За фасадом

На некоторое время в комнате повисла тишина, в которой каждый думал о своем: Эрвин – о прошлом, Леви – об их будущем. Капитан поднялся с постели Эрвина и, подойдя к окну, приоткрыл его - было слишком душно. Помещение сразу же заполнило звонкое пение птиц да ароматы весенних полевых цветов, отвоевавших себе небольшой зеленый участок позади штаба Легиона Разведки. Прозрачная, почти невесомая тюлевая занавеска взволнованно извивалась на легком ветру, а солнечные лучи пробивались вглубь комнаты. - И? Что было дальше? – сосредоточенно спросил Леви. Все же, это не конец истории. Он снова опустился на кровать, положив ногу на ногу, а руки скрестив на груди. Эта его вечно закрытая поза… - Ничего, - отозвался Эрвин. Говорить больше не хотелось. Каждое слово, сказанное в его своеобразной исповеди перед Леви, невидимыми веревками все туже стягивало его запястья, тело и душу. А некто невидимый злорадно шептал на ухо: "Виновен!", и кажется, это был он сам. Виновен в том, что бездумно предал условный кодекс дружбы, использовал чувства девушки в угоду своей прихоти и в итоге оттолкнул ее. Он ничего не обещал Мари, но и не спешил бесповоротно развеять ее мечты и ожидания. А заявляясь к ней каждый раз, будто противоречил своим же словам о том, что вместе им не быть. Суд предстал перед ним в лице Леви, а карма – в облике сына, которого воспитал преданный им же друг. Злая ирония. Еще одна монета в его копилку сожалений. Взглянуть своему капитану в глаза казалось ему непосильной задачей, ибо увидеть осуждение еще и в них было бы невыносимо. Эрвин поставил пустую кружку обратно на тумбочку, откинул одеяло и встал с постели. Он был в нижнем белье и в белой растянутой майке, в которой всегда спал. Леви невольно облизнул губы, наблюдая, как тот подходит к массивному шкафу и достает свою униформу; как двигаются под майкой его лопатки, а ткань белья обтягивает накачанную задницу, бедра… Уже почти три недели у них ничего не было. Однако лицо капитана так и осталось бесстрастным. Он терпеливо ждал развернутого ответа от Эрвина. - Ничего не было, - наконец, соизволил продолжить тот. – Через какое-то время мне снова пришла записка от Мари. Писала, что я должен прийти к ней, что это важно. Эрвин развернулся к Леви и начал продевать пуговицы в петли рубашки. Капитан не сводил глаз с того, как пресс, а затем и крепкие грудные мышцы скрываются за плотной белой тканью. - Я был уверен, что на самом деле, ничего важного не произошло. Она просто вынуждает меня снова прийти к ней и вернуть этим все на круги своя. Этого я не мог допустить, поэтому проигнорировал ее просьбу, - Эрвин застегивал манжеты - уверенные движения его рук завораживали. - А через два-три месяца я получил приглашение на ее свадьбу с Найлом. Именно тем числом, когда Легион отправлялся за стены. Леви невесело усмехнулся, а Эрвин начал натягивать брюки. - Найл с самого начала знал, что первый ребенок Мари от тебя? – задал Леви давно мучивший его вопрос. - Да. Так он сказал... Капитан удивленно уставился на Эрвина - такого он не ожидал. И почему-то поступок Найла, - взять на себя воспитание ребенка от другого мужчины, - показался Леви исполненным невероятного мужества. Это было ни что иное, как самое настоящее доказательство его любви к Мари. И даже сам Найл будто предстал перед ним в другом, более благородном свете. Теперь все его озлобленное и враждебное отношение к Эрвину стало объяснимо. До этого Леви никак не мог взять в толк, как двоих, абсолютно чуждых друг другу людей сейчас, раньше могли связывать такие дружеские близкие отношениями, о которых иногда упоминал сам Эрвин или заикался Майк. - Понятно, - вздохнул Леви. За эту бессонную ночь он успел прокрутить в своей голове истории с более гадкими и подлыми поступками этих двоих. Теперь же, когда Эрвин все обстоятельно объяснил, Леви даже показалось, что, собственно, история и яйца выеденного не стоит. Ну, спал Эрвин с бабой по молодости, и что? Судя по его словам, они даже не были вместе. «Вместе» в том смысле, в каком Леви хотелось бы