Он всего лишь учитель!

— Ты обещал, что позвонишь, — недовольно бурчала мать в трубку телефона. — Отец мне тут столько наговорил… — Да? — приподнял бровь Арсений, с прищуром смотря на бутылки пива перед собой. — И что же? — Что у тебя в классе есть один длинный… — Ма! — запротестовал Попов, прижимая телефон ухом к плечу. — Не надо об этом, прошу. — А что? Тот мальчик обижает тебя, да? Если хочешь, я приеду и…! — Ма, мне же не семь лет, в конце концов! — вскрикнул мужчина, положив стеклянную бутылку пива в корзинку. — Да и вообще, я сам могу со всем разобраться. Не маленький. — А еще отец сказал, что он цыган… — Ну, ма-а-а, — простонал Арсений, спихивая в корзинку еще и замороженную пиццу. — Серьезно, это уже не смешно. Он нормальный парень и не такой уж и длинный… — А, я поняла-поняла, — затрещала мать в трубку. — Господи, что ты поняла? — Ты комплексуешь по поводу своего роста, да? — Мама! Ничего я не комплексую, правда! Хватит уже о нем, он просто ученик и все. Он не цыган, понятно? И он меня не обижает! — Тогда почему ты хочешь запить все это алкоголем? — вдруг выдает мать. Арсений подпрыгивает и резко осматривается, находя взглядом несколько камер и пытаясь отойти туда, где их нет. — Ты… ты как это?! — Материнское сердце чувствует… «Ведьма!» — хотелось бы закричать Попову, но ведь это же матушка, с ней так нельзя. Поэтому мужчина лишь потирает виски и выдыхает, скрипя зубами от досады. — Я позвоню еще завтра, ладно? — Хорошо-хорошо, только много не пей. Договорились? — Угу. — Люблю тебя, маленький мой. — Ну, ма-а-а, — закатывает глаза Арсений, а потом тише добавляет: — И я тебя. Он быстро кладет трубку и неуверенно вздыхает, смотря на продукты, лежащие у него в корзине. Да, Арсений — взрослый (или почти) мужчина, который будет тупо запивать горе алкоголем. Хотя, горе ли это? Он просто ничего не чувствует, его словно нехило долбануло о землю какое-то чудище, которое мужчина мысленно прозвал «Давайте все прекратим?». И эта тварь до сих пор пинала Попова под ребра, делая его взгляд больше похожим на рыбий. На взгляд мертвой рыбы, если быть точнее. И вместе с пивом в корзину летит еще бутылка вина и коньяк. Да, он будет пытаться восстановить свои утраченные нервные клетки алкоголем, плакать в подушку и думать о длинноногом парне, удерживаясь в попытках не заняться чем-нибудь грязным и развратным. А потом, чувствуя себя педофилом и будучи под воздействием алкоголя, он все-таки позволит себе распустить руки, а фантазии прикажет преподносить ему самые извращенные картинки, одновременно чувствуя вину. Гадко. *** Антон нервничал. Господи, когда последний раз он чувствовал себя так заведенно, раздраженно, грустно и радостно одновременно? Да никогда! Но все в жизни когда-нибудь происходит впервые… Он сидел в своей комнате, опустив голову на деревянную поверхность стола, и пытался сосредоточиться на громкой музыке, которая басила в ушах. Но парень не мог. Скорее всего, это было связано с тем, что песня проигрывается уже раз двенадцатый, или же из-за того, что Антон просто пытается думать. Пытается — ключевое слово. Шастун вздохнул, выдернув из ушей наушники, и выпрямился, облокачиваясь на спинку стула. Тихо. В доме подозрительно тихо и парень даже не может сказать, с чем это связано. С тем, что его сестра любит тишину и просыпается от малейшего шороха, поэтому родители не шумят, или просто в последнее время взрослых Шастунов часто куда-то приглашают. Черт, слишком неприятное чувство одиночества. Антон застонал в голос от