Он всего лишь учитель!

Арсений открыл глаза и теперь тупо смотрел в потолок уставшим взглядом. Он неожиданно для себя понял, что все — молодость прошла и теперь он старый, больной двадцатидвухлетний человек, работающий учителем и питающийся яичницей каждый день на завтрак. Но все эти мысли испарились, когда через его грудь перекинулась длинная тонкая рука, а к левому боку вплотную придвинулось одно сопящее солнышко. Попов сам не заметил, как начал очень глупо улыбаться, глядя на Антона, который, морщась от падающих на лицо солнечных лучей, утыкался Арсению в плечо и томно вздыхал, прижимаясь сильнее. — Солнце, — причмокнул губами мужчина, поворачиваясь к Антону и тоже обнимая его. По всему телу растеклась приятная нега, и Попов даже почувствовал себя отдохнувшим, потому что, блин, что может быть прекраснее? Теплая кровать, любимый человек, куча свободного времени… казалось бы. Арсений, уже начавший дремать, резко открыл глаза. Точно, у него же есть чертова работа. Чертова работа, которую так невзлюбил его отец и на которой он смог познакомиться с этим маленьким комком смущения и проблем. Но Попов предпочитал не думать о проблемах своего мальчика. Он просто тяжело вздохнул и поцеловал парня в висок, задерживаясь в поцелуе и от наслаждения закрывая глаза. Мужчина скинул одеяло и поднялся с кровати, потягиваясь. На прикроватной тумбочке стояла недопитая бутылка вина. Жаль, Арсений не успел ее вчера закрыть и почти все то, что называется искусной кислинкой, выветрилось за ночь. Однако он все равно пожал плечами, взял бутыль и присосался к горлышку, делая пару глотков. Верно, нельзя забывать, что из-за одного шестнадцатилетнего подростка, от половой связи с которым тебя могут посадить на круглую восьмерку, ты стал алкоголиком. — Если я вчера не пил, можно мне выпить сегодня? — Арсений вздрогнул, оборачиваясь к кровати и глядя на Антона. Парень лежал на животе, почти утыкаясь лицом в подушку, но достаточно для того, чтобы наблюдать за мужчиной. Длинные руки Шастуна были вытянуты вдоль тела, а одеяло съехало до поясницы. — Ты будешь пить чай, — улыбнулся Арсений. — Как нечестно, — фыркнул Антон, пытаясь согнуть одну ногу в колене, но начиная морщиться. — Больно? — Я не могу пошевелиться, — сказал парень, отрешенно глядя на мужчину. — Другими словами: «Подними меня»? — прищурился Попов. — И «Донеси до ванной». Пожалуйста, — промычал Антон. Арсений вздохнул и обошел кровать, чтобы можно было удобнее взяться за тело. Он склонился над учеником и одним движением руки сдернул с того одеяло. Попов удивленно вскинул брови: на молочной коже Шастуна было видно множество засосов, отметин, меток именно его, именно Арсения. Но дело в том, что мужчина совсем позабыл, когда же он умудрился столько понаставить. Попов поудобнее взял Антона и перевернул его на спину, опять-таки разглядывая свое творение. Особенно два ярких засоса были на животе прям там, где кружевной лентой проходил «пояс» чулок. — Сними их, — потребовал Антон. — Зачем тогда было их надевать? — Я хотел порадовать тебя. — Откуда ты вообще их взял? — хмыкнул мужчина, усаживаясь на край кровати и медленно проводя подушечкой пальца по кружевному пояску. — Это неважно… — Твоя сестра увлекается таким? — усмехнулся Арсений. — Чтоб тебя, — фыркнул Антон, закрывая лицо руками, и немного отвернул голову, приподнимая правую ногу. — Говорю же — сними их. Кружева впиваются в кожу, все ноги чешутся. Попов только заулыбался в ответ и, наклонившись, поцеловал один из синеющих засосов, отчего Шастун сильно вздрогнул и, кажется, всхлипнул. Арсений кончиками пальцев