думать про себя и Эрвина. Хотя их «отношениям» ни тот, ни другой никогда не пытались дать какое-либо определение. Они просто были рядом друг с другом, и это значило для Леви даже больше, чем быть «вместе». - Извини, что не рассказал все с самого начала, - совсем не извиняющимся тоном тихо произнес Эрвин. Он и вправду не чувствовал себя виноватым за то, что молчал об этом эпизоде своей жизни. Ведь до недавнего времени это касалось только его. - У каждого есть прошлое, о котором не хочется говорить. Эрвин прошел мимо него и взял с тумбочки свое боло. - А про «это» прошлое лучше и вовсе забыть, Эрвин, - добавил Леви, как бы со своей стороны ставя точку в этом разговоре. Молчание. - Я хочу увидеть его. Увидеть «кого», Леви не стал спрашивать, лишь еле заметно мотнул головой и крепче стиснул зубы. Он так и знал - знал, что Эрвин это скажет. Злость и отчаяние в ту же секунду сковали его по рукам и ногам, заставили замереть в этой своей закрытой позе. Пока Леви сидел ночью в кресле, – то бодрствуя, то соскальзывая в беспокойный сон, – он все думал, какой же шаг Эрвин сделает следующим. При мысли, что его командир захочет все-таки встретиться со своим сыном и Мари, Леви одолевал постыдный страх. Страх, что теперь все безвозвратно изменится. Вот только все уже изменилось: Эрвин даже ни разу не посмотрел на него с самого своего пробуждения, лишь пару раз скользнул взглядом по его угрюмому лицу, и то, скорее чтобы просто удостовериться в присутствии капитана. Зная Эрвина, Леви был уверен, что тот не сможет теперь так просто выкинуть из головы факт своего неожиданного отцовства. Однако все же слабо надеялся, что вся эта история с Найлом не повлечет за собой никаких значительных последствий для их привычных «отношений». Странно, он ведь уже не беспомощный подросток, каким был, когда его бросил Кенни - более того, с тех пор Леви потерял двух самых близких друзей. Сотни своих товарищей, которые носили воинские звания и выше, и ниже… Но при мысли о том, что он может потерять Эрвина, руки холодели, а к горлу комом подступало отчаяние. Потерять его не в пасти титана и даже не в бою, а допустить, чтобы он, охладев к Леви, просто оставил его – это действительно было страшно. В этом, скрепя сердцем, капитан мог себе признаться. - Я думаю, это плохая идея, Эрвин, - сдержанно сказал он. Если уж командир что-то решил, отговорить или убедить его в обратном представлялось практически невозможным. Но кто попытается достучаться до Эрвина, если не Леви? Особенно теперь, когда это не касалось стратегий или плана очередной экспедиции, а чего-то глубоко личного. Пусть Эрвин никогда не показывал, но Леви прекрасно знал, насколько его командир принимает все близко к сердцу: каждую бессмысленную смерть, каждый свой проступок, каждый не оправдавший ожиданий план. Эрвин говорил отбросить человечность, никогда не предаваться сожалению - однако, в итоге, тем, кто сожалеет больше всех, оказывался он сам. «Ради свободы Человечества» - служило мантрой утешения. - Знаешь, Найл сказал, что его зовут Том. И ему уже двенадцать, - кажется, даже не слушая Леви, произнес Эрвин. Он стоял лицом к окну, заложив руки за спину. - Эрвин, - тихо начал Леви. Он чувствовал, как медленно его начинает трясти от осознания, насколько сейчас бессильны его попытки воззвать к здравому смыслу своего любовника - тот уже все решил. – Ты не можешь просто взять и влезть в семью Найла. Явишься и с порога доложишь, что ты настоящий отец этого Тома. Ты что, идиот? - Не совсем так. Я, разумеется, не собираюсь рушить семью Найла... - А как? – Леви резко поднялся с постели. Его до чертиков бесило, что Эрвин даже не смотрит на него. – Найл тебя теперь и на пушечный выстрел не подпустит к своему дому. На куски тебя разорвет, если после всего, что было, ты еще будешь выбивать себе право увидеться с его сыном. Большими шагами капитан быстро пересек разделяющее их с Эрвином пространство и встал рядом с ним у окна. Тот лишь чуть повернул голову и одарил его мимолетным холодным взглядом. Было видно, что Эрвин совершенно