накатившей тоски, встал из-за стола и лег на кровать, вытягивая ноги и переворачиваясь на живот. Чего он так переживает, в самом деле? Юность — она для того и создана, чтобы влюбляться, страдать, забывать. Время пройдет очень быстро, все будет идти своим чередом, все забудется… — Ну что не так с моим братишкой в последнее время? — вздохнула зашедшая в комнату Ангелина, скрещивая руки на груди и присаживаясь на краешек кровати. — Эй, мистер труп, вы меня слышите? — Отстань, Энжи, — грубо отмахнулся Шастун. — Ты чего такой грубый, м? — нахмурилась девушка. — У тебя этот, как его… Весенний спермотоксикоз, да? Тебе нужна крепкая здоровая женщина, милый мой. — Лучше бы себе мужика нашла… Подзатыльник с глухим звуком пришелся от сильной женской руки и Шастун сморщился, не понимая, как Ангелина смогла так больно ударить человека в лежачем положении… — Охамел, да? — Блин, — простонал Антон, потирая ушибленное место. Что вообще не так с этими женщинами? — Я просто хочу во всем разобраться, — словно бы прочитав мысли брата, сказала Ангелина. — Когда я приезжала в позапрошлом году… ну, помнишь? Хотя нет, не вспоминай. Тогда ты тоже вел себя так. Лежал целыми днями в комнате, ничего не ел, нервничал и срывался на всех. Ты очень много плакал… — Замолчи. — Нет, я скажу, — настояла девушка. — Ты тогда еще никому ничего не рассказал, а мы уже переехали в Санкт-Петербург и… Антош, я очень боюсь за тебя. — Не стоит. — Стоит, почему ты так себя ведешь? Я ведь знаю и все понимаю, милый мой, — Ангелина вздохнула и пододвинулась к парню, обнимая его, прижимаясь губами к виску и ласково поглаживая брата по мягким коротким волосам. — И я очень тебя люблю, ты же знаешь об этом? — Знаю. Но, Энжи, — Шастун потупил взгляд, молясь, чтобы прижавшаяся девушка не почувствовала, как он вздрогнул всем телом или не услышала, как громко он сглотнул от досады. — Я понятия не имею, что со мной творится… — Тошенька, ты ведь можешь мне все рассказать, — кивнула Ангелина, продолжая гладить брата по голове. — Если родители и друзья не поймут, я ведь всегда буду рядом с тобой, я никогда тебя не брошу. Мне претит мысль о том, что ты куришь, или что тебя так легко могут покалечить, — продолжала она уже шепотом, подушечками пальцев касаясь заживающих ран на лице парня. — Но я всегда встану за тебя горой. Мы ведь брат и сестра, как-никак. — Меня гложат чувства, — вздохнул Антон, потирая щеки руками. — Отвратительное ощущение. — Пойдем на кухню, и за чашкой чая ты все мне расскажешь, договорились? — Угу. Ангелина взяла брата за руку и увела на кухню, где поставила чайник. Все то время, когда девушка заваривала чай и пыталась найти печенье, Антон тупо смотрел впереди себя и хмурил брови, видимо, решаясь. Он не знал точно — стоит ли говорить или не стоит. Все его изначальные планы рухнули и, вероятнее всего, никогда больше не воскреснут. Он их разрушил. Шастун надеялся веселиться вместе с друзьями, используя для этого классных руководителей или просто учителей. Планировал строить планы, думал, прежде всего, о своих чувствах, совершенно забивая на остальных людей вокруг себя. Друзьями он считал лишь Диму и Сережу. Родители, конечно, тоже хорошие, всегда были рядом, но именно для Антона они были в некотором роде чужими. Теми, кто сваливал любые перемены в характере парня на переходный возраст. Такие идиоты… Остальные люди вокруг него тоже были не лучше. Им бы лишь посмеяться, находясь рядом с таким крутым парнем, как Антон, чувствовать его силу. Они думали о себе, и