I'll never be your dog

Дорога все вьется мимо исполинских сосен, убегая серой асфальтовой лентой в бесконечность, пробивается сквозь морось дождя, временами обрастает другими участниками движения, оживляется фонарными столбами, перекрестками и светофорами небольших населенных пунктов. Я сбилась со счета, сколько их оказалось позади, их названия забывались раньше, чем очертания городка исчезало в зеркале заднего вида. Прошла пара часов, не больше, после того, как мы, заменив колесо, продолжили путь, а я уже потеряла ощущение времени. Дорога завораживает, вводит в некий транс, вырывает из реального хода вещей. Наблюдать ее мельтешение все равно, что смотреть в собственное отражение – ничто не меняется быстро, прямо на глазах. Все изменения фиксируются только боковым зрением, когда мохнатые лапы елей и сосен бесконечной вереницей почти дотягиваются до машины и остаются позади. Кристофер кидает на меня короткий взгляд: чувствую его кожей, улавливаю краем глаза поворот его головы, но когда оглядываюсь на него, он сосредоточенно взирает на дорогу. Опять же какая-то магия, как спрятавшиеся за поворотом или за пройденным расстоянием населенные пункты – спустя секунду исчезает уверенность в том, что они были, в том, что не показалось. - Каково это не помнить свое прошлое? – задает вопрос спустя минуту и, тем самым, дает понять, что мне не приглючилось его секундное внимание. Жму плечами. Состояние такое расслабленное, полусонное, словно я впала в анабиоз, и быстро вынырнуть из него сложно, да и не хочется. Но я пытаюсь. Пытаюсь закопаться в себя и извлечь оттуда что-то иллюстрирующее мои ощущения, да вот только откуда мне знать и, главное, с чем сравнить! Эти ощущения, как данность, как точка отсчета, с которой нужно смириться, чтобы начать накапливать новый опыт и новые собственные воспоминания. - Не знаю! – выдыхаю я, отбросив все попытки вытянуть из себя какую-то внятную аллегорию амнезии. – Мне вот куда интереснее, каково это помнить всю свою жизнь, а не фрагмент в месяц длиной. - Это как раз нормально и закономерно. Хотя, уверен, у любого человека на планете найдется не один момент из жизни, который он бы предпочел забыть и не вспоминать никогда. Хотя бы для собственного спокойствия. - И у тебя тоже? - И у меня, конечно, тоже такие есть. - Например?! - Да много вещей, которыми я не горжусь. И глупо было бы сейчас их выболтать! - усмехается, наградив меня коротким взглядом. – Даже под угрожающий взмах домкрата не признаюсь! Разумно. Снова втыкаю в пространство за лобовым стеклом. Кажется, минует век, а в пейзаже за окном ничего не поменяется. Мы: Кристофер, я, внедорожник, словно огромная механическая белка в колесе – вокруг что-то мелькает, но не к чему не приводит. - Возвращаясь к твоему вопросу: наверно, это все равно, что ощущать себя крохотным отпечатком пальца на стекле огромного небоскреба среди сотен таких же. Невозможно понять, кто его оставил, при каких обстоятельствах, зачем и есть ли в этом какой-либо смысл. – Замолкаю на минуту, Кристофер тоже молчит, но мысль пошла, и ее уже не остановить. – Наверно правильнее и банальнее было бы сравнить свою жизнь с разбитой вазой, которую необходимо собрать по кусочкам, но моя проблема в том, что я даже не нахожу осколки. Кристофер кивает, то ли соглашаясь, то ли с жестом учтивого понимания. И снова молчание окутывает с головой, вынуждая вариться в его пустоте и вить мысли собственных размышлений. Для амнезии можно придумать множество сравнений, и все как одно будут аккуратно взывать к вопросу, существую ли я и откуда такая беспамятная взялась?! Ведь не могла же я просто так отпочковаться от пространства в больнице Медфорда и сразу в возрасте сколько-то там за двадцать? Может, все это просто сон, игра разума, может все, что мне нужно, очнуться? Я не знаю, может, еще раз вылететь башкой вперед