Дар Темного ("Узы")

С кем можно было сравнить этого человека? С каким божеством? Кевин не знал, но Карл был идеален во всем. А еще он был бетой. Они появлялись на свет редко и, как правило, становились Жрецами. Говорили, что только у благоверных родителей рождались такие необычные дети. Терри помнил бету с детства. Мальчиком Карл часто приходил к отцу за советом. А еще он единственный, кто оставался холодным и безучастным в тот день, когда судили Микки. Карл отрешенно наблюдал за всем, не осуждал, не требовал ужесточить наказание, как делало большинство, и он один не бросил камень. На это не обратили внимания. Беты — хладнокровные, бесстрастные люди, неспособны испытывать сильных эмоций. Но в этом и заключалась их ценность: даже в самых критических ситуациях все решения принимали они на основе разумных размышлений. Кевин сидел напротив. Проникший сквозь окно луч солнца освещал Карла и омега не мог оторвать от него взгляд. Лицо было худощавым, и эта худоба шла ему. Тонкие, правильные черты лица, ярко-синие глаза затуманены невысказанной печалью, а почти белые шелковистые волосы тяжелым каскадом доставали плеч. Изящное тело, и тембр… Хотелось просто слушать этот голос, как волшебную музыку, раствориться в нем. Этот человек был воистину создан для того, чтобы ему поклонялись. Кевин несколько раз моргнул, прогоняя наваждение, и в который раз попытался понять смысл услышанного. Карл терпеливо повторил вопрос. От сидящего напротив омеги неприятно пахло. Молодой мужчина брезгливо поморщился. Чистоплотность, опрятность во всем, образцовую аккуратность — он считал одними из основных добродетелей. Не могут праведные мысли приходить в голову со слипшимися волосами! — Так, когда ты в последний раз мылся? Кевин густо покраснел. Он был рабом клана. А раб — это вещь. С ним могли сделать все, что придет на ум. Он же не имел права жаловаться или о чем-то просить. Молча сносить удары, терпеть оскорбления от любого члена клана, включая детей — вот судьба общего раба. Кевин — совершенно бесправный. Он только и мог надеяться, что и у него будет выходной. В этот день он сможет хоть немного обустроить свое жилье, наносить дров, иначе этой зимой он просто замерзнет намертво, и помыться… Карл понял, что конструктивной беседы с этим омегой не получится. Тот краснел, бледнел и это начинало раздражать. Тут пока разговоры бессмысленны. — Раздевайся. — Зачем? — Запомни. Я задаю вопрос — ты отвечаешь. Я отдаю распоряжение — ты тут же выполняешь. Открывать рот будешь тогда, когда я к тебе обращусь или дам разрешение. Выполняй. Кевин стал раздеваться. Оставшись в одном нижнем белье, он вопросительно посмотрел на Карла и тот только одобрительно кивнул, когда Кевин дрожащими пальцами стал стягивать и его. — А теперь иди за мной. Бета вел омегу вниз по лестнице. Он брезгливо окинул взглядом щуплую фигурку. Мальчишка раскраснелся, прикрывал пах рукой. Карл не понимал этой, как он считал, притворной стыдливости. Перед ним бета, чего жеманничать? Или этот глупый омега пытается совратить его? Карл вспомнил, как тот смотрел на него минуту назад и горько усмехнулся. Он привык, как к восхищенным, так и к масляным, откровенно похотливым взглядам. Его звали согреть постель и альфы, и омеги. Напрасный труд. Карла тошнило от низких предложений и в свои двадцать пять он был девственником, дав обет безбрачия еще будучи юнцом. Природная сущность беты помогала сохранять непорочную чистоту. Но раздражение нарастало. Омега играл с огнем, а точнее, с холодным пламенем. Об этом думал Карл, когда наблюдал, как Терри неловко топчется возле бочки. — Ледяная, — пробормотал он, опуская сперва руку. Карл поднял бровь. Значит, вода слишком холодна для него? Какой, однако, избалованный раб. — Не спеши. Подойди ко мне. Твоей коже неприятна холодная вода? Я знаю прекрасное лекарство, — и с этими словами Карл взял тонкую цепь и зацепил за ошейник Кевина. Он потянул за цепочку и повел оторопелого омегу в соседнюю комнату. То, что увидел Кевин, еще больше его напугало. На стенах и потолке висели цепи, в углу стояло ведро с розгами. Небольшой шкаф с множеством