не хочет продолжать этот неприятный разговор. Леви говорил совсем не то, что он так хотел услышать. - Ты вообще подумал о самом ребенке? – Леви задал вопрос уже более спокойно. Переходить на повышенные тона с Эрвином в личном общении было чревато тем, что он попросту не воспримет тебя всерьез. Излишняя эмоциональность означала как для Эрвина-командира, так и для Эрвина-человека неспособность мыслить рационально и хладнокровно, а следовательно и анализировать проблему. – Ты подумал, нужен ли ты Тому? «Отец», без которого он спокойно жил двенадцать лет? «Отец», который бросил в молодости его мать? Что ты вообще можешь ему дать? Да он пошлет тебя… Я бы послал, - Леви прикрыл глаз и тяжело вздохнул. – Ты знаешь, я вырос в Подземельях. Мать была шлюхой и залетела от одного из своих клиентов. А потом и вовсе умерла, так что меня воспитывал один человек. Тот еще урод... Бросил меня, когда мне было тринадцать. И что? Даже тогда мне было глубоко насрать, кто мой отец. Да я бы плюнул ему в лицо, если бы он нашел меня. Хотя, конечно, нахрен я ему сдался, но… - Это разные ситуации, Леви, - Эрвин порывисто повернулся к нему и, наконец, взглянул в глаза. В них плескался затаенный гнев на своего капитана за всю эту жесткую тираду, а плотно сжатые губы выдавали высшую степень его раздражения. Он все это заслужил, конечно, но именно в данную минуту ему отчаянно хотелось, чтобы самый близкий ему человек хотя бы попытался понять его. - Отчасти, - согласился Леви. – Но я просто хочу сказать, что есть вещи, о которых люди не хотят знать. И то, что ты являешься Тому кровным отцом – одна из них. Лучше просто забудь об этом. Тем более, кажется, у Легиона Разведки есть дела поважнее, чем эти твои загоны по поводу чужих детей… Эрвин вздохнул и снова задумчиво уставился в окно. Солнце стремительно воспаряло над горизонтом. Внизу, на плацу, уже слышались первые утренние приветствия солдат, а в коридоре все чаще раздавались тяжелые шаги. Прямо за дверью кто-то громко засмеялся. Близилось время утреннего построения. - Я пойду, - сухо сказал Леви и направился в сторону двери. – Надеюсь, мы закончили этот разговор. - Да. Я услышал тебя, - Эрвин подошел к стулу и снял с него форменную куртку. - Занеси мне, пожалуйста, вечером те твои переделанные отчеты. Хочу уже завтра их архивировать. - Хорошо. Дверь за капитаном закрылась, оставляя, наконец, Эрвина наедине с его нерадостными мыслями. Внутри него таилась обида на Леви, на его слова и отсутствие какой-либо чуткости. Вообще, он очень любил эту его черту характера - говорить все прямо, без прикрас или попыток смягчить свою даже самую нелестную мысль. Это делало из него ценного и не предвзятого советчика. Где-то в глубине души Эрвин прекрасно осознавал, что даже теперь Леви во всем прав, но его правота уязвляла Эрвина. С точки зрения здравого смысла, он должен выбросить всех их, - Найла, Тома, Мари, – из головы. Однако впервые в своей жизни, Эрвин не мог совладать со своими эмоциями. Он воображал себе, как выглядит Том: унаследовал ли он крепкое телосложение Смитов, высокий рост и большие ладони, или наоборот взял больше от матери? Эрвин помнил, у Мари тоже были светлые глаза, так что была высокая вероятность, что у его сына они были именно голубые. Такой же пронзительный у него взгляд, как у Эрвина или более мягкий и менее требовательный, как у Мари? Командир не мог представить, что доверит подобные свои размышления Леви - это было странное и мучительное чувство, ибо до сегодняшнего дня он мог доверить ему абсолютно все. Даже если капитан не понимал его, то, по крайней мере, всегда внимательно выслушивал, безоговорочно верил и никогда не осуждал. Выбор и его последствия – это личное дело каждого, считал он. Сегодня же Леви даже ни на секунду не попытался понять его естественное, как отца, желание как-нибудь увидеться с Томом. Понять его волнение при одной мысли, что внутри стен есть маленький человек, унаследовавший его гены. Гены его отца. И его отца. Наследник. «И не поймет…» - грустно вынес для себя вердикт Эрвин.