прошелся по бархатной коже, вызывая сотни мурашек по телу ученика, и спустился к кружевному пояску, отцепляя от него подтяжки, на которых и держались чулки. Мужчина улыбнулся и потянул за завязочку. Вся хитросплетенная конструкция нарушилась, пояс перестал стягиваться и бездушной лентой упал на простыни, но продолжал впиваться кружевами в спину парня до тех пор, пока Попов не вытащил пояс из-под Антона. — А теперь эти адовы сооружения, — просипел парень, опять приподнимая и вытягивая ногу, но после, понимая, что боль в заднице становится просто невыносимой, он попытался ее опустить, однако Арсений перехватил тонкую щиколотку одной рукой, а второй ласково провел по колену. — У тебя такие красивые ножки, солнце, — улыбнулся он, легко чмокая туда, куда позволяли кружева. — Даже без этого подобия нормальной одежды они очень красивы. — Я, конечно, благодарю тебя за комплимент, — на выдохе проговорил Шастун. — Но прошу, сними их уже! — Не кипятись, Тоша, — Арсений усмехнулся и начал медленно стягивать один чулок, со взглядом фетишиста наблюдая линии на коже Антона. Попов прищурил глаза, разглядывая полосы и понимая, что они передают точную копию рисунка, на котором вырисовывались цветы и стебли. И Арсений не удержался, пройдя дорожкой поцелуев по одному из таких цветков. Второй чулок был снят быстрее, а Антон в смущении свел ноги, понимая, что все еще находится без трусов. Он и раньше находился без них, но тогда Попов был больше занят ногами, а когда его взгляд скользнул по гениталиям парня, Шастун вспыхнул и отвернул голову, прикрывая все свое мужское достоинство сведенными коленями и растопыренными пальцами. — Уверяю, что вчера я все успел рассмотреть, — улыбнулся Арсений, но Антон только отрицательно покачал головой. — И как мне тебя нести до ванны, если ты не можешь нормально ноги положить? — Дай мне трусы. — Свои, что ли? — хохотнул Арсений. — Ты когда вчера пришел, мог бы в пакетике принести сменное белье. Кстати, ты сегодня тоже без рюкзака и учебников. Скатишься, Шастун, скатишься… — Блин, Арс, просто дай мне трусы и отнеси меня в ванную! — Зачем мне давать тебе трусы, если ты все равно их снимешь? — в ответ цокнул Попов. Такая фраза, видимо, заставила Антона на пару секунд выйти за пределы человеческого понимания и поменять все свое мировоззрение, а когда парень очухался, мужчина уже поднимал его над кроватью, сомкнув челюсти. Ну правда, не каждый же день тащишь на своих руках двухметровую не сгибающуюся из-за смущения палку! Правда, потом Шастун все же обмяк и повис на руках мужчины, прижимаясь головой к чужой груди. Он прятал взгляд и вдыхал сладкий запах, продолжая сжимать колени, одной рукой обхватив шею Арсения, а второй прикрывая свое достоинство. Путь до ванны был недолгим, однако проход через дверные проемы занял много времени, потому что длинные ноги Шастуна реально мешали. Однако, пройдя через первую, а потом вторую дверь, Арсений уложил Антона в холодную ванную, отчего парень поморщился и зашипел. — Дальше я сам, — сглотнул Антон. — Уверен? — Полностью, — отмахнулся он. — Если будет больно или неудобно, крикнешь, хорошо? — действительно обеспокоено спросил Арсений, проведя рукой по светло-русым волосам. Антон ничего не ответил, просто немного сжал губы и кивнул, а когда мужчина припечатал свой поцелуй на лбу парня, Шастун улыбнулся, жмуря глаза. Попов вышел из ванной, а Антон начал водные процедуры. *** — Твой отец нефтяной магнат?! — поперхнулся Шастун, еле прожевав булочку. — Не магнат, просто владеет небольшим бизнесом, — пожал плечами Арсений, глядя на дорогу. — Это