разнообразных плетей, стальных цепочек с гирьками и еще более, чем страшным. У стены узкая лавка, снабженная кольцами, тут же были кандалы. Увидел Кевин и большой стул с высокими подлокотниками, а посередине деревянный стол с несколькими креплениями, у окна удобное мягкое кресло, скорее всего для хозяина. Осознание своей полной беззащитности и того, что он находится в полной власти этого красивого, но холодного и жесткого человека, повергло Кевина в состояние тоскливого отчаянья. Одного только взгляда на Карла было достаточно, чтобы убедиться: его ждет жестокое наказание. — На лавку поперек, животом вниз, руками обопрись об пол. Живее. Юноша дернулся, попытался что-то спросить, но Карл остановил его коротким ударом по губам. — Разве я разрешал тебе говорить? Или тебе вырвать язык щипцами? Говорят, немой раб стоит семерых. Кевин покорно лег на лавку, как было приказано. — Теперь согни ноги в коленях и поставь их на лавку. Расставь шире, еще. Карл привязал его щиколотки к доске и отошел. Кевин застыл неподвижно в постыдной и неудобной позе. И лишь слегка вздрагивал, ожидая неизбежного наказания. Карл взял пучок розг, приблизился к рабу. Он слегка, нежно лаская, провел розгами по телу и голые ягодицы инстинктивно сжались. Спустя секунду размахнулся. Кевин вскрикнул. За первым ударом безостановочно последовали остальные. За что бы Карл не брался, он делал это красиво. Вот и в жестоком искусстве порки он достиг высокой степени совершенства. Он умел причинять боль, не нанося коже видимых повреждений, считая кровь на теле дурным тоном. И любил наблюдать за результатами своей работы. Розги свистели в воздухе и с силой ложились на голые ягодицы. Вскоре они стали покрываться красными рубцами и тело приобретало любимый Карлу оттенок. Сначала Кевин терпел, потом стал кричать и просить о прощении, но все было бесполезно. Карл продолжал его сечь, иногда направляя удар ниже, причиняя тому еще большую боль. Когда омега охрип от крика, его мучитель остановился. Он развязал ноги Кевину и приказал лечь на лавку животом вверх, на этот раз вдоль. Затуманенными от ужаса глазами юноша смотрел в холодные синие глаза. Он понимал, что просить о пощаде бесполезно и тихо плакал. — Всего пять ударов и все. Перестань ныть! Кевин честно попытался перестать плакать, но тут же отчаянно взвыл от острой, мучительной боли. — Вот и все, поднимайся. Я думаю теперь твоя кожа будет благодарна за холодную ванну. Сейчас залезешь в воду и просидишь там ровно столько, сколько я скажу. И вымойся хорошенько, если не хочешь, чтобы я сам потер тебя мочалкой. Кевин старательно мылся в ледяной воде. Ее холод притуплял боль, но он начал замерзать. Омега не мог понять, почему люди, знавшие его с детства, были так жестоки, конечно, отец поступил непростительно — это Кевин понимал. Но ведь они с Микки были ни при чем, Тахир был так жесток по отношению к Микки. Что-то было общее между ним и бетой. За внешней красотой таился зверь. — Выходи, — разрешил Карл и бросил на пол тряпку, — вытрись тщательно. Кевин с ужасом осознал, что его опять ведут в ту комнату. Карл потащил его в угол. На полу была рассыпана мелкая галька и стояли кандалы. Бета надавил ему на плечи, заставляя упасть на колени. Карл закрепил ноги, скрутил сзади руки и зацепил цепочку ошейника за крюк, предварительно сильно укоротив ее. Теперь Кевин не мог даже шевельнуться. — Побудешь тут, у меня, в отличие от тебя, есть определенные обязательства, — с этими словами Карл вышел из комнаты, плотно закрыв двери. И время потянулось. Гладкие камушки превратились в шипы, ноги стали отекать и вскоре Кевин не чувствовал ступней, а связанные сзади руки невыносимо ныли. Он зажмурил глаза и вспомнил теплый весенний день: они вдвоем с Микки у речки. Микки ловит лягушку. «Это лучшая наживка для сома», — уверял он. Они тогда наловили полное ведерко лягушек, а потом вместо рыбалки на сома устроили лягушечьи бега. Папа, папа… Я хочу к тебе. Но пришел Карл, освободил Кевина и смотрел, как тот корчится на полу, не в силах подняться на онемевшие ноги. — Когда тебе надоест весь этот цирк, что ты тут устроил со стонами