через лобовое стекло, и воспоминания вернуться? Хотелось бы знать, существует ли хоть один алгоритм, хоть одна последовательность действий, с помощью которых можно вернуть свою жизнь в привычное русло! Спустя четыре выкуренные Кристофером сигареты, три ливня, две придорожные забегаловки, один пит-стоп для дозаправки топливом и, вероятно, триллион промелькнувших сосен, мы въезжаем в Портленд. Дорожная гипнотическая кома спадает, и я будто просыпаюсь. Вечереет, и мы неожиданно оказываемся в бурном вихре мегаполиса. Поток машин усиливается, дорога разрастается до трех полос в каждом направлении. Все мелькает, кипит, движется. Неоновые вывески, пока не такие яркие в полумраке улиц, пестрят и привлекают внимание сочными цветами, всевозможными названиями, картинками, рекламными лозунгами. За окнами внедорожника суетно: снуют прохожие, гудят машины - все куда-то бегут, торопятся, едут – и кажется, что и мы пропитываемся этой спешкой, что и наши жизни ускоряются. Даже дома, деревья, фонарные столбы начинают мелькать быстрее. Перекрестки, дорожные развязки переплетаются, сливаются воедино и снова раздваиваются, троятся, множатся. Смотрю на это, как завороженная, и на секунду теряю нить происходящего. И снова на меня наваливается ощущение дежавю с некой трансформацией. Будто я точно также сижу в машине, только на заднем сиденье, смотрю на город, другой, но чуточку похожий по непрекращающимся потокам автомобилей, обилию дорожных развязок, по сумеркам, окутавшим его. Стойкое чувство, что по моим щекам стекают слезы, заставляет меня поспешно провести руками по лицу. Сухо, но за секунду в душе сконцентрировалась такая горечь, такой коктейль из сожаления и вины, что становится тяжело дышать и кажется, что слезы вот-вот хлынут из глаз. Чувствую себя ничтожеством, лицемеркой, провинившейся, но не понимаю в чем и перед кем. Прикрываю веки и пытаюсь вернуть равновесие, избавиться от иррациональных, неизвестно откуда свалившихся эмоций, замедлить биение сердца и приказать глазам не слизиться. Не помогает. С каждой секундой я все больше проникаюсь отчаянием, безысходностью, стыдом. Сгусток горечи, почти физически ощущаемый в районе солнечного сплетения, пытается выбраться наружу и зависает комом в горле. Хочется рыдать навзрыд, а еще больше хочется откинуть от себя все эти непонятные фантомные переживания, пусть даже они смогут восстановить какие-то события из прошлого. Становится так нестерпимо больно, тяжко, невыносимо, что единственным спасением кажется отвлечься, переключив внимание на что-то внешнее. Открываю глаза и поворачиваюсь к боковому окну, только бы Кристофер не заметил моих слез. Дома, деревья, столбы, люди, неоновые вывески – все тянется частоколом вдоль дороги, мельтешит и размывает круговерть неясных эмоций внутри. Пялюсь на водителей и пассажиров попуток, которых мы обгоняем или которые обгоняют нас, и, чтобы окончательно отвлечься, снова играю в игру «расскажи о жизни незнакомца». Придумываю небылицы, и меня вроде отпускает. Поворачиваюсь к Кристоферу, и в мыслях настает полный штиль. Он для меня, как закрытая дверь, не могу ничего предположить о нем, кроме того, что он сам выдает гомеопатическими дозами. Вот вроде взрослый, привлекательный мужик, должен быть женатым и с детьми, а почему-то возится со мной. Наверно, именно поэтому у меня и закрались утром подозрения, что он маньяк. Конечно, он не маньяк, но вот кто – загадка. Смотрю на него неотрывно в надежде, что какие-то предположения возникнут. Кристофер деловито озирается по сторонам, и я, будто в попытке понять его, вторю его действиям, кручу башкой, высматривая то же, что видит он. Кристофер съезжает с основной трассы, ведет машину, будто по пресловутому встроенному в голову GPS, сворачивает с улочки на улочку, словно с рождения жил в Портленде. Добравшись до некого коттеджного квартала, снижает