Добровольность

— Он согласен. Доктор Чилтон был накрашен так искусно, что это было почти незаметно. И уж точно не скажешь с первого взгляда, что две трети его лица воссозданы хирургами заново. — Подпишите здесь. Ознакомление с правилами посещений. Пока Уилл подписывал необходимые бумаги, Чилтон буравил его подозрительным взглядом. Ну конечно: слишком молод, слишком симпатичен. Не то чтобы Уилл много внимания уделял собственной внешности, скорей наоборот, излишняя миловидность и так не исчезнувшая с годами женственность мешали ему, и сейчас он всей кожей ощущал исходящую от Чилтона неприязнь. — Подписали? Идёмте. Раньше, когда Ганнибал Лектер сидел здесь в первый раз, между ним и внешним миром было пять дверей. Теперь их стало восемь. Последовательно проходя вместе со слегка прихрамывающим доктором Чилтоном их все, Уилл понемногу стал успокаиваться. Он придёт, увидит Ганнибала, сделает своё дело и уйдёт. — Он сидит в той же камере, что и в первый раз, но меры предосторожности усилены, — говорил Чилтон, пока их проверяли, смотрели в документы, заставляли проходить сквозь прямоугольники металлоискателей. — Правда, в прошлый раз он был разговорчивей. Как наяву Уилл услышал голос доктора Лектера, звучащий из прошлого: «Я провёл три года в клинике для душевнобольных преступников. За это время я ни разу не видел солнечного света, ни разу не встречался ни с кем, кроме троих санитаров, психиатра и своего адвоката, и ни на одно мгновение не мог остаться наедине за стеклянной стеной». Память тут же подбросила ему все подробности того разговора: поздний дождливый вечер, промокшие волосы, Ганнибал, заботящийся о нём. — Вы были его психиатром, доктор Чилтон? Чилтон чуть сильнее стукнул тростью о пол. — Официально я являюсь им и сейчас. Правда, — он распахнул перед Уиллом последнюю дверь, из тёмного дерева, — это бесполезно.

***

Уилл тысячу раз видел фотографии камеры Ганнибала — странного помещения, отгороженного пуленепробиваемым стеклом. Вживую она казалась ещё более странной: сцена, подготовленная для одного актёра, с которой нельзя сойти. В первый момент ему показалось, что камера пуста. Потом он перевёл взгляд в глубину — там на узкой кушетке лежал человек в светло-голубом комбинезоне, держа в расслабленной руке небольшой томик в мягкой обложке. Глаза его были закрыты. Горло Уилла перехватило, он не мог выдавить из себя ни звука — просто стоял и смотрел, а Ганнибал спал, тихо, ровно дыша, и всё прошлое обрушилось на Уилла и разбилось о стеклянную стену. — Прекрасный лосьон после бритья, Уилл. Ганнибал не открыл глаз. Его голос был шипящим даже больше, чем обычно, как будто он редко с кем-то разговаривал. — Добрый день, доктор Лектер. Ганнибал наконец сел, отложил книгу в сторону — она легла идеально параллельно краю. Он смотрел на Уилла так, что тот поспешно отвёл глаза. — Добрый день, Уилл. Теперь Ганнибал встал, сделал шаг вперёд. Из-за того, что стекло было почти идеально прозрачным, казалось, что между ними нет никаких преград, и Уилл едва удержался от того, чтобы не попятиться. Он снова ощущал себя как тогда, когда впервые подошёл к двери дома доктора Лектера. — Уилл, — протянул Ганнибал, рассматривая его. — Золотой мальчик, любимый сын Фортуны. Академия в Куантико, встреча с президентом, стажировка во Франции — я ничего не упустил? Ах да, дело Буффало Билла. Этот дорогой лосьон и хороший свитер идут тебе. Правда, ты не стал выглядеть мужественней. Ганнибал говорил, а Уилл силился поднять взгляд. Каждое слово жгло его, и каждое слово было правдой. — И теперь ты приходишь ко мне, после двух лет, и стоишь тут, в своём дорогом распродажном свитере, как будто не было ни твоего предательства, ни моего разочарования. Предательство и разочарование. Уилл был способен почувствовать их одновременно; он всё ещё носил слепок Ганнибала в своём сознании. — Доктор Лектер. — Привычное имя помогало собраться, сконцентрироваться на том, чтобы слова возникали и выходили из горла, а не застревали там. — Я пришёл по заданию ФБР. Покачнувшись на носках, Ганнибал сделал ещё шаг вперёд. Теперь между ними было не больше метра. Уилл видел ноги Ганнибала, обутые в мягкие, без носков, тапочки, и чуть выпирающий живот — видимо, он поправился в заключении. — Вероятно, мисс Блум считает, что я клюну на такую завлекательную приманку? Неимоверным усилием Уилл всё-таки заставил себя посмотреть в лицо Ганнибала. — Я воспользовался поводом, чтобы увидеть вас, доктор Лектер. Удивительно, как легко вновь возникли и окрепли те невидимые нити, связывающие Уилла с Ганнибалом, стоило лишь взглянуть в глаза. Он вновь ощутил тёмное и тёплое сплетение их мыслей и чувств и привычно уже рассмотрел в их фантасмагории те, что принадлежали не ему. Как будто не было этих двух лет, как будто Уилл не предавал Ганнибала ради себя самого. — Это правда, но не вся. Мелькнуло соблазнительное видение — бросить всё, сбежать, обрубить воскреснувшие узы, слишком мучительные, чтобы носить их с достоинством; мелькнуло и исчезло. Это было бы как отрубить себе руку или вырвать сердце. — Один раз тебе уже удалось сделать на мне карьеру, Уилл. Второй раз ты утонешь в этой реке. «Почему вы мне не верите?» — чуть не сорвалось с языка Уилла, но он вовремя заткнулся. — Вы всегда были мне интересны, доктор Лектер. — Оставь свои бумаги, Уилл. Оставь и уходи. Не веря своим ушам, Уилл быстро затолкал папку в лоток для передач. — Уходи, Уилл. — Доктор Лектер!.. — Прочь. И Уилл попятился, так и не решившись повернуться, пока за ним не закрылась дубовая дверь. Ганнибал так же стоял возле стекла, заложив руки за спину, а в глазах у него было презрение.