Scratches

За время пребывания в семейном поместье Чимина, Тэхен привык, что первое, всегда бросающееся ему в глаза, стоит только спуститься на первый этаж — это куча чистящих средств и потертых тряпок, которые никто, конечно же, не стирает. И сегодня ничто не предвещало никаких изменений. Спускаясь по скрипучей лестнице, Тэхен рассчитывал в очередной раз найти Чимина с тряпкой и ведром воды наперевес, но, видимо, сегодня его «день сурка» решил прерваться. Коридор был абсолютно чист, ни намека на предстоящее продолжение уборки. Зато из гостинной несло табачным дымом так, что и курить самому не надо — на языке и без того оседал терпкий привкус никотина. Пройдя чуть вперед и преодолев арочный проход, Тэхен удивленно приподнял брови, стоило ему только окинуть место мимолетным взглядом. Запах табака — это, как оказалось, лишь цветочки. Куда больше удивляет сутулая и поникшая фигура Чимина, который кажется в несколько раз меньше обычного, а прямо напротив такого маленького Пака стоит открытая бутылка с вином, жидкость в которой плещется лишь на самом дне, а окурки от сигарет потушены прямо о лакированное покрытие стола, оставив на старом дереве уродливые углубления. Лишь подойдя ближе, Тэхену удается разглядеть, над чем, так низко склонившись, сидит Чимин: снова этот потертый дневник. — На часах еще нет и двенадцати утра, а ты уже пьешь. Первые признаки алкоголизма налицо, — несмотря на свои пропитанные сарказмом слова, Тэхен заботливо накидывает на плечи Чимина плед, мгновение назад покоящийся на спинке кресла, и мягко интересуется, — ты снова не спал? Чимин удивленно вздрагивает, с испугом обворачиваясь к Тэхену, а потом расслабленно выдыхает, обнаруживая друга. Его глаза воспаленные, красные, а синяки под ними, кажется, достают до самых щек. И Тэхен думает, что ему действительно стоило подсыпать Чимину в еду снотворного, чтобы он отоспался как следует. — Спал, но, — он запинается, замолкая на мгновение, — приснился дурной сон. — Ты решил выпить целую бутылку вина в одну физиономию только из-за плохого сна? — Тэхен слишком хорошо знает Чимина, чтобы поверить в такую очевидную ложь с его стороны. Очередной тяжелый вздох, и Чимин тянется за новой сигаретой — последней в недавно начатой пачке. Раннее утро выдалось еще хуже, чем ночь, проведенная в слишком реалистичном сне. За несколько часов, пока первые солнечные лучи проникали в гостинную, наполняя ее светом и выдыхая в промозглую комнату тепло, Чимин ни разу не оторвался от последней страницы дневника. Раз за разом обводя кончиками пальцев выжженные буквы, Чимин порывался оторваться от пожелтевших листов бумаги и отправиться на чердак, точно так же, как он делал это во сне. Только инстинкт самосохранения заставлял Чимина оставаться на месте и дожидаться хотя бы пробуждения Тэхена, что он и сделал. — Возможно, у меня ранняя стадия алкоголизма, — после сказанной фразы Чимин моментально чувствует на себе недовольный взгляд Тэхена и спешит продолжить, — мне правда приснился сон, но он был настолько реальным, что ты даже не поверишь. Легким, уже привычным движением Чимин открывает дневник в аккурат на последней странице и поворачивает его так, чтобы Тэхену было видно абсолютно все, затем указывает на выжженные буквы, которые уже привычно ощущаются под мягкими подушечками пальцев. — Чердак? — прочитав, Тэхен вопросительно выгибает бровь, — и что тут такого? — Этой надписи раньше тут не было, и это не я ее написал. — Если ты сейчас намекаешь, что это сделал я, то сразу говорю — неа. — Я видел, как ее написали — это было во сне. Но если надпись есть в реальности, то был ли это действительно сон? — на одном дыхании выпаливает Чимин и, чтобы смочить пересохшие губы и успокоить расшатавшиеся в одночасье нервы, делает пару больших глотков вина прямо из бутылки. Легкое недоумение плещется в глубине глаз Тэхена. Чимин кажется совершенно уверенным в том, что говорит, но то, что именно слетает с его губ, кажется