скорость почти до пешеходной. Уютные двухэтажные домики по обе стороны от дороги похожи на кукольные: уж слишком аккуратны, уж слишком зелена трава на газоне, уж слишком ровненькие деревянные рейки окаймляют забором лужайки перед ними. В таких домиках должны жить образцово-показательные семьи, типа Барби и Кена с выводком очаровательных малюток. Вывеска у одного из них гласит «Сдается», и Кристофер останавливает машину прямо перед ней. Через полчаса проворный агент уже проводит нам экскурсию по дому. - Годится! - заключает Кристофер, пока я залипаю на неприметной двери, ведущей во внутренний двор. Представляется, что я распахиваю ее, и в лучах солнечного света вокруг искрятся пылинки. И опять не могу понять: эту картинку мне подкинула контуженная память или коварное воображение. Чем больше я об этом думаю, тем сильнее запутываюсь. Спасает хлопок закрывшейся двери – с ним как по сигналу отлипаю от вымышленных пылинок и возвращаюсь в гостиную. - Ну вот, Анна, обосновывайся! Вздрагиваю от этого «Анна», словно меня на секунду погрузили в другую реальность и тут же выдернули оттуда. На мгновенье показалось, что температура в доме опустилась до нуля, а потом взлетела до высот плавления металлов. Что-то мелькнуло в сознании и снова потерялось, оставив неясное ощущение, будто я была в шаге от того, чтобы что-то вспомнить. Противное чувство, кажется будто мозг зудит изнутри, а почесать его может только неожиданная разгадка, ее адски хочется найти, но не получается – от этого и противное. «Анна», блин! Что-то на мгновенье аукнулось во мне на это обращение и затихло. Может, меня и правда так звали?! Еще и эти пылинки! Стою, как дура с приоткрытым ртом, смотрю на Кристофера, но вероятно сквозь него. Хочу вернуть то секундное осмысление, погружение в другую реальность, но оно ускользает, просачивается, как песок сквозь пальцы, и исчезает в минутном прошлом. - Что-то не так? Тебе здесь не нравится? – Кристофер смотрит на меня настороженно, прищурившись, будто точно так же как я ощущал баги моего сознания. - Нет, - быстро моргаю, выбираюсь из этого помутнения. – Мне нравится здесь, правда. – Улыбаюсь, можно подумать, что улыбка все припрячет, исправит, по крайней мере, в его восприятии. - Ну что же, тогда мы поживем здесь какое-то время. – Кристофер делает вид, что ничего не заметил, что все в рамках привычного, хотя я готова поклясться, он на секунду оцепенел от моего отсутствующего состояния. И возможно даже уверовал в мою невменяемость. Он подходит к комоду с зеркалом и, прежде чем скинуть с себя куртку, выгребает на столешницу все, что было в карманах. Потом уходит, вероятно, для повторного и уже самостоятельного изучения арендованной площади, а меня как магнитом тянет к комоду. Рассматриваю его вещи: брелок от машины, ключи, футляр с надписью «Dior». Руки безотчетно тянутся к футляру. Открываю и вынимаю из его чрева очки. Затемнение стекол становится светлее книзу, надпись на душке вопреки футляру вещает «Rayban», на ней же поперечные углубления царапин, но и в них находится что-то цепляющее. - Нравятся? – раздается в паре шагов от меня. - Да! – честно выдаю, сдабривая ответ уверенным кивком головы, и только после этого до меня доходит превратность ситуации. Копаюсь в чужих вещах, ну не обнаглевшая ли?! Ретируюсь: быстро возвращаю очки в футляр, а футляр на комод. - Они твои! Дарю! – усмехается Кристофер, и это слышно даже по тону. - Нет! Что ты?! - Я серьезно! Наверно, никто не будет смотреть на них так полюбовно, как ты! Забирай! Они твои, я не шучу! - Ну раз мои, то пусть тут и полежат какое-то время! – парирую и для верности отступаю на несколько шагов назад. Эти очки мне тоже кажутся знакомыми. Я, вероятно, схожу с ума, а этот день, похоже, решил меня доконать своей призрачной неясностью. Самое смешное, что нет даже желания докопаться до