так удивительно? — Если честно — да. Я думал, что во всех богатых семейках дети жутко избалованные, грубые и наглые! Арс, честно, что с тобой не так? — Ты бы хотел, чтобы я был грубым и напористым? — усмехнулся Попов. — Ну… я просто предположил, каким бы ты мог быть. И, серьезно, тебе хотелось стать актером? — Я закончил театральный, так почему бы нет? — недовольно цокнул мужчина. — Ты ведь не видел меня на сцене, солнце. А я отлично играю роли. — Охотно верю, — отмахнулся Антон, кусая булочку. Они доехали до дома Шастуна в считанные минуты. Возле подъезда дежурила Ангелина, с подозрительным взглядом следя за подъезжающей машиной. Антон радостно махнул ей рукой, но девушка только хмыкнула и качнула головой, призывая брата собираться быстрее. — Увидимся в школе, — сказал Антон, собираясь уже вылезти из машины, но вдруг его схватили за руку и, прямо как в старые добрые времена, потянули назад. С легким шумом, Шастун приземлился на свою пятую точку, которая все еще болела, и поморщился, а затем удивленно округлил глаза, почувствовав на своих губах горячее дыхание. — Что, даже без поцелуя на прощание? — грустно усмехнулся Попов, находясь очень близко к парню. — Мы же увидимся через два часа, — сглотнул Антон. — Этого достаточно, чтобы я по тебе соскучился, — повел плечами Арсений и прижался к горячим губам, тут же сминая их в поцелуе. Антон еще успел отметить про себя, что в этот раз мужчина действительно был напорист, после чего мозг паренька отключился, а тело обмякло в чужих руках. Кажется, Шастун услышал, с каким разочарованием вздохнула Ангелина или как громко разговаривали бабушки, сидящие у соседнего подъезда на лавочке, а потом мир просто померк, потому что сильные руки обвили его талию, огладили спину, запустили пальцы в короткие волосы, словно были абсолютно везде. Точно так же, как и сладкие губы. Арсений целовал достаточно глубоко и Антону это чертовски нравилось. Парень успел несколько раз распрощаться с жизнью и с репутацией в глазах сестры, пока Попов не отдалился, напоследок проведя кончиком языка по чужим, блестящим от слюны губам. — До встречи, — прошептал Арсений отчего-то охрипшим голосом и улыбнулся. Антон смог только кивнуть и обнять мужчину, обхватив его шею руками, после чего открыл дверь и вылетел из машины, добежав до подъезда в считанные секунды. — Будете вы мне еще тут гейскую порнушку устраивать, — недовольно цокнула Ангелина, скрещивая руки на груди. — Когда-нибудь, лазая по разным сайтам, например, на ГейМании, ты найдешь видео с собой в главной роли, я тебе обещаю. Пойдем уже, и сотри, пожалуйста, это возбужденное выражение с лица. Родители дома, не дай бог что-то заподозрят. Антон только кивнул, утирая влажные губы, и проследовал за сестрой, краем глаза наблюдая, как отъезжает черная машина. *** — Что с ним? — Антон, пришедший почти позже всех в класс на биологию, удивленно вытаращил глаза на поникшего Сережу, который, в обнимку с рюкзаком, сидел на последней парте возле окна и жалостливо смотрел на улицу. — Ему с утра не дали заколоть барана? — Чувак, куда делся твой замечательный юмор? — хмыкнул Дима. — Старею. — Ну, не ты один, — пожал плечами Позов, тоже обращая внимания на поведение Матвиенко. — Его девушка бросила. — Опять?! — крикнул Антон так громко, что почти все люди в классе повернулись на его голос, за исключением самого Сережи. — Погоди, как так-то? Они ж были счастливыми, как два кролика по весне. — Ну, весенний кролик — это у нас ты, — цокнул Позов, указательным пальцем ткнув в яркий засос на чужой шее. — Знаешь ведь, как он ко всему этому