до идиотизма абсурдным. — Вот видишь, — стряхивая пепел с почти истлевшей сигареты, горько заключает Чимин, от которого никак не могло ускользнуть то недоумение во взгляде друга, — я же говорил, что ты не поверишь. Но Тэхен верит, сам не знает почему, но верит. Чимин сам по себе пропитан скептицизмом с самого детства. Когда нормальные дети боялись монстров в шкафу, маленький Пак, не имея ни грамма страха в сердце, распахивал двери шкафа в абсолютной темноте и лишь тихо усмехался каждый раз, когда в пугающем платяном шкафу никого не обнаруживалось. А сейчас он воспаленным взглядом раз за разом пробегается по единственному подозрительному слову и готов поверить в то, что монстры из детских страшилок действительно существуют. И вся эта представшая перед их глазами картина заставляет Тэхена верить другу почти безоговорочно. — Я верю, — заявляет Ким и аккуратно закрывает дневник, забирая его из рук Чимина от греха подальше, — но… Ох, я не знаю, как на такое реагировать. Я ощущаю себя так, будто в любой момент выйдет какой-нибудь мужик и выкрикнет что-то вроде: «Хэй, посмотри в тот угол. Тебя снимала скрытая камера, ты попался!», а ты будешь стоять рядом и смеяться. Нервный смешок срывается с губ Чимина. Тэхен даже представить не может, как сильно Пак надеется на то, что это просто пранк, каким-то немыслимым образом вышедший из-под контроля, и который закончится в самое ближайшее время, но что-то подсказывает Чимину, что это только самое начало несущегося на него кошмара. — Если это и скрытая камера, то разыгрывают нас обоих, — медленно туша окурок об уже испорченный стол, говорит Чимин и встает на ноги, разминая затекшие конечности, — сходим на чердак? — Хочешь проверить, был ли твой сон явью? Чимин замирает и, обернувшись, внимательно осматривает Тэхена, привычно шумного, веселого, с легкой улыбкой на губах, качающего головой из стороны в сторону, а самое главное — живого. — Если бы мой сон был явью, то ты, скорее всего, сейчас не дышал бы, — после произнесенных слов, Чимин продолжает свой путь. Тэхена коротит на пару мгновений, пока мозг в срочном порядке обрабатывает сказанные Чимином слова, а потом, когда тумблер понимания щелкает в голове, на всех парах летит за Паком. — В смысле, я не дышал бы? Это была угроза? — поспешно поднимаясь по лестнице выкрикивает Тэхен. — Во сне ты не дышал, я до последнего не мог понять, что это сон, — меланхолично поясняет Чимин, облокотившись о перила в ожидании друга. — Надеюсь, что это был не вещий сон, или что это там у тебя вообще было. Пожимая плечами, Чимин снова уходит вперед, желая скорее оказаться на чердаке, а когда все-таки достигает своей цели, расслабленно выдыхает. На чердаке все так, как и было в последний их с Тэхеном визит: старые коробки, давным давно никому не нужная мебель и даже паутина в углах осталась на своих местах. Никакой чистоты и порядка, как все было во сне. Но от осознания этого Чимину почему-то не становится легче. Мысли все еще судорожно терзает надпись в дневнике. Юнги, или кто бы то ни был во сне, хотел, чтобы Чимин оказался тут. Но зачем? Не обращая внимание на пронзительно громкое чихание Тэхена за спиной, Чимин идет в глубь чердака, хоть и сделать это куда сложнее, чем было во сне. Из-за многочисленных коробок и раскиданных по полу вещей яблоку негде упасть, не то, что полноценно пройти внутрь комнаты. Коробки неаккуратно сдвигаются в стороны, кажется, в одной из них было что-то хрупкое, — звон битого стекла разносится по всему чердаку, — но Чимина сейчас это совершенно не заботит. Еще одним доводом того, что это был не сон, для Чимина является то, что он все детально помнит. Помнит, каким все вокруг было тусклым, шелест страниц, клубящуюся тень, медленно приобретающую очертания человека, наполненный тьмой чердак и борозды от веревки на чужой шее. И когда с места сдвигается очередная коробка, Чимин замирает, понимая, что вот оно, то самое место, где пламя облизывало его руки, не