сути, зато есть желание оставить все как есть и отключиться, принять действительность и прекратить попытки ворошить прошлое, которое все равно беспросветно туманно. * * * Десять утра, и я по ставшему привычным за неделю маршруту направляюсь на кухню. Ровным счетом ничего кардинально не изменилось за это время: я - все еще та я, что не помнит ничего о себе, с чужим именем, которым меня наградили для удобства, чтобы хоть как-то обращаться. Я все еще не могу разобраться в себе, в своем состоянии, в настоящем, в реальности, в Кристофере в конце концов, но теперь это не кажется такой глобальной проблемой. Я привыкаю. Жизнь понемногу обрастает новыми моментами, небольшими событиями, которые непременно станут когда-то воспоминаниями. Радует, что меня отпустили страхи и сомнения, радует, что я так или иначе вливаюсь в социум, пусть и ограниченный по большей части одним человеком, начинаю жить, не взирая на огромнейший пробел прошлого. Кристофер учтив и заботлив, совершенно не давит на меня и оставляет личного пространства даже чуть больше, чем нужно. Я без сомнений это ценю, но даже для себя не могу определить, что им движет, зачем он печется обо мне как о несовершеннолетней школьнице. Понятно, что с крохотным отрезком моей памяти и, соответственно, отсутствием житейского опыта, я ментально похожу на ребенка, но хотя бы телесно я взрослая женщина. Тот животный страх, что обуревал меня в первый вечер, проведенный с ним в тихом захолустье Орегона, покрылся ретушью действительности, а может даже, бесследно исчез. Сейчас это кажется глупостью: Кристофер вовсе не воспринимает меня как женщину, как особь противоположного пола, как любой объект, к которому можно испытывать эмоции отличные от дружеских или родственных. Я сотни раз задавалась вопросом, зачем он со мной возится, но озвучить так и не осмелилась. Быть может, он ощущает какой-то кармический долг, или ответственность за потеряшку, прибившуюся к нему неделю назад. Помню в тот вечер, когда он арендовал дом, я действительно думала, что за эти почести мне придется расплачиваться своим телом, но Кристофер на удивление указал мне на одну из трех спален на втором этаже, а сам удалился в другую. Сложно описать словами, как я была ему благодарна за это, но даже это чувство благодарности давило тяжким грузом и не давало мне покоя всю ночь. Утром я честно стырила у соседей напротив газету. Кристофер застал меня с ней за чашкой кофе, когда я отмечала найденным в доме красным маркером объявления о работе, не требующей особых навыков или квалификации. Кажется, я обводила ломанным овалом предложение о найме посудомойщицы в кафетерий неподалеку, когда он, сев напротив, поинтересовался, что за фигней я занимаюсь. Я с серьезным видом ответила, что ищу способ заработать, после чего он усмехнулся, вырвал из-под моей руки газету и, скомкав ее, отправил прицельным баскетбольным броском в мусорную корзину. - В этом нет необходимости, Анна! - Разве? Мне кажется, не повредит заработать хоть какие-то деньги в противовес тех, что на меня тратишь ты. - Этого не нужно, Анна, я серьезно! У меня достаточно средств, чтобы бездействовать здесь хотя бы год. - Но… - Нет, Анна. Нет никаких проблем! – он подхватил мою кружку кофе и поднялся из-за стола с таким уверенным, не сносящим возражений видом, что я с готовностью отложила маркер, который все еще сжимала в руке. – Я сглупил. Конечно, тебе нужны какие-то вещи! Давай, прошвырнемся по магазинам! - Кристофер, я не… - Не обсуждается! У тебя одно дурацкое платье и странная куртка, да и без всяких женских штучек, полагаю, не обойтись. Собирайся! - он накинул куртку и, попивая мой кофе, вышел во двор. Какое-то время я так и сидела, растерянно взирая то на Кристофера, курившего на крыльце, то на стол, где еще пару минут назад лежала газета с объявлениями о работе, пока не почувствовала