***

Леви без стука вошел в его кабинет. На звук открывающейся двери и красноречиво щелкнувшего замка Эрвин лишь немного приподнял голову и кивнул, завидев своего капитана. Была уже ночь, так что тени сгустились по углам, а комнату озаряла лишь одна большая парафиновая свеча, стоявшая на столе. В полной вакуумной тишине отчетливо было слышно, как поскрипывал металлический наконечник перьевой ручки, которой Эрвин скользил по бумаге. Леви медленно подошел к столу, по пути неосознанно оценивая кабинет командира на предмет грязи, пыли или мусора. Относительно чисто, но на днях все-таки не помешает прибраться. Половицы натужно прогнулись под его кожаными сапогами. Он так и не переодел форму. - Как ты и просил. Все сверил три раза, и даже дважды перечитал, - отчитался Леви и небрежно кинул не толстую связку документов на стол. - Угу, хорошо. Спасибо, - рассеянно бросил ему Эрвин. Его зрачки как заведенные быстро двигались из стороны в сторону, поглощая строчку за строчкой с поверхности какой-то бумаги. Слева-направо. Туда-обратно. Леви неподвижно стоял и внимательно впитывал каждую черточку его усталого лица. Особенно теперь, когда Смит был так занят, что не смог бы уличить его слишком заинтересованный, даже вожделенный взгляд. Хотелось одним быстрым и резким движением свалить на пол в одну кучу все эти дрянные бумаги и позволить Эрвину со всей силы впечатать себя спиной в стол, обхватить крепкими ногами его бедра и порывисто притянуть за боло для сумасшедшего поцелуя… - Сильно занят? – спросил Леви. – Много еще? Может я помогу?.. - Нет. Это моя работа. Не могу сосредоточиться, - честно признался Эрвин и изможденно улыбнулся ему. - С чего бы это? Из-за встречи с губернатором в эту субботу? - И поэтому тоже, - о настоящей причине Эрвин, разумеется, не хотел даже заикаться. Знал, что мгновенно будет послан куда подальше. Последние дни если его внимание не было целиком и полностью сосредоточено на бюрократии или тренировках, мысли самовольно возвращались к Тому. И это было невыносимо. Как сам факт существования Тома где-то там, так и пренебрежительное безразличие к этому факту Леви. В какой-то момент Эрвин даже подумал, что, как и сказал капитан, есть вещи, о которых люди не хотят знать. И это не Том не должен был знать, что Найл не его кровный отец, а Эрвин не должен был знать, что у него есть сын. Это знание было ядом, змеившимся по венам в самое сердце. Командир рывком поднялся со своего старого, местами потертого рабочего кресла и подошел к книжному шкафу. Указательный палец медленно заскользил по кожаным корешкам папок. - Эй, - пытливо обратился к нему Леви. – Что ты ищешь? - Чертову платежную ведомость за февраль, - сухо пробормотал тот, не отвлекаясь от своих поисков. Эрвин редко позволял себе выругаться. А если с его уст срывались-таки безобидные, – по мнению Леви, конечно, – ругательства, то происходило это исключительно в его присутствии. - Вот же она, - Леви спокойно кивнул в сторону толстой стопки прошитых документов, что лежала посредине стола. Капитан видел, как Эрвин почти незаметно сильно сжал пальцы правой руки в кулак. Стоило ему снова опуститься на стул, как Леви обошел стол и стал позади него. - Что с тобой? – тихо поинтересовался он. Он чувствовал, что с Эрвином действительно что-то творилось. И это отличалось от его обычной усталой рассеянности, когда работы было и вправду невпроворот, и спустя три-четыре часа взгляд замыливался, не различая буквы в череде документов, которым, казалось, не будет конца и края. Тогда Эрвин все глубже оседал в кресле, вздыхал и тихо ругался себе под нос. Потом все же поднимался, гасил свечу и, пропуская Леви вперед, кидал в сторону, что продолжит завтра. - Ничего. Просто устал, - соврал он и запрокинул голову на деревянную спинку. Встретившись взглядом с Леви, Эрвин умиротворенно прикрыл глаза, будто только с ним мог позволить себе расслабиться в полной мере. Капитан скользнул пальцами к его вискам и мягко растер их медленными, круговыми движениями. Эрвин что-то довольно пробубнил. Теплые, шершавые пальцы прокладывали себе путь к шее и вот уже ловко забирались под ворот рубашки, чувственно надавливая на верхние позвонки. - Так лучше? – затылок обожгло горячее дыхание. - Да… - довольно отозвался Эрвин. Ему неожиданно захотелось увидеть лицо Леви, заглянуть в светло-серые глаза с вечным прищуром, впитать в себя его присутствие. Он встал с кресла и уверенно пошел на капитана, пока тот не уперся поясницей в подоконник. Шторы Эрвин задернуть не успел, так что ночная чернота облепила окно. Леви демонстративно облизнул губы, смотря в упор и с вызовом на Эрвина. Тот ласково обхватил его лицо руками и провел большим