Безмолвные сказания

Вокруг нее царствует темнота. В небе вспыхивало полотно ярко светившихся звезд, напоминавшее собой идеальные силуэты людей и животных. Они светились и будто падали с небес, проникая в тело человека и принося ему лишь спокойствие и тепло. Искрящаяся луна манит своей таинственностью и привлекает человеческий взгляд. Королевская Гавань казалась совсем незаметной среди этой таинственной ночной тишины. — Леди Мерривезер, – послышался до боли знакомый голос. В покои медленно вошла женская фигура, одетая в черный плащ и окутанная неизвестностью. Мерривезер поспешно повернула голову к нежданной гостье и в следующую секунду была поражена тем, что скрывалось за этими убогими одеждами. "Неужели Королева-львица удостоила чести посетить меня", – подумала она. — Вы отослали меня, а теперь сами приходите ко мне. Что Вам нужно, Серсея? - спокойно проговорила она, подходя ближе к Королеве, словно какая-то необъяснимая сила притягивала ее к ней. Если не брать в расчет этот убогий плащ, львица выглядела вполне достойно и, несмотря на свой уставший и немного потрепанный вид, не уступала в красоте мирийской деве. Львица опустилась на колени и крепко обхватила себя руками. Не раздумывая, Мерривезер бросилась к своей Королеве. — Что произошло? – темноволосая ласково провела рукой по щеке Серсеи, та же в ответ обхватила ее руками и положила голову к ней на грудь. — Мне приснился ужасный сон. Мне приснился он. Этот монстр, выродок, убивший мою любимую мать во время родов, – все так же прижимаясь к ее груди, она медленно стала рассказывать свой сон. – Это были именины Томмена. В этот день люди со всего мира устраивали празднества во имя своего драгоценного Короля. Они пели песни, танцевали, устраивали разные турниры, славили моего любимого мальчика, говорили только добрые и искренне слова, молились за него и его будущее правление. Это был пир, который надолго бы остался в сердцах и памяти людей. И я была счастлива рядом со своим сыном. Наслаждалась каждым моментом, проведенным с ним, но старалась не подавать виду о вещи, которая больше всего терзала меня и рвала изнутри, словно жестокий и голодный лев рвет на куски бедную овцу... Мне принесли золотой сверток с эмблемой трехглавого дракона. Развернув его, я не смогла сдержать слез. Безжалостные люди перерезали маленькому львенку голову и отправили мне, дабы я насладилась последними моментами с сыном. Попрощалась с ним. Через несколько дней, в самый разгар бури и темной ночи, этот монстр преподнес мне маленькую головку моего милого Томмена, позволяя лицезреть это ужасное зрелище и слышать его уродливый голос и смех. Неужели это моя судьба? Потерять мать, отца, первенца... Боги еще не достаточно истерзали мою и до того бедную душу. Они смеются надо мной, они забирают моих любимых, и мой Томмен, моя Мирцелла. Мои бедные дети. Они так молоды и невинны. Томмен – тот Король, который нужен этому миру... Нет, они не получат его. Они не заберут моего сына и мою дочь, мою надежду и последний лучик света в этом суровом, ужасном и жестоком мире. Серсея хотела заплакать на руках у темноволосой девы, но не стала показывать себя слабой, она все же львица, хотя и знала, что леди Таэна стала для нее самым близким и доверенным другом. Таэна Мерривезер с сожалением посмотрела на львицу, находившуюся в ее руках, слегка дотронулась горячими, словно самое настоящее пламя дракона, губами ее щеки и, взяв ее нежное лицо в руки, прошептала: — Это все вино, оно ударило Вам в голову. Или же это все безумные игры Тиреллов. Приспешники Маргери мстят Вам за то, что Вы посадила их юную королеву в тюрьму. Вы львица. А львицы ничего не боятся и их уж точно не смогут запугать такие овцы, как Тиреллы. И Вы восхитительная женщина, Серсея. Позвольте мне сделать Вам приятно. Позвольте делать все для Вас. Позвольте этой ночью и все последующие наслаждаться Вами и Вашим телом, – мирийка помогла Королеве подняться и аккуратно усадила ее на постель. Распуская свои густые черные волосы, мирийка легким движением руки избавилась ото всех одежд, представая перед королевой обнаженной и позволяя ей насладиться ее идеальным телом. Тело Мерривезер действительно было идеально. Деля с ней ложе, Серсея не раз говорила о ее упругих грудях, которые, наверное, каждый мужчина был бы счастлив ласкать, но Таэна была верна своему мужу. Но, когда речь заходила о Серсее, эта безумная верность внезапно куда-то