себя неблагодарной скотиной. Мало того, что так и не отважилась произнести банальное «спасибо» за помощь и участие, так еще имею наглость заставлять его ждать и мерзнуть на улице. Я быстро собралась – благо оставалось только облачиться в «странную» по словам Кристофера куртку и старомодные ботинки, о которых он деликатно умолчал – и вышла из дома. В тот день я обросла личными вещами, если, конечно, так можно назвать что-то, купленное за чужой счет, вернула свой натуральный, судя по отросшим корням, цвет волос и со всеми этими обновлениями сделала решительный шаг. Вперед, назад, в сторону или то был прыжок на месте – неважно, главное, что я окончательно приняла перемены, перестала оголтело удивляться своему порыву сбежать из больницы и, наверно, стала смелее смотреть в будущее. Правда, все равно чувствую себя неловко и странно – в моем случае это такая ипостась благодарности - но даже это смятение-переплетение с каждым днем становится все меньше и привычнее. Легкий овощной салат, омлет, свежесваренный кофе – если я как-то и могу выразить свою благодарность Кристоферу, предоставившему мне кров, то готовка, пожалуй, самый доступный способ. Не знаю, имела ли я кулинарные навыки в прошлой жизни – хотя для женщины моего возраста неумение готовить сродни уникальной особенности или даже сверхспособности – сейчас со стряпней я справляюсь на ура, умудряясь одновременно шинковать овощи, переворачивать яйца на сковороде и по нарастающему аромату блюсти стадии готовности кофе. Кофе начинает пениться, и я сдвигаю турку на соседнюю конфорку. Слышу шаги на лестнице и улыбаюсь: Кристофер – этот кофеман, кофелюб или даже кофефанат спускается со второго этажа ровно в тот момент, когда я разливаю исходящий паром напиток по чашкам. - Доброе утро, - он ловко подхватывает обе чашки на ходу, даже ни разу не замешкавшись, и относит их к столу. – Как спалось? - Неплохо, но знаешь, - я беру два тарелки с омлетом и направляюсь следом, - я подумываю все же устроиться на работу. - Анна, ну я же говорил, что в этом нет необходимости. - Есть. Мне нужно чем-то себя занять. Нельзя же целыми днями ничего не делать! - Разве? А мне кажется, мы неплохо проводим время! Вчера отлично исходили половину Портленда, аж ноги до сих пор гудят. Сегодня можно обойти вторую половину, скупить треть книжного магазина и читать на заднем дворе, завернувшись в плед, как парочка пенсионеров, или повторить пивной марафон под фильмы 60-х трехдневной давности. - Ну нет, только не пивной марафон. Пить я не умею, как показала практика, а вот в попытках склеить ласты в похмельных муках явно видится мое призвание. - Ладно, этот вариант мы отметаем, хотя ты под хмелем – зрелище довольно забавное. – Кристофер усмехается, ловко кромсая омлет. - Забавное?! То есть ты не снисходительно терпел мое нытье про забытую жизнь, потерянных родственников, мужей, детей, а еще и незаметно посмеивался?! – хмыкаю деланно возмущенно, накладывая себе овощной салат. - Нет. Этот эпизод был нудноват, хотя и откровенен, но к счастью достаточно скоротечен. Больше меня поразили и позабавили твои идиомы про отпечаток пальца на небоскребе, затерянный город, который вот-вот захватят джунгли и другие сопоставления себя с изрядно поэтическими образами. - Да уж! Рада, что хотя бы этим тебя повеселила. - Не обижайся! – Кристофер насаживает на вилку овощи, закидывает себе в рот, жует какое-то время, глядя на меня хитро и саркастически, и продолжает как только проглотил. - Я просто думаю, что тебе давно пора найти себе хобби: читать книги, вышивать, заняться вязанием, большим теннисом, игрой на бильярде, я не знаю. Или вести дневник – так себе хобби, конечно, но все же. - Ага и он будет называться «1001 аллегория амнезии, пришедшая мне за сегодня»! - Там ты сможешь записывать свои вспышки воспоминаний, которые не можешь отделить от