относится. Слишком плохо переносит расставания. Не дай бог, напьется еще какой-нибудь дряни и сдохнет в подворотне от передозировки алкоголем… — Поз, ты прям такой добрый, — фыркнул Антон и, подойдя к парте, за которой сидел Матвиенко, присел рядом. — Серый, ну не переживай ты так. — А я и не переживаю, — слишком уж устало сказал парень. — Да ну? — Правда. — Это ведь всего лишь девушка. — И не больше. — Вот именно. Ты ее хотя бы любил? — Она мне нравилась. — Школьная любовь никогда не бывает прочной, парень. Пройдут года и все это растворится. Ты забудешь о ней уже через неделю. — То есть, в любом случае я не смогу остаться с человеком, которого полюбил в школе? — Ну, остаться-то ты останешься, но вряд ли вы будете вместе до конца своих дней… — То есть, тебе тоже ничего не светит с Арсением Сергеевичем? Антон вздрогнул, остановившись на полуслове и через легкую дрожь взглядом найдя шоколадные глаза Матвиенко, прямо смотрящие на парня. У Шастуна дернулась бровь, а по телу пробежали сотни мурашек, только в отличие от вчерашнего наслаждения, Антон испытал только волнение и даже небольшой страх. — Прости? — Нет, блин! — рыкнул Сережа, закрывая глаза рукой. Подошедший Позов непроизвольно нахмурился. — Извини, Тох, — качнул головой Матвиенко. — Че-то я ляпнул не то. Пойду, освежусь, — резко встал из-за парты и выбежал в коридор. Антон сидел, пялясь в одну точку и совершенно не понимая, почему рядом утомлено вздыхал Дима. Тяжелая рука Позова легла на плечо Шастуна, а пальцы немного сжали кожу, заставляя Антона прийти в себя. — Он ведь не слепой, — сказал Дима, присаживаясь рядом. — Не такой проницательный, как я, но все же не слепой. Рахат-Лукум прекрасно видит, что с тобой… что между тобой и Арсением Сергеевичем происходит. Не стоит забывать, что он тоже твой друг и тоже может перегибать палку. — Да… — отрешенно согласился Антон. — Думаю, ты прав… — И про школьные чувства, — почесав затылок, снова начал Позов. — Я хочу, чтобы ты хорошо подумал над этим, Тох. Мы же друзья, поэтому, пожалуйста, задумайся над своими ощущениями, подумай о том, что будет дальше. Не все же время дурака валять, — Дима вздохнул, поднимаясь. — Пойду и догоню его, а то вдруг чего, — сказал парень, разворачиваясь. — Попробуй представить, ладно? Антон только кивнул и Дима тут же убежал, оставляя парня наедине со своими мыслями. Всю длинную, чрезвычайно скучную и загнутую биологию, на которой Александр Михайлович орал во всю глотку, что весь 10 «В» сборище неудачников, ведь не могут пестики от тычинок отличить, Антон просто сидел на последней парте, обняв рюкзак и полностью повторяя недавний образ Сережи. Матвиенко с Позовым уселись на первой парте того же ряда и получали больше всех, так как не могли остановиться и болтали весь урок. Под конец урока Александр Михайлович, сокращенно прозванный в узких кругах СанМихом, сорвал себе голос. Когда класс снова начал дебош, а у учителя уже не было сил кричать, мужчина разбежался и, высоко подпрыгнув, грузно приземлился на пол, привлекая внимания. Внимания-то он привлек, и ученики узнали много новых слов, наподобие: «А, ******* моя нога ****** пятка **** дети ****** всех вас ***** по нескольку раз!». Тогда его крик, несмотря на сорванный голос, был громок, как никогда… Антон отучился еще четыре урока, после чего устало вздохнул и пошел за здание школы, на ходу доставая сигареты. Пачка, еще в прошлый раз купленная Арсением, грела сердце, поэтому парень, облокотившись на стену, достал одну никотиновую палочку, поджег ее и с удовольствием затянулся. Позова рядом не было. Не было никого, даже