — собеседник усмехнулся в ответ. — Но это сейчас не имеет никакого значения. Я просто хочу выжить, как и все здесь.       — Как вас зовут?       — Питер Одли. А вас?       — Петра Рал. И… спасибо за то, что спасли мне жизнь.       — Еще пока рано благодарить, — Питер хмыкнул, после чего поднялся, вытянул из сумки флягу и подошел к умирающему солдату. — Сэр Бейкер, воды?       Тот невнятно закряхтел, а новый знакомый принялся его поить, неумело, но осторожно. Петра в это время обессилено распласталась на соломе, пытаясь расслабиться и хоть как-то прийти в нормальное состояние и в последствии встать на ноги.       Все тело болело. Здорово же она покалечилась! Хотя, глядя на сэра Бейкера, она понимала: жаловаться вообще грешно. Но Петра хотела помочь: здесь было слишком много гражданских. Изначально миссия Рал заключалась именно в помощи им, поэтому сдаваться нельзя. Но, естественно, отлежаться необходимо хотя бы пару часов, потому как этот болезненный обморок здорово подкосил.       Питер легко потряс рядовую, и та разлепила глаза, щурясь и смутно припоминая, где и с кем находится. Отвратительное чувство тошноты не проходило, однако сесть она смогла без чьей-либо помощи. Мужчина предложил ей флягу, но наказал выпить лишь один глоток. Естественно, остальное должно достаться детям — двум девочкам, которым было менее десяти лет. И их матери, ведь она кормила младенца…       — Мам, когда это кончится?.. — одна из девочек потрясла задремавшую женщину за рукав, шепотом прошептав это ей в самое ухо. Та вздрогнула, но несильно, и в испуге посмотрела на ребенка, проверяя, не проснулся ли он, но тот спокойно спал, уткнувшись носом в ее оголенную грудь. Мать осторожно запахнулась, устало повернула голову в сторону дочери и шепнула одними губами: — Не знаю, милая.       Девочка хотела сказать что-то еще, но старшая сестра оттащила ее от матери подальше и начала отвлекать тихими бессмысленными разговорами. Никто не желал пробуждения младенца, ведь тогда он начал бы плакать, привлекая внимание к погребу. Наверняка дом наверху титаны уже сравняли с землей.       — Сайленс приходил и принес еду.       Питер, сидящий рядом с Рал, показал ей булку. Хотя, назвать это булкой было действительно сложно: маленькое расплющенное нечто, грязное, почти черное, с которого огромными влажными кусками сыпалась земля. Одли чистил ее ножом, пытаясь добраться до уцелевшего мякиша, и в итоге таки добрался. Эти крохи хлеба он разделил на две одинаковые части и отдал маленьким девочкам. Они шепотом принялись его благодарить, разбудив тем самым младенца. Он сонно закряхтел, зашевелился, а женщина сразу же распахнула рубашку, повернула головку ребенка к груди. Он обхватил сосок губами и успокоился. Мать, перенервничавшая и уставшая, судорожно выдохнула, закрывая глаза и запрокидывая голову.       — Питер, воды… — позвала она, но Петре было ближе тянуться к фляге, поэтому она взяла ее и подползла к незнакомке. — Спасибо… Не могли бы вы?..       — Да, да, сейчас помогу, — Рал открыла флягу и дала женщине напиться. Несколько капель потекли вниз по ее шее, но рядовая осторожно вытерла их чистой частью рукава.       — Спасибо… — женщина взглянула на ребенка. Тот оторвался от груди и заснул, поэтому мать слегка толкнула локтем спящую рядом с ней девушку лет шестнадцати в бок. Она проснулась и взяла дитя, отползая в сторону, прекрасно понимая: сил сидеть с ним у мамы больше никаких нет.       — Как вы? — Петра устроилась рядом с матерью, помогая ей запахнуть рубашку. У той так сильно затекли руки, пока она держала младенца, что попросту стали невероятно сильно дрожать.       — Полчаса отдыха, и буду в порядке, — женщина слегка улыбнулась. Ее пухлые губы совсем пересохли и начали трескаться. — Меня зовут Лана Фирел… Я вас видела в рядах Легиона, Петра. Смотрела, как вы возвращаетесь с вылазок… Всегда такие побитые… Никогда не понимала, как можно целенаправленно идти на убой… Но кто, если не вы…       Голова Ланы начала заваливаться от усталости, поэтому Рал немедленно уложила новую знакомую на сено как можно удобнее. У женщины были черные длинные волосы, густые широкие брови и мягкие черты лица. Потрясающая и невероятно сильная. Одно восхищение.       — Мы хотим спасти человечество, — без особенной веры в эти слова отозвалась Петра шепотом, поглаживая висок Фирел и вплетая пальцы в ее волосы, дабы расслабить и усыпить. — Все верно: кто, если не мы?       