до недавних пор Шастун находил различия между собой и ними, но уже неделю, думая об этом, он не мог их найти. А вот теперь почувствовал разницу. Люди вокруг думают только о себе и о своем счастье, а он, сыграв роль того, кто смог на вид достаточно легко и без сожалений втоптать в грязь чувства другого человека, мог понять его боль. — Держи, — сказала Ангелина, поставив перед Антоном большую кружку с чаем. Парень кивнул, но лишь пододвинул напиток к себе, понимая, что если сейчас начнет хлебать — обожжется. — Теперь можешь говорить, — подтолкнула его сестра и Шастун медленно кивнул. — Знаешь, у меня… — сказал он, облизывая губы. Какое странное чувство — говорить об этом. Как говорят люди? Словно бабочки в животе, легкая дрожь в коленках… Противно до жути и волнующе до головокружения… снова вы, Арсений, сука, Сергеевич. — Я, короче, типа, в мужика втюрился, — пожал плечами Антон. — Пиздец, да? — спросил он, поворачиваясь к сестре. Девушка сидела, так и не откусив кусочек от печенья, которое она уже поднесла к губам. Ее взгляд и лицо, а-ля удивленная лошадь, нужно было видеть, и Шастун увидел. Их лица, которые были очень похожи, вытянулись одинаково, пускай и по разным причинам. Ангелина пыталась вникнуть в слова брата, а Антон просто думал: врежет ему сестра или нет. — Чего? — В мужика. Я. Втюрился. По уши. — Еще разок. — Мне симпатичен один человек мужского пола. — Да ну… — Да. — Как так-то? — Весенний спермотоксикоз? — Не-е-е, — Ангелина закрыла глаза и поправила волосы, пытаясь делать это совершенно спокойно. — Ты вот говоришь на полном серьезе? — Мне бы хотелось верить, что это не так, но блять, — даже не сдерживаясь в словах, ответил Антон. — У меня руки дрожат, когда я думаю о нем. — И кто это? Д… Дима? — Нет! — Да ну?! Сережа, что ли?! — Нет, блин, я говорю — мужика! Мужик! Старше меня! Ему двадцать два! — Ему дадут восемь лет строгача и это уже хорошо, — попыталась убедить себя девушка. — Ты меня не слышишь, да? — Я просто не могу поверить… Ангелина отвела глаза и потерла виски, понимая, что деваться ей некуда. Теперь она чувствовала себя немного преданной всем миром и собственным братом, который, в свою очередь, предавал свои идеалы… — Но, Тош… а как же… ну, ты понимаешь, о ком я. — Понимаю, и поэтому… поэтому чувствую себя ужасно. — Кто этот человек? Ангелина говорит слишком серьезно, но по-другому нельзя. Шастун поднимает на нее умоляющий взгляд, однако девушка непоколебима и парень вздыхает, ведь он тоже в ловушке. — Человек с пидорским именем и… — БЫТЬ НЕ МОЖЕТ! АРСЕНЬКА?! Ангелина еле сдерживает себя, чтобы не заорать чайкой в другую сторону с отборным омским матом, а после выпученными глазами смотрит на брата и, чуть не задыхаясь, теряется между реальностью и фантазией. — Он что-то сделал?! — Да ничего он не сделал! — протестует парень. — Этот Арсений Сергеевич — божий одуванчик и… — Ты хоть понимаешь, что говоришь?! — кричит сестра, ударив кулаком по столу. — Он же! Он! Этот… Антош… — ее голос немного дрожит, а под конец вообще переходит на шепот, девушка отводит взгляд в сторону и сводит брови к переносице. — Как же… — Я его… блять, я в него влюбился, — сглатывает Антон. — По-настоящему, Энжи. Это ведь неправильно. Он же ебанный мужик, да еще и… классрук. — Тош, господи, — вздохнула девушка, запуская пальцы в волосы и устремляя взгляд в кружку чая. — Мне ведь это вовсе не надо, — говорит парень и встает из-за стола, обходя его и опускаясь на колени перед сестрой. Она смотрит на него отрешенно, но