и конвульсиями — оденешься и вернешься туда, где мы начали свой разговор. Кевин дополз до лавочки. На ней аккуратной стопочкой лежала новая добротная одежда. Он с большим трудом оделся и, держась за стенку, стал подниматься вверх по лестнице, туда, где его ждал Карл и… накрытый стол. — Сначала покушай, — сказал бета. Кевин удивился вкусной и богатой еде. Суп, сочное мясо, березовый сок. — Мы начнем с простого, — начал бета и положил перед Кевином книгу, — ты ведь знаешь, что эта за книга? Омега кивнул. — Можешь отвечать вслух, я сейчас не запрещаю. — Это Хроника. — Точно. Здесь описаны не только подвиги наших предков, но даны и устои жизни: нравственной, общественной, семейной. Стремление к истине, благу и совершенству — свойства человеческой натуры. И ты, Терри, не исключение. Я понимаю, что причины, где-то от тебя не зависящие, заглушили свойства твоего внутреннего «Я». Ты понимаешь, о чем я говорю? Кевин опасливо кивнул в знак согласия, хотя ничего не понял из сказанного. Карл снисходительно посмотрел на него. — Терри, я не наказываю за правду, если что-то не понятно, дай знать. А ложь терпеть не могу, так же как и лицемерие. У тебя будет возможность еще в этом убедиться. Начни с двадцатой страницы, читай вслух. Карл прикрыл глаза и внимательно слушал Кевина, местами, в знак согласия с прочитанным, кивал. — Великолепно, не правда ли? Выучи наизусть эту главу, а я займусь своими трудами. Будь усердным, через время я проверю тебя. Кевин наклонился над книгой и старательно забубнил. Ему было страшно. Строчки никак не лезли в голову, как бы он не старался. Прошло много времени, прежде чем в комнату зашел Карл. — Я начну, а ты продолжишь, — с улыбкой сказал он, — и так, «Возьми себе за правило…»… — Быть благородным и честным… Карл поморщился. — Ты перепутал слова. Или ты думаешь это не столь важно? Все имеет свой смысл и значение. Ты расстроил меня. Я дал тебе достаточно времени. Протяни руку. Кевин закричал. — Не визжи! Ты не ребенок! Я сломал тебе всего лишь один палец. Терри, прекращай рыдать и посмотри мне в лицо. Вот так, умничка. Я не монстр. Я хочу тебе добра, хотя ты в силу своей ограниченности не понимаешь этого. Я дам тебе эту священную книгу с собой, тебе — никчемному рабу. Выучи все до буковки, начиная с сегодняшнего дня, чтобы в следующий раз рассказал все без запинки. А сейчас можешь идти — ты утомил меня. Кевин, сдерживая слезы, одевался. На пороге он услышал усталый голос. — Ты не воспитан: не поблагодарил за новую одежду, не говоря уже об остальном, забыл попрощаться. И видя, как сжался, вздрогнул всем телом мальчишка, махнул рукой. — Иди уже. Манерами займемся позже. Кевин брел, не разбирая дороги. Он очнулся только перед домом Мартина, с удивлением посмотрел на дверь, и присел на пороге. Мартин вышел из-за сарая, неся охапку дров. — Кевин, малыш. Ты тут? Как же… Проходи, давай, поднимайся, мой хороший, вот так, проходи. — Мартин, он мне палец сломал. Мартин охнул, еще быстрее засуетился. — Сейчас, мой хороший, я помогу. Он наложил шину, перевязал палец. — Вот так. Возьми, пожуй эту травку — сразу станет легче. Кушать хочешь? Но кушать не хотелось, а очень хотелось спать: Кевина разморило в теплой избе. И тут Мартин, неловко отводя глаза в сторону, пробормотал: — Может, у меня сегодня поспишь? Кевин тоже отвел глаза и стал осторожно подниматься на ноги. — Нет, что ты. Я к себе. Спасибо тебе. — Подожди, подожди, — засуетился Мартин, — я тебе тормозочек соберу, сейчас не хочешь, потом съешь. Мартин смотрел в спину уходящему ссутулившемуся Кевину и подумал о том, что тот вряд ли переживет зиму. И в который раз с тоской спрашивал себя: почему он так боится за себя? Отчего в нем это безволие? Разве не просил он много раз богов забрать его к Лохану? И зачем ты появился здесь, Терри! А Кевин стоял и смотрел на небо, на звезды и луну. И тоже думал. Вот они существуют очень долго, вечно. И на его памяти не менялись, а люди меняются и жизнь их преходящая. И что значит против вечных звезд и этой луны его боль, его унижение? Кевин еще раз с тоской посмотрел на ночное небо и отправился спать.