исчезала. Таэна поднесла указательный палец к своему рту и нежно облизала его, спуская ниже, к шее, а после к грудям и ласково проводя им возле сосков, оставляя после него легкий влажный след. Серсея так же не могла оставить без внимания ее плоский животик, который не мог сравниться с ее, ибо рождение троих детей давало о себе знать. Мирийка изящно прогнула спину и приблизилась к королеве, позволяя ей вкусить сладость ее пламенных губ. Серсея с жадность сжала грудь девушке, желая ей причинить боль, как обычно причинял ей неописуемую боль ее ненавистный супруг Роберт. На что Таэна только издала легкий стон, не отрывая своих горячих губ от холодных губ Королевы. Они были словно как лед и пламя. Их невозможно было оторвать друг от друга или разлучить. Они наслаждались друг другом. Серсея приходила к ней и делила с ней ложе, когда ей было плохо и когда нужно было принять важно решение, тело леди Мерривезер, губы и особенно ее груди помогали ей в этом, Таэна же просто не могла не восхищаться красотой своей Королевы и уже была не в силах скрывать ото всех свои тайные пристрастия. Пока ее бедный и любимый муж разбирался в государственных делах, она, тайно ото всех, делила ложе с Королевой-львицей. Возможно, если бы он узнал, то сказал бы ей спасибо, ибо он потерял многое и опустился ниже не куда. Но, благодаря этой крепкой связи с Королевой, ему вернули его величие и то, что по праву принадлежало ему. Позже Серсея вошла в нее одним пальцем, а потом уже двумя и тремя, доставляя девушке невероятное удовольствие и успокоение самой себе. Но, к сожалению, эта мирийская дева не могла ей заменить Джейме. С каждым разом входя в нее пальцами, то и дело ускоряясь, она представляла, будто Джейме с каждым разом все жестче и жестче входит в нее, поначалу доставляя ей боль, а позже невероятное удовольствие. “Удовольствие не может быть без боли” – промурлыкала Серсея на ухо темноволосой, продолжая все жестче и жестче входить в нее и нежно проводить языком по губам и носику девушки. Прошло больше часа, прежде чем они закончили, и Серсея властно раскинула руки по обе стороны на постели. Этот ужасный сон она уже давно позабыла и была готова продолжить свои игры со своей любимой игрушкой, но той требовалось немного времени для передышки и отдыха. На такие случаи в своих покоях Таэна всегда готовила две чаши с крепким красным вином и разные кушанья, которые она так же разделяла вместе с Серсеей. — Что будет, когда люди узнают о нас? – спросила Таэна у Серсеи, заглядывая в ее страстные глаза. — Они не узнают, – с уверенностью в голосе, проговорила Серсея. "Конечно они не узнают" – думала львица. Она столько лет скрывала их сильную любовь с Джейме. Даже ее дети не вызывают к себе никаких сомнений. — Никто о нас не узнает, любовь моя. Поверь мне. После ареста Серсеи Верховным септоном прошло больше трех дней. Сердце Таэны разрывалось и ее душа медленно, но верно погибала. Тело окутала неописуемая боль. Уже три дня она не видела сына, и это наводило на нее ужаснейшую тоску. После своего "предательства" все, что она видела перед тем, как погрузится в пучину боли, - это было лицо мужа. Его бесчувственные мертвые глаза, которые смотрели на нее и ничего не испытывали и не чувствовали по отношению к ней. В его взгляде не было больше столько нежности и добра, как было в нем до рождения их сына и после. Неужели эта связь с королевой так его задела? Что может быть еще хуже его пустых глаз? Если только расставание с любимым сыном, которого она любила больше жизни, больше себя самой и была готова сделать все ради него. Даже терпеть своего мужа, только бы увидеть его вновь. Поцеловать его, спеть ему любимую песенку и просто прижать его к себе и больше никогда не отпускать от себя. Опустив голову вниз и упираясь о стену одной рукой, Мерривезер стояла возле распахнутого окна. Холодный ветер дул ей в лицо, а теплые лучи солнца, касающиеся ее гладкой и нежной оливковой кожи, ослепляли ее, заставляя ее аккуратный носик с каждым разом морщиться. Леди Мерривезер всегда носила только самые яркие и немного откровенные платья. Если бы ее сейчас увидела Серсея, то вполне бы могла подумать, что у нее кто-то умер, ибо Мерривезер надевала черные платья, которые смотрелись на ней ужасно, только в чрезвычайно редких случаях. За эти дни она очень исхудала и совсем не спала. Ее темные глаза стали еще больше из-за пролитых слез и бессонных ночей. Каждый