Дар Темного ("Узы")

День был пасмурный, серый. Холодный влажный ветер дергал ставни. Мартин жаловался на ноющую боль в суставах и говорил, что этой боли можно доверять — скоро пойдет снег и наступит настоящая зима. Она обещалась быть суровой, с большими снегами и сильными морозами. Все приметы сулили недоброе, а значит, надо торопиться. Кевин заботливо растирал колени старику, отпаивал мятным чаем и покорно слушал нескончаемые жалобы. Никосу удалось незаметно выскользнуть из дома. Он стоял возле пещеры и внимательно рассматривал вход. По непонятным ему причинам войти не получалось. С того места, где стоял мальчик, нельзя было различить ничего, кроме сгустка тьмы. Никос закрыл глаза и сосредоточился. То, что укрывалось в пещере, не походило ни на одно живое существо, которое он знал. Мальчик смутно улавливал перепархивание мелких крылатых тварей, еще что-то темное и голодное. Голодное, но в том смысле, которое он вообще не понимал. Было ли оно из плоти? Дух или призрак? Может, это и есть Темный? Оно не пугало, не внушало ужас. Оно ждало и наблюдало за ним. Никос чувствовал. Мальчик отошел на несколько шагов, взял разгон, но был резко отброшен в сторону. Застонал, поранившись об камень. И ощутил мысленный образ огромного зверя, бросающегося из пещеры к нему. Нет, не для того, чтобы разорвать, а облизать всего, зализать раны и уничтожить каждого, кто посмеет поднять на него руку. «Хороший зверь, хороший. Тише», — успокоил его Никос. И тут же почувствовал присутствие еще одной сущности, там, в пещере. Неизвестный подошел, встал сзади зверя и положил руку на загривок. Он был похож на человека. Мальчик услышал смешок, в голове прозвучало: «Ну, здравствуй, малыш. Надеюсь, когда придет время, ты не разорвешь меня за эти слова». Сердце Никоса подпрыгнуло и застряло комом под горлом. — Кто ты? — Твой слуга, мой мальчик. — И опять в голосе насмешка. Никос рассерженно поднялся на ноги. — Если ты мой слуга, то веди себя почтительно! — И слуга, и брат, и друг, мой господин, — тихо раздалось в голове. Мальчик только сейчас заметил, что они разговаривают и понимают друг друга, не открывая рта. — Все правильно, мой господин. Чтобы слышать, не обязательно иметь уши, а издавать звуки можно не только языком. Ты ведь уже понял, что можешь понимать мысли и распознавать истинные чувства других? — Да. — Я рад тебя слышать. На этот раз ты остался жить, хвала Вездесущему. — Что это значит? — Ты много раз рождался, и каждый раз трусливые людишки избавлялись от тебя, увидев знак. Однажды тебя даже сожгли, мой господин. Поверь, мы сходили с ума от невозможности унять твою боль. На этот раз тебя оставили в живых. Наверно, пришло время. — Время для чего? — Не торопись. Мы ждали долго, очень долго, чтобы опять совершить ошибку. Я расскажу кто ты… хотя… ты уже и сам это понял… да, мой господин? Никос решил пока не обращать внимание на лукавство в голосе невидимого собеседника. — Догадываюсь. И сколько мне лет на самом деле? По ту сторону рассмеялись. — Ах, малыш. Ты совершенно не изменился за столько веков. — Еще раз назовешь малышом и почувствуешь мой гнев, когда я вытащу оттуда твою задницу… Аби… Аби… И снова смех. — Так, сделай это, малыш. Я достаточно долго ждал. Но будь осторожен. Умерь себя, копи силу. Распечатаешь дверь и можешь наказать меня, каким только хочешь способом. — Звучит многообещающе, я запомню. Успокой Зота, — приказал Никос, услышав скулеж зверя.  — Он соскучился. Как и я, мой господин. — Не паясничай, Аби. Осталось всего лишь убрать амулеты. — Ах, какая малость! Десяток лет ушло у тебя, чтобы найти это место, еще десяток — остаться в живых! Мне еще сколько ждать, пока ты защитные амулеты уничтожишь? — Не истери, сам же сказал: осторожно. — Прости, сам понимаешь, засиделся. Полетать охота! Надоело здесь: сыро, темно, скучно. — Понимаю. Но разве ночь — не спутник Темных? Я на этот раз не страчу. До встречи. Никос задумчиво возвращался к дому. Надо подобраться к Жрецам или Магам. Прошло много времени, но у них должны остаться знания, и он заставит их поделиться ими. Только действовать нужно осторожно. На этот раз он подошел вплотную. Надо запрятать силу, люди не должны почувствовать даже намека на нее. А для этого надо остаться слабым, беспомощным ребенком, у которого просыпаются способности, ну например, к охоте. А еще, сидя в доме Мартина и играя в «куропатку», он никогда не приблизится к цели. Поэтому, прости Кевин, но пора выходить в мир. На следующий день Никос крикнул, стоя у порога: — Пап, я силки проверю! Может на этот раз повезет. — И стремглав выбежал во двор. — Осторожней! Осторожней! — только и успел сказать ему вдогонку Кевин. Он тяжело вздохнул. Его немного мучила совесть. Конечно, он научил малыша ставить ловушки, но… Кевин помнил своего первого зайца. Б-р-р-р… бедный зайчик попал в петлю головой. Он был мертв, открытый перекошенный рот с высунувшимся язычком, глаза застыли в немом страдании. Кевин тогда долго и горько плакал возле своего первого пойманного зверька. С тех пор он не ест зайчатину, да и не только ее. Все живое было ему жалко, даже надоедливую злую муху он не убивал, а осторожно смахивал рукой. Он считал это слабостью и скрывал свою болезненную жалость ко всему живому: у окружающих она вызывала насмешку и даже злость. Кевин давал себе отчет, что воспитывает маленького альфу, а к ним нужен особый подход. Альфа должен многое уметь: добывать пищу, защищать семью, нести ответственность за принятые решения и быть хоть немножечко добрым. О мягком и добром альфе можно только мечтать, таких черт характера Кевин в альфах не встречал. Но он тешил себя надеждою, что Никос вырастет именно таким — мужественным и вместе с тем добрым. Ведь такое возможно? Умение добыть пищу ему пригодится в жизни, но все же, каждый раз, когда Никос уходил ставить ловушки, Кевин втайне от него приходил и слегка подправлял их. Где-то ослаблял поводки, осаживал узел, а то и просто снимал. Конечно, ему было неловко перед Никосом, тот приходил всегда таким расстроенным, но ничего поделать с собой не мог: с голоду они пока не умирали, можно обойтись и без зайчатины. Никос сидел на пеньке и ждал. Ловушки его интересовали меньше всего. Про ухищрения Кевина он, конечно, знал, и они вызывали у него только усмешку. «Ох, Кевин, Кевин. Бедный пугливый птенчик, не знающий ненависти, все прощающий. Каким станешь ты в надвигающихся испытаниях? Сможешь ли сохранить чистоту и невинность? Посмотрим, есть ли в твоей душе место для темных пятен», — вот о чем лениво рассуждал Никос. Потом на минутку замер, все, пора…