обычных прохожих, все время гуляющих на территории школы. Дима пошел вместе с Сережей домой к последнему, попутно выслушивая все, что говорил Матвиенко. Позов решил остаться у брошенного друга на ночь, а Антон обещал непременно зайти к ним завтра, принести винца и вместе обсудить то, что обсуждено не было. Парень шумно вздохнул и оперся затылком о бетон. Его собственные слова сыграли с ним злую шутку. «Может ли школьная любовь жить вечно?». Да, для Арсения их чувства (любовь?) уже не являются школьными ощущениями, но ведь с Антоном совсем не так. Шастун не может понять, что же с ним произошло. Всего три недели. Они знакомы три недели, но уже и обнимались, и дрались, и целовались, и… даже это. Разве на такое способны хорошие мальчики? Вероятнее всего, нет. Но вопреки своим ожиданиям, Шастуну плевать на это. Его притяжение к Арсению — стопроцентная любовь, желание быть нужным, потребность в человеческой любви. Ему нравится запах Попова, нравится цвет его глаз, нравится улыбка и голос, нравится его отношение к жизни, нравится все, что только может нравиться. Этого достаточно, чтобы просто сойти с ума от восхищения, но долго ли это продлится? Долго ли они… будут чувствовать нечто подобное друг к другу? Антон тушит сигарету о стену и идет в школу, где в своем кабинете сидит Арсений. Но парень ошибается. Дверь в кабинет литературы и русского закрыта на ключ, а учителя нигде нет. Попов не мог просто так уйти, он же должен сначала позвонить. За сегодня они виделись только два раза — на уроке, на протяжении которого Попов пропадал где-то с бумагами, и в коридоре, когда учитель, помахав Антону, резко свернул за поворот. И Шастуну было неприятно, он чувствовал тоску. Парень вздохнул и прислонился к стене возле кабинета, закрывая глаза. Ему бы подумать еще, все осмыслить, ведь он — всего лишь мальчик, которому хочется получить желаемое. А если все это надоест самому Арсению? Все же, он единственный ребенок в семье нефтяного бизнесмена, которому по-любому нужны внуки. Разве сын-гей может этому как-то поспособствовать? Антон всегда был толерантен. Ему не важна ни национальность, ни цвет кожи, ни ориентация, ведь если сердце чувствует — не прикажешь. Конечно, сомнения были, он их показывал, пытался предотвратить то, что происходит сейчас. А что сейчас происходит? Он сидит возле кабинета русского и литературы, прижав к груди коленки и обняв их руками, понурив голову и думая о том, как ему одиноко без Арсения. Антон превращается в маленькую слезливую девочку, для которой слово «любовь» действительно означает преследование своей второй половинки, потребность всегда держать ее рядом. — Тош? Шастун поднимает голову и смотрит на Арсения, который удивленно смотрит в ответ. Учитель выглядит уставшим и немного потрепанным, в руках у него стопка каких-то папок, на белой рубашке, ближе к низу, видна полоса чернил от ручки. — Ты чего тут сидишь? Антон качает головой, потому что к горлу подступает ком. Он встает и подходит к Арсению за один шаг, тут же прижимаясь к мужчине, обнимая его за шею и положив подбородок последнему на плечо. Попов пытается удержать равновесие, потому что и стопка папок, и двухметровый Шастун достаточно тяжелый груз, поэтому он разворачивается и прижимается спиной к стене, чтобы иметь хоть какую-то опору. — Солнце, мне ж тяжело, — хрипит он, а после чувствует, как одна рука Антона придерживает стопку папок из-под низа, вторая же продолжает прижимать к себе учителя. — Тош, нас же могут увидеть. Что случилось? — Арс, я хочу быть с тобой, — сглотнув, говорит Антон. — Я люблю тебя. — Солнце, я