фантазии. - О, боже! Я и про это тебе напела в наш пивной марафон? – откладываю вилку и делаю огромный глоток обжигающего кофе, будто им себя линчую. Кристофер кивает – за секунду до этого он направил себе в рот огромный ломоть омлета, вот и перешел на невербальный. Вместо него непрочную тишину на кухне начинает оглашать рингтон телефона, и Кристофер со звоном опускает вилку на блюдо. - Когда-то это должно было случиться! - философски замечает, глядя на экран гаджета, который только что выудил из кармана. – Брат, - поясняет специально для меня и встает из-за стола прежде, чем принять вызов. - Да! Привет, бро! – он выходит из кухни и поворачивает в гостиную. – Да нет, никуда я не пропадал… Нет, я не в Лос-Анджелесе, решил погреть брюхо под солнцем Малибу… Да, с одной красоткой, мечтающей приобщиться к чудесному миру красивых и знаменитых… Не понимаю, зачем он врет, тем более брату. Какая красотка, какое Малибу? Тут я и Портленд. И приобщиться к чудесному миру красивых и знаменитых я мечтаю разве что посредством телевизора. Все, что он говорит дальше, до моего слуха долетает лишь неразборчивым фоном. *** В восьмистах с чем-то милях к югу, в ежедневно сияющем солнцем Лос-Анджелесе, в отместку попеременно дождливому Портленду, до Джареда Лето доносится встречный вопрос: - А сам-то как? - Да вот решил повидаться с братом, но даже эта затея накрылась! Ладно, я просто хотел удостовериться, что у тебя все хорошо. Пропал куда-то: подозрительно, переживательно, но слышу, что у тебя все хорошо. Потому не буду отвлекать от соприкосновения с прекрасным. Вернешься из Малибу, позвони хотя бы! - Обязательно! – заверяет брат, но даже в это Джею больше не вериться. - Отлично, тогда пока, Шенн! Услышав ответное «пока», Джаред сбрасывает вызов и вновь открывает браузер. Листает фото, присланные ссылкой в личку – вот будто собственноручно накликал смуту, когда в разговоре с другом посетовал, что брат куда-то пропал: не звонит, не приходит, не пишет. Хотя, что уж греха таить, и самому Джею было не до этого, а посему он не обрывал телефон Шеннона и не околачивал порог его жилища, просто вскользь прошелся в разговоре, что давно не видел брата. И вот результат: заботливый друг скинул ссылку на фотоотчет о времяпровождении Шеннона. Судя по всему брат неплохо проводит время в компании прелестной спутницы, пока сам Джей безрезультатно искал Грейс, Киару, Анну – кого-то из этой троицы, воплощающей всего одну личность - и вот сейчас, кажется, нашел там, где бы и не подумал найти. На фото, которые он прогоняет по кругу, более чем очевидно, что брат не в Малибу. Только бы полнейший кретин мог поверить в это, и, видимо, для таких особо одаренных даже геопозиция имеется – «Портленд». Эта самая несостыковка озвученной Шенноном дислокации с припиской под фото навевает массу подозрений. Джаред снова прокручивает все фотографии. На каждом снимке, сделанном явно профессионалом с отличной техникой и отменной оптикой, брат в компании миниатюрной шатенки. Намеренно или случайно она ни разу не попала лицом в кадр, в отличие от брата. Будто бывалая дива или скорее беглянка, словно точно знает, как избежать нежелательного внимания, а тем более объектива фотокамеры. Вот только в ее фигурке после бессовестного вранья Шеннона находиться что-то до боли знакомое. Заходя уже наверно на пятый круг, Джей вновь изучает фотографии, теперь скрупулезно всматриваясь в каждую. Приближая отдельные фрагменты, надеясь отыскать отражение таинственной незнакомки в стекле или другой глянцевой поверхности, Джаред рассматривает табличку на фасаде с наименованием улицы и нумерацией дома, в который брат вместе с подружкой заходят на снимке. Контакт ассистентки в ближайших вызовах, и Джаред жмет на кнопку: - Шейла, привет! Закажи мне билет на ближайший рейс до Портленда, пофиг из какого аэропорта и каким классом.