Лана уснула, а рядовая задумалась. Не о наступившей катастрофе, не о своем отвратительном безысходном положении, а о самом первом дне в Легионе. Такое странное чувство — осознание: несмотря на то, что никто особо не верил в твои способности, ты достигаешь цели. Рал была не из тех, кто ломался при первой же неудаче. Но она и не законченная оптимистка, коей ее считала половина штаба. Петра просто настраивала себя: у нее нет никакого иного пути, она может стать только солдатом, может пойти исключительно в Легион. Обманывала родителей, будто отправится в Полицию, и для них училась хорошо, до последнего подогревая их веру в лучшее. Но Петра пошла туда, куда посчитала нужным: уподобляться жирующим в пределах стен выродкам, ничего не знающим о боли, она не собиралась. Да простит ее любящий отец, которого она почти уже довела до инфаркта своим безрассудным поведением. Петра не могла не быть живой. Петра не могла не быть честной, справедливой, доброй. Она легко шла на смерть, если знала, ради чего. Жаль, со страхом совладать порой было так тяжело…       Рядовая и сама задремала в этой размеренной давящей тишине, стараясь не обращать внимание на болезненное ожидание, исходящее от каждого здесь присутствующего. Но разбудил ее громкий хлопок двери: Сайленс залез в погреб и перебудил всех спящих, напугал младенца и маленьких детей своим видом — он был весь в крови, грязный и жуткий. Петра перевела взгляд на его руку. Он лишился пальца. Воистину жуткое зрелище: кровь хлестала так сильно…       — Я нашел один привод, но не смог дотащить. Он недалеко. Балка упала прямо на меня и острым концом отрубила мизинец. Нужно идти за приводом, — от боли мужчина говорил торопливо, с заиканием, нервно и сбивчиво, пытаясь при этом продемонстрировать свою дееспособность.       Пожилой мужчина и Питер поднялись и побежали к выходу.       Пока младенец не разорался в голос, Лана поднялась и взяла его на руки, начала убаюкивать, напевая вполголоса колыбельную. А одна из девочек заплакала, запрятавшись в самый дальний и темный угол, обхватив голову руками. Рал подошла к ней и присела на корточки:       — Эй, что такое? Тебя напугал Сайленс? — малышка отрицательно помотала головой, шумно всхлипывая и сдерживая стон. Сквозь пальцы она покосилась на мать и ребенка. Боялась разбудить брата. — Тогда в чем дело?       — Тот человек… — девочка боязливо указала пальцем на солдата из Военпола. — Он сказал, чтобы я не смотрела… И никому не говорила… Но он позвал Кертиса… И… И…       Пока несчастная разревелась, все же не выдержав, рядовая обратила внимание на этого изувеченного мужчину. Подошла к нему и с ужасом осмотрела, вглядываясь в каждую рану. Все лицо его почти расслоилось, готовое развалиться на куски: глубокие кривые раны, как будто кожу собирались снять, но не успели, и она лоскутами болталась в нескольких местах. И глаз у него вытек, съехала вниз рассеченная бровь. Опустив взгляд ниже, девушка увидела его окровавленные руки. После закатанных по локоть рукавов шли длинные порезы вдоль, глубокие, страшные, и в полутьме казалось, словно они совсем черные. Петре сделалось плохо. Она смотрела на труп и ощущала, как по больной спине пробегает дрожь, и осознание безысходности холодом разливается в горле. Похоже, это только начало.       — Кертис, что ты сделал?! — старшая девушка, уже успокаивающая сестру, злобно взглянула на кадета, который, кстати говоря, сидел теперь не в своем излюбленном углу возле шкафа, а в совершенно другой части погреба. Никто даже и не заметил…       — Он сказал никому не говорить… И отвернуться… Но я не послушалась… Пока все смотрели на Сайленса… — продолжала повторять девочка, сжимая свои волосы маленькими руками.       — Проклятье, — Лана закусила губу до боли и ударилась затылком о стену несколько раз, словно стараясь таким образом отвлечься от моральной боли. Она не могла разорваться на всех детей сразу.       Петра сипло выдохнула и отшатнулась от трупа, не в силах отвести от него взгляд. Рассмотреть черты человека не удавалось, ведь он буквально весь был в крови. Впрочем, уже неважно. Мертвого не вернешь.       Кадет, до этого не привлекающий к себе никакого внимания, подошел к мертвецу и развязал все куртки, которые закрывали рану. Вытряхнул их, расправил и закрыл верхнюю часть туловища солдата, дабы перепуганные девочки больше не смотрели на это.       — Кертис, что ты сделал?! — в слезах повторила старшая, испуганно и тяжело дыша. Остальные дети паниковали не меньше нее, однако предпочитали молчать.       — Не будь дурой, Марша. Он все равно бы скончался, — бесстрастно бросил кадет, но по глазам было видно: убийца на грани истерики. — Я ему помог, — под натиском взгляда знакомой он сломался и, сдерживая накатившую волну безумия, опустил взгляд. Пробормотал тихо, хрипло, под просящийся кашель: — Он сам попросил.       Повисла гробовая неприятная тишина, пульсацией отдающаяся в висках. Лишь колыбельная Ланы нарушила ее вскоре, потому как глаза младенца, до этого молчавшего и пугливо наблюдавшего за происходящим, намокли.