тоже люблю тебя и буду с тобой, ты волновался из-за этого? — улыбаясь, говорит Арсений. — Нет, не поэтому, — почти рычит Шастун, хмуря брови. Невиданные силы заставляют его отпрянуть от Арсения и заглянуть последнему в глаза. Попову отчего-то становится дурно. Он выжидающе смотрит на Антона, а после теряется в догадках. — Давай зайдем в кабинет, — кивает Шастун и берет у Попова ключи, открывая дверь. Благодаря открытому настежь окну в классе прохладно, и это немного остужает. Они заходят в пустое помещение и, пока Арсений кладет стопку папок на стол, Антон закрывает дверь. Он понимает — это глупое волнение, это всего лишь стереотип, не более, но стереотипы были придуманы для того, чтобы люди как-то оправдывали свою неприязнь к чему-либо. Бабы — дуры, мужики — козлы, любовь — слишком непостоянна. — Арс, — начинает Антон после некоторого молчания. — Ты… ну… — Я люблю тебя, да, — кивает Арсений слишком просто и Шастуну это кажется жестокой грубостью. Ведь нельзя говорить о таком так легко. — И мы… вместе? — Конечно же, Тош, — вздыхает Попов, подходя к ученику и положив ему ладонь на щеку. — А дальше? Арсений непроизвольно хмурит брови, а Антон просто ждет, потому что не может ничего сказать. Из-за собственного вопроса к горлу подходит огромный ком, и парень не может его проглотить. Не может унять тревогу. — Дальше? Антон кивает. — В каком смысле — дальше? — Что будет, — наконец говорит парень. — Что будет с нами? Это… это так тупо, черт! Почему я вообще об этом думаю — не знаю, но не могу выкинуть это из головы, серьезно! Ведь… школьная любовь такая непрочная… — шепчет Антон и под конец окончательно стихает, видя, какое серьезное выражение виснет на лице Попова. — Ты думаешь, что я тебя брошу? — сглотнув, уточняет Арсений. — Нет, не из-за этого, — Шастун скрипит зубами. — Хотя, из-за этого тоже, но нет. Просто… а вдруг это просто временно. То есть. Весна, а мы оба… одинокие. И, бля, я как долбоеб, честное слово. К чему все эти сопли, м? Это же я начал разговор, блять… — Тош, успокойся, — просит Арсений, спустив ладонь по длинной шее к ключице. — Прошу, успокойся и расскажи, что тебя тревожит. — Это же позор! — надрывается Антон. — Просто жуть какая-то, а не разговор! Это даже нельзя назвать нормальным чувством! Нельзя назвать переживанием! — Не истери! — вдруг понижает голос Арсений. — Просто скажи, как есть, — смягчается он. — Я тебя слушаю. Антон вздыхает и жмурит глаза. Ему бы хотелось одного — какой-то договоренности. К примеру, было бы куда лучше, если бы истерику разводил Арсений, а Шастун вот так стоял и просто говорил, что будет рядом, несмотря ни на что. Но роль вечно переживающего за отношения человека досталась именно Антону, и парень проклинал тот день, когда высшие силы наградили его такой эмоциональностью, даже если раньше он и мог это скрывать. — Арс, что будет после всего этого? — Антон теперь смотрит гораздо увереннее, но его сердце замирает в ожидании. — Мы вместе и, если ты не видишь, то я очень этому рад, слишком. Но… а вдруг мы устанем друг от друга? Вдруг как-то неправильно поймем. Или… или может родственники будут против, это же, черт подери, хреново! Я… ты же у меня первый и именно сейчас я никого больше не признаю, я доверился именно тебе, я решил быть только с тобой. Но вдруг… это просто ветреная влюбленность? Арсений молчит, потому что дает Антону выговориться, но поток слов Шастуна быстро сходит на «нет» и по кабинету снова разливается молчание. Попов сглатывает слишком шумно, а после закрывает глаза и вздыхает. — Именно сейчас, — говорит он спокойно. — Мне нужен