с такой горечью, что сердце Шастуна разрывается в решениях: сказать, что все это была шутка или же просто продолжить убиваться. Но он выбирает второе, потому что это нихера не шутка. — Но, блять, он у меня в голове и грызет мне мозг, — рычит парень, утыкаясь головой в живот девушки. Ангелина понимающе кивает и запускает пальцы теперь уже в волосы Антона, немного сжимая и оттягивая тонкие пряди. — Этот божий одуванчик… я ведь тогда курил, а не он, — решил уже до самого конца открыть все карты Антон. — Когда мы стояли возле школы… — Да поняла я уже, — вздохнула сестра, взяв брата за ухо и немного оттянув. — Ты такая дубина. — Да знаю я, — промычал Антон. — Что теперь делать-то? — Вешаться? — Ты вообще успокоить меня пытаешься или как? — Он тебе действительно так нравится? Прическа как у хипстера, улыбка наркоманская, в жопе детство играет, он же… ну… — Я его люблю, — еще раз повторяет Антон, но уже, скорее всего, для самого себя. Потому что он еще не верит, однако эти слова выселяют все предыдущие сомнения. — И, вроде как, он меня тоже… Но мне страшно… — Ясень пень! А кому бы не было страшно, м? — вздыхает Ангелина. — Ты, конечно, молодец, но блин. Все так серьезно? — Слишком серьезно. — Черт, — мычит девушка. — Тебе нужна моя помощь? — Нужна. — И чего именно ты хочешь? Антон поднял голову и посмотрел в зеленые глаза сестры, сам не понимая, что ему нужно. А чего он хотел? Он уже задумывался о том, чтобы все было как в фильме. Чтобы они — он и Арсений, под дождем, после долгих криков, ссоры, после скандала и надрыва голоса, целовались где-нибудь на мосту и на них бесстыдно смотрели люди. А они — мокрые, смущенные и довольные шли бы уже к Арсению домой и там Антон надел бы рубашку учителя, потому что все его вещи были мокрыми. И вот они вместе сидят на диване, Антон смотрит какую-то тупую передачу по телевизору, совершенно в нее не вслушиваясь, а на его коленях, словно величественный породистый кот, спит Арсений. И Шастун запускает длинные пальцы в волосы мужчины, оттягивает и сжимает пряди, точно так же, как и его сестра сейчас, очерчивает контуры лица и немного щекочет шею, а затем наклоняется и оставляет легкий поцелуй на щеке Попова. Для него это было бы идиллией. Лучшим исходом событий, но разве может он мечтать о чем-то таком после того, что наговорил? — Я хочу перестать его бояться, — говорит Антон. — Один раз он смог это сделать, собой затмить все мои страхи и я тогда даже не вспоминал о прошлом. — Вы… — Целовались? Да, — кивает Антон, опять утыкаясь головой в живот сестры. — Мы ехали по городу после небольшой перепалки со старшеклассниками, я — побитый, он — испугавшийся за меня. Мы подъехали к его дому, где он начал обрабатывать мои раны, а потом… я тогда вообще обо всем забыл и не мог нормально сфокусироваться. — Может, он тебя напоил чем-то? — Энжиии. — Да ладно, я же шучу, — грустно улыбнулась девушка. — Хотя суть я поняла. Но ты этого прям хочешь? Не будешь жалеть? Он ведь не знает, что произошло… — Я расскажу ему… я смогу ему рассказать, это точно, — кивает Антон. — Хорошо, — говорит Ангелина и гладит брата по волосам. — Тогда я попытаюсь тебе помочь. Шастун смотрит на нее умоляющим взглядом, а потом кивает и пытается улыбнуться, но он слишком разволновался. Ему нельзя бояться вечно и если этот человек вселил в него доверие, может, все-таки стоит? Наглый и очень милый прилипала — Арсений Сергеевич, который буквально влюбил в себя такого неприступного парня, как Антон. Так почему бы… «Не попробовать?».