раз, навещая ее, Ортон Мерривезер поражался суровости и уродливости своей жены. Он не видел в ней больше ту игривую леди Мерривезер, которая была очень важна для Королевы, с которой они всегда вместе шутили, попивая крепкие вина, вкушая запахи друг друга и обсуждая юную королеву Маргери. Расставание с сыном сломало ее. Но Ортон не мог позволить этой блуднице не то что дотронуться до мальчика, он даже не мог позволить ей взглянуть на него. Дверь медленно отворилась, и в покои поспешно зашел мужчина. Первым делом он взглянул на совсем не тронутую постель и на очень аппетитный лимонный пирог, который она так любила, а после взглянул на свою жену, больше виня себя в таком ее состоянии, в ее молчаливости, не желании что-либо есть и спать. Зная все то, что она сделала, Ортон не переставал любить ее и восхищаться ей, ее силой и стойкостью. Ему было очень жаль ее, но Таэна не из тех дам, которые будут унижаться перед мужчиной ради какой-то выгоды. — Ты ничего не поела. Дорогая Таэна, так не может продолжаться вечно, – с болью в голосе проговорил он, медленно подходя к жене и ласково обнимая ее сзади, дабы хоть как-то поддержать бедную женщину. В его огромных грубых руках она оказалась очень маленькой и испуганной, он не ощущал ни жизни, ни силы в ее теле, только боль, пронзающую каждую клеточку ее хрупкого тельца. — Так будет до тех пор, пока ты не позволишь мне увидеть моего сына, – она выдавила это из себя, хоть и сил на разговоры у нее не было. Мужчина удивился. Это были первые ее слова за последние два дня. Женщина повернулась к мужу, прислонилась к его щеке холодными, как самая суровая зима, губами и медленно опустилась вниз, вставая пред ним на колени и впервые в жизни униженно выставляя себя перед мужчиной. Представляя себе еще день без сына, она не смогла сдержать слез. Ее тело пронзила страшная и острая боль, от чего она уткнулась лбом в колено мужа. Она сжала руки возле груди и забилась в безудержном плаче. Ортон не мог видеть женских слез, поэтому он резко отвел глаза, положив свою руку на голову жены, нежно поглаживая. — Позволь мне увидеть его. Пожалуйста, – вздрагивая от страданий и захлебываясь от волнения, хрипло произнесла Таэна, поднимая свои красные, наполненные слезами глаза на мужа. Ортону стала жалко ее и свою разбитую жизнь. Облизывая на губах соленые слезы, Таэна продолжила, — Пожалуйста. Мой любимый дорогой муж. Ради всего святого, ради меня, ради нашей семьи. Я не смогу жить без него. Я не хочу жить. Не хочу, – вздрагивая и давясь слезами, шептала Таэна. Она будто молилась о своей скорейшей кончине, но жизнь не опускала ее, она боролась за нее. Больше всего ее волновал ее маленький мальчик и только ради него она должна продолжать жить и ради него должна верить, что муж ее когда-нибудь простит. Таэна закрыла глаза и мокрыми от слез губами поцеловала руку мужа. — Я прошу теб…Вас. Я прошу Вас, мой дорогой Ортон, молю, позвольте мне увидеть сына, – не переставала шептать она. Мужчина с горечью и обидой в сердце молча покачал головой и сжал руку в кулак. — Я делала это ради тебя! Я спала с ней только ради тебя. Только благодаря мне ты вернул свое лицо и имя. Благодаря мне! – с яростью и уверенностью в голосе сказала она. И Ортона это еще больше взбесило. — Я сегодня же увезу его. Ты никогда его не увидишь, – жестоко отрезал он, убирая ее голову со своего колена и быстрыми шагами направляясь к двери. — Закройте ее и никого не пускайте к ней. Пусть умрет с голоду. — Умоляю тебя, Ортон, позволь мне увидеть его... Давай уедем отсюда. Прошу. Все будет так, как было раньше. Умоляю тебя, — сердце ее бешено заколотилось и руки задрожали. Ортон на мгновение остановился возле двери, взглянул на нее, будто переваривая ее слова. Через несколько секунд он махнул головой стражникам, и те мгновенно закрыли дверь, оставляя бедную женщину совсем одну со своим горем. Это расставание сдавило ей сердце и в ее лихорадочных мыслях уже слились воедино все ее потери. Ее тело пронзила страшная боль, от чего она вздрогнула и, закрывая руками лицо, зарыдала. Эта безумная любовь к своему сыну, боль от разлуки с ним сжигала ее изнутри, помогая осмыслить ее неверные поступки и слова. Печаль в ее глазах граничит с отчаянием. Не чувствуя более сил в ногах, она медленно опустилась с колен на бок и обреченно закрыла глаза. "Что же я наделала", – с этой мыслью она погрузилась в глубокий и беспокойный сон.