именно ты. Антон, три недели. Мы знакомы всего три недели, тебе шестнадцать, а ведь я тоже не стар. Всего лишь три недели позади, а впереди — целая жизнь. Мы еще успеем намучиться друг с другом. Ты будешь беситься, что я долго задерживаюсь на работе, а я — потому что ты всегда попадаешь в неприятности. Меня будут пугать синяки на твоем лице, когда ты подерешься, и то, как ободрана кожа на твоих костяшках. Если ты обожжешься или начнешь плакать — мне будет очень больно, Тош. Если честно, меня вообще не волнует, что случится дальше, у меня нет никаких планов. Но я точно знаю, что именно сейчас, именно в этом кабинете и именно на этом месте передо мной стоит человек, который нужен мне, которого я люблю. Плевал я на родственников, на общественность, я просто хочу, чтобы ты оставался рядом. Эй, это можно назвать любовью с первого взгляда? Она разве бывает не такой? Спустя малый промежуток времени начинаешь волноваться и трястись только от одной мысли о любимом человеке. Антон, я хочу быть с тобой. Хочу жить с тобой, хочу тебя любить. И я люблю. Именно в этот момент, понимаешь? На то, что выходит за рамки этого момента, можно смело закрывать глаза, — Арсений кажется спокойным и счастливым одновременно, а Антон не может не застыть от его слов. Руки мужчины смыкаются на шее Шастуна, но не давят, а согревают кожу. Попов слишком близко, и Антон чувствует его запах. Немного изменившийся запах, и теперь мужчина пахнет не только кофе и ментолом, но еще и корицей, и даже ароматом фруктового шампуня, которым пользуется сам Антон. И от этого замирает сердце, потому что парень понимает, каким же он был идиотом. Потому что теперь становится стыдно из-за своих слов, из-за переживаний. Антон кивает. — Видишь? Не все так плохо, — улыбается Попов, большими пальцами поглаживая подбородок Антона. — Ты спокоен? — Да, — сглатывает Шастун. — Хорошо, — щурит глаза Арсений в улыбке. — У меня закончилось собрание, давай куда-нибудь поедем пообедать? — Свозишь меня в ресторан? — теперь уже и Шастун расплывается в мягкой улыбке, а Арсений пожимает плечами и чуть смеется, кивая. — Ну, давай. Свожу тебя в дорогой ресторан, а потом? — А потом на набережную, — тут же отвечает Антон. — Хорошо, а дальше? — А дальше посмотрим футбол по телеку. — Согласен, — произносит Арсений. — Тогда… что случится после этого? Антон хмыкает с улыбкой и его лицо, казалось бы, расцветает. Он такой милый, когда улыбается. — А после уже не важно. У нас ведь, — он делает небольшую паузу, — еще целая жизнь впереди, так? Арсений кивает, и Антон не может не повеселиться. Он ждет, пока Арсений разложит белые стопки с различными заданиями, а после они вместе выходят из школы, садятся в машину и едут вперед. Антон в красной футболке и джинсах, Арсений в исчерканной ручкой рубашке и белых кроссовках на босую ногу. Так они просидят в каком-нибудь дорогущем ресторане, а потом, как и говорил Антон, пойдут на набережную. Следующим пунктом в их плане является футбол, и Арсений с криком болеет за Манчестер Юнайтед, а Антон рычит за Атлетико. Они пьют пиво и сидят до самой ночи. Завтра в школу, на работу, но они продолжают смотреть футбол и громко переговариваться о том, кто лучше: Швайнштайгер или Гризманн. И даже кричат, потому что стены в этой квартире владеют прекрасной звукоизоляцией. А после для них наступает ночь, и Арсений вновь обнимает Антона, прижавшегося к нему и сладко сопящему на плече. Они оба устали после дня, который обогатили пунктами своего личного плана. Плана, что растянется надолго, которому не будет конца. Ведь впереди у них… «Целая жизнь».