пальцем правой руки под глазом. Темные круги свидетельствовали о том, что капитан снова страдает бессонницей. - Опять не спишь? – мрачно спросил Эрвин. - Как будто я могу с этим что-то поделать, - проворчал тот. - Хочешь чай? - Чай – нет, - многозначительно посмотрев на Эрвина снизу вверх, отрывисто произнес капитан. Командир добродушно усмехнулся и медленно притянул того к себе. В этом объятии не было ничего от сладострастия. Оно вышло тихим и спокойным. Объятие, которое не обещает большего, не разжигает похоть, а утешает и отвлекает. За таким объятием следуют признания. - У меня последнее время так много мыслей в голове, - глухо сказал Эрвин. Может, хоть в этот раз удастся поговорить по душам, высказать все, что гнетет его. Просто высказать и быть услышанным. - Каких же? – руки Леви обнимали его в ответ. Однако в его грубых прикосновениях не прослеживалось никакого желания слушать, а тем более разговаривать. Растопыренные пальцы напористо двигались по спине от лопаток к расслабленным ягодицам и обратно. - Все о том же. Мари, Найл, Том… Ничего не могу с собой поделать. Руки едва заметно напряглись и резко остановились чуть выше поясницы. - Что? Я думал, мы договорились, что ты выкинешь это из головы. Что-то изменить или исправить уже поздно. Оставь семью Найла в покое, - капитан говорил спокойно, с расстановкой, будто объяснял какому-нибудь нерадивому рядовому элементарную технику безопасности. Эрвин опустил голову и с досадой посмотрел на Леви. - Как я могу просто взять и «выкинуть из головы», что у меня есть ребенок? Капитан мгновенно вывернулся из объятий и сделал пару шагов в сторону. Такая тесная близость Эрвина внезапно стала ему неприятна. Атмосфера, что еще минуту назад была такой интимной и задушевной, тут же накалилась. - Эрвин, очнись! У тебя нет ребенка. Он лишь появился из твоего семени, не более! - Леви, ты когда-нибудь хотел иметь детей? – невозмутимо спросил Эрвин. - Что за идиотский вопрос? - Ответь! – настаивал Эрвин. Леви вздохнул и сложил руки на груди. Похоже, все-таки снова придется возвращаться к этому разговору. А ведь всего минуту назад ему казалось, что между ними все снова как раньше. - Эрвин… Во-первых мы живем внутри стен, если ты забыл! Только два года назад титаны прорвались через Марию. И пожрали при этом тысячи человек только в одной Шиганшине. Как можно хотеть производить в этот ад новых людей? Их ничего не ждет кроме страха, страданий, боли и, в конечном счете, смерти. В пасти гиганта, или просто в нищете – как повезет. Мы сами ведем на верную гибель в каждой вылазке чьих-то детей… Планомерно скармливаем их этим отродьям, пока богатые свиньи набивают животы за Шиной. Как, живя в этом мире, ты теперь можешь думать о детях? А во-вторых, быть отцом – значит быть с женщиной. Это… не для меня, - последнее Леви выдал скомкано и тут же отвернулся. Темные пряди волос упали ему на лицо. - Ты прав, - согласился Эрвин, будто Леви только что нашел какую-то явную ошибку в его очередном плане. – Этот мир ужасен. Просто… - Что просто, Эрвин? – ожесточенно перебил его капитан. – Радуйся, что у твоего «сына» есть семья и крыша над головой. Что он не вынужден жить в Подземном городе, в каких-нибудь трущобах и заниматься любой грязной работой, чтобы есть хоть раз в день. Порадуйся и забудь о нем! Черт, он все-таки сорвался. Большими шагами Леви быстро двинулся к двери. Ждать, что на эту тираду ответит Эрвин, совершенно не хотелось. Хотелось скорее со всей силы ударить кулаком по стене, чтобы хоть как-то дать выход своей злости. Странно, он никак не мог понять, что именно в этой теме, которую Эрвин поднимает уже не в первый раз, его так выводило из себя. Он буквально тут же слетал с катушек. А собственная несдержанность только подливала масла в огонь. С каких пор он разучился себя контролировать? Возможно, Эрвину как обычно хотелось, чтобы его кто-нибудь выслушал. И Леви всегда выслушивал. Все что угодно. Но только не эту херню о детях и семье. Это заставляло его ощущать такое бессилие. Он и вправду был бессилен исполнить такую маленькую и одновременно такую большую мечту Эрвина, как иметь сына. - Леви, - окликнул его командир. Он снова сидел в кресле, потирая указательным и большим пальцем переносицу. – Знаешь, я бы очень любил наших с тобой детей. - Ты – больной идиот, - гневно выдал на пороге Леви. – Иди просрись и спать. Дверь хлопнула на тон выше, чем обычно. Стоя в коридоре, капитан на секунду закрыл глаза, призывая себя собраться с мыслями. Когда последний раз им удавалось поговорить по-человечески? Леви обреченно побрел в свою комнату, оставляя Эрвина проживать за его сомкнутыми веками жизнь, которую он не сможет ему подарить.