оставляя ожогов и заключая в огненную ловушку, там, где пустота настигла его. — Вот оно, — изрекает Чимин, осматриваясь по сторонам. — Что? — не принимающий участия в неожиданной перестановке вещей Тэхен безучастно уместился на одном из старых обитых войлоком стульев. — На этом месте оборвался сон, — Чимин внимательно осматривает пол, на котором кроме серых клубов пыли ничего нет, и от нахлынувшего разочарования едва сдерживается, чтобы не топнуть ногой. Он и сам не знает, что ожидал тут увидеть. Что стоит ему войти, как пламя снова охватит весь чердак, или Юнги появится, точно так же появившись из ниоткуда? Глупости, да и только, убеждает себя Чимин, но картинки из сна снова мелькают перед глазами, так и напоминая, что в нем такого быть не может. — И что ты надеялся тут увидеть? — смотря сейчас на растерянного Чимина, Тэхен все-таки соглашается со своей совестью и обещает себе, что сегодня же вечером друг получит свою дозу снотворного, а следом и здорового десятичасового сна. — Во сне, — Чимин гулко сглатывает, решая, что про гостя, появившегося в своих ночных видениях, он рассказывать не будет, — на этом месте зажглось пламя. Я чувствовал, как оно обжигает, но никаких следов не оставалось на руках, и одежда была целая, а потом огонь уже был повсюду, кроме этого промежутка. Я стоял в кругу, и… Боже, я не знаю, что ожидал увидеть, это такая чушь, такой бред. Тэхен замечает, как сникает Чимин под самый конец предложения, и ему становится действительно жалко Пака. Сейчас для него, как для не верующего ни во что человека, рушится целое мировоззрение, рушатся порядки и устои, взгляды на мир. Все то, что формировалось в нем за двадцать два года жизни, в одночасье превращается в прах. У Чимина сейчас два выхода: уехать отсюда и забыть обо всем, или просто принять происходящее. И, зная Чимина уже не первый год, Тэхен понимает — несмотря на то, что сейчас, пусть даже и устойчивый мир, и психика Чимина ломаются под весом всего тут случающегося, Пак все равно не сбежит отсюда, потому что над страхом и инстинктом самосохранения главенствуют любопытство и азарт. Как бы Чимину сейчас не было страшно от осознания происходящего, ему прежде всего интересно, что же будет дальше, и как много он сможет выдержать. Не зря ведь Тэхен его лучший друг. Но сейчас, когда Чимин снова сжимается, как утром за столом, Ким поспешно поднимается с насиженного места, в попытке хоть что-то исправить, не дать Чимину снова упасть в свои мысли. — Смотри, давай проверим. Я уверен, что эта часть была просто сном, знаешь, такое бывает, когда ты чего-то боишься, и организм проецирует страх, ну ты ведь точно знаешь, ты ведь у нас тут самый главный скептик, — Тэхен неловко улыбается и неожиданно даже для самого себя подпрыгивает, всем весом опускаясь на старые рассохшиеся доски, и повторяет это снова — смотри, я не провалился еще в ад, так что все нормально. — Тэхен, аккуратней, иначе проломи… Чимин не успевает закончить сказанное, как по чердаку разносится звук треснувших половиц, и Тэхен с громким вскриком становится резко ниже на несколько сантиметров, равняясь ростом с Паком. А у самого Тэхена шок. Он с трудом понимает, что произошло, когда чувствует, как медленно начинает гореть правая ступня, ушедшая полностью под пол, даже любимые тапки не спасли. « Наверняка куча заноз будет, » — думает Ким, обеспокоенно глядя на ногу. — Ебать, — сокрушенно выдает Чимин, стараясь оторвать сломанную доску, чтобы вытащить друга из своеобразного капкана как можно менее травматично, но старый кусок древесины будто бы приклеился намертво, — Тэхен, придется так вытаскивать. — Ты чего? Заноз еще больше нахватаю, — возражает Ким, боясь не столько заноз, их же вытащить можно, сколько вида своей наверняка окровавленной конечности. — Доска никак не поддается, — шипит Чимин в ответ, неудачно пытаясь ее убрать и загоняя себе под кожу занозы. Тэхен бледнеет на глазах, наблюдая за тщетными попытками Чимина снять кусок проломленной древесины. Осознание того, что ногу и правда придется вытаскивать вот так вот, варварски раздирая кожу еще больше, пугает не слабо. А воображение, словно издеваясь, услужливо рисует в голове картину раздутой от заражения ноги и последующую ее ампутацию. — Я, кажется, сейчас отключусь, — шепчет бледный как смерть Тэхен, не отводя беспомощного взгляда от своей ловушки. Громкая и болезненная пощечина возвращает его в сознание. Жжением теперь отзывается не только нога, но и щека. Широко распахнув глаза, Тэхен поворачивается к Чимину, который разминает руку, будто ничего и не было. Удар не должен был быть таким сильным, но мысль о том, что Тэхен отключится и нанесет себе еще больше увечий, чем у него уже есть, не дала Чимину правильно рассчитать силу, от чего на щеке Тэ теперь проявляется ярко-красный след от пощечины Пака. — Ты только что меня ударил, — не веря в собственные ощущения и слова, обескураженно выдыхает Тэхен. — Именно поэтому ты сейчас не в отключке, — резонно замечает Чимин, — тебе придется вытащить ногу, как бы адски больно это не было. У нас нет ни лобзиков, ни пил, мы никак не уберем доску. Тэхен снова застывает каменным изваянием, и только спустя несколько минут натужной работы мозга, обреченно выдыхает, понимая, что другого выхода у них и правда попросту нет. — Принеси бутылку виски и ремень какой-нибудь, либо жгут, — голос его наполнен уверенностью, а вот глаза выдают настоящий испуг. Чимина дважды просить не надо: стоило Тэхену только закончить предложение, как владелец каштановой макушки скрылся из виду, нырнув в чердачный люк. Впопыхах Пак едва не разбивает бутылку с янтарной жидкостью на ступеньках, когда несется обратно, а пояс и вовсе наспех вырывает из собственных джинс, в которых он приехал в это поместье. Поднявшись обратно на чердак, Чимин застал картину маслом: согнувшийся в три погибели Тэхен изо всех сил старается сделать то, что не получилось у Чимина — оторвать треклятую доску, при этом матерясь так, что Пак почти пожалел, что не носит с собой блокнот и ручку, чтобы записывать такие изысканные речевые обороты. — Я ненавижу свою жизнь, — подвел неутешительный итог Тэхен, когда одна из небольших щепок попала ему под ногти. Наверное, в любой другой ситуации Чимин посмеялся бы над Тэ, но сейчас его особенно напрягает то, что с виду хлипкая и прогнившая доска не поддается силе и стоит на месте, не желая сдвинуться хоть на дюйм, не говоря уже о том, чтобы и вовсе ее снять. Безусловно, Чимина также заботит нога Тэхена: боязно, что друг подхватит заражение, и в таком случае навряд ли хватит антисептика из их машинной аптечки. Его, наверное, по-хорошему в больницу надо будет отправить, но как Чимин тут останется один? — Держи, — протягивает Пак уже открытую бутылку с алкоголем. Тэхен окидывает тяжелым взглядом сначала Чимина, протягивающего бутылку, а потом переводит его на сам сосуд и с тяжелым вздохом берет его в руки. — Впервые я чувствую себя как тогда, на первом курсе, когда я на спо… — Господи, да залей ты себе это уже в рот, иначе это сделаю я, — не выдержал Чимин, ведь смотреть на подавленное лицо Тэхена — это то еще испытание. Согласно кивнув и сделав глубокий вдох, Ким припал губами к горлышку бутылки. Опьяняющая жидкость переливалась, разбиваясь о прозрачное стекло и стремительно убывая из сосуда. Чимина от такой картины аж передернуло. Он представил, как алкоголь, должно быть, обжигает пищевод, а Тэхен, наверное, еще несколько часов после этого не сможет сделать нормальный вдох. Глаза Тэхена сильно зажмурены, а сам он делает еще несколько больших глотков, чувствуя, как капли с краешков губ скатываются вниз по подбородку и шее, не оставляя после себя пронзительно горящих следов, как это делает та часть спиртного, что попадает в организм. Вдруг Тэхен неожиданно закашливается, фонтаном выплевывая виски изо рта, чем неслабо напугал Чимина, который от пронзительного кашля едва ли не перекрестился. — Ты как? — бутылка отставлена в сторону, когда Чимин медленно поглаживает Тэхена по спине. — Отвратительно. Я, кажется, чувствую, как у меня распухла нога, — даже выпитый алкоголь не притупил ощущения настолько, чтобы не чувствовать колющей боли, — Давай ремень. Черный широкий ремень из натуральной кожи моментально оказывается в руках Тэхена, который в надежде оттянуть хоть немного времени рассматривает пряжку ремня, поигрывая с железными язычками кончиками пальцев. — Один раз резко дернешь, и все, этого должно хватить, — тянет прямо над самым ухом Чимин. Его тоже бьет нешуточный озноб, то ли от перенапряжения, то ли из-за страха за собственного друга. Он сейчас и сам был бы не прочь приложиться к оставленной в стороне бутылке. Вино, что он пил чуть больше часа назад, кажется и вовсе выветрилось из организма. — Да знаю я, — раздраженно шипит в ответ Тэхен, стараясь скрыть за этим свой страх. Наконец-то зубы Тэхена плотно сжимают сложенный вдвое ремень. Чимин отстраненно замечает, что наверняка больше не будет носить его, с отпечатками человеческих зубов на коже, ведь окружающие точно подумают, что он какой-нибудь фетишист. Зубы плотно стиснуты, так что у Кима даже скулы болят. Осталось сделать лишь один рывок, единственный, это не должно быть так больно. Тэхен мысленно подбадривает себя, как только может, и обещает, что обязательно напьется, когда этот кошмар закончится. Сделать этот последний рывок мешает чувство нечеловеческого страха, стоит только опустить взгляд в пол и увидеть, как собственная ступня застряла прямо в проломе. Как он только из него выберется, господи? — Все будет окей, один рывок, и все, — маленькая ладонь Чимина накрывает глаза Тэхена, а свободная рука не прекращает успокаивающе гладить его по спине и приговаривать, что все обязательно будет хорошо. Глубокий вдох, и Тэхен практически теряет сознание, когда буквально вырывает ногу из деревянной ловушки, оставляя свой тапок покоиться под половицами, сквозь толщу боли слыша, как он приземляется где-то внизу. Черные пятна скачут перед глазами, а зубы с еще большей силой сжимают кожу ремня. Нога пульсирует адской болью, будто на месте ступни теперь оголенные нервы, которые кто-то не прекращая трогает, раз за разом задевая их. Понимание того, что он скулит, сжимая ремень во рту, доходит до Тэхена не сразу, только когда Чимин прекращает нашептывать успокаивающие слова. Он стихает, словно кто-то убавляет звук, и со страхом опускает взгляд на ногу. Все оказывается не настолько страшно, как Тэхен себе представлял. Да, нога разодрана до крови, а занозы видно даже невооруженным глазом (с ними придется крупно повозиться), но самое главное, что конечность не распухла, как казалось Тэхену, и он может ею спокойно шевелить. — Кажется, я понимаю того чувака из «ста двадцати семи часов», — сообщает Тэхен, опускаясь на пол грузной тушей без капли энергии. — Ты был готов отрезать себе ногу? — расслабленно и с долей неприкрытого смеха интересуется Чимин. — О, все-таки нет, это была не настолько безвыходная ситуация, — спустя мгновение раздумий выдает Ким, заставляя Чимина смеяться и удивляться, как у Тэхена после такого остаются хоть какие-то силы, чтобы говорить. — Надо обработать раны и вытащить занозы, какие сможем, — уже вставая на ноги, замечает Чимин, — жди меня здесь, я за аптечкой. — Ох, ну да, я ведь с ноющей ногой и легкой стадией опьянения так просто от тебя убегу, прямо в лес, — резонно замечает Ким уже в пустоту и снова осматривает свои ноги: одна в домашнем белом тапке (как теперь достать пару?), а вторая без, но в глубоких царапинах. Откидываясь на один из старых комодов, ожидая Чимина и прикрывая глаза, Тэхен думает, что этот день не может стать еще хуже, несмотря на то, что времени, наверняка, едва ли двенадцать стукнуло. Лимит неудач на сегодня исчерпан. Приходите завтра. И куда все-таки упал его тапок, если под низом